Текст книги "Дорогой враг"

Автор книги: Максин Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Между тем очередь двигалась быстро. До Кейры оставалось всего три-четыре человека. Она стиснула зубы и почувствовала, как громко стучит ее сердце. А тут еще подвергавшаяся осмотру женщина, мамаша четверых с замиранием сердца глазевших на эту процедуру девочек, усмехнувшись, сказала:

– Какие же у вас гладкие и нежные пальцы, мистер рефери!

Это замечание вызвало взрыв всеобщего хохота и заставило Фейна слегка покраснеть. Но он добросовестно продолжал свое дело. По достоинству оценив красивые кожаные туфельки с высокими каблуками на ножке очередной дамы, он подумал, что они очень бы подошли Кейре. Но тут же взял себя в руки и постарался прогнать подобные, не совсем безопасные мысли.

Следующая очередь была Кейры. Она осторожно продела ногу сквозь материю и тут же почувствовала обволакивающую теплоту пальцев Фейна. Трепет пробежал по ее бедрам, а потом и по всему телу. Кейра оглянулась и прижала палец к губам, призывая всех молчать. Иначе кто-нибудь мог ненароком назвать ее по имени и тем самым выдать. В очереди этот призыв к конспирации восприняли однозначно: если рефери узнает, что перед ним сама хозяйка поместья, то он непременно отдаст ей пальму первенства. А это будет несправедливо… Если бы они знали настоящую причину!

Кейра чуть наклонилась над марлевым потолком коробки, в которой сидел Фейн, и представила себе его густые черные волосы. Вот он опустился на колени. Опустился перед ней, Кейрой, не зная, что это она… Кейра внутренне торжествовала.

Она подняла голову и стала смотреть перед собой, стиснув зубы, в то время как ладони Фейна гладили ее стопу, лодыжку и пятку.

– Гм, – донеслось из коробки, – очень интересная разновидность женской лодыжки. Слой под кожей очень плотный. Скорее всего, от излишнего массажа.

В очереди засмеялись.

– Вы слышите, он намекает на то, что ваша лодыжка покрылась жиром и стала от этого не такой красивой!

Кейра еще крепче сжала зубы и с трудом заставила себя улыбнуться. Фейн же, обративший внимание на то, что разговоры в очереди стихли, пробормотал:

– Я сейчас проверю лодыжку на другой ноге. Она должна точно соответствовать первой.

Кейра переменила ногу и едва не вскрикнула, почувствовав, как ладонь Фейна стала поглаживать ее. Его указательный палец очертил контур стопы, пятки, лодыжки. Потом несмело поднялся к икре. Кейра плотно сжала колени и затаила дыхание.

– Гм, – вновь промычал Фейн и предложил следующей стоявшей в очереди даме продеть ногу через отверстие.

Кейра с непередаваемой неохотой уступила свое место. Ее икра еще сохраняла тепло от прикосновения рук Фейна, а в лодыжке она ощущала легкое покалывание от нажима его пальцев.

После того как через руки Фейна прошли все остальные участницы конкурса, он встал со скамейки, вышел из марлевой коробки и выстроил конкурсанток в ряд.

– Уважаемые дамы! – сказал Фейн. – Мне было очень трудно принять решение и при этом не ошибиться. – Он помедлил несколько мгновений, потом тряхнул головой и продолжал: – Но я думаю, что… будет справедливым отдать пальму первенства двадцать третьему номеру.

Сильвия Мэттьюз, обладательница этого номера, радостно вскрикнула и торжественно выступила вперед. Фейн огляделся по сторонам и с удовлетворением увидел уклонившегося от роли рефери священника, направлявшегося к победительнице с цветочным горшком в руках. В горшке росла одна роскошная роза.

Фейн еще раз посмотрел на шеренгу и с некоторым удовлетворением убедился, что Кейры среди претенденток на приз нет.

В этот момент по громкоговорителю объявили о начале пантомимы. Место вокруг Фейна моментально опустело. Это дало ему возможность еще раз, теперь уже более внимательно, осмотреться. Его взгляд искал Кейру. Но не находил. Хотя он был убежден, что она где-то здесь…

И тут глаза его остановились на марлевой коробке, где он только что оценивал лодыжки деревенских красоток. Фейн подошел и откинул сбоку марлю…

На скамейке сидела Кейра. Она устало, но без какого-либо удивления посмотрела на Фейна.

– Ах вот где вы прячетесь! – воскликнул он и, остановившись прямо перед Кейрой, скрестил руки на груди.

– Я очень люблю играть в прятки, – усмехнулась она.

Фейн рассмеялся, но тут же вновь стал серьезным.

– Я просто хотел, чтобы вы знали: все это было просто игрой! – И он кивнул в сторону проделанного в марле отверстия для ног участниц конкурса на самую красивую лодыжку, коего был судьей. – Всего лишь игрой, – повторил Фейн. – И ничем больше. И у меня не было никакого желания выходить за ее границы.

Голос его звучал довольно напряженно, и Кейра озадаченно посмотрела на Фейна. Но тут же поняла в чем дело.

– Можете не беспокоиться, Фейн, – сказала она, презрительно скривив губу. – Я вовсе не собираюсь в слезах бежать к Лукасу и жаловаться, что вы начали ко мне приставать.

– Боже мой, как вы великодушны! – с негодованием в голосе огрызнулся Фейн. – Разве могло бы мне даже в голову прийти, что такая женщина, как вы, может отказаться от возможности вызвать ревность своего супруга? Особенно если при этом представляется случай опорочить его сына.

– Такая женщина, как я? – переспросила Кейра, угрожающе взглянув на Фейна сузившимися от негодования глазами.

Неужели он и вправду думает, что она будет пытаться настроить Лукаса против сына? Фейн вдруг громко рассмеялся.

– О, только не подумайте, миледи, что я знаю уже все о женщинах, подобных вам! Мне еще многое неизвестно! А обручен я был только с одной…

Кейра почувствовала, как к горлу подкатывает болезненный комок. Она сделала нервный глоток и тихо сказала:

– Я пока еще ни разу не слышала, чтобы вы о ком-нибудь серьезно говорили.

– Наверное, именно тогда я был серьезен, – угрюмо ответил Фейн. – Или же считал себя серьезным. По-настоящему же серьезной оказалась женщина, с которой я был обручен. Правда, только в одном смысле: она уверенно шла к своей цели – выйти замуж за богатого человека. Дама эта была столь же красива, как и вы. К тому же обладала редким артистическим талантом.

– Так это она навеки разбила ваше сердце?

– Да, черт побери! И как только я раскусил ее, то велел упаковывать вещи и убираться. Хотя не думаю, чтобы это ее уж очень задело. Кругом было немало других богатых и легковерных дураков.

Глаза Кейры сразу же сделались узкими и колючими.

– Вы имеете в виду подобных Лукасу?

– Вы сами это сказали, не я… Очень приятно наконец услышать подобное признание.

Но по лицу Фейна было заметно, что он сказал это без всякого злорадства. И без всякого удовольствия…

– Никакого такого признания я не делала, – огрызнулась Кейра. – А потом, разве вы, Фейн, хорошо знаете своего отца? Нечего закрывать на это глаза! Сказать вам кое-что еще?

– Скажите.

– Знайте же, что я ни секунды не жалею о том, что вышла замуж за Лукаса. И никогда не пожалею!

– Будто? – с усмешкой переспросил Фейн. Он говорил тихо, но в его голосе звучало что-то напоминавшее угрозу. – Вы уверены, что никогда не откажетесь от этих слов?

Кейра откинулась на деревянную спинку скамейки, и ее волосы на фоне белоснежной марли показались Фейну черными как смоль, а глаза изумрудными. У него перехватило дыхание.

– Я никогда не откажусь от своих слов, – твердо, с металлом в голосе ответила Кейра.

Однако в глубине души она не была так уж в этом уверена. И уныло подумала, что Фейн, возможно, прав.

– По-моему, вам полезно получить сегодня урок. – Фейн мрачно улыбнулся.

– От вас? – огрызнулась Кейра. – Не думаю. Она скорее умрет, чем позволит Фейну догадаться о тех чувствах, которые он уже успел ей внушить. Фейн же отступил на шаг, уперся сжатыми кулаками в бока и проговорил нараспев:

– Что, черт возьми, случилось? Или дело в том, что я не присудил первую премию вашей лодыжке?

Итак, он узнал ее. Но каким образом? И, прежде чем Кейра успела опомниться, Фейн быстро нагнулся, схватил ее за ногу и, стащив туфлю, приставил стопой к своим бедрам. От неожиданности всю ногу Кейры свела судорога. Она вскрикнула и принялась неистово массировать икру.

Фейн рассмеялся. Кейра оказалась все же не бездушной и холодной сверхведьмой, как он полагал раньше. Это ему понравилось. Она же, заметив появившееся в его взгляде доверие, вдруг почувствовала, как забурлила кровь в жилах. Словом, игроки явно стоили друг друга!

– Вы попали прямо в точку, дорогой! – с легкой усмешкой воскликнула Кейра. – Дело действительно в лодыжке. Правда, трудно было ожидать тонкого вкуса от столь большого мужчины!

И она, крепко сжав все пальцы на ноге, большим что было силы ударила Фейна в бедро. Он с изумлением посмотрел на нее и громко щелкнул челюстями. Брови его сошлись, а в глазах засверкали молнии.

Это уже опасно! Пора остановиться! – подумала Кейра.

Но было уже поздно. Она сама перебросила мяч на поле соперника, который, конечно, не останется в долгу. Что ж, теперь придется только ждать…

Ждать долго не пришлось. Своими длинными пальцами Фейн обхватил другую ногу Кейры чуть повыше щиколотки и потянул на себя. Почувствовав, что вот-вот свалится со скамейки, она уцепилась обеими руками за ее край.

Фейн же плотно прижал обе ноги Кейры к своим бедрам. Она заметила, как под джинсами быстро твердеет его мужская плоть. Губы ее сразу же высохли. Дыхание сделалось лихорадочным. Кейра с отчаянием посмотрела в глаза Фейна и увидела в них беспросветную скорбь. На какую-то долю секунды ей даже показалось, что он хочет ее убить. Нет, она ждала не такого взгляда! Уж лучше бы он вообще на нее не смотрел…

Из груди Кейры вырвался страстный стон, а сердце готово было выпрыгнуть наружу. Нет, она не должна позволить Фейну вести игру по его правилам. Иначе конец! Боже, что же делать?..

– Леди Пенда! – вдруг раздался из-за марлевой стенки голос миссис Джонс – жены священника. – Вы нам нужны для вручения призов победителям конкурса на лучшее подражание певчим птицам.

Кейра мгновенно вскочила со скамейки, сунула ноги в туфли и выбежала наружу. На секунду она остановилась, чтобы глотнуть свежего воздуха и прийти в себя. И тут же бросилась догонять миссис Джонс.

Фейн остался сидеть в марлевой коробке, тупо глядя на опустевшую скамейку напротив. Вид у него был совершенно измученный. Все тело нестерпимо болело. Он высунул голову наружу и стал жадно вдыхать в себя осеннюю прохладу.

И вдруг Фейна одолел смех. Отчаянный, перешедший в безудержный хохот. Так смеется человек, желавший сыграть с кем-то шутку, а вместо этого сам попавший впросак…

ГЛАВА 8

Колин Рэттиген поднял голову, услышав осторожный стук своей секретарши в дверь его кабинета. В солидных офисах старых юридических фирм не слишком доверяли телефонам или селекторам. Большинство их клиентов по старинке предпочитали личные встречи. Хотя Колин не возражал бы против того, чтобы веяния технического прогресса в конце концов коснулись и их. Но приходилось считаться и со вкусами любителей старины.

– Да, Фрэнсис, слушаю вас, – пробурчал Колин, с неохотой отрываясь от дела о разделе собственности, которое он вел по просьбе одного из своих клиентов. Глаза Рэттигена слипались после почти бессонной ночи.

– Вас желает видеть дама, сэр, – столь же недовольным голосом ответила Фрэнсис. Она работала на фирме уже двадцать лет, и это чувствовалось.

– Я знаю, что вы не назначали ей встречу, сэр, – продолжала секретарша, – но она уверяет, что вы ее непременно примете.

К вечному неудовольствию Фрэнсис, клиенты адвоката сплошь и рядом являлись неожиданно, без всякой предварительной записи. И каждый объяснял это неотложностью своего дела. Она также была глубоко уверена в том, что достойные адвокаты не должны заниматься уголовниками. Нет, это отнюдь не означало, что пришедшая сейчас на прием к Рэтти-гену высокомерная дама должна была непременно быть преступницей. Но в наше время всякое возможно.

Заметив неудовольствие на лице секретарши, Колин кисло улыбнулся. Фрэнсис терпеть не могла никаких нарушений в раз и навсегда заведенном порядке течения офисной жизни.

– Понятно, – нараспев протянул Колин. – У этой дамы есть имя?

– Есть.

– И какое же?

– Ее зовут миссис Гоулдер.

Лицо Рэттигена приняло такое страдальческое выражение, что у Фрэнсис от жалости защемило сердце. Он тяжело вздохнул и сказал на казавшемся бесконечным выдохе:

– Пригласите ее сюда, Фрэнсис. А если клиент, которому назначено на одиннадцать часов появится, то попросите его немного подождать. Скажите, что у меня неожиданно возникли чрез вычайные обстоятельства. Если же он не согласится, то назначьте ему встречу на какой-нибудь из ближайших дней.

Фрэнсис молча кивнула и вышла в приемную.

– Мистер Рэттиген сейчас примет вас, мадам, – донесся ее голос из-за двери.

Изобразив на лице дежурную улыбку, Дженнифер прошла в кабинет адвоката.

– Здравствуйте, мистер Рэттиген, – вполголоса сказала она, хорошо зная привычку всех секретарш подслушивать под дверью.

– Садитесь, пожалуйста, – засуетился Рэттиген, по тем же причинам намеренно не называя гостью по имени. Подойдя к двери, он плотно закрыл ее, задернул портьеру и раздраженно сказал: – Вы не думаете, что нам следовало бы вести себя поосторожнее и встречаться где-нибудь в другом месте?

Дженнифер скрестила руки на груди поверх осеннего кашемирового пальто и спокойно ответила:

– Я просто хотела посмотреть кабинет, в котором вы работаете, мистер Рэттиген. И до конца уяснить себе, чего вы так настойчиво стремитесь лишиться?

В первое мгновение смысл этих слов не дошел до Колина. Затем его лицо стало пунцово-красным. Дженнифер посмотрела на адвоката и усмехнулась.

– Так-то лучше. Ну а теперь к делу. Где завещание отца?

– У меня в домашнем сейфе.

– Но вы, конечно, помните его текст наизусть? Не так ли? Тогда слушайте внимательно. Мне необходимо точно знать, куда пойдет каждый цент отцовского наследства. Кому, вплоть до последнего слуги, и сколько завещано. Кроме того, я должна быть в курсе всех деталей того, как Лукас распорядился землей.

Колину действительно ничего не стоило наизусть зачитать завещание Лукаса. Ибо каждая строка врезалась в его память еще с момента работы над черновиком этого проклятого документа. Но, прежде чем сделать это, Рэттиген хотел выторговать кое-что и для себя.

– Вам известно, что речь может идти лишь о земле, находящейся в фермерском владении Лукаса? – спросил он, желая выудить у Дженнифер как можно больше информации. Ибо до сих пор он блуждал в темноте. – Большая часть территории входит в так называемый зеленый пояс. Это означает, что даже если Лукас или ваш брат получат разрешение на строительство в порядке исключения какого-то, не нарушающего общий ландшафт дома, то на плановую застройку власти вряд ли согласятся. Территория расположена в сельской местности с очень низким уровнем занятости, а потому…

– Знаю, – прервала адвоката Дженнифер, которую абсолютно не интересовали глобальные проблемы. – Тем не менее, из всего этого можно получить немалую прибыль.

Но, по правде говоря, целью Дженнифер данный момент была не столько прибыль, сколько стремление не дать Кейре Уэсткомб даже прикоснуться к наследству Лукаса. Ну и, конечно, в итоге воспользоваться им самой.

– Поверьте мне, Колин, что чувство удовлетворения порой бывает дороже денег. Это как раз тот самый случай. Я очень хотела бы посмотри на мисс Уэсткомб, когда она узнает, что, выйдя замуж за старика Лукаса, не получит ничего.

Лицо Дженнифер исказилось злобной улыбкой. Колин посмотрел на свою посетительницу и все понял. Значит, вот оно что! Просто ненависть и жажда мести!

Неприятный холодок пробежал по его спине. Все это выглядело очень неприглядным. Женщина, подобная Дженнифер, вполне может стать источником многих неприятностей и беспокойств. Для всех, и не в последнюю очередь для него самого.

Колин уныло начал перечислять все пункты завещания Лукаса. Дженнифер слушала с поминутно возраставшим интересом. Итак, в конце концов, отец полностью не лишал ее наследства. Она с облегчением вздохнула и мысленно поблагодарила родителя. Однако, когда Колин, заметно нервничая, назвал денежную сумму и размер земельных угодий, причитающихся, согласно завещанию, Кейре Уэсткомб, пальцы Дженнифер забарабанили по сумочке из крокодиловой кожи, которую она держала в руках.

– Эта женщина не должна получить ни цента из принадлежавшего мне наследства отца, – прошипела она.

Колин нервно кашлянул в ладонь.

– При всем уважении к вам, миссис Гоулдер, я не вижу возможности, как это можно сделать.

Дженнифер постаралась отогнать от себя на время мстительные мысли и, выгнув дугой верхнюю бровь, холодно улыбнулась.

– Скажите мне, мистер Рэттиген, что конкретно произойдет, после того как Лукас подпишет новое завещание? – спросила она ледяным тоном.

Колин вновь почувствовал мурашки у себя на спине. С тех пор как Дженнифер сказала, что выкупит его карточные долги, он знал, что этот момент в конце концов настанет. Его руки задрожали. Заметив это, Колин тут же убрал их со стола и положил себе на колени.

– Что ж, – пробормотал адвокат, стараясь справиться с охватившей его паникой, – новое завещание сделает недействительными все составленные ранее.

– Да, я это понимаю. Но меня интересует практический вопрос: что произойдет? Вы, насколько я понимаю, должны передать экземпляр документа отцу. Не так ли?

– Конечно.

– А другой будете хранить здесь, в офисе?

– Естественно.

Дженнифер внутренне сжалась, подобно пружине. Слишком многое зависело теперь от следующего ответа адвоката. Она нервно глотнула воздух и спросила:

– А существует ли еще один экземпляр, который должен будет храниться у какого-нибудь другого официального лица, помимо вас?

– Нет, – улыбнулся Колин, – теперь завещания больше нигде не хранятся. Разве что, если клиент специально попросит об этом. Но в таком случае он должен заплатить определенную сумму…

– Мой отец не обращался с такой просьбой?

– Нет, – ответил Колин, чувствуя непонятную резь в животе.

Дженнифер же облегченно вздохнула и, наконец, естественно улыбнулась.

– Другими словами, на настоящий момент существует единственный экземпляр последнего завещания Лукаса, который находится у вас? Рэттиген утвердительно кивнул.

– Значит, теперь моему отцу надо только подписать его в присутствии двух свидетелей?

– Конечно. Но при этом он должен будет подписать два экземпляра: свой и мой.

– Замечательно. Вы легко сможете уничтожить ваш экземпляр. А экземпляр Лукаса я беру на себя.

– Но это противозаконно, – пробормотал Колин почти автоматически, но с чувством совершеннейшей безнадежности. Ему стало уже совершенно ясно, чего от него хочет эта женщина. Она будет настаивать на том, чтобы в силе осталось только старое завещание, а новое должно быть уничтожено. Колин знал, что женитьба Лукаса делает его молодую жену наследницей половины его имения. Но он не решался сказать это. Потому что уже начинал куда больше бояться Дженнифер, чем даже самой полиции!

Она пропустила мимо ушей его реплику о противозаконности. Дженнифер не волновала юридическая квалификация ее действий.

– Перед тем как везти завещание в Херонри на подпись к Лукасу, позвоните мне. Я найду здесь двух человек, которые поедут вместе с вами. Лукасу же скажите, что эти люди юристы, которых вы предлагаете в качестве свидетелей.

Колин побледнел и тут же начал протестовать.

– Но почему, черт возьми, я должен это делать? В Херонри полно людей, которые вполне могут стать свидетелями при подписании завещания Лукасом. И он сам это отлично знает. Ваш вариант не может не вызвать у него подозрений.

Дженнифер пробуравила его пронзительным взглядом и с презрением сказала:

– Нельзя же быть таким слабохарактерным, сэр! Объясните Лукасу, что если бы он захотел завещать что-нибудь одному из слуг, а тот оказался бы свидетелем, то по закону не получил бы ничего. Поэтому нужны совершенно посторонние люди. Вы поняли?

Колин утвердительно кивнул.

– Тогда самое большое, – продолжала Дженнифер, – в чем Лукас сможет вас обвинить, так это просто в излишнем усердии. Это не так уж страшно, не правда ли, Колин? Если вообще у него возникнут какие-либо подозрения.

Густо покраснев, адвокат про себя решил не говорить Дженнифер о том, что Лукас действительно упомянул в разговоре с ним о возможной приписке к своему завещанию. Зачем добровольно давать информацию этой бессердечной ведьме? И он решил использовать другую тактику.

– Если ваши люди, подписывая документ, поставят чужие имена, то…

– Они этого не сделают.

– Но как вы не понимаете?! Если кто-нибудь усомнится в действительности предыдущего завещания Лукаса – а таковой в первую очередь будет, несомненно, леди Пенда, – эти люди должны будут под присягой подтвердить, чтс они выступали свидетелями при подписании…

– Кто сможет их отыскать? Если бы свидетелями стали, скажем, садовники Лукаса, леди Пенда тут же привлекла бы их к ответу. Но это будут совершенно анонимные клерки-юристы.

– Вы должны понять, миссис Дженнифер, что полиция проверит всю нашу документацию. И убедится, что здесь просто не существует клерков-юристов с именами, поставленными под завещанием Лукаса. И меня тут же лишат права заниматься адвокатской деятельностью…

– Эх, Колин, Колин! – раздраженно прервала его Дженнифер. – Ну пораскиньте мозгами. Ваш экземпляр мы сожжем. А если затем похитим и уничтожим экземпляр Лукаса, то кто сможет доказать, что он вообще составил новое завещание? А вы это подтвердите, сказав, что в последний момент у Лукаса возникли серьезные сомнения в правильности подобного шага.

Колин рассмеялся, несмотря на всю серьезность момента.

– И вы действительно думаете, что они этому поверят?

Тут уже расхохоталась Дженнифер.

– Какое имеет значение, поверят они или нет? Вам как юристу больше, нежели кому-либо другому, надлежит знать, что важно не то, верят вам власти или нет. Главное, сумеют ли они доказать обоснованность своих сомнений.

– Но кругом станут говорить об этом! – в отчаянии воскликнул Колин. – Пойдут слухи. И они убьют меня наповал. Если люди перестанут мне доверять, то…

– А что подумают эти люди, если узнают о вашей неспособности вести собственные финансовые дела? Как будет выглядеть ваша репутация, честного юриста, когда они поймут, что вручают свои личные и финансовые проблемы человеку, замешанному в нечестной карточной игре?

Колин широко открыл рот, а затем закрыл его, громко щелкнув челюстями.

Дженнифер удовлетворенно кивнула и медленно поднялась со стула.

– Мне было очень приятно нанести вам визит, Колин, – ухмыльнулась она и пошла к двери. – И не забудьте позвонить мне за час до того, как повезете завещание к отцу на подпись.

Рэттиген молча проводил ее взглядом, затем вздохнул так тяжело, как будто хотел разрыдаться.

В течение целого часа с момента отъезда Дженнифер Колин ходил из угла в угол по своему кабинету. Конечно, он и Дженнифер могут уничтожить новое завещание Лукаса. Но леди Пенда все равно без особого труда восстановит справедливость через суд. И тогда…

Рэттиген почувствовал, как его затрясло от ужаса при одной мысли о том, что тогда может сделать Дженнифер. Нет, он должен как-то отмежеваться от ее безумного заговора и махинаций. Тогда, почувствовав, что он занимает твердую позицию в этом вопросе, Дженнифер, может быть, оставит его в покое…

Это была очень слабая надежда. Но утопающий всегда хватается за соломинку.

И с тяжелым сердцем Колин взял телефонную трубку и набрал номер Лукаса Харвуда.

Лукас сидел в своем кабинете, который Кейра превратила в веселую уютную комнату. Когда на столе зазвонил телефон, он взял трубку и заметил, как сразу же задрожала рука. Лукас все еще хмурился на свою непокорную конечность, когда узнал на другом конце провода голос своего адвоката, сообщившего, что все готово для подписания завещания.

– Прекрасно, – сказал Лукас, поворачиваясь в кресле, чтобы иметь возможность смотреть через окно в сад. – Значит, через пару недель можно будет покончить с этим. Я прав?

– Совершенно верно, – каким-то задушенным голосом ответил Колин.

– Так что ровно через две недели, начиная с завтрашнего дня, я ожидаю вас у себя с этим документом. – Лукас вежливо попрощался с адвокатом и повесил трубку.

Его глаза сузились от нахлынувших мыслей. Хотя георгины, хризантемы и астры расцветили ярким сочным цветом видневшуюся из окна небольшую часть сада, он совсем не замечал это буйство красок. Звонок адвоката заставил Лукаса задуматься кое о чем более важном, чем цветы. Он уже сказал Рэттигену, что, возможно, сделает приписку к своему завещанию. И сейчас понял, что откладывать больше нельзя. Пока еще есть силы, надо срочно отыскать старшего сына… Ибо, если Лукас покинет этот мир, то…

Он вздохнул, сразу почувствовав себя лет на десять старше и настолько больным, что смерти, казалось, мало что осталось сделать.

Взяв телефонную книгу, Лукас принялся внимательно просматривать список частных детективов. Ему нужен хороший профессионал, умеющий держать язык за зубами. Если он хочет по справедливости разделить между детьми свое наследство, то времени для этого остается очень мало. После долгих раздумий над телефонной книгой Лукас решился наконец позвонить и запустить машину на полный ход. Потом он позволил себе откинуться на спинку кресла и расслабиться.

Его старший сын… Он не видел его с шестилетнего возраста. Когда Элис увезла от него ребенка…

Блейз осторожно открыла холст на мольберте и внимательно проверила, хорошо ли он высох. Оказалось – хорошо.

Она отступила на шаг и критически посмотрела на картину. Потом – еще на шаг. Затем – еще на полшага. Посмотрела на результат своего творчества уже с более дальнего расстояния.

Картина получилась хорошей. По-настоящему хорошей… Блейз почувствовала, как ее охватывает трепет, а душу наполняет гордость. Наконец-то ей удалось создать нечто действительно стоящее! Теперь, закончив картину, она уже с полным правом может считать себя не любителем, возомнившим, что он художник, а действительно профессионалом.

Это было пьянящее ощущение. Одно из тех редких мгновений, которые никогда не забываются.

В картине ей удалось показать абсолютно все, что она хотела. И первые краски приближающейся осени, почти неуловимые, но прекрасные. И завораживающих своей богатырской силой коней. Но главное, ей удалось отобразить на холсте психологию отношений между человеком и животными. Пахарем, идущим за плугом, и лошадьми, тянущими его вдоль межи.

За спиной пахаря вились птицы. Целая стая голодных и до наглости настойчивых птиц. А над головой – темное грозовое небо.

И Эйдан выглядел на холсте, как… как Эйдан. Привлекательным, хотя и не очень красивым. Фигура пахаря связывала воедино все другие элементы картины. Это было настоящее торжество единения человека и природы.

Нет, она должна тотчас же показать творение рук своих Эйдану!

Блейз осторожно закрыла холст тонкой материей и вышла из дому. Она очень скоро определила коттедж, где должен был жить Эйдан. Впрочем, найти в Верхнем Раушеме чей-либо дом было несложно. Труднее – застать на месте хозяина.

По мере того как Блейз подходила все ближе к коттеджу пахаря, ее шаги замедлялись, а глаза становились круглыми от изумления. Ибо из всех очень милых коттеджей деревни этот выделялся не только красотой, но и добротностью постройки. Правда, стоило хоть раз взглянуть на сильные руки Эйдана с длинными пальцами плотника или резчика по дереву, чтобы перестать удивляться. Блейз подумала, что все живое на этой земле должно с благодарностью реагировать на прикосновение этих пальцев.

Коттедж Эйдана был похож на тот, где жила она. Но у него было большое деревянное крыльцо с дубовыми перилами, обвитыми жимолостью с двумя-тремя еще нетронутыми утренним морозцем цветками. Листья же уже напоминали лимонные дольки.

Сад продолжал оставаться не по сезону красочным, несмотря на наступившее первое ноября.

Львиный зев. Розы, георгины, хризантемы. С выстроившихся вдоль садовой стены кустов свешивались… Нет, Блейз не верила своим глазам… Но это были самые настоящие ягоды. Какие-то разноцветные ползучие растения опутывали стены из мягкого белого камня, взбираясь на самый верх. В дальнем углу росла, отливая серебром, высокая береза.

Блейз подошла к коттеджу и в нерешительности остановилась под аркой ворот. Эйдан заметил ее чуть раньше, когда она проходила мимо его окон, и бросился к двери. Выглянув на улицу и увидев, что Блейз уже стоит под аркой, он поначалу не поверил своим глазам. Пульс его забился с невероятной скоростью. Нет, этого не может быть! Она просто идет в магазин… Или в церковь… Но внутренний голос твердил Эйдану, что Блейз пришла к нему…

И вот он уже стоит на крыльце, смотрит в ее круглые как плошки глаза и улыбается.

– Нравится?

Он протянул ей руку, и Блейз в два прыжка очутилась на верхней ступеньке крыльца. Эйдан невольно отступил на два шага к самой двери.

– Очень даже нравится! – засмеялась Блейз. – Мне почему-то всегда казалось, что писать сельские пейзажи надо летом. Но я все больше убеждаюсь, что… осенняя природа… Ну… в ней больше простора…

– Это потому, что опадают листья.

– Знаю. – Блейз утвердительно кивнула, делая шаг вперед, все ближе и ближе подходя к Эйдану. – И это новый и неиссякаемый источник вдохновения для художника. Изморозь, покрывающая по утрам землю, мягкий ковер из опавших листьев. В это время уже чувствуется приближение зимы как некоего духа, пока еще прячущегося под землей. Тем не менее цветы продолжают распускаться. Как будто они неподвластны времени. О, Эйдан! Я должна написать все это. Но смогу ли?

Эйдан не мог сдержать улыбки. Хотя причиной тому был отнюдь не горячий энтузиазм Блейз, а его собственные чувства. Радость, оттого что она пришла. Старательный поиск предлога для оправдания своего желания ее увидеть…

Он не пытался себя обманывать. Он отлично знал, что картина была закончена. И больно чувствовал отсутствие Блейз у кромки поля. Ему не хватало ее. Он хотел снова видеть, как ветер играет ее и без того растрепанными волосами…

И не только это…

Эйдан вдруг почувствовал, что без этой женщины останется все тем же человеком без имени, каким был прежде. Блейз принесла с собой четкое определение того, что он, Эйдан, на самом деле представляет собой. Внесла нечто совершенно новое в его образ жизни. Это новое волновало его. И пугало…

– Конечно, вы сможете все это изобразить на холсте, – после минутного молчания ответил Эйдан, внутренне пытаясь смирить бешено прыгавшее сердце. – Но надо выбрать погожий день. Если действительно ударят сильные морозы, то…

Блейз сделала еще шаг и остановилась прямо перед Эйданом.

– Мне потребуется совсем немного времени. Я хотела бы сделать как можно больше фотографий. Вы не позволите прийти завтра утром с фотоаппаратом?