Текст книги "Кошелек предателя"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

19

Он увидел Аманду через зарешеченное окно. Она шла по коридору вместе с надзирателем, уверенная в себе и совершенно спокойная.

– Хэлло, – весело сказала, разглядев его мелькнувшее через узкую прорезь лицо. – Они передали мне по телефону твое послание, но не позволили выпустить тебя под мое поручительство.

Какое послание? Вопрос застыл у него на губах, я он сдержался и не задал его. Глаза его сузились, а худом лице отразилось недоумение. Когда он замет идущую Аманду, ему представилось, будто в нем произошел какой-то революционный, а, может быть, эволюционный – этого он точно не знал, переворот. Он сразу стал старше или осознал, что на него снизошло великое просветление, или же его слабые ноги вновь шутили твердую почву. Он решил, что причина ему известна – ее признаки были безошибочны. Чувство страшного стыда, желание ударить себя или закрыть глаза свидетельствовали о том, что он полностью утратил самообладание. Его ужасная слабость, должно быть, сделалась очевидной. Дурные предчувствия усилились, и он, не отрывая глаз и наморщив лоб, продолжал смотреть на девушку через зарешеченное окно.

Наконец он понял, что показалось ему таким необычным. Он знал Аманду с ее детских лет, но сейчас ему открылось в ней нечто новое, и он догадался, что именно. Он видел ее через какую-то душевную призму. Его подсознание преодолело этот вызывающий ярость барьер и медленно отбросило прочь, как влажную промокашку.

Теперь перед ним предстала вся картина.

Он увидел ее, и на него сразу же обрушился сокрушительный удар. Калейдоскопическая история последних тридцати шести часов вырисовывалась с безжалостной ясностью и подробностями каждой минуты, ее суровая откровенность отпугивала – обезумев, раскрыв душу, в чем не было и тени юмора, он брел вслепую, а куда и сам не знал.

Сейчас, когда две ипостаси его «я» соединились и новые, бредовые открытия как бы легли поверх старого знания, истина в трех измерениях выплыла наружу, неожиданно окрасившись в яркие тона. Он был потрясен. Боже Всемогущий, теперь он знал, как подкупили несчастного Энскомба, чтобы тот назвал контрабандный товар чистейшим рейнским вином! Это могли быть только фальшивые деньги, мастерски подделанные, замусоленные, неотличимые от настоящих, фальшивые деньги. Миллионы и миллионы фунтов стерлингов платы за ложь и подрыв. Энскомба убили, потому что он был готов очистить свою совесть и рассказать о содержимом этих ящиков. Возможно, собирался передать свое скромное состояние Казначейству и сделать это после признания.

Имелись еще и грузовики. Они явно предназначались для доставки денег. Как это должно было произойти и какой магический пароль мог заставить трезвых, скептических англичан принять и израсходовать этот динамит, по-прежнему оставалось тайной. Но время, решающий час такой тайной уже не были! Энскомб нарушил ее, упомянув о Протоколе Пятнадцать. Сегодня пятнадцатое, и они не намерены ждать до завтра. Час пробил. Быть может, настала и роковая минута. Теперь это дошло до него. Он знал, что происходит. Он знал, что ему надо делать.

Казалось, что сама опасность безумна. Он отпрянул. Год, шесть месяцев и даже три месяца назад такой гигантский проект был бы фантастичен, но сегодня в осажденной Англии, когда все новые и новые дьявольски хитрые варвары снуют у ее ног, план превращался в боевое оружие, нацеленное ей в сердце. Страх сдавил его и чуть было не удушил. Времени уже не осталось, а он так беспомощен. Он прижал лицо к зарешеченному окну.

– Аманда!

– Да? – Она быстро и ободряюще улыбнулась ему.

Кэмпион сосредоточился и обдумал все, что он ей сейчас скажет. Время становилось таким же драгоценным, как капля воды на дне жестяной кружки в пустыне.

Бой часов на улице сделался настоящей средневековой пыткой.

– Смотри, моя дорогая, – начал он, сознавая, каковы их теперешние отношения, понимая свою утрату и ее значение и стараясь все это перечеркнуть, потому что время уходило с каждой секундой, а впереди ждала катастрофа. – Я должен немедленно выбраться отсюда. Слушай, Аманда, там, на набережной, перед тем, как я угодил в госпиталь, была драка. Один или два человека могли пострадать, но дело не в этом…

– Эй, о чем вы там болтаете? – Надзиратель заметно разволновался. – Я прошу вас это повторить.

Аманда не придала значения его вмешательству. Она наклонилась, желая уловить каждое сказанное Кэмпионом слово.

– Тогда Оутс был вместе со мной, – отчетливо произнес Кэмпион.

Он увидел, как расширились ее карие глаза и что-то промелькнуло в лице.

– Где же он? – в отчаянии продолжал Кэмпион. – Я должен выбраться отсюда, Аманда. Выбраться и немедленно отправиться к Лошади.

– Да, понимаю, – коротко ответила она, резко повернулась и пошла. Надзиратель торопливо последовал за ней. Она удалялась столь стремительно, что это можно было принять за бегство. Надзиратель, конечно, так и решил.

Он вернулся через минуту и принес с собой полицейское заключение. Наверное, его удивил уход Аманды, однако вскоре все его время и внимание заняло описание разыскиваемого. К счастью, в полиции подобные типы встречаются редко, но в любой организации нельзя обойтись без просчетов. Он сидел на длинной скамье, протянувшейся вдоль коридора напротив камер, и громко, пункт за пунктом, читал заключение. Перед каждым новым абзацем он вставал и подходил поглядеть на жертву через прорезь. Замечания, касающиеся лично его, он пропускал мимо ушей и постоянно перечитывал параграфы, забывая, насколько ему удалось продвинуться.

Кэмпион уже начал страдать от этих пыток. Война со всем ее грохотом, ревом и ужасом – он столкнулся с ними в зоне боевых действий, была к нему очень близка. Он повсюду видел и слышал ее поступь – не только налеты авиации, но и вторжение войск, и понял, что от внезапного удара страна может разлететься в пух и прах. Он вспомнил великолепные по смыслу и звучанию стихи в финале «Короля Джона». «Пускай приходят враги теперь со всех концов земли. Мы сможем одолеть в любой борьбе, была бы Англия верна себе» [1]1
  Шекспир. Полн. собр. соч., в 8 т., т. 3. М.: Искусство, 1958 с. 408, пер. Н. Рыковой.


[Закрыть].

«Верна себе» – вот талисман, в нем и сила и опасность. «Верна себе». Доверяла бы собственному единству. «Верна себе». О, Боже, позволь ему отсюда выбраться! О, прекрасная святость! О, неподкупная честность и торжество лучшего в конце! О, вера в добро, как силу и сущность, поскорее выпусти его отсюда!

Надзиратель снова прочел описание со ссылками на источники.

– …Светлые волосы… светлые волосы. Рост шесть футов, два дюйма… Хорошо, именно так. Очень похоже. Вас-то здесь и описали, какой у вас рост?

– Да, да, это мой словесный портрет, – Кэмпион попытался сдержаться и проконтролировать себя, но голос у него все же дрогнул. – Я это признаю, так что не надо больше беспокоиться. А теперь выслушайте меня, это серьезно. Это в миллион раз важнее всех сирен боевой тревоги. Пришлите ко мне старшего офицера или разрешите мне позвонить по телефону. Это жизненно необходимо. Понимаете? Это так важно и срочно, что если вы этого не сделаете, то совершенно безразлично, обнаружите вы в своем листке бумаги формальный повод для ареста или нет. Если вы немедленно не приведете ко мне кого-нибудь из вашего начальства, я не думаю, что вы завтра проснетесь в этом мире.

– Угрожаете? – с идиотским удовлетворением сказал надзиратель.

– Я обо всем доложу. Надо осторожнее подбирать выражения, парень. Здесь, может быть, и не Восточное побережье, но все равно, вы сейчас не слишком-то осторожничали. Знаете, кого мы теперь разыскиваем – Пятую колонну.

– Послушайте, – Кэмпион вцепился руками в дверь камеры. – Я хочу сделать заявление. Я вправе рассчитывать, что сержант сыскной службы с ним ознакомится.

– В свое время. В свое время к вам явится кто-нибудь из судей его Величества и все выслушает, – спокойно ответил надзиратель. – Через минуту я сам возьму ваше заявление.

Для Кэмпиона это был новый вид пытки. Он почувствовал, что сегодня Суд Глупцов мог бы легко иметь успех. Резко отпрянув от зарешеченного окна, он прошелся по камере. Его отчаяние усилилось и переросло в чисто физическую боль, сдавившую ему горло и грудь так, что он начал задыхаться. Он присел на койку и уставился на каменный пол. Ситуация лихорадочно прокручивалась в его сознании. Вот план. Он прост и страшен. Осталась лишь последняя тайна – как эти чертовски похожие на настоящие фальшивые деньги будут распределены в нужном количестве и в кратчайшие сроки, чтобы вся операция привела к разрушению страны. Вполне вероятно, что это препятствие им так и не удалось преодолеть. А, значит, шанс на спасение еще не потерян. Однако только безумец мог надеяться на ошибку или слабость Врага. Это было в равной мере абсурдно в преступно.

И вновь пробили часы. Каждый звук вызывал в нем болезненную дрожь. Надзиратель, которого он сейчас не видел, поднялся и поглядел на него через зарешеченное окошко.

– Худощавый, – пробормотал он, – худощавый.

Сознание Кэмпиона работало безостановочно, оно словно разрывало узлы нервными, беспокойными пальцами. Голова у него по-прежнему болела, он ощущал слабость, и его пошатывало, но в нем бурлил я искал выхода огромный запас яростной душевной энергии. Все было удивительно понятно. Все, что он знал, ярко осветилось, а неведомое ему оказалось четко определенно и покрыто непроницаемым мраком.

План от начала и до конца мог принадлежать лишь Врагу. Это очевидно. Точность и тщательность подготовки указывали на ту же дьявольски осведомленную организацию.

Он снова подошел к зарешеченному окошку и поглядел на полицейского. Его глаза остановились на квадратной, крепко сидящей на плечах голове с круглой лысиной и кустиками лоснящихся седых волос, до него дошло – все, что он сейчас скажет или сделает, не имеет ни малейшего смысла.

Теперь, когда в голове у него составилась целостная картина, он смог разобраться и в собственных ошибках. Они бросались в глаза, как расположение вражеских войск на карте. Порыв к свободе после предъявленного ему обвинения был самоубийством. По долгому опыту общения с полицией он должен был знать, что никакие его поступки не в силах изменить ситуацию. Он понял, что они делают. Они позволили ему остыть. Чем больше он шумит и спорит, тем дольше они его здесь продержат. Это было безумие, как если бы его вдруг затравила собственная собака.

Он закрыл глаза и попытался принять все это как неизбежность. Теперь он стоял с поднятыми и простертыми к двери руками и прижимал лицо к зарешеченному окну. Не было слышно ни звука. Ему ничего не мешало, он вновь широко открыл глаза и, нервно моргая, наблюдал. Стоял он совершенно неподвижно.

Надзиратель сидел на скамье, подняв голову, на его лице застыло глуповато-недоуменное выражение. Он не отрываясь, смотрел на дальнюю дверь, ведущую к коридору и залу заседаний, и тоже к чему-то жадно прислушивался.

Кэмпион догадался, что в той дальней двери тоже есть зарешеченное окошко, и кто-то следит оттуда за ними обоими. Это был крайне напряженный и волнующий момент. Перед ним блеснула надежда он постарался сдержаться и прикусил язык. После долгих колебаний, показавшихся Кэмпиону просто бесконечными, надзиратель встал и пошел отпирать дверь.

Ногти Кэмпиона впились в ладони, а во рту пересохло. Столько всего зависело от этого короткого, глупого вопроса. Столько всего. Судьба империи. А может быть, и цивилизации. Все зависело от человека, который вот-вот появится в тюремном коридоре.

Первое впечатление разочаровало Кэмпиона. Это был незнакомец. Он подошел к камере, ссутулившись, с закутанным шарфом подбородком. Но, когда он поднял голову, Кэмпион его узнал. Перед ним стоял Хатч.

Шарф-то и сбил Кэмпиона с толка. Он сразу догадался, что под ним скрыто, но не ожидал этого. Он не только не хотел бить его так сильно, но сейчас, во вновь обретенном им мире трех измерений отнесся к этому, как к чистейшему безумию.

Звук часов заставил его собраться с силами. Для любого заключенного в любое время этот равномерный отсчет каждых пятнадцати минут был пыткой, но для Кэмпиона он превратился в хлещущий бич.

– Хатч, – мягко произнес он.

Тот зашел в камеру и посмотрел в окно. Он молчал, и его голубые глаза казались очень суровыми. Кэмпион глубоко вздохнул.

– Я должен с вами поговорить, – спокойно начал он, – я знаю, что мне нужно очень многое вам объяснить. Около двух дней я находился в шоке. Однако за последние часы у меня все прояснилось. Но имени сейчас надо срочно действовать. Мы должны ехать в Бридж. Оттуда сразу же отправимся к Лошади. Теперь, мой дорогой, вы уже не выпустите меня из-под надзора.

Хатч продолжал молчать, выражение его лица также не изменилось. Кэмпион пришел в отчаяние и совсем стих, а потом перевел разговор на другую тему, что больше напоминало непринужденную беседу.

– Я могу дать вам любые сведения, – сказал он. – Мой номер Сикрет Сервис-27. Я следую указаниям Главного констебля Министерства внутренних дел, мистера Станислава Оутса. Дело, которым мы занимаемся, связано с Фолиантом СБ и Протоколом Пятнадцать, но все это крайне срочно, и я вынужден требовать…

Хатч отошел от зарешеченного окошка.

– Ради Бога! – возглас Кэмпиона вырвался из глубины его души, и, к своему облегчению, он услышал, как щелкнул замок. Дверь широко распахнулась, и при выходе он столкнулся с Суперинтендантом. Тот, как и раньше, с любопытством наблюдал за Кэмпионом, что можно было уловить по выражению его свободной от шарфа части лица.

Кэмпион открыл было рот, желая что-то сказать, но тут же осекся. Хатч повернулся к стене и написал две строчки на обороте конверта, вынутого им из кармана. Известие приободрило Кэмпиона. Он прочел: «Только что обнаружили Оутса. Он пролежал без сознания в госпитале Сент-Джуд со вторника. По ошибке за ним установили надзор. Подозревали, что он убил полицейского в драке на набережной. Здесь в полиции полно дураков. Оутс недавно пришел в себя. Врач говорит, что его жизнь вне опасности».

Теперь Кэмпион понял все. Конечно! Это объяснение расставило наконец точки над i. Полицейский и медсестра, и тот неправдоподобный разговор, который он подслушал, лежа в постели в огромной пустой палате. Они и не думали говорить о нем, а, должно быть, обсуждали случившееся с бедным старым Оутсом, который, наверное, находился в боксе рядом с Центральной палатой. Сейчас до него дошло, что все это относилось к Оутсу. Констебль полиции следил за человеком в постели, он наблюдал за ним, сидя в кресле, а не стоя в проходе. Но в то время эти домыслы казались Кэмпиону вполне убедительными.

Хатч продолжал писать. «Его нашла леди А. Послала за мной. Вы можете уйти отсюда, когда хотите. Мы контролируем положение. Понимаем, как это срочно. Она ждет в машине».

– Она ждет? – Кэмпион подбежал к двери. – Вам понадобится двадцать или тридцать вооруженных полицейских, – бросил на ходу. – Немедленно доставьте их к Лошади. Это совершенно необходимо. Который теперь час?

«4.50». – Хатч записал цифры, и Кэмпион подошел поближе, чтобы их рассмотреть.

– Что с вами? – спросил он, осознав странность поступков Суперинтенданта.

Хатч искоса взглянул на него, и его рука вновь шевельнулась.

«Вы сломали мне челюсть, черт бы вас подрал, – написал он. – Нам пора. Я иду с вами».

20

Выйдя из достаточно тихого полицейского участка, Кэмпион сразу же попал в мир бешеных скоростей. Над городом несся резкий, сбивающий с ног ветер, а низко нависшие облака плыли по сверкающему небу, как стая огромных сине-черных акул. Надвигалась гроза, в воздухе чувствовались сырость и напряженное ожидание. Во всем – от выброшенных клочков бумаги, летящих по дороге, до трепещущих над крышами домов и тротуарами светотеней ощущалось какое-то судорожное движение, стремление успеть, чего бы это ни стоило.

Машина стояла у тротуара с уже включенным мотором, и, как только Кэмпион подошел к ней, дверь мгновенно открылась. Аманда пересела с места водителя, уступив ему руль.

– Это хорошо, – сказала она со свойственной ей мягкостью. – Я говорю, Боже, благослови Хатча. Он не сердился за то, что ты его так разукрасил, Алберт. В подобных обстоятельствах за это, конечно, надо быть благодарным. Он пришел сразу же, как я ему позвонила из госпиталя, а Оутс сделал все остальное.

Кэмпион сел в машину и захлопнул дверь.

– Ты довольно быстро отыскала Оутса, – заметил он, нажав на сцепление.

– Да, разумеется, – она несколько удивилась. – Ты же сказал мне, где он. Почему ты не поделился этой информацией раньше?

– Тогда я еще ничего не знал.

– Ты же говорил, что вы вместе ввязались в драку, перед тем, как ты сам угодил в госпиталь. С тобой-то все обошлось, а вот его крепко отделали. Его просто никто не мог узнать, да они и не пытались, и все решили, что именно он убил полицейского.

Она с сомнением поглядела на него из-под опущенных ресниц.

– Во всяком случае он пришел в себя и выздоравливает, – добавила она. – Но очень расстроен и от этого почти ничего не помнит. Они собирались снова уложить его в постель, когда я уходила. Он все время повторял и хотел, чтобы я передала тебе – сейчас дорога каждая минута. Сворачивай сюда. Нам надо спуститься вниз и подъехать к писчебумажной лавке.

– Зачем?

– Там должна быть весточка от Лагга, – объяснила она. – Я сразу же послала его к Лошади. Как только мы с тобой расстались, я бросилась к нему. Ведь мы не знали, что ты будешь делать, и он решил разведать, что там происходит, и позвонить в лавку, если он что-нибудь обнаружит.

Кэмпион окинул ее беглым взглядом. Она безмятежно сидела рядом с ним, сложив на коленях тонкие смуглые руки. По виду она могла быть хорошо воспитанной шестнадцатилетней девушкой, едущей на бега. Ее овальное лицо казалось спокойным, а карие глаза ясными и чистыми. Трудно догадаться, что творилось у нее в душе. Он должен был принять ее такой, как она есть. Но едва он успел об этом подумать, как его охватила тревога.

– На редкость умно с твоей стороны, – сказал он, заранее зная, что это не так. Аманда всегда поступала умно и ничего редкостного здесь не наблюдалось. Для человека, загнанного в угол, Аманда была настоящим Божьим даром. Видимо, он слишком привык к этому. Однако ее обрадовал комплимент.

– Доброе слово и кошке приятно, – с улыбкой откликнулась она. – Конечно, правильно, что ты обошелся без грубой лести. Я полагаю, все это довольно серьезно?

Он кивнул головой.

– Пока еще не горит. Но времени у нас мало. Ведь лавка тут, чуть повыше?

– Да. Подожди меня здесь. Если есть какие-то новости, то мне передадут. Не выключай мотор.

Она выскочила из машины еще до того, как он остановился у обочины. Он увидел, как она скрылась в темном проходе между пустыми стендами для афиш. Пока он сидел и ждал, откуда-то сверху, с крыши, донесся знакомый звук часов, отбивших очередные пятнадцать минут. Пятнадцать минут. Протокол Пятнадцать. Это было чудовищное и ничтожное совпадение, но оно засело у него в голове, и он никак не мог от него отделаться.

Пят-надцать минут. Про-то-кол Пят-над-цать. Спеши. Спеши. Динь-дон. Динь-дон. Поздно. Поздно. Поздно. Поздно.

Он сосчитал удары. Их было пять. Слишком поздно.

Он опоздал.

Его ошеломила внезапная и новая мысль. Он почувствовал себя так, словно у него только что открылись глаза и он понял, что смотрит на дно глубокого колодца. Боже мой, он не собирался бросаться в него вниз головой! Хатчу с его отрядом никак не удастся прибыть в пещеру вовремя. Тайное и немыслимое неминуемо случится. Они проиграют. И полиция и он будут разбиты. Катастрофа неизбежна.

– Чего это ты так перепугался? Не стоит нервничать, – проговорила Аманда. Он и не заметил, как она вернулась и села рядом с ним. – Отсюда мы полетим со скоростью света, – объявила она, – Лагг позвонил десять минут назад. У него есть для тебя новости, а владельцу лавки хватило ума записать все, что он сказал. Я прочту, если ты будешь следить за дорогой. Вот. «Осиное гнездо уже в полном сборе сзади холма, на старой дороге к берегу. Я подозреваю, что вы в курсе, но они, и правда, там. Ограду у входа в пещеру снесли, и я видел внутри несколько сот жестянок». Я правильно сказала – жестянок?

Кэмпион подтвердил…

– Это сленг для рифмы. Жестянки – значит машины. Читай дальше.

Аманда с удовольствием продолжила, и от ее четкого, благородного тембра голоса текст записки при обрел особую пикантность.

«Все наши друзья там. Тех, кого мы знаем, до черта, есть и другие. Много признаков, что они вот-вот выедут, местные трепачи считают, что все это работа правительства, но зачем им такая кодла, или я уже совсем спятил. Я спрятался в саду, в подвале пустого дома по дороге к берегу, по правую сторону холма. Если хотите их поймать, а я думаю, это ваша главная цель, то навострите лыжи. От меня здесь столько же пользы, как от худого ведра».

Аманда сложила листок и сунула его в карман своего жакета.

– Конечно, он прав, бедная старая черепашка, – сказала она, – ведь это его SOS, ты согласен?

– Боюсь, что да. – Кэмпион мчался с предельной для города скоростью. Он помнил свои дикие поездки по этой дороге, без указателей, они были и тайны, и сложны, но сегодня вечером, когда сзади него ярко светило солнце, а над ним пролетали темные тени, весь путь воспринимался совсем по-новому. Впервые за долгое-долгое время, показавшееся ему равным жизни, он полностью владел собой, и в таком состоянии тоже обнаружились свои слабые стороны.

Он был твердо уверен лишь в одном, что Аманда сидит рядом с ним. Ее участие в недавнем ночном кошмаре ощущалось им по-прежнему очень живо. Он не мог забыть и собственную реакцию. В его одиноком и пугающем неведении она возникала как необходимость, как путеводная нить, ниспосланная судьбой незаменимая. Теперь он, с его долгой и запутанной холостяцкой жизнью и страшной катастрофой, из которой он еле выбрался, изумился, поняв, что она ему напоминает. Конечно, в ней были постоянство и надежность, как у солнца или земли.

Он вспомнил о ее отношениях с Ли Обри, о ее откровенном признании, и ему стало больно. Он влюблялся не раз. Но тут совсем иное. Сказать, что он влюбился в Аманду, было бы пустой и дешевой болтовней. Потерять ее… Его сознание содрогнулось от одной этой мысли.

– Быстрее, – сказала она ему, – быстрее, и нас ждут удача.

Он покачал головой.

– Просимо, мадам, – мрачно отозвался он, – но, честно признаться, я опасаюсь, что мы идем ко дну.

– Что? – Она выпрямилась, а в ее глазах сверкнул гнев. – Но я же говорю, Алберт, – сказала она, – ты должен победить. Оутс так ясно дал это понять. Он считает, что все зависит от тебя. Ты не вправе утверждать, что мы идем ко дну, ты не должен бояться. Тебе нужно как-то это предотвратить. Все надеются только на тебя. Ты не можешь потерпеть поражение и продолжать жить, как прежде.

Кэмпион вздрогнул, и на щеках у него выступил слабый румянец.

– Оставь героику в покое, – грубовато возразил он, вновь почувствовав себя уязвленным. – Есть совершенно невозможные вещи. Для бедного старого Лагга и для меня остановить триста грузовиков с мошенниками-водителями – это как раз такое дело. Я даже не могу обратиться к местной полиции в Бридж, потому что, стоит им меня увидеть, как они набросятся и снова запихают меня в тюрягу. Очень хорошо быть оптимисткой, моя прелесть, но лезть на рожон – это глупость.

– Ерунда, – не смутившись и без обиды ответила ему Аманда. – Все это значит, что бывают времена, когда человек просто обязан совершить чудо, и такой момент настал. Подумай об этом.

Кэмпион промолчал. Соглашаться с ней показалось ему бессмысленным. Он позволил себе поразмышлять об Аманде минуту-другую. Это было вполне в ее духе. Она никогда не понимала и не могла вбить в свою милую головку, будто на свете есть нечто невозможное. Любой назвал бы ее оптимизм детским и безграничным, ее вера в него просто сбивала с толка. Сейчас она его откровенно раздражала. Трудно было вообразить себе худшее положение. Время сделалось его страшным врагом. Если бы он был до конца честен с собой, то сказал бы, что выхода нет. Если только…

Идея родилась в его сознании мгновенно. Он сжимал руль, снова и снова обдумывая представившуюся возможность. Эта мысль казалась дикой и, наверное, самоубийственной, но здесь можно было ухватиться за тонкую ниточку надежды.

– Ворота, где стоит караул, – это единственный въезд в Институт? – поинтересовался он.

Аманда искоса поглядела на него.

– Никто из часовых нас не остановит, – проговорила она, уловив ход его мыслей. – Их там только трое. Они постоянно меняются, и все видели нас вместе с Обри.

Она не задавала вопросов и, по обыкновению, хотела лишь одного – помочь ему осуществить план, каким бы он ни был.

Кэмпион взял себя в руки. Потерять Аманду все равно, что потерять глаза. Жизнь без нее наполовину утратит свой смысл.

Тем временем машина на полной скорости летела вниз по узким дорогам. Сзади нее завывал ветер, а над головой неслись тяжелые синеватые облака, похожие на грязные следы от пальцев. Это была дикая гонка, они мчались прямо навстречу неминуемой катастрофе. Дождь, порывы ветра, грандиозная драма на небе – все, как нельзя лучше, соответствовало масштабу событий. В Кэмпионе пробудилась злобная энергия, и он с силой нажал на акселератор. Если суждено спуститься вниз, то их может ждать и беда.

Он подъехал прямо к Институту и, оставив машину у ворот, прошел мимо часового. Момент был напряженный, но все обошлось благополучно. Аманда придумала замечательный отвлекающий маневр, попытавшись развернуть машину на крохотном пятачке. Он расстался с ней, заручившись ее советом и поддержкой.

Через пять минут он вернулся. Шел он очень быстро. Щеки его слегка побледнели, и он старался сдергиваться, однако безрассудство не покидало его и, когда она уступила ему руль, он, не медля ни секунды, схватил его.

Теперь он ехал в город с несвойственной ему осторожностью и остановился у подножия маячившего над ними холма. При вечернем свете Грива выглядела грязной и серой.

– Возьми машину, – торопливо проговорил он. – Поезжай, найди старину Лагга и передай ему от меня, чтобы Хатч немедленно заблокировал дорогу к берегу с обеих сторон, но не трогал бы вход к холму. Отсюда не должен выехать ни один грузовик. Когда они все забаррикадируют, но не раньше, то пусть дадут сигнал, просвистят «Энни Лаури» или что-нибудь еще. Равное, чтобы ни один грузовик не смог отсюда выдать.

– Ладно. – Она кивнула и опять села за руль. – Они, наверное, не успеют вовремя подъехать, – сказала она, перехватив его взгляд. – Я полагаю, у тебя есть какой-нибудь план на этот случай?

Он усмехнулся. У него разболелась голова, а все планы были один хуже другого.

– У меня есть только счастливый шанс плюс глубокая и нежная вера в себя, – ответил он.

У нее сделалось такое же выражение лица, как и у него, и даже в глазах мелькнула та же усмешка.

– Тогда я буду молиться, – весело отозвалась она. – До свидания. Встретимся за ужином или на Елисейских полях.

Кэмпион спешил. Держа одну руку в кармане плаща, он спустился по узкому проходу рядом с маленьким магазинчиком под Лошадью, где когда-то шел вместе с Хатчем. Повторить это путешествие при дневном свете оказалось делом нелегким. Особенно, когда любое промедление могло обернуться катастрофой, и не было уверенности, что он не выдумал весь этот путь.

Он увидел, что дверь в кладовые широко открыта, и двинулся туда, кивнув на ходу перепуганному мальчишке, который стоял где-то сзади, развешивая сухофрукты. Самое страшное, если он сейчас собьется с пути, на минуту засомневается и сразу же выдаст себя. Он шагнул вперед, отчаянно надеясь на лучшее, и нырнул в пропыленный проход, заставленный ящиками с чаем и туго набитыми мешками с зерном. Он услышал, как мальчишка последовал за ним, затем раздались еще чьи-то шаги, и до него донеслось перешептывание нескольких голосов. Его могут остановить. Теперь, в предпоследний час его схватят, поймают в ловушку, как мышь в проклятой бакалейной лавке.

На потолке с крюков свисали связки длинных, старомодных метел, и он схватил одну из них. Дверь, ведущая во владения Мастеров, как и прежде, оставалась незапертой и, войдя туда, он взял с собой эту метлу и воткнул ее между одной дверью и углом второй. Это был не слишком-то прочный барьер, но, во всяком случае, он мог минуту или две подержать дверь и не дать ей распахнуться от удара чьим-то плечом, а более долгое время вряд ли имело значение.

Там, внутри, в темноте обнаружилось и новое осложнение. У него не было с собой фонаря. В полицейском участке ему вывернули карманы и забрав все, кроме сигарет. Наверное, сейчас его вещи висят в небольшой служебной сумке на двери камеры.

Он стал пробираться во тьме, моля судьбу, чтобы у него не закружилась голова, и крепко прижав руку к карману плаща. Собственная медлительность приводила его в отчаяние. Важно было каждое мгновение. Любая минута могла стать символом роковой черты между победой и поражением. Его путешествие по палате Совета постепенно превращалось в ползание по аду на карачках. Как-то он ненароком наткнулся на стол и жесткий деревянный угол оказался на расстоянии нескольких дюймов от его кармана, а время все уходило и уходило.

Кэмпион добрался до дальней двери, за которой его мог ждать полный провал, потому что он успел заметить мелькнувший за ней луч света. Все же он решился открыть ее и тут же убедился, что коридор освещен ярчайшими фонарями, стоявшими у входа в кладовые Мастеров. Хотя Кэмпион ощутил глубокое облегчение, увидев их своими глазами, его подстерегала и другая опасность. Он не хотел ни кем сталкиваться, пока не дойдет до Лошадиного Корыта.

Он продолжал двигаться так же быстро и осторожно, как раньше, что требовало от него полнейшей сосредоточенности. Его веки слиплись от усталости, скулы налились тяжестью и давили на кости.

Фонари были расположены во всех мало-мальски удобных местах, а вечно серые, но теперь заметно подсохшие от их жара камни доказывали, что они горят уже довольно долгое время. Кэмпиону сразу бросилось в глаза, как изменились кладовые Мастеров. Ящики опустели, в пещерах господствовал хаос, Словно в них уже успела побывать и поставить все вверх дном целая армия. Столько всего здесь оказалось переломано, столько обнаружилось темных углов и непонятных машин, что он с трудом шел. К тому же его сковывала уверенность, что в любой момент из-за угла может появиться какая-то фигура и преградить ему дорогу.

Он быстро шагнул, ощущая себя чем-то вроде спешащей улитки в мире, где все зависит от ее скорости. Но по железным лестницам в темноте надо было спускаться очень осмотрительно, и он все время внимательно следил за карманом своего плаща. Ему удалось незаметно пробраться по последнему узкому проходу. Там его чуть не удушил резкий запах бензина, от рева моторов дрожал и ходил ходуном весь холм.