Текст книги "Конец света в Бреслау (ЛП)"
Автор книги: Марек Краевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Тихо, черт возьми! Пусть сестра на некоторое время удалится! – крикнул Мюльхауз и с удовлетворением приветствовал шелест накрахмаленного фартука в дверях комнаты. – Почему вы считает, что эта проститутка была безымянной? Ее опознал отец, обеспокоенный ее отсутствием на рабочем месте, на котором он сам ее и разместил. Ну и дрянь, да? Был сутенером собственной дочери, – он выбрасывал из себя слова со скоростью пулемета. – Она работала в том борделе всего три дня, и ее коллеги знали только ее псевдоним. Отец опознал ее позавчера. Вы должны поймать убийцу этой девушки… Вы в этом вопросе глубже всего сидите… У вас новые идеи… Эта жертва не гитлеровская каналья или пьяный музыкант… Это обычная девушка вынуждена блудить из-за собственного отца!
– Вы говорите «из-за отца»? – Мок все еще сидел на кровати. – Как ее звали? Скажите!
– Розмари Бомбош.
Когда прозвучало это имя, Мок умолк. Мюльхауз сопел и искал спички. Затрещала спичка, трубка пыхнула искрами. В дверях стоял врач и открыл рот, чтобы выругать Мюльхауза за курение. Он не успел этого сделать, потому что вдруг заговорил Мок:
– Благодарю вас, доктор, за заботу, но я покидаю ваш госпиталь. Выписываюсь!
– Вам нельзя! – молодой врач повысил голос. – Вы должны еще быть у нас несколько дней… С врачебной точки зрения нет настолько срочных дел, которые бы…
– Есть дела поважнее, чем врачебная точка зрения!
– А какое же дело, мой милый, может быть важнее поправки здоровья пациента? – врач смотрел иронично на облик Мока, беспомощно крутящегося в жестком корсете.
– Я должен вписать одно название в полицейскую картотеку, – сказал Мок. Он встал с кровати и шатаясь подошел к окну. Выглянул через него и встретил взгляд Виктора Зейша, который – оскорбленный внезапной атакой рефлексии над миром и людьми, – в очередной раз сегодня долбил лопатой снег.
Вроцлав, четверг, 19 декабря, четыре часа дня
Генрих Мюльхауз потянулся к полке и вытащил небольшую квадратную старопечатную книгу. Взвешивая его на миг в руке, внимательно изучал библиотечную стремянку, которая заканчивалась двумя крюками. Они зацепились за железную трубу, идущую вдоль книжной полки на высоте около трех метров над землей. Мюльхауза вдруг заинтересовало внезапно количество ступеней, и он начал их считать. Однако он не мог закончить эту операцию, потому что верхняя партия стремянки была почти полностью заслонена обширным фартуком кладовщика, в который был одет его подчиненный Эберхард Мок. Криминальный советник поправлял каждый момент одеяние, приложил руку к хирургическому корсету, царапал по заточенной в нем шее и тихим, хриплым голосом начинал совещание в кладовой Университетской библиотеки. Директор Хартнер, сидящий за столом библиотекаря Сметаны, который неожиданно закончил сегодня раньше работу, с тревогой наблюдал, как собравшиеся в кладовой полицейские мнут в пальцах папиросы, тянут жребий и, припоминая о запрете курения, нервно бросают их в карман. Он посмотрел на карту Вроцлава, распростертую на деревянном крыле стойки, на три булавки с красными головами, вбитыми в покрытое рвом сердце города, а потом перенес раздраженный немного взгляд на Мюльхауза, рассматривающего со вниманием маленькую старопечатную книгу. Он чувствовал себя некомфортно в этом месте кладовой – у его конечной стены, прилегающей к костелу непорочной Девы Марии на Песке. Все библиотекари и кладовщики избегали находиться здесь, где всегда были ледяные сквозняки, а с верхних полок выпадали все те же книги.
– Удивляет вас, конечно, мои господа, – начал Мок, – что сегодняшнее совещание проходит в столь необычном месте и, кроме того, поздно пополудни, когда обычно вы заканчиваете работу. Объяснить это можно только максимальной конфиденциальностью проводимого нами следствия. Поскольку я попал в несчастный случай и получил травму горла, я буду говорить коротко и дам вам через минуту высказаться. Я подозреваю, что убийства Гельфрерта, Хоннефельдера и Гейссена, совершенные «календарным убийцей», имеют какое-то отношение к местам, где были найдены тела. Эта связь может быть существенно отдалена во времени. Отсюда мои библиотечные и архивные поиски, в которых бесценную помощь мне оказывает директор Хартнер. А теперь к делу, – Мок уселся на предпоследней ступеньке лестницы и закашлял сухо. – Господа по очереди будут выполнять свои задания в контексте того, что я сказал. Райнерт?
– Вместе с Клейнфельдом и Элерсом мы следим за Алексеем фон Орлоффом, – Райнерт посмотрел на стоящих рядом с собой коллег. – Мы не знаем почему. Поэтому мне трудно что-либо сказать, потому что я понятия не имею, как это задание вписывается в контекст, о котором говорил господин советник.
– Я помогу вам, – буркнул Мок. – Что говорит фон Орлофф во время своих сеансов?
– Что конец света приближается, – ответил Райнерт.
– Какие есть тому доказательства?
– Он утверждает, что выполняются какие-то предсказания, – сказал Кляйнфельд, – и приводит их. Я записал цитируемые им места различных священных книг. Надо признать, что фрагменты Пятикнижия Моисеева цитирует в собственном переводе…
– А его улики связаны с чем-то, что может заинтересовать нашу комиссию по убийствам? – Мок махнул рукой, как будто хотел опровергнуть слова Клейнфельда.
Наступила тишина. На складе царила тьма, освещенная лишь небольшим светом ламп, горящих здесь и там. Полицейские выглядели как заговорщики или участники тайной мистерии. Фартук Мока стекал по перекладинам стремянки уровням словно мантия священника.
– Да, – в голосе Кляйнфельда сохранились табачные ноты. – Фон Орлофф привел также доказательства «криминальные». Якобы обновляются сейчас давние преступления… Преступления, совершенные очень давно…
– Как давно?
– Вековой давности, – Элерс хлопнул себя по лысому черепу, будто о чем-то вспомнил.
– Эти преступления возобновляются во Вроцлаве? Что об этом говорит наш гуру?
– Да. Во Вроцлаве, в Берлине, по всей Европе и по всему миру. – Райнерт явно плохо себя чувствовал на холодном складе, где под каменным полом лежали в криптах скелеты монахов. – Гуру утверждает, что преступления возобновляются везде, а это значит, что конец света приближается…
– Вы хорошо это помните, Райнерт, – Мок говорил все тише. – Во Вроцлеве вековой давности совершены убийства, которые теперь повторяются или возобновляются, как твердит фон Орлофф. Века назад Вроцлав был очень маленький и находился в пределах старгородского рва. А теперь взгляните, господа, на карту… Гельфрерта, Хоннефельдера и Гейссена убиты на территории, ограниченной рвом… Вы понимаете мою гипотезу?
– Да, – Мюльхауз положил старопечатную книгу на место. – Только же мы не имеем полной уверенности, что убийства этих трех человек имели много веков назад свои прототипы…
– Это работа моя и доктора Хартнера. – Мок спустился с лестницы и ласково погладил стопку книг и несколько каталожных ящиков на столе Сметаны. – Вы должны наступать на пятки фон Орлоффу и попытаться ответить на вопрос, не пытается ли гуру лично ускорить конец света, воссоздавая прошлые преступления.
– Извините, господин советник, – Кляйнфельд скромно опустил глаза. – Но это задание не ваше, не доктора Хартнера… Это задание фон Орлоффа. Именно он, желая привлечь в свою секту, должен доказать, что преступления возобновляются… И он делал это во время выступлений. Люди спрашивали его, какие именно преступления теперь повторяются. А он давал примеры убийств в разных частях Европы…
– В Германии тоже? – спросил Мок.
– Да. В Висбадене, – ответил Кляйнфельд.
– А в Вроцлаве? – Мок отчаянно отвергал мысль о Софи, которую вызвало место ее рождения.
– На лекции, которою я слушал, он ничего не говорил о Вроцлаве.
– А вы слышали от него что-нибудь о Вроцлаве? – Мок обратился к Райнерту и Элерсу.
– Вы не помните, что говорил? – Мюльхауз поднял голос. – То, что там вообще жили?
– С вашего позволения, господин директор, – сказал Мок умиротворяюще. – Они, конечно, все красиво записали в рапортах, не так ли?
Райнерт и Элерс кивнули головой.
– Принесите мне свои рапорты! – голос Мока выдавал волнение. – Мигом, черт возьми! Кроме того, проверьте, когда филиал фон Орлоффа работает во Вроцлаве…
– Мы все знаем, – Райнерт оглянулся беспокойно по библиотечному подземелью, застегнул пальто и надел на голову шляпу. – Нам нельзя терять ни минуты. Мы знаем свои задачи…
– А какое задание у господина Майнерера? – Мюльхауз смотрел с любопытством на Мока.
– Я делегировал его на специальные поручения, – спокойно ответил на вопрос тот. – Он поможет мне при библиотечном запросе.
Мюльхауз кивнул головой трем полицейским, и все пошли к выходу. В темном подвале остался Мок, Хартнер и Майнерер.
– Подождите! – крикнул Мок и пошел за Мюльхаузом. – Ответьте мне на вопрос, – придержал он своего шефа за рукав. – Почему после моей попытки самоубийства вы позволили Элерсу, Райнерту и Кляйнфельду продолжить работу, которую я им поручил? Ведь я отдавал им повеления, не советуясь с вами… Самоубийства совершают сумасшедшие… Почему вы позволили им выполнять приказы сумасшедшего?
Мюльхауз посмотрел на Мока, а затем на своих подопечных, которые весьма охотно покидали библиотечные и монастырские катакомбы. Когда звуки их шагов застучали в верхней части лестницы, он наклонился в сторону Мока:
– Самоубийцы не сумасшедшие и обычно правы, – сказал он и вышел из кладовой.
Вроцлав, четверг, 19 декабря, пять часов дня
Листья пальм в кабинете Хартнера слегка двигались в порывах дыма от сигар. Директор библиотеки и закованный в хирургический корсет полицейский молчали, глядя, как дворник и Майнерер приносят из кладовой стопку книг и каталожных карточек и укладывают их на секретере и столе директора.
– Благодарю, Майнерер, – Мок прервал молчание. – На сегодня вы уже свободны. Но с завтрашнего дня вас ждет старое задание…
– Не могли мы сразу встретиться здесь? – Майнерер с треском поставил на стол большую коробку с копиями каталожных карточек. – Тут плохие условия для совещания? Мы должны были спуститься в тот подвал? И почему только я среди коллег ношу все это? Я что, какой-то уборщик?
Мок смотрел в течение долгого времени на своего подчиненного. Боль пронизывала шею и сверлила между лопатками. Он не мог проглотить слюны, ни шевельнуть головой. Единственное, что он мог сделать, это смотреть дальше в маленькие глаза Майнерера, а после его выхода позвонить Герберту Домагалле и предложить ему нового сотрудника отдела нравов, молодого, амбициозного Густава Майнерера.
– Мы должны были встретиться там, – прошептал Мок и почувствовал, что он слишком снисходителен к Майнереру. Он сразу же изменил тон. – А теперь заткнись и иди домой… Потому что ты не знаешь латыни, твоя помощь при чтении «Antiquitates Silesiacae» не на много мне пригодится. Это все. Прощай!
– Кстати, – Хартнер встал, заложил руки назад и закрыл двери за выходящим, не попрощавшись с Майнерером, – хотел задать вам, дорогой советник, тот же вопрос. Почему мы встретились в кладовой?
– В кладовой нет никого, кроме духов, – Мок сунул сигару между десной и стенкой щеки, – и даже если слушали наш разговор и узнали тайну следствия, они не опасны. Они не убивали и не оставляли на месте преступления листки из календаря… Это сделали люди – историки, эрудиты, способные добраться до древних событий и фактов, а также читать старые книги и хроники. Таких предостаточно в институте, где вы директор. Как ученые, так и ваш персонал… Все могут подозреваться, и поэтому лучше, чтобы никто не знал о нашем совещании…
Мок очень устал от долгих слов. Он громко вздыхал и прикасался пальцем к потертому подбородку. Он чувствовал пробивающиеся через кожу зерна бороды.
– Думаю, вы не предлагаете, – Хартнер пытался скрыть гнев, – что среди моих людей кто-то может…
– Слишком долго мы знакомы, директор, – тихо сказал Мок. – Вы не обязаны отыгрывать передо мной на праведное возмущение. Кроме того, хватит с меня этой дискуссии… Беремся за работу… Надо сделать список всех убийств в старом Вроцлаве, потому что этот фон Орлофф или какой-то другой предсказатель конца света может их имитировать, и будут гибнуть невинные люди…
– Пока есть такие в этом городе, – заметил сухо Хартнер и замер, как холодная курица в майонезном соусе, погрузился в кресло, поправил очки и начал читать «Antiquitates Silesiacae» Бартесиуса. На столе лежали записная книжка и хорошо заточенный карандаш. Мок сел у секретера и начал читать «Криминальный мир в древнем Вроцлаве» Хагена по искомому индексу. Под указателем «убийства» добавлены ссылки на несколько десятков страниц. Перейдя по первой, он оказался на странице сто двенадцать. Там была описана сцена ссоры нескольких головорезов, которые не смогли прийти к согласию о разделении добычи и закончили спор кровавой бойней в корчме «У зеленого оленя» на Рюхерштрассе. Мок продолжал путь через зловонный мир старого Вроцлава: встретил кожевников, которые в пьяном виде утопили в Белом Олаве странствующего крамаря, осквернителей кладбищ, испражняющихся среди могил, больных сифилисом солдат австрийского гарнизона, которые устраивали памятные поединки в Частном лесу, жидовских разбойников, грабящих во время ярмарки своих соотечественников, польских крестьян, которые за нарушение ночного покоя приземлились в карцере ратуши, называемом «клетка для птиц». Все это казалось Моку невинной забавой, игривым весельем, клоунским хороводом. Ничто не напоминало покрытый бельмом глаз замурованного музыканта, рваных сухожилий расчлененного слесаря, фиолетовой опухшей головы повешенного за ногу сенатора или разрезанной пополам шеи молодой проститутки. Мок потер глаза и снова вернулся к индексу. Уныло водил взглядом по разным указателям и думал о своей квартире, которой не видел уже неделю. Он решил отметить, что в монографии Хагена нет ничего, что могло бы внести что-то новое в дело. Из филологической привычки он решил записать подробный библиографический адрес книги. Потянулся к столу Хартнера и взял первую лучшую карточку с большой стопки. Это был чистый оборот Городской Библиотеки, который нашелся среди каталожных ящиков. Моку хватило одного взгляда, и он почувствовал выветрившийся запах вишневого ликера, царящий в комнате Гельфрерта. Запах царил повсюду в то время, даже пронизывал тонкий кусочек бумаги, который Элерс держал в щипчиках, когда они сидели в машине, делясь первыми впечатлениями от посещения квартиры Гельфрерта.
– Мы нашли обратный ответ из городской библиотеки, – Элерс подложил Моку под нос кусок печатной бумаги. – 10 сентября Гельфрерт отдал книгу…
Мок даже не пытался вспомнить название книги. Он не собирался использовать ненужную память. Он подошел к столу Хартнера и набрал номер полицайпрезидиума. Телефонист связал его с Элерсом. Прошло много времени, прежде чем Элерс нашел на столе Мока акты по делу Гельфрерта. Он быстро удовлетворил любопытство своего шефа. Мок не клал трубку. Он посмотрел на книгу, которую изучал Хартнер, и прочитал вслух ее название.
– «Antiquitates Silesiacae» Бартесиуса?
– Так и есть. Вот эта книга, – услышал он в трубке голос Элерса. – Господин советник, я нашел на вашем столе акт из отдела нравов в отношении религиозных сект…
– Ты мне его принеси вместе со своим рапортом, – Мок повесил трубку и улыбнулся Хартнеру. – Если бы этот Домагалла был так же быстр в бридже…
Вроцлав, четверг, 19 декабря, десять вечера
Мок перестал оценивать результаты своих пятичасовых исследований. Хартнер налил в большие бокалы вишневку от Купферхаммера и передал один из них Моку.
– Вы были правы. Выпьем за знания, которые мы приобрели.
– Мы много знаем о давних преступлениях, которые этот шарлатан обсуждает в своих проповедях, – Мок подошел к окну и кинул взгляд в темный надодранский пейзаж. Ему казалось, что он слышит треск льдин о столбы Песчаного моста. – Однако мы не знаем, как с ним поступать. Или его закрыть, или ждать его движение. Я уверен на сто процентов, что наш русский князь имеет неопровержимое алиби. Но у меня нет уверенности в ряде различных мелких вопросов. Например, как это возможно, что в Городской библиотеке дают напрокат обычному читателю старопечатную книгу восемнадцатого века, каким является «Antiquitates Silesiacae»…
– Простите! – воскликнул Хартнер и вылил в пустой желудок содержимое стакана. – Забыл вам сказать… Вы были очень заняты рапортами своих подчиненных, когда дворник Марон передал мне сообщение, принесенное с курьером, директора Городской библиотеки, Теодора Штайна. Директор поясняет, что некоторые читатели, которые представляют какие-то учреждения, могут за высокий залог заимствовать старопечатную книгу.
– Это хорошо, – буркнул Мок. – Но каким залогом мог располагать алкоголик Гельфрерт и какое представлял учреждение?
– Директор Штайн отвечает только на второй вопрос. Гельфрерт был секретарем Общества любителей Силезской родной земли.
– Очень мило со стороны директора Штайна, что захотел это проверить.
– Не только это захотел проверить, – воодушевленный Хартнер вливал в себя еще один бокал. – Он прислал мне также список членов этого общества (так совпало, что он является его председателем) и выписку из реестра должников…
– Да? Я слушаю вас, доктор. Прошу, продолжайте дальше…
– Из нее следует, что перед Гельфертом с произведением Бартесиуса ознакомились восемь читателей. Все они носят странные имена…
– В чем заключается их необычность?
– В том, что это имена исторических деятелей.
– С удовольствием ознакомлюсь с этими именами.
– Может, вы, дорогой советник, ознакомитесь также с их ликами. Все они находятся в Леопольдинском зале нашей альма-матер…
– Не понимаю, – Мок покачал бокалом и наблюдал, как капли водки стекают на широкую ножку. – Я сегодня слегка хворый, слегка грустный, слегка усталый… Прошу вы говорить яснее.
– Какой-то читатель или читательница заимствовали в читальном зале «Antiquitates Silesiacae» Бартесиуса и не вписали в реестр свои собственные имена, а имена выдающихся ученых и благодетелей нашего университета, имена персонажей, чьи портреты находятся в Леопольдинском зале. Разве что действительно те читатели так звались… Кажется, что в прошлом году в читальный зал Городской библиотеки приехали Кранц Венцл, Питер Канисиус, Йоханн и Карл Carmer фон Хойм, – Хартнер подошел к Моку и смотрел минуту на несколько черных птиц, которые стояли на быстро плывущей плоской льдине. – Завтра у вас будет много дел до доклада градоначальнику, если Мюльхаузу и вам удастся с ним встретиться. Ну, выпейте в конце хорошего дня, в котором так много удалось установить…
– Думаю, что завтра мы оба будем проводить доклад бурмистру. У нас в конце концов эта свинья, – тихо сказал Мок, протянул руку Хартнеру и, не тронув водки, покинул кабинет директора.
Вроцлав, пятница 20 декабря, восемь утра
Слуга Мока Адальберт Гозолл и его жена Марта одеты сегодня были празднично, чтобы – как Адальберт сказал Моку при пробуждении – отпраздновать счастливое возвращение своего работодателя к здоровью. Старый камердинер влез в слегка потрепанный фрак, на ладони натянул перчатки, а его жена обернулась десятком силезских юбок. Завтрак подавали в молчании, а страдавший бессонницей Мок также молчал и наполняла желудок – вопреки его явным протестам – штруделем с яблоками. Мирту интересовал аппетит господина, Адальберта – собственный карман, который работодатель заполнил минуту назад тем ежемесячной выплатой, а Мока – аскетичный вид квартиры, лишенной вчера по его приказу всего, что напоминало бы о Софи. Советник проглотил последние глотка кофе и вышел в прихожую. С помощью янтарной ложки обул туфли, принял от Адальберта пальто и шляпу, стоял перед зеркалом и долго уминал и разглаживал поля, чтобы придать головному убору правильный вид. Под мышку сунул портфель своего слуги, заполненную документами и выпечкой Марты, миновал большой мешок, в котором находилась его собственная папка, подаренная ему когда-то Софи, и вышел из квартиры. У особняка стояли уже заказанные Адальбертом сани, а фиакер разговаривал с газетчиком, который потоптывал дырявыми ботинками по ледяному тротуару. Изогнутый козырек каскета обнажил зеленоватое лицо мальчика. Мок взял у него экземпляр «Последних новостей Бреслау», а в награду дал ему пятимарковую монету и выпечку Марты. Не слушая слов благодарности, он вскочил в сани и опустился на твердое сиденье. Пронзительная боль в шее напомнила ему через миг наличие вероломных жен и дворников и хирургов, спасающих людские жизни. Возница пригладил внушительные усы и хлопнул кнутом с таким размахом, как будто хотел изгнать из него все печали этого мира. Мок, спрятанный за газетой, начал поиски информации о преступлениях, истории города и русских аристократах. Вместо этого он нашел новости о сегодняшнем заседании Sepulchrum Mundi, о немецко-польских переговорах по договору о двусторонней торговле и о голоде в Китае. На информационной заметке о лекции фон Орлоффа прервал его возница. Они стояли перед дворцом Хацфельдов, в котором находилась штаб-квартира Силезского Регентства. Мок потянулся к карману, вручил извозчику столько же, как за четверть часа газетчику, и подождал сдачи. Когда он получал залепленные жиром монеты, рот извозчика раскрылся и из-за сломанных зубов донеслись до Мока слова упрека:
– А тому вы дали такие чаевые… Холодно, господин, и до дому далеко…
Советник, преодолев отвращение, наклонился к извозчику и прошептал:
– Тот наверняка пропьет все, а ты вложишь деньги?
– Во что, господин? – шелохнулись пышные усы.
– В новые чулки с подвязками для своей дочери, – Мок крикнул сквозь снег и вошел во дворец.
В холле стоял Мюльхауз и при виде Мока взглянул на часы.
– Вы пунктуальны, – сказал он вместо приветствия. – А этот ваш Хартнер?
– Он опаздывает расчетливо и регулярно. Всегда пять минут. В этот раз, однако, на час.
Они молчали. Оба знали, что силезский правящий градоначальник фон Шрёттер скорее найдет понимание для слабостей Гейссена, чем аристократической непунктуальности Лео Хартнера. Мок был прав. Хартнер и секретарь фон Шрёттера не опаздывали. Прилизанный чиновник спустился в холл и пригласил их церемонно в кабинет градоначальника. Мимо них проходили занятые сотрудники – обеспокоенные секретарши и менее или более важные особы, ищущие напрасно счастья в столице Силезской провинции. Кабинет фон Шрёттера был наполнен гданьской мебелью. Градоначальник приветствовал их не менее церемонно, чем его ассистент, и – оправдываясь сессией силезского Ландтага – попросил возможно быстро перейти к делу. Мюльхауз принял это близко к сердцу и попросил Мока представить дело «календарного убийцы».
– Дорогой господин градоначальник, – Мок отказался от титула «превосходительство». – В нашем городе действует убийца, оставляющий на месте преступления листки из календаря, и глава секты, некий Алексей фон Орлофф, провозглашающий приближение конца света. Этот последний podpiera подпирается различными прогнозами, в соответствии с которыми концу света предшествуют ужасные преступления. Они являются повторением преступлений, совершенных века назад – люди убиты в таких же обстоятельствах. Три убийства – три примера преступлений вековой давности…
Градоначальник фон Шрёттер открыл круглую коробку, из которой торчали кончики сигар. Закурили все, кроме Мюльхауза.
– Фон Орлофф на своих лекциях доказывает, что прав, – Мок выпустил кольцо дыма. – Он утверждает, что в последнее время возобновились три убийства вековой давности. Детали его доказательств записали мои люди… Теперь я попрошу нашего эксперта, доктора Лео Хартнера, продолжить мою речь. Из-за боли в горле я не могу говорить слишком долго…
– Ваше превосходительство, – Хартнер посмотрел в записи Мока. – Уважаемые господа. Фон Орлофф первой цитирует историю «Колокола грешника». Она вам не чужда? – Несмотря на то что ее знали все дети в Германии, Хартнер не позволил себе замолчать. – Эту историю описал Вильгельм Мюллер в своем знаменитом стихотворении «Der Glockenguss zu Breslau»[19]19
Колокольный звон в Бреслау (нем.).
[Закрыть]. Подмастерье некоего литейщика в Вроцлаве четырнадцатого века не послушал своего хозяина и отлил колокол для собора святой Марии Магдалины вопреки его указаниям. Тот так разозлился, что убил подмастерье.…
– Как утверждает фон Орлофф, – вмешался Мок, – согласно последним историческим исследованиям, этот подмастерье был литейщиком заживо замурован в особняке «У грифов» на Рынке. Случилось это 12 сентября, – он посмотрел в рапорт Райнерта, – 1342 года. А теперь переходим к настоящему. 28 ноября мы нашли в особняке «У грифов» тело замурованного живьем Эмиля Гельфрерта, музыканта, работающего в Концертном доме. На жилете был прикрепленного листок из календаря с датой 12 сентября 1927 года. Полицейский врач Лазариус заявил, что смерть Гельфрерта произошла в августе или сентябре. В четырнадцатом веке подмастерье литейщика, то есть кто-то, кто слушает и анализирует звук колокола, а несколько месяцев назад кто-то, кто профессионально занимается звуком.
– Сенатор Гейссен тоже? – откашлялся фон Шрёттер.
– Давайте в хронологическом порядке, – Мок проигнорировал этот вопрос. – На следующий день, 29 ноября, мы нашли расчлененное тело безработного Бертольда Хоннефельдера. На столе лежал календарь с отмеченной датой 17 ноября. Нам не нужно было спрашивать доктора Лазариуса, когда он умер.…
– Это произошло на Ташенштрассе, 23–24, – Хартнер любил читать лекции, а градоначальник был слушателем весьма благодарным, потому что он лопался от любопытства, – там, где когда-то были городские укрепления за Олавскими воротами. В 1546 году в том менее или более месте был расчленен некий Тромба, запор. Мы не знаем ни виновника, ни мотивов, все это я узнал из произведения Бартесиуса «Antiquitates Silesiacae». Самое страшное то, что убийца играет с нами. Дом, в котором жил Хоннефельдер, – это дом «У золотого литого колокола»…
Воцарилась полная ужаса тишина.
– Там запор, тут безработный слесарь Бертольд Хоннефельдер, – прервал ее Мок, слегка раздраженный стремлениями Хартнера, который смело вступил на поле полиции. – Третья жертва была господину градоначальнику знакома. Известны вам также обстоятельства убийства. Сенатор Гейссен и проститутка Розмари Бомбош были убиты точно так же, как почти пятьсот лет назад камергер австрийского императора Альберта II. Император сделал Вроцлав своей базой в борьбе с польским королем Казимиром Ягеллонцем за чешский престол. Его камергер…
– …отправился, как пишет Бартесиус, – Хартнер считал, что прошлое является его сферой, и перебил слова Мока, – 9 декабря в какой-то публичный дом в Николаевском предместье, где его убили и ограбили. Также не выжила сопровождающая его проститутка. К сожалению, о деталях преступления молчит Бартесиус…
– 9 декабря, – завершил Мок, – был убит в объятиях проститутки советник Гейссен. Это было на Бургфельде, 4, то есть в Николаевском предместье.
Градоначальник под влиянием последних слов Мока покраснел и достал коробку с вечным пером. Он несколько раз открывал крышку, и его гости видели выгравированную на нем какую-то надпись. Румянец медленно разливался по лысине фон Шрёттера и насыщался интенсивным цветом.
– Что вы вообще тут делаете! – взревел он внезапно и резко встал. – Вы пришли ко мне, чтобы попросить разрешения арестовать какого-нибудь русского маркиза?! – пухлый кулак со всей силы ударил о стол. – Почему этот ублюдок еще не сидит у вас на Шубрюке?! Хотите дождаться следующего преступления?!
– С вашего разрешения, – впервые вступил Мюльхауз. – Пусть ваше превосходительство соблаговолит заметить, что о преступлениях пишут в газетах, которые фон Орлофф, конечно, читает. Свои доказательства он представляет на лекциях, всегда после совершения преступления, то есть, как заявили вчера в читальном зале советник Мок и доктор Хартнер, после публикации соответствующей газетной заметки. Поэтому у нас нет ни малейшего повода его арестовать. Ни один судья не осудит человека только потому, что какие-то убийства пригодятся в его аргументации за конец света. Это только след, который направляет нас на путь фон Орлоффа и делает так, что он или кто-то из его секты становится в тени подозрения.
– Да… – фон Шрёттер сел за стол и потушил в пепельнице сигару, на мгновение посмотрев на искрошенные листья, которые напоминали крылья раздавленного чудовищного насекомого. – Вы правы… У нас нет оснований арестовывать фон Орлоффа, но мы должны сделать что-то…
– Позвольте, ваше превосходительство, – Мюльхауз впервые в тот день наполнил рот ароматом любимого табака. – Выход один. Нам нужно узнать дату и место следующего убийства. Так мы защитим будущую жертву и устроим засаду на убийцу.
– Как вы хотите это узнать? – спросил фон Шрёттер, подняв ко рту чашку.
– Убийства, – Хартнер снова принял учительский тон, – совершаются в хронологическом порядке. К сожалению, эта хронология относится только к датам дней. А, следовательно, преступления-узоры могли произойти в разные века. Первое происходит из средневековья, второе – из Ренессанса, а третье – из барокко. Поэтому требуется просмотреть все доступные материалы, ища убийств, которые были совершены с… – он заколебался. – Какое сегодня число? Так, с 20 декабря… Обращать внимание только на дату дня, не года…
– Кто должен это сделать? – спросил фон Шрёттер.
– С этим мы и пришли к вам, ваше превосходительство, – ответил Мюльхауз. – Нужно назначить группу экспертов, которые поднимут очень быстро архивные исследования.
– Чем должны обладать эти люди? – Градоначальник хорошо себя ощущал, когда снова оказался в роли организатора. – И сколько должно их быть?
– Они должны знать латынь, – ответил Хартнер. – Уметь читать рукописи и старопечатные книги, усердно работать день и ночь, за что следовало бы им платить соответствующие вознаграждения. Чтобы быстрее найти очередную дату преступления и защитить перед ней потенциальную жертву… не мешало бы их много…
– Кроме того, они должны быть вне каких-либо подозрений, – добавил Мок. – Мы не можем поручить эту работу тому, кто может быть убийцей. Не будем забывать, что это человек, для которого архивы не имеют никаких секретов. А мы будем подбирать экспертов среди таких людей.
– Вот именно, – фон Шрёттер положил перед собой чистый лист бумаги и что-то записал, – а кто соберет эту группу?
– Ее руководитель, – ответил Мюльхауз. – Доктор Хартнер.
Вроцлав, пятница 20 декабря, полдесятого утра
Мюльхауз и Мок попрощались с Хартнером перед дверью чиновника, который по поручению градоначальника должен был подписать с вновь назначенным руководителем экспертной группы соответствующее соглашение. В молчании они спустились в главный холл и вышли из дворца Хацфельдов. Двинулись в сторону Полицайпрезидиума. Снег скапливался на полях их шляп.
