Текст книги "Эра жаворонка(СИ)"

Автор книги: Марфа Ефимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Какая чушь! После этого – не вследствие этого! К тому же сам Ермишин, вроде бы, жив и здоров!

– Чушь, но обыватель верит. Ваши пламенные речи, господин Янко, могут подстегнуть бурление, которое покуда гасится несерьёзным к нему отношением мировой науки. К тому же позвольте напомнить Вам о пункте 5.4.6.2 договора об участии в Концессии, подписанного Вами лично в здравом уме и твёрдой памяти, а будь Вы в ином состоянии, впрочем, до подписи дело бы и не дошло.

Леонид Павлович, подобрав со своего величественного стола скромную папку, протянул её космонавту.

– Страница номер двенадцать, – подсказал он.

Вук глянул на Волощука, на его сизоватые щёки и чуть обозначенный второй подбородок, на гладко зачёсанные назад волосы, цвет которых он не смог бы вспомнить за порогом его кабинета – что-то мутно-серое, как ноябрь в северном полушарии. От безукоризненного наряда председателя, от безупречной вежливости и безоговорочного внимания веяло ледяным холодом. Вук открыл названную страницу и перечитал злополучный пункт 5.4.6.2, требующий произнести речь по всемирному каналу новостей, текст которой будет составлен медиа-агентством, представляющим интересы Концессии.

– Данный параграф, господин Янко имеет ту же силу, что и параграфы, регулирующие Вашу деятельность в полёте и на Тенере. Невыполнение их влечёт за собой применение пункта 12.

Пункт 12... Вук, нахохлившись, исподлобья, не особо скрывая чувства, просверлил председателя взглядом. Тот самый пункт, из-за которого пришлось экономить медикаменты, игнорировать лекаря и тайком гнать самогон из биологической бурды. Снижение гонорара вполовину ввиду невыполненных обязательств. Кажется, Вук начинал понимать кислую физиономию Липполда, выплёвывавшего зрителю в лицо клочки жёваной туалетной бумаги. Простите, официальной тронной речи.

– Этот параграф не запрещает мне делиться рассказывать о Тенере в других средствах массовой информации, – не стал сдаваться Янко. – Я всё равно поделюсь открытием на других каналах.

Леонид Павлович мягко и вкрадчиво улыбнулся:

– О, это пожалуйста! Вы, разумеется, вольны поступать так, как велит ваше сердце. Ну, или совесть, если угодно. Делитесь на здоровье! Сообщайте в научные журналы, выступайте на развлекательных станциях, пишите книжки, ведите свои странички на порталах, выкладывайте записи в общественные пространства – ради Бога! Никаких ограничений на вашу просветительскую деятельность Концессия не накладывает.

– В чём же смысл этого ч... этого пункта 5.4.6.2? – Вук старался не кипятиться, но ругательства, приличные и не очень, шумной стайкой толпились в глотке и наперебой предлагали свои услуги.

– Естественно, в кредите доверия и критической массе. – Волощук даже и не подумал маскировать цинизм проникновенными словесами. – Каналов, порталов, сервисов, журналов и прочих источников утоления информационного голода нынче так много, что взгляд обывателя рассеивается от обилия предложения. Пять каналов по двести тысяч подписчиков не равны одному с миллионной аудиторией. Приверженцы одного пространства могут не любить и высмеивать приверженцев второго пространства и, тем самым, гасить зарождающиеся волны паники. И потом, согласитесь, одно дело, когда новость передают по официальным медиа мирового сообщества, и совсем другое, когда её преподносит сомнительная газетёнка желтоватого оттенка. Что же касается научных журналов, то кто, простите, полезет в смутные материи высоколобых? Народу комикс подавай. А подадите в виде комикса, встанете в один ряд со звёздным котиком с тремя бластерами и человеком-молекоборгом.

– Ничего, я попробую, – упрямо пообещал космонавт. – Капля камень точит.

– Ни в коем разе не будем препятствовать, – с корректной издёвкой ответил Волощук. – Капайте, точите, а пока вот, собственно, текст.

Он протянул Вуку два заламинированных листочка. По особо плотному покрытию и его радужному отблеску Янко определил, что листы – со встроенным подсказчиком. С очень недешёвым подсказчиком, воздействующим не на связки, а на речевые центры в мозге.

– Мы можем себе позволить, – сказал Леонид Павлович, заметив заминку Вука и правильно её истолковав. – Предотвращение паники стоит дешевле её ликвидации.

Янко с раздражением пробежался глазами по строчкам. Пустой, ничего не значащий текст. Победа, прорыв в науке, передовые технологии, шаг вперёд всего человечества, подтверждение смелых гипотез и прочее тру-ля-ля, из-за которого он так раскипятился в последний день перед отлётом, лёжа в постели с Милой. Кислятина, разливающаяся по его лицу, наверняка сейчас соответствовала той мине, что нацепил на себя Липполд в момент произнесения официального спича. Но сумма того стоила... Сумма, на которую он мог бы до конца жизни содержать Милу и трёх-четырёх гипотетических детей.

– Когда выступление? – мрачно проговорил пилот.

– Через неделю. Мы пришлём за вами геликоптер, трансляция будет проходить в Вене.

От волнения ли, от злости ли, у Вука запульсировало в голове, и кто-то невидимый принялся шустро перелистывать книжечки в черепной коробке, что выводило из себя больше, чем собственно боль. Пилот встал, направился к выходу, но у двери кабинета председатель Концессии его приостановил:

– Вук Драгославович. Одну секундочку. Меня просили передать вам вот это.

В ладонь Вука легла тиснёная визитка с буквами TENERA в золотом треугольнике.

– Послеполётный синдром есть в той или иной степени у каждого. Буду рад, коли справитесь сами, – добавил Леонид Павлович, – Если же станет совсем плохо, попробуйте обратиться по этому адресу.

Адрес на карточке был простым: Каменноостровский проспект, дом Лидваль, под пауком. Вук сунул визитку в карман и тут же забыл о ней. Забыл намеренно, усилием воли вычеркивая признание его больным. Подобная оценка со стороны сильно ранила его самолюбие: прочие коллеги выглядели вполне себе ничего, и он на их фоне не желал казаться слабаком. По традиции его с Тимофеевым по прилёту на космодроме встретили коллеги-тенерийцы. Зелинский крепко пожал руку, Горохов смял в порывистых объятьях, Черезов тоже приобнял, но не хрустел косточками по примеру Юрки, а деликатно похлопал по спине. Все они смотрелись молодцевато и лучились здоровыми жизнерадостными улыбками...

На улице, сидя на лавке под раскидистым каштаном, Янко яростно опрокинул в себя бутылёк с виски и расслабленно, чувствуя, как шуршание в башке постепенно затихает, просидел около четверти часа. Мимо прогуливались барышни с голыми коленками и голыми, по последней моде, спинами – до заветной ямочки возле копчика. От вида коленок и ямочек Вук пришёл в радостное возбуждение, не преминув, впрочем, отметить ненормальную амплитуду эмоций от ярости до почти счастья.

Чтобы разбавить кислятину официальности, Вук вернулся к раздумьям о нелепых смертях тенерийцев. С мультилинка он вышел в Сеть, дабы внимательно рассмотреть города, лежащие в радиусе ста километров от Гуэльмима. Он насчитал семь населённых пунктов, два из которых тут же отбросил, посчитав, что они находятся слишком далеко. Поколебавшись, отбросил еще два совсем крохотных городка, явно не имеющих ни одного отеля, со служащими которых Вук смог бы объясниться. В трёх оставшихся Янко нашёл десяток гостиниц, открытых для букинга.

В первых нескольких гостиницах его даже слушать не стали, потребовав ордер Интерпола на предоставление информации. С ними Вук решил разобраться позже с помощью той же "открывашки", если понадобится.

– Я детектив, – наконец представился он скучающему на ресепшене администратору из очередного отеля с пышным названием "Мекка". – Ищу европейца, который четыре года назад обманул отца, ограбил его и сбежал с женой брата. Брат уже долгое время разыскивает вора. Мы узнали, что негодяй прибыл именно в ваш город. Возможно ли как-то выяснить, не останавливался ли он в вашем отеле?

– Четыре года... Давно... Зачем брат его ищет? – молодой араб с ресепшена заговорил на английском чисто и почти без акцента.

– Простить хочет.

– Простить?! Разве можно такое прощать?! Он не мужчина, если такое простит!

– Он при смерти и хочет уйти с чистой душой.

Араб запыхтел, зафыркал и после напряжённой душевной борьбы и работы мысли, просиял:

– Э! У брата хитрость! Делает вид, что умирает, а сам хочет отомстить!

"Бедный малыш, – подумал про себя Вук. – Ты уже отравлен миазмами подлости и неверия". Вслух он ничего не сказал, только неопределённо хмыкнул.

– Сейчас. Одну минуту. – Курчавый администратор, скрывшись на некоторое время из поля видимости, появился с огромным талмудом в руках.

– Бумага! – восхитился Вук.

– Да, уважаемый. Мой дед говорит, что бумага надёжна. Никак ему не втолковать, что это не так. – Он полистал гроссбух, бормоча себе что-то под нос. – Немного у нас европейцев было. Тут такая дыра... Выучусь и уеду отсюда... Э! Кое-что есть! Только...

– Что?

– Я не могу предоставить вам никаких записей. Вы понимаете, что это незаконно?

– Понимаю и ни на что не рассчитываю. Мне бы зацепку. В правильном направлении я рою или нет.

– Я могу почитать вслух. Говорить с вами мне не запрещено. И я включу антирегистратор, вы не сможете использовать мои слова.

– Договорились, – кивнул пилот.

Парень взъерошил волосы нетерпеливым мальчишеским жестом, а затем затараторил:

– В апреле – Станислав Мышак и Лео Шульц, в мае – Карл Гольдберг, в июне никого, в июле тоже, в августе – Диэ.. Дюё.. Диёрррдь Варга, Элиас Халонен, Георгий Горошев, в сентябре Ингрид Пеккер.

– Это женщина, – сказал Вук.

– Да, леди, – согласился смотритель "Мекки". – Имя на мужское похоже, не сразу разглядел, что леди... Там были ещё три леди, две из Австрии, одна из России, но леди вас не интересуют?

– Нет.

– Тогда это всё.

Вук пожелал парню успехов в учёбе и новых городов в жизни, затем отключился. В память его навсегда впечатались названные имена – спасибо родителям за модификацию.

Ни одна из фамилий ровным счётом ничего не говорила Вуку, так же, как не сказал пяток других имён, добытых подобным же способом в других отелях – Фабиан Моритц, Франсуа Матье, Лука Домиани, Омар Тулпар и Жерар Лефевр.

Он попробовал подступиться с иной стороны: подумать о яде гюрзы. Если предположить, что опытный житель пустыни Галиль не мог не знать об опасностях, связанных со змеями, что вряд ли пресловутые гады толпами ползали по пескам, выискивая крупную жертву, что сам Галиль наверняка не стал бы ловить змею голыми руками, да и, вообще, просто ловить, напрашивался один вывод – яд ему ввели путём инъекции. Пилот поговорил с хозяевами нескольких гуэльмимских аптек, якобы желая оплатить забытый пару лет назад заказ на яд гюрзы. Его везде вежливо отфуболили, уверив, что забыть оплатить заказ невозможно: продажа яда как вещества крайне опасного и дорого повсюду осуществлялась только по предоплате.

Вук не сдался. Озарение, посетившее его после неудачи с аптеками, принесло свои плоды. Вооружившись списком марокканских зоомагазинов (список оказался не самым большим ввиду арабских устоев по отношению к животным), он в первой же лавке услышал вкрадчивый голос с сочными нотками жадности:

– Да, сэр, у нас есть до сих пор не оплаченный заказ на представителей местных рептилий. Его регистрировал некий любитель-герпетолог.

– Это был я. Напомните, мне дату покупки, – потребовал Янко, вызвав некоторое замешательство у лавочника. – Мой управляющий оказался бестолочью, я его уволил и теперь сам разбираю дела. Кстати, не могли бы вы прислать копию наряда на заказ?

– О, конечно, сэр! – обрадовался собеседник, и было чему: наряд – не чек, наряд не содержит сведений об оплате. Лавочник помедлил, а затем хихикнул.

Поощрив повторной оплатой хитрого владельца магазина, Вук получил на руки сногсшибательную записку о заказе "macrovipera lebetina" в количестве 2 штук. Заказ был сделан 2 августа на предъявителя карты с номером ...56.

– Мой вам совет, любезнейший, – ещё раз хихикнув, сообщил лавочник, по собственной инициативе вновь выходя на связь. – Выпорите как следует свою супругу, чтобы она не шаталась одна и не привлекала внимания полиции.

– Э-э-э... – опешил Янко, на что собеседник, чрезвычайно довольный собой, с удовольствием раскрыл карты:

– Саида не проведёшь! Саид соображает! Вы, драгоценный мой, не могли купить этих змей!

– Почему же?

– Потому что их купила женщина! Белая женщина. А вы говорите со мной из России. Значит, это была ваша жена! Вывозить змей из страны запрещено, значит, она переправляла их через Алжир. А в Алжир сами понимаете, кто едет. Джихадисты либо контрабандисты. Ай-ай, и как вы её только опустили? Хорошенько проучите её, любезный.

Вук сухо поблагодарил, сделав вид, что он крайне расстроен из-за поведения несуществующей жены.

Вечером, основательно заправившись португальским портвейном, Вук аккуратно уложил коллекцию фактов в приватный дневник, организованный в закрытом пространстве клуба "Уфолог". Пространство являлось той ещё помойкой, простоту взлома его не высмеял разве что самый ленивый блоггер, но именно это качество Янко и понадобилось. Рыться в мегатоннах псевдонаучного дерьма приличному человеку было бы зазорно, к тому же процент невероятных свидетельств умопомрачительных чудес в "Уфологе" просто зашкаливал и заставлял суровую дисциплину статистику рыдать от бессилия.

"Ф. Рейнгольд и Е. Гарсиа. Рейс Москва-Бангкок, 5 марта. Смерть Алеся Кудри 18 марта", – зафиксировал Вук на первой странице дневника.

"Дьёрдь Варга, Элиас Халонен, Георгий Горошев, отель "Мекка", Буизакарне, Марокко, август. Смерть Самира Галиля в 50 километрах от Гуэльмима 10 сентября. Заказ на покупку двух гюрз, 2 сентября, карта ...56. Заказ делала белая женщина", – гласила вторая страничка.

"Клотье, Гарсиа, Черезов, драка на Рю Жарре – отклонение ╧1. Убийство мороженщика – отклонение ╧2. Ломаная линия маршрута. Париж, 10 округ", – следующая заметка.

Почесав ноющий затылок, Янко откорректировал запись о марокканском отеле. Он добавил: Ингрид Пеккер, две женщины из Австрии и одна из России, сентябрь.

Глава 7. Сильбато

Остров Сильбато, затерянный в дальних водах Тихого Океана, Вуку открылся, как станция в подземке: зашёл, вышел и вуа-ля. Пользуясь служебным пропуском, пилот шагнул в установку по пересборке, чтобы секунду спустя сощуриться от нестерпимого солнца, лупившего по глазам сквозь распахнутое окно передаточного шлюза.

– Жарко тут у вас, – улыбнулся он монтажнику, облаченному в серую форму техобслуживания. Ребята именно в таких лёгких серо-зелёных костюмчиках обычно ползают, подобно муравьям, по сборочному комплексу и дотошно ощупывают каждый винтик и каждую трубку. Парень в униформе на корточках возился с направляющими рельсами раздвижной двери.

– Сегодня норма-а-ально, – нараспев, с некоторой расслабленностью, присущей обитателям тропиков, протянул паренёк. – Тридцать два с утра было. Вчера, например, все сорок жарило. Наши всю мороженку на базе стрескали. Даже настоящее смели.

– Настоящее, наверное, здесь дорогое?

– Конечно. Сидим тут у чёрта на рогах. Поди доберись до нас. Разрешили бы через портал носить, да жилят.

– Через портал ещё дороже.

– Да, знаю. Только мороженка не бог весть сколько весит.

– Ладно, в следующий раз привезу вам эскимо, – весело пообещал Янко. – Настоящее.

Парнишка-монтажник, поднявшись и отряхнув руки, довольно всхрюкнул, а затем воскликнул:

– А это, ведь, вы! Я вчера видел вас по тридику. Вы там какой-то другой были... Даже не знаю, как будто...

– Как будто жевал клопов в соусе из выдержанного навоза.

Рабочий смутился.

– Вы просто были очень серьёзный. Такая ответственность – перед всем миром выступать.

"Что ж, назовём это серьёзностью", – подумал Вук, прощаясь с парнишкой. Он и вправду был крайне серьёзен: на его счёт Концессия перечислила столь убедительную сумму, что решение относительно Милы созревшим плодом стремительно провалилось куда-то между рёбрами и приятно захолодило сердце.

С вершины холма Вук окинул взором стартовые площадки. Влив в себя из серебряной фляжки стандартную порцию – сто граммов виски, с волнением вгляделся в устремленные ввысь комплексы. "Симург" стоял крайним справа – изящный, сверкающий, самый новенький из кораблей, созданный специально для последней тенерийской экспедиции. Далее располагались тенерийские "Гаруда" и "Феникс", молийский "Гамаюн" и покорители Амикайи "Рух" и "Ловаланги". Старичок "Гамаюн", маленький и потёртый, на фоне красавцев-собратьев выглядел жалким кузеном из провинции, приехавшим покорять столичные высоты. "Гамаюном" пользовались редко, исключительно по крайней нужде. Райскую планету Мола обслуживал огромный космодром с несколькими десятками сборочных комплексов. Космодром Молы также отстроили на одном из островов Тихого Океана, но в более оживлённом месте, удобном для пассажиров. Доставка на него была самая обычная – самолётами.

– Какими судьбами! Вуха-братуха!

К Янко ринулся гигант с метровыми плечами и нежными шёлковыми кудряшками. Квадратным силуэтом своим гигант напоминал цирковой чемодан для перепиливания радостных ассистенток. Из-за курчавого каштанового покрытия Вук не сразу признал в нём Юрку Горохова, врача-биолога третьей тенерийской партии. В экспедиции Горохов сиял начисто выбритым теменем, Вук даже не подозревал, что Юрка по-детски кудряв.

– Старший курсант Горохов, разрешите доложить! Младший курсант Янко прибыл для проведения опытов с пересборкой! – лихо отрапортовал Вук и добавил. – Слышал уже, небось, об уравнении Белла-Клаузера?

– А! Твой знаменитый корректирующий коэффициент! Как же! Почитал я твой доклад, ни черта в объяснениях не понял, но идея занятна.

Медные колечки гороховской шевелюры вспыхнули маленьким взрывом от налетевшего ветерка. Бриз плеснул космонавтам в лицо аромат нагретой гальки, водорослей и каких-то терпких цветов. С пальмы, растущей у самой кромки моря, с шумом свалился кокосовый орех. Булькнув, он скрылся в бирюзовой вспененной воде.

Горохов был чуть старше Янко, в Академии он шёл двумя курсами ранее Вука, но, так же, как и Вук имел значительный бэкграунд. Вук успел отучиться на физика, получить степень и высококвалифицированным научным работником уйти в спасатели аларм-службы, а Юрий с успехом закончил кибо-медицинский университет, интернатуру и ординатуру при главном клиническом госпитале ветеранов космической разведки. Юрка стоял рядом, огромный, обгоревший под палящими небесами экватора, взлохмаченный, такой живой...

– А ты здесь по какой причине? – спросил Вук.

Горохов двинул кадыком, почесал забинтованное колено, задрав штанину шортов цвета хаки.

– Болит, зараза... Погоди немного, лады? Лекарство приму.

Он отвернулся, достал из кармана блистер с пилюлями, отколупнул одну из них, запил из пузырька, взятого из второго кармана.

– Что с коленом?

– Инфламмацио гену церебрум, – сказал он на латыни. – Не обращай внимания.

– Ты здесь зачем? – повторил Янко.

– Тоже на испытаниях. Проверяем новую модификацию. Ну, перегрузки там, кислородное голодание, то, сё, пятое, десятое... Короче, рутина. Слушай, давай посидим вечером после работы, а? Тут славный бар наблюдается. Прямо на линии прибоя. Портал в девять закрывают, будет время поностальгировать, вспомнить Академию, Тенеру... Ты как?

На идею посидеть Вук смотрел с удовольствием. Пообещав посигналить Горохову после рабочей смены, он двинулся к верному товарищу – к "Симургу", поминутно промакивая капельки пота со лба и шеи. У "Гамаюна" он притормозил. Что-то в корабле было не так. От осознания сего факта в башке опять зашуршали странички невидимой книги. Привычно засадив дозу и уняв шум, Янко обошёл вокруг аппарата. От жары и двухсот граммов виски, пилот "поплыл", размяк и несколько отупел, но взгляд механика выцепил то, что заставило задержаться. Третий, самый верхний отсек опоясывался кольцом с чередой чёрных камер. Обод был почти плоским и почти незаметным, и если бы не духота, рассеивающая основное внимание и фокусирующая его на всяких мелочах, Вук однозначно прошёл бы мимо, ничего не заподозрив. Замеченное же удивляло, поскольку являлось не чем иным, как лазерными пушками небоевого назначения. С такими пушками геологи-планетологи обычно шастали по кольцу астероидов, отстреливаясь от залётных каменюк. Необычность ситуации была в том, что по пути к Моле ждать астероидов было неоткуда, маршрут к суровой Амикайе "Гамаюн" не осилил бы из-за недостаточного антирадиационного укрепления корпуса, а для Тенеры кораблик был простоват – вездеход либо везделёт в него втиснулся бы самый крохотный, причём организаторам экспедиции пришлось бы выбирать что-нибудь одно между этими двумя средствами. И, да, вокруг Тенеры, с астероидами тоже было негусто.

– Списали тебя, братец, – с грустью произнёс Вук, обращаясь к кораблю, как к живому существу. – Будешь теперь чумазых шахтёров возить. Утром туда, вечером обратно. Непонятно только, что ты тут делаешь и почему не на Байконуре?

Байконур как площадка пятой, грузовой категории (пятой после стартовых площадей для разведывательных комплексов пересборочного типа, туристических комплексов пересборочного типа, аппаратов дальней разведки Солнечной Системы и аппаратов для маршрутов ближнего космоса) обеспечивал лишь производственно-технические нужды.

В диспетчерской у экрана с расписанием работ Вук полистал журналы загрузки кораблей. Официальный доступ у него имелся лишь к информации о тенерийских аппаратах. "Рух", "Ловаланги" и "Гамаюн" не входили в пространство Вуковых разрешений, однако к перечню работ на "Рухе" Янко подобрался без труда, поскольку даже самый сопливый первокурсник умел обходить громоздкие и неуклюжие секьюрити-гейты, писанные пенсионерами в государственных конторах. Побродив пальцем по графику, Вук поставил зарубочку в памяти – Горохов в списке работ не значился. На "Ловаланги" – тоже. А к "Гамаюну" Вук пробиться не смог. Покрутившись и так, и эдак, он оставил безнадёжное занятие, тем более что в головушке, несмотря на превентивные алкогольные меры, опять разыгралась буря. Вук вернулся к планам "Симурга", и боль резко отступила.

– Вот как..., – пробормотал пилот, вновь возвращаясь к поискам обходного манёвра с "Гамаюном" и вновь ощущая, как череп его кто-то рубит ржавым топором. Боль усилилась, когда Вук перешёл к изучению полётных карт для маршрутов ближайшей недели. Он решил послать к чёрту карты и "Гамаюн" с его секретами, но руки зажили вдруг своей жизнью. Они быстро перещёлкивали экраны со знакомыми и незнакомыми созвездиями, пока голова не взбунтовалась и не велела им прекратить дурацкое занятие.

– Так и спиться недолго, – сказал он сам себе. – А что делать? А кому сейчас легко?

Третья, запасная порция огненной воды Вука окончательно оглушила. Расквашиваясь и растекаясь медузой, выброшенной на знойный берег, из последних сил делая приличное лицо и приличную осанку, он поднялся на борт "Симурга", задраил люки, оттошнился и повалился спать. В ближайший час, судя по расписанию, никто не претендовал на вторжение в отсек с капсулой.

Засыпая, он подумал, что пьяным быть гадко и муторно, но всё же это лучше, чем чувствовать, как по извилинам головного мозга ползает короед, прогрызая ходы-червоточины, и бесконечно чем-то шуршит. А также подумал, что по иронии судьбы все тенерийцы вернулись живыми, но все затем побрели по чёрной полосе жизни: кто-то вплоть до тупика, а кто-то – протискиваясь сквозь рвы и колья и оставляя кровавые раны. Вот и Юрка болеет... Что у него с коленом? Инфламмацио – это, вроде бы, воспаление.

Очнувшись после липкого забытья, Вук мутными глазами долго и бездумно таращился в "аквариум" мультилинка с тезисами предполагаемого эксперимента. Тезисы от него ускользали, вытесняемые дурацкой гордостью за то, что не поддался всеобщему влиянию и не вшил чип мультилинка под кожу. По старинке он носил плоскую карточку аппарата в специальном отсеке кармана. Вук собрался с силами, встал, подошёл к пустой ДНК-матрице, и череп сжало снова. Мысль о лекарстве – четвёртой порции виски – вызвала приступ тошноты и отвращения. Чтобы отвлечься от боли, пилот подключился к каналу для взрослых и уставился на пышнотелую дамочку, со стоном мнущую свои богатые груди. От этого волнительного зрелища боль постепенно утихла. Пуская слюни, Вук просидел остаток отведённого времени за просмотром волшебного действа, в котором аппетитная душечка с энтузиазмом знакомилась со своим трепещущим телом, после чего покинул корабль.

– Ну, как, успешно? – спросил его издалека инженер по сборочным установкам. Вук знаком был с ним шапочно, и знал, что это он настраивал матрицу "Симурга".

– Успешнее не бывает, – заверил его Вук.

Повинуясь запиликавшей в груди интуиции, Янко вновь направился в диспетчерскую. Не к табло с расписанием, но к пульту регистрации отбытий и прибытий. Вук вошёл в список кораблей, механически выбрал "Симург". Смотреть по родному аппарату было нечего, Вук и без кибер-регистратора знал даты отлёта и прилёта, поэтому он быстро переключился на "Гамаюн". Вспышка боли заставила его покачнуться, Вук с трудом удержался на ногах. Он вернулся к "Симургу" – боль исчезла. Полистал маршрутные листы, прилагающиеся к рейсам комплексов не тенерийского направления – спазм сдавил виски. Отдрейфовал к рейсам на Тенеру, и снова в голове устаканилась благодать.

Выходило так, что боль ярко проявлялась, лишь когда пилот обращал свой взор на полёты дальнего космоса, но не к Тенере. Выходило так, что Тенера для боли, бултыхающейся между переносицей и затылком, была родной и в некотором роде успокоительной. А особо враждебным оказывался "Гамаюн", а также всё, что с ним связано.

Открытие это Вука озадачило и обрадовало одновременно. Озадачило, потому что не вписывалось ни в какие рамки логики, а обрадовало из-за возможности унять страдания иным, отличным от алкоголя, способом. Янко, переваривая сей факт, машинально пробежался по перечню стартов комплекса "Гаруда". На "Гаруде" штурмовали, а затем обустраивали норовистую планету первые экспедиции вплоть до Галиля и Сенга. Накатившие мысли о смерти Самира Галиля заставили, словно в дань памяти о герое-тенерийце, открыть страничку последнего прибытия корабля.

"12 июля, 23:49. Прибывшие: Самир Галиль, старший мастер-пилот высшего класса, бортинженер; Ко Сенг, пилот первого класса, бортовой врач, биолог-климатолог. Швартующие: Луис Перро, инженер-наладчик; Ричард Бэнкс, старший мастер карантинной службы...". Пропустив прочую информацию о деталях приземления и буксировки "Гаруды" на стоянку, Вук докрутил страничку до конца и упёрся в ссылку на примечания карантинной службы. Воспользовавшись ссылкой, Янко прыгнул в блок примечаний. Он был пуст, если не считать еле заметный значок вложения артефакта. Вук тронул его, но значок пропал, а на экране засияла, переливаясь всеми цветами спектра, объёмное сообщение: "Вложение удалено 4 июля...". Янко усмехнулся: мода на такие переливчатые изыски кончилась лет десять тому назад. Определённо, здесь всё написано пенсионерами!

Вложение? Вук с любопытством осмотрел блоки отметок карантинного департамента по другим датам прибытия и по другим тенерийским кораблям – по "Фениксу" и "Симургу". Карантинная служба более нигде не расщедрилась на своё внимание. Вук, почесав коротко стриженный затылок, решил так: с удалённым артефактом вероятны две версии. Либо кто-то что-то вложил по ошибке, а потом, спохватившись, удалил, либо удаление было осознанным. "Гаруда" вернулась на Землю 2 июля, а удаление артефакта произошло лишь два дня спустя, и это наводило на мысль, что первая версия не вполне состоятельна. Впрочем, никто не гарантировал бы, что по рассеянности или расхлябанности об ошибке вспомнили только накануне какой-нибудь проверки и только перед проверкой подчистили хвосты.

Пилот с сожалением оставил пульт и вышел на воздух. Он уцепил за рукав пробегавшего мимо молоденького наладчика и спросил, где тут карантинный отдел.

– Его тут нет, – доложил наладчик. – Год назад перевели на большую землю. Карантинщики теперь здесь бывают, только когда встречают кораблик.

"Кораблик" прозвучало так нежно, что Вук умилился и проникся к парню признательностью Конечно, "кораблик", и никак иначе.

– Вы кого-то ищите, пилот Янко? – участливо спросил наладчик, показывая обращением, что знает, кто перед ним стоит.

– Да, Ричарда Бэнкса.

Лицо молодого человека разом оплыло, уголки губ скатились к подбородку.

– Вы не найдёте его.

– Он уже не работает?

– Не работает. Он умер. Несчастный случай, пилот. Как раз, когда вы летали на Тенеру. Упал с трапа. У него давление было высокое, от жары стало плохо, оступился и... Я дружил с ним, мы вместе учились. Он хотел, как вы, – в пилоты, в разведку, но здоровье не позволило.

– Вот как... Сожалею. Примите мои соболезнования... А многие ли здесь его знали?

– Да почти все. Дик..., простите, Ричард, шумный такой был, общительный. Весь космодром у него в приятелях ходил.

Наладчик обречённо вздохнул и, козырнув, отправился дальше. А Вук, ощущая себя профессором, только что обнаружившим новую элементарную частицу, рысью помчался обратно в диспетчерскую, прикидывая в уме, какова вероятность хранения резервных копий данных не на серверах Концессии, а в выделенных пространствах орбитальных сервисов.

– Прошу прощения, сэр, – остановил его у дверей диспетчерской человек в форме службы безопасности. – Технический перерыв. Перезагрузка сервисов. Зайдите через полчаса.

– Я на секунду. Уточню расписание на завтра.

– Извините, нельзя. Ничего личного, сэр, такова инструкция. Вход закрывается за пять минут до перезагрузки...

Он не успел договорить, потому что мощный удар в корпус свалил его с ног. Охранник дёрнулся, но безуспешно – шансов противостоять модифицированному у него не было. Вук затолкал ему в рот кепку в качестве кляпа, вывернул руки за спину и зафиксировал их галстуком. Хлипкие путы, но на пять минут хватит. Подтащив за шкирку извивающегося секьюрити к пульту, прижал его шею ногой, а сам извлёк из кармана и бросил в порт приёма "открывашку". Войдя в перечень событий тенерийских кораблей под полными правами на любые действия, быстро пронёсся по меню и влетел в панель управления резервным копированием. Установив дату со второе по третье июля двухлетней давности, дал команду на скачивание копий данных. Программа вновь засверкала радужным фейерверком, после чего сообщила о завершении операции.

– Вставайте... сэр, – Янко развязал охраннику руки и легонько подтолкнул. – Я ошибся. Здесь расписание, оказывается, не смотрят.

– Я буду жаловаться! Я этого не оставлю! Вы пойдёте под трибунал! – Взбешённый секьюрити вскочил, скрежеща зубами и выхватывая шокер.