Текст книги "Левый фашизм (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Левый фашизм.

В данном томе собраны некоторые мои сочинения, написанные в 2018-2019 годах, крупнейшим из которых является монография «Левый фашизм: очерки истории и теории».

Левый фашизм: очерки истории и теории.

Предисловие.

Освещение истории фашизма, его идеологии и политической практики занимает в российской научной литературе традиционно почетное и весьма значимое место. Только за последнее время в нашей стране были опубликованы такие важные работы, как «Политическая философия итальянского фашизма» Д. Моисеева [1], «Консервативная революция в интеллектуальном пространстве Веймарской республики» С. В. Артамошина [2], Муссолини: диктатура и демагогия» Л. С. Белоусова [3]. Что говорить до произведённых в последнее время переводов иностранной литературы по данному вопросу, то здесь можно отметить публикацию на русском языке небольшой, но вместе с тем очень важной книги Алена де Бенуа [4], наконец был осуществлён выпуск русского издания фундаментальной в своей области работа Армина Молера «Консервативная революция в Германии в 1918-1932» [5]. За последнее время на русском языке были опубликованы некоторые важнейшие первоисточники, без которых изучение истории фашизма сделалось бы совершенно невозможным: дневники Галлеаццо Чиано [6], сборник статей Хосе Антонио Примо де Риверы [7], Тюремные записки» Корнелиу Кодряну [8]. Ко всему прочему были вновь переизданы сочинения национал-большевика Николая Устрялова, как известно, испытавшего весьма существенное влияние фашистских идей [9]. Содержание всех вышеозначенных сочинений, разумеется, пересекается в некоторой степени и с тематикой нашего исследования. Вопрос о существовании внутри европейских фашистских партий неких левых политических фракций на протяжении долгого времени оставался в российской научной литературе совершенно неосвещенным. Как указывает Т. Белоус, «хотя и нельзя сказать, что фашизм обделён вниманием ученых, но исследований именно этих [левых] политических тенденций, к сожалению, явно недостаточно» [10].

В странах Европы, однако, данный аспект истории фашизма исследован вне всякого сомнения лучше, нежели у нас. По интересующему нас вопросу наличествует довольно обширная литература на некоторых европейских языках (главным образом на итальянском) [11]. Перевод на русский язык и дальнейшая публикация оной в наших издательствах вне всякого сомнения становятся теперь важнейшим долгом отечественной гуманитарной науки. Тем большую важность осуществление выпуска означенной литературы на русском языке приобретает в контексте практически полного отсутствия знаний у нашего пусть даже и образованного российского читателя относительно понятия «левого фашизма». До настоящего времени на русском языке вышла всего лишь одна книга, посвящённая данному вопросу, – да и её публикация произошла в далеком теперь 2005 году [12].

Конечно, некоторые российские авторы [13] удостаивали интересующее нас политическое направления упоминания в своих работах, но это, разумеется, никак не может заменить комплексных исследований по данной теме. Данная работа, тем не менее, на статус подобного исследования вовсе не претендует. Сейчас, в условиях скудости литературы на русском языке относительно данного политического направления, – гораздо уместнее с нашей стороны было бы написать некоторую небольшую книгу, где кратко излагались бы история и политическая философия «левого фашизма». Именно такое сочинение мы и предлагаем нашему читателю.

Левый фашизм в Италии [14].

Хотя речь здесь и пойдёт о событиях, имевших место в первую очередь на земле Гарибальди, – начать его, пожалуй, следует не с Муссолини, но с Сореля. Начинать повествование именно таким, а не иным образом – следует здесь хотя бы ввиду крайней несамостоятельности итальянской политической и социальной мысли в конце девятнадцатого и начале двадцатого века. Италия того времени была государством в достаточной степени отсталым [15] [16]. Так, к 1861 году железнодорожная сеть Италии имела протяженность всего в две тысячи километров. Все железные дороги при этом были однопутными [17]. К 1860 году 75 процентов населения страны были совершенно неграмотны. В южных же районах страны и на Сардинии – неграмотность среди населения и вовсе доходила до 90 процентов [18]. По всей стране зверствовали эпидемии холеры. Детская смертность была одной из самых высоких в Европе [19]. Ко всему прочему, милитаристски настроенное правительство нуждалось в постоянном увеличении военных расходов, бремя которых неизбежно ложилось на плечи простого народа. Начиная с 1868 года налоги в Италии непрестанно росли и множились: были введены налоги на землю и специальные акцизы на хлеб, оливковое масло, соль, табак, вино и всевозможные напитки. Была возрождена практика совершенно средневековых по сути внутренних таможен. Вершиной же налогового творчества тогдашнего правительства стало введение анекдотического «налога на бедность» [20]. Кризис 1873 года больно ударил по итальянской экономике [21]. Взрывной рост безработицы вызвал массовую эмиграцию жителей страны [22]. Экономический рост в Италии возобновился лишь после 1896 года [23]. Особо тяжелым было экономическое и социальное положение на юге страны. Если к моменту объединения страны Юг был процветающим в экономическом отношении регионом, – то к середине семидесятых годов весь он превратился в одну гигантскую зону перманентного социального бедствия [24]. Произошло это в первую очередь из-за совершенно колониальной, направленной на преднамеренную примитивизацию экономики Юга политики пьемонтских королей [25]. Не меньшую роль в упадке местной экономики сыграл также упомянутый ранее экономический кризис [26]. Особенно показателен в этом отношении пример Сицилии. Этот средиземноморский остров, процветавший накануне объединения Италии [27], – в самом скором времени после этого объединения пришёл к полнейшему упадку. После присоединения Сицилии к Пьемонту – рынок острова был наполнен дешевыми товарами, производимыми промышленными предприятиями Турина, Милана и Генуи. Местные производители, совершенно неспособные конкурировать с северными промышленниками, оказались разорены и были вынуждены закрыть свои предприятия. Это привело к очень быстрому упадку сицилийской промышленности, превращению острова в исключительно аграрный регион. При этом же были сформированы фактически колониальные по характеру экономические отношения между Сицилией и северными провинциями: теперь остров поставлял северянам сырьё, получая в обмен готовые промышленные изделия [28]. Все это привело к росту безработицы, очень быстро приобретшей застойный характер и разорившей большинство местных жителей.

Безработица же и нищета способствовали укреплению власти сицилийских латифундистов. Эти последние получили в своё распоряжение огромную массу батраков, вербовавшихся из теперь повсеместно разорявшихся и стремительно лишающихся земли крестьян. Беспрецедентный же уровень безработицы, обеспечивающий гигантский состав «резервной армии труда», – позволял эксплуатировать работников в почти неограниченных количествах, платя им при этом смехотворно мало. Одновременно с этим надвигающаяся нищета заставляла крестьян продавать свои земли подчас за сущий бесценок все тем же помещикам. Означенный процесс приводил к последовательному, совершенно неуклонному увеличению площадей латифундий [29]. Таким образом, можно со всей уверенностью сказать, что в последующие за объединением Италии годы сицилийские помещики значительно укрепили своё экономическое и политическое влияние на острове [30].

Параллельно с помещичьим беспределом (а нередко и в прямом сотрудничестве с ним) поднимал голову и беспредел криминальный. Именно в те тощие годы на Сицилии и сформировалась знаменитая теперь на весь мир островная мафия [31]. Собственно, чудовищная эксплуатация латифундистами жителей острова вызывала определённое недовольство со стороны последних, – обычно глухое и малозаметное, но подчас вырывавшееся на поверхность общественной жизни в виде кровавых батраческих восстаний. Для предотвращения и усмирения последних помещики стали пользоваться услугами наемных боевиков-головорезов. Из этих последних впоследствии и выросла современная мафия [32].

Отдельной проблемой стала также чудовищная эксплуатация детского труда на серных шахтах Сицилии. Особое значение ей придаёт ещё и тот факт, что почти все означенные шахты находились в собственности оружейных магнатов Севера, – производителей пороха [33]. Словом, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков Италия была страной достаточно отсталой. Экономическая же отсталость порождала в свою очередь и отсталость культурную. Великая некогда итальянская итальянская интеллектуальная традиция, подарившая миру Макиавелли, Бруно, Галилея и Кампанеллу, – так и угасла на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков, оказав минимальное влияние на итальянских мыслителей будущего времени. В последующие времена (вплоть до начала и, возможно, даже до середины двадцатого века, – до Кроче, Д'Аннунцио, Маринетти, Джентиле и Грамши) итальянская интеллигенция питалась почти исключительно иностранными теориями, а местные мыслители полагали себя должными лишь эпигонствовать относительно своих коллег из северных стран [34] [35]. Итак, начнём мы, как я уже сказал, с Сореля. Точнее же, – с его «Размышлений о насилии» [36]. Ни для кого, пожалуй, теперь не секрет, что книга эта была для Муссолини настольной [37]. Да и вообще влияние Сореля на лидера итальянских фашистов переоценить трудно. При этом следует особо отметить заблуждение тех историков, которые стараются отнести это влияние целиком на время молодости Муссолини, предполагая полное его отсутствие в более зрелом возрасте. Означенная точка зрения не имеет под собой никаких оснований. В действительности при тщательном изучении литературного наследия Муссолини, в особенности же его позднейших сочинений, – любой подлинно независимый исследователь непременно обнаружит и там очевидное влияние работ Жоржа Сореля [38]. Впрочем, мы не должны забывать, что Муссолини вырос в семье небогатого кузнеца-анархиста [39], состоял в Социалистической партии и два года являлся главным редактором «Avanti!» [40], – крупнейшей тогда (да и сейчас, надо отметить) социалистической газеты Италии. Это следует помнить для осознания того факта, что на формирования взглядов будущего дуче повлияли далеко не только сочинения Жоржа Сореля. Тут следует отметить, что Муссолини не просто на протяжении долгого времени именовал себя социалистом и даже анархистом [41], но и фактически занимался соответствующей политической практикой [42], проявив себя большим радикалом в политических вопросах [43].

Собственно, в дискуссиях о раннем фашизме нам непременно следует помнить о его глубоких левых, – синдикалистских, социалистических и, как ни странно, анархических корнях, уходящих довольно глубоко в историю. В настоящее время, пожалуй, ни один серьезный исследователь не решиться наличие этих корней отрицать во всяком случае относительно раннего фашизма, отказывая ему таким образом хотя бы в некоторой доле левизны [44]. Весьма левый характер поэтому носил и первый программный документ итальянского фашизма – «Manifesto dei Fasci italiani di combattimento», то есть «Манифест итальянского союза борьбы». Опубликован он был 6 июня 1919 года в газете «Народ Италии» [45].

Манифест этот включал в себя требования всеобщего избирательного права с 18 лет (в том числе и для женщин), восьмичасового рабочего дня, введения минимальной заработной платы, рабочего контроля на промышленных предприятиях, снижения пенсионного возраста с 65 до 55 лет, национализации всех военно-промышленных предприятий и учреждения прогрессивного налогообложения [46]. Вопреки распространённому заблуждению, требования данного манифеста не остались пустым звуком и уж тем более не были забыты фашистами после их прихода к власти. Напротив, многие выдвинутые в нем положения начали реализовываться сразу же после удачного завершения «похода на Рим». Окончательно же вновь утверждённые нормы социальной политики были утверждены в 1927 году, – именно тогда вступила в силу «Carta del Lavoro», составленная левыми фашистами Карло Костоманья и Эдмондо Россони [47]. Означенные документ сводил к единому знаменателю все ранее принятые законодательные акты относительно трудовых и социальных отношений, фактически представляя собой некую конституцию социальной политики. Отныне всякое предприятие провозглашалось т.н. «корпоративной» собственностью, равные права на которую имел теперь не только её былой хозяин, но также и его наемные работники. При этом, разумеется, устанавливалась обязательность и незыблемость коллективного трудового договора, в то время как договоры индивидуальные строжайше (под угрозой длительного тюремного заключения с полной конфискацией имущества в пользу государства) запрещались. Что касается предыдущих завоеваний фашистской социальной политики, вроде восьмичасового рабочего дня или выплачиваемых теперь исправно пенсий по инвалидности, – то они в означенном документе ещё раз подтверждались и окончательно закреплялись [48].

Надо ли говорить, что обнародование подобного документа сразу же увеличило популярность Фашистской Партии. Численность последней в тот период резко возросла: теперь туда массово вступали рабочие. Еще важнее, однако, оказалось то, что вслед за рабочими в Фашистскую Партию пошли даже те, кто до этого слыл непримиримыми борцами с фашизмом, – в первую очередь, конечно, многочисленные интеллигенты социалистической ориентации [49] [50]. Среди последних, кстати, был и Никола Бомбаччи [51].

В больших подробностях экономическую и социальную политику Фашистской Партии превосходно описал, ссылаясь на работу Ричарда Кольера [52], отечественный историк Александр Широкорад: «По указаниям Муссолини было построено 400 новых мостов, включая мост Либерта, длиной четыре с половиной километра, соединивший Венецию с материком; 8000 километров новых дорог, которые постоянно поддерживали в рабочем состоянии 6000 рабочих; гигантский акведук, принесший жизнь в засушливые районы Апулии. Он был человеком, задавшим темп двадцатому веку: поездка из Рима в Сиракузы длилась теперь пятнадцать часов вместо прежних тридцати. От Калабрии до швейцарской границы шестьсот телефонных станций обеспечивали устойчивую телефонную связь всей страны. Он покорил океан, отправив в плавание два огромных лайнера „Конте Росси“ и „Рим“. В августе 1933 года новый гигант „Император“ пересек Атлантический океан за четыре с половиной дня. В июле того же года он стал хозяином неба, снарядив в исторический перелет Рим – Чикаго двадцать пять самолетов, ведомых министром авиации Итало Бальбо, которому вскоре было присвоено звание маршала авиации. Он объявил войну криминалитету и мафии <...> Муссолини назначил префектом Палермо Цезаря Мори, который начал беспощадную борьбу с мафией, преследуя ее представителей повсюду. Под его руководством было освобождено более миллиона голов крупного рогатого скота, угнанного бандитами, конфисковано 43 000 единиц огнестрельного оружия, арестовано 400 крупнейших мафиози, в числе которых был дон Вито Касцион Ферро, наводивший в течение тридцати лет страх на всю округу. Число убийств в Палермо резко сократилось с 278 до 25 в год. Дуче культивировал заброшенные земли, решив двухтысячелетнюю проблему, с которой пытались бороться еще Нерон и Юлий Цезарь. Так, например, южнее Рима находился заболоченный район, занимавший территорию 180 000 акров, в котором с мая по октябрь обитали только дикие утки и другие птицы и который был рассадником малярии. Муссолини дал графу Валентино Орсолини Ценчелли, эксперту в сельскохозяйственных вопросах, три года на решение этой проблемы. И граф выполнил свою задачу. <...> Итог работы Ценчелли составил 400 километров дренажных канав, 600 километров новых дорог и 500 фермерских поселений. Через два года там уже насчитывалось 3000 фермерских хозяйства и два новых города – Сабаудия и Понтиния <...> Кто, кроме Муссолини, обустроил 1700 летних лагерей для детей в горах и на море? Кто другой выделял ежегодно 1 600 000 фунтов стерлингов для дородовых клиник и 3 500 000 фунтов на пособия многосемейным? Кто дал итальянцам восьмичасовой рабочий день и кодифицировал страховые пособия для стариков, безработных и инвалидов? Только Муссолини, заявлявший на любых сборищах, что его целью является сильная Италия – „процветающая, великая и свободная“. <...> В целях установления контроля за производственными мощностями страны он основал корпоративное государство путем создания двадцати двух торгово-промышленных корпораций, представлявших интересы как работодателей, так и рабочих и служащих. По введенному положению ни один предприниматель не имел права расширить или закрыть свой завод или фабрику без разрешения государства. <...> В течение восьми лет, начиная с 1925 года, Муссолини вел битву за сельскохозяйственную продукцию, увеличив производство пшеницы в два раза – до семи миллионов тонн. <...> Стараясь увеличить численность населения, он возвел семью на пьедестал. Начиная с 1927 года три миллиона холостяков Италии были обложены налогом, приносившим государству один миллион фунтов стерлингов в год. Тем самым дуче подталкивал их к алтарю. Семейные мужчины имели преимущества при устройстве на работу и получали льготы на проезд трамваем и оплату газа. Кампания эта приняла даже своеобразную цирковую окраску – был введен день матери и ребенка, а при рождении седьмого отпрыска женщины награждались специально отчеканенной медалью. Милиция получила распоряжение отдавать честь беременным женщинам.» [53].

Впрочем, фашистская социальная политика – тема до чрезвычайности обширная. Её освещение в полной мере заслуживает как минимум отдельной монографии, посвящённой сугубо означенной теме. Одна только «Dopolavoro» – это уже целая вселенная, а ведь фашистская социальная политика деятельностью одной только этой организации не ограничивалась. Мы же теперь не будем чрезмерно углубляться в подробности, но обратим лучше внимание на тех людей, без которых проведения в жизнь вышеописанных социальных реформ было бы невозможно. Хотя многие историки на протяжении долгого времени и старались не обращать существенного внимания на данный факт, – на протяжении всей довольно долгой истории Национальной Фашистской Партии внутри неё существовала и активно действовала особая левая фракция. Фракция эта была просоветская и настроенная на сотрудничество (вплоть до полного объединения) с итальянскими коммунистами [54] [55]. Представлена она была такими деятелями, как Джузеппе Боттаи [56] [57], который, собственно, всю фракцию до определённого времени и возглавлявлял [58], Эдмондо Россони [59], Карло Костоманья [60], Уго Спирито [61] и, – уже во времена Республики Сало, – Никола Бомбаччи [62]. Последний был, пожалуй, наиболее выдающейся фигурой во всяком случае из всех здесь названных, – а возможно, что и во всем итальянском фашизме.

Именно о нем я и хотел бы теперь рассказать поподробнее. Пламенный революционер, коммунист Бомбаччи начал сближаться с фашистами ещё в 1921 году [63], но окончательно на фашистские позиции перешёл только после 1927-го, – когда вступила наконец в силу упомянутая мною ранее «Carta del Lavoro».

С 1936 по 1943 год Бомбаччи издавал в Риме газету с весьма характерным названием, – «La Verità». То есть, попусту говоря, – «Правда». В газете трудились такие заслуженные деятели итальянского социалистического движения, как выдающийся идеолог революционного синдикализма Артуро Лабриола и крупный импресарио, социалист и революционер Вальтер Мокки. Там же начинали свой творческий путь в будущем известный поэт-социалист и детский писатель Джанни Родари, великий режиссёр и экранизатор русской классики Альберто Латтуада, премьер-министр Италии Альдо Моро, лидер радикального крыла итальянских неофашистов эпохи «свинцовых семидесятых» Джорджио Альмиранте и его злейший враг – Джованни Роберти, лидер фашистского профсоюзного движения, отважный и непримиримый борец за права итальянских рабочих [64].

Однако наибольшее влияние Бомбаччи обрёл в краткий, хотя и весьма насыщенный период Итальянской Социальной Республики. Именно Бомбаччи тогда доверили важнейшую работу по написанию знаменитого «Веронского манифеста» («Manifesto di Verona»). Этот последний провозгласил начало последнего из великих проектов итальянского фашизма, по большей части, увы, не реализованного по всем понятным и прекрасно известным причинам, – а именно «социализации экономики» [65]. Эта последняя предусматривала последовательное расширение полномочий профсоюзов в экономической сфере, постепенный вывод промышленных предприятий и земельных угодий из частных рук и передачу их под полный контроль простых трудящихся [66] [67]. «Веронский манифест» не только подтверждал все ранее завоеванные социальные права итальянского народа, но также фактически упразднял частную собственность на средства производства, а контроль над промышленными предприятиями передавал в руки трудовых коллективов, объединенных теперь в «Единую Конфедерацию труда, техники и искусств» [68].

Впрочем, реализация этих амбициозных планов была прервана известными событиями апреля 1945 года...

Теперь нам, пожалуй, следовало бы сказать в заключение пару слов о послевоенной судьбе итальянского фашизма, – в том числе и в первую очередь, разумеется, фашизма левого. Как известно, после окончания Второй Мировой войны, когда Италия и Германия оказались заняты иностранными армиями, многочисленные фашисты и нацисты, желая избежать наказания со стороны Союзников, бежали по т.н. «крысиным тропам» в страны Южной Америки [69]. Касательно бегства немецких нацистов известно весьма многое: на эту тему есть огромное количество популярной и научной литературы, описывать которую здесь не имеет смысла. Примером может выступить книга «Нацисты в бегах: как пособники Гитлера смогли избежать правосудия» [70].

В то же время история итальянской политической эмиграции в этом отношении исследована намного хуже. Надо сказать, что итальянская эмиграция в этом вопросе оказалась намного более жидкой, нежели немецкая, на что есть свои причины. Следует отметить, что если в Германии были приняты законы, направленные против возрождения нацизма, запрещена соответствующая символика, то в Италии подобная политика по отношению к фашизму хотя и предпринималась, но все же отличалась куда меньшей последовательностью [71] [72]. Именно поэтому бывшими итальянскими фашистами еще в 1946 году была основана партия «Итальянское социальное движение», которая просуществовала до 1995 года [73]. Поводы к эмиграции, однако, были. После окончания Мировой войны Италия оказалась совершенно разоренной, вогнанной в принудительную нищету, а потому население снова начало ее покидать [74]. Собственно, очень хорошо данная нищета отразилась в фильмах итальянского неореализма, который вырос как направление из послевоенной безысходности (см. «Похитители велосипедов») [75].

Итальянцы еще в XIX веке в огромном числе отправлялись в страны Латинской Америки, более всего предпочитая Бразилию и Аргентину [76]. Климат этих стран не столь жаркий, более напоминая средиземноморский, нежели тропический, что обусловливает отсутствие многих болезней, высокой влажности и других неприятных последствий жаркого климата. Наличие огромных неосвоенных территорий, которые было можно заселить, дружественно настроенные правительства, которые намеренно желали сделать свои страны как можно более «белыми» [77], – все это располагало итальянцев к эмиграции именно туда. Южная Америка также была близка итальянцам по языку, религии и культуре, что резко отличало ее от Соединённых Штатов. Следует отметить, что сейчас итальянцы составляют 15% населения Бразилии [78].

После окончания Второй Мировой войны поднялась новая волна итальянской эмиграции в страны Южной Америки. В одну только Аргентину в период с 1946 по 1957 год въехало 380 000 итальянцев [79]. Разумеется, среди них были и бывшие члены Фашистской партии [80].

Бывших фашистов Южная Америка привлекала, однако, по несколько другим соображениям, нежели немецких нацистов. В Южной Америке в 1940-1950-х годах имелось огромное количество разнообразных околофашистских организаций [81]. В Мексике существовала партия синархистов, ориентированная в своей политике на пример итальянского фашизма [82] [83]. В самой Бразилии продолжал существовать режим Жетулиу Варгаса, также ориентированный на фашистскую Италию [84]. В Аргентине у власти находился Хуан Перон, идеи которого также были близки к фашистским [85].

Теперь же следует сказать пару слов о тех известных политических эмигрантах, какие сумели как следует закрепиться в Южной Америке.

Как я уже говорил ранее, после окончания Мировой войны в Италии возникло большое количество самых разнообразных фашистских организаций, но наиболее крупной из них было «Итальянское социальное движение» [86]. Поскольку эта организация была весьма крупной, активно участвовала в системной политике, посылая своих депутатов в парламент, то очень скоро там возобладали либеральные и проамериканские тенденции [87].

Стефано Делле Кьяйе был одним из наиболее радикальных итальянских неофашистов, а потому он не мог смириться со все возрастающим оппортунизмом указанной организации. Он установил тесные связи с режимом «черных полковников» в Греции, взяв лозунг «За Афинами – Рим!» [88]. Этот человек занялся подготовкой ультраправого восстания в Италии, возглавить которое должен был князь Юнио Валерио Шипионе Боргезе [89], но когда этот проект провалился, то Стефано был вынужден покинуть Италию, хотя он продолжал действовать из-за границы через свою организацию «Национальный авангард» [90] [91]. Именно ее силами было организовано городское восстание в Реджо-ди-Калабрия, начавшееся в июле 1970 года, но продлившееся до февраля 1971 года [92].

В 1975 году Стефано перебрался из Испании в Чили, где встретился с Августо Пиночетом [93]. Он быстро разочаровался в этом человеке, посчитав его излишне мягким и недостаточно правым, а потому в 1978 году итальянский неофашист перебирается в Боливию [94], где как раз готовился путч. В 1980 году он стал первым советником президента Гарсии Месы [95]. Разумеется, помимо него в Боливию, где тогда установилась самая радикальная неофашистская диктатура, которая только существовала доселе [96] [97], перебрались многие другие итальянские неофашисты, так или иначе связанные с событиями «Свинцовых семидесятых» [98]. Тут требуется заключить, что диктатура Гарсии Месы не смогла бы сформироваться без активнейшей помощи итальянских политических эмигрантов.

Большое влияние они оказали на действия Эрика Гейри в период его правления в Гренаде [99] [100]. Итальянские неофашисты привлекались также Пиночетом в период его диктатуры [101]. Если подвести некоторые итоги для нашего доклада, то можно смело сказать, что ни одна диктатура в Южной Америке после 1945 года не обходилась без помощи итальянских политических эмигрантов-фашистов и неофашистов.

Левый фашизм Отто Штрассера [102].

Не будем отрицать, что на протяжении многих лет Отто Штрассер оставался в нашей стране личностью почти совершенно неизвестной. В советской научной литературе нам не удалось отыскать ни одной специализированной работы по данной теме. Единственным же из советских исследователей, кто вообще уделил пусть и весьма незначительное, но все же хоть какое-то внимание к теме штрассеризма, – был А. Галкин, посвятивший интересующему нас предмету несколько страниц своего «Германского фашизма» [103]. Впрочем, Отто Штрассера выдающийся советский историк даже не упомянул, сосредоточив всё своё внимание на его брате Грегоре [104]. Разумеется, тотальное невнимание к теме штрассеризма со стороны советских историков нетрудно объяснить вполне понятными причинами идеологического свойства [105]. Этот вопрос, однако, заслушивает специального рассмотрения. Во времена Перестройки, однако, – а именно в 1988 году, – на русском языке была выпущена работа известного немецкого историка Рейнхарда Опитца «Фашизм и неофашизм», затрагивавшая в том числе и вопрос о деятельности Отто Штрассера [106]. По прошествии семнадцати лет, когда работа Опитца сделалась уже библиографической редкостью, – на русском языке вышла книга отечественного историка Андрея Васильченко «Война кланов. „Черный фронт против НСДАП“ [107]. Отмечу, что значительная часть приводимых А. В. Васильченко фактов почерпнута им из книги Гюнтера Барча [108], остающейся на данный момент фактически единственным в мировой науке исследованием, всецело посвящённым личности Отто Штрассера [109]. Впрочем, следует отметить, что поскольку иностранные работы по настоящей теме на русский язык в большинстве своём не переведены (не считая, конечно, работы Дугласа Рида [110]), – книга А. В. Васильченко и сегодня остаётся для русскоязычного читателя практически единственным источником знаний об Отто Штрассере. Что весьма прискорбно. Впрочем, на Отто Штрассера не только у нас, но и на Западе, где его творчество исследовано несколько больше, многие привыкли смотреть как на фигуру третьестепенную. При этом следует отметить, что положение дел в означенной области не перетерпело за последнее время никаких существенных изменений (во всяком случае – в лучшую сторону). Увы, но тема штрассеризма и доселе ещё остаётся маргинальной и выброшенной на самую обочину академических (да и не только академических) исследований. Теперь же, когда мы несколько ввели читателя в курс дела, – следует сказать о том, как сформировались взгляды Штрассера, к какой традиции немецкой мысли он принадлежал. Тут следует отметить, что отец Штрассера был чиновником, но не карикатурным узколобым бюрократом, а человеком образованным и уделяющим большое внимание образованию своих детей [111]. Читая немногочисленные мемуары, можно подумать, что жизнь семьи Штрассеров была едва ли не вся наполнена чтением и умными разговорами, что будет не так уж и далеко от истины [112]. В то же время, однако, мы должны понимать, что Штрассер целиком и полностью принадлежал ко вполне конкретному классу – мелкой буржуазии, впитав в себя с самого детства многие идеи, бытовавшие в ее среде. Многие исследователи отмечали, что именно в среде мелкой буржуазии возникают и распространяются разнообразные эклектичные идеи. Происходит это в силу того, что данный класс занимает промежуточное положение между буржуазией и пролетариатом, а потому его представители оказываются обречены на постоянные колебания между ними [113]. В гипертрофировано мелкобуржуазной семье Штрассера мы видим это особенно отчетливо: его отец полагал необходимым строить национальный социализм на христианской основе [114].