Текст книги "Полвека тому вперёд (СИ)"

Автор книги: Максим Кара-Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Я открыл мешок, выложил из него все свои вещи. Всё было на месте. Даже ПМ, с пустыми магазинами в кармашке. Вопросительно посмотрел на Ворону:

– Патроны дашь? Я пустой.

Та подошла к сейфу в углу кабинета, вытащила из него коробку:

– Держи. Вся твоя.

На коробке наискосок было напечатано: «Патрон 9х18 ПС / ППО усил., 24 штуки». Сбоку – стилизованное изображение фабрики с дымящимися трубами, серп и молот, вписанные в шестерёнку и надпись: «Завод Коммунар, партия 52 г.-17». Дорогая штука – каждый такой патрон стоил как половина месячного жалованья рядового стражника, а здесь вообще было, считай, годовое его содержание.

Я принялся сразу же защёлкивать патроны в магазин, а Ворона порылась в сейфе и достала какой-то медальон на крепкой плетёной веревке:

– Это – артефакт «Верный глаз». Надень.

Я накинул его на шею. Ничего не изменилось.

– Что это?

– Наведи ствол пистолета. Не на меня.

Я поднял ПМ, и вдруг заметил яркое пятнышко красного цвета на стене. Ворона хихикнула:

– Ну и рожа.

Она подошла ко мне, показала на кнопку на медальоне:

– Включаешь так. И выключаешь. Никто кроме тебя. Не видит пятно прицеливания. Понял?

Я попробовал сам. Пятно появлялось и исчезало. Следовало, словно привязанное, за прицелом пистолета.

– Круто!

– А то! Не потеряй! Восемь тысяч стоит.

Я поигрался ещё немного, затем сложил все вещи обратно в мешок:

– Спасибо, Ворона.

– Отработаешь.

Она забрала у меня рюкзак:

– Будет пока у меня. После присяги заберёшь.

Глава 9. Присяга и арест

Зёрна как источники энергии. Главным потребителем энергии Зёрен является Коммуна, которая широко использует двигатель Панина на своих фабриках и для генерации электроэнергии. Хотя Коммуна не имеет собственных источников Зерен и Силы, она постоянно обменивает готовую продукцию своих предприятий и сельхозугодий на аренду Зёрен с накопленной внутри их энергией. К сожалению, при использовании Зерна в двигателях Панина они постепенно ”изнашиваются”, теряя способность к накоплению больших объемов энергии. Такие зерна называют при попытке зарядки просто распадаются, а будучи хоть немного заряжены, могут вызвать взрыв. Известны 4 вида Зёрен силы: Малое, Большое, Шипастое и Золотое.

(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).

Утро выдалось жарким. Солнце немилосердно палило с ярко-синего, ни облачка, неба.

Снег полностью сошёл с земли, и с третьего этажа нашей казармы было видно, что по всей округе пышным цветом зазеленели леса, поля и холмы вокруг. Муть совсем отступила, лишь по утрам напоминая о своём присутствии злобным горчичным отсветом в лучах восходящего солнца.

По дорогам, обходя Мясуху, двинулись многочисленные телеги с рабами и огнищанами, пастухи то и дело прогоняли мимо крепости стада коров и овец, крестьяне перевозили хрюкающих свиней и голосящую домашнюю птицу.

А у нас – Присяга. С утра Топор, кажется, сорвал-таки свой визгливый голос. И теперь в основном отдавал приказы тумаками, заставляя новиков тщательно подготовить новую форму, на которую сегодня будут нанесены знаки различия.

– Эх, хоть бы у нас с тобой одно Умение оказалось! Тогда вместе и дальше служить будем!

Крюк сосредоточенно подшивал воротничок к новой, темно-синего цвета, гимнастёрке. Март толкнул его в плечо:

– Слышь, чего говорю?

– Мать твою! – прошипел его сосед, уколовшись пальцем об иголку: – Ты что, уже всё сделал? Смотри, достанется и тебе от Топора напоследок!

– Молчун, а ты что думаешь?

Я пожал плечами, надевая ремень: – Прорвёмся!

Радовало, что форма была действительно новая, чистая, с запахом лаванды и хорошо подобранная по размеру. Сапоги тоже выдали новые, добротные – похожие на яловые, которые я видел в музеях на манекенах командиров ещё Советской Армии.

Наконец, Ворона зашла в казарму, скомандовала “на выход” и мы, топая сотней каблуков, вывалились на чистый, прогретый и просушенный жарким солнцем, плац.

– Слушай, а ведь Ворона даже не сержант… А её Топор слушает…

Это Март решил продолжить рассуждения вслух.

– Кто она по чину-то? Видно – Воительница. А вот знаков различия-то и нет?

– Дурак ты, Март. Это для Стражи – знаки различия и чины важны. А для настоящих Воинов есть только братство, да назначенные князьями десятники, сотники и воеводы, – это Сопля, тощий и высокий новик из Калужского поселения, в очередной раз сумничал.

– Молчать! Равнение! Сми-и-рна!

Мы построились в колонну по-двое, напротив нас, на другой стороне плаца, выстроилась полусотня стражников под командованием боярина Баранова. Слева от нас стояли десятки воинов воеводы – с боевыми конями-циклопами в поводу, грозные и пропахшие потом своих коней, с боевыми мечами на цветастых широких поясах и зачарованными копьями в руках.

Слева же, за невысоким столом, сидели Перовский, воевода Кокошкин и жрец Трубадур. На столе лежала ритуальная посуда и какое-то крупное перо неведомой мне птицы.

Воевода поднялся, вслед за ним встали остальные. Затрубил горн, и из штаба два статных воина вынесли знамя Княжества. Они прошествовали в центр построения, после чего воевода объявил:

– К знамени, равняйсь! По-одному, к знамени, присягать – выходи!

Выходили один за другим. Пав на одно колено, целуя краешек знамени, приносили нехитрые слова присяги, называя едва слышно свое настоящее имя и – громко – прозвище и откуда они родом.

Затем, по-одному, нас начали вызывать из строя к столу. Сначала выходили те, кто был ближе к начальству. На каждого уходило всего по несколько секунд, и скоро остались только мы, небольшая группа с левого края строя.

– Курок из Мичурина!

Воевода навёл на новика перо, оно полыхнуло ярким синим пламенем над его головой. Жрец возвестил:

– Прирождённый Воин! Умение Рода! Средняя Сила!

– В строй к воинам, новик!

Довольный, с улыбкой до ушей, Курок пропечатал шаг влево. Строй разошёлся, и Курок прошёл к безлошадным пока ещё остальным воинам-новикам.

– Сопля из Калужского поселения!

Вспышка зелёного цвета.

– Стражник! Умение Рода! Сила незначительна!

Он, соответственно, прошагал к строю барановских бойцов.

– Март из Луча!

Вспышка зелёного цвета.

– Стражник! Умение Рода! Сила незначительна!

– Крюк из Луча!

Вспышка желтого цвета.

– Слуга рода! Умения нет! Сила средняя!

Крюк подавленно вздохнул, виновато глянул на друга и отправился за спины слуг, сгрудившихся вне плаца.

– Вилка из Архангельского поселения!

Вспышка изумрудного цвета.

– Ведунья! Умения нет! Сила большая!

Осталось всего несколько новиков в нашем строю.

– Молчун из Луча!

Я прошагал к воеводе. Он привычно взмахнул пером над моей головой.

Ударил гром. Перо вспыхнуло от невесть откуда прилетевшей молнии. Небо помрачнело, тучи налетели со всех сторон, знамя вырвало из рук знаменосца и оно накрыло собой и стол, и упавшего навзничь воеводу.

– Что такое?!

– Держите знамя!

– Ваше Высокоблагородие!

– Всем смирн-а-а!

Меня слегка оглушило, бросило на землю. Поднимаясь, я увидел ошалевшего Трубадура, наставившего на меня свой посох, бегущих к нам воинов и стражников, слуг, которые первыми подоспели к воеводе и теперь поднимали его с плаца, стараясь не повредить знамя.

И только один человек сохранил железное спокойствие. Перовский, скрестив руки на груди, хмуро смотрел мне в глаза:

– Взять его! На гаупвахту и выставить усиленный караул!

***

Топор наконец-то оторвался на мне. Пока двое дюжих молодцов тащили меня, пересчитав моими коленями все ступеньки в подвал, Топор ещё вёл себя прилично. Но, подведя меня к двери камеры, он развернул к себе лицом:

– Ну-ка, подождите-ка, ребята, – прохрипел.

Он вывернул мне правую руку и ловко стянул с пальца моё кольцо новика. И молча начал бить.

Кулак прилетел сначала в печень, меня согнуло втрое. Топор добавил по холке, потом, втолкнув меня в камеру, продолжил месить ногами. Воины воеводы повисли на его плечах, оттащили от меня:

– Хватит, остановись!

Топор сплюнул под ноги:

– Ничего, не один день тебе здесь сидеть, урод!

Дверь захлопнулась и я, кое-как дополз до нар и свалился на них. За какую-то минуту сержант умудрился избить меня до состояния полутрупа. Хорошо, что он был не один, остановили – мог ведь и до смерти забить.

Камера была невелика. Когда-то она была частью общего подвального помещения, судя по низким потолкам и каким-то трубам вдоль наружной кирпичной стены. Остальные стены были выложены грубым камнем на глине, и очевидно, уже совсем недавно. Под самим потолком было небольшое слуховое окно с вбитыми в него парой арматур. Дверь, явно с какого-то старого фургона, тем не менее была довольно прочна. Нары, старый растрескавшийся унитаз в углу без бачка, откуда прилично несло канализацией. И всё.

Я заснул… И проснулся лишь тогда, когда лучик рассветного солнца пробился через муть слухового оконца.

Соседняя камера пустовала недолго. Судя по звукам, в неё тоже кого-то затащили, там забубнили голоса, раздался вскрик и затем наступила тишина.

Ненадолго.

Я услышал за стеной какое-то шуршание, затем кусочек глины между камней вывалился на моих глазах и упал на нары.

– Эй, Молчун! – прошептали в дырке. – Ворона! – я с трудом подполз ухом к отверстию, – А ты как здесь? Что происходит?

– Это ты мне скажи. Перовский, гнида. Приказал меня схватить.

– Ну и дела, – я закашлялся, скорчившись от боли и пытаясь понять, не сломаны ли рёбра, – И что теперь делать будем?

Ворона помолчала немного, потом спросила:

– Кто ты?

– В смысле? Я Фёдор, ты меня сама в оруженосцы принимала!

– Нет. Кто ты? Ты – человек? – прошептала она ещё тише.

– Конечно же, я человек! К чему вопросы?

Она снова помолчала и начала свой рассказ. А я слушал и скрипел зубами, переводя её историю на понятный мне язык.

Оказывается, княжества произошли не сами по себе. Когда началась война, когда упали первые бомбы, люди ни о чем не подозревая, занимались своими обычными делами. Лишь за несколько минут до первых взрывов зазвучали редкие сирены тревоги, и те, кто знал, что и как делать, бросились в бомбоубежища.

Таких было мало, очень мало. Большинство просто озирались вокруг, не понимая, что значат эти надрывные сирены – пожар где-то, или что-то другое происходит? В Москве было недостаточно домов с оборудованными убежищами, а в метро давно сняли всю систему радиационной и химической защиты.

Отреагировали только те, кто в силу своей специальности и подготовки знал, что нужно делать в этом случае. Это были военные, врачи, работники спецслужб и государственных оборонных предприятий. Но и среди них мало кто успел забрать свои семьи в убежища, это сделали только те, кто жил непосредственно около места работы. Были, разумеется, и те, кто в силу своего влияния и богатства тоже знал, что нужно делать и куда бежать – в личные бункеры, заблаговременно вырытые в частных усадьбах и под офисными зданиями. Но, таковых было ещё меньше.

А потом – упали бомбы. Хотя ПРО и ПВО столицы до последнего выпускали противоракеты, бомб было слишком много и сопротивление было подавлено почти мгновенно.

Те, кто остался на поверхности, умерли очень быстро. Сразу сгорели и задохнулись и те, кто был на улицах и в автомобилях. За ними – в страшных мучениях, сдирая с себя кожу и мясо, умерли в течении нескольких часов несчастные, которых атака застала внутри помещений. Было много и таких, кто остался внутри испарившихся в первых взрывах зданиях. А волны огня сжигали все на своем пути, перемещаясь по разрушенным кварталам Москвы со скоростью звука.

Я слушал все это, чувствуя, как волосы шевелятся от ужаса, а зубы сводит в дикой ненависти к тем, кто устроил этот кошмар…

Счастливчики, жившие далеко за пределами центра города в районах, которые не подверглись первому удару, в панике начали покидать горящий город. Кто-то из них успел добраться до известных им укрытий – таковых выживших было много, очень много, если сравнить их число с количеством мест в таких убежищах. Именно они смогли выжить в первые недели этого кошмара.

Умирать они стали позже.

Отсутствие еды, воды, чистого воздуха, медицинской помощи. Страх за близких, ужас пережитого – всё это добивало тех немногих, кто спасся в первые дни войны.

И ещё одно – появилась Муть.

Кто-то говорил, что видел Муть, её первые облака, сразу в момент ядерных взрывов. Кто-то – что она появилась спустя несколько часов или даже дней после того, как упали последние бомбы. Важно ли это? Не думаю.

Откуда бы она не появилась, Муть оказалась куда страшнее. Страшнее всего того, что произошло до неё. Смерть, взрывы, пожары – они закончились. Мгновенная смерть первых минут оказалась куда легче, чем жизнь в Мути. Достаточно было пройти через облако зелёного цвета – и человек начинал заживо меняться, мутировать. Он превращался в какую-то странную живую субстанцию, которая довольно скоро начинала атаковать всё вокруг. Так, очевидно, появились все эти радовепри, селеки, оползни, человьи и прочие существа, которые теперь живут внутри разрушенной столицы.

И – одновременно с ними появились Зёрна Силы.

Неизвестно, кто первым обнаружил их странные свойства. Известно другое – только с помощью Зёрен последние из выживших смогли защититься против порождений Мути. Те же, кто умел управлять этой чудовищной энергией, сразу же стали особенными. Они собирали отряды, путем проб и ошибок учились управлять этим новым даром. И, довольно быстро, Князья и Воеводы, Воины и Слуги научились выживать около Мути.

Так появились первые Тотемы – влияние Зёрен воздействовало на людей странно, многие из них сошли с ума, называясь и чувствуя себя птицами, животными, рыбами, насекомыми. Но те, кто смог вернуться в сознание, становились истовыми поклонниками своих Тотемов. И, как только они находили себе подобных, увидевших такие же видения – образовывались первые Рода.

То было страшное время. Еды почти не было. Люди научились очищать землю от грязи с помощью Зёрен, обогревать ими в страшную ядерную зиму свои поля. Вóды были загрязнены – выжившие научились делать их пригодными для питья. Из тех, кто спустился в убежища, выжил в лучшем случае каждый десятый – но среди них почти все так или иначе стали использовать энергию, заключённую внутри Зёрен. Они стали Одарёнными, новой аристократией почти мёртвой Земли…

И так продолжалось несколько лет. Люди организовали новые поселения, защищая их от Мути с помощью Зёрен. Они снова начали торговать, меняться излишками. Время было жестокое – те, кто не умел управляться с Зёрнами, стали зависимы от тех, кто умел это делать. Так и получилось, что самые сильные маги стали Князьями, под ними – Воеводы, ниже Бояре, еще ниже – Воины и, наконец, Слуги Рода.

Остальные стали рабами, поскольку они не умели направлять потоки энергии ни в себе, ни в Зёрнах. Таких было примерно втрое больше, чем одаренных аристократов – но, со временем, рабов стало значительно больше, потому что одарённые постоянно расширяли чистые земли и воды, а работников на них все время не хватало. Их стали завозить из других районов.

– Это всё интересно, но причём здесь я?

Ворона перевела дыхание и прошептала:

– А потом пришли другие… Их назвали – Повелители…

Повелителей было немного. Говорят, что среди них были и те, кто правил страной до Войны. Они умели уничтожать Зёрна и блокировать их Силу без вреда для себя.

Неизвестно, кто начал ту войну. Ворона утверждала, что это были именно Повелители – но это ведь версия Князей, как победившей стороны!

Как бы там ни было, Повелители и Одарённые сошлись друг против друга. Убивать Повелителей с помощью Зёрен маги не могли – но, у них было и обычное оружие. Оказалось, что если Зерно поместить внутри тела Повелителя – он становится таким же уязвимым, как и обычный человек. Князья придумали специальное оружие – стрелы и копья, пули и болты, с Зёрнами внутри. Да не просто с Зёрнами – а с готовыми артефактами, которые, попадая вовнутрь Повелителей, разрывали тех на части или отравляли их. Это было обоюдострое оружие – таким же образом маги могли убивать и друг друга.

К началу Войны насчитывалось более полусотни тысяч Одарённых, двух тысяч Родов и почти сотня Княжеств, под тремя десятками Тотемов. Повелителей никто не считал, но говорят, что их было не более ста человек – и тем не менее, маги почти проиграли. Через несколько лет история одарённых почти прекратилась. Ибо погибли две трети Одарённых, от всех Родов остались чуть больше двух сотен, десяток княжеств и всего несколько Тотемов.

Но и Повелители сильно пострадали. В битве на Поле Великанов (в последней битве той войны) сошлись всего полтора десятка Повелителей и почти пять тысяч Одарённых. Когда же, через несколько часов, битва закончилась, со стороны магов всё ещё было около сотни выживших. У врага – никого, ни одного живого Повелителя.

С тех пор никто о Повелителях не слышал. Ходили слухи, что ловили то одного, то другого Повелителя – как правило, маленьких детей, якобы сыновей и дочерей погибших властелинов. Но на деле, никто не мог доказать, что это именно Повелители – по крайней мере, ни одного официального суда над ними не было.

– Но я-то здесь при чём? – закричал я, – Я к этому какое имею отношение?

Ворона помолчала и сказала тихо:

– Ты отринул Дар. Ты сжёг Тотемный Знак. Ты – Повелитель.

Глава 10. Повелитель

Повелители – легендарные существа, которые появились сразу же после катастрофы. Как правило, обладали особым даром – “берсерком”. Последние Повелители погибли в битве на Поле Великанов в 24-м году ядерной эры. Повелители не имеели ограничений на тотемные или внетотемные практики, ни на ёмкость умений. Они могли безо всякого ущерба для себя владеть и использовать любое количество Зерна Силы (Великий Князь, к примеру, без ущерба для своего здоровья может использовать не более десяти-двенадцати Зёрен одновременно, а обычный Князь – в несколько раз меньше). Кроме того, на него не действуют правила общих законов магии (ОЗМ). Обращение: Сын Грома, Громоподобный, Берсерк.

(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).

– Нет, нет! НЕТ! Какого хрена! Что за бред! – я метался по камере, разбивая и без того немногочисленные предметы ногами, – Я сплю! Я сошёл с ума и сплю! Разбудите меня!

Ворона молчала. Затем дверь открылась и в неё протиснулись несколько воинов в полном доспехе, прикрывая своими щитами бояр Перовского и Баранова. Баранов был пьян, а Перовский бледен, словно мел.

– Итак, Фёдор, по прозвищу Молчун, мы слушаем тебя, – Перовский приказал воинам опуститься на колено и сомкнуть щиты на земле.

– Это я слушаю вас! – крикнул ему, – Что за бред!

Воцарилось молчание. Я смотрел на них, а они – на меня. Я заметил, что воины испуганы и бледны, бояре же держатся внешне спокойно, но как дрожат в их руках крупнокалиберные однозарядные пистолеты! Баранов при этом ещё и чувствительно покачивался.

– Воевода тяжело ранен молнией, которую ты в него выпустил! – заорал он, с трудом удерживая меня на мушке своего карамультука, – Ты есть враг наш, и тебя следует казнить! На колени!

Я с трудом, но взял себя в руки. Сказалась подготовка в космическом центре. Там нас учили приходить в уравновешенное состояние, что бы с тобой не случилось в полёте. Прикрыл глаза, ровно вдохнул-выдохнул несколько раз. И посмотрел на бояр.

– Я клянусь, что в первый раз услышал о Повелителях только что, от Вороны, которая сидит в соседней камере. Я клянусь, что не имею никакого представления о том, в чём меня обвиняют. Я не покушался на воеводу, я не понимаю, что произошло. Я – не Повелитель!

Услышав эти слова, боярин Баранов заревел, попытался прицелиться и выстрелил. Пуля взвизгнула за моим плечом, сзади что-то взорвалось и меня мягко толкнуло на копья воинов. В ушах зашумело, словно их закрыло ватой. Перовский отпихнул боярина, что-то крикнул ему. Воины поднялись и, прикрывая хозяев, вышли из камеры. Я рухнул на колени.

Крови не было. Ни на спине, ни из ушей. Слух быстро возвращался. Я оглянулся – на кирпичной кладке позади меня, в центре обугленного круга, торчало довольно крупное Зерно. Я с трудом вытащил его из трещины. Вокруг него расплескался жидкий свинец. Несмотря на горячий ожог на стене, Зерно было холодным и успокаивающе, по-кошачьи, урчало.

– Ну, ну, – я положил его на ладонь и успокаивающе погладил его, – Не волнуйся. Как тебя звать, кошечка?

Я был в шоке. Да, был напуган до смерти. Но, понимание того, что я был на волоске от смерти, придёт позже. Когда-нибудь. Я это усвоил после Мумба-Юмбы, после того полёта на падающем транспортнике, после того, как несколько раз смотрел в глаза смерти ТАМ.

ЗДЕСЬ же я в первый раз был так близко от конца, и моё сознание словно раздвоилось. С одной стороны, я был испуган, избит, оглушён и жалок. С другой – я был совершенно спокоен, собран и удивлён. Удивлён тем, как мурчит у меня на руках Зерно, которое только что едва не убило меня.

– Слушай, давай дружить? – спросил я его, поглаживая по граням, по ребрам, по остриям, – Меня Фёдором зовут, а тебя – как?

Зерно никак не ответило, но было заметно, что поглаживания постепенно снижают его урчание, и теперь оно просто гудело, словно шмель. И вслед за этим ровным гудением, я вдруг стал ощущать, видеть, какое-то странное свечение, что исходило из самого центра Зерна. Оно превратилось для меня в какую-то своеобразную шкатулочку, в которой горит маленький серебристо-синий фонарик. Его лучи, странным образом изгибаясь, расходились в стороны. Как будто гало на плохой фотографии, сделанной против Солнца. Я стал различать оттенки всех цветов радуги, которыми был наполнен узор его лучей. Они проходили сквозь мои пальцы, сквозь мою кожу и кости – и я вдруг почувствовал их живое биение, словно теплые, нежные потоки солнечного света. Боль от избитого тела ушла, как не бывало!

– Нет, так не пойдёт. Может быть, ты радиоактивно? – спросил я у Зерна.

Оно опять мне не ответило. И я, на всякий случай, положил его на нары, а сам сел на корточки в противоположный угол и, не отрываясь, принялся смотреть на него.

***

Отступление. В кабинете Перовского.

– Я выстрелил в него, я попал в него, но он отвёл пулю! – Баранов качался на стуле, уставившись пустым взглядом в стену, – Я выстрелил в него, я попал в него, но…

– Да заткнитесь уже! – Перовский хлопнул кулаком по столу и скомандовал охране, – выведете его, пусть Трубадур займётся им, накапает покой-корня или ещё чего…

Воины вывели неадекватного боярина из кабинета, а Перовский, обхватив голову руками, сел за стол и уставился на белый лист бумаги.

– Он не врёт.

Боярин поднял глаза и посмотрел на Ворону так, словно увидев её в первый раз в жизни. Она сидела на подоконнике и спокойно курила самокрутку.

– Что? Как…?

– Он не врёт, – спокойно повторила она, выпуская кольцо за кольцом, – Он не знает. Что он – Повелитель. Он вообще не наш.

– Что значит – не наш? – Перовский откинулся на кресло, – Послушай, Ворона. Я и так пошёл у тебя на поводу. Ты не должна была с ним говорить. Что ты ему рассказала?

Ворона спокойно докурила самосад, затушила окурок в пепельнице из черепа химеры:

– Он ничего не знает. Ни про Войну. Ни про Муть. Ни про нас. Ни. Че. Го.

Боярин поднялся, налил в стакан воды, залпом выпил и ладонью потёр залысину:

– Так не бывает. Он что, потерял память?

– Не знаю. Но он не врёт. Повелитель ли он? Он сам не знает. Я уверена.

Перовский походил по кабинету, затем подошёл вплотную к Вороне и почти что прорычал:

– Что ты от меня скрываешь? – он схватил её за подбородок и насильно поднял лицо на уровень своих глаз.

– Руки. Убрал!

И Перовский почувствовал, что в его печень уперся какой-то острый предмет. Он аккуратно отпустил девушку, отошёл на один шаг и выдохнул. Воительница спокойно убрала нож обратно в ножны и принялась закручивать следующую самокрутку.

– Я жду ответа, – Перовский вернулся на своё место и на всякий случай переложил пистолет, заряженный “Рыком Вепря”, из ящика стола на колено.

– Да успокойтесь вы! – Ворона чиркнула спичкой, закурила и задумчиво почесала тату на щеке, – Надо отправить его. В Святоч. Под охраной. Патриарх разберётся.

Боярин поцокал языком:

– А как же воевода?

– А что – Воевода? Ваш воевода, – внезапно зло процедила воительница, – Слизняк! Сам подставился! Почему он был без щита? Почему он сам? Почему не Трубадур? Лощёный дурак!

Перовский задумался. Да, в словах Вороны был резон. Воевода не должен был сам управлять знаком Тотема – для этого есть маг-священник, который имеет естественную защиту от удара Повелителей, называемого “Зеркалом Власти”. Именно этот эффект, одно из базовых умений Повелителей, и отразил энергию амулета от Молчуна, направив её в Воеводу, обратно на источник. Именно потому и не должен был Воевода сам проверять новиков – но он пренебрёг этим правилом, и теперь лежит без сознания в больничке, с обожжённой дырой вместо ключицы. И Трубадур, который неотлучно сидит возле раненого, не даёт никаких гарантий, что тот вообще выживет. И, даже если выживет, правая рука одарённого вряд ли будет работать снова.

– Ладно. Будем отправлять в Святоч. Но есть ещё одна проблема, – Перовский вытащил небольшой свиток и протянул его Вороне, – только что телепат-связист принял. Ознакомься.

Ворона прочитала короткое послание и очень пространно, в четыре слова, грязно выругалась.

***

Снова в камере.

Я не помню, сколько я так просидел, уставившись на свечение Зерна. Меня вернули в чувство только какая-то суета, какой-то шум на дворе. Дотянуться до окошка было невозможно, но я отчётливо слышал топот десятков копыт, множество голосов и видел сполохи теней на стене, которые то и дело пробегали мимо оконца.

“.. Приехали!…Да где они? Вон же, вон!… Ра-а-азойдись!… … Так точно-с!…” – то и дело раздавалось за стеной. Вот, подумалось мне, там бурлит жизнь. А здесь, в этом холодном склепе, только я да эта мурлыка магическая…

Суета, впрочем, быстро улеглась. И тут я вспомнил, что последний раз ел более суток назад. Воды тоже не помешало бы!

– Эй, там! Кто-нибудь!

За дверью раздались шаги, там кто-то испуганно завозился. Дверь, впрочем, так и осталась закрыта.

– Послушайте! Я голоден. Слышите? Принесите что-нибудь поесть! И пить!

Шаги удалились. Что же, будем надеяться, что я буду услышан и меня не заморят голодом!

Когда сидишь в камере, особенно в холодной и без хорошего окна, чувство времени притупляется. Я не могу сказать, сколько пришлось мне ждать, но, когда солнце уже клонилось к закату и окрасило в красный цвет потолок над дверью, кто-то зашёл в камеру. И внёс с собой изумительный аромат жареного мяса.

Я обернулся и вскочил с нар. Это был наш жрец, Трубадур. За ним пара служек вкатили небольшой столик-этажерку, на котором дымилась целая запеченная курица, пара вареных картофелин и свежие овощи. Венчала это великолепие запотевшая бутыль с неизвестным мне содержимым.

– Пир Богов! – крикнул я и направился к гостю, отчего жрец попятился обратно, – Нет, нет! Я не нападу на Вас, клянусь!

– Ну, если только клянёшься, – неуверенно пробормотал Трубадур, закрывая за собой дверь.

С той стороны громко лязгнул запор, но мне было не до таких условностей. Жрец подтолкнул ко мне столик и подпёр собой дверь:

– Приятного аппетита!

– А Вы, Ваше Благородие, разделите ли Вы со мной трапезу?

– Нет, спасибо. Я не голоден. Кушай! – ответил мне тот, не двинувшись с места.

Нужно ли говорить, что я накинулся на еду, разрывая курицу, словно лев? Я расправился с её половиной за считанные секунды, затем, немного устыдившись своих амбиций, вытер руки о полотенце и принюхался к горлышку бутылки.

– Пиво, вкусное свежее пиво, – прокомментировал жрец, – Пей!

Я не заставил упрашивать себя дважды. Пиво было словно божественный нектар, и я остановился только тогда, когда в бутыли оставалось всего несколько глотков. Отдуваясь, я вдруг рыгнул и стыдливо прикрыл рот. Как не странно, именно в этот момент жрец немного расслабился и, не отрывая впрочем взгляда от меня и лежащего рядом со мной Зерна, прошёл к нарам:

– Ты позволишь присесть?

– Угу-м! – ответил я, жестикулируя куриным бедром.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Я, немного снизив обороты, слопал картошку и зелень, после чего тщательно обглодал кости от курицы и, подняв бутыль вверх, продекламировал:

– Что за вина, что за явства! Унести бы всё с собой! Пусть казнят меня не часто, – Кормят просто на убой[2]2
  Слова из “Застольной песни Дона Сезара”, М.Донской


[Закрыть]!

И допил остатки пива одним залпом.

Трубадур за все это время не промолвил ни слова, хотя стихи, вроде бы, тронули его, и он решился:

– Ну что, утолил голод?

– О да! Благодарю! Чувствую, что жизнь налаживается!

Жрец, сам будучи непрочь выпить, покивал:

– Ничего нет лучше, если ты голоден – и тебя покормили, ты жаждал – а тебя напоили.

Мы немного помолчали, затем жрец осторожно коснулся Зерна пальцем и спросил:

– Могу ли я забрать его?

– И опять оставите меня в полном одиночестве? – сокрушенно спросил я.

– Мне сказали… Что ты с ним разговаривал?

– Ну, а с кем же мне ещё здесь разговаривать? – демонстративно разведя руки, ответил ему.

Трубадур немного помолчал, после чего придвинулся ко мне и зашептал:

– Если Вам что-нибудь понадобится, зовите сразу меня. Требуйте пива – пусть это станет условным словом, хорошо, мой Повелитель?

– Хорошо, – немного обалдевший от резкой смены настроения, ответил ему я.

И тут жрец внезапно схватил меня за руку, поцеловал её и так же быстро отодвинулся обратно, громко крикнув:

– Ты – исчадие ада, и пусть тебя сожрут Небесные Орлы!

С этими словами он решительно вскочил и, толкая перед собой опустошенный стол, подошёл к двери и забарабанил в неё. И, уже выходя из камеры, он краем губы улыбнулся мне и подмигнул, после чего с оскорбленной физиономией вышел вон, забрав с собой охранников.

Что за дурдом!