Текст книги "30 Световых лет. Пикник. Иллюстрированная история"

Автор книги: Марат Корчемный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Концертный состав «Пикника» 1989 года: Леонид Кирнос (ударные), Александр Савельев (гитара), Эдмунд Шклярский (гитара, вокал), Владимир Сизов (бас-гитара), Сергей Воронин (клавишные).

Вакантное место бас-гитариста, оставшееся после ухода Евсеева, занял Владимир Сизов, известный под псевдонимом «Вавила». Сизов участвовал в записи «Танца Волка» как сессионный музыкант и был хорошо знаком со Шклярским и его музыкальным материалом. В новом составе, с подачи режиссера Вячеслава Пронина, «Пикник» отправляется в Москву и принимает участие в съемках новогоднего концерта «Голубой огонек» с недавно записанной песней «Бал». Сама запись вскоре была утеряна, и песня десять лет томилась на скамейке запасных, пока «Пикник» снова не записал ее в 2000 году, чтобы включить в альбом «Египтянин».

С развитием «перестройки» советская и мировая музыкальные индустрии пытаются найти точки соприкосновения. Иностранцы видят потенциал огромной страны с невероятно высоким спросом на любую музыкальную продукцию. В Советском Союзе проходят первые попытки организовать гастроли мировых знаменитостей. Вся проблема была в том, что рубль, союзная национальная валюта, свободно или даже частично конвертируемым, не был. Средний билет на концерт в СССР стоил 1 доллар, в приблизительном пересчете, если покупать валюту на черном рынке. Нетрудно посчитать, что выступления «Pink Floyd», «Black Sabbath» и «Scorpions» с такими ценами на билеты, даже при аншлагах на огромных стадионах, не могли окупить и половины всех затрат.

Зарубежные группы попроще, к каким можно отнести французскую «Dirty Side», вписывались в турне с советскими коллегами почти бескорыстно, так, чтобы мир посмотреть и себя показать. Французы играли что-то эмоциональное, похожее на «AC/DC», которым видно и были обязаны своим названием. Вместе с группой «Dirty Side» «Пикник» проехал несколько городов и отыграл 18 концертов. В поездке французы жаловались нашим музыкантам на недостаток внимания к рок-музыке у себя на родине и восхищались переполнеными стадионами по ходу турне. Перед заключительным совместным выступлением в Сочи иностранные гости продемонстрировали знание гастрольных традиций, устроив «пикникам» «зеленый концерт» – клавиши Воронина и гитарные примочки Шклярского незаметно заклеили скотчем. Как музыкантам удалось выйти из ситуации, история умалчивает.

Вернувшись из Сочи «Пикник» отправляется в польский город Сопот на фестиваль «Nowa Scena». Шклярский хорошо владеет польским языком и предлагает организаторам исполнить несколько песен по-польски. Однако аудитория фестиваля предпочла услышать песни на русском.

В марте 1990 Евсеев и Ключанцев зарыли топор войны глубоко в грунт и вернулись в «Пикник».

Во время прогулки по Алма-Ате «пикникам» повстречался уличный фотограф, запечатлевший музыкантов в юрте в национальных казахских костюмах. Во время тех самых гастролей и были утеряны пленки с видеоклипами «Пикника», снятые на песни из альбомов «Иероглиф» и «Родом ниоткуда».

Путешествие в страну Восходящего Солнца

То, что летом 1990 года случилось выступление «Пикника» в Стране восходящего солнца, было стечением удивительных и порой комичных обстоятельств.

Эдмунд Шклярский: «Мы тогда отыграли фестиваль «Шлягер 90-х». И позвонил Станислав Пучков, который курировал музыкальный отдел ВИА, и предложил

поехать в Японию, чем всех ошарашил. Питер и Осока города-побратимы, и там был обмен визитами».

Японский визовый отдел и сегодня образцом радушия и гостеприимства с трудом можно назвать. А в те времена –подавно. Требования к соискателям виз подчеркнуто суровы и беспощадны. «Пикники» приступили к долгой изнуряющей осаде консульства. Японцы же требовали все новых документов и не собирались идти на уступки. В результате визы были выданы, но самолет уже улетел.

Виктор Евсеев: «Надо сказать, что японцы – жуткие бюрократы. Назначили время выдачи виз – и все, ни часом раньше. Получалось, мы опаздывали на самолет… В общем, дня за два до отлета с горя мы начали пить».

Эдмунд Шклярский: «Водку, которую мы приготовились взять с собой в качестве подарка, с горя выпили всю».

Помощь неожиданно пришла со стороны переводчицы, супруг которой был вхож в мэрию и обещал достать билеты на следующий самолет.

Эдмунд Шклярский: «Меня растолкали в 8 утра, я еле живой поехал в эту кассу. У него была примерно такая же физиономия, видимо тоже всю ночь зажигал. Мы с таким невеселым видом подошли к кассе – оказалось, билеты есть. Я сразу всех обзваниваю – собирайся, народ! И не заходя домой, отправляюсь в аэропорт. Летим через Москву, двумя партиями...»

Виктор Евсеев: «Мы приземлились в Домодедово в тот момент, когда регистрация в Шереметьево-2 уже завершилась. Вылетаем из самолета, стоит какой-то таксишник, мы его за горло – гони в Шереметьево-2, любые бабки, любые! Доехали как-то, прибегаем на контроль, а нам пограничники говорят – граница закрыта. Посадка закончилась...»

На этом история «Японские гастроли» могла закончиться, не успев начаться. Какие-то высшие силы играли судьбами в тот день. И результат этой игры был неясен до самого последнего момента, когда рядом с потерявшими всякую надежду музыкантами оказались два японских пассажира. Они опаздывали на тот же самый рейс. Одно дело, наши парни, другое – дорогие зарубежные гости. Их обижать нельзя, а значит нужно пропустить и проводить на рейс, несмотря ни на что. «Пикникам» повезло, игру «Японские гастроли» выиграла их ставка. События продолжали развиваться стремительно. В Токио опоздавших было гостей из Ленинграда встречал организатор с мобильным телефоном, почти человек из будущего. Японские таможенники, когда досматривали багаж, наконец узнали, как выглядят «ямахи» и «акаи» самопального советского производства.

Виктор Евсеев: «Автобус, который нас из аэропорта в Осаку вез, подъехал прямо к сцене. И к нам подходит кто-то из устроителей, они очень вежливые, просят – не могли бы вы настроиться за тринадцать минут? Ну а куда деваться – мы говорим, постараемся. Это не спавшие, сказать по-честному – пьяные. В итоге мы настроились на одиннадцать. Я успел поменять три басовых кабинета. Вокруг каждого сразу выстроилась группа техников, человек семь-восемь. За одиннадцать минут мне поменяли полностью три кабинета по разным поводам, подкрутили еще датчик на гитаре, Сереге Воронину поменяли клавиши. А бедный Леня ходил между двух установок – там стояли две: одна электронная, вторая живая. Леня на одной поиграет, на другой

поиграет, и пока уже Эдик не прикрикнул – Леня, определись ты уже наконец! Леня – я не знаю, тут кайфово и тут кайфово. Ладно, где сидишь, там и оставайся.

Сергей Воронин, будучи самым заядлым путешественником из всей честной компании, исследовал все улочки и закоулочки незнакомого города.

Вместе с «Пикником» на «Экспо-90» выступали «Дуби Бразерс», известная группа из солнечной Калифорнии. Словосочетание «Дружба народов» было для них не пустым звуком. Случайно познакомившись с питерскими музыкантами после концерта, «Братья Самокруткины» предложили им выпить и закусить».

Виктор Евсеев: «В Японии воспринимаешь любого европейского человека как родного. Мы с «Дуби Бразерс» столкнулись прямо в коридорах. Я по-английски не говорю, но наши сразу все почему-то заговорили. О, вы кто? А мы вот из Питера. У нас еще последняя водка оставалась, и мы там давай брататься.

Нас пригласили на какой-то большой банкет. О, говорят, в кои-то веки с русской группой! Но переводчица предусмотрительно увела нас в сторону. Говорит, мол, знаю я этих американцев, потом по притонам ищи вас».

От самого концерта у музыкантов осталось немного впечатлений. Жара, вежливая публика с веерами, хорошая аппаратура, безупречный продакшн. Зато много впечатлений осталось от культурной программы, которая продлилась следующие 6 дней. Гостеприимная Япония и ее добрые граждане стали темой разговоров и сюжетами для историй на многие годы вперед.

Евсеев, Шклярский и Ключанцев у парадного входа в «Рига Роял Отель». Осака, лето 1990.

Эдмунд Шклярский: «Я с утра прихожу к Воронину в номер и вижу на тумбочке лежат деньги. Спрашиваю – откуда? Потому что по всем подсчетам их уже не должно было быть. И он по секрету говорит, что они пошли искать пиво, уже все закрыто, и смотрят, в прачечной сидит какой-то японец, отдал в стирку свои джинсы. Они у него спрашивают, где можно купить пиво? А он говорит – пойдемте ко мне домой.

Подходят, а там на здании написано Паб-Хаус. Евсеев почему-то подумал, что это публичный дом. И говорит – я не пойду. А Воронин, конечно, говорит – я пойду. А тот – Серег, если что – свистни. Ну, он вошел, ему из окна свистнул. Это оказалось домашнее что-то, совершенно с другим связано. Они пришли к этому японцу, он оказался музыкантом, показывал фотографии, угостил выпивкой и, ко всему прочему, одарил подъемными.

А у нас неподалеку был магазин со всяким электрическим музыкальным хламом, но он оказался очень современным для наших условий. Купленный на распродаже музыкальный компьютер был выгодно реализован после возвращения домой. Можно считать это гонораром за японские гастроли».

Жаркое лето 1990 подходило к концу. «Пикники» вернулись в Ленинград к своим обычным делам и заботам. А в это самое время мир вокруг стремительно менялся. Объединились две Германии, от Союза откололись несколько республик, в страну вернулся Солженицин, Железная Леди вышла в отставку, Билл Гейтс выпустил знаменитую третью версию Windows. Что именно из этих событий стало прологом «Смутных дней» мы уже никогда не узнаем...

Трепетные птицы

А, зачем, зачем мне эта земля?

Зачем мне небо без ветра и птиц?

Я – пущенная стрела. Прости.

Смутные дни начались зимой 91 и продлились почти десять лет. Время, за которое мир полностью преобразился. Восьмидесятые и двухтысячные отличаются так, словно их разделяет не какой-то десяток лет, но целая вечность. На политических картах исчезали одни страны, появлялись другие. Некогда мирные земли окропились кровью братоубийственной войны. Многие люди в это время потеряли все, многие напротив, это все подобрали и возглавили хит-парады форбсов. Профессора уходили из науки на черкизовский рынок, шарлатаны занимали их места в университетах. В одной части Европы стены разрушались, в другой – с энтузиазмом строились и украшались колючей проволокой.

Происходящие за окном изменения волей-неволей коснулись творчества Шклярского и дальнейшей судьбы его группы.

Харакири

Андрей Бурлака: «Лютовала инфляция, гастролей почти не было, но не увядало в русских нуворишах желание заработать много денег на концертах. Группа могли слетать из Питера в Ростов-на-Дону или Воронеж, сыграть один концерт, вернуться, получить какие-то деньги за это, но назвать это коммерцией язык не поворачивался. Даже фестивали почти прекратились – где-то устраивали, но достаточно скромно. Издавать что-то стало вообще невозможно. «Мелодия» просто загибалась – заказов не было, винил начал выходить из моды, а компакт-диски у нас еще не появились. Кстати, в этот период я довольно плотно сотрудничал с «Пикником», помог им выпустить пластинку «Харакири», – грубо говоря, послужил исполнительным продюсером. Альбом вышел на виниле под собственным лейблом Эдика – «Matuzalem», но фактически был напечатан на заводе «Мелодии».

Эдмунд Шклярский: «Родом ниоткуда» был витиеватый, сложный, навороченный. А «Харакири» – лаконичная форма повторений короткой структуры. Как у «Ти-Рекс». Поскольку нельзя было рассчитывать на какое-то эфирное радиовещание, одной из целей было быстро зацепить внимание слушателя. Если человек где-то услышал – достаточно нескольких секунд. Поэтому многие песни («Настоящие дни», «Мы как трепетные птицы») строились по этой формуле. Они появились немного раньше записи альбома, мы их уже играли в 1990 году. На том же «Шлягере 90», потом в Японии».

За исполнение «Настоящих дней» и «Трепетных птиц» на «Шлягере 90» «Пикник» стал лауреатом фестиваля и был премирован. Музыкантам выдали путевку на черноморский курорт. И так как путевка была всего на одну персону, по джентельменскому соглашению она досталась супруге Шклярского – Елене.

Песня «Я пущенная стрела» появилась на свет после прочтения «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше.

Эдмунд Шклярский: «Однажды мне попалась в руки книжка «Так говорил Заратустра». Какой-то интерес к ней уже был. Еще школьником я читал о ней в одной энциклопедии на польском языке. Там было о самом Ницше и пара его изречений. Заинтересовало само название книги. Понятное дело, что в советское время она была запрещена. Ко мне в руки книга попала при загадочных обстоятельствах. Я был в Москве по каким-то музыкальным делам, в поисках светлого будущего и разговорился с работником некой околоконцертной кооперативной организации. Слово за слово, заикнулся про «Заратустру». Неожиданно человек пошел в свои закрома, принес и подарил книгу. Все было хорошо, пока он не стал рассказывать о своих встречах с марсианами...

Об успехе «Харакири» и его влиянии на дальнейшую историю можно смело судить по концертной судьбе композиций, вошедших в этот альбом. Отныне редкая программа обойдется без «Настоящих дней» или «Там, на самом краю земли». Песня «С тех пор, как сгорели дома» через много лет стала частью концертной программы «Железные мантры».

Эдмунд Шклярский: «Я помню, когда она была написана, мы ехали на автобусе по Дальнему Востоку, от Артёма к Владивостоку, или наоборот, и на каких-то ледяных склонах пришли эти строчки. Понятие свободы для человека, когда он лишён земли и всего, что его связывает. Чему не позавидуешь, но тем не менее».

Единственная песня, которая так и не была ни разу исполнена на концерте – «Это река Ганг». Виной тому, скорее всего, послужила необычная причина ее появления на свет.

Эдмунд Шклярский: «Она была записана не для альбома. Мы её играли на ленинградском телевидении, и песня была написана по случаю, как сопровождение викторины старшеклассников по французскому языку.Потом, правда, песню переписали на студии Ленфильма, но слова остались те же самые».

Из буклета альбома: «Процесс написания, как и окончание записи, сопровождался бурными возлияниями, но это не мешает музыкантам считать альбом одним из лучших в собственной дискографии».

Встреча рассвета в ожидании ближайшего поезда на Петербург. Москва, 1991 или 1992 год.

Виктор Евсеев: «Когда мы приступили к записи «Харакири», на Ленфильм, по нашей просьбе, приехали знакомые музыканты. Привезли дорогие инструменты, синтезатор и так далее. А наш директор, по этому поводу, устроил пьянку. До записи дело так и не дошло. Все уже в зюзю, собрались уходить. А Эдик говорит: «Нет-нет, одну вещь я все же должен написать». В альбоме «Харакири» есть инструментальная композиция, она называется, по-моему, «Новая азбука». И вот он говорит: «Так, поставьте трек с барабанами, сделайте мне колокольчики, сейчас запишу одну партию и поедем». Те, кто был потрезвее, говорят: «Зря сидим, только время теряем...» И вот где-то в середине вещи, когда все думали, что заснул уже, он неожиданно – блямс, потом подождал немного, опять блямс. Я сказал вполголоса: «Надо будет стереть эту историю». Эдик говорит: «Как стереть, ты что?» Я говорю: «Ладно, ладно, не будем ничего стирать».

Но самое интересное, что когда на следующий день мы все трезвые пришли в студию, наложили остальные партии, эти блямсы оказались точно на том месте, где они и должны быть. Вот тут мы все рты поразевали».

Впервые для оформления альбома Шклярский использует фрагмент свой картины. Увлечение абстрактной живописью шло паралельно с музыкальной жизнью уже несколько лет и оказалось весьма кстати. Для обложки «Харакири» прекрасно подошел фрагмент картины «Марионетки», куда автор добавил несколько штрихов. В их числе оригинальный автопортрет, висящий на крючке у великана-кукловода, первые буквы имени автора, исполненные в виде монограммы и таинственный символ в нижнем левом углу обложки. Позже этот символ появится на обложке следующего альбома, украсит гонг, его напечатают на заднике сцены и в его форме сделают музыкальный инструмент. Символ незатейливо прозвали «Знаком» и определили ему быть гербом «Пикника».

Сергей Горцев

Интервью #1 / 1991

«Огонь зажгли в нас «Битлз»

Боже мой, как давно это было! Восемь лет назад на одной из дискотек меня отыскал старинный друг и вручил магнитофонную катушку: «Послушай – потрясающая музыка!» На пленке оказались две записи «45» (В. Цой + А. Рыбин) и «Дым» («Пикник»).

В то время песни этих альбомов на всех произвели потрясающее впечатление, в том числе и на меня. До сих пор берегу эту катушку и считаю лучшей в своей коллекции. Если кто-то вновь захочет ощутить атмосферу того времени, советую найти и послушать эти первые вещи В. Цоя и Э. Шклярского. Они и сегодня звучат удивительно свежо, оригинально и талантливо.

В начале этого года, после 3-летнего молчания, «Пикник» выпустил очередной, пятый по счету, великолепный альбом «Харакири», и последние концерты подтверждают, что группа в отличной форме и способна не только играть превосходную музыку, но и наполнять атмосферу зала чем-то таким, что отличает рок-концерт от всех других. И зрители очень точно это оценивают, дружно подпевая, штурмуя подступы к сцене, выстраиваясь в очереди за автографами, прося Шклярского расписаться на сценических коробках и даже на одежде. Кто сказал, что рок мертв?!»

Готовясь к встрече с лидером «Пикника», я перетряс свои архивы и обнаружил всего лишь два материала «по делу». Один – в ленинградской «Смене» (23.09. 83г.), другой – в «Московском комсомольце» (25.09.87г.). Представьте мое удивление, когда, сравнив их, обнаружил, что вторая статья, подписанная Дмитрий Шавырин, – почти дословное повторение статьи в «Смене» М. Садчикова! Да, как говорится: «Хочешь жить... ».

С темы: «Пикник» и средства массовой информации, и начался наш разговор со Шклярским сразу после одного из концертов.

Сергей Горцев: «Эдмунд, как ты думаешь, почему журналисты так мало пишут о «Пикнике»? Может быть, их смущают слова твоей знаменитой песни: «На все вопросы рассмеюсь я тихо...»?

Эдмунд Шклярский: «Да нет (улыбается). Просто мы с теми, кто пишет о музыке, движемся в одном направлении параллельным курсом. Может быть, когда-то наши пути пересекутся, и тогда не будет твоего вопроса».

Сергей Горцев: «Многие считают, что ленинградские группы чем-то похожи. Как ты считаешь?»

Эдмунд Шклярский: «Я, в принципе, согласен. Есть, наверное, в нашем городе что-то такое... История, архитектура, сам воздух – особые... По-крайней мере, московские команды играют по-другому. Это как американская и английская музыка. Язык один, а звучат по-разному. Ленинградская музыка, по-моему, более утонченная...»

Сергей Горцев: «Ваше звучание тоже трудно с кем-то спутать. Многие считают, что чувствуется влияние «Джетро Талл». Кто вообще повлиял на твое мироощущение?»

Эдмунд Шклярский: «О, это очень сложно. Но попробую выделить три вещи. Первое – живопись Сальватора Дали. Именно его полотна дают мне ощущение внутренней свободы, независимости в суждениях и творчестве. Второе – это китайская философия. Она учит думать. Третье – музыка. Здесь трудно кого-то выделить, это – «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Крим», «Лед Зеппелин», «Дип Пепл», «Йес», «Дженессис», «Джетро Талл», Хендрикс, Сантана и еще десятка два имен. Они повлияли не только на меня; если помнишь, они перевернули сознание целого поколения. Сейчас тоже много хорошей музыки. Но вот, чтобы создать волну, вызвать новые чувства – этого нет. Многое дала семья. Моя мама преподавала в консерватории, поэтому в доме постоянно музицировали, был даже свой семейный ансамбль».

Эдмунд Шклярский и Сергей Воронин на берегу реки Печора во время гастролей по городам Крайнего Севера. Одно из выступлений этой серии пришлось отменить, так как воркутинские прокатчики без успеха пытались прокачать рок-концерт комплектом бытовой аппаратуры из ближайшего магазина.

Сергей Горцев: «А что ты сейчас чаще всего слушаешь?»

Эдмунд Шклярский: «Да у меня и магнитофона-то нет. Проигрыватель был, но дети сломали. (Улыбается). Но это неважно, – слушаю я других или нет. Важно, что внутри есть что-то такое, что заставляет вновь и вновь сочинять... Этот огонь зажгли в детстве «Битлз», и он горит независимо ни от кого».

Сергей Горцев: «У тебя оригинальные тексты, интересные образы. Как вообще рождаются песни? Бывает ли конкретный повод или все как-то по-другому?»

Эдмунд Шклярский: «Это трудно зафиксировать в какой песне есть свой толчок, свое «зерно». Например, песня «Иероглиф». Я как-то прочитал польскую книгу с названием «Человек, который назывался «Прикоснись пирожного с кремом». Потом это впечатление вертелось года три в голове и в конце концов появилась песня. Иногда толчком является какая-то интересная фраза, брошенная кем-то в разговоре...»

Во время одного из вояжей в Москву в начале 90-х. «Пикник» в сопровождении техников и световиков.

Сергей Горцев: «Если бы я попросил тебя назвать пять самых удачных песен, какие ты бы выбрал?»

Эдмунд Шклярский: «Как ни странно, но я назову те же, что выделяют зрители на наших концертах: «Ночь», «Иероглиф», «Великан», «Мы как трепетные птицы», «Настоящие дни».

Сергей Горцев: «А как ты составляешь альбомы? Есть ли какие-то принципы или ты объединяешь песни по мере написания?»

Эдмунд Шклярский: «Альбом – это, конечно, не случайный набор песен. Главное – настроение. Так было у «Пинк Флойд», так же составлен «Эбби Роуд» «Битлз». Концерт – это вообще особая статья. Здесь главное – зрелищность, сценичность».

Сергей Горцев: «Интересно, а как ты пришел в рок-музыку? Неужели как все – самоучкой?»

Эдмунд Шклярский: «В восемь лет мама подарила гитару, т. е. случилось то, что и со многими сверстниками. Но самоучкой я не был. Пять лет отучился в музыкальной школе по классу фортепиано, потом еще год по классу скрипки! После школы, отец (а он у меня крупный инженер, даже Лауреат Государственной премии) уговорил поступать в Политехнический. Так я получил специальность «Проектировщик атомных электростанций», и три года по распределению отработал в одном из НИИ. И только после этого уже был «Пикник», танцы в Юкках и первый альбом «Дым». Кстати, из того первого состава я остался один...»

Сергей Горцев: «Вы были среди тех, кто создавал знаменитый сейчас ленинградский рок-клуб. Помню, «Пикник» стал лауреатом первого фестиваля и даже предоставил всем его участникам уникальную по тем временам аппаратуру. Но среди участников юбилейных

концертов, посвященных 10-летию клуба, вас почему-то не было».

Эдмунд Шклярский: «Ты знаешь, за эти 10 лет в рок-клубе по сути ничего не изменилось. Практически того же уровня осталась техника, организация. Буфет только, по-моему, открыли... Я вообще не любитель тусовок. Это как в семье – когда слишком часто встречаешься, не только мысли, но и слова, выражения, жесты становятся похожими. Так ведь? Вот когда пробить что-то или кого-то надо, то тогда, конечно, собрались, пошли, стукнули кулаком... А для творчества все это лишнее. Может быть поэтому наши пути с рок-клубом и разошлись».

Сергей Горцев: «Ты упомянул о своем образовании. А нужно ли рок-музыканту образование?»

Эдмунд Шклярский: «Ответ у тех, кто имеет образование – один, кто его не имеет – другой. Он сам напрашивается. Мне же ближе ответ Армстронга на аналогичный вопрос: «Ноты музыканту знать не обязательно». Чувствуешь – не обязательно?! Т. е. Армстронг не дает однозначного ответа – каждый должен решить для себя сам».

Сергей Горцев: «Обычно музыканты по-разному относятся к своим зрителям – одни любят, чтобы пошумели, другие наоборот – любят, когда вдумываются

в тексты. Как у вас? Что ты ждешь от зрителей на концертах?»

Эдмунд Шклярский: «Мне все равно – шумят они или мечтают, потому что человек – индивидуален и у каждого своя психика, свое восприятие жизни и своя реакция. Меня радует, что у нас на концертах никто не ломает стулья, никто не бьет другому физиономию. Мы уже были в 112 городах. И я чувствую, что наша музыка вызывает положительные эмоции, несет положительный заряд. Может быть это главное?»

Концерт окончен. Зрители расходятся по домам. Ночной воздух дарит пьянящие запахи. В голове застыла звучавшая недавно мелодия:

Я – пущенная стрела

И нет зла в моем сердце, но

Кто-то должен будет упасть

Всё равно…

Паломничество в Ченстохову

Сергей Воронин (еле различимый силуэт в центре снимка) и Эдмунд Шклярский по дороге из Кракова в Ченстохова. Выходили ранним утром, чтобы пройти большую часть пути до полудня, пока свежесть летнего утра не сменит полуденная жара.

Среди прочих историй 1991 года выделялась и такая: Папа Римский Иоанн Павел Второй посетил свою родину – Польшу. И вот впервые за всю послереволюционную историю в Польшу пустили паломников из СССР – поклониться иконе Богоматери Ченстоховской – ее так и назвали «Матка Боска Ченстоховска» – и увидеть воочию Папу Римского. Эдмунд Шклярский, происходивший из польской католической семьи, тоже отправился в паломничество – вместе с Сергеем Ворониным.

Эдмунд Шклярский с супругой Еленой в самом начале паломнического пути. Краков, лето 1991.

Эдмунд Шклярский: «Мы доехали до Кракова, на какое-то время там остановились, и потом пять дней шли пешком до Ченстохова. Шли, в основном, русские паломники, европейцы приезжали на комфортабельных автобусах. У нас тоже была возможность доехать на автобусе, но мы предпочли пройти этот путь, иначе, что это за паломничество такое…

Самое запоминающееся – это сам путь. Шли несколько тысяч человек. В населенных пунктах нас встречали дети и взрослые, предлагали еду, питье. На следующий день это уже было не так актуально, и всё шли в изолированной атмосфере. Ночевали мы на сеновалах, в школах, иногда местные жители предлагали свой ночлег. В дороге нас сопровождали монахи, исполняя свои песнопения».

На знаменитую воскресную проповедь Иоанна Павла Второго Шклярский и Воронин так и не попали. В Ченстохова в тот день прибыло более миллиона паломников и пройти на площадь было не так уж и просто.

А в это самое время в СССР случилось самое маразматическое событие в его истории – пьяный путч. Ближайшие помощники президента заперли его на собственной даче в Форосе и объявили, мол, Михал Сергеич болен и не ведает сам, чего творит. Они придумали себе хардкоровый бренд – ГКЧП, по всем каналам ТВ запустили балет и сели смотреть, что будет дальше. Понятное дело, народ долго смотреть балет не смог и вышел на улицы требовать убрать этот  ГКЧП вместе с их балетом куда подальше.

Эдмунд Шклярский: «Мы только успели вернуться из паломничества и на следующий день услышали по радио давно позабытые тексты. Включили телевизор, а там – балет. Мне звонят, приглашают принять участие в концерте. Всегда, когда какие-то заморочки в стране происходили, вспоминали про наши песни. И про «Настоящие дни», и про «Трепетные птицы», и про «Стрелу».

«Пикник» выступил на Дворцовой площади вместе с «Наутилусом» и Игорем Тальковым, а на следующий день с путчем было все покончено, и мы благополучно уехали в Анапу, на детский олимпийский турнир».

В конце 1991 по центральному телевидению с прощальной речью выступил Михаил Горбачев. Мол, делал что мог, но увы, все разбежались, единой страны нет, я больше не президент, простите, если что не так. Никто сильно не удивился, все было и так понятно, без всяких слов.

«Марсы», «сникерсы» и спирт «Рояль»

В январе 1992 Борис Ельцин запускает экономическую реформу. Начинается «шоковая терапия». Концертная деятельность приходит в упадок. Старые схемы уже не работают, новые еще не созданы.

Виктор Евсеев: «Поначалу был большой провал по концертам. Время было тяжелое, особенно первые полгода. Я торговал сигаретами. Утром приезжал на «Апражку», покупал несколько блоков, потом ходил по ларькам, предлагал. Сережа Воронин промышлял коньяком, шоколадом.

Так и выживали, концертов не было, никто не брал, никто ничего не знал. Курс доллара менялся несколько раз в день, договариваться о чем-то было бесполезно».

Леонид Кирнос: «Это был тот период, когда у нас было мало концертов. Выживал я на 500 скопленных ранее долларов – тратил по 80-90 в месяц. Однажды на улице я столкнулся с Геной Барихновским – одним из лидеров группы «Мифы». Он давно жил в Германии и иногда приезжал в Питер. Разговорились, я посетовал на беспросветное будущее, а он посоветовал не сидеть на заднице, а подавать документы в Германию. Поразмыслив, я так и сделал. Продолжение этой истории последовало уже в 2000 году. Внезапно пришел положительный ответ. Но это было уже совсем другое время и куда-либо уезжать не было никакой надобности».

Эдмунд Шклярский: «Желания уходить куда-то в сторону не было. Так или иначе, мы ухитрялись регулярно выступать в БКЗ. Почти каждый год. В 1991 или 1992 играли по три концерта подряд. Мы были заинтересованы сделать эти мероприятия, даже ничего не получая. Это было необходимо для поддержания боевой формы».

Виктор Евсеев: «Все вдруг стали хозяйствующими субъектами, в том числе и БКЗ. Хочешь работать – пожалуйста, плати аренду и работай. Алику как-то удавалось договариваться без предоплаты – на кассу. Я в эти дела особо не совался. Никто не совался, но для всех это было делом жизни. Ладно я – без семьи, без детей, а у Сережи Воронина двое, у Эдика двое, у Леньки тоже. Есть всем хотелось. Как говорил «Дональд» – Юра Ключанцев – что детей нет, есть теперь не надо?»

Эдмунд Шклярский: «Как это ни смешно, но поскольку была потребность в перемещениях, мы отправлялись в Минск, чтобы просто купить тушенки. Потому что там был знакомый, и там еда пока ещё была. Он говорил: «Приезжайте», и мы с удовольствием, чтобы заодно и развлечься, приезжали туда на несколько дней и уезжали с тушёнкой, которую потом ели целый год. Недостаток гастрольных поездок заполоняли такие вот путешествия».

Виктор Евсеев: «Тогда принцип был такой – концерты организовывает тот, кто может организовать, хотя у нас был директор – Алик Бахтияров. Полгода концертов не было вообще, потом позвонили с Белоруссии, с какого-то Бежецка – и мы туда поехали».

Эдмунд Шклярский с гитарой работы мастера Юрия Гурьева, бас-гитариста группы Максима Леонидова. Главной особенностью инструмента было полное отсутствие ручек и тумблеров, что вызывало черную зависть французов во время совместных гастролей с Dirty Side. После концерта в БКЗ гитара перекочевала в закрома похитевшего ее поклонника.

В феврале 1994 Шклярский и Бахтияров совместно организуют концерт в БКЗ, посвященный 10 летию записи «Дыма». Если верить календарю, то прошло не 10, но почти 12 лет. Однако погрешность сочли допустимой, чтобы обращать на нее внимание. На концерт пригласили всех, кто отметился в студийной работе над альбомом. Под занавес выступления, желая получить автограф, за кулисы проник некий таинственный поклонник. Руки у всех музыкантов были заняты, расписаться было нечем. Шклярский передал свою гитару Славе Образцову и удалился в поисках авторучки. Слава не придумал ничего лучше, чем передать эту гитару изумленному поклоннику и убежал по каким-то своим важным делам. Когда спохватились, было поздно, благодарного зрителя и след простыл.