Текст книги "Регрессор №15 (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Но, разумеется, не сразу. Вначале у меня было совершенно необходимое дело.

Добравшись до старой мельницы и убрав смартфон в тайник, вновь бросил взгляд на то, что когда-то было планшетом. Осколки матрицы, половина корпуса, микросхемы, куски стекла. Казалось бы, мусор. Но я-то знал, что эти крошки полупроводниковых схем из 2019-го могут дать толчок развитию советской микроэлектроники лет на двадцать вперёд.

Постоял так с минуту в тишине, а потом задал себе один-единственный вопрос:

– А на хрена они тут без дела лежат?

Глава 9
Товарищ Артем

Дорога в Москву началась с электрички. Вечер, пассажиров немного – в основном дачники с корзинами, усталые лица, запах яблок и влажных курток. Я уселся в уголок, держа сумку на коленях, будто это дипломат с ядерными кодами. Впрочем, эффект от её содержимого ожидается под стать «красной кнопке».

Перед тем как забрать осколки устройства из тайника, я тщательно их протёр платком стирая возможные отпечатки пальцев. Конечно детали планшета ранее уже побывали в луже и никаких отпечатков там уже толком не было. Но предосторожность никогда не бывает лишней. Пришлось повозится. Зато теперь я был спокоен и знал что через пальчики на меня точно не выйдут, тем более что моих отпечатков в милицейской картотеки нет, никогда не было и надеюсь никогда не будет.

Тут неожиданно вспомнил, что забыл сказать бабушке, чтобы она предупредила охрану, жившую в доме напротив.

«Приеду в город, позвоню Кравцову и скажу, что никуда не сбегал и что всё нормально. Орать, конечно, опять будет. Ну, я человек творческий, так что с тараканами, обитающими у меня в голове, он по идее, уже давно смирился», – сказал себе и, достав листы бумаги, чтобы время даром не терять, начал прикидывать, где и как мне лучше будет производить съёмку фильма о киборгах.

За раздумьями время пролетело быстро, и вскоре я уже был на трёх вокзалах. Оттуда добрался до Арбата. Тайник выбрал не случайно – старый подвал в доме, где жил мой знакомый однокурсник. Там в подвале дома стояла никому не нужная фанерная тумбочка. Она простояла там как минимум до 1998 года, когда мы собирались этот подвал арендовать под студию звукозаписи. Это я прекрасно помнил, а потому был уверен, что и сейчас с данной мебелью ничего не случится. Осколки планшета завернул в тряпку и сверху кинул пару советских журналов «Наука и жизнь» для маскировки.

Всё, дело было сделано. Если сюда кто и заглянет, решит, что тут старый хлам. К тому же лежать ему тут совсем недолго, ибо уже скоро за ним обязательно придут.

Телефонная будка стояла прямо у выхода из подземного перехода. Я достал из кармана две копейки, бросил в прорезь, снял трубку и набрал семизначный номер. Щёлкнули реле, послышались короткие гудки.

– Да, слушаю, – раздался настороженный голос на том конце провода.

– Товарищ Артём на связи, – прикрыв динамик платком произнёс я.

Наступила пауза. Потом голос изменился, и как мне показалось, словно бы потеплел:

– О, это вы! Наконец-то! Сколько времени прошло… Я думал, вы умерли!

– Не дождётесь! Я живее всех живых. Ну а пропадал я по, так сказать, личным мотивам.

– И всё же мне не нравится, что вы пропускаете сеансы связи! – недовольно забурчал министр.

– Ничего не могу с этим поделать. Я вообще-то рабочий человек и меня иногда тупо начальство с работы не отпускает, – немного наврал я и, кое-что вспомнив, произнёс: – Да и вообще, вы кто? Почему себя не идентифицировали?

Щёлоков, который явно собирался продолжить давать мне нагоняй, тут же осёкся, потом тяжело вздохнул и монотонно произнёс:

– Я умер у себя в кабинете в 19…

– Последние цифры называть не надо! – прервал его я. – Я думаю, теперь вы и сами прекрасно понимаете почему. Мы с вами меняем исторический процесс, а значит, теперь ваша судьба в ваших руках, поэтому старое выкидываем за ненужностью куда подальше и приходим к парадигме, что вы будете жить долго и счастливо.

– Вашими бы молитвами, – буркнули в трубке.

– Тогда давайте перейдём к делу?

– Разумеется. Докладывайте, я записываю, – по-военному приказал министр, очевидно тоже желавший поскорее перейти к сути.

– Начну с необычной новости: я тут пошукал по закромам и нашёл кое-что интересное. На мой взгляд, эта находка крайне ценная и может пригодиться в изучении микроэлектроники.

– О чём идёт речь?

– Осколки вычислительного устройства из будущего.

– Гм, осколки? То есть оно не работает? Насколько оно повреждено? – явно заволновался голос в трубке.

– Повреждено, – вздохнул я, помня, с каким остервенением я запустил когда-то верный планшет в кирпичную стену. – Но при желании, при умелом использовании той документации, что я вам передавал ранее, при подключении специалистов, думаю, его вполне можно починить. А если и нет, то на его основе полученных из его конструкции данных, скорее всего, будет возможно создать что-то подобное.

– Вас понял. Где оно находится?

– Спрятал в надёжном месте.

– Где? – голос Щёлокова вновь немного дрогнул.

Я его прекрасно понимал. Одно дело – информация и просто документы из будущего, а совсем другое – потрогать это самое будущее своими руками, прикоснувшись к нему и ощутив, что в бездне неизвестности точно есть что-то такое, что обязательно случится.

– Арбат, подвал дома номер… – я назвал адрес. – В тумбочке, под фанерой, свёрток в синей тряпке.

В трубке послышался звук шариковой ручки – министр конспектировал.

– А как называется это устройство и какова его функциональность – для чего оно? – уточнил он.

– Это планшет – тонкий компьютер. Сенсорный экран, работает от аккумулятора, соединяется с глобальной радиосетью, которая в будущем называется Интернет, без проводов. – Я услышал, как он тихо присвистнул. – Микросхемы там – на уровне, о котором НИИ этого времени пока только мечтают. Но повторюсь, при желании и ясности цели всё осуществимо и всё возможно. Зная, что путь стопроцентно верен, идти по нему будет в разы легче.

– Понял, – ответил он. – Я сейчас же туда отправлюсь. Вы молодец, товарищ Артём!

Я усмехнулся:

– Я всегда молодец, Николай Анисимович. Только не дайте учёным сломать там всё кувалдой. Пусть аккуратно разбирают.

– Само собой.

Договорившись о новом сеансе связи, который будет не ранее чем через месяц, я повесил трубку и, поправив лежащую в рюкзаке пишущую машинку, бегом направился к метро. Отсюда нужно было уходить, причём быстро.

Воспользовавшись вначале подземным транспортом, а затем и автобусом, который, к сожалению, пришлось ждать весьма долго, в конце концов был на своей, теперь уже родной киностудии. Однако тут меня ждал неприятный сюрприз, доказывающий несерьёзное отношение прочих работников к серьёзной работе и творческому процессу.

Двери на проходной оказались закрыты.

– Так нет никого, – сказал мне вышедший на стук вахтёр и по совместительству сторож Петрович.

– Это почему? – удивился я и тут же завёлся. – Работать надо, а не шляться непонятно где! Роботы-убийцы не ждут! Где все?

– Э-э, спят, наверное, – пожал плечами тот.

– Безобразие!

– Ну почему же, – усомнился в моих словах сторож. – Устали люди, вот и спят. Ты приходи часов через семь и все будут на месте.

– А почему через семь? – язвительно осведомился я.

– Так с девяти ж работа киностудии начинается. Вот к девяти и приезжай.

Я удивился такому повороту, а потом осмотрелся по сторонам и неуверенно спросил:

– А сколько сейчас времени-то?

– Так это… второй час ночи пошёл.

– Ни хрена себе, – прошептал я, ошеломлённо прикидывая, как это выглядит со стороны – кромешная ночь, пустырь, бывший кирпичный завод и я с мыслями о роботе-убийце.

«Жуть!»

* * *

Интерлюдия

Министр МВД СССР

Щёлоков, разумеется, не доверил столь деликатное дело никому. Даже самым преданным своим людям. Дело было настолько щепетильным и странным, что он лично сел не в «Чайку», а в обычную милицейскую «Волгу», после чего поехал в центр города и забрал свёрток, оставленный загадочным «товарищем Артёмом». Секретность была запредельная, а потому даже водителем был сотни раз проверенный человек.

Свёрток нашёлся быстро и уже через несколько минут автомобиль Николая Анисимовича для обеспечения алиби направлялся на дачу.

В машине Щёлоков аккуратно развернул тряпицу. Внутри оказались куски какого-то непонятного устройства – осколки пластика, странные платы с микросхемами и что-то похожее на разбитый экран. Понимая, что, скорее всего, тот, кто называет себя путешественником во времени, не обманул и это действительно артефакт из будущего, он аккуратно сложил находку обратно, запер в небольшом дипломате и всю дорогу до дачи думал, как лучше ему теперь поступить.

С одной стороны, нужно было бы попробовать снять отпечатки. Но с другой стороны, для этого пришлось бы привлекать несколько новых лиц для дактилоскопической экспертизы. Профессионалы в этой области должны были быть надёжными и проверенными. Таких людей Николаю Анисимовичу ещё только предстояло найти. Но дело не терпело отлагательств. Прежде чем идти дальше министру нужно было точно знать – правда ли то что находится у него в руках прибыло из другого времени, или это всё бутафория и фарс. И помочь в решении этой проблемы, мог лишь один человек.

Наутро Николай Анисимович позвонил академику Алфёрову. Жорес Иванович, человек энергичный, но невероятно загруженный, услышав, что речь идёт о какой-то особой аппаратуре, согласился принять министра немедленно.

В назначенный час Щёлоков вошёл в кабинет одного из НИИ. Алфёров поднялся из-за стола, пожал министру руку и кивнул на стулья:

– Прошу, Николай Анисимович. О чём идёт речь?

– Дело секретное, – сказал министр МВД, глядя учёному прямо в глаза. – Секретное настолько, что никому, кроме вас, я это не доверю. Взгляните.

Он раскрыл свёрток на столе, и куски странного устройства высыпались на зелёное сукно.

Учёный на мгновение замер, прищурился и взял одну из плат двумя пальцами.

– Любопытно… – пробормотал он. – Микроэлектроника, явно не наша.

– Вот именно, – тихо сказал Щёлоков. – Мне нужно, чтобы вы дали хотя бы оценку того, что у вас в руках. Не разбирать прямо сейчас всё по винтикам, но… за час вы могли бы сказать хотя бы в общих чертах, что это?

Алфёров на пару секунд задумался, а потом кивнул.

– Если только в общих чертах, то конечно, разумеется, попробуем.

Министр одобряюще кашлянул, прошёл к креслу у окна и, достав из портфеля папку с докладами, которые всё равно нужно было прочитать, принялся листать бумаги, иногда украдкой наблюдая за учёным.

А тот был уже весь в работе. Он аккуратно разложил осколки по столу и раскладывал платы рядом друг с другом, словно собирал мозаику.

Сначала он просто рассматривал микросхемы, водя пальцем по дорожкам, а затем брал ту или иную часть устройства и всматривался в неё. Щёлоков видел, как на лице учёного сначала появилось лёгкое недоумение, потом интерес, потом – нечто вроде детского восторга.

– Вот это да… – шепнул он сам себе, глядя на одну из микросхем. – Такого у нас даже в проекте нет…

Министр оторвался от доклада.

– Что-то интересное?

– Интересное⁈ Это мягко сказано, – ответил Алфёров, не поднимая глаз.

Министр ничего не сказал, только ещё плотнее сжал губы.

Через несколько минут учёный резко поднялся, пробормотал «минуточку» и почти бегом выбежал из кабинета. Не прошло и трёх минут, как Алфёров вернулся с переносным микроскопом. Он установил его на стол, аккуратно положил одну из плат под линзу и стал всматриваться. Сначала молча. Потом его лицо начало меняться – удивление, шок, даже лёгкое недоверие.

Щёлоков тихо перевернул страницу доклада, но всё больше смотрел на учёного, чем читал.

– Ну? – наконец спросил он.

Учёный выпрямился, снял очки, протёр их и снова надел. Потом посмотрел на министра.

– Я не знаю, как это возможно, – сказал он тихо. – Но по технологии изготовления… по толщине дорожек… по типу полупроводников… да что там, по типу… тут же даже маркировки с годом изготовления стоят, – он снова ткнул пальцем в микросхему, – это сделано в будущем.

– Насколько будущем? – ровно спросил Щёлоков.

– Не знаю. Далёком, – Алфёров покачал головой, снова наклонился к микроскопу. – Господи, это же… это же даже не кремний! Это уже гетероструктуры… такого у нас нет и ещё долго не будет…

Министр молчал.

Вдруг Алфёров резко выпрямился и прошептал почти неслышно:

– Две тысячи девятнадцатый год…

– Что? – Щёлоков подался вперёд.

– Запчасти этого устройства… – он указал пальцем на лежащую микросхему и медленно, почти по слогам прошептал. – Сделаны в 2019 году. В Тайване!

– Вы уверены в этом?

– Да! Там маркировка стоит! Но как⁈ – воскликнул он, наконец. – Как это могло оказаться здесь, в 1978 году?

Щёлоков поднёс палец к губам.

– Спокойно, Жорес Иванович. На вопрос, как это здесь оказалось, вы мне ответите чуть позже. А сейчас я хочу услышать, что вы думаете о перспективе применения этих технологий.

Алфёров глубоко вздохнул и, не веря в происходящее, вновь посмотрел через микроскоп на маркировку.

– Если мне дадут всё необходимое и людей… мы сможем сделать скачок лет на двадцать вперёд, а может, и больше. Но предупреждаю – это работа на годы.

Министр согласно кивнул, ведь теперь годы у него были.

Конец интерлюдии

Глава 10
Утро нового дня

– Саша! Вставай! Пора на работу! – раздался родной голос.

Я тут же накрыл подушкой голову.

– А я говорю: вставай! – произнесла мама, стянув с меня одеяло.

– Ну мам, ещё минуточку.

– Никакой минуточки. Вставай! Опоздаешь!

– Ну мам, ну можно я сегодня не пойду? – заканючил я. – У меня живот болит.

– Сейчас позавтракаешь, и пройдёт, – парировала она.

– Ну мам, ну пожалуйста. Ну, последний раз…

– Никаких разов! – отрезала мамуля. – Сам виноват! Нечего по ночам шляться! Нужно как нормальные люди ночью дома спать, а не гулять до утра неизвестно где! Ох, ремень по тебе плачет! Вставай, говорю! А то министр ругаться будет!

– Ох, – горестно вздохнул я, глядя на мир еле-еле приоткрытыми глазами.

Моё состояние можно охарактеризовать лишь двумя словами – состояние нестояния.

На подгибающихся ногах, шаркающей походкой, ударяясь плечами обо все углы, которые только можно было найти по дороге, я побрёл в ванную.

Живительная влага в виде холодного душа мгновенно прогнала всю сонливость, и уже через пятнадцать минут я сидел за столом на кухне и завтракал яичницей с помидорами и колбасой, что приготовила мне мама.

– Саша, тебя сегодня ждут на киностудии в пятнадцать ноль-ноль. Звонила твоя секретарша и сообщила о совещании по поводу съёмок фильма, – произнесла она.

Выполнив свой материнский долг, разбудив и накормив своего сынулю, мама оделась и, чмокнув меня в щёчку, убежала на работу, оставив сына разбираться с очередным философским вопросом о несправедливости бытия.

И вопрос этот был далеко не праздный. Разбираясь в нём, можно было смело заявить: «Да сколько ж можно⁈ Доколе, терпеть человечеству такую вопиющую несправедливость⁈»

Какую именно? Да вопиющую – какую же ещё⁈

Не успел маленький человечек, допустим – я, появиться на свет, а его уже начинают будить: «Саша, просыпайся, пора кушать».

А только подрос, уже начинает звучать:

«Саша, вставай, в детский сад пора, а то опоздаешь – воспитательница ругать будет».

Ну а дальше больше:

«Саша, вставай в школу, а то опоздаешь – учитель ругаться будет».

И пошло – поехало…

«Саша, вставай в институт. Опоздаешь – лектор ругаться будет»

«Саша, вставай. Пора в аспирантуру. Опоздаешь – научный руководитель ругаться будет».

«Саша, вставай на работу. Опоздаешь, начальник ругаться будет».

И как вишенка на торте:

«Саша, вставай в министерство. Опоздаешь, министр ругаться будет».

И какой из этого всего следует сделать вывод? Да очень простой – только на пенсии человек может спокойно пожить по-человечески, чтобы его никто не ругал, не запугивал и давал выспаться.

Вывод, конечно, странный, но какой есть.

Находясь в шоке от чистоганной правды, всеми фибрами души жалея бедных хомо сапиенс, направился к себе в комнату.

«Раз на работу мне только к обеду, то пока можно поработать над сценарием „Сержант Белка“», – в предвкушении начал я планировать своё утро. – К огромному сожалению, пока был в деревне, не смог выкроить времени, чтобы переписать сценарий к данной картине, но от идеи снимать комедии отказываться нельзя, и я не собираюсь этого делать. Поэтому пока, для начала, попробую заинтересовать начальство одним лишь синопсисом, тем самым запустив процесс. И если всё выгорит (а как может быть иначе?) там я уже найду повод и время смотаться на пяток часов к мельнице и всё переписать'.

Но приступить к реализации данного творческого проекта мне не удалось. Раздался телефонный звонок.

В голове сразу же возникла мысль, что, возможно, само мироздание не желает, чтобы я снимал комедии и всеми силами пытается мне помешать.

А как ещё это можно было объяснить, если, как только я собираюсь начать работу над сценарием «Белки», то сразу же меня что-то или кто-то начинает самым бессовестным образом отвлекать?

«Кто бы это мог быть?» – спросил я себя и, сняв трубку, вслух произнёс:

– База торпедных катеров слушает.

На другом конце провода кто-то резко вдохнул и будто бы задержал дыхание. А потом голос Севы неуверенно произнёс:

– Саша, это ведь ты?

– Привет! А ты всё никак мою шутку запомнить не можешь? – усмехнулся я.

– Я её запомнил, но уточнить было надо. Мало ли. Вдруг это не ты, – запутал меня друг.

– Давай будем считать, что это я, – решил не заморачиваться с распутыванием ребуса друга Севы и поинтересовался: – А ты чего не в музыкальном училище?

– Так мы ж с Юлей отпросились на месяц. У нас же гастроли. К тому же сейчас репетиции с утра и до вечера. Ты ж нам новый материал дал. Вот над ним и работаем.

– Молодцы! – похвалил я и, глянув на пустой лист бумаги, спросил: – Сева, ты по делу или как? А то мне тут кое-что написать надо, пока судьба вновь вмешиваться не начала.

– По делу, Саша, – ответил друг и тут же, как я его и учил, не стал мямлить, а взял, что называется, быка за рога: – Ты не мог бы нам сегодня уделить немного времени? Хотя бы полчаса – не больше.

– А что случилось?

– Да комиссия из Минкульт и Госконцерт не хочет новый материал принимать без тебя.

– Это почему? Песни же все зарегистрированы и цензурой одобрены, – удивился я и напомнил: – Они все ж зарегистрированы, а значит – цензуру уже давно прошли.

– Это да. Но они говорят, что нужно твоё подтверждение, что композиции исполнены именно так, как должно быть – как задумано именно тобой.

– Что за новость? Почему они это придумали?

– Говорят, что все песни, которые ты придумываешь и принимаешь участие в создании – это шлягеры. И так как группа у нас популярная, то мы не можем рисковать и выходить на сцену с неопробованным и неутверждённым тобой репертуаром. Одним словом, они опасаются, что мы сыграем песни не так, как мог бы сыграть и исполнить их ты. Потому и перестраховываются, – пояснил клавишник.

– Странное решение. Но, в общем-то, имея извращённое мышление, с ним можно было бы и согласиться, – хмыкнул я.

– Ага, – вздохнули в трубке. – Так вот собственно я и звоню с просьбой, чтобы ты подъехал хотя бы на час. Посмотришь, что у нас получается, может быть, совет дашь какой, а заодно и утвердишь. Сможешь помочь?

– Смогу, – вздохнул я, вновь глянув на пустой лист.

– А когда? – тут же поинтересовался друг.

– Заезжай и поедем.

– Что, прямо сейчас? А на работу, на киностудию ты не поедешь?

– Мне к обеду туда надо. Так что до часа или даже до двух, я весь ваш! Но два – это крайний срок!

– Отлично! – радостно вскрикнул Сева в трубке. – Через тридцать минут я у тебя.

– Ребятам не забудь сообщить. И комиссию предупреди, – напомнил я.

– Сделаю. Я сейчас Якову Моисеевичу звякну. Он этим и займётся.

– Добро, – дал отбой связи и, посмотрев на звёздный потолок комнаты, вопросил: – Вселенная, ты что, правда не хочешь, чтобы я снял комедию?

Но ответом мне была тишина, если не учитывать звук дрели, которую сосед через стену по обыкновению врубил с самого утра.

«Оно и понятно. Портал домой, в ад, нужно начинать бурить, пока не взошло солнце, ибо удел демонических сущностей – жизнь во мраке».

Ну а я, решив, что терять времени мне нельзя, не обращая внимания на потуги давно сошедшего с ума владельца электроинструмента, взял ручку в руки и принялся за работу, ведь до приезда Севы у меня было как минимум двадцать девять минут.

Репетиционной базой для группы уже давно стала студия на фирме «Мелодия». Ребята являлись лучшим ВИА Советского Союза, и их статус предусматривал всё только лучшее.

Когда мы подъехали, весь состав «Импульса», включая Катю, а также члены комиссии, уже был на месте. Девушка, в которую я был когда-то влюблён, старалась на меня не смотреть, и даже когда мы поздоровались, отвела глаза.

Я чувствовал её нервозность и понимал, что в таком состоянии ей петь будет сложно. А ведь момент был непростой – выступить для утверждения репертуара комиссией вся группа должна была не просто хорошо, а только и исключительно на отлично. Шепнул на ушко Антону, чтобы те настраивали инструменты минут пять, а сам, взяв Котёнка под локоть, отвёл её в сторону.

– Привет, красавица, ещё раз, – произнёс я как можно дружелюбным тоном.

– И тебе привет, – произнесла она.

– Хорошо выглядишь.

– Спасибо… Ты тоже.

– Катя, я знаю, что ты замуж собралась. Хочу тебя поздравить с этим.

Она наконец подняла глаза и чуть их прищурив с долей язвительности произнесла:

– А если и замуж⁈ Ты-то ведь женат!

– Да, – вздохнул я и вновь как можно дружелюбней спросил: – Скажи, а что будет с твоей карьерой – карьерой певицы? Ты уйдёшь из группы?

Она тут же закачала головой.

– Почему?

– Ну, – я пожал плечами. – Свадьба там – все дела… Семейная жизнь…

– Нет! Я не хочу уходить, – запричитала она, а потом её глаза расширились, и она испуганно прошептала: – Саша! Сашенька! Пожалуйста! Не надо! Не делай этого! Прошу тебя!!

– Стоп! Стоп! Ты что⁈ – поднял я руки, словно бы сдаюсь в плен. – Что случилось?

– Не выгоняй меня из группы!

– Я и не собирался. Я наоборот отвёл тебя, чтобы выяснить этот вопрос и попросить тебя не покидать коллектив. Ведь ты и «Импульс» это одно целое.

– Я никогда не уйду из ВИА, – торжественно пообещала она.

– Вот и отлично. Значит, мы с тобой всё прояснили. Тебя же ещё раз поздравляю и желаю тебе всего хорошего. А теперь иди, готовься.

Она поблагодарила меня ещё раз, непонятно, правда, за что, и ушла к ребятам.

А у меня защемило в груди.

«Сердце? Так значит, оно у меня есть?» – риторически спросил я сам себя. И тут же ответил: – «Конечно, есть, раз болит. А значит, о нём надо заботиться и нервничать поменьше. Ушла, значит ушла. Люди встречаются, люди расходятся. И как бы грустно от этого ни было, такова природа вещей – такова жизнь».

Антон, подстраивая гитару, постоянно косился на меня и, когда увидел мой одобряющий кивок, быстро закончил настройку электроинструмента и, подойдя к микрофону, объявил:

– Группа «Импульс» на сцене. Мы рады приветствовать высокую комиссию и нашего духовного наставника Александра Васина. Представляется новая программа из шести песен для комиссии Министерства культуры СССР и ГлавЛита. Первая песня называется…

Ну что сказать, ребята стали профессионалами. Продемонстрированный ими материал поражал своей целостностью и качеством исполнения. Все песни, что я им подарил, были сыграны так, как нужно, и практически без ошибок. Несколько небольших шероховатостей, что были допущены во время игры, были практически неразличимы, и простой неискушённый в музыке обыватель их абсолютно не заметил бы.

По окончании программы встал, подошёл к микрофону и озвучил своё решение:

– Уважаемая комиссия, меня более чем всё устраивает, и я считаю, что ребята исполнили все композиции так, как нужно.

Глава комиссии, солидный мужчина почти преклонного возраста поднялся со стула и сказал:

– Товарищ Васин, с вашими выводами комиссия полностью согласна.

– Вот и отлично, – обрадовался я и как бы между делом буркнул: – Тогда я побежал. А то у меня дел на киностудии выше крыше.

– Конечно, конечно, – закивал большой начальник. – Только, с вашего позволения, один вопрос.

– Слушаю.

– Вы сами-то какие песни будете на концерте исполнять?

Вопрос был задан таким будничным тоном, что я даже опешил.

Когда через пару секунд пришёл в себя, я совершенно некультурно ответил вопросом на вопрос:

– А я что, там собираюсь что-то исполнять?

– Да, – кивнул глава комиссии. – Четыре-пять песен, как меня заверили в МИД.

– Ничего себе. Что самое интересное, самого меня никто почему-то не заверял, – покачал я головой.

Дверь в студии распахнулась и в помещение вбежала запыхавшаяся вахтёрша.

– К телефону требуют товарища Васина.

– Кто? – спросил я за всех.

– Не знаю. Сказали из МИД СССР, – произнесла женщина и мотнула головой в сторону выхода, тем самым показывая мне направление движения.

– Вот сейчас заверят, – вздохнул я и, прекрасно понимая, что сейчас меня будут склонять ко всем тяжким под пристальными взглядами присутствующих, направился на гильотину.

Как и ожидалось, приказ был однозначен – партии и правительству позарез надо, чтобы я исполнил несколько песен.

– Товарищ Васин, товарищ Громыко лично просит вас об этом, – пояснял мне один из помощников министра. – Дело в том, что послы многих стран, узнав, что вы сейчас в Москве и вновь работаете с группой «Импульс», пожелали пойти на концерт, что был намечен в Лужниках.

– Почему «был»? – закономерно задал вопрос я.

– Потому что из-за невиданного для нашей страны ажиотажа есть решение перенести концерт на лётное поле в Тушино, иначе никак не получается вместить всех желающих. Билеты в Лужники были проданы менее чем за три часа, поэтому по массовым просьбам трудящихся концертная площадка увеличена в разы. Товарищ Васин, я надеюсь, вы понимаете всю ответственность, которая возложена на вас?

– Вы имеете в виду визит послов?

– Не только! Уже есть запросы на приезд и посещения культурного мероприятия десятков делегаций со всего мира. Товарищ министр иностранных дел СССР и другие ответственные товарищи очень надеются, что вы не подведёте и выступите на концерте, покорив сердца всех прибывших.

В трубке ещё что-то говорили, но я собеседника почти не слушал, ибо в голове вертелось лишь одно – придётся не только петь, но и пить… А этого мне делать совершенно, категорически, абсолютно не хотелось!