Текст книги "Сверхчеловек говорит по-русски"

Автор книги: Максим Калашников

Соавторы: Родион Русов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Космисты

Середина ХIX века была временем, когда революционные идеи совершенствования человека поистине носились в воздухе. Там, где героический романтизм немцев через «сумрачный германский гений» Ницше пророчествовал о скором пришествии «белокурой бестии», еврейский рационализм Карла Маркса призывал к изменению экономических отношений, а практицизм англичан в лице Фрэнсиса Гальтона сдавал в типографии планы совершенствования расы методами евгеники, широта и необузданность русского характера зажгла факел мечты такой громадной духовной силы и слепящей яркости, на который многие неспособны смотреть и до сих пор.

Обратимся к прекрасной книге-сборнику «Русский космизм» (под ред. C.Г.Семеновой) (http://lib.userline.ru/1314?page=1):

«Родоначальником всей активно-эволюционной, космической мысли в России был «искатель истины» Н. Ф. Федоров с его учением «общего дела». «Изумительным философом» назвал Циолковский Федорова в своих воспоминаниях, написанных незадолго до смерти. Основоположник практической космонавтики вспоминал «необыкновенного библиотекаря», своего первого учителя по московским «университетам» самообразования, заронившего в него живые семена космической мечты. И действительно, было перед чем изумиться! Недаром среди глубоко пораженных и заинтересованных учением Федорова были такие его современники, такие могучие умы и таланты, как Достоевский, Лев Толстой, Владимир Соловьев. «Философия общего дела» (под этим названием вышли посмертно труды Федорова) открывала перед человечеством невиданные дали, призывала к титаническому преобразовательному дерзанию.

«Порожденный крошечною Землею, зритель безмерного пространства, зритель миров этого пространства должен сделаться их обитателем и правителем».

«Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управлять собою».

«В регуляции же, в управлении силами слепой природы и заключается то великое дело, которое может и должно стать общим».

«Должна быть умерщвлена, наконец, и смерть сама – самое крайнее выражение вражды, невежества и слепоты, то есть неродственности».

«Все должны быть познающими и все – предметом знания».

Федоров был сложной личностью. Женщин на дух не переносил. Как пишет советский географ и философ-космист Игорь Забелин, плохо он относился к «похоти деторождения», уповая на воскрешение мертвых.

«Ретроград, он прямо выступает против всякого прогресса, ибо прогресс предполагает различия между поколениями, а по автору вероучения, различий не существует и не должно существовать. Практик, он подозревает, что воскрешенные отцы не уместятся на Земле, и расселяет их по другим небесным телам. Провидец, он уверен, что человечество возьмет в свои руки управление Вселенной, ибо «люди созданы быть небесными силами, взамен падших ангелов, чтобы быть божественными орудиями в деле управления миром…». Овладев, далее, способностью «воссоздавать себя» прямо из атомов и принимать любые формы, человечество завладевает всем мирозданием» – писал И.Забелин в книге «Этюды оптимизма», изданной в Москве в 1970 году.

Мы, конечно, жизни нашей без женщин не мыслим, равно как и без смеха детей. Имея за плечами печальный опыт ХХ столетия, мы не согласимся с идеей Федорова о том, что человечество должно стать единым. Но вот что мы разделяем полностью – так это мысль Федорова о «превращении Солнечной системы в хозяйственную» силу, о космической экспансии человека и его превращению в высшую расу.

Признав внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и, наконец, к появлению сознания, Федоров приходит к дерзновенной мысли: всеобщим познанием и трудом человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его активного освоения и преображения, обрести новый, бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе прежде живших поколений («имманентное воскрешение»). Сознательное управление эволюцией, высший идеал одухотворения мира раскрывается у Федорова в последовательной цепочке задач: это регуляция «метеорических», космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества – «психократии» на основе сыновнего, родственного сознания; работа над преодолением смерти, преобразованием физической природы человека; бесконечное творчество бессмертной жизни во Вселенной. Для исполнения этой грандиозной цели русский мыслитель призывает ко всеобщему познанию, опыту и труду в пределах реального мира, реальных средств и возможностей при уверенной предпосылке, что эти пределы будут постепенно расширяться, доходя до того, что пока кажется еще нереальным и чудесным.

Обратите внимание, все это сформулировано за десятилетия до Циолковского, до евгеники Гальтона, до Ницше с его печально известной идеей «сверхчеловека»!

«Ни в одном из идеалов, которые до сих пор выдвигало человечество как свою высшую цель, не призывались действительно все до одного на единое дело, касающееся всех, и не только живущих, но и всех умерших, и всех тех, кому жить, и, наконец, всего в мире, всей природы и далее всей Вселенной. Необычно важна для русского мыслителя и идея истинного коллективизма («Жить со всеми и для всех»), направленного на общего врага всех без исключения: смерть, разрушительные стихийные силы; тут кроется источник его безграничного оптимизма: все, одушевленные высшей целью, касающейся конкретно каждого, могут невероятно много, фактически всё.» – читаем мы на сайте (http://lib.userline.ru/1314?page=1).

«Федоров называл свое учение активным христианством, и его главный замах – делать религию, по Христову завету: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12). А дела эти, как мы помним, обнимали весь круг власти над смертоносными силами: смирение стихий, исцеление больных, воскрешение. Человек, созданный по образу и подобию Божию, призван осознать себя активным орудием осуществления воли Божией в мире, стать соработником Творцу в реализации Его основных, метафизических обетований: истребления «последнего врага» – смерти, преображенного восстания прежде живших, нравственного очищения от скверны прежних преступлений и грехов, творческого претворения мира…»

Федоров оказался первым истинно и искренне верующим человеком, кто смело и открыто пересек застарелый рубикон, со времен Джордано Бруно разделявший христианство и науку. Рубикон, многим казавшийся непреодолимой пропастью. Духовность, религия должны принять, наконец, науку. Всю науку, до конца. Без каких-либо исключений. Но и наука должна впитать в себя моральные токи, хранителями которых до сих пор выступала именно религия.

С 1874 года Федоров – библиотекарь в читальном зале библиотеки Московского публичного и Румянцевского музея (ныне библиотека им. Ленина). В этой должности Федоров проработал более четверти века. Страстный библиограф и книголюб, Федоров, по свидетельству многих, знал на память (!) содержание практически всех имеющихся в библиотеке книг и их место на полках. Обладал огромной эрудицией в самых различных областях знаний. Читателям любой профессии наряду с книгами, которые они заказывали, он советовал, выдавал и другие пособия, где те всегда находили ценную и богатую информацию по своим вопросам. Федоров вел подвижнический образ жизни, всецело посвятив себя служению обществу, работая по 18–20 часов в сутки. Получая небольшое жалование, он всегда отказывался от его повышения и значительную часть своих денег ежемесячно раздавал. Как об «истинно святом» отзывался о нем Лев Толстой. В скромной квартире Федорова и в «каталожной» Румянцевской библиотеки, где он служил, часто бывали Л.Н. Толстой, А.А. Фет, Вл. C. Соловьев, Ф. Буслаев, художники В. Верещагин, Л. Пастернак. Последний тайком от Федорова написал его портрет, так как философ из скромности не хотел ни позировать художнику, ни фотографироваться. Славу и популярность он считал бесстыдством. Статьи свои Федоров всегда печатал под псевдонимом. Главный труд Федорова, «Философия общего дела», напечатали уже после смерти философа два его друга и последователя, В. Кожевников и Н. Петерсон в 1906.

Великий энциклопедист, Федоров прекрасно знал, конечно же, труды замечательного русского мыслителя XVIII века А.Н Радищева (1749–1802), «…который задолго до Дарвина и Дана был движим в своих размышлениях о судьбе и предназначении человека глубинными эволюционными интуициями и приходил при этом к новым, смелым выводам. Откроем основное философское произведение Радищева «О человеке, его смертности и бессмертии» (1792). Для него человек – верхняя ступень лестницы постепенного совершенствования природных существ. В нем все стихии и возможности природы сошлись вместе, чтобы создать ее венец. Человек отличается от всех прочих природных существ прежде всего творческим характером своей природы, тем, что он сам себя создает, начиная с первого акта своей самодеятельности – когда принимает вертикальное положение. Само несовершенство его физической организации становится мощнейшим побуждением к развитию. Глубоко прочувствовав и выразив восходящий характер эволюции от низших ко все более высоким формам, русский мыслитель исторгает из себя замечательный риторический вопрос, которому никогда не дает иссякнуть человеческое сердце: «Но неужели человек есть конец творению? Ужели сия удивления достойная постепенность, дошедшая до него, прерывается, останавливается, ничтожествует? Невозможно!..». И такие обретенные человеком уникальные, высшие свойства, как разум, духовность, сердечность, большей частью поглощаясь низменной борьбой за материальные условия жизни, не достигают ни настоящего развития, ни полного истинного применения.»

Новый грандиозный синтез наук, к которому призывал Федоров, должен быть осуществлен в космическом масштабе и быть прежде всего преобразовательно-деятельным: в нем практика (знание, доказанное «опытами в естественном размере», всеобщей регуляцией) сам достигнутый несомненный результат труда становится высшим критерием истины. Лаборатории ученых – а исследователями делаются все – распахиваются на всю природу, углубляются в самого человека, его «физику» и психику, в тайны смерти и зла.

«Во всеобщую космическую науку о жизни, науку о человеке в том числе, входят все науки, ибо жизнь – единая целостность, в которой все взаимосвязано. Жизнь человека затухает, по меньшей мере, по двум рядам причин: внешним (стихийность среды, ее разрушительный характер, чему не может противостоять недостаточная, говоря современным научным языком, информационная емкость человеческого организма. То есть, недостаток знания и умения, который, по мысли Федорова, может быть преодолен всеобщим познанием, трудом, регуляцией природы) и внутренним (сама материальная организация человека оказывается неспособной к бесконечному самообновлению, не есть совершенно открытая система, тут необходима всеобъемлющая психофизиологическая регуляция).

«Развивая технику, человек не покушается на собственную природу как таковую, он священно блюдет ее норму и границу, оставляя себя самого как есть, ограниченным и физически и умственно. Сила его увеличивается за счет внешних ему, его телу, его мозгу и сердцу орудий и машин. Разрыв между мощью техники и слабостью самого человека как такового все растет и потому все более ошеломляет, даже начинает ужасать (отсюда современные мифы-фобии «восстания машин», порабощения людей будущими киборгами, могучими роботами и т. д.). Нельзя отрицать значения техники, нужно только поставить ее на место. Технизация, считает Федоров, может быть только временной и боковой, а не главной ветвью развития. Нужно, чтобы человек ту же силу ума, выдумки, расчета, озарения обратил не на искусственные приставки к своим органам, а на сами органы, их улучшение, развитие и радикальное преображение (так, скажем, чтобы человек сам мог летать, видеть далеко и глубоко и т. д.). «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы». Федоров часто говорит о необходимости глубокого исследования механизма питания растений, по типу которого возможны перестройки и у человека (предвосхищение идеи Вернадского об «автотрофности» человека). Человек должен так чутко войти в протекающие в природе естественные процессы, чтобы можно было по их образцу – но на более высоком, сознательном уровне – обновлять свой организм, строить для себя новые органы, иными словами – овладевать направленным естественным тканетворением. Эту способность человека в будущем создавать себе всякого рода творческие органы, которые даже будут меняться в зависимости от среды обитания, действия, наш философ-мечтатель называет полно-органностью.»

От Федорова – Циолковскому, от Циолковского – к Королеву

Подобного размаха планов еще не видывало человечество. И поныне подобное многим кажется фантастикой, пустыми мечтаниями. Но вот Федоров встречает в библиотеке молодого человека, почти мальчишку. Этот мальчишка становится учителем, выводит формулы, публикует на свои скудные средства несколько книжек. Таких как «Грезы о земле и небе». Этими книжками Циолковского, переизданными в Советской России, зачитываются многие горячие головы. И вот уже работает ГИРД Сергея Королева, вот звучит знаменитый клич Фридриха Цандера «Вперед, на Марс!». Минет полвека – и могучие тысячетонные ракеты Советского Союза, рассчитанные по тем самым формулам, поднимутся ввысь, опираясь на сверкающие столбы огня.

Еще через полвека, в конце семидесятых, новые безрассудные русские головы, не ведая о Федорове, но по крупицам впитав идеи космистов, поднимут на знамя те же великие цели покорения звезд и преобразования человека. Заработает новый ГИРД, будут выведены новые формулы – теперь уже на универсальном языке.

«Характерно, что русские космисты, призывавшие к интеграции всех сил и способностей человека для осуществления его высшей эволюционно-космической цели, сами явили в своей личности исключительную степень развития самых разных знаний и талантов. Возьмем самых крупных из них: Федоров, подвижник и новатор книжного дела в России, был настоящим мыслителем-энциклопедистом по размаху и глубине своих познаний. Владимир Соловьев был не только выдающимся философом, но и поэтом, публицистом и литературным критиком. Энциклопедизм отличает и Циолковского, ученого и инженера-изобретателя, писателя и философа; Чижевского, основателя гелио – и космобиологии, мыслителя, поэта и художника; Вернадского, гениального ученого, развившего ряд новых научных дисциплин – геохимию, биогеохимию, радиогеологию, философа и науковеда; П. А. Флоренского, религиозного философа и ученого (физика, математика, искусствоведа, филолога), поэта», – читаем в сборнике «Русский космизм».

Да, в стране «победившего коммунизма» космизм был признан «идеалистическим учением» и работы Федорова десятилетиями оставались неизвестными для многих. Его духовные ученики преследовались и высылались. И все же, рукописи мастера, как кристально четко выразил это Булгаков, «не горят». Благодаря многим выдающимся русским мыслителям, идеи космизма пропитали, в самом буквальном смысле, всю светлую, позитивную часть идеологии Страны Советов. Ими, без упоминания лиц и прямых ссылок, были насыщены книги и статьи. Фантастика же России, под знаменем великого русского фантаста и философа Ефремова, была прямым рупором космизма. И это было естественно – ведь идеи эти самым замечательным образом укладывались в глобальную тенденцию коммунизма, направленного на создание нового человека. По сути, официальному принятию космизма в СССР мешал лишь принципиальный атеизм идеологии, а позднее – и тупая ограниченность партийных руководителей.

Наследие красных «ревущих шестидесятых»

В СССР космизм испытал возрождение после ошеломляющего успеха – полета Гагарина 1961 года. В шестидесятые его знамя поднимают философ Эвальд Кузнецов и географ Игорь Забелин. На идеях космизма Побиск Кузнецов и Спартак Никаноров создают советское организационное оружие, системы проектирования сложнейших организаций. Событием, взволноваших многих стало появление в 1963 году книги Забелина «Физическая география и наука будущего».

«…С возникновением «родовой памяти» человек получит реальную возможность управлять собственной природой, проявляя и усиливая уже заложенную в ребенке психическую наследственность, люди высокоразвитого коммунистического общества будут в точном смысле слова формировать гениальных ученых, инженеров, музыкантов, художников, писателей. Воспитатели, педагоги выдвинутся в ряд наиважнейших людей в обществе будущего: они станут в полном смысле производительной силой, они будут ответственны за создание необходимого количества талантливейших специалистов для самых различных областей хозяйства, науки – жизни вообще…» – писал советский космист.

Удивительно это было время – ревущие советские шестидесятые. Казалось, мир Полудня показал свой лик. Именно тогда мы получаем великолепные шансы на победу в мировой гонке, на превращение социализма в нечто новое, на создание новой расы. Возможности того периода еже ждут своего исследователя. Мы же попробуем очертить обстановку вкратце.

Итак, в те годы мы не только ведем за собой весь мир в космос и поражаем США невиданными темпами экономического роста. Создается нечто большее: закладывается основа для входа в Нейромир.

Что ж, давайте попробуем перенестись в это время. Пролетим сквозь десятилетия в эпоху, когда наши родители (а то и деды и бабками) ходили сначала в зауженных джинсах и ярких рубашках, в белых носках и мокасинах, в юбках колоколом и просторных блузках. «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» видели, небось? Первую новеллу, «Наваждение»? Мы отправимся в те самые годы. Услышим звуки рок-н-ролла и бита. Уловим витающий в воздухе запах тумана и тайги. Различим аккорды раннего Высоцкого. Войдем в квартиру, что в новенькой советской пятиэтажке. Вот на столе лежит стопка журналов «Техника-молодежи». Какого они большого формата! Примерно в полтора раза больше нынешнего. Один открыт на первой главе «Часа быка» Ивана Ефремова. Рядом покоится остывший паяльник, коробочки с припоем и канифолью, незаконченная схема-плата, разноцветные радиодетали в деревянном ящичке. Большая, из полированного дерева радиола на тонких ножках, и на ее шкале нанесены названия городов: Ленинград, Вильнюс, Варшава. Стеклянная передняя панель светится зеленоватым светом, горит рубиновой нитью стрелка настройки – и диктор рассказывает о старте корабля «Восход» с космодрома Байконур. Со стены улыбается портрет майора Гагарина…

Где-то-там, на Западе, совершают первые психонавтические опыты, принимая ЛСД. Беснуются толпы на концертах «Битлз» и «Роллингов». А у нас идет несколько иная жизнь. Мы самозабвенно творим историю.

Вдохновленный идеями космистов и познакомившись с работой Спартака Никанорова, Побиск Кузнецов сплачивает вокруг себя единомышленников и приступает к разработке невиданной вещи: систем сетевого планирования управления. Нет, это были не АСУ, автоматизированные системы управления, потерпевшие полный крах при столкновении с реальной жизнью, а качественно новое направление в человеческой деятельности – системы проектирования организаций. Организаций под любую задачу, организаций гибких и изменчивых. Русские ученые смогли создать «живые» системы, технологии «совместного думания», способные увязать воедино работу десятков независимых друг от друга, принадлежащих разным ведомствам заводов, НИИ, лабораторий.

В 1965 году при Научно-исследовательском секторе МГПИ создается хозрасчетный Сектор СПУ, возглавленный П. Г. Кузнецовым. В 1967 году Сектор СПУ преобразуется в Лабораторию систем управления, а в 1968 году – в Лабораторию систем управления разработками систем. Все эти организации выполняли многочисленные договоры по разработке и внедрению систем СПУ в различных отраслях народного хозяйства, выполняли исследовательские и проектные работы по системам управления разных классов.

Начав с системы «ГЛОБУС» для управления жизнеобеспечением планеты, русские «прикладные космисты» создали системы «СПУТНИК» и «СКАЛАР».

Все подчинялось достижению поставленной цели. Делократия побеждала бюрократию. Рабочая структура выстраивалась как сеть, ячейками которой выступали уже имеющиеся структуры. Цель подразумевала подцели, за достижение каждой отвечал конкретный руководитель. Служба сетевого планирования собирала списки работ и частные сетевые модели «снизу». Получая полную картину, операторы СПУТНИКа ясно видели «критический путь» – самую большую продолжительность работ для достижения главной цели в кратчайшие сроки! Исчезал главный порок сталинской системы управления: отсутствие обратной связи.

Коллектив П.Кузнецова устанавливает взаимополезные связи со смело мыслящими учеными, приверженцами системного анализа. С академиком В.Глушковым в АН УССР, с председателем Госкомитета СССР по науке и технике В.Кирилиным, с Институтом биофизики Минздрава, с авиаконструктором В.Болховитиновым. Кузнецов находит горячих сторонников в ЦК комсомола. Студенты начинают собирать материалы для будущего «ГЛОБУСа». Более того, у Кузнецова завязываются отношения с тогдашним «первым комсомольцем» Юрием Торсуевым, и тот просит Побиска Георгиевича и Спартака Никанорова участвовать в разработке новой молодежной политики.

В 1965–1966 годах, сектор СПУ заключает договоры с серьезными структурами, черпая из них новых энтузиастов. Институт «Гиредмет» заказывает систему сетевого планирования «Сеть-1». Директор Института медико-биологических проблем академик Парин, сидевший с Побиском в «Норильлаге» в 1949-м, подписывает с сектором СПУ договор на создание СПУТНИКа – системы сетевого планирования и управления тематическими научно-исследовательскими коллективами. Создавалась метасхема для координации важнейшей работы – разработки систем жизнеобеспечения космических кораблей. Ведь страна готовилась к отправке людей на Луну, к экспедициям на Марс. В сложнейшей программе участвовали десятки министерств, ведомств, институтов и предприятий. Нужно было всех «состыковать» и синхронизировать, создав настоящую «целевую», «виртуальную» корпорацию. Успех разработки был таким впечатляющим, что СПУТНИК получил развитие в дальнейших разработках и договорах. Скажем больше: СПУТНИК негласно делали моделью для управления жизнеобеспечением … всей Земли.

В 1969-м Спартак Никаноров предложил технологию генетического проектирования гибких, способных эволюционировать организаций. В рамках его подхода можно не только менять одну концепцию на другую, но и скрещивать их между собою. В библиотеке моделей задана и система операций над ними. Получился аналог генной инженерии – инженерия организационная. «Никакие научные открытия, этические учения, политические идеи не могут быть осуществлены без совершенных организаций. Это – именно тот узел, в котором сходятся все нити жизни… Мир изменялся с наступлением века пара, века электричества, века атома. С каждым таким веком возникала новая индустрия. Но с появлением индустрии организаций возникало нечто качественно новое, которое уместно называть индустрией индустрий», – писал Спартак Никаноров («Экономическая газета», 11.02. 2003 г.)

То был великолепный шанс на победу. Но… Высшая партийная бюрократия была слишком старой, слишком застряла в прошлом, чтобы оценить этот прорыв. Лабораторию Кузнецова разогнали. А Разработки Никанорова, доведенные до пусковой стадии в семидесятых, положили «под сукно». А ведь это была технология технологий: организационное оружие. То, что могло бы дать Советской России возможность сплачивать группы людей для решения любой задачи в кратчайшие сроки и с наивысшей эффективностью!

Фронтовик-связист Николай Брусенцов, работая в на кафедре вычислительной математики МГУ, создает компьютер не с привычной доныне двоичной, а с революционной троичной логикой! Вопреки сопротивлению чиновников, ему с товарищами удалось запустить в производство ЭВМ «Сетунь». Однако в начале 70-х разработки были насильственно прекращены…

В те же годы Генрих Альтшулер шлифует другую «технологию всех технологий» – ТРИЗ, теорию решения изобретательских задач. Можно сказать, «конвейер» по производству инноваций и изобретений. Сам автор ТРИЗ прославился 2500 зарегистрированными изобретениями! В руках Русской цивилизации оказывалось магическое средство, позволявшее обойтись без экспорта нефти, без рабского подражания загранице. Эликсир творчества, столь нужный будущей сверхчеловеческой расе.

Продолжим наш незримый полет по шестидесятым. Мы летим с вами над великой страной, встречая стальные птицы СССР. Вот гигант Антонова, Ан-22 «Антей». Самый грузоподъемный тогда самолет планеты. Вот косо уходит в зенит сверхскоростной МиГ-25. Самый быстрый и высотный боевой самолет мира. Увидев его на параде в 1967-м, американцы взялись лихорадочно нагонять нас. По Красной площади движутся колонны с красными флагами: мы празднуем полвека Советской власти. Немного изменились моды, молодежь отращивает волосы и носит расклешенные брюки. Гремят гитарные пассажи раннего рока.

В 1967 году в Ленинграде проходит конкурс роботов-самоделок. Их десятки: ходящих и говорящих, встречающих гостей, включающих им свет и наливающих стакан минеральной воды, отвечающих за хозяина по телефону… Похожих на космонавтов в скафандрах и водолазов. На открытии той выставки с песенкой «Робот» выступала молоденькая певичка А.Пугачева. Если бы тогда люди знали, во что она превратится, став главнее всех изобретателей и творцов. И что эстрада, разросшись в тысячеголового монстра, станет шоу-бизнесом, убившим творчество. И что сорок лет спустя в стране-огрызке СССР, названной по недоразумению «Россией», никто и помыслить не сможет о выставке роботов, сделанных простыми инженерами…

В те годы нас, казалось, не может остановить ничто. На фирме «МиГ» амбициозный Лозино-Лозинский начинает работу по созданию «Спирали» – многоразовой авиакосмической системы, открывающей дешевый путь в космос. Небольшой аэрокосмоплан должен вырываться на орбиту, срываясь «со спины» носителя – тяжелого сверхзвукового самолета. Ведутся работы над ядерными силовыми установками для космоса. Космонавт и инженер Феоктистов с товарищами делают чертежи ТМК – космического корабля для советского полета на Марс. Работы по нему идут с 1959 года. Он должен строиться на Тушинском мехзаводе – ТМЗ. 75-тонный ТМК должен был нести на борту атомную энергоустановку с электрореактивным двигателем и вращаться в полете, создавая искусственную силу тяжести для экипажа. Космонавт Михаил Бурдаев всерьез предлагал правительству: давайте обгоним американцам и устроим облет Марса уже сейчас, на «связке» кораблей «Союз». Полечу один. Я – отличный баллистик-навигатор, я справлюсь с автономным двухлетним перелетом! А если не смогу вернутся, то застрелюсь. («Популярная механика», декабрь, 2002 г.)

В стране, полностью залечившей раны войны, образовались мощные отряды творцов, изобретателей, гениальных ученых. При всех своих недостатках, при косной верхушке правящей партии, СССР просто бурлил от сказочной мощи, рождая тысячи изобретений в год. Создавалась идеальное сочетание: сильная технокультура, породившая прорыв в космос – и «технологии технологий», организационное оружие Кузнецова-Никанорова да знаменитый ТРИЗ Альтшулера. Оставалось скрестить обе линии технопрорывов, добавив в эту «термоядерную смесь» остальные советские прорывы 1960-х. Например, новаторскую педагогику с обучением во сне и с помощью «25-го кадра». Методики психофизической подготовки разведчиков и спецназовцев. Новейшие биологические разработки. Лазерную технику.

Тренд советского развития ревущих шестидесятых вел прямиком к созданию «сверхчеловека ядерно-космического»!