Текст книги "Быть вместе"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Затем, нисколько не заботясь о соблюдении приличий и не обращая внимания на предложение Себастьяна, чтобы в ночные часы с Харриет оставалась Наринда, вошел с Харриет в ее палатку и опустился с ней так осторожно, как если бы она была ребенком.
– Папа! – несколько раз вскрикивала Харриет, хватаясь за Рауля, и успокаивалась, почувствовав силу и защиту его рук.
А потом, когда рассвет окрасил небо в кроваво-красный цвет, она удивленно произнесла:
– Рауль.
У него вырвался дрожащий вздох облегчения, и он крепче прижал ее к груди.
– Рауль, – тихо прошептала Харриет и, неуверенно подняв руку, обвела пальцами контур его худого лица. – Рауль.
Его темные глаза заглянули ей в глаза, и он поцеловал ее долгим, томительным поцелуем со все нарастающей страстью.
Ее руки скользнули вверх и обвились вокруг его шеи. Харриет ничего не хотелось больше, чем окунуться в сладость его рта, полностью сдаться, своим телом почувствовать тепло его тела. Где они? В Бербере? В Хартуме? Ее окружили лица и картины, и у Харриет закружилась голова.
Рынок рабов в Хартуме. Голос потягивающего вино Себастьяна, небрежно произносящий: «У Бове только одна любовница – черкешенка Наринда». Рука Рауля, сжимающая руку Наринды. Наринда, стоящая на коленях у его ног, Наринда, зашивающая ему рубашки. А затем плотину воспоминаний прорвало. Она снова стоит как невольница перед Латикой и Раулем, и ее покупают. Она куплена, как когда-то была куплена Наринда, – куплена Раулем Бове как рабыня.
У Харриет запылал лоб, ее охватил огонь, грозивший лишить ее жизни, губы Рауля обожгли ей губы, и она, отвернув голову в сторону, забарабанила кулаками по его груди и плечам, выкрикивая:
– Не прикасайтесь ко мне! Не прикасайтесь ко мне! Никогда не прикасайтесь ко мне!
Рауль вскинул голову так резко, словно его ударили, а Харриет, выворачиваясь из его объятий, нарочно позвала:
– Себастьян!
– Значит, Себастьян? – Стиснув зубы, Рауль сжал ее так крепко, что ее зов превратился в крик боли. – И что ваш драгоценный Себастьян сделал для вас в деревне Латики? Он рисковал своей жизнью ради вас? Он нес вас в безопасное место?
Но Харриет больше не слушала его. Она знала только одно – ей нужно освободиться из его рук, ей нужно вернуть себе чувство собственного достоинства.
– Я не Наринда! – с мукой выкрикнула она и ногтями оставила у него на щеках длинные глубокие царапины. – Я не рабыня, которой можно пользоваться для собственного удовольствия!
У Рауля кровь застучала в висках, глаза заволокло, красным туманом. Он несколько месяцев мечтал о ее теле, он рисковал своей жизнью ради нее, а теперь, оказавшись в безопасности, она зовет Крейла! Его железная воля сломалась, он пальцами больно схватил Харриет за волосы и откинул ей назад голову, так что его глаза смотрели прямо ей в глаза.
– Вы именно рабыня! – выкрикнул он, не обращая внимания на упорные попытки Харриет вырваться от него. – Спросите вождя Латику! Спросите сотни его воинов! Спросите Крейла и Лейна! Вы проданы с аукциона, как рабыня, и куплены, как рабыня! И ей-богу, я буду наслаждаться вами, как рабыней!
На этот раз в его губах, набросившихся на ее губы, не было ни капли нежности. Его тело, прижавшее Харриет к земле, теперь было не защищающим, а жестоким, угрожающим – чрезвычайно возбуждающим. Харриет услышала тяжелые удары его сердца у своей груди, и страсть, которой она так долго сопротивлялась, поглотила ее. Харриет оказалась в огне, который разгорался и пожирал все, не зная границ. Губы Рауля обжигали ей губы, причиняли боль, искали, требовали, но Харриет в глубинах души все же нашла силы на один последний отчаянный протест, и когда слово «Нет!» вырвалось из нее, полог палатки распахнулся и чьи-то руки яростно вцепились в Рауля.
Харриет откатилась из-под него, тяжело дыша и рыдая от стыда за свою слабость.
Вывернувшись как угорь, Рауль ударил кулаком в первое же лицо, попавшееся ему на глаза. Им оказалось лицо Себастьяна, который, завертевшись, вылетел из палатки в грязь и пыль, а через несколько секунд за ним последовали Уилфред Фроум и Марк Лейн, а потом выскочил и сам Рауль.
Двумя молниеносными движениями Рауль лишил Уилфреда Фроума способности что-либо предпринимать, и только удар Марка Лейна, еще носившего церковный воротник, привел его в чувство. Они стояли друг перед другом, сжав кулаки и тяжело дыша.
– Не будьте дураком, Рауль. Я не хочу вас бить, – задыхаясь, сказал Марк.
– Если вы это сделаете, я изобью вас до потери сознания, – хрипло рассмеялся Рауль.
– Если это то, что поможет вам прийти в себя, то я согласен. Бейте, я вытерплю.
Рауль долго пристально смотрел на него, а потом выругался, круто развернулся и почти побежал, стремясь поскорее покинуть лагерь, чтобы избавиться от осуждающего взгляда Марка Лейна, избавиться от присутствия Харриет, доставляющего мучения. Марк Лейн, стараясь восстановить дыхание, вытер текущую изо рта струйку крови.
– Он в своем уме? – поинтересовался Уилфред, с трудом поднимаясь на ноги. – Он вернется?
– Он в своем уме, и он вернется, – ответил Марк Лейн и пошел туда, где стояла Харриет.
Себастьян, утешая Харриет, обнимал ее рукой за плечи, а у нее, казалось, были одни только огромные глаза на побелевшем лице.
– Вы не должны слишком плохо думать о Рауле, – все еще не отдышавшись, сказал Марк. – Он перенес тяжкие испытания…
– Как все мы, – грубо перебил его Себастьян.
– Но именно Раулю досталась основная тяжесть.
– Пожалуйста, не оправдывайте его, – заговорила Харриет, сдерживая слезы. – Он не заслуживает прощения.
– Мы с Фроумом на рассвете отправляемся обратно в Гондокоро, – сухо сообщил Себастьян. – Имисс Латимер едет с нами. И еще, чтобы вы знали, ее репутация не будет запятнана. Она только что оказала мне честь, приняв предложение стать моей женой.
– Это правда?
Марк в полном недоумении уставился на Харриет.
– Да, – холодно встретив его взгляд, ответила она с едва заметной дрожью в голосе. – Это правда.
Харриет повернулась и, войдя в палатку, опустила за собой полог.
Глава 10
Наринда с торжествующим блеском в глазах, не обращая внимания на нерешительные возражения Уилфреда, подбежала к своему мулу и, усевшись на него, направила животное в том же направлении, в котором исчез Рауль.
Себастьян подошел к палатке Харриет, но в замешательстве остановился, услышав отчетливый звук рыданий.
– Странное поведение для счастливой невесты, – саркастически заметил Уилфред Фроум, возвращаясь в свою палатку.
– При данных обстоятельствах я нахожу поведение моей невесты вполне понятным. – Себастьян с угрожающим видом шагнул к нему. – Я намерен покинуть этот лагерь как можно скорее, чтобы ей не пришлось снова увидеть этого негодяя.
– Разделится ли наша группа и если да, то когда это случится, будет решено надлежащим образом, – спокойно сказал Марк Лейн.
– Мне выбирать, когда это будет! – бросил Себастьян и отвернулся от палатки, не в состоянии набраться мужества, чтобы утешить свою невесту.
Харриет плакала до тех пор, пока у нее уже не осталось больше слез. Долгие часы плена в хижине туземцев заставили ее посмотреть в лицо мучительной правде. Не важно, что он делал, не важно, каким отвратительным было его поведение, она всегда будетлюбить Рауля Бове. Она не могла ничего с собой поделать. Стоило ему только прикоснуться к ней, как у нее закипала кровь. Даже когда он больно откинул ей назад голову и целовал ее с такой свирепостью, что потом у нее кровоточили губы, она все равно ему отвечала, и ее последний протест в его объятиях был просто пустой видимостью. Только Себастьян с товарищами спас ее от окончательного позора. Харриет, тихо застонав, прикрыла лицо локтем. Чем она провинилась, что вынуждена терпеть такие мучения? Она не поощряла его, не обращала на него внимания, отказывалась поддаваться его обаянию, против которого не устоял Марк Лейн и даже вождь Латика. И что толку? Она так же покорена им. Она ничего не может сделать, чтобы освободиться от каприза собственного сердца.
Харриет охватило безысходное отчаяние. Как она будет жить без радости видеть его? Не будет слышать его низкий бархатистый голос? Не будет ловить его скупые улыбки, не будетЪбъектом его жестокого гнева? Как она будет жить без человека, которого любит больше всех на свете?
Харриет встала и подняла полог палатки. На небе среди множества звезд сияла луна. Харриет различила темный силуэт Марка Лейна, который с ее «флетчером» продолжал бодрствовать в карауле. Она подумала, не вернулся ли Рауль, и поняла, что нет.
Опустив полог, Харриет снова легла. Наследующий день их пути разойдутся. Она вернется в Хартум с Уилфредом и Себастьяном, и Африка, которую она любила, будет навсегда потеряна для нее. Без Рауля она ей не нужна.
Рано на рассвете Харриет услышала стук копыт мула и тихий смех Наринды, когда Рауль что-то отрывисто сказал Марку Лейну. Дрожащими руками она начала заплетать волосы. Ночь для Рауля не была одинокой. Харриет сомневалась, что он хотя бы мгновение думал о ней; он так же легко попрощается с ней, как с Себастьяном или Уилфредом. Прежде чем выйти из палатки, Харриет немного помедлила, чтобы взять себя в руки и придать себе невозмутимый вид, а потом, сделав глубокий прерывистый вдох, крепко сжала вместе руки и вышла из палатки в прекрасное раннее утро.
Рауль был бледен, вокруг его рта залегли глубокие морщины, а когда он услышал то, что сказал ему Марк Лейн, его глаза наполнились неверием.
Он повернулся в ее сторону, и от его едва сдерживаемой ярости Харриет приросла к месту.
– Вы решили выйти замуж за Крейла?
Вопрос был подобен удару хлыста.
Харриет заметно вздрогнула и увидела, что Марк Лейн предостерегающе коснулся рукой локтя Рауля.
– Да.
Она храбро выдержала взгляд Рауля, но ее голос был едва слышен.
– Оставьте в покое мою невесту, Бове.
Себастьян подошел к ним, угрожающе положив руку на рукоятку висевшего у него на боку пистолета Уилфреда Фроума.
Рауль пристально смотрел в глаза Харриет, но в темных глубинах его глаз она не могла ничего прочитать.
– Мы упаковали вещи и готовы в обратный путь, – холодно продолжил Себастьян. – Фроум отправляется с нами, как и большинство носильщиков.
Наконец, когда Харриет почувствовала, что больше ни секунды не выдержит его взгляда, Рауль отвел глаза и отрывисто сказал Марку Лейну:
– Я продолжаю путь. Выбор за вами.
– Я иду с вами.
– Наринда вернется вместе с вами. Опасности впереди слишком велики.
Рауль коротко кивнул Лейну и, не обращая внимания ни на Себастьяна, ни на Харриет, обратился к Уилфреду Фроуму.
– Нет! – протестующе выкрикнула Наринда.
У нее по щекам потекли слезы, и она, бросившись к Раулю, обняла его за шею.
Харриет отвернулась. Она впервые почувствовала сострадание к хорошенькой рабыне. Наринда стала ненужной, и от нее избавлялись – как и от самой Харриет.
Крики и рыдания продолжались до тех пор, пока лошади не были нагружены и от лагеря не осталось ни малейшего следа.
Рукопожатий при расставании не было, Себастьян просто коротко кивнул в сторону Рауля и Марка, Уилфред что-то смущенно пробормотал, а Нарйнда, хотя ее мольбы и слезы были напрасны, продолжала рыдать с искаженным от горя лицом.
Харриет чувствовала себя так, будто из ее тела выжали весь воздух. Она сидела на лошади, сжимая руки так крепко, что ногти оставили отметки на ее коже. Все ее существо требовало сделать то же, что сделала Нарйнда: соскочить с седла, побежать к Раулю, броситься к его ногам и умолять его взять ее с собой. Глаза Харриет были полны страдания, она прекрасно представляла себе, с каким презрением он смотрел бы на нее, если бы она это сделала, и поэтому гордо сидела на лошади, выпрямив спину и высоко подняв голову. Ее жизнь закончена, но никто об этом не узнает.
Себастьян тронулся с места, лошадь Уилфреда нетерпеливо подтолкнула сзади лошадь Харриет, и ее лошадь тоже двинулась. Харриет покидала Рауля. Никогда больше она его не увидит.
– Харриет! – вырвалось ее имя из горла Рауля.
Лошади перешли на легкий галоп, а Рауль, снова окликнув Харриет, побежал со скоростью пантеры и схватил поводья ее лошади.
– Харриет!
На короткое мгновение его рука легла на ее руку, Харриет зажмурилась, и ее лицо лишилось последней кровинки.
– Прощайте, моя дорогая, – сказал он, а Харриет ничего не смогла ответить из-за непролитых слез, перехвативших ее горло.
В этот момент Себастьян стегнул по крупу ее лошади, та поскакала быстрым галопом, а Рауль остался стоять, глядя вслед удалявшейся группе.
– Чертов наглец, – проворчал Себастьян.
Когда Харриет повернулась в седле, она уже не увидела Рауля. Быть может, когда-нибудь она прочитает о его возвращении или о его смерти. Харриет не ощущала жары, не слышала разговора Уилфреда и Себастьяна, не замечала слез Наринды. Она провалилась в мир такого несчастья, что казалось невероятным суметь пережить его. Прикосновение Рауля еще горело на тыльной стороне ее ладони, и она, подняв руку и прижав это место к щеке, проезжала милю за милей, не видя ничего, кроме его лица и темных, непроницаемых глубин его глаз.
Несколько чернокожих носильщиков, не поладивших с Себастьяном и Уилфредом, решили возвратиться и сбежали обратно, так что, когда разбивали лагерь, оказалось, что их осталось лишь половина из того количества, с которым они отправились.
– Подлые псы.
В голосе Себастьяна угадывался страх. Прежде Крейл никогда не занимал место руководителя и не стремился к нему.
– Рауль и Марк будут рады им, – тихо заметила Харриет.
– Какое вам дело, будет рад им Бове или нет? – огрызнулся Себастьян, чувствуя, как у него по затылку поползли мурашки при донесшемся издали рычании голодного зверя.
– Я хочу, чтобы его экспедиция была успешной, – честно ответила Харриет.
– Как она может быть успешной? – рассмеялся Уилфред. – У них даже нет оружия.
– Они добьются успеха, – с твердой убежденностью стояла на своем Харриет, складывая костер, пока Себастьян, Уилфред и Наринда наблюдали за ней, даже не думая предложить свою помощь.
– Никто никогда больше не услышит о них, – с уверенностью заявил Себастьян. – Уилфред доложит Географическому обществу о недостойном поведении Бове и неисполнении им руководства, и мы с Уилфредом возглавим другую экспедицию, лучше оснащенную и лучше информированную. После того как мы поженимся, – добавил он с запозданием.
Пламя костра разгорелось, и Харриет, поднявшись, повернулась лицом к Себастьяну:
– Простите, Себастьян, мне совсем не следовало принимать ваше предложение. Я приняла его так же, как оно было сделано, – в момент чрезвычайного стресса. Я буду признательна, если мы не станем снова возвращаться к обсуждению этой темы.
Себастьян сжал губы, он был готов возразить Харриет, но блуждающий зверь снова зарычал, и теперь этот звук ни с чем нельзя было спутать.
– Лев, – побледнев, прошептал Уилфред, и мужчины переглянулись.
– Огонь отпугнет его, – нервничая, отозвался Себастьян.
– Один из нас должен его выследить, – сказал Уилфред.
– У вас пистолет.
– Но вы охотник.
У Себастьяна лоб покрылся потом, а Уилфред тревожно переступил с ноги на ногу.
– Можете взять мой «флетчер», – предложила Харриет Себастьяну и была награждена таким злобным взглядом, что ей стало страшно.
Уилфред охотно сходил за «флетчером» и протянул его неблагодарному Себастьяну.
– Вы едете на восток от лагеря, а я на север, – взбешенно сказал Себастьян, выхватив оружие у него из руки. – Он где-то здесь поблизости.
Уилфред уныло подчинился распоряжению, а Харриет занялась поисками среди их запасов чего-нибудь такого, из чего можно было бы приготозить подходящую еду.
Без Рауля носильщики стали неприветливыми и не помогали, а Наринда неподвижно сидела у костра, с тоской в глазах глядя в огонь. Харриет вздохнула. Без соли она ничего не могла приготовить, а соль была в одном из тюков, которые носильщики весь день пожаре несли на головах.
Оставив потрескивающий костер и группу туземцев, она сама принялась искать соль. На нее навалилась зловещая тишина африканской ночи: лев больше не рычал, и цокота копыт не было слышно.
Харриет нашла растительное масло и специи, но не соль. Носильщики побросали свою поклажу в страшном беспорядке далеко от того места, где Себастьян поставил палатки, и Харриет пришлось отойти дальше от мерцающего света лагерного костра в непроглядную темноту. Ее юбка зацепилась за куст акации, и когда Харриет потянула ее, чтобы освободить, ей на руку дождем посыпалась мертвая саранча. Стряхнув ее, Харриет посмотрела на темные очертания акациевого куста: на смертоносные колючки были насажены десятки мертвых насекомых. Они добровольно прилетели прямо на куст к внезапной и болезненной смерти, также как она добровольно бросилась в объятия Рауля и обрекла себя страдать всю жизнь.
Рычание и крики раздались одновременно. Секунду Харриет не могла пошевелиться, а потом побежала обратно к лагерному костру и нападающему льву. Стоя над Нариндой, он злобно размахивал хвостом из стороны в сторону и, оскалив смертоносные зубы, вонзил их в свою тщетно сопротивляющуюся жертву.
– Застрелите его! – крикнула Харриет Уилфреду, который, словно окаменев, стоял по другую сторону костра. – Ради Бога, застрелите его!
Но Уилфред стоял, смотрел и дрожал, как паралитик.
Харриет в бешенстве бросилась к нему и выхватила у него пистолет. При этом она привлекла внимание огромного хищника, так как ей пришлось пробежать всего в шаге от него, но ее это не заботило. Наринда была еще жива и жалобно стонала. Лев, выпустив ее из пасти, повернулся к Харриет, а Уилфред закричал и скрылся в темноте, оставив Харриет одну перед лицом смерти. Она ощущала запах крови Наринды и запах собственного страха. Мощное животное со светящимися в темноте темно-желтыми глазами припало к земле, готовясь прыгнуть.
Наринда, нечленораздельно вскрикнув, умоляюще вытянула руку в сторону Харриет.
С громким рычанием лев сделал прыжок, и Харриет нажала на курок.
В движении животное сбило ее с ног и придавило своим весом. Харриет, стараясь освободиться от горячего тела, кричала, отталкивала его, колотила.
Ее лицо, блузка и юбка были в крови, она захлебнулась своими криками и утонула в них, а потом почувствовала, что ее обнимает Себастьян.
– Все в порядке! Он мертв! Мертв!
Себастьян судорожно дрожал.
– Наринда, – с трудом выдохнула Харриет и, оттолкнув его, побежала к смуглокожей девушке.
Наринда едва слышно всхлипывала, когда Себастьян нес ее в укрытие палатки. Всю ночь напролет Харриет разрывала свои нижние юбки и вообще все, что могло помочь остановить поток крови, и все время Наринда смотрела ей в глаза и бормотала:
– Я видела. Он убежал, а ты осталась. Я видела. Я видела.
Когда Уилфред вернулся, ни Себастьян, ни Харриет с ним не разговаривали, а он, хотя его никто об этом не просил, непрерывно кипятил воду, сжигал пропитанные кровью повязки и помогал делать новые.
– Она выживет? – спросил Себастьян, когда рассвет окрасил небо золотом.
Харриет отрицательно покачала головой. Она держала Наринду за руку и протирала ее лихорадочно горячий лоб.
– Я видела, – снова сказала Наринда, открыв глаза. – Я видела, и я виновата.
– Не разговаривай, – мягко остановила ее Харриет, – побереги силы.
Наринда покачала головой.
– Я виновата, – с огромным трудом повторила она; ее голос был тихим шепотом, но взгляд настойчивым. – Я ненавидела тебя, и я виновата.
– Пожалуйста, больше не разговаривай, Наринда. – Харриет смочила ей губы питьевой водой. – Постарайся уснуть.
– Нет! – Наринда сжала руку Харриет крепче, и ее глаза широко раскрылись. – Ты должна идти к нему. Он любит тебя, и ты должна идти к нему.
– Она бредит, – быстро сказал Себастьян, но Харриет, не обращая на него внимания, смотрела в глаза Наринде.
– Я знала, – задыхаясь, снова заговорила девушка, – ты была уверена, что я его любовница. – Ее блестящие глаза наполнились слезами. – Я никогда не была его любовницей. Мой хозяин заботился обо мне, и он добрый, но он никогда не любил меня, он никогда никого не любил.
Она замолчала, чтобы перевести дыхание.
У Харриет дрожали руки, когда она протирала Наринде лоб. Голос Наринды становился все слабее, и Харриет пришлось наклониться ближе, чтобы услышать каждое слово, произнесенное с трудом.
– Он любит тебя, – прошептала Наринда. – Он сказал мне это в Хартуме. И Хашиму сказал. Он сказал… – она тяжело вздохнула, – он сказал, что собирается на тебе жениться.
Протяжный глубокий вздох слетел с губ Харриет.
– Я была рада, когда ты отказала ему, когда ты подумала, что я… что я…
– Ш-ш-ш, Наринда, не нужно больше ничего говорить.
– Скажи, пойдешь ли ты к нему?
– Да, я пойду к нему.
Улыбка коснулась губ Наринды.
– Я виновата, – снова повторила она и умерла.
Наступила долгая тишина, Харриет, присев на пятки, продолжала держать в руке руку Наринды.
– Она не понимала, что говорит, – наконец натянуто произнес Себастьян.
– Она прекрасно понимала, что говорит. В одном только она ошибалась: Рауль, возможно, и собирался сделать мне предложение, но никогда его не делал. Если бы он его сделал, я никогда бы не отказала ему, независимо от того, существовала Наринда или нет.
Харриет медленно поднялась на ноги и вышла из палатки на утренний солнечный свет.
– Что вы собираетесь делать? – с тревогой спросил Себастьян, выйдя из палатки вслед за Харриет и остановившись рядом с ней.
– Я собираюсь сделать так, как сказала Наринда. Я пойду к нему.
Лицо Себастьяна, столь привлекательное в Хартуме, за последние несколько дней преждевременно состарилось, и на нем отражалась новая тревога.
– Это невозможно! Для нас возвращение во владения Латики – это самоубийство.
– Я возвращаюсь, – тихо повторила Харриет. – Я еду к Раулю, и если для этого нужно пересечь земли Латики, я это сделаю.
– Я не могу… не хочу… – запинаясь, бессвязно залепетал Себастья н.
– Меня не нужно сопровождать, – улыбнулась Харриет, взглянув на него. – Возвращайтесь с Уилфредом в Хартум. К Раулю я отправлюсь одна. Прошел всего день с тех пор, как мы расстались. Я найду его и уже никогда не оставлю.
Она торопливо укладывала небольшой запас провизии в свою седельную сумку.
– Но если вы погибнете… – слабо запротестовал Себастьян.
– Моя жизнь принадлежит только мне, Себастьян. – Харриет широко улыбнулась сияющей, полной истинного счастья улыбкой. – И я могу делать с ней все, что мне захочется.
На прощание Себастьян поцеловал ее в щеку, а Харриет пожала руку пристыженному Уилфреду.
Уилфред был трусом, а она дурочкой. Она уже заплатила за свою глупость, и, нет сомнения, Уилфред заплатит за свою трусость. Но собственный недостаток Харриет считала менее отвратительным, чем его, и никогда больше она не даст глупости обладать ею.
Харриет почувствовала себя свободной, как птица, которую держали в клетке, а потом неожиданно выпустили летать в бескрайнем небе. И ее сердце пело, как птица, когда провожаемая двумя мужчинами Харриет галопом скакала в великие, безбрежные просторы Африки.
Впереди ее ожидали еще не исследованные земли и мужчина, которого она любила всей душой. Отчаяние превратилось в надежду, а надежда в уверенность: больше не будет глупой гордости. Она принадлежала Раулю, Рауль принадлежал ей. Просто она должна сказать ему это.
Харриет скакала энергично и уверенно и, разбивая на ночь лагерь в одиночестве, не испытывала страха. Еще день, самое большое два, и она снова будет с Раулем. Ее маленький костер смело мерцал в бархатной темноте. Харриет села поближе к нему и обхватила руками колени. Она сама сделала себя несчастной. Она не проявила ни сочувствия, ни понимания. Хотя Наринда не могла сказать ей этого, Харриет теперь знала, почему Рауль купил девушку и обращался с ней с той же учтивостью, как обращайся бы с европейской девушкой. Он делал это потому, что в его глазах туземцы и европейцы были равны и требовали равного уважения. И так же он обращался с Хашимом, так же обращался со всеми, кто имел с ним дело, если только они не посягали на его собственный кодекс чести, как сделал паша.
Доброта побудила Рауля купить Наринду и спасти ее от ужасной жизни, доброта побудила его позаботиться о самой Харриет в пустыне. Но эту доброту абсолютно не понимали в Хартуме. Харриет могла представить себе, с каким презрением Рауль относился к тем, кто, как и она сама, считал мотивы его поступков низменными. У Харриет вспыхнули щеки. В те, теперь далекие, дни в Хартуме она не заслуживала его любви. Она была глупой и наивной. Теперь она совсем не такая.
На рассвете Харриет снова отправилась в путь, а в сумерках опять одна остановилась на ночевку. У нее была еда еще на два дня путешествия, и она знала только то, что Рауль направляется на юг. Ей следовало бояться за свою жизнь, но вместо этого Харриет была наполнена спокойной уверенностью, что он всего лишь немного впереди нее.
На третий день, когда солнце опускалось в кроваво-красном мареве, Харриет, поднявшись на холм, увидела вдалеке внизу на коричневато-желтой равнине две фигуры. Они снова приблизились к Нилу, который протекал между берегами, покрытыми травой и густыми зарослями, и пока Харриет смотрела, двое мужчин въехали в рощу деревьев и скрылись из виду.
Путь вниз на равнину был крутым и ненадежным, и здравый смысл подсказывал Харриет, что нужно дождаться дневного света, но ее сердце не могло ждать. В уже сгустившейся темноте Харриет начала осторожно спускаться по склону холма, и ее лошадь двигалась с той же уверенностью, которую чувствовала и сама девушка. Они достигли равнины, только когда наступила ночь. Харриет повернула лошадь в сторону прибрежных деревьев и убедила ее сделать еще одно, последнее, одолжение.
Двое мужчин почти не разговаривали между собой с тех пор, как их группа разделилась. Рауль ушел в мир горечи и боли, в который не мог проникнуть даже преподобный Марк Лейн. Они сидели, как сидели каждый вечер – Марк Лейн читал Библию, Рауль, погрузившись в раздумья, смотрел в пламя костра, – когда земля задрожала от топота копыт, а небрежно раздвигаемые ветки зашелестели и затрещали.
Оба мужчины как по команде вскочили на ноги, схватили деревянные палки, которые были их единственной защитой, и в напряжении ждали, чтобы хищник, если это он, вышел из рощи. В приближении животного не чувствовалось ни осторожности, ни коварства.
– Он, должно быть, ранен, – шепнул Марк Лейн.
Ощутив запах дыма от их костра и поняв, что ее отделяет от них всего несколько ярдов темноты, Харриет прошептала:
– Быстрее, еще чуть-чуть.
Змея скользнула в безопасное место, листья касались лица Харриет, и она, оттолкнув в сторону последнюю ветку, с радостным возгласом на всем скаку вырвалась на открытое пространство.
Палка выпала из руки Марка Лейна, лошадь испуганно заржала, а Рауль остолбенел, не веря своим глазам. Харриет соскользнула со спины лошади, смеясь и рыдая от радости и счастья.
– Я вернулась! Я люблю тебя, и я вернулась! – прокричала она, и как стрела летит в «яблочко», так она бросилась в распростертые объятия Рауля.
– Харриет! Моя любовь! Моя любимая!
Его лицо засветилось нескрываемой радостью, и он принялся осыпать поцелуями глаза, губы, шею Харриет.
Харриет прильнула к нему, словно была намерена никогда не отпускать его, и только сдержанное покашливание Марка Лейна удержало Рауля от того, чтобы броситься на землю и неистово заняться с ней любовью.
– Ваше появление, Харриет, неожиданно, но очень приятно. В чем дело? – поинтересовался Марк Лейн, пока они продолжали с исступлением сжимать друг друга в объятиях.
Дыхание Харриет постепенно успокоилось, и она, все так же глядя в глаза Раулю, просто сказала:
– Наринда умерла. Это был лев. Мне очень жаль, Рауль, но мы ничего не могли сделать. – Ей очень хотелось загнать поглубже в сознание образ Уилфреда, неподвижно стоящего с «флетчером» в руке. – Умирая, Наринда сказала то, что мне самой следовало давно понять: что она не была твоей любовницей, что ты любишь меня так же, как я люблю тебя.
– Так вот в чем дело! Ты поверила сплетням, моя любовь?
Рауль застонал и зарылся лицом ей в волосы.
– Да, но они не должны были иметь для меня никакого значения и теперь не будут иметь. – Ее слезы смочили щеку Рауля, и она с робкой улыбкой подняла к нему свое лицо. – Рауль, тогда я была ребенком, но я больше не ребенок.
У него перехватило дыхание, и он несколько секунд просто смотрел на красивое лицо Харриет, обращенное к нему, а потом их губы встретились с нежностью абсолютной любви.
– Я люблю тебя, моя любимая малышка.
– К сожалению, я не могу потворствовать каким бы то ни было незаконным отношениям, – прочистив горло, сообщил Марк Лейн серьезным тоном, совершенно не соответствовавшим смеющемуся выражению его глаз.
– Я и не хочу этого от вас. – Рауль поднял голову. – Мы обвенчаемся при первой же возможности. – Его глаза потемнели. – На рассвете мы свернем лагерь и начнем возвращение в Хартум, – решительно объявил он.
– Но почему? – У Харриет удивленно округлились глаза. – В этом нет необходимости.
– Есть, и очень большая. – Его темные глаза блеснули. – Я мужчина, а не святой. Я не могу путешествовать вместе с тобой и относиться к тебе как к сестре.
– В этом нет необходимости.
Щеки у Харриет очаровательно покраснели, и она прижалась губами к губам Рауля, а Марк Лейн покачал головой, делая вид, что осуждает такую нескромность.
– Тогда начнем, если вы оба готовы, – предложил он.
С непонимающим видом они обернулись к нему, не выпуская друг друга из объятий.
– Я посвященный в сан служитель, – улыбнулся Марк Лейн, держа в руке Библию. – Уверен, это единственное условие, требуемое Господом для того, чтобы благословить брак. Это и еще присутствие двух человек, которые любят друг друга.
Рауль сорвал ярко-белый цветок с ближайшего растения, Харриет с цветком в волосах стала у костра, и в присутствии диких ночных животных, которые были их единственными гостями, Марк Лейн обвенчал Харриет Латимер и Рауля Бове.
Два человека в своем собственном мире, они стояли и смотрели друг на друга.
– Теперь вы можете поцеловать молодую жену, – подсказал Раулю Марк Лейн с улыбкой, растянувшей уголки его рта.
– Это будет одинокая жизнь и к тому же опасная, любимая.
Руки Рауля сомкнулись на талии Харриет, и он посмотрел вниз на девушку, которую любил и которая теперь стала его женой.
Харриет мягко улыбнулась, отбросив в сторону мысль об опасности. Она не раз с ней встречалась и, несомненно, встретится еще много раз, опасность становилась похожей на старого друга.
– Наша жизнь никогда не будет одинокой. Во всяком случае, пока мы есть друг у друга, – тихо сказала она, и ее глаза засветились любовью.
Марк Лейн бесшумно достал свой спальный мешок и ушел в темноту. Ночь принадлежала им двоим, а его собственный одинокий сон будет охранять Господь.
