Текст книги "Эра жаворонка(СИ)"

Автор книги: Марфа Ефимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Вук внимательно оглядел Виссера: яркая рубаха, небрежно пробивающаяся растительность на румяных щеках, всклокоченные волосы. Он не был таким до полёта. Его снимки в Академии являли строго и несколько чопорного служащего. Как пришло ему в голову сменить имидж? Даан расстегнул клоунскую дерюжку ещё на одну пуговицу и, правильно истолковав испытывающий взгляд коллеги, торопливо проговорил:

– Да, я выгляжу, как придурок, но это часть моей игры. Художник должен быть безумен. Хотя бы слегка. Картины чокнутого продаются лучше картин добропорядочного гражданина.

– Ты сам додумался до этого?

– Ты будешь смеяться, – вздохнул Виссер, – но идею подали именно те люди, которым я менее всего доверяю: Черезов и Школьник. Марк посоветовал как-то эпатировать публику, коли уж я ступил на сколькую стезю потакания грубым желаниям публики – так презрительно он выразился – а Игорь предложил напялить дурацкий балахон на похоронах Форбека. Филипп Ермишин поддержал их – сказал, что художник на то художник, чтобы действовать нестандартно. Я с одной стороны жалею об этом – такая трагедия, а я, получается, сыграл на ней. А с другой стороны, если бы не тот балахон, я бы не раскрутился, потыкался бы во все углы со своими холстами и спился бы непризнанным гением... – Он вдруг уронил голову на руки и заплакал, – Честно, Вучо, я не знаю, как к этому относиться. Я чувствую себя предателем по отношению к лучшему другу. Но это удержало меня на плаву. Скажи, Вучо, ты тоже считаешь меня подлецом?

– Тебя кто-то считает подлецом? – Янко наконец-то понял, зачем Виссеру нужен был этот разговор, и осознал вдруг безмерную глубину его одиночества.

– Они этого не произносят вслух, но я знаю... Филипп, Ник, Юрий – они точно презирают меня... Хотя бы за то, что могу иногда разнюниться, как сейчас. А настоящие тенерийцы не плачут.

– Ты просто не пьёшь, в отличие от нас всех, – Вук передвинулся, сев к нему поближе, обнял его за плечи. – У тебя нет привычки, тебя алкоголь выбивает из седла. И знаешь, не начинай, Даня, не надо. Лучше плачь и рисуй. – Пилот почувствовал, что сейчас и сам он вот-вот пустит слезу. Как-то это чёртово вино не так действовало. От виски хотелось набить кому-нибудь морду, а вино выжимало слезу. Нет, к чёрту вино. Он крепче сжал Виссера и добавил, – Я не считаю тебя подлецом. Я думаю, Рейнгольд смотрел на тебя сверху и улыбался. Мы, ведь, живём для радости, Даня, ведь, правда?

Глава 10. Поиски Гарсиа и Форбека

Целую неделю Вук был паинькой. Следуя рецептам Школьника, он потихоньку подкачивал себя топливом, пробуя каждый день новое горючее. Небольшие порции, вливаемые практически непрерывно, погрузили его в некоторый анабиоз. Янко справился с болью, но все прочие желания и побуждения, составляющие суть его жизни, испарились вместе с физическим страданием. На первое время сойдёт, решил он. Отчего бы не поэкспериментировать? Бросить опыты над собой можно в любой момент, а пока полурастительное существование было только на руку – Вук неспешно писал отчёт, официальный отчёт, не требующий напряжения мысли и воли. Он методично сортировал и классифицировал достижения и открытия, связанные с Тенерой, составлял детальный план новой станции на тёмных землях за хребтом Курта Гёделя. Работа, которую он выполнял механически и почти бездумно, добавляла свою долю расслабленности и тупого покоя. Эффект корректирующего коэффициента в уравнении Белла-Клаузера Вук не стал пока описывать, рассудив, что примется за него после дежурных мероприятий.

Он несколько раз ходил в Серёге Тимофееву домой и караулил его в Сети, но напарник таинственным образом исчез. Дочка его, Алина-Пулька сообщила, что папа в командировке вместе с мамой, а она живёт с няней. Вук с согласия няни сводил девочку на осязательный аттракцион, и та потом с восторгом названила ему, бесконечно пересказывая ощущения то от объятий плюшевого слона, то от спуска по мыльному ручью.

Размеренное существование его однажды было прервано взрывной пульсацией в левом виске. Было больно, но больно как-то странно – словно это была и не его боль. Вместе с болью в голове кружилась мысль о Юрке Горохове – так назойливо, что Вук не выдержал, вышел на связь с коллегой.

– Юра, ты не знаешь, зачем я звоню? – наивно спросил Янко.

– Нет, – раздражённо ответил тот. – Не знаю. Давай позже. Я сейчас не могу.

– Ок, – согласился пилот.

Вслушиваясь во внезапный приступ долбёжки в черепе, Янко вдруг понял: а, ведь, действительно, это не его боль! С пониманием сего факта химера рассеялась, уступив место сладковатой тяге в груди. Тяга, упругими нитями исторгающая из организма Вука что-то неведомое, что-то нежное и мягкое, вкупе с дозой рижского бальзама, превратила Янко в отжатую тряпочку. Он бросил отчёт и улёгся на тахту, глядя в пустой потолок. Жить было очень странно.

Минут через пять Горохов перезвонил:

– Ты что хотел? – грубовато поинтересовался он.

– Ты болен? – спросил Вук. – Мне показалось, что ты болен.

– Нет, я не болен. Я совершенно здоров. Я исключительно здоров. С чего ты это взял, что я болен?

– Не знаю... Показалось... Ты на Сильбато?

– Да.

– Чем занимаешься? По-прежнему геномом?

– Да.

– А "Гамаюн" и мой "Симург" на месте? Не перегнали их на Байконур?

– Иду! – крикнул кому-то Горохов. – Извини, дружище, мне некогда.

Он отключился, и Вуку стало несколько стыдно. Горохов как истый учёный занимался исследованиями, а его отвлекали. Будь Вук на его месте, а Юрий – на месте Вука, он бы точно захотел набить ему морду.

Набить морду! Вот что не хватало Янко для полного счастья! Тихий скрип пёрышком не позволял выплёскиваться энергии, изрядно подперченной агрессией, скопившейся под воздействием алкоголя. Вук зевнул и силой воли подавил в себе желание вскочить, чтобы немедленно подраться с кем-нибудь. Вместо непродуктивного размахивания кулаками, пилот растрепал волосы, напялил модный мешковатый костюм, глаза прикрыл не менее модными очками-трансляторами. В таком невообразимом виде – мечта гимназистки! – он, отложив рутинную работу, отправился пофланировать по дворцу аэрокосмических путешествий.

Шикарный молл на Пулковском шоссе с офисами сотни транспортных агентств, парком развлечений, тридитеатром и прочей чепухой, предназначенной для ублажения скучающего люда, весь был наполнен такими пугалами, в чью спецодежду вырядился Вук. Янко более нравилась форменная одежда: куртки военного образца, штаны с накладными карманами для тысячи мелочей, кители, брюки со стрелками, кепки, фуражки и галстуки. Всё это, по мнению Вука, было либо удобно, либо красиво. Не зря же военная мода сохраняла свой неизменный облик уже несколько веков подряд. Развевающиеся на ветру портки, схожие, скорее, с дамскими юбками, и оттянутый балахон не казался ему ни практичным, ни, тем более, нарядным. Однако в толпе подобных клоунов Вук чувствовал себя в полной анонимности.

Он прошёлся несколько раз мимо зала компании "ИстДжет", заглянул на его витрину, якобы выбирая рейс. За стойкой он приметил трёх сотрудников: тощий юноша около двадцати, полноватая блондинка в преддверии пенсии и яркая брюнетка возраста "самое то". Все они мило улыбались посетителям, бронировали полёты, советовали модные направления. "ИстДжет", крупнейший мировой перевозчик в райские страны, специализировался на пляжном отдыхе юго-восточной Азии. "ИстДжетом" несколько лет назад летел в Таиланд Алесь Кудря, "ИстДжет" доставил туда же таинственных Ф. Рейнгольда и Е. Гарсиа. И Хуабумболу! – ехидно подсказала память, перебрав сложенные на дальней полочке факты из "открывашки". Далась ей эта злосчастная Хуобумбола!

Янко дождался выгрузки из сити-экспресса новой партии гуляк и, пользуясь, толчеёй в зале, проскользнул за дальний конец стойки. Отсидевшись пару секунд на месте темноволосой красотки, отлучившейся для установки в проекторе рекламного ролика о кокосовых островах Сиамского залива, пилот перекатился за приоткрытую служебную дверь. Там он удобно устроился в платяном шкафчике и принялся примерять роли: а)рокового мачо с холодным прищуром для красотки, б)своего парня, добродушного другана для сутулого дрища и в)ласкового сынка, попавшего в трудную ситуацию, для мамочки-блондинки. В репертуаре Вук также имел универсальную роль грабителя с большой дороги, но внутренний режиссёр с негодованием забраковал её.

Отсидев в укрытии около часа и употребив винца под бодрый боевичок в очках-трансляторах, Янко услышал, как щёлкает силовая завеса. Рабочий день, стало быть, закончился, офис закрывали на ночь. Вук напрягся. Буркнул что-то нечленораздельное и выскочил через служебный выход юноша, мягко попрощалась женщина. Она ушла, тихо ступая, и сердце пилота возликовало: в конторе осталась одна красотка! Красотка на высоченных каблуках, цокот которых методично раздавался то там, то сям. Что ж, значит, роль мачо...

Девушка повернулась спиной, и Вук бесшумно спружинил из гардероба. Он обхватил барышню левой рукой, а правой прикрыл ей рот. Красавица вскрикнула.

– Кажется, я вовремя, – проговорил Вук, подбавив в голосе бархатных ноток. – Ты одна?

– М-м-м! – заизвивалась девушка.

Вук отпустил её и, развернув к себе лицом, изобразил полнейшее восхищение, после чего крепко прильнул к устам чаровницы.

– Отлично целуешься, детка, – сказал он, отпуская возмущённую жертву.

Брюнетка, смерив Вука с головы до ног, открыла рот, очевидно, для крика, но передумала. Высокий мускулистый молодой человек с правильными чертами лица, блестящими серыми глазами и, в отличие от большинства нынешних мужчин, стриженый коротко – он ей показался совсем не плох и не страшен.

– Ты кто? – вопросила она низким грудным голосом. – Только не надо песен о неземной любви. Говори правду.

Карие проницательные очи девушки разом смутили Вука. Барышня была красива. Обалденно красива. Нереально красива. Янко не мог и предположить, что такие блестящие красотки обитают не только в глянцевых холомедиа, но и в реальной жизни. Пилот покосился на упругую грудь, рвущуюся на свободу из обтягивающей форменной блузки, и сипло произнёс:

– Почему бы и не о любви?... Ты... Вы – богиня.

– Я знаю, – спокойно сказала та. – Если это всё, что ты хотел мне сообщить, то прошу покинуть служебное помещение. Мы закрываемся.

Снова покосившись на юные перси, Янко честно признался:

– Не всё. Мне нужны адреса двух человек, которые летели три года назад в Бангкок вашим рейсом из Москвы. Вы указываете адрес пассажира при покупке билета, не так ли?

– Указываем. Чтобы знать, куда направлять извещение в случае форс-мажорных обстоятельств. Этот адрес может быть вымышленным.

– Это неважно.

– Святая простота! – Девушка посмотрела на Вука в упор тем снисходительным взглядом, что присущ людям, наделённым чем-либо исключительным: властью, богатством, красотой или талантом. – Ты, надеюсь, понимаешь, что я не имею права разглашать информацию личного плана? Или ты просто глуп?

Вук чуть заметно усмехнулся. Девушка не узнала его. По-видимому, успехи большой космонавтики не слишком ей интересны. Значит, её интересует что-то более приземлённое.

– Я понимаю. И рассчитываю на взаимовыгодный обмен на Ваших условиях.

Красавица, помедлив, подошла к Вуку вплотную, упёршись бюстом в его накачанные грудные мышцы. На каблуках она была почти одного роста с пилотом. Девушка провела рукой по щеке Вук, погладила шею, расстегнула одну пуговицу ворота. Янко бросило в жар, в голове, и без того пустоватой на фоне регулярных вливаний, стало окончательно гулко. Девичье запястье с изящным браслетом мелькнуло перед ним – красотка потянулась к ёжику волос над высоким лбом пилота. Вук глянул на запястье – широкое запястье, выдающее в хозяйке склонность к полноте. Склонность, пока тщательно скрываемую, но такую неприятную по сравнению со стройным сложением Милы. И дело даже не склонности – она всего лишь потенциал, который может никогда не раскрыться. Дело в Миле. В любимом человеке. Он сказал:

– Извини. Я не могу.

Девушка громко фыркнула. Потом рассмеялась, угадав женским чутьём:

– О, дружок, похоже, ты занят! Что ж с тебя взять?

Она извлекла шокер из кармана своего пыльника, под полами которого Вук просидел в ожидании, вдыхая ароматы жасмина и таращась на море крови в глупом боевике. Протянула пилоту.

– Направь на меня. И отойди чуть левее. Я включу камеру. Когда кивну, потребуй адреса и пообещай убить, если не подчинюсь. Затем мы спустимся на первый этаж, и ты расплатишься со мной.

– Вы хотите подстраховаться, – проницательно заметил Янко.

– Я же не знаю, зачем тебе адреса, – пожала плечами барышня. – Вдруг ты убьёшь их? Тогда я передам запись полиции.

– Как ты узнаешь, что я убью их? Я буду далеко.

– Такое нерядовое событие обязательно попадёт на экраны тридивидения, господин Вук Янко, прославленный космонавт с Тенеры.

Вук шумно выдохнул. Всё-таки его узнали!

– Договорились, – произнёс он.

Отыграв предложенный сценарий и получив два заветных адреса, пилот с сотрудницей "ИстДжета" под ручкой ступил на эскалатор, неспешный бег которого доставил парочку прямо к роскошной витрине ювелирного магазина.

– Это, – брюнетка ткнула пальчиком на стекло, за которым на бархатной подушечке манило взгляды колье из белого золота с россыпью мелких бриллиантов и крупным сапфиром.

– Красиво, – уважительно молвил Вук.

На стойке заказов он расплатился за колье и получил пароль доступа к сейфу. Прелестный информатор, не выдав радость ни малейшей эмоцией, надел украшение прямо в пункте выдачи заказов, едва Янко вскрыл прибывший сейф. Затем красотка молча удалилась, быстрым шагом покинув Пулковский молл. А пилот вернулся к витрине и сделал два новых заказа: изумрудное сердце, которое так подойдёт к весенним глазам Милы, и маленькую серебряную ракету на тонкой цепочке. О деньгах он ничуть не жалел. К чему на войне деньги?...

Мистер Ф. Рейнгольд, судя по выданной справке, проживал в крохотной северо-немецкой деревушке неподалёку от польской границы. Ничего особенного Вук не надеялся найти – только убедиться, что такой человек есть, и что он – не Рейнгольд Форбек. Наутро Янко по старинке добрался до Берлина самым обычным самолётом, затем на арендованной машине, отмахав сотню километров в диком напряжении – не дай бог, узнают, что сел за руль навеселе, – прибыл в Дамитцов, село с уютной узкой кирхой и выходом к озеру. Священник, к которому Вук обратился за помощью, печально покачал головой и возвёл очи к небесам.

– Фредерик умер, – сообщил он. – Больше года прошло. Сердце... А вы ему кем приходитесь?

Не успел Янко придумать что-либо правдоподобное, как падре сам подсказал ему:

– Вы, верно, бывший сослуживец. Выправку не скроешь.

– Кхм, – согласился Вук.

– Надо же как: и Перу прошёл, и Пакистан, и Непал, и Филиппины – всё нипочём. А умер дома, на спокойном отдыхе.

– Сердце без дела хиреет, – высказал скорбную, но отвлечённую сентенцию Вук. – Вы меня проводите на кладбище?

Он постоял у скромного памятника на скромном сельском погосте, выяснив путём нехитрых умозаключений, что герр Фредерик Петер Рейнгольд, почивший в бозе шестидесяти лет от роду, служил спасателем, ибо перечисленные географические пункты в точности соответствовали последним разрушительным землетрясениям. Поблагодарив доброго служителя церкви, пилот отбыл из Дамитцова, вычеркнув из списка подозреваемых тенерийского космонавта Рейнгольда Форбека. Был ли Форбек причастен к смерти Кудри, или же не был, но в Таиланд, вместе с Алесем летал не тот Рейнгольд.

В поисках следов некоего Е. Гарсиа, который мог оказаться коллегой Вука – Энди Гарсиа, из Берлина пришлось перебираться в Тулузу. Побродив по старому городу и пообедав в игрушечно-аутентичном ресторанчике с отличным местным вином, Вук расслабился, а, расслабившись, принялся размышлять о том, что не смог бы жить в таком тёплом, уютном, чуть тесном, но полном приятной лени городе. Сердце просило бы сдержанной суровости: блёклых пейзажей, широких пространств и бесконечного блеска воды. В тесных габаритах взгляд вечно занят, в пустынных – вынужден обращаться внутрь и порождать вихри мыслей. В Тулузе думать не хотелось. Хотелось сидеть с идиотской улыбкой на лице и бесцельно таращиться на потоки таких же радостных бездельников.

Некто Е. Гарсиа – Вук втайне надеялся, что по данному адресу действительно некогда проживал его умерший коллега и что кто-либо из соседей подтвердит это, – обитал в самом центре. Дом из красного кирпича под красной черепицей в окружении плотно прилегающих красных стен соседних зданий был мил и аккуратен. Окна украшались горшками с душистым табаком, на тяжёлой дубовой двери висело медное надраенное кольцо для стука. Первый этаж, как водится, был отдан на откуп пожилому ленивому консьержу.

– Мадам Гарсиа? – переспросил он, отрываясь от чтения бумажного журнала. – Она уехала в отпуск. Покоряет очередные снежные вершины.

– Мадам? – повторил раздосадованный Янко, мысленно обругав себя за то, что не поинтересовался у красотки-информатора полом пассажира. – Вы сказали – мадам?

– Может статься, и мадемуазель, – хитро прищурил глазки усатый любитель древностей. – Но вы же понимаете, мы нынче не имеем права знать о матримониальном положении дамы. Поэтому – мадам.

Кажется, он принял Вука за незадачливого ухажёра. Вук не стал разубеждать его.

– Ну, коли мадам нет на месте, тогда прощайте, – с деланным разочарованием произнёс он.

– А ваш французский не так плох! – поспешил утешить его консьерж. – Передать Эстель что-нибудь?

– Нет, спасибо.

Вук пнул ногой смятую банку со вкусом номер 222 и двинул в аэропорт. Е. Гарсиа он вычеркнул вслед за Ф. Рейнгольдом. Потом решил, что не станет больше заниматься глупостями – ловить призрачных попутчиков призрачных рейсов. Ни Энди, ни Рейнгольд не летали вослед за Кудрей. Алесь утонул в результате несчастного случая, и точка. Однако в самолёте, прижавшись лбом к иллюминатору, признался себе, что никак не может в это поверить.

Вечером, наконец-то, нашёлся Серёга Тимофеев. Он сам вышел на связь, возникнув дрожащим облачком перед Вуком, когда тот запивал настоящего кролика в розмарине настоящим французским вином, прихваченном с собою в Тулузе.

– Вучо, я всё понял, – сдержанно проговорил Тимофеев. – Я о жабе и головной боли. Ты только скажи, с тобой ничего необычного не происходило? Типа, память отказывала, или люди путались в словах?

– Был один бездомец, – начал пилот, – встретил меня, как старого знакомого, а затем...

– Извини, Вучо, жена зовёт, она неважно себя чувствует, никак не могу угодить ей. Наверное, опять в клинику поедем. Я завтра тебя найду, обсудить надо кое-что, боюсь, человечество должно крепко задуматься. Много не пей. Лучше Виссера навести.

– Ок, – согласился Вук, удивляясь схожести ситуации с Юркой Гороховым. Того тоже звали и не позволили завершить разговор сразу. – Задуматься о чём? А зачем Виссера?

Но Тимофеев уже исчез. Допив бутылку тулузского белого, Янко повалился на обгорелый диван и долго любовался изумрудом. "Ей пойдёт", – шептал он, вглядываясь в чистейшую прозрачность камня. Грани драгоценности задорно лучились – как очи Милы, когда она влетала к Вуку в дом и бросалась ему на шею... Почувствовав, что сейчас он либо расплачется, либо всё-таки начистит кому-нибудь рыло, Вук поднялся. Прошла неделя опытов с дозированным приёмом алкоголя. Мускулы и мозги окончательно разжижились, и Школьнику было бы любопытно узнать об этом. Пусть запишет в свой дневничок, как на здорового, мающегося бездельем и болью мужика действует слабоградусная кислятина. А потом он с удовольствием почешет кулаки.

Янко вышел из дому небритым, в домашней майке из "второй кожи". Неприлично? Да наплевать. Кому какое дело. В дом с пауком можно в любом виде. Где-то на дне черепной коробки попискивали остатки понятий о хорошем тоне и элементарном самоуважении, но Вуку было лень вслушиваться в их возмущённый гомон, да и зачем? До Каменностровского – рукой подать.

Марк Школьник сидел один в пустынном зале перед проектором. Начинало смеркаться, ватный сиреневый вечер наползал на окна клуба алкоголиков. Марк, сгорбившись над журналом, как ученик в старые времена, водил пальцем по экрану и что-то тихо надиктовывал.

– Хочу отчитаться, – заявил Вук, плюхаясь напротив него. – Если, конечно, это интересно.

Марк с неподдельной радостью отложил журнал и подался вперёд, выражая готовность к восприятию информации. Янко вывалил на него точные свои дозировки, интервалы приёма и ощущения, им сопутствующие. Школьник с педантичной дотошностью вытянул из Вука тончайшие нюансы и реакции организма. Глаза его горели, сам он чуть ли не подпрыгивал от возбуждения и удовольствия.

– Прекрасный материал, коллега! Прекрасный! Благодарю. Вот, честное слово, искренне благодарю! Вы первый, кто подошёл к просьбе со всей серьёзностью. Прочие, видите ли, не слишком строго отнеслись ко всему этому – и дозы не соблюдали, и отчитываться не пожелали. Выпили, пришли за новым рецептом, и ладно, лишь бы не болело. А для меня это очень важно. Очень.

Вук, припомнив разговор с Виссером, обвинившем Школьника в тайных кознях и закулисных играх, позволил себе не согласиться, поскольку в данный момент видел перед собой увлечённого исследователя, с головой погрузившегося в тему.

– Ты готовишь диссертацию? – пошутил Вук, не обращая внимания на манерное "выканье" и обращаясь в соответствии с традициями космической академии.

Марк неожиданно покраснел.

– Д-д-да, – выдавил он. – Действительно, это моя диссертация. О влиянии алкоголя на боли неясной этиологии. Но, коллега, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы кто-либо, будучи заинтересованным в столь щекотливой теме...

– Брось, Марк. Не мямли. Я – могила. Да и кому мне говорить?

– А Тимофеев? – осторожно спросил Школьник. – Он не может проявить... э-э-э... некоторое любопытство?

Вот в чём было дело! Вук с облегчением улыбнулся. Элементарная научная ревность.

– Не знаю, – сказал он. – Мы с Сергеем давно не виделись. Но на Тенере и на борту Тимофееву это было не очень интересно. Он больше по жабам и червячкам.

Марк просиял:

– Спасибо, спасибо, коллега. И если уж вы столь ответственно подходите к общему делу, которое, я надеюсь, принесёт громадную пользу для последующих партий на Тенеру, как бы там кто не пытался скрыть сей факт, может, попробуем новую методу?

– Попробуем, – согласился Вук. – Только нельзя ли чего покрепче?

– Покрепче? Дайте-ка подумаю. Где-то тут у меня были наработочки...

Школьник, придерживая очки, спустился под стол, преклонив колени перед старомодной тумбой для хранения.

– Кое-что я храню на бумаге, – пробубнил он снизу. – Бумага – лучшее средство от чужих носов.

Он загремел ящиками, зашуршал листами. Вук между тем непроизвольно глянул в журнал, с которым возился Марк. Взор выхватил таблицу с фамилиями тенерийцев. В ней также присутствовали столбцы с загадочными заголовками "М" и "Б" и графами "Схема" и "Примечание". Столбец "М" был заполнен одинаково для всех строк той же буквой "М". Лишь в двух строчках – Горовиц и Ко Сенг – было указано "НМ". Буквы "Б" отмечали опять же почти все фамилии, за исключением Виссера и Горохова – у них были вбиты "НБ". Напротив Ко Сенга в столбце "Б" стоял знак вопроса. Смысл колонки "Схема" Вуку стал ясен сразу же: записи типа "6 х 150 120 бв" явно означали шестикратный прием ста пятидесяти граммов белого вина крепостью двенадцать градусов.

– Вот. Сербский самогон, то бишь ракия. Годится? – Марк хитренько блеснул линзами, намекая на сербское происхождение Вука.

– Валяй. Батя будет доволен. Он крайне трепетно относится к нашим мифическим корням.

– Отчего же мифическим? Вы не сербы?

– Господи, Марк! Да какие мы сербы? Одно название. Но будущего сына назову по-сербски. Такова традиция.

– А если будет девочка?

– Не будет девочки. Только сын.

Марк незаметно отодвинул от Вука журнал и погасил экран. Вук сделал вид, что ничего не заметил.

На проспекте, куда он вышел после разговора со Школьником, висела привычная питерская морось – густая и мутная, как отвар перловой крупы. Древняя крупа за невостребованностью не входила в международный список вкусов, Янко разыскал упоминания о ней в старых книгах и специально летал в Сибирь, где сообщество чудаков-натуралистов выращивало исчезающие культуры. Он приобрёл там за бешеную цену несколько пакетов доисторической еды. Пшёнка ему понравилась, а перловка нет. Вязкий отвар её неплохо оттенял сушёные грибы или солёный огурец, но сама крупа вызвала лишь недоумение. С тех пор любой туман напоминал Вуку неудавшийся эксперимент с приобщением к посконной пище.

Янко ускорил шаг, и от тряски из неглубокого кармана домашних штанов, по лени и апатии не заменённых на выходные брюки, выпала коробочка с изумрудом для Милы. Почему-то пилот не смог оставить его дома, не смог опустить его в одиночество холостяцкой берлоги, словно в бархатном футляре был не камень, а частичка настоящего сердца. Вук нагнулся, чтобы подобрать изумруд, и над его головой с визгом промчалась капсула семейного хелисайкла. Не лёгкого одноместного сайкла, а полновесного, на шесть персон, аппарата. Волна воздуха, возмущённая бреющим полётом махины, окатила Вука с ног до головы и вызвала мгновенную неподотчётную реакцию. Он броском распластал тело в нескольких метрах от места падения подарка, а затем перекатился к основанию ограды дома Лидваля – дома с пауком. Вжал голову в плечи и накрыл её набухшими до стального напряжения руками. Выждав тридцать секунд, перекатился вновь, оглядывая окрестности. Плотный туман скрывал всё вокруг и гасил в липкой вязкости звуки. Спринтерским забегом Янко переместил себя в бар, где некогда Виссер потягивал смутное пойло "Его глаза" и жаловался на Школьника. Забившись в угол, пилот заказал ракию и перевёл дух.

Это всё туман, сказал себе Вук. Водитель не справился с управлением из-за плохой видимости. В туман полёты хелисайклов со свободным управлением по правилам воздушного движения запрещены. Летают только автоматические транспортные капсулы по выделенным эшелонам. Ограниченная видимость – безусловный повод для перехода на автопилот и приземления на перехватывающей парковке. Все хелисайклы по умолчанию подписаны на определение видимости специальным датчиком и отключения ручного пилотирования в неблагоприятных условиях. Семейные – тем более. Но тот, кто вёл аппарат, чуть не снёсший Вуку башку, заблокировал эту опцию. Намеренно или специально – вот в чём вопрос...

Янко достал изумруд, повертел его в руках. Этот камень спас ему жизнь, подумал он. Странно получается – сияющее сердце Милы не позволило ему погибнуть. Вук приложил его к губам, он был преисполнен уверенностью, что талисман и дальше проведёт его живым и невредимым сквозь неслучайные случайности.

– Не возражаешь, браток? – огромный бородатый человек, вид которого более соответствовал бы таёжной заимке у озера Байкал или просоленному рыболовецкому траулеру, нежели модному бару второй столицы страны, потряс перед носом Вука облачком пульта от тридика. Пилот пожал плечами. Пара рюмашек ракии, и ему ничто не сможет помешать.

Бородач коснулся кубика "News", и в "аквариуме" под потолком появился диктор в ярком пижонском галстуке.

– Эпидемия неизвестной науке болезни официально зарегистрирована сегодня в швейцарском кантоне Женева, а также граничащем с ним французском департаменте Эн. Ученые и врачи не могут с уверенностью сказать, является ли возбудитель болезни смертельно опасным для человека и насколько быстро возбудитель распространяется в популяции. На текущий момент не зарегистрировано ни одного смертельного случая, однако массовое заражение вызывает серьёзные опасения. На начальных стадиях болезнь протекает бессимптомно, поэтому определить инкубационный период пока не представляется возможным. При дальнейшем течении болезнь поражает вестибулярный аппарат и нарушает мозговую деятельность. Жертва вируса или бактерии сохраняет интеллектуальный уровень, но испытывает значительные трудности с определением себя во времени и пространстве. Отдельные схожие симптомы описываются классической психиатрией для некоторых расстройств радиационной этиологии, а также неврологией в части корковых и мозжечковых атаксий. Однако, повторимся, ни один из заболевших не демонстрирует снижение умственных способностей. В заражённые районы направлены специальные бригады Всемирной Организации Здравоохранения для оказания симптоматической помощи населению и группы эпидемиологов-исследователей.

– Вот так живёшь-живёшь, да и сдохнешь, – философски прокомментировал новость таёжный бородач.

– Трудно поспорить, – саркастически хмыкнул Вук.

– Международная Концессия по освоению дальнего космоса официально заявила о дате назначенного старта юбилейной, десятой партии на Тенеру, – продолжил диктор. – Конечным пунктом экспедиции станет новая станция, обустройство которой было начато отечественными космонавтами Вуком Янко и Сергеем Тимофеевым и продолжено действующей партией, в состав которой входят канадские партнёры..

Мелькнули снимки Вука и его напарника. Бородатый покосился на соседа, почесав пятернёй растительность на подбородке. Затем он поднял стопку вверх и кивнул Вуку:

– Ну, за дальний космос, пилот!

Прозрачная жидкость булькнула в его глотке.

– Пока космонавты готовятся к полёту, их коллега Филипп Ермишин, чья миссия на Тенере была с успехом завершена два года назад, участвует в турне по крупным научным центрам с лекциями о далёкой планете. Лекции Ермишина пользуются популярностью, сравнимой с популярностью гастролирующего Мариинского театра. Безусловно, надо отдать должно таланту Филиппа, сумевшего покорить выступлениями самые взыскательные сообщества исследователей: физиков, геологов, климатологов, биологов. Вчера Ермишин завершил цикл лекций в международном центре ядерных исследований. По установленной традиции лекции были прочитаны в памятнике истории физики – в подземном зале детектора "ATLAS" бывшего большого адронного коллайдера.

Янко поднял руку в приветственном алаверды бородачу:

– Молодец, Филипп! Так держать! Нечего киснуть!

Лёгкая волна зависти похолодила его лопатки. Он подумал, что это счастье – иметь любимое дело, но погрузиться в рефлексивные размышления не позволило следующее известие:

– И ещё одна новость, связанная с Тенерой. Как стало известно из конфиденциальных источников нашего медиаагентства, сегодня ночью был арестован известный художник, мастер астро-пейзажа, Даан Виссер... , – кадры служебной хроники показали, как камера наползла на растерянное лицо Виссера. На то, что съёмка была служебной, указывала разгуливающая рука оператора и время, отсчитываемое в правом нижнем углу экрана: 01.35. – Против него выдвинуты обвинения в намеренном убийстве Рейнгольда Форбека, вместе с которым Виссер совершал полёт на Тенеру. Как известно, Рейнгольд был найден выпавшим из окна отеля, номер, в котором он останавливался, был разрушен неустановленным способом. По сообщениям достоверных источников, следствие за полтора года кропотливой работы собрало убедительные доказательства в причастности к смерти космонавта его бывшего напарника Даана Виссера. Виссер заключен под стражу в Санкт-Петербурге по требованию Интерпола. Обвиняемый и его адвокат, – снова мелькнули рабочие кадры с Виссером и часами: 02.10, – пока воздерживаются от каких-либо комментариев.