Текст книги "Один день одного гнома (СИ)"

Автор книги: Максим Ковалёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Один день одного гнома

   В подгорном мире не знают ни восходов, ни закатов, но смена дня и ночи происходит там так же, как на поверхности. Оно и понятно – гномы испокон веков живут бок о бок с людьми, и им пришлось подстраиваться под многие из их распорядков. Гномам, не людям. Ведь это они в данном раскладе являлись зависимой стороной. Во мраке каменных лабиринтов без закупок еды, тканей и мехов для пошива одежды, горящего масла, древесины и многого другого, доставляемого извне, было не выжить.

   Впрочем, благодаря вошедшему в поговорку трудолюбию и общности во всех начинаниях, вкупе с неизменным следованием заветам предков, гномы Норгорда обустроили своё существование с должным благополучием. Им имелось, что купить, и имелось, что предложить на продажу. Зачастую уже люди завидовали богатству подгорного народа и страшились его военной мощи.

   Так и было – ещё лет триста назад.

   Ныне же над гномьим царством нависла тень суровых времён. Что-то изменилось, что-то изжило себя, а что-то оказалось опрометчиво забытым. И только беды сыпались крушащими глыбами в пору обвала... Сменится ли упадок рассветом нового возвышения или окончательной тьмой, в коей канет бесследно великое племя кователей и рудокопов, – всё зависело от них самих. И впервые в этот тяжкий час в народе гномов не находилось единства.

   Но эта история не о том. Вернее, не совсем о том. Прежде всего, она о мечте. И... хотя, обо всём по порядку. Ведь, между тем...

   Между тем, в Норгорде наступало раннее утро. Утро первого дня осени.

   Однако для Хэмфаста оно являлось особенным по иной причине. Сегодня ещё совсем молодой гном должен был отправиться в свой выпускной полёт верхом на Кроуре. И если он справится, если не оплошает, то... У него начинало звенеть в голове, стоило лишь подумать об этом. А думал он постоянно. И сам себя ругал последними словами. В такой день как никогда следовало сохранять невозмутимый рассудок. Столько сил положено, столько пролито пота и, что уж скрывать, слёз за прошедшие годы учёбы. Потому неудачи не будет. Он её просто не переживёт.

   – Я полечу. Полечу, как ещё никто не летал, – прошептал гном, едва только раскрыв глаза.

   Те же слова он без конца твердил и во сне. Сам сон сразу забылся – не до глупых мечтаний. День хоть и длинный, и раньше вечера испытания не начнутся, но ещё многое предстояло сделать.

   Так чего же он всё не встаёт?

   Хэмфаст сбросил с себя колючее шерстяное одеяло и свесил ноги с узкой кровати. Первый гонг ещё не отзвучал, в доме все спали. В его комнатушке царил непроглядный мрак. Накопленное за ночь тепло быстро уходило. Гном поёжился. Он немного посидел, сгоняя остатки сна и слушая ватную тишину, потом поднялся. Серной спичкой зажёг лучину. Потянулся. Наклониться взад-вперёд, отжаться полсотни раз – что может быть лучше с утра, чем хорошая разминка? Пусть гномы-всадники не отличались завидным ростом и крепостью тела, зато в быстроте реакции с ними мало кто мог поспорить. Натянуть рубаху, штаны, всегдашнюю кожаную куртку с потёртой чешуёй на локтях, портянки и сбитые сапоги, а в довершении подпоясаться простым без украшений ремнём – иного пока не заслужил. Сунуть руку в карман, достать свисток на бечёвке, как и требуют традиции, вырезанный им самим, повесить на шею. Вроде всё.

   Одевшись, Хэмфаст заплёл волосы в короткую косицу. Вставать спозаранку давно стало для него привычным, хотя сегодня он проснулся даже раньше обычного.

   Прежде чем идти по делам, следовало подкрепиться.

   Брать с собой лучину он не стал. Зачем кого-то будить, другие ведь не виноваты, что ему не спится. Стараясь ступать как можно тише, Хэмфаст погрузился во тьму. Благо, жилища гномов, даже семейных, не отличались ни размерами, ни изысками убранства. Гладко обтёсанные стены и самая простая мебель. А прочие, по сути, только создающие нагромождение вещи, к чему они? Всё в доме, равно как и в жизни гнома, подчинялось строгому порядку.

   Он тягуче зевал, сворачивая в проход, ведущий к очагу. Там со вчерашнего должно было остаться что-нибудь съестное. Кусок твёрдого сыра, луковица да кружка брусничного морса – большего ему и не надо.

   Все зевки разом оборвал угол стены, твёрдым кулаком вдруг врезавшийся в правое плечо. Хэмфаст поморщился, растирая ушибленное место. Похоже, он, впрямь, ещё не до конца проснулся, если сбивает стены в собственном доме.

   Так, а это что такое?

   В конце короткого коридора виднелось свечение. Как оказалось, нынче не спалось не только ему.

   На их тесной кухоньке хозяйничал отец.

   – Проснулся уже. Есть будешь? Я тут погрел, что нашёл.

   Отец сидел за столом в углу. На потемневшей от давности лет дубовой столешнице стояла плошка с коптящей сальной свечой, дымящий чугунок, глиняный кувшин и возле него две кружки, а на белой салфетке лежала пара ломтей нарезанного хлеба. Муку для выпечки они закупали у людей.

   Хэмфаст умылся в кадушке и присел на скамью.

   – Ешь, – кивнул Глорин. – Потом поговорим.

   Гном пожал плечами и чуть заметно скривился – полученный ушиб сразу напомнил о себе. Он взял хлеба, придвинул чугунок подсохшей гречневой каши с жилистым мясом ящера и пещерными грибами. В кувшине нашлась простокваша. Ел он торопясь. Отец молчал, глядя в зев недавно протопленной печи, где багряно тлела россыпь углей, от которых шёл приятный ток тепла.

   Хэмфаст отложил ложку и одним глотком допил кислое молоко.

   – Всё уже? – Глорин повернулся к нему, поставил локти на столешницу, помял тщательно выбритый подбородок и уставился на сына. – Что, не спится? И коленки дрожат?

   – Я выспался. И коленки у меня не дрожат. Да и с чего бы?

   Обветренное лицо отца с горбатым носом и твёрдыми дугами надбровий в отсветах свечи казалось каким-то незнакомым. Да и вся эта их неожиданная беседа почему-то смущала Хэмфаста.

   Чего ему надо? – думал он. – Вопросы эти. Разве мне до пустой болтовни сейчас. А ему, похоже, нравится поддевать меня.

   – Сегодня ты полетишь. Помню, как я в твои годы сдавал экзамен со своим первым ящером Сморгом. Его пасть довольно скалилась, уж он-то был рад-радёшенек сбросить цепь! Мои же зубы стучали так, что это, наверное, слышал весь Загон. Те воспоминания откладываются на всю жизнь. Страшно было до жути! И колени у меня дрожали.

   – Отец, ты сто раз рассказывал эту историю. Вообще, мне надо...

   Хэмфаст поднялся из-за стола.

   – Подожди. Не сердись, – Глорин примирительно вскинул руку. – Я только хотел сказать, что у тебя всё получится. Твоему брату не суждено быть всадником от рождения, но у тебя есть все задатки. Ты станешь замечательным летуном. Лучше, чем я. А я, хочется верить, не последний в наших горах в этом деле. К тому же, мне скоро придётся, к-хм... спуститься с небес на землю.

   Обычно строгий, отягощённый заботами отец улыбнулся.

   – Не забудь сегодня, как следует выбриться, – добавил Глорин, стремясь сгладить возникшую натянутость. – Тебе это пора. Тем более перед первым полётом. Примета хорошая.

   Хэмфаст дотронулся до своего подбородка. Пальцы кольнуло щетиной. Про примету он помнил. Потому ещё ни разу в жизни и не брал в руки бритвы, хотя, как и остальные его сверстники, достигшие возраста совершеннолетия, имел на то полное право.

   Гладкие подбородки являлись гордостью мужей Норгорда, отличавшей их от других колен гномьего племени, обитавших в иных горах этого безграничного мира. Норгордец, вздумавший отпустить даже самую куцую бородку, посчитался бы не иначе, как повредившимся рассудком. Прочие могли сколь угодно глумиться над подобной щепетильностью. Верность традиции – вот, что имело значение, а мнение чужаков, тем более извне, никого не заботило. Однако Хэмфаст, рискуя навлечь на себя косые взгляды, «щеголял» с неподобающей порослью. Как бы глупо это ни звучало, он берёг её, чтобы расстаться с ней во вполне определённый день. Только попозже, ближе к самому вечеру.

   – Ладно, – сказал Хэмфаст. – Мне, правда, нужно идти.

   – До испытаний ещё увидимся. Если Совет не затянется. Но в Загоне уж точно. Может, вместе полетаем.

   Хэмфаст хмыкнул нехитрой шутке. Развернулся. И замер в проёме стены.

   – Отец, ты про какой совет говоришь?

   – Что? А, Совет... – По лицу Глорина скользнула тень. – На сегодня назначен Совет Старейшин. Вчера ты уже спал, когда мне сообщили. Пришли вести с севера. Тролли бесчинствуют. Ещё две выработки разорены. Все, кто на них работал, убиты – сорок два рудокопа и шестеро кобольдов. Так же десять гномок и четыре дитя. – Ладони отца сжались в кулаки. – Вожаки боевых крыльев будут на Совете держать слово. И слово наше будет жёстким.

   Хэмфаст закрыл рот. Тролли льют кровь в пределах их гор! Куда катится мир? Мало отовсюду слышатся стенаний о закате гномьего царства, и вот ещё повод страдальцам (лентяям и пьяницам) посетовать на неблагосклонность судьбы, отвернувшейся от некогда славного Норгорда.

   Но убийства! Рудокопы, женщины и дети.

   Детей в Норгорде всегда рождалось мало, особенно девочек, и со временем, по словам мудрых старух, положение только ухудшалось. Потому молодняк берегли, как самое ценное, что есть у народа. А тут сразу четыре смерти, и не от каких-то болезней, с чем ещё можно смериться. Да была б его воля, он немедля отправился бы истреблять зеленокожих отродий, лезущих к ним из своих вонючих болот. Всех подчистую!.. Может, скоро так и будет!

   – Что окаменел? – вырвал его из краткого ступора всё понимающий голос отца. – У тебя же дел выше гор. Или нет?

   – Да, да, – отозвался Хэмфаст, чувствуя, как опадает, вскипевшая было волна праведного гнева. О чём он думает? Размечтался! Едва ли ни завтра уже собрался лететь на войну. О том пусть достойные воины думают, а не всякие сопляки. – Я пойду.

   Глорин кивнул, не отрывая тяжёлого взора от своих кулаков на изрезанной ножом столешнице.

   Хэмфаст ещё раз мельком глянул на сгорбленную фигуру отца. Его тень горбилась рядом на стене, только раза в два большая. Стараясь не шуметь и более не натыкаться на углы, он прокрался к наружной двери и вышел из дома. В этот миг под сводами пещеры разнёсся протяжный гулкий звон. Одинарный. Переотражённое эхо заметалось по сторонам, так что его услышал бы каждый, даже сквозь крепкий сон. Хранители отбивали первый гонг – утренний или, как его ещё называли, пробуждающий, дававший зачин новому трудовому дню.

   До того, как идти в Загон, Хэмфаст хотел немного прогуляться в тишине, пока остальной народ только просыпался. Собраться с мыслями. Настроиться. Успокоиться, в конце концов. Что бы он ни говорил отцу, колени его дрожали.

   Но успокоиться не получилось. От того задуманная прогулка обернулась бесцельным шатанием по ещё пустующим туннелям, где встречались лишь одинокие фигуры фонарщиков, подливающих в светильники масло. Скоро отзвучал и второй гонг, сзывающий работников в мастерские и цеха. А значит, хватит бездельничать.

   По утрам голодные ящеры поднимали такой вопль, что, если их во время не покормить, можно было оглохнуть. Хэмфаст сам ухаживал за Кроуром. Подобные тесные отношения – некоторые усмехались, что не слишком ли тесные? – связывали гнома и его горгулью третий год. Ещё первогодкой он участвовал в рискованном изъятии Кроура из гнезда не слишком заботливой, зато крайне свирепой матери, устроенного на склонах Бездонной Глотки. Поход в горгулье ущелье являлся для учеников школы своего рода посвящением. В нём их сопровождали опытные охотники и учитель Трор. В остальные дни соваться в тот район всем, кроме охотников, настрого запрещалось.

   Кроур любил, когда Хэмфаст приносил ему угощения, всему прочему предпочитая живых мышей. По случаю столь важного дня гном припас для друга целую крысу. Пора было дарить подарок.

   Загон располагался не так далеко. Хэмфасту пришлось пройти лишь малую часть лабиринта улочек меж громоздящихся друг на друга зданий, образующих Каменный город, с расходящейся от него во все стороны сетью туннелей, избороздивших чрево горного массива. Этот путь он мог бы проделать и с закрытыми глазами.

   Некоторые утверждали, что Загон Сухой Реки похож на гигантские пчелиные соты, высеченные прямо в скале. Только вместо капли мёда в каждой ячейке заключалась свирепая (если не знать к ней подхода) чешуйчатая тварь. Хэмфаст находил такое сравнение весьма точным. Действительно, их Загон состоял из сотен небольших клетей, расположенных в строгом порядке и связанных ходами коридоров. Коридоры выстраивались в ярусы, протянувшиеся в глубине отвесных склонов ущелья, по дну которого некогда текла горная река. В своё время гномы отвели реку в новое русло, а прежнее заложили и приспособили для содержания ящеров.

   Хэмфаст шагал полутёмным туннелем. Из бокового прохода, который он только что миновал, донеслись отзвуки ударов металла о металл. Там, похоже, работали всю ночь напролёт. Светильники на стенах по мере приближения к поверхности почти все исчезли. Здесь использовалось наружное освещение, приходящее через прорубленные в своде световоды. Правда, сейчас те едва светились блеклой предутренней зарёй. Когда-то большие световоды с системами зеркал думали устроить и в главных пещерах, но прежние их правители, не желая ослаблять защищённость Каменного города «сквозными дырами», так и не решились на данное введение.

   Как и следовало ожидать, Загон уже пробудился. О чём и говорил шквал воплей, слышимый ещё на подходе к нему.

   Поддавшись нетерпению, гном сорвался на бег.

   Кроме его непосредственных обитателей, в Загоне имелось ещё одно чудо. По крайней мере, Хэмфаст воспринимал его именно так. И не уставал ему удивляться.

   Это чудо называлось небом.

   Когда туннель заканчивался, выводя из каменной тесноты на кажущийся вовсе безграничным простор и глаза слепило солнце, зависшее в прозрачно-голубой вышине, он каждый раз застывал на месте, чуть растерянный, чуть оглушённый, с гулко бьющимся сердцем. Хэмфаста завораживало это пустое, ничем не ограниченное пространство, столь отличное от родных пещер.

   Небо страшило, но и тянуло к себе.

   Поначалу он стоял с запрокинутой головой до тех пор, пока не начинало сводить шею. Разглядывал неспешно ползущие над миром громадины облаков и кажущиеся непривычными горы, если смотреть на них снаружи, – изломанные бурые хребты со слепящими шапками снега, а под ними обласканные лучами солнца укромные изумрудные долины. Плавно скользили в вышине птицы, и временами над горами проплывали торговые дирижабли его народа: медлительные, в сравнении с теми же птахами, величавые – воздушные корабли с раздутыми парусами. В дальней части Загона, словно башня, сложенная из огромных балок-костей, на уступе скалы вздымалась Вышка. С неё взлетали всадники, несущие дозор, и туда же приземлялись вестовые курьеры. Внизу в особо охраняемых пещерах был устроен боевой арсенал их Загона.

   Когда-нибудь с Вышки взлетит и он сам.

   И птицы и дирижабли – но особенно птицы! – представлялись такими свободными в своём полёте, что слёзы наворачивались на глазах. Хэмфаст вызнал всё, что сумел, об этих чудесных созданиях; то были сущие крохи. Но уже вечером он разделит с ними их голубое море. Он взлетит на Кроуре к самому солнцу и коснётся клубящегося бока тучи. Он станет лучшим всадником своего народа. Народа, которому Творец определил низменное обитание во тьме пещер и который единственный, вопреки всем устоям, покорил небеса.

   Глаза постепенно привыкали к свету. Под ревущее приветствие двух сотен глоток и упругие хлопки крыльев Хэмфаст сбежал по каменной лестнице от выхода из туннеля ко дну ущелья. В нос ударила волна кислого запаха, свидетельствующая о тесном проживании в одном месте множества диких животных. Гном улыбался, сам о том не подозревая.

   Справа и слева над ним возносились вертикальные склоны с рядами клетей. Входы в них отгораживались железными решётками с механизмами, позволявшими открывать и закрывать их снаружи. За решётками метались чешуйчатые силуэты. Эхо ущелья умножало вопли ящеров, сливая их в одну сводящую с ума песнь. И лишь немногие могли понять всю заключённую в ней прелесть.

   Ложе реки было выровнено, образуя широкую площадку, идущую чуть под уклоном, как когда-то тёк водный поток. Здесь будущие всадники учились объезжать ящеров в приземных тренировках. Сами горгульи при этом удерживались цепями, так что выше полудюжины метров ни одна из них с испуганно восседающим на её спине учеником взлететь не могла. Площадку на всякий случай ещё застилали мешками с соломой. Отсюда же из глубины ущелья они наблюдали за полётами ящеров, выпускаемых поразмять крылья, но всегда возвращавшихся к своим кормушкам.

   На этот день занятий в школе не планировалось. Учебный год остался позади, лишь выпускникам ещё предстояло сдать экзамен. Но младшие всё равно придут в Загон, чтобы заботиться о его обитателях и чтобы поддержать товарищей.

   Поглощённый мечтаниями, Хэмфаст пересёк учебную площадку, направляясь к первому слева проходу в склоне ущелья. Полукруглая арка и он вновь оказался в сумраке; стёртые ступени в толще скалы убегали круто вверх – предстоял небольшой подъём. Вопли ящеров звучали беспрерывно. Где-то среди них затесался и зов его Кроура.

   Поднявшись на третий ярус, Хэмфаст завернул в подсобку, где хранились пустые корзины, мётлы и прочий хлам. Обратно он вышел, держа под мышкой деревянный ящик, из которого доносилось тихое царапанье. Теперь гном улыбался ещё шире.

   Изгибающийся на сотни метров пологой дугою коридор, в правой стене которого располагались следующие друг за другом решётки, он прошёл меньше чем на четверть. Дальше следовали давно пустующие клети. И на протяжении всего пути из-за толстых прутьев за ним следили хищно прищуренные взгляды. Одна или две головы каждого ящера поворачивались вослед. Разевались вытянутые, усеянные мелкими зубами пасти, из них высовывались раздвоенные языки. Гибкие хвосты подёргивались в ожидании кормёжки. Резкие вопли резали слух, а густой дух, делавшийся здесь особенно явственным, заставлял непроизвольно морщиться.

   Под голодные стенания Хэмфаст добрался до нужной клети.

   Его тёмно-серый Кроур был сегодня на удивление смирен. Лежал у стены на соломенной подстилке, поджав крылья к бокам, и даже не пожелал подняться, как все остальные, лишь повернул морду с трепещущими ноздрями. Горгулья учуяла принесённый ей гостинец, но и это не вызвало бурных восторгов.

   – Эй, приятель, ты что такой вялый?

   Отложив ящик в сторону, Хэмфаст протянул руку меж прутьев. Он не любил использовать свисток, когда можно было обойтись без него. Кроур всё же встал, вперевалку приблизился к решётке, позволив ладони гнома погладить мягкую чешую у себя под подбородком и меж бугорков-рожек на лбу. Раскосые изумрудные глаза затянуло прозрачное третье веко. Затянуло и сразу убралось. Горгулья печально посмотрела в лицо хозяина, хотя, вернее будет сказать, – друга.

   С его питомцем творилось что-то неладное. Странно... Разве что вкусное угощение растормошит соню!

   Хэмфаст схватил с пола ящик. И тут же пожалел о спешке. Правое плечо отозвалось болью, словно в него всадили раскалённый докрасна гвоздь. Едва сдержав стон, гном крепче прижал ящик к груди. Глупый ушиб продолжал напоминать о себе. Впрочем, о нём ли сейчас беспокоиться? Если горгулья заболела, им не позволят подняться в воздух. Ему придётся ждать ещё целый год, чтобы сдать экзамен. Нет-нет-нет, такого не может случиться!

   – Ты здоров. Просто, немного не в духе, – убеждая то ли самого себя, то ли горгулью, сказал гном. – Смотри, что я тебе принёс!

   Он приоткрыл крышку ящика, собираясь вытащить крысу за хвост. Вот только сегодня всё не заладилось с самого утра.

   Зубастая гадина не желала становиться чьим-то завтраком. Извернувшись в узком пространстве, она попыталась цапнуть Хэмфаста за палец. Да ещё Кроур, захотев-таки получить угощенье, издал надрывный вопль. Не ожидавший того гном, едва не выпрыгнул из собственных штанов. Ящик взмыл из его рук в воздух. И даже тогда он сумел бы его поймать, но...

   – Хэмфаст! Ты что тут делаешь?

   Раздавшийся за спиною голос, окончательно сбил с толку. Не пойманный ящик треснулся об пол. Крышка отлетела в сторону. Мохнатое тело с длинным розовым хвостом вырвалось из заточения и дало стрекоча вдоль коридора. Обитатели клетей, мимо которых проносилась ошалевшая от чудесного спасения крыса, видя такое лакомство вблизи от себя, но всё же вне их досягаемости, ошалели не меньше её. Поднявшийся гомон, казалось, разбудит самих духов гор, пребывающих во сне со времён сотворения мира. Лишь когда хвостатая благополучно скрылась за лестничным пролётом, горгульи поумерили свой охотничий пыл.

   – Это была каменная крыса? Никогда не видал таких огромных. Здорово!

   Коренастый розовощёкий гном стоял позади Хэмфаста и улыбался. Одет он был в шерстяную рубаху с вышивкой у ворота и на манжетах, просторные штаны, широкий пояс и новые добротные сапоги. Вся его плотно сбитая фигура лучилась жизнелюбием. В каждой руке он держал по ведру с горгульей кормёжкой.

   – Лучше бы ты, Ёрин, как раз подумал, прежде чем орать.

   Обиженный тем, что остался без угощения, Кроур вернулся на соломенную подстилку, улёгся, глядя на скалы через прутья решётки на противоположной стене. Хэмфаст не стал снова подзывать его. Вцепившись в решётку на своей стороне клети, он гадал, за какие же грехи боги прогневались на него в такой-то день.

   – Что-то твой Кроур выглядит не особо. – Молчание никогда не славилось среди достоинств Ёрина. – Вон мой Скопчик сожрал два ведра и ещё бы съел, да учитель Трор говорит, что он и так слишком отъевшийся и, удивительно, как от земли отрывается. Да с такой-то нагрузкой! – Ёрин хлопнул себя по пузу. – А твой что-то хандрит. Может у него заворот кишок? У горгулий ведь всё, как у нас. У меня, когда живот болит, тоже ни на что, кроме как полежать, сил нету.

   Сказать на это Хэмфасту было нечего, да Ёрин и не ждал от него объяснений. Ему хватило тех, что он сам для себя уже определил.

   Хэмфаст отпустил решётку. Пусть Кроур отдыхает. Он к нему ещё заглянет. Там и выяснится, в порядке ящер или впрямь заболел. Хотя Трору следовало бы сообщить – в вопросах здоровья горгулий учитель был строг, как ни в чём другом. И потому легко мог не допустить Кроура до полётов. Из лучших побуждений конечно.

   Гном бросил последний взгляд на своего ящера.

   – По-моему, с ним всё в порядке. Когда придёт время, он проявит себя в лучшем виде. Я в нём уверен.

   – А я уверен в моём Скопчике. И на испытании мы с ним такое покажем – закачаетесь! – не преминул добавить Ёрин. – Дед обещал прийти посмотреть. Да если бы эти тролли видели, на что мы способны, мигом бы разбежались по своим болотам!

   – Ты тоже слышал о новых нападениях?

   Приятель хмыкнул:

   – О том уж всем известно. У нас ближайший из Загонов – нам первыми держать удар. Вожаки крыльев на сегодняшнем Совете будут требовать общего вылета. И, скорее всего, с огненными бомбами! Вот тогда зеленокожие и пожалеют, что в их тупые бошки пришла мысль забраться к нам в горы. Работы на выработках надо возобновлять, тамошние золотые жилы одни из богатейших.

   Слухи бегут впереди ног. Впрочем, Ёрин приходился внуком самому Барахиру Суровому – выборочному правителю Норгорда, и кому, как не «особе приближённой», быть в курсе всех дел.

   Весть об огненных бомбах вызвала у Хэмфаста испарину на лбу.

   – Ладно, пошли кормёжку разносить, – сказал Ёрин. – Все наши уже при деле. Иначе эти глотки рвать не перестанут.

   Вскоре они оба таскали вёдра с неаппетитно пахнущей смесью требухи и прочих объедков. Мельтешение в клетях достигло своего пика. Ящеры жаждали есть и ничто иное их не волновало.

   Загон Сухой Реки являлся самым крупным в Норгорде. Тут содержались как матёрые боевые звери, так и молодняк, только учащийся держаться в воздухе. В трёх школах при Загонах состояло сорок учеников. Немного. Зато это были самые способные, самые стойкие и... самые подходящие.

   Быть всадником и участвовать в сражениях верхом на крылатом ящере мечтал каждый юный гном. Ежегодно попасть в школу пытались сотни, но лишь единицы проходили вступительный отбор. Учителя ориентировались в первую очередь на физические задатки претендента. Тот должен был обладать малым ростом, сноровкой, выносливостью и умением сдерживать «желудочные позывы». Для выявления стойкости последнего рода применялась специальная сфера из металлической сетки, свободно вращающаяся в нескольких направлениях. Испытуемого за руки и за ноги закрепляли внутри, и далее он крутился как мышь, угодившая в катящийся с горы бочонок. Ох, и не многим удавалось после такого быстро прийти в чувство, не говоря уж о сохранении чистоты своей одежды. Хэмфаст перенёс встречу с головокруткой без особых последствий. Отец тогда убил уйму времени на его домашнюю подготовку.

   А ещё требовалось приблизиться к живой горгулье – шипящей бестии с оскаленной пастью, взобраться на неё и прокатиться верхом по учебной площадке. Страсть, да и только!

   Хотя для знающих это выглядело скорее забавно, чем пугающе. В Загоне, где обучался Хэмфаст, роль горгульи для претендентов исполнял старый и смирный ящер по кличке Эхо, некогда принадлежавший учителю Трору, а теперь доживающий свой век, как тренировочный экспонат при их школе.

   Счастливчики, выдержавшие все «издевательства», поступали на первый год обучения. Семьи, к которым принадлежали будущие всадники, приобретали значимое уважение в глазах соседей.

   ...Хэмфаст вывалил полное ведро в кормушку и ногою задвинул её внутрь последней по счёту клети. Болотного цвета Зурд с уже заметно поблёкшей от прожитых лет чешуёй – стоило гному с ведром подойти к решётке, не сводящий с него взгляда, – набросился на еду, словно его не кормили целую вечность. Хозяином ящера был Двалин Камнеголовый, и скоро им предстояло отправиться в очередной вылет. Сколько они их уже налетали? Сотни? Двалин с Зурдом парили в небесах ни первый десяток лет.

   Его Кроур был детёнышем Зурда. А значит, крепким потомством, и может, когда-нибудь он ещё превзойдёт своего родителя.

   Решив завернуть к Кроуру на обратном пути, гном до боли закусил губу. К еде, принесённой ему первому (отцовскому Грому второму), ящер так и не притронулся. По-прежнему лежал у стены и вроде дремал. Хэмфаст потопал обратно.

   Взрослым горгульям полагалась двойная порция. Зайдя в Большую пещеру за вторым ведром кормёжки для Зурда, Хэмфаст столкнулся с Ульхом.

   Пятнадцать учеников школы Загона Сухой Реки работали все вместе, так что в том не было ничего необычного. Но только не для Хэмфаста и только не в данном случае. Всякий раз при одном виде Ульха его охватывало волнение. Объяснение тому имелось простое – Ульх был гномкой. И звали его, то есть её, на самом деле Ульхой, но то являлось великой тайной, а Хэмфаст был единственным в неё посвящённым.

   – Доброе утро, Хэмфаст. Тебя всё не видно, и я уж подумала, не проспал ли ты.

   – И тебе тоже доброго, Ульх...а, – ответил гном, взгляд которого сам собою стал коситься куда-то по сторонам. – Снова здесь.

   – Холю и лелею наших зверушек. – Ульха продемонстрировала свои узкие заляпанные горгульим завтраком ладони.

   Невысокий рост, волосы, сплетённые в две коротких косы. Красивые соломенные волосы. Мешковатая одежда скрывала женственные очертания (природная худоба была ей даже к лицу), а взятая на вооружение мальчишечья манера поведения и – что самое невероятное! – местопребывание, никого не заставили бы помыслить, что под личиной усердно таскающего вёдра первогодки скрывается взбалмошная деваха. Деваха, каким-то чудом сумевшая пройти отбор, обойдя других претендентов, готовых рвать жилы за место в школе, и далее умудряющаяся изо дня в день сбегать из своего заточения, чтобы посещать Загон.

   Сейчас в пещере никого кроме них не было, и Ульха могла не выдерживать строгую маскировку.

   – Ты играешь в рисковую игру. Сама знаешь, если всё раскроется, тебе несдобровать.

   – Уж это по меньшей мере. Но ещё некоторое время я у вас погощу – ведь здесь так интересно!

   Хэмфаст промолчал, хотя ему имелось, что ответить, и что бы он не произнёс вслух. Ближайшие полсотни лет своей жизни точно. А вот потом... но до того ещё надо дожить. И сохранить тайну. Что представлялось главной трудностью в их общении с Ульхой.

   – Я закончила, а ты своих покормил? – видя, что он стоит, как воды в рот набрав, гномка перевела разговор.

   – Я? Почти. – Хэмфаст мельком взглянул в лицо собеседницы. – Ещё разок сбегаю к Зурду и всё.

   – Давай. После встретимся на площадке.

   Ульха улыбнулась ему и направилась из пещеры. У выхода она столкнулась с двумя гномами, но те, о чём-то споря, едва заметили её.

   – Хэмфаст, ты освободился? – вошедший Ёрин отвлёкся лишь на секунду, чтобы кивнуть ему. Он и Блум побросали уже вымытые вёдра в угол, продолжая доказывать друг другу собственную правоту.

   Вздохнув, гном потащился вглубь пещеры. Там стоял необхватных размеров чан, над которым нависали уходящие вверх и дальше сквозь стену желоба. Через них из помещения за пределами Загона сливались ежедневно свозимые со всего Каменного города пищевые отходы, составлявшие основную часть питания ящеров. Набрав ведро из почти опустевшей ёмкости и попутно вымазав все штаны, он пошёл докармливать Зурда. Пещера между тем заполнялась завершившими свои дела и от того весело гомонящими учениками. Вошло двое учителей – Трор с толстяком Бельмоном, увлечённые беседой. Главной темой всех разговоров было нападение позабывших всякий страх троллей.

   Стараясь никого не запачкать, Хэмфаст выбрался наружу.

   Находясь в закутке между Большой пещерой и ещё одной, используемой во время экзамена, раздетый до пояса, Хэмфаст склонялся над струёй вода, бьющей из железной трубы, торчащей прямо из скалы. Стоило повернуть небольшой рычажок и плескайся, сколько хочешь, не нужно никаких корыт. Вода шла стылая, но смыть с себя грязь и пот было приятно. А к холоду гномы привычны, уж этим их не испугаешь.

   Фыркая и обтираясь, он отступил от источника. Его место тут же занял кто-то ещё. Значит, он провозился не дольше всех.

   Чтобы согреться Хэмфаст стал махать руками. Но упражнение пришлось сразу прекратить и причин тому оказалось аж две. Первая – опять заныло плечо, о котором за работой он успел забыть. А вторая, заставившая его, между прочим, пискляво взвизгнуть, предстала в виде пригоршни ледяной воды, вылитой ему на голую спину.

   Да что за балбес...