Текст книги "Новые письма темных людей (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Более того, на статистической выборке в одного человека невозможно установить никаких закономерностей, поскольку даже при самом случайном выборе кандидатов мы все равно окажемся во влиянии личного фактора: мы знаем, что во всякой стране есть более образованные и менее образованные граждане, более или менее культурные, но такая «статистика», разумеется, не сможет это учесть и будет анализировать исключительно личные качества каждого участника. Действительно, во всех Соединенных Штатах мы сумеем легко найти умницу, а в Советском Союзе – юного повесу; таким же образом мы сумеем отыскать гуляку в США, а праведника – в СССР. Словом, вывод тут зависит исключительно от случая или воли производителя исследования. Американские журналисты, испытывая давнюю любовь ко всему шокирующему и неприятному, решили напугать население своей страны, убеждая их в превосходстве Советского Союза. Выбор был в высшей степени предвзятым, поскольку Алексей Куцков из СССР учился в одной из лучших школ Москвы и Советского Союза за номером 49, в то время как его американский брат учился в самой обыкновенной школе, а потому сравнивать их было неверно. Второй моей претензией стало бы обвинение в том, что журналисты выбрали умного мальчика из Советского Союза специально, поскольку хотели представить Америке заведомо необъективную картину.

Что же касается запуска первого искусственного спутника Земли, то мы легко можем возразить. Первый советский спутник Земли был запущен 4 октября 1957 году, в то время как первый американский запущен 1 февраля 1958 года; опоздание американцев было равно лишь нескольким месяцам, а наше превосходство было более символическом, нежели реальным, поскольку в действительности мы развивались с почти одинаковой скоростью в вопросе космических технологий. Словом, спутник проектировали не те люди, что учились в школе на 1957 год, а люди куда более старшие, получившие образование либо в Российской империи, либо у профессоров, получивших образование в Империи. Большая же часть советских достижений и была осуществлена людьми именно старой школы. Конечно, начиная с 1960-х годов у нас серьезно меняются условия существования и деятельности, а потому объяснить это можно еще и социальными причинами, но не только и исключительно ими. Если Вы желаете узнать об этом более, то читайте книгу Алексея Любжина «Сумерки всеобуча», поскольку он темой этой владеет многим лучше меня. Подлинная и действительно глубокая, – диалектическая, – критика реформы образования возможна только в случае признания ее достижений, что мы можем найти, к примеру, в исследовании Николая Северного «Четверть века «реформе образования»: краткая история и предварительные итоги», которую я советую Вам прочесть.

Честно говоря, уважаемый Константин, мне все больше видится, что Вы заинтересованы не в просвещении, а в пропаганде, притом в худшем смысле этого слова, не в побуждении к свободной мысли, а в ее уничтожении, в культивировании мнения, а не в поиске истины. Мне начинает казаться, что Вам нужна не настоящая марксистская партия, а обычная политическая секта, которая будет руководствоваться Вашими указаниями, а не научной теорией. Я искренне надеюсь, что эти мои впечатления неверны, а разум обманывает меня; надеюсь, вы еще докажете нам в будущем, что я ошибся в своем поспешном выводе.

Прошу Вас не держать на меня обиды за критику, которую я представлял по отношению к Вам ранее и представляю теперь, поскольку я всегда питал к Вам глубокое уважение.

Русский Бог.

Порфирий Корнеевич Иванов родился в 1898 году на Донбассе. Но нам это не очень важно. Такой человек мог родиться и в Тибете, и в Японии, и в США. Но родился на Донбассе. Первые тридцать лет его жизни совершенно обыденны.Учился в церковно-приходской школе. После её окончания работал на шахте. Сражался с Врангелем в рядах Красной армии. Словом, был он обычным человеком. Таким же, как и ты.

Всё изменилось в 1928 году, когда его посадили за антисоветскую агитацию. Обвинение было полностью сфабриковано председателем колхоза А. Жилкиным. Этот самый Жилкин хотел присвоить себе пасеку Порфирия Иванова. Пасеку присвоил. В 1937 году Жилкина расстреляли. Порфирий Иванов был отправлен работать на строительство Беломорканала. Работал он так хорошо, что был досрочно освобожден через 11 месяцев. Случай доселе беспрецедентный. По возвращению, однако, что-то в нём переменилось. Порфирий Иванов впервые начал задумываться о жизни. Долго он думал, а додумался вот до чего.

25 апреля 1933 года он прозрел. Источник всех болезней и несчастий – это оторванность человека от природы. Человек обязан вернуться к ней. Только так он сумеет преодолеть все болезни. Более того, так еще и можно победить смерть. Иванов действует. Он начинает обливаться ледяной водой по два раз в сутки, – утром и вечером. Постепенно снимает с себя одежду. Через определенное время «гуру здорового образа жизни» начинает даже в самый лютый мороз ходить только лишь в трусах. Он жестко ограничивает себя в питании. Разумеется, бросает курить и выпивать. Вообще.

Потом пришла война. Порфирий Иванов оказался на занятой немцами территории. Осенью 1942 года гестапо забирает его. Немцы проводят над ним эксперименты по переносимости холода. Один из экспериментов был таков. Бассейн, заполненный ледяной водой. Вода была близка к температуре замерзания. На дне бассейна установлены десять педальных аппаратов. Порфирия Иванова сажали в бассейн и велели крутить педали. Рядом располагалась контрольная группа из самых отборных офицеров СС. Через шесть минут первого эсэсовца вынесли на носилках. Через восемь – второго. Через полчаса Порфирий Иванов остался в бассейне один. Как думаете, сколько продержался этот человек?

Он продолжал крутить педали восемнадцать часов!

Другой эксперимент был еще ужаснее. Немцы дождались наиболее тяжелых морозов. Температура опустилась до -40 C. Порфирия Иванова посадили раздетым в сугроб по самое горло. Три дня и три ночи он просидел в сугробе. Но вот истекла третья ночь и наступило утро. Паулюс лично пришел проверить результаты эксперимента. Немецкий вояка сам сел в сугроб от удивления. Серьезно, в прямом смысле слова сел в сугроб. Ибо Порфирий Иванов как ни в чем не бывало вылез из-под снега. На нем не было и следа обморожения!

Паулюс лично выдал Иванову охранную грамоту. Потом война закончилась. Порфирий Иванов вернулся к своей обыденной жизни. 23 ноября 1948 года он приезжает в город Туапсе. Оттуда он отправляется в пеший поход по горам до Сочи. Прибудет Порфирий туда лишь 5 декабря. Поход этот начался во время 12-балльного шторма на море. Все время похода Порфирий Иванов обходился без еды и одежды.

4 ноября 1975 года Порфирия Иванова заключают в специальную психбольницу. Условия содержания там были настолько ужасными, что он едва не умер. Освобожден Иванов был в тяжелейшем состоянии 5 марта 1976 года. Уже через три дня, однако, он возвращается к привычному распорядку дня. В 1978 году Порфирий ставит на себе новый эксперимент. Пять месяцев он обходится без пищи. Значительную часть этого времени – еще и без воды.

Однажды милиция пришла арестовать его. Было это 23 апреля 1979 года. Иванов проживал тогда в частном доме на хуторе Верхний Кондрючий. Шесть милицейских ворвались в его дом. Следователь остался стоять у калитки. Через минуту над забором пролетел первый милиционер. Он упал в грязь. За ним полетели еще пятеро. Изумленный следователь от такого впал в ступор. Тут калитка открылась, и показался сам Порфирий Иванов. «Да, это я разбросал ваших полицейских!» – заявил он. Скончался этот человек в своем доме на хуторе Верхний Кондрючий утром 10 апреля 1983 года в возрасте 85 лет. Похоронен на сельском кладбище. В 1982 году в журнале «Огонёк» вышла статья «Эксперимент длиною в полвека». С этого момента и началось признание достижений Порфирия Иванова наукой и обществом.

Сейчас, конечно, еще находятся и скептики, и критики. Но боже мой, насколько они ничтожны по сравнению с самим Порфирием Ивановым! Да и «критика» у них соответствующая. Конечно, бегают всякие «православные психологи», «сектоведы» и прочие дворкины. На чем свет стоит ругают Порфирия Иванова. Но кто готов слушать истерические завывания старых толстых теток и ругань мужиков со следами алкогольной деменции на лицах? На фоне самого Порфирия Иванова они совершенно теряются. Они карлики по сравнению с великаном. Для меня любые попытки очернения и охаивания этого великого человека выглядят так: (в оригинале далее следовала карикатура «Карл и карлики» 1933 года).

Ультраправый Че.

Не знаю, слышали ли мои читатели про великого итальянского политика – Стефано Делле Кьяйе.

Не зря этого человека прозвали «ультраправым Че». Родился он в городе Казерте 13 сентября 1936 года. С самого детства все считали его необычным ребёнком. Часто он надолго уходил из дома на ближайшие руины. В отдалении от городской суеты он мечтал целыми днями. Позднее он подтвердил свой статус «необыкновенного». В сентябре 1943 союзные войска близко подошли к Казерте. Стефано, которому тогда было всего семь лет, отправился на защиту родного города. Он стащил с военного склада 15 гранат и обвязался ими весь. «Остановите меня – взорвусь!» – говорил он всем, кто хотел ему помешать. На своем велосипеде он приехал почти к самой линии фронта. Изумленному командиру Стефано крикнул: «Сегодня мне исполнилось семь лет! Я уже взрослый! Дайте мне умереть за Родину!». Это было 13 сентября 1943 года. Но как ни просил мальчик броситься под американский танк, – ему не разрешили.

После войны в Италию пришла нищета. Стефано вынужден был бросить школу в 14 лет, чтобы прокормить семью. Тогда же он вступает в ультраправую партию «Итальянское социальное движение». Ни ростом, ни силой Кьяйе не отличался. Однопартийцы презирали его, считали школьником. Но он сумел показать, на что способен этот школьник. В это время в Неаполе как раз был расквартирован Шестой американский флот. Американцы выходили в город, где позволяли себе немыслимое. Они громили магазины, грабили и убивали прохожих, насиловали женщин и т.д. Стефано решил указать американцам на их настоящее место. Для этого он заявился в кабак, где собирались американские офицеры. Там он схватил со стола бутылку вина, да и разбил её о голову одного из них. Американцы пришли в ярость, но Кьяйе не растерялся. Он выхватил нож и за пару минут расправился с оккупантами. Двоих офицеров он убил, а ещё четырёх тяжело ранил.

Кьяйе заслужил уважение однопартийцев. Но вскоре он разочаровался в самой партии. «Итальянское социальное движение» всё более склонялось к умеренному консерватизму и поддержке НАТО. Для Кьяйе это было недопустимо. НАТО – это оккупация. Все сторонники НАТО – предатели. Во внутренней политике всё было еще хуже. Кьяйе был непримиримым врагом рыночной экономики. Он считал, что капитализм только развращает общество. Вся экономика должна быть государственной. Медицина и образование – бесплатными. Вскоре он рассорился с руководством партии, а потом и покинул её. Тогда он и основал свою организацию «Национальный авангард».

В июле 1970 года ему удалось организовать восстание в городе Реджо-ди-Калабрия. Место было выбрано идеально. Этот город расположен на краю полуострова Калабрия. На самом носу итальянского сапога. В те времена в него вела всего одна узкая дорога. В городе была сложная обстановка. Рабочим давно не выплачивали зарплаты. Кругом властвовали коррупция, нищета и бесправие. Более того, город должен был скоро лишиться своего статуса столицы региона. Это должно было повлечь сокращение бюджета, закрытие многих школ и больниц.

13 июля 1970 года началась забастовка на всех предприятиях города. Возглавил её лидер местного профсоюза Франческо Франко. Этот бесстрашный и неподкупный лидер всегда отстаивал интересы рабочих.Мафиози, коррумпированные чиновники и богачи ненавидели его. Много раз его пытались убить. Много раз его пытались купить деньгами. Но он продолжал бороться за права рабочих. Утром 14 июля через весь город двинулась толпа рабочих. Во главе толпы шёл Франческо. Люди скандировали: «Долой правительство! Кьяйе мы хотим!». Вскоре Кьяйе появился в городе. Его встретили всеобщим ликованием. Он немедленно приказал захватить все государственные учреждения. Коррумпированных чиновников рабочие выбросили из окон. Полицейские-карабинеры в ужасе бежали из города. В панике они побросали всё своё оружие. В два дня восстание охватило всю Калабрию, а затем и всю южную часть Италии. Немедленно к восстанию примкнули коммунисты, социалисты и анархисты. Восставшие захватывали города, громили полицейские участки и дома богачей. Коррупционеров и членов мафии вешали на фонарных столбах. Одного мафиози-педофила даже публично сожгли заживо на площади в городе Бари. Восставшие сформировали свою армию. В ней насчитывалось более 20 тысяч человек. В начале октября началось наступление восставших на Неаполь. Кьяйе угрожал, что уже к Новому Году завладеет и Римом. В конце декабря, однако, правительственные силы при поддержке войск НАТО перешли в наступление. К 21 января один только Реджо и контролировался восставшими. Больше месяца штурмовали войска небольшой город. Только 23 февраля им удалось прорваться в него.

Кьяйе вынужден был бежать в Португалию. Там он немедленно получил очень высокий пост в Министерстве иностранных дел. В его ведении находились десятки марионеточных организаций во многих странах мира. Все они были нужны для защиты интересов Португалии. Кьяйе, однако, тяготился бумажной работой. В 1975 году он едет воевать в Анголу на стороне местных националистов. В следующем году он возвращается в Португалию и основывает Неофашистский Интернационал. В него входили три десятка партий из стран Африки, Южной Америки, Европы и Азии.

В 1978 году Кьяйе перебирается в Южную Америку. Изначально он поддерживает Пиночета. Вскоре, однако, он разочаровался в нём. Пиночет оказался всего лишь ставленником транснациональных корпораций и чилийских богачей. Кьяйе оставляет Чили и едет в Боливию.

Первая попытка установить неофашистский режим в Боливии состоялась 1 ноября 1979 года. Путч был подавлен. Вскоре, однако, случилась и вторая попытка. Она оказалась намного удачнее первой. В начале июля 1980 года в Боливии прошли президентские выборы. Победил на них Эрнан Силес Суасо. Этот кандидат был левоцентристом. Словом, занять свой пост он сумел не сразу. 16 июля 1980 года начался военный путч. Уже на следующий день военные возвели на пост президента Гарсию Месу. Кьяйе сделался его первым советником. Новый президент особым умом не отличался. Поэтому храбрый итальянец фактически принимает управление страной на себя.

Первым делом Кьяйе отправляет солдат к американскому посольству. Боливия в те времена была лишь номинально независимой от США страной. Более 80% ее экономики находилось в руках крупных американских компаний и непосредственно американского государства. Американский концерн «Freeport-McMoRan Copper & Gold Inc.» владел всеми без исключения месторождениями меди в стране. Американцы вели себя в стране крайне вызывающе. Их поведение походило на поведение британских колонизаторов в Индии. Американский посол часто разъезжал пьяным по улицам Ла-Паса на своем «Кадилаке». Нередко он давил насмерть местных жителей. Разумеется, никакого наказания за это не получал. Кьяйе решил положить безобразиям американцев в стране конец. Он вывел всех членов американского посольства вместе с семьями во двор. Затем он выстроил их вдоль высокой стены, окружавшей посольство. А потом велел расстрелять их всех из двух пулеметов. Очевидцы вспоминали, как платье жены посла за 20 тысяч долларов было залито кровью и грязью. Дипломатические отношения были разорваны.

Затем Кьяйе издал указ об изгнании всех американцев из страны. За 24 часа все они должны были покинуть Боливию. Кто не успеет – тот будет расстрелян. Все имущество американских компаний до последнего цента было изъято в казну. Все недра национализированы. Американцы заставляли шахтеров трудиться за мизерную зарплату по 12 часов в сутки. Теперь зарплаты им были повышены в два раз. Рабочий день сократился до 8 часов. Производство кокаина в стране было разрешено. Теперь «белый порошок» производился только одной государственной компанией.

На одной из пресс-конференций Кьяйе спросили: «Из-за кокаина каждый год умирают сотни тысяч американских подростков. Допустимо ли производить его?». Кьяйе невозмутимо ответил: «Пусть умирают! Я готов убить сколько угодно американских подростков ради того, чтобы каждый боливийский крестьянин мог прокормить своих детей!».

Благодаря экономическим реформам Кьяйе бюджет страны увеличился в двенадцать раз за первые полгода его правления. Разумеется, президент Рейган был весьма недоволен новым независимым правительством Боливии. Хозяева корпораций потеряли миллиарды долларов от деятельности Кьяйе. Теперь они требовали от американского правительства срочно ввести войска в Боливию и сделать как было. Недовольны были и колумбийские наркобароны. Благодаря экономическим реформам Боливия могла поставлять в США очень много высококачественного кокаина. Притом поставлять по крайне низким ценам. Чрезвычайно дорогой и сильно разбавленный стиральным порошком кокаин из Колумбии стал теперь никому не нужен.

В результате хозяева американских концернов объединились с колумбийской наркомафией. Они наняли некоторое количество «эскадронов смерти» для вторжения в Боливию. Эти наёмнические соединения были усилены частями регулярной армии США. Были найдены предатели в рядах боливийской армии. В основном ими оказались генералы из богатых помещичьих семей. Они были очень недовольны тем, что Кьяйе приступил к национализации латифундий.

3 августа 1981 года в Санта-Крусе началось выступление тех самых генералов. В этот же самый день «эскадроны смерти» вторглись в страну со стороны Перу. На следующий же день президент Гарсия Меса был низложен. Кьяйе вынужден был покинуть страну.

А что было дальше? После Боливии Кьяей успел повоевать в партизанских соединениях Колумбии, Никарагуа и Гватемалы. Затем вернулся в Италию. В 2012 году напечатал свои мемуары. Презентация их прошла в городе Козенце. Козенца встретила Кьяйе шумными демонстрациями, погромами и баррикадными боями. Сторонники Кьяйе бились с его противниками. Стефано и сейчас активно занимается политикой. В 2014 году он стал советником президента Петра Порошенко. С 2016 года – консультирует еще и Захарченко. Да, сейчас он одновременно консультирует Порошенко и Захарченко. Сам он это объясняет так: «Есть ли разница, кто победит, если с обеих сторон воюют хорошие люди?!».

Критика Александра Панчина.

Некоторое время назад в нашей стране, как известно, возникло просветительское движение, которое уже успело привлечь к себе общественное внимание, столь важное в наши времена, когда всецело господствуют массы. Известны теперь уже всякому образованному русскому человеку такие проекты, как «Антропогенез.ру» и «Курилка Гутенберга», а также деятели Александр Панчин, Станислав Дробышевский и Ася Казанцева. Словом, перечислять их всех нам сейчас не требуется, поскольку число их теперь так велико, а различия столь несущественны, что едва ли будет необходимо говорить об оных, в то время как о вещах общих умолчать было бы сущим преступлением. Если в самом начале становления просветительского движения в нашей стране немногочисленные критики предсказывали ему скорую гибель и полное уничтожение, то теперь таковые прогнозы более не раздаются, поскольку доселе не сбывались, но события развивались прямо наперекор им. Движение, вопреки заявлениям критиков и скептиков, продолжало расти и набирать все большие силы, активно реализуя свою неформальную программу, а потому к сегодняшнему дню сделалось оно таким гигантом, которого сокрушить едва ли будет возможно. Словом, теперь, по прошествии всего нескольких лет с того момента, когда движение только рождалось, оно приобрело столь большое влияние, что мы можем смело сказать: оно укоренилось, а потому как явление сохранится еще довольно долго, но в ближайшие годы не погибнет.

Читателю сего текста следует сразу уяснить себе некоторую деталь, которую не все понимать желали бы, но понять кою просто необходимо, как бы то ни было мерзко, ибо без нее невозможно и дальнейшее проникновение в смысл моей статьи: автор сего небольшого очерка бесконечно далек от панегирического восхваления нашего просветительского движения, но при этом ни в коем случае не присоединяется и к защитникам канала РЕН. Я, будучи человеком немного образованным, а потому имеющим в этом вопросе то мнение, какого следовало бы придерживаться и всем прочим гражданам, решил озвучить его никак не в поругание просветительского движения, но во имя раскрытия его внутренних противоречий, желая вывести движение на новый уровень развития, а не погубить.

Тем не менее, товарищи, изначально я должен отдать должное борьбе Александра Панчина против самых грубых ложных учений, вроде гомеопатии, религии и отрицания полезности генномодифицированных продуктов, которые еще и поныне разъедают наше общественное сознание, но не желают собственного уничтожения. Хвалить, однако, способен каждый, в то время как критиковать, притом материалистически и диалектически, а не вульгарно, как делают это некоторые, способны далеко не все люди в равной мере. Последнее обстоятельство и толкает меня к необходимой в нашем случае критики, не обидной и не противной, ни в коем случае не потворствующей мракобесам, но прогрессивной.

Некоторые, конечно, утверждали мне и поныне еще говорят, что будто бы любая без всякого исключения критика нашего просветительского движения есть скрытое или явное потворствование мракобесию, – худшему из порождений человеческого разума, но я полагаю это далеким от истины, что доказываю следующим образом: известно, что критиковать всякое явление можно различным образом, что можно проиллюстрировать на примере политическом, когда, к примеру, нашего президента могут критиковать как за то, что он чрезмерно допускает влияние церкви на светские институты гражданской жизни, так и за то, что он недостаточно допускает оного влияния, требуя его в большей степени; первая критика будет прогрессивной, в то время как вторая – реакционной. Разумеется, я полагаю, что наша критика все же будет именно прогрессивной, поскольку критикую я наше просветительское движение не с позиций его чрезмерности, не с позиций наших мракобесов, но с исключительно с точки зрения его недостаточной радикальности, т.е. сам я стою на позициях просвещения куда более радикального, а потому на наших просветителей смотрящего как на явление явно недостаточное; иными словами, мы хотим просвещения радикального, а не отсутствия оного вовсе.

Разумеется, понятия реакции и прогресса не являются абсолютными, а потому следует признать, что любое явление может сочетать в себе отдельные частицы этих категорий, не является где исключением и наше просветительское движение, столь обласканное интеллигентной и либеральной публикой.

Первым пунктом нашей критики просвещения в России станет напоминание о его культурной сущности, которая вовсе не является для него приятной и любимой, но прямо наоборот, – скрываемой весьма стыдливо и отвратительной. Несмотря на то, что в последнее время все чаще начинают встречаться утверждения о том, что Россия будто бы превратилась в полноценную империалистическую державу, что в некоторой степени верности вовсе и не лишено, но чем очень часто наши социал-шовинисты прикрывают свой тайный патриотизм, который они боятся выставлять на всеобщее обозрение, опасаясь навлечь на себя гнев товарищей, в действительности это процесс еще не завершен, а сама наша страна во многих отношениях занимает периферийное и провинциальное значение в мировой экономической и культурной системе, поскольку известно, что культура есть лишь отражение материальных связей. Если мы таким образом заключаем, что российская культура является до некоторой степени провинциальной по отношению к культуре европейской, то следует сделать и вывод о том, что наше просветительское движение тоже будет провинциальным, ориентированным на Запад. Некоторые наши граждане с этого самого места начнут подозревать и меня в тайном охранительстве и буржуазном патриотизме, что совершенно истине не соответствует, поскольку к экономическому и культурному понятию Запада я не испытываю никакого отвращения, но проникнут самой искренней и глубокой любовью к Европе, которую никогда скрывать и не пытался, хотя прекрасно и понимал, что никакая любовь не может и не должна скрывать истины, а объективная истина такова, что наше просветительское движение является провинциальным по отношению к американскому и европейскому. Несмотря на то, что многие люди, сами входящие в просветительское движение, а потому до определенной степени необъективные, склонные к идеализации собственного положения, либо отрицают этот простейший и очевиднейший факт, либо вовсе не считают его дурным, они именно имеет место быть, притом оставаясь весьма дурным. Наше просветительское движение в своем развитии ориентировано на иностранное просветительское движение, притом отрицать это было бы весьма большим проявление глупости, но доказать этот тезис весьма и весьма легко: свидетельствовать об отношении к европейским коллегам хотя бы отсутствие всякой умственной независимости от них. Стивен Хокинг и Ричард Докинз для всего нашего просветительского движения являются культовыми фигурами, что хотя и формально отрицается самими просветителями, которые заявляют, что будто бы «не признают никаких авторитетов», фактически проявляется очень наглядно; хотя бы проиллюстрировать постоянное восхваление и почти что обожествление западных представителей научно-популярного жанра мы можем на примере работы сообщества «ДОКИНЗ» в социальной сети «Вконтакте», в то время как эпизодическое восхваление такого рода можно было совершенно недавно наблюдать по смерти Стивена Хокинга, когда все известные просветители, равно как и менее известные их поклонники, отметились целым рядом самых грубых панегириков в честь британского физика. Разумеется, мы не хотели бы оскорбить имя этого без сомнения достопочтенного ученого, но в то же время нам нельзя и умолчать о его если и не культовом, то совершенно особом положении среди российских просветителей, которые, однако, чтут его более на словах, нежели через определенную деятельность, что будет нами доказано далее. Не требуется сомневаться в том простейшем факте, что Александр Панчин, равно как и все прочие просветители из нового движения, имеют в своих убеждениях прочные связи с западными представителями научно-популярного жанра, в то время как с отечественными таковых не наблюдается, если мы не считаем других представителей движения современного. Панчин часто ссылается на Фейнмана и Докинза, в чем он подобен теологу, старательно оформляющему ссылки на труды отцов церкви, но никак этим он не напоминает ученого, а уж тем более просветителя, который призван попирать всякие авторитеты, разнося их в щебень, но не лелеять и сберегать их. В результате из этих приведенных выше аргументов мы можем вывести и первейший порок нашего просветительского движения, который состоит в его тотальной и полнейшей культурной зависимости от просвещения западного, – европейского и американского.

Вторым пунктом сего обвинения в адрес нашего просветительского движения станет напоминание ему о его беззубой и трусливой аполитичности, которая есть важнейшее его уродство, которое хотя и пытаются спрятать за многозначными словесами, но все же проглядывающее очень и очень заметно для всякого стороннего наблюдателя. Доказательством этого тезиса я не считаю нужным себя обременять, ибо верность его признается просветителями как на словах, так равно и в деле, а потому я рискую сразу перейти к его раскрытию, столь важному и необходимому для нас. Конечно, многие и многие сторонники Александра Панчина привыкли рассуждать в том ключе, что наука будто бы совершенно аполитична, слепа в идеологических вопросах, а потому к политике никакого отношения иметь не может. В действительности, разумеется, наука всегда имеет жесткую связь с политикой, как равно и лженаука, поскольку обе они являются полноценными общественными силами, способными оказывать воздействие на гражданскую жизнь. Если мы обернемся к великим просветителям Франции XVIII века или российским прогрессивным деятелям столетия XIX, то мы легко сумеем увидеть, что просветители прошлого видели в естественных науках лишь средство к разрушению религиозных предрассудков, а уничтожение предрассудков должно было повлечь за собой и падение монархии: Чернышевский и Писарев до такой степени испытывали любовь к наукам естественным лишь потому, что находили их полезным инструментом разрушения религии, а следовательно и монархии, которая была в те времена невозможна без поддержки церкви; аналогические слова могут быть сказаны также и в адрес древних французских материалистов. Но если мы посмотрим на Александра Панчина и всю нашу просветительскую компанию, то нам становится очевидна вся их подчеркнутая аполитичность, которая там декларируется и культивируется весьма активно: непросто встретить со стороны просветителей даже самую робкую критику церкви и религии, но если оные там и встречаются, то касаются они лишь общих вопросов, в конкретные отношения не входя вовсе. В этом отношении мы можем назвать новое просветительское движение глубоко реакционным и регрессивным по отношению даже к своим ближайшим предшественникам, вроде Александра Невзорова, который активно вел борьбу с церковью, притом обличая ее как в общих чертах, так равно и в деталях: это, разумеется, не отменяет буржуазной ограниченности самого Невзорова, который также во многих отношениях допускал и продолжает допускать ошибки, от которых никто не бывает свободен. Любой здравомыслящий человек обязан признать тот простой факт, что современный экономический порядок способствует развитию коммерческих лженаук, в то время как порядок политический способствует их укреплению посредством внедрения через институты гражданской жизни, а потому последовательный сторонник науки должен быть непримиримым противником такого экономического и политического порядка, должен упорно сопротивляться коммерции, которая и порождает лженауки и заблуждения: иными словами, если человек ненавидит лженауку, то он должен ненавидеть и капитализм, ибо последний порождает ее. В действительности, однако, мы наблюдаем полную аполитичность, которая есть тайное и скрытное сотрудничество и поддержка действующего порядка, поскольку мы точно знаем, что тот, кто видит тонущего человека, но не спасает его, – способствует смерти утопающего, а тот, кто видит все преступления капитализма, но не пытается их искоренить, – тот поддерживает их. Разумеется, быть полностью аполитичным невозможно, а потому мы должны заметить, что хотя номинально Александр Панчин и является человеком, стоящим вне политики, в действительности он подписан на журнал «Медуза», что может говорить нам о его склонности к либерализму. Наше просветительское сообщество оказывается в формальном отношении аполитичным, но в отношении действительном оно склоняется к либерализму, что заставляет нас кратко рассмотреть вопрос и о классовой его сущности.