Текст книги "Один день одного гнома (СИ)"

Автор книги: Максим Ковалёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

   Хэмфаст, уже успевший отойти от приятеля, сбавил ход. Утирая взопревший как после долгого бега лоб, Ёрин пристроился сбоку.

   – Ты домой? А я гляну, что на центральной площади делается. Может, что-то новое узнаю. Но навряд ли. Двери остаются закрыты до окончания Совета, выходить никому нельзя. Или вместе пойдём?

   – Нет. Хочу немного побыть один.

   – Понимаю. Как там, кстати, Кроур? С утра был каким-то вялым.

   Хэмфаст нехотя ответил:

   – Он в порядке.

   – Да не волнуйся ты! – Ёрин ткнул его кулаком в плечо. Хорошо хоть в левое. – Ты ж лучший ученик школы, сдашь экзамен легче лёгкого! Мы столько к нему готовились – все сдадим. Вообще, редко когда кто не сдаёт. Трор сам говорил, помнишь?

   – Если полёты отменят, никто не сдаст, не зависимо от того, готов он или нет.

   Они начали подниматься по лестнице.

   – Полёты отменят только при самом худшем исходе.

   Уж не при том ли, для которого ты приготовил свой план, мог бы проворчать Хэмфаст. Но не стал.

   – Если никто из старейшин не придёт в Загон, учителя проведут экзамен без их присутствия! – заверил всезнайка. Поднимался по ступеням он неспешно, Хэмфасту пришлось подстраиваться, чтобы слышать, что тот выдумал на этот раз. – Положение накаляется, того и гляди грянет война сам знаешь с кем. И всякие визиты тут ничего не значат... С троллями уж точно воевать придётся. А обучение в бою – самое лучшее. Да и без потерь ни одна война не обходится, уф... Так что сегодня мы непременно полетим, чтобы уже завтра, ну, не именно завтра, но совсем скоро, отправиться в настоящий бой. В такое время мы живём, дружище.

   – Живём, – повторил Хэмфаст. Кулаки его сжались. Ёрин был прав! Пусть он болтун и сплетник, но сейчас за его словами стояла правда. Осунувшееся лицо отца и подслушанный разговор Трора с директором тому свидетельство. Грядёт эпоха перемен, в которой им, молодому поколению, предстоит жить, сражаться и умирать.

   Ёрин говорил ещё что-то. Хэмфаст уже не слушал. У первой развилки они разошлись: приятель направился к центру города, а он к дому.

   После доверительной беседы с Ульхой и предостережений Ёрина, Хэмфаст думать забыл, что собирался поговорить с Трором о Кроуре. Уже чуть было не сделал это. Медленно бредя по пустынным туннелям, где только безмолвный камень окружал его со всех сторон и собственная тень шагала рядом, гном вспомнил о том.

   На секунду он встал на месте.

   В такое время мы живём, дружище.

   Да, время им выпало не из простых. И они должны отвечать ему. А он, как лучший ученик школы, должен более остальных!

   Он подождёт до вечера. Ничего не скажет ни Трору, ни кому бы то ещё. Даже у немного прохворавшего Кроура хватит сил взлететь с ним на спине. А если всё же нет, он потребует себе другую горгулью. Мало их что ли в Загоне?

   Теперь и у него имелся собственный «план на крайний случай». У каждого гнома всегда должен быть запасной план в кармане. Недаром, упорство в достижении поставленной цели – лучшая из черт их народа. Воодушевлённый, Хэмфаст уже не плёлся, а бежал по туннелю из одного масленого пятна света в другое. К тому же, когда бежишь, всякие дурные мысли, словно сами собой вытрясаются из головы.

   Судя по витающим запахам, мать накрывала к столу. Но когда Хэмфаст вошёл, в доме царила тишь. Если отца не стоило ждать, то Бородир обещал быть. И где он спрашивается? Впрочем, не утруждая себя излишними мыслями, гном заглянул на кухню.

   Эльма хлопотала у плиты, снимая ухватом дымящийся чугунок. Худенькая гномка в домотканом фартуке с тронутыми сединой волосами, собранными в пучок на затылке. На столе горела всё та же сальная свеча. Полумрак кухни казался мрачным после яркого бесплатного солнца в Загоне. На освещении им приходилось экономить, как и на многом другом.

   Водрузив чугунок на столешницу – бобовая похлёбка, если нос его не обманывал, – Эльма увидела сына в проёме коридора.

   – Ты сегодня пораньше?

   – Перед экзаменом директор освободил выпускников от дневных работ. Я что, первый?

   Хэмфаст знал ответ, но надо было что-то спросить. Он присел к столу. Утром за ним ухаживал отец, теперь мать.

   – Да. Я слышала, ты встал спозаранку.

   – Не спалось что-то.

   – Отец тоже ворочался всю ночь. Переживал за тебя.

   – Мы поговорили утром. Немного.

   Эльма продолжала хлопотать у плиты.

   – Как Кроур? Говорят, горгульи чуют волнение наездников. И по тому, как они себя ведут, можно понять, как ты сам себя чувствуешь.

   Хэмфаст воззрился на мать. Не часто ей удавалось удивить его. Обычно все её интересы ограничивались лишь домашними заботами. Или он так плохо знал свою мать?

   – Кроур в порядке... вроде.

   В отличие от Ёрина Эльма сразу распознала тревогу в его голосе.

   – Что-то не так?

   И здесь не дадут покоя!

   Соврать показалось недопустимым кощунством.

   – Он плохо ест. Я уж испугался, не заболел ли. Но это у него от волнения.

   Эльма ободряюще кивнула, без всяких пустых советов. Да и что она могла сказать ему? Не так много они с ней общались. Рано утром он уходил в Загон, обед второпях, а возвращался под вечер, и тогда находилось, чем заняться. Отца с братом тоже целыми днями не бывало дома. Хэмфаст думал, что мать ни разу даже не видела отцовского Грома. Ни о ящерах, ни и о его учёбе они не говорили. Глорин да, стремился быть в курсе становления сына всадником. Мать же слушала о происходящем в Загоне, лишь если находилась рядом. А тут, оказывается, она знала имя его горгульи и про особую связь всадника с ящером.

   – Будь вечером осторожен, – только попросила Эльма, наливая ему в чашку похлёбку. Кувшин с козьим молоком уже стоял на столе.

   – Постараюсь.

   Он взял ложку и занялся едой. Обедать вдвоём – Хэмфаст не помнил, когда последний раз такое случалось. Но сейчас торопиться ему некуда.

   Скоро ложка заскребла по дну. Выхлебать похлёбку не заняло много времени.

   – Что сама не ешь? – отодвинув пустую посуду, спросил он.

   – Потом. Не хочу пока.

   Хэмфаст потянулся за кувшином, налить себе молока.

   – Бородир сказал, что придёт. Я к нему заходил.

   – Задерживается наверно. А то он вовсе с собой перекусить берёт, когда в цеху дел много.

   Гном не ответил, рот его был занят.

   Кружка тоже опустела, а вот живот приятно наполнился. Больше ему здесь делать нечего, но встать и уйти представлялось как-то неправильно. Мать разбирала посуду в угловом шкафу. Хэмфаст налил ещё молока.

   – На сегодняшнем Совете отец потребует отправить крылья на север для усмирения троллей. Они там столько бед учинили, знаешь?

   – Он говорил. Опять война... Хорошо, что мы живём в Каменном городе, а не на окраине.

   – Это хорошо. – Иначе, я вряд ли бы попал в школу всадников.

   Хэмфаст снял с шеи свисток и принялся бесцельно крутить его, наматывая бечёвку на пальцы.

   Руки надо было вымыть, прежде чем за стол лезть.

   Взгляд зацепился за что-то лишнее на запястье. Он извлёк из-под рукава рубахи кожаный ремешок. «Вплела свои волосы тебе наудачу». Мысли сами обратились на Ульху: чем она сейчас занята, правда клети чистит? И: часто ли они смогут видеться, если за ней начнут следить старухи из Девичьего городка?

   – Мам, а как отец тебя выкупал? – Хэмфаст спрятал ремешок обратно под рукав, а то мать могла спросить (или даже догадаться) откуда тот у него. Может сама подобные безделушки когда-то делала.

   Эльма обернулась, посмотрев так, словно ослышалась. Хэмфаст затаил дыхание – и что его дёрнуло сказать такое? Мать вытерла руки о фартук, тоже присела к столу. Теперь их разделяла лишь сальная свечка да пустая чашка перед Хэмфастом.

   – Ты хочешь услышать о том, как Глорин выбрал меня в жёны?

   – Ну, если не хочешь, не рассказывай, – смутился гном; его ушам сделалось жарко. Он разглядывал свои обломанные ногти. – Просто любопытно. Но, если не хочешь...

   – Отчего же? – усмехнулась мать. – Не думала, что тебе это может быть интересно.

   – А я не думал, что ты знаешь, как звать Кроура.

   В дрожащем свете лицо сына показалось Эльме опечаленным.

   – Давно это, правда, было и уже забылось многое.

   – Почему отцу разрешили тебя выбрать? То есть, почему ему вообще разрешили взять себе жену? Он же был обычным всадником, даже выкупа внести не мог. Сам говорил. Неужели всего несколько удачных боевых вылетов дали ему такие привилегии?

   Эльма задумалась. Над вопросом или над чем-то ещё. Хэмфаст впился ногтями себе в ладонь. Он ходил по слишком шатким камням.

   – Глорин ведь отличился не только своими полётами. История та известная. Отец столько раз её рассказывал.

   – А теперь ты расскажи.

   – Хорошо, – легко согласилась мать. Отодвинув чашку на край стола, она ещё чуть помолчала. – Тогда, сорок с лишним лет назад, селения на севере решили отделиться от Каменного города и жить независимо. Они, дескать, постоянно борются с набегами троллей и от правителя никакой помощи не видят, только отсылают ему добываемое золото. Если же они станут продавать его самим, то вырученных денег им хватит не только, чтобы прокормиться, а ещё и останется. У них даже нашёлся глупец, назвавшийся Королём Северных Долин. Прежний наш правитель Тьюрин Громобой, недолго думая, отправил на север дирижабли с воинами хирда. Вести отряд вызвался его единственный сын Хьюри Молодой, уже успевший сыскать себе боевую славу, но жаждущий большего.

   – Знаю, – кивнул Хэмфаст. Предания в Норгорде любили, особенно, если те являлись главами из собственной истории. – Вначале дело представлялось несложным. Среди мятежников были рудокопы, а не опытные воины. Хьюри и его бойцы маршировали, почти не таясь. Северяне отступали. Но вскоре выяснилось: они лишь заманивали их в ловушку. И когда хирд шёл по узкой расщелине, на него обрушили камнепад, а затем напали на разрозненный отряд. Меньше полусотне воинов удалось выбраться живыми из западни. Сам Хьюри был оглушён ударом булыжника по голове – только стальной шлем спас его от верной смерти – и оказался в плену.

   – Всё так. Узнав об этом, Тьюрин впал в лютую ярость, к чему и без того был склонен. – Мать рассказывала военную историю, словно увлекательную сказку. Как в детстве. – Он приказал выдвинуться на север полному хирду, а впереди отправил крылья – выжечь все долины и расщелины на поверхности гор, где мятежники могли устроить себе убежища или новые засады. Даже то, что Хьюри грозила казнь в случае нападения, не смягчило гнева правителя. Главным над хирдом Тьюрин назначил своего ближайшего советника Барахира Бельзубаха, ещё не прозванного Суровым. Прозвище найдёт его после похода по усмирению своих же сородичей... Мятежники крепко окопались среди знакомых им до последнего камня отрогов, выбивать их пришлось большой кровью. Та война – междоусобная, самая страшная из всех – растянулась на долгих два года.

   – Но в результате хирд одержал победу и мятеж был подавлен. – Хэмфаст всё накручивал бечёвку на пальцы. Не эту историю он хотел сейчас услышать. – Барахир вернулся героем. Он даже вызволил из заточения Хьюри и с отцовской помощью доставил его в Золотые Чертоги к правителю, не чаявшему более увидеть сына живым. Правда, там Хьюри и скончался от длительного истощения в плену. Тьюрина Громобоя хватил смертельный удар от повторно понесённой утраты. На срочно же созванном Совете новым правителем – прежняя ветвь оборвалась – провозгласили отважного и происходящего из достаточно знатного рода Барахира Сурового. Странно, если бы выбрали кого-то другого... Ну, а отец-то что?

   – А Глорин тоже вернулся героем, – с улыбкой, озарившей её маленькое лицо, сказала Эльма. Волна щемящей зависти поднялась в душе Хэмфаста, когда он увидел эту тёплую и гордую улыбку матери при воспоминании о возвращении с войны её будущего мужа. – Не таким возвеличенным, как Барахир, но и ему досталось лавров. Вожак их крыла погиб – они отдыхали на привале, когда к их лагерю вышел крупный отряд мятежников. Пока воины хирда сдерживали неприятелей, Глорин собрал всадников и поднял крыло в воздух. Те не успели добраться до горгулий, привязанных к скалам на ночлег. А их они стремились уничтожать в первую очередь. Глорина назначили временным вожаком крыла, а когда он проявил себя в должности, уже постоянным. Затем ему же доверили нести раненого Хьюри в Каменный город. Если молодому наследнику кто и мог помочь, то только лучшие знахари из Золотых Чертогов. Даже дирижабль был тут слишком медлительным. Бесчувственное тело Хьюри привязали ко второму седлу позади твоего отца, и они вдвоём отправились в перелёт через весь Норгорд. Гром едва не надорвался с такой ношей, но донёс их до нашего Загона. Тьюрин снова увидел сына. К добру ли, нет ли... Став правителем, Барахир отблагодарил Глорина за верную службу, позволив ему выбрать себе жену.

   – И как это было? – Хэмфаст поёрзал от нетерпения на скамье.

   Мать, кажется, смутилась.

   – Да очень просто было.

   – Расскажи. – Свисток, чтобы не мешался, он сунул в карман.

   – Твой отец пришёл в Девичий городок, предъявил полученную от правителя грамоту и... стал выбирать.

   Хэмфаст понял, что эта часть рассказа матери неприятна, не смотря на счастливый для неё исход «выбора».

   – Старухи-воспитательницы вывели нас на площадь, – продолжила Эльма. – Семнадцать молодых и хорошо показавших себя в умении стряпать и вести домашнее хозяйство гномок. Барахир разрешил Глорину взять молодую жену, а не вдову, хотя после войны свободными стали и многие из совсем недолго бывших замужем гномок. Старухи тыкали в нас пальцем, расхваливая, какая выйдет из каждой покладистая супруга-красавица, что мы крепки здоровьем и сможем родить отважному воину два, а то и три дитя. Расположение нового правителя к новоиспечённому же вожаку крыла сделало старух очень покладистыми. Глорин выслушал их, затем прошёлся вдоль нас, стоящих перед ним в линию с белыми как мел щеками. Выбирал он долго, с дюжину раз сходил туда обратно. Помню, когда он остановился около меня, я видела лишь носки его сапог, глаз поднять не смела, как нас и учили вести себя в таких случаях. А он властно так сказал старухам: «Эта будет моей женою». На том всё и решилось.

   Какое-то время они сидели молча. Хэмфаст думал, как отличался этот разговор от того, что был у него с отцом. О чём думала мать, он не знал, но радость воспоминаний ушла от неё, как и улыбка с лица. Мать снова стала тихой и немного сутулой, будто усохла в размерах, стала обычной.

   Пробил послеполуденный гонг. Рабочим было пора возвращаться в цеха. Ученики к этому времени только успевали накормить горгулий и шли есть сами. Хэмфаст поднялся. Он мог бы немного вздремнуть – во всякий другой день, умаявшись в Загоне, посчитал бы такое за высшее благо. Но спать не хотелось.

   – Я пойду. Может, надо до сливного колодца сходить или за водой? А то в лавке что купить? Если карточки закончились, у меня осталось немного денег.

   – Нет, ничего не надо. – Мать начала убирать со стола.

   – Ладно. Бородир так и не пришёл.

   – Работы много. Он все последние дни возвращается под вечер.

   – Угу, работа. – Топоры нам нужны.

   Когда он взялся за ручку двери, мать окликнула его. Оказывается, она пошла следом и теперь стояла позади, теребя край фартука.

   – Будь осторожен.

   – Кроур во всём меня слушается. – Он добавил в голос бодрости: – Мы много тренировались вместе. Всё будет хорошо.

   – Будь осторожен, – повторила Эльма. – Я очень тебя прошу.

   – Я всегда осторожен, мам.

   – Мы вечером придём посмотреть, как ты станешь всадником. Отец так мечтает об этом.

   – Я буду вас ждать.

   Хэмфаст заставил себя улыбнуться и вышел из дома.

   В Загон. Куда же ещё. От безделья делалось только маетнее, а там всегда имелось, чем заняться. Народ толпился на учебной площадке. Он вернулся последним из выпускников, а младшие вовсе не расходились на обед. Хотя нет, один из них всё же отсутствовал.

   Опять шушукались кучками. Приход шоалонцев ожидался едва ли ни вот-вот. Хватало и гаданий о происходящем за дверьми зала советов. Словом, полезных работ не велось. Но горгульи были-таки накормлены, судя по сравнительной тишине вокруг.

   Хэмфаст подозревал, что подобное сейчас происходило по всему Каменному городу. Пустой трёп у простаивающих мастерских и брошенных инструментов. Недаром Бородир так завяз на работе. Хотя, в кузнице мастера Олмерха может и трудились. А что же делалось на центральной площади – страшно подумать! Где-то там вынюхивал последние новости Ёрин. Если его не было здесь, значит, он был там – третьего, как говорится, не дано.

   Хэмфаст заметил в толпе Ульху. И помрачнел.

   Она стояла с двумя первогодками, обсуждавшими преимущества духглавых ящеров над одноглавыми. Лично Хэмфаст таких не знал, видимо потому, что их не существовало. Перваки придерживались иного мнения. Ульха внимательно слушала «весомые» доводы, хвала Отцу Гор, хоть сама не лезла спорить.

   Поймав её взгляд, он кивнул, отзывая в сторонку.

   – Шоалонцы должны явиться, а учителя куда-то запропастились, представляешь! – выпалила гномка.

   – Ты почему ещё здесь? Обед закончился. Тебе давно пора вернуться к себе.

   – Договорились же, что завтра ученик-Ульх из селения Малый Железный Рудник исчезнет без следа – вот шуму будет! Но сегодня-то я могу нагуляться вдоволь? Может, последний раз в жизни.

   – Не говори глупостей. Или хотя бы говори потише, – Впрочем, никому до них не было дела. – Ты ещё вечером собиралась прийти... Вообще-то, всем нам сегодня лучше сидеть по домам.

   – Зануда.

   – Я просто пытаюсь...

   – Хорошо-хорошо, – закатив горе очи, протянула Ульха. – Уже ухожу. Но к началу полётов вернусь.

   – Нет, постой! – встрепенулся Хэмфаст. И у всех на глазах едва не схватил её за руку. Его прошиб холодный пот. – Я... мне надо добежать до Кроура. Ты подождёшь меня?

   Гномка смерила его снисходительным взглядом.

   – Ну, пожалуй, подожду.

   – Я быстро. А ты пока не влезай ни в какие истории.

   – Буду тиха как камень.

   Хэмфаст хотел велеть ей прекратить изображать глупенькое дитя, но к чему понапрасну тратить время? Он туда и сразу обратно. Каждый поход на третий ярус береговых клетей его сопровождала надежда.

   Голоса в толпе на расстоянии слились в неразборчивый гул. И этот гул вдруг прорезал общий слаженный вздох. Хэмфаст обернулся на бегу. По ступеням привходящей лестницы в Загон спускался, почти скатывался кубарем, жутко торопящийся гном. Фигура Ёрина узнавалась в нём без труда.

   Все ученики устремились к нему навстречу.

   Предчувствуя недоброе, Хэмфаст остановился, а затем тоже кинулся узнать, что за новости принёс всезнайка. Не иначе, те касались происходящего на Совете Старейшин.

   Ёрин долго переводил дыхание, согнувшись в поясе и уперев ладони в колени. Народ уже разразился на него руганью. Ещё немного помедлив, тот выпрямился – лицо его сияло от пота и одухотворения.

   – Это ужасно! – многозначительно начал он. – Я все ноги сбил, спеша сюда. Аж, подмётки, наверное, задымились.

   – Да что такое? В чём дело-то?

   – Не орите, дайте ему сказать!

   Каждый пихался и считал должным обрушить на вестника гору вопрос. Но тот знал себе цену. Лишь дождавшись, когда шум полностью утихнет, Ёрин заговорил:

   – Я только что с центральной площади. Народу там всё прибывает! Горланят как безумные, едва не затолкали меня. Я уж хотел уйти, всё равно, пока двери не откроют, ничего нового не выяснится. Но, – рассказчик выдержал эффектную паузу, – двери зала Душа Гор раскрылись ещё до окончания Совета. И с треском!

   Ёрина слушали, затаив дыхание. Он же махал руками и повышал голос в соответствии с всё возрастающим накалом своей речи.

   – Хворон Седовласый покинул Совет вопреки обычаям. Покинул в гневе! Даже мне было страшно смотреть на него в этот миг.

   – Хворон хоть что-то сказал о происходящем там? – прервал голословную болтовню Хэмфаст.

   – Он столько всего наговорил! – обнадёжил приятель. – Жуткий скандал! А дело вот в чём...

   Если Ёрин не добавил от себя подробностей для пущего впечатления, то Хворон действительно пребывал в гневе.

   Правитель и его противники, до того лишь обменивающиеся едкими высказываниями, всё же схлестнулись лоб в лоб. И тех, кого собрал возле себя Хворон, ставший негласным лидером оппозиции (высокоучёные слова, как и многое иное, перекочёвывали извне в язык гномов), набралось не меньше, чем сторонников Барахира. На этот раз кто-то из них должен был быть повержен. Хэмфаст уже догадывался кто.

   Ёрин между тем взялся пересказывать Хворона, произнёсшего ярую обличительную речь перед заполнившей городскую площадь разгорячённой толпою.

   Только силами единого всеобщего протеста можно сбросить с себя ярмо преступных деяний того, кто, не иначе как по попущению Отца Гор, взошёл на престол Норгорда, являясь при этом марионеткой в руках наших извечных врагов, и чьи помыслы направлены исключительно на ослабление народа гномов, в угоду тем самым кукловодам...

   Возбуждённые крики взвились к высоким сводам зала Душа Гор, не успели ещё захлопнуться его тяжёлые двери. Хворон Седовласый, заручившись поддержкой ряда влиятельных старейшин, сразу и во всеуслышание заявил о необходимости дать троллям жёсткий отпор. Выражая мнение значимой части присутствующих, он потребовал переброски звеньев хирда на север для начала карательного похода.

   – Наши воины в считанные дни очистят горы от захватчиков. Очистят и погонят их дальше – прямо до их мерзких болот! – говорил с дребезжащей старческой хрипотой в голосе Седовласый. С того момента, как они вошли в зал, он ещё не присаживался в отведённое ему кресло на почётном возвышении. – Следует выжечь подчистую и сами болота! Чтобы тварям впредь неповадно было соваться к нам. Чтобы и другим тоже неповадно было! – Оратор вызывающе оглядел ярусы заполненных кресел. – Месть за убитых и безжалостность к врагам – так завещали нам великие предки!

   Одобрительный гомон заметался меж голых, без каких-либо украшений и драпировок скальных стен.

   Внутреннее убранство зала советов или, как его ещё называли, зала Душа Гор, разительно отличалось от показной роскоши Золотых Чертогов – «внешнего» лица Норгорда. Здесь не принимались пусть редкие, но посольства, и не устраивались пышные празднества. Здесь созидались законы и обсуждались планы на будущее, касающиеся всего народа. В зале не имелось ничего лишнего, способного отвлечь облачённых властью мужей от их нелёгкого труда – никаких яств и закусок, лишь бочка с водой у входа, промочить пересохшее от речей горло. Никакого намёка на утончённость в обстановке, ни броской лепнины, ни самоцветов, только холодный серый камень – основа и суть мира гномов. Единственной ценностью здесь оставалась корона горного правителя, вылитая из цельного мифрила и украшенная кобольдинами редчайшей чистоты.

   Центр зала занимало круглое возвышение с дюжиной кресел для наиболее уважаемых старейшин. С трёх сторон от него амфитеатром поднимались места остальных, допущенных на Совет. Четвёртая сторона представляла собой гладкую поверхность с выбитым на ней от пола до потолка гербом Норгорда. Под гербом помещался трон правителя, также сделанный из одного лишь камня, покрытого искусной резьбой, но даже сиденье его не смягчала лёгкая подушка.

   С трона правитель мог обозреть весь зал, а всем присутствующим был виден он сам.

   Воззвания Хранителя Памяти Барахир выслушал, с показным равнодушием оправляя складки на своём одеянии. Подобные призывы им ожидались и ответ его был подготовлен ещё загодя.

   – Всем мы согласны с тем, что с нападками троллей должно быть покончено в кратчайшие сроки, – изрёк правитель. – Для этого на север отправятся боевые крылья из Загона Сухой Реки и десяток звеньев хирда посредством дирижаблей. Этого хватит вполне. Карательные походы за пределы гор не осуществлялись уже многие десятилетия – такой необходимости нет и теперь. Предки завещали нам трудиться на благо Норгорда. Ни о какой безжалостности к кому бы то ни было они не говорили.

   – Кому, как не Хранителю Памяти Предков знать их заветы?! – возмутился Хворон, вскинув голову. Его ниспадающая до пояса густой шёлковой волною борода качнулась в такт движению. Только Хранители в Норгорде носили бороды как дань памяти отцам-прародителям, и своей Хворон гордился по праву. Он и Барахир говорили сейчас за всех присутствующих.

   – Я сказал своё решение! – возвысил голос правитель. Он восседал на троне, массивный и с годами погрузневший, словно сам высеченный из куска гранита. – Здесь, полагаю, все обсуждения закончены.

   – Я же так не полагаю. – Хворон напротив выглядел ссохшимся и сутулым как старая клюка. Барахир смерил его предостерегающим взглядом, от которого многие предпочли бы провалиться сквозь землю. Седовласый того будто и не заметил. – Ни для кого не секрет, что агрессия троллей – очередной удар со стороны Шоалона, призванный внести разлад в наше общество. Они настолько уверились в своей вседозволенности, что присылают переговорщиков на следующий же день после нападения! Сколь мы уже безропотно снесли подобных уколов, вопрошаю я Совет? Если и теперь не покажем свою силу, достойны ли мы будем, чтобы с нами хоть кто-то считался как с равными, а не как с жалким отребьем?

   Новый шквал одобрения прокатился по залу.

   – Я понимаю тревогу некоторых из старейшин за честь нашего народа, – дождавшись тишины, произнёс с расстановкой Барахир. – Отвечаю им, как правитель этого народа, – нападки безмозглых тварей никак не способны пошатнуть честь Норгорда. Тролли будут истреблены огнём и топором, после чего работы на северных выработках возобновятся. Портить же отношения с нашим торговым союзником из-за чьего-то взыгравшего воинственного духа явилось бы крайне неразумным ходом. Даже ты, Хворон – поборник традиций, не можешь оспаривать этого. Кто ещё желает высказаться?

   Подразумевавшийся ответ был очевиден. Твердокаменность речи правителя заставила Хворон растеряться. Хранитель замер у своего кресла, не находя подобающих возражений. Но в зале имелось, кому кроме него взять слово.

   – С дозволения моего правителя, – сказал, поднимаясь, Глорин Глорд, вожак крыльев Загона Сухой Реки. – Находящиеся под моим началом всадники готовы исполнить данный им приказ. Но кроме вылета на север в... ввиду общей осложнённости последних месяцев, – произнесение речей давалось Глорину с трудом, он впервые вставал на Совете, – прошу распоряжения увеличить число дозорных, совершающих облёты границ. Особенно с Шоалоном, где замечаются...

   – Что происходит на территории Шоалона – это их дело, – не стал дослушивать Барахир. При этом он взирал прямо на Глорина. – Необходимости в увеличении числа дозорных я не нахожу. Если десять всадников увидят то же, что способен увидеть и один, значит, смысла посылать в изнурительный полёт девять из них не было никакого. Столь необдуманные действия привлекут только излишнее внимание к нашим же собственным границам.

   Глорин хотел добавить ещё что-то, но уже Хворон перебил его.

   – А с каких пор Норгорд опасается «излишнего внимания» с чьей-либо стороны? – вопросил Хранитель. – Пусть это Шоалон опасается! И то, что его купцы ведут с нами торговлю, то для них же составляет баснословную выгоду, которой они не захотят лишиться даже при угрозе войны. Мне ли говорить о том Совету? Мы за полцены продаём им железо и изделия из него, строительный камень, мифрил в конце концов. Они за нас счёт наживают себе состояния, и мы ещё должны закрывать глаза на нападки их приспешников на свои владения?

   – Хватит нести вздор! – всё же сорвался правитель. Кулаки его обрушились на каменные подлокотники, обод короны сбился на бок. – Шоалон – едва ли не единственный, кому мы продаём свои товары. Если он перестанет покупать их, для нас это явится крахом!.. И, дабы не допустить подобного, опираясь на согласие семей, владеющих кузнечными и механическими цехами, в ближайшее время я намерен подписать указ о расширении доли изделий, поставляемых нами вовне. Думаю, уважаемый Эурон Олмерх лучше меня пояснит для остальных, о чём идёт речь.

   Дородный мастер-кузнец поднялся, неспешно оправив широкий, украшенный золотыми вставками пояс. На стоящего через несколько кресел от него Хранителя он подчёркнуто не обращал внимания. Незадолго до того между ними произошла стычка, и Эурон справедливо полагал себя обиженной стороной.

   – Да, цеха производители одобрили предложения по продаже вовне части наших рабочих, а затем, если будет спрос, то и военных механизмов, – произнёс он неспешным деловым тоном. – Люди всегда проявляли к ним большой интерес. Прежде мы не торговали данным товаром. Теперь времена изменились, и нам, волей неволе, приходится это принимать.

   – Времена изменились! – гаркнул Хворон. – Я слышу бред выжившего из ума кретина, допущенного в этот зал по ошибке!

   Эурон Олмерх, сказав что хотел, опустился обратно в кресло. Заговорить с Хранителем он отныне считал ниже своего достоинства.

   А вот Седовласый молчать не собирался, не для того он сегодня находился здесь:

   – Вы честно полагаете, что людские мастера не разберутся в устройстве полученных изделий и не наладят собственное их изготовление? Так можно дойти до того, что ради сиюминутной выгоды мы начнём разбрасываться самыми сокровенными заветами предков. А там и ящерами станем торговать, словно мешками с углём!

   – Очень возможно, что горгулий мы тоже будем продавать, – подтвердил Барахир. – Именно продавать, а не дарить изредка магам Шоалона в знак вечной дружбы, как делали до того. Причём, продавать не только ближайшему соседу, но и Империи Терракота, и другим странам. Всем, кто захочет купить их.

   – Что?! – Хворон пошатнулся, как от незримого удара.

   – Это недопустимо! – присевший Глорин вновь вскочил на ноги. Многие из собравшихся разделили его возмущение, однако подняться и сказать о том во всеуслышание никто более не решился. – Если шоалонцы получат горгулий, мы потеряем последнее наше над ними превосходство! Лишь страх перед атакой всадников, чьи ящеры несут на своих спинах огненные бомбы, заставляет людей опасаться открытой войны с Норгордом! Заполучив горгулий, они сомнут нас!

   Барахир повторно двинул кулаком по подлокотнику:

   – Мы и без того практически смяты! Запасы руды истончаются, наш народ чахнет. Едва ли не все деньги, что выручаются от продаж, уходят на закупку еды. Казна Норгорда пуста!.. Но мы можем предложить миру то, что никто другой предложить не способен. И сами выставим за это цену, которую посчитаем должной. Людские кузнецы делают и клинки, и строительный инструмент, тем не менее, гномьи изделия пользуются неизменным спросом. Спрос на горгулий также будет постоянен, ведь пригодные к боевым полётам ящеры обитают лишь у нас в горах.