Текст книги "Левый фашизм (СИ)"
Автор книги: Марат Нигматулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Я желаю Вам всего самого лучшего, но более всего я хочу, чтобы шедевры марксистской мысли продолжали сходить из-под Вашего пера.
Искренне ваш Марат Нигматулин.
Письмо Борису Штерну.
Здравствуйте, Борис Евгеньевич!
Пишет Вам тот самый юноша, который хотел задать вопрос после Вашего выступления, но так и не смог это сделать. Вы, возможно, помните меня: я был одет в брюки и голубую рубашку, а сидел в первом ряду. Я уже давно интересуюсь Вашими лекциями, а Ваши взгляды на просвещение во многом совпадают с моими.
Я хотел сказать Вам нечто очень важное. Ваше выступление вызвало во мне глубокий отклик, поскольку Вы оказались, пожалуй, единственным из докладчиков, кто поднял некоторые больные вопросы.
Сказали Вы, к примеру, о недостатке гуманитариев в нашем движении. Должен сказать Вам о том, сколь ужасное положение сложилось у нас в гуманитарной сфере. Я тесно знаком с деятельностью наших философских и политологических факультетов, а потому нередко хватаюсь за голову от того, с чем мне приходится там сталкиваться. Среди преподавателей и студентов философского факультета МГУ прочно утвердилось мнение, что истины не существует. Это, однако, еще не самое ужасное, поскольку на политологических факультетах все намного хуже. Я знаком с деятельностью политологических факультетов в МГУ, ВШЭ, Саратовском и Петербургском университетах, а потому положение там могу охарактеризовать как полную катастрофу. Наши студенты-политологи отличаются просто фантастическим невежеством, притом касается оно не только неких общих вопросов, но также их специальности. Если в МГУ все же стараются хоть как-нибудь держать марку главного вуза страны, то в остальных наших университетах положение дел и вовсе ужасное. Мне доводилось встречаться с аспирантом Саратовского политологического факультета. Боже мой, у меня просто нет слов для выражения всего того, что мне довелось испытать. Пересказывать весь наш разговор я не буду, но один момент все же доведу до Вашего сведения. Когда я поинтересовался тем, преподают ли нашим политологам историю, то на меня посмотрели как на некое совершенно неразумное существо, а потом раздраженным снисходительно-пренебрежительным тоном ответили: «А зачем нам история?! Разве вы не знаете, что история – это всего лишь продажная девка политики?! Нам не нужно ее изучать!». Далее уважаемый аспирант (которому тогда оставалось два месяца до защиты диссертации) мне объяснил, что его так учили в университете с первого курса. Конечно, я был очень расстроен этим разговором.
Прошедшим форумом я тоже не очень доволен. Более всего мое раздражение, а равно с тем раздражение еще многих людей вызвал доклад «Популяризация, которая никому не нужна: какие темы на самом деле интересуют аудиторию?». Автор этого доклада поразил аудиторию тем, что призвал нас использовать самые гнусные и мерзкие приемы желтой прессы якобы в угоду просветительского движения. Докладчик призывал писать как можно чаще о сексе, сериалах, похудении и тому подобных вульгарных темах, подбирать кричащие заголовки и т.п.
Не меньшее недовольство вызвала у меня дискуссия «Просвещение или кошелек? Место коммерции в научно-просветительских проектах». Фактически, никакая это была не дискуссия. Это было просто обсуждение того, кто сколько зарабатывает, а также последующее хвастовство этими доходами, которые меня и впрямь поразили. Меня, конечно, очень огорчает то, что наше просвещение приобретает одновременно все более коммерческий и одновременно с этим вульгаризированный характер.
Вы также говорили о том, что просвещение у нас несколько оппозиционно правительству с его ориентацией на церковь и явным пренебрежением к науке. Тут должен сказать, что к просветительскому движению уже давно проявляют интерес различные левые силы. Это авторские коллективы интернет-журналов «Lenin Crew», «Вестника Бури», «Рабкора», «Победителя», «Политштурма» и т.д. Я поддерживаю отношения с Борисом Кагарлицким, – известным ученым и марксистом, который параллельно редактирует журнал «Рабкор». Он чрезвычайно интересуется нашим просветительским движением, а потому очень хочет пригласить к себе на передачу Александра Панчина. На форуме я пытался задать вопрос о том, возможно ли просветителям сотрудничать с левыми, но всякий раз мне строго отвечали: «Нет, это невозможно! Мы должны быть вне политики!». При этом, однако, предложение Аси Казанцевой сотрудничать с Газпромом и другими крупными корпорациями были встречены всеобщей поддержкой.
Я хотел узнать Ваше мнение касательно возможности сотрудничества просветителей с левыми политическими силами.
Возражения к заметке Александра Панчина, где он критикует Пола Фейерабенда.
Не могу не отметить, что в действительности вышеприведенное не совсем верно.
Во первую очередь отмечу, что Фейерабенд никогда против науки не выступал. Об этом он заявлял в своем интервью гарвардскому профессору математики Джону Хоргану, которое приведено в книге «Конец науки» за авторством последнего. Несмотря на такое название, прочитать книгу я настоятельно всем рекомендую. Тем более, что автор ее никогда не сомневался в результативности научного познания. Он лишь задается вопросом: возможно ли такое, чтобы когда-нибудь наука разгадала все без исключения тайны природы и умерла, превратившись в целостное необновляемое знание? Автор приходит к выводу, что такое возможно.
Слова Александра Панчина о том, что будто бы «даже самые дремучие идеи не просто находят себе место под Солнцем, но культивируются и восхваляются», – просто ошибочны.
В качестве доказательства можно привести того же Фейерабенда. В действительности этот философ никогда не пользовался особенной популярностью ни у профессионалов, ни у рядовых граждан. Когда в 1975 году была опубликована его книга «Против метода», то рецензии на нее были либо разгромными, либо снисходительными. Об этом писал и сам Фейерабенд в своей работе «Наука в свободном обществе». Этот подтверждает и Хорган в названной мною выше книге. Если же вы не верите этим двоим, то можете обратиться на философский факультет МГУ, где вы едва ли обнаружите хотя бы одного сторонника Фейерабенда. Идеи этого человека стоят весьма далеко от путей развития философии XX века, а потому и сейчас остаются глубоко маргинальными. В среде философов на Фейерабенда смотрят как на некую диковинку, при виде которой можно выразить удивление необычностью и странностью ее, но не более.
Не забывайте также и того, что Фейерабенд многократно уточнял то, как его следует трактовать. Ссылаться в этом отношении на его раннюю книгу «Против метода» – совершенно непозволительно, ибо затем были уточняющие ее работы «Наука в свободном обществе» и «Прощай, разум», а также некоторые интервью, к числу коих относятся и взятые Хорганом.
В своих последующих сочинениях данный автор не столь радикален, сколь в первом. Там он говорит лишь о равнозначности всех форм мировосприятия, а также критикует всевозможные попытки формализировать научное познание (критерий Поппера и т.п.). Фейерабенд полагал, что наука сама способна действовать без всяких искусственно навязанных ей критериев, не нуждаясь для успешного функционирования в оных. На взгляд данного автора хорошие ученые всегда будут способны отделить лженаучную чушь от подлинного знания.
В своей «Науке...» Фейерабенд пишет: «Следовательно, если наша оценка опирается на признанные стандарты, то единственное, что мы модем сказать относительно такого исследования, – это „Все дозволено“. Я обращаю внимание на контекст этого утверждения. „Все дозволено“ не есть некий „принцип“ новой методологии, предлагаемой мной. Это единственный способ, которым убежденный сторонник универсальных стандартов, делающий понять историю в своих терминах, может выразить мое понимание традиций и исследовательской практики, изложенное в разделах 2 и 3.».
Особенно меня удручают такие слова Панчина: «Подобные призывы можно сравнить с тем, как если бы наши депутаты собрались в комитете по здравоохранению и предложили Минздраву срочно ввести по всей стране массовое лечение Анафероном и другими релиз-активными гомеопатическими препаратами, без необходимости доказывать их эффективность… Хотя… Кажется, именно это они и сделали пару месяцев назад. Фейерабенд был бы доволен!».
Панчину следовало бы знать, что Фейерабенд был анархистом, а потому государственное насилие не одобрил бы в принципе. Более того, этот человек последовательно выступал против утверждения любой точки зрения насильственными методами. Именно поэтому он посвятил целый раздел своей «Науки в свободном обществе» учреждениям общественного (ни в коем случае не государственного!) контроля за деятельностью ученых. Фейерабенд полагал, что каждый человек сам должен решать, чем ему лечиться. Государство же не имеет никакого права навязывать гражданам те или иные лекарственные средства, будь они гомеопатическими или нет.
Касательно мнимой «политоты», о которой пишет Панчин. Да, Фейерабенд ссылался на работу Владимира Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», которая к политике имеет весьма посредственное отношение. Сам автор поясняет ссылку на Ленина таким образом: «В своей книге я цитировал Ленина как человека, хорошо знакомого с той сложной „областью, которую некоторые называют „методологией“. Я назвал его „знающим и вдумчивым наблюдателем“ и в примечании добавил, что он „мог бы дать полезный совет каждому, включая и философов науки“.“.
Не забывайте также, что критикуемый здесь автор и сам превосходно видел, что «политическая философия и философия науки превратились в арену самовыражения невежества».
Поскольку меня могут упрекнуть в предвзятости, то скажу, что Фейерабенда я не люблю, а его идеи были мною раскритикованы в «Нищите позитивизма».
Epistolae in diarium «Melissa».
Salvate!
Rogo veniam ante vos multo, quo scribero in vobis diarium in Latinae barbaricam, sed alioquae me non scio.
Ante loquuntur de rem meam, me decet de sibi ad vos narravit, quodquod vos scirendit, quod me sunt. Scribant ad vos unus scholaris moscoviensis, quis habeo nascior in terrae Rossicae.
Alioquis annorem me studerui et studerui Latinam in urbem suam, sed non scio de vos et de «Latinam vitae». Sed posthac me de vos exciperat et noviis fortes pro suam vitae et laborum in artibus nanciscui. Post etiam dominus Alexius Slednikov, quod docerat in Universitatis Jaroslaviensis et nuper defendit dissertatio de historiae «Latinam vitae», – narrarui me etiam de vobis.
Et nunc, quando spiritus meus in benitatissimum statum sunt, – me scribero ad vos cum meam casem.
Nuper me scribui unum librum in barbaricae Latinae, nomine quae «Novae epistolae obscurorum virorum. Epistolae honestae virorum Russorum, quas magister Constantinus Semenis hunc in librum collegit».
Haec librum, quod vos omnes posse suspicarat, – simulatio librum «Epistolae obscurorum virorum» est. In haec parvulum pamphletum me irridero multibus rossicis politiciis, diurnaristas et aliis viriis publiciis, qui in nostrem Patriam habebant malum famam, quod homines indoctis et foedis.
Et unuum quaesitum, quam me volo vobis moverat posset sicut formularando: quod vos posset dicat de meam librum?
Suam operam me ad vos mitto cum haec epistolae.
Valete!
Post scriptum.
Etiam rogare veniam pro meam barbaricam Latinam.
Respondum ex diarium «Melissa».
Salve!
Tibi gratulamur, quod linguam Latinam diligenter colis. Novas epistulas tuas obscurorum virorum libenter inspeximus. Iucundae sunt, sed permulta sunt corrigenda. In hac re fortasse Alexius te iuvare poterit.
Si periodicum nostrum accipere vis, exemplar ad te libenter mittemus. Tum indica nobis inscriptionem tuam cursualem.
Bene vale!
Gaius Licoppe.
Secundum epistolae in diarium «Melissa».
Salvate!
Hesterno vestrum diarium accipui. Nunc me iam perlexit circiter semisse (nunc me legero ad paginem VII).
Post tum, quo me perlegerui in vestrum εφημερίδη, quod Graeci dicitur, – me cum omniae responsabilitas posse dicat, quo diarium vester vero divinum est. Ante «Melissae» me non legerui alioque, que erat sicut bene.
Et me debet dicit, quo άρθρο vestro in primum paginam, quo nomizato «De utilitate rerum inutilium» valde vera est et in ille vos explicaro de quaestionis subtiles, sed tristes. Problemam educationique valde aegrotis pro nostrum socium: processum Bononiensis in terris Unio Europaeae nunc destruxit educatio summum et traditionis universitatique. In Rossiae professores et scientices loquuntur de haec cum timoris et tremoris in vocem. Nostra patriotique systema educatio summorum nunc perniciando reformatoram neoliberalibus. In Rossices universitates docero cum omninem annem malior et malior. Professores et magistris nostris in universitates Rossorum accipiat vero salarium minimique. Atqui meliores universitates Rossiae sentiro haec processum. In scholae publicem omnino etiam malior, quam in universitat: magistris scholariques tam pauperi, quod illi interdum non posse sibi cibum emere. In ruris et parvam urbam situatio etiam malior.
Itaque, vester diarium – divinas est! Vestro recensio mihi etiam valde placerui!
Me volunt stetit vestrem lectorem constantem. Quod me posset haec facero?
Gratiam sine finem et valete!
Россия движется!
Россия, нищая Россия!
И власть кругом фашистских клик!
О, как же нужен нам мессия,
Спасет кто notre Republique?!
Но вот из мрака из разврата,
Из гнилостной и страшной тьмы,
Под флагом ярким в цвет заката
На свет мирской явились мы!
Невидимой армии все мы солдаты,
Что собраны волей единой в кулак, –
Solo un cuore, – и все ренегаты
Жизнь отдадут из-за наших атак.
Песня летит в знойном воздухе ночи.
Не в силах прервать ее Роскомнадзор.
Пусть ночь не сомкнет полицай свои очи, –
В конце его ждет только смерть и позор.
С песней проносится rossa bandera,
Давно позабытая всеми врагами, –
Не та, что bandera que de Bandera, –
Вместе с восходом летя над домами.
Je vois que la Russie bouge.
Elle attend une avenir beaux.
Elle voit une dictature rouge.
Les Russes sont chez eux!
Смерть на баррикаде.
(Переложение албанского стихотворения «Një djep në barrikadë» на русский язык)
Прекрасен был тот майский день.
На пыльных улицах Тираны
Цвела вовсю уже сирень,
А враг всё наносил нам раны.
В бой шли товарищи мои,
Звенели ружья и наганы:
Гремели страшные бои
У грозных бункеров Тираны.
Тогда я вижу: с сыном мать,
Порвав края своей одежды,
Уже готовится стрелять.
Глаза её полны надежды.
Из-за угла солдат один
Ползёт трусливою походкой.
В руках сжимая карабин,
Стрелять готов палач с охотой.
И выстрел небо огласил,
И зданий дрогнули громады.
От пули мать свою закрыл,
Но умер сын у баррикады.
Солнце угасло в пучине морской,
Зажглись вдали огней мириады.
При свете их в тиши ночной
Восходит мрачный образ баррикады.
И право было наше дело,
Крепка и непорочна вера,
И в бой последний шли мы смело,
Поскольку мы товарищи Энвера!
7 декабря 2018 года, Москва.