Текст книги "Министр Щелоков"

Автор книги: Максим Брежнев

БАЛЛАДА О СОВЕТНИКЕ

И. В. Астапкин, генерал-лейтенант в/с

 
Что такое в Афгане советник?
Никогда я об этом не знал,
Не придумал бы и не ответил,
Если б в шкуре его не бывал.
 
 
Пусть советник «ближайшей» конторы
Не обидится, не упрекнет
За чуть-чуть приоткрытые шторы,
Где афганский советник живет.
 
 
Опыт прошлого за плечами
Нужен, словно озимый посев.
Мы весной начинаем сначала
Изучать быт, язык и рельеф.
 
 
И себя не считаем богами,
Не дано здесь привычных нам прав.
Пашем землю сохой и плугами,
Тот, кто пашет, – тот издревле прав.
 
 
Нелегка необычная ноша,
Неустроены отдых и быт.
Словно в волны бурливые брошен,
Курс сверяешь – куда тебе плыть.
 
 
Круг обязанностей не очерчен,
Нет приказов, инструкции нет.
Вот и крутимся в пекле, как черти,
Разбираясь, где тень, а где свет.
 
 
Бесконтрольны – беспрецедентно,
Слава творческому труду,
Жизнь вращается, как кинолента,
Словно листья в осеннем саду.
 
 
То, что делать приходится ныне,
Не приснилось бы дома во сне.
Давит бремя забот, как лавина,
За собою влекущая снег.
 
 
Мы в ответе без всяких приказов
За любое решение здесь,
Нам доверили многое сразу,
Оказали высокую честь.
 
 
И теперь здесь страну представляем,
Ту, которой достойнее нет,
Долг гражданский сейчас выполняем,
Перед Родиной держим ответ.
 
 
С мелочей начинали работу,
И отчеты учились писать,
Но другие мирские заботы
Заставляли бумаги бросать.
 
 
Под обстрелом тянуть заставляли
ЛЭП в Тагабе и Суруби,
Потому что рабочие ждали
И без дела сидеть не могли.
 
 
Чтоб работала слаженно, дружно
Экономика не на словах,
О продуктах заботиться нужно,
О мазуте и о дровах.
 
 
Семена доставать, удобренье,
Развозить по уездам, полям,
Беспокоиться, чтоб наводненье
Больших бед не доставило нам.
 
 
Ежедневно, часами беседы,
То с крестьянином, то с муллой.
Бесконечные жалобы, беды,
Мимо них не пройдешь стороной.
 
 
Мол, опять увели и убили,
Разорили родительский дом,
Что бандиты безжалостны были,
Гнев мой будет ответным судом.
 
 
Дайте мне вертолет и гранаты,
Мне знаком там любой уголок,
Все мужчины сегодня солдаты —
Пусть бандиты запомнят урок.
 
 
И советник – бывало – с рассветом
(Пусть за правду нас «ближний» простит),
Не дождавшись высоких советов,
Сам с наводчиком в горы летит.
 
 
Вертолет содрогается НУРСом,
Крепость черная сзади дымит,
И привычным, изведанным курсом
Через горы обратно спешит.
 
 
И тогда, по ущельям летая,
Где вершины над головой,
Ты поймешь – вертолеты сбивают,
Если вражеский дзот над тобой.
 
 
На работу пешком здесь не ходят —
БТР, вертолет или джип —
Смерть – старуха сторонкою бродит,
Удивляясь, что ты еще жив.
 
 
Вот к примеру, вчера в Кандагаре
Трех ребят прострочил автомат.
День, прошедший в ужасном кошмаре,
Будет памятней всяческих дат.
 
 
Любопытство присуще мужчинам,
После этаких передряг
Подсчитав, сколько дырок в кабине,
«По три на душу» – здесь говорят.
 
 
Не рассказываю я сказки,
И сгущать краски смысла нет.
По бронированным салазкам
Здесь давно уже бьют РПГ.
 
 
Тут оружья – на три поколенья,
(Автомат, пулемет, миномет),
Чтоб забрать его у населенья,
Изымать надо лет восемьсот.
 
 
Караваны бандитов ночами
Тащат тропами на ишаках,
То, что новыми смертями
Обернется от вас в двух шагах.
 
 
Банды платные из-за границы
Вновь с инструкциями идут,
И кровавые вереницы
Смерть и слезы народу несут.
 
 
Чтобы снова убить, покалечить,
Дом взорвать или школу поджечь,
Чтоб оружием обеспечить,
А обманутых в банды вовлечь.
 
 
Вы в понтонных делах разбирались,
Сидя там, за широким столом?
Там давно уж мосты не взрывали,
Много лет мирной жизнью живем.
 
 
Здесь же ищешь понтонного доку,
Чтобы бился без сбоя пульс трасс—
Взорван мост, а в Айнаке не могут
Буровые станки встать на час.
 
 
В Багроми, Лашкарге, Нангархаре
Грабят фермы, уводят коров.
Вертолеты к горам запорхали,
Здесь советники – за пастухов.
 
 
Похвалы от военных не жди,
Но однажды в зауженном круге
Генерал мой знакомый один
Говорил о советнике-друге:
 
 
Не просил, мол, он танков, солдат,
А что б скрасить течение буден —
Под кровать бросьте ящик гранат,
Спать ночами спокойнее будет.
 

* * *

 
Ну а ночи, афганские ночи.
До чего же они хороши.
Правда, выйти никто не хочет,
И на улицах – ни души.
 
 
В Кандагаре, Газни и Герате
С темнотой затевают концерт.
До утра огневые сонаты,
И каких инструментов в нем нет.
 
 
Где-то тоненько звякают пули,
Автомат заикнулся опять,
Триста третьи тявкают «буры»,
ДШК о себе дает знать.
 
 
РПГ как из бочки ухнет,
Рявкнет пушка, как в пирс прибой,
Все вокруг на минуту затихнет,
Чтоб оскалиться снова стрельбой.
 
 
После той музыкальной ночи
Не узнать в Чарикаре наш дом,
Окна, будто огромные очи,
Озирают пожары кругом.
 
 
А в Герате шальная пуля
В спальню – шлеп и волчком на столе,
Коль тебя она вновь минула,
Значит, будешь ты жить до ста лет.
 
 
Мы под утро на жесткой постели
Лишь с рассветом заснем чуть-чуть,
И не спится нам в БТРе —
Зябнут ноги и стынет грудь.
 
 
Эх, в лесу, на зеленой бы травке,
Полежать где-нибудь под Москвой.
Эти мысли, как будто пиявки,
Жалят мозг напряженный мой.
 
 
Но заботы мирские наши
Рвут мечты паутинную нить,
Вновь влипаем в будни, как в кашу,
И порою – хоть волком выть.
 
 
Выбивает из равновесья
Боль, сильнее, чем зубы сверлит, —
Многочисленные известья,
Что опять кто-то где-то убит.
 
 
Здесь террор по-восточному сложен:
Хлоп – и спрятаны в воду концы,
Детям, внукам узнать невозможно,
Как погибли сегодня отцы.
 
 
Вот опять принесли донесение:
Снова банды с Востока идут,
Начинается наше «сраженье»,
Чтобы шла операция тут.
 
 
Эти «битвы» за операции —
Сколько проигрышей и побед!
Через ЗАСы, ВЧ и рации
Согласовываешь ответ.
 
 
Умоляешь, ругаешься, просишь,
Давишь на генеральский погон:
Оргядро, что в уезде, – не бросишь,
Дайте роту иль батальон.
 
 
И, бывало, приходится с ротой
Проползти по грязи, хоть умри,
Вдоль арыков, в кяризах с пехотой,
Где-то там, под Пули-Хумри.
 
 
…Окружили банду в ущелье,
Все, победа, последний рывок!
А душманы клопами в щели, —
Расползлись, каждый в свой уголок.
 
 
Из пещер ощетинились доты,
И пробиться невмоготу,
Полегла половина роты
У Пандшира и Джигату.
 
 
Вот сегодня, чуть солнце спрячет
Луч последний в апрельский закат,
Будет новый удар назначен,
Впереди, как всегда, «Каскад».
 
 
Хорошо, если обойдется,
Парни завтра вернутся домой,
Ну, а ежели кровь прольется,
Кто в ответе за них головой?
 
 
Кто просил, добивался и клянчил?
Заверял командиров – кто?
А теперь виновато прячет
Взгляд в распахнутое окно.
 
 
И пускай допустил оплошность
Тот, по ком долго литься вину,
Уважаем мы осторожность,
Но на мертвых не валим вину.
 
 
Ночью длинною вспоминаем,
Под глазами – погибших тень,
И вину на себя принимаем
Мы без скидок на черный день.
 
 
Для чего эти наши жертвы?
Проливается наша кровь?
Я вопрос этот, глядя на мертвых,
Задаю себе вновь и вновь.
 
 
Отвечают простые люди,
Те, которые сеют и жнут.
Говорят, если вас не будет,
Нас растопчут, нас завтра убьют.
 
 
Отвечают зверства душманов,
Сцены ада в глазах по сей миг,
Отвечает стон женщин Пагмана,
Дочерей их предсмертный крик.
 
 
И расстрелянные дети,
Не разжавши с портфелем руки,
Кто тянулся к знаниям, к свету,
Будто к лампочке мотыльки.
 
 
Мне рассказывал наш полковник:
За спасенье детей своих
Целовал ему руки паломник,
Самый первый из всех святых.
 
 
Отвечают пещеры Герата,
Кандагарский огонь ночной,
Отвечают наши солдаты
Честью, мужеством и борьбой.
 
 
Быт наш будничный незатейлив,
По-мужицки удобен и прост,
То недельное разговенье,
То двухмесячный длинный пост.
 
 
Нас запретом пугнули нечаянно:
Мол, шесть литров, не больше, в год!
Но стаканом граненым встречаем
Мы любого, кто к нам зайдет.
 
 
Не прервет христианский обычай
Ни приказ, ни исламский запрет.
Наливаем в стакан привычно
То, чего в изобилии нет.
 
 
Или женский вопрос? Пустяки ли?
Кто без милой полгода в войне,
Мужики все, конечно, такие
В Крым путевки достойны вполне.
 
 
Ну, а тех, кто весь год под чадрою
Не увидел приятных нам черт,
Наградить бы путевкой такою,
Позавидовал чтобы и черт!
 
 
Я теперь сам и повар, и прачка —
Сам готовлю, стираю белье,
От себя я не прячу заначку —
Все, что выдадут – все мое.
 
 
Накуплю безделушек в дуканах
(Броский, редкостный здесь товар),
Правда, жены добром не вспомянут:
Где такого дерьма, мол, набрал.
 
 
Недосуг здесь нам в тряпках копаться,
Этикеток сличать клеймо,
Лишь глазам бы не разбежаться,
Потому и берем дерьмо.
 
 
Почта, письма, из дома вести,
Не насытимся ими всласть.
Пять получим, пятнадцать, двести —
Все равно еще будем ждать.
 
 
От среды до среды считаем
Дни, когда прилетит самолет,
Так недели, как лед, растают,
В среду нас самолет унесет.
 
 
Улетим мы в родные дали,
К тем, кто ждет, кто на год постарел.
Мы афганцам сердца отдали,
И висок у меня забелел.
 
 
Под афганской небесной синью
Много встретили мы друзей,
Но родные поля России
Полюбили еще сильней.
 
 
Если честно сказать и трезво —
Каждый день на счету у нас,
А тем более перед отъездом —
Долго тянется каждый час.
 

* * *

 
Мы – советники, мы – соратники
По великой и трудной борьбе,
За год стали родными братьями,
Благодарны своей судьбе.
 
 
Пусть не каждый – все, что здесь сказано —
Сам за этот год пережил,
Но коль будет нам вновь приказано,
Точно выполним, все как один!
 

Кабул.

Март-май 1981 г.

СМЕРТЬ Л. И. БРЕЖНЕВА

Если говорить о настоящих друзьях Л. И. Брежнева, то в первую очередь следует назвать К. С. Грушевого. Генсек постоянно обращался к нему за советом, так как доверял ему безгранично. Высокое положение Брежнева никак не отразилось на взаимоотношениях друзей. Их связывали скорее не дружеские, а братские узы.

После своих выступлений на съезде или пленуме всегда спрашивал Константина Степановича:

– Как я выступил?

– Встретимся, поговорим об этом отдельно, – отвечал тот.

В Минобороны знали об особых отношениях Грушевого с Брежневым. Генерал армии Иван Третьяк рассказывал мне, что высшие военные чины Грушевого опасались, при нем старались не сказать лишнего.

– Костя, ну мы поработаем еще? – в последние годы жизни, звоня по телефону, часто спрашивал Брежнев.

– Обязательно поработаем, Леня, поработаем!

10 февраля 1982 года Константина Степановича Грушевого не стало.

Несмотря на очень плохое состояние здоровья, Брежнев приехал проститься с другом. В буквальном смысле его завели под руки, он не сразу сориентировался в зале: «Где мой Костя?» На похоронах Брежнев не мог сдержать слез.

В почетном карауле у гроба К. С. Грушевого поочередно стояли практически все члены Политбюро, в том числе и М. С. Горбачев.

С этого момента Л. И. Брежневу самому отпущено жизни было немного.

9 ноября 1982 года после праздников Л. И. Брежнев вышел на работу. По воспоминаниям сотрудника его секретариата, Брежнев попросил, чтобы в приемной к его приезду находился Ю. В. Андропов.

«Брежнев прибыл в Кремль примерно в 12 часов дня в хорошем настроении, отдохнувший от праздничной суеты. Как всегда, приветливо поздоровался, пошутил и тут же пригласил Андропова в кабинет. Они долго беседовали, судя по всему, встреча носила обычный деловой характер…»[231]231
  Майсурян. «Другой Брежнев».


[Закрыть]

О чем они говорили, до сих пор остается неизвестным. Скорее всего, обсуждали предстоящий пленум ЦК. По некоторым сведениям, на нем предполагался переход Брежнева на пост председателя партии, а новым генеральным секретарем будет рекомендован 64-летний В. Щербицкий. После разговора с Андроповым, генсек переговорил по телефону с Н. А. Щелоковым. Это следует из записей в журнале учета приемной Л. И. Брежнева.

Утром следующего дня, 10 ноября, в День советской милиции Л. И. Брежнева не стало.

Первым на дачу через двадцать минут после смерти генсека приехал Андропов. Как следует из мемуаров Чазова, сразу же проинформировавшего его о случившемся, кремлевский врач очень опасался, что министр Щелоков одним из первых узнает трагическую весть. В данном случае инициатива находилась у Андропова. (Благодаря тому же Чазову, когда скончается Черненко, Горбачев узнает о случившемся первым. Это дало ему возможность удерживать инициативу в своих руках, так как позднее он говорил, что «был готов другой кандидат»).

Вечером 10 ноября министр Н. А. Щелоков, поздравляя работников милиции с профессиональным праздником, ни разу не упомянул имени Л. И. Брежнева. Это был беспрецедентный случай. Концерт ко Дню милиции, которого по случаю праздника ждала страна, отменили. Многие догадывались, что кто-то умер, но никто не предполагал, что это Леонид Ильич Брежнев. Только 12 ноября газеты напечатали официальное сообщение. В стране объявили четырехдневный траур.

10 ноября предполагалось, что Брежнев вместе с Щелоковым должен будет открывать новое здания МВД на Октябрьской площади.

Но министру так и не довелось там поработать.

Говорят, со смертью Брежнева у Щелокова заметно поседела голова.

Сразу же после ухода из жизни Брежнева, в 1982–1983 годах, влияние днепропетровской группы стало падать. Укрепление позиций андроповского клана в высших органах власти сопровождалось грандиозной чисткой в аппарате ЦК и Совете Министров, среди партийного руководства страны. Так, одними из первых на пенсию отправили И. Т. Новикова, Г. К. Цинева, Г. С. Павлова и др.

С этого времени начался период политической агонии В. В. Щербицкого. Бывший первый секретарь Днепропетровского горкома партии В. Ошко вспоминал: «При жизни Брежнева Щербицкого считали его преемником, позиции его были крепки. Ведь землячество играло большую роль, да и сейчас играет. А потом к власти пришел Андропов, и начались чистки. Тогда, помните, были разговоры про периоды допетровский, петровский и днепропетровский? Так вот, днепропетровский со смертью Брежнева закончился. И это сказалось на Щербицком. Его на дистанции держали, взяли, как в капсулу… Мне кажется, в 1981–1983 годах из-под Щербицкого уже сознательно выбивали опоры. То есть убирали особо близких ему людей: секретарей обкомов партии и, наверное, горкомов»[232]232
  Из интервью Максиму Кавуну.


[Закрыть].

Вскоре на горизонте замаячила перестройка, и к власти пришли новые люди.

Дарственная надпись Ю. В. Андропова: «Уважаемому Николаю Анисимовичу Щелокову. С уважением». 29. IV 82 г.

РАСПРАВА

Собравшийся 12 ноября 1982 года Пленум ЦК КПСС избирает Генеральным секретарем партии Ю. В. Андропова. В этот период особое значение приобретает фигура Горбачева. Молодой, но уже влиятельный, богатый на идеи член Политбюро становится практически правой рукой Андропова. «После пленума ЦК, избравшего Андропова генсеком, М. С. Горбачев ходил веселый и торжественный, как будто избрали его, – вспоминал его помощник В. Болдин. – А вечером, когда я зашел к нему с документами, не удержался и сказал: «Ведь мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпадают»[233]233
  В. И. Болдин. «Крушение пьедестала: Штрихи к портрету М. С. Горбачева».


[Закрыть]

При Андропове начались громкие дела против прежних сторонников Брежнева и его ближних. Досье и компроматы на них готовились еще до прихода нового генсека. По словам П. Ф. Перевозника, «принимались меры, чтобы собрать материалы не только на Щелокова, но и тех руководителей министерства, которые долгое время с ним работали. Ничего особенного не накопали, кроме мелких нарушений, допущенных подчиненными министра».

Это подтверждает и И. И. Карпец: «Оценивая деятельность МВД тех лет, скажу, что все-таки во многом она была плодотворна: в плане организации работы, стремления к новым ее формам и методам, к поднятию профессионализма. Подспудные процессы, связанные с тем, что были люди, использующие в корыстных целях возможности системы, в частности, сам Щелоков, системы богатой по сравнению с другими правоохранительными органами, обладающей властными полномочиями, для многих были неизвестны, в том числе внутри МВД. В то же время было видно, что одни люди «все могли» (особенно руководители хозяйственных служб, обслуживающих министра), а другие были просителями, выпрашивающими то, что им и без просьб должны были дать. Среди союзных министров и начальников краевых и областных управлений, как и внутри министерства, были те, которым во всем шли навстречу, и те, кого держали в черном теле, особенно «непослушных». Полагаю, что ничего нового в этом плане я не скажу. Так было. Так есть. Так будет»[234]234
  И. И. Карпец. «Сыск. Записки начальника Уголовного розыска».


[Закрыть].

Интересен случай так называемого «телефонного права», рассказанный мне генералом Г. К. Тыркаловым. В Хабаровском крае было подготовлено объемное оперативно-розыскное дело на золотодобытчика – руководителя крупной старательной артели. Он воровал с большим размахом, был связан со многими влиятельными особами в Москве и являлся депутатом местного совета. После доработки дела, преступник был взят под стражу. «Вскоре после этого мне по ВЧ позвонил один влиятельный генерал из МВД СССР (не будем называть его имени, тем более он много лет назад застрелился). Из агентурных источников было известно, что этот босс состоял в приятельских отношениях с расхитителем золота, не раз «гудел» с ним в компаниях «девочек» в бане и т. д. Позвонив, он как бы по-дружески упрекнул меня, мол, хабаровчане поторопились, взяв под стражу уважаемого в правительственных кругах человека, депутата, крупного поставщика так нужного стране золота. Он подчеркнул, что этот тип является другом Щелокова и что мне, дабы не свернуть шею, следует во всем глубоко разобраться и освободить «уважаемого человека». Я ему сказал, что во всем разобрался, а он, как бы не слыша, твердил свое. Я вспылил, сказал, что позвоню министру, а также первому секретарю крайкома Черному и добьюсь справедливости. Будучи уверен в неподкупности Щелокова и в исключительной честности Черного, я не сомневался, что меня поддержат. Влиятельный босс, чувствовалось, струхнул, попросил не делать этого, обещав в скором времени позвонить по данному вопросу. Мне показалось, что при этом разговоре у него в кабинете кто-то присутствовал из числа ходатаев или друзей задержанного. Наверняка, так оно и было, потому что через полчаса этот генерал позвонил и елейным тоном попросил, чтобы я его правильно понял, не метал икру и не звонил никому. Дескать, насчет Щелокова вкралась ошибка. Я понял, что ему хотелось продемонстрировать кому-то свое жгучее участие в судьбе этого человека, но главное – не влипнуть в грязную историю. Словом, я его понял»[235]235
  Из беседы с автором.


[Закрыть].

Конечно, идеализировать деятельность милиции при Щелокове нельзя. «Оборотни» в погонах были и при нем. Случались и сокрытия преступлений, в том числе довольно изощренные. Правда, если такие факты становились достоянием прокуратуры или министерства, виновные строго наказывались.

После смерти Брежнева, Николаю Щелокову советовали защищаться. К примеру, он мог поднять дивизию Дзержинского (захват Кремля был отработан поминутно), с тем, чтобы поддержать приход к власти другого кандидата из «днепропетровских». Авторитет министра в МВД был очень высок. Но он сразу же отказался от этих кардинальных мер: «Не волки же они, что из леса вышли?»

В декабре 1982 года Н. А. Щелокова снимают с занимаемого поста и, как генерала армии, переводят в группу генеральных инспекторов Минобороны СССР. Андропов считал отстранение Щелокова делом срочным, не требующим отлагательств.

Перед уходом Н. А. Щелоков собрал коллегию МВД, попрощался со всеми, поблагодарил за совместную работу.

В МВД на пост министра пришел бывший председатель КГБ Виталий Федорчук, которому присвоили звание генерала армии. Был также подписан указ о назначении председателем КГБ СССР Виктора Чебрикова. В отставку отправлен генерал армии Георгий Цинев.

Придя в МВД, Федорчук сразу же назначил комплексную проверку деятельности министерства. Ее итоги вскрывают большие злоупотребления. Хотя нельзя говорить о полной их достоверности. Все материалы направляются в Главную военную прокуратуру.

Появляются данные о злоупотреблениях Н. А. Щелокова. Обвинения министра строятся на показаниях арестованного начальника ХОЗУ МВД СССР Калинина.

Начальник дачного хозяйства МВД СССР Е. С. Залунин в 1979 году ушел с занимаемой должности именно из-за разногласий с Калининым «в вопросах чести и порядочности», о чем прямо указал в своем рапорте.

В показаниях против Щелокова фигурировали дачи, «Мерседесы», квартиры, антиквариат, картины, цветы, документальный фильм о министре….

Бывший глава МВД категорически опровергает все выдвинутые против него обвинения.

Вот некоторые пояснения Евгения Залунина, помогавшего семье министра в хозяйственных вопросах:

«История с дачами мне известна в деталях, поскольку именно я принимал непосредственное участие в нотариальном оформлении. Так вот, дачу в поселке Редькино – развалюху за 2,5 тысячи рублей – приобрела теща Игоря Щелокова. К Николаю Анисимовичу это строение никакого отношения не имело. Болшевская дача, принадлежавшая певцу Эмилю Горовцу, эмигрировавшему в Израиль, была куплена за 25 тысяч рублей тестем Николая Анисимовича для собственных нужд. Меня попросили помочь пожилому человеку, и мы вместе ездили передавать эту сумму. Эмиль Горовец даже не стал пересчитывать деньги.

Магазин дефицитных товаров открыли не для Щелокова, а для обслуживания оперативного состава. В конце концов, семья министра обслуживалась в двухсотой секции ГУМа, как и вся высшая номенклатура.

Что касается квартир, приписываемых министру, то речь идет об оперативных квартирах, которые использовались как гостиницы для командированных в Москву сотрудников, так и для конфиденциальных встреч. На одной из них временно проживал Игорь Щелоков, но ему она, конечно, не принадлежала. У Николая Анисимовича была прекрасная квартира на Кутузовском проспекте.

На Московской фабрике ювелирных изделий все министры имели право делать заказы на ювелирные изделия. Заказывали подарки для жен, дочерей. У Светланы Владимировны день рождения был 2 февраля, и как-то Николай Анисимович поручил мне купить хороший подарок. Но за них всегда платили. Всеми счетами в семье ведала Светлана Владимировна. У нее была зеленая папочка, в которой хранились квитанции. Увы, когда Николая Анисимовича обвинили в злоупотреблении служебным положением, он не смог найти папку, а Светланы Владимировны уже не было в живых. Злополучные квитанции обнаружились при обыске, произведенном после его смерти, но затем они бесследно сгинули в недрах прокуратуры»[236]236
  Из беседы с автором.


[Закрыть].

Добавим, что министра обвиняли в том, что в 1980 году был создан фильм об этапах его жизненного пути «Страницы жизни». Ревизионной проверкой было установлено, что затраты на создание фильма составили свыше 50 тысяч рублей. Следует пояснить, что в МВД был киноотдел, занимавшийся производством учебных фильмов и документальными съемками деятельности министерства (приезд делегаций, встречи с космонавтами и т. п.). Фильм о Щелокове смонтировали в значительной мере из уже имевшихся киноматериалов.

Что касается покупки цветов, которые дарились по случаю различных официальных торжеств, то это делало хозяйственное управление, на цветы и сувениры были предусмотрены средства.

В 1967 году министр провел в Сочи первое Всесоюзное совещание работников МВД курортных городов и районов СССР, затем через несколько дней такое же совещание провели в Гагре (Грузинская ССР). Организовывал его полковник милиции Владимир Леонтьевич Джопуа.

Перед визитом министра сотрудники Штаба МВД СССР в течении трех дней проводили проверку оперативно-розыскной деятельности Гагрского РОВД и двух отделений – Гагрского и Гантиадского. На их основе были подготовлены материалы для совещания.

Причем друзья-коллеги В. Л. Джопуа из Сочи говоря о предстоящей проверке, предупредили, что перед совещанием необходимо обратить внимание не только на раскрываемость преступлений, но и на вопросы, касающиеся социально-экономического положения Гагрского района: знать и то, сколько в районе средних, неполных средних и начальных школ, национальный состав населения и т. д.

В ходе совещания деятельность сотрудников Гагрского РОВД и других отделений милиции была отмечена как успешная. Уровень раскрываемости уголовных преступлений здесь составлял 98,2 процента, а по кражам личного имущества граждан – 87,6 процента. Услышав это Б. Т. Шумилин сначала даже не поверил и удивился: «У самых лучших полицейских сыщиков в мире процент раскрываемости краж личного имущества в курортных регионах не превышает 45–48 процентов, а у вас – 87,6 – это неправдоподобно».

Отмечу, что по результатам совещания гор-, райотделам милиции Абхазии была оказана помощь оперативно-техническими средствами, средствами связи, транспортом и др.

По окончании работы руководство Абхазии устроило прием для гостей во главе с министром, но не в ресторане и не в здравнице, а в старой Гагре в доме местного жителя-абхаза Николая Хасановича Шамба. Он согласился принять у себя почетных гостей и категорически отказался от предложенной помощи со стороны властей: «Сами справимся с обязанностями хозяев!» В качестве презента министру Щелокову была подарена бурка и папаха. Обращу внимание на это особо, потому что впоследствии появились слухи о более ценном подарке. Кто-то пустил молву, что В. Л. Джопуа во время приезда Щелокова в Гагру подарил ему золотой кинжал владетельного князя Абхазии Шервашидзе, взяв его из фондов Абгосмузея.

– Это была сущая нелепица и вздор, – рассказывает В. Л. Джопуа в своей книге «Воспоминание о коллегах». – Единственный подарок, который был сделан Н. А. Щелокову, это бурка и папаха, и исходило это внимание, от первого секретаря Абхазского обкома партии В. Кобахия. Что же касается приема в доме Н. Шамба, то вспоминается такой эпизод. Когда застолье близилось к концу, супруга хозяина дома Бабилина подошла к Щелокову с рогом вместительностью более литра вина, наполнила его и выпила. Безмерно удивленный Николай Анисимович вынужден был осушить рог, до краев заполненный вином.[237]237
  В. Л. Джопуа. «Воспоминания о коллегах» Сухум 2002. Стр. 168–169.


[Закрыть]

Вновь приведу воспоминания П. Ф. Перевозника: «Обвинили Щелокова, например, в том, что у него обнаружена картина Кустодиева. Могу пояснить так называемым следователям, что в свое время именно мне Николай Анисимович дал определенную сумму денег и попросил купить эту картину, выставленную тогда на продажу в художественном салоне в районе станции метро «Октябрьская». Я направил в этот салон Александра Порошкова, который приобрел картину и передал Щелокову.

Что касается остальных картин, то они были подарены художниками, и когда в Кадиевке было построено здание музея, Щелоков безвозмездно передал большинство картин в Кадиевку. Напомню, что в те времена у художников редко покупали картины, и поэтому они часто их дарили. Сейчас совсем по-другому идет коммерция»[238]238
  Из беседы с автором.


[Закрыть].

Несколько слов о подарках и подношениях.

– Вот утверждают, что Щелоков очень любил подарки, – рассказывает Г. К. Тыркалов. – Например, генерал П. В. Никитин, который до моего назначения возглавлял УВД Хабаровского края, и другие хабаровчане рассказывали о посещении Дальнего Востока и, в частности, Хабаровска и Комсомольска. Министр был строг и в то же время внимателен к нуждам подчиненных, решил с местными властями вопрос о расширении школы милиции, в распоряжение которой было выделено новое многоэтажное здание и т. д. Никто никаких подарков ему не преподносил[239]239
  Из беседы с автором.


[Закрыть].

Генерал И. А. Коннов рассказывает, что при посещении Ленинграда Щелокову подарили на память добротный медный милицейский свисток (блестел, как золотой). Во второй приезд подарили книгу о полиции Санкт-Петербурга. В день семидесятилетия ленинградцы вручили министру приветственный адрес. Также поступили и хабаровчане, только юбиляру направили не адрес, а теплую телеграмму.

Вот другой эпизод, показывающий отношение Щелокова к подаркам. Начальник УВД Ворошиловградского облисполкома, будучи в Москве, передал министру шоколадный набор производства одной ворошиловградской фабрики. Стоил он тогда 36 рублей. Когда Ветров вернулся домой – ему поступил телеграфный перевод на 36 рублей.

Думаю, не имеет смысла детально разбирать обвинения против министра, так как это был явный политический заказ. Причем работало пятнадцать следственных групп. Распространенный слух о золоте и бриллиантах семьи Щелокова также оказался ложным. Ничего не было найдено.

Некогда могущественного министра внутренних дел начинают последовательно подвергать не только жестокой клевете, но и всевозможным унижениям. Как прямо говорит в своих многих интервью бывший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры СССР В. Калиниченко: «Когда против Щелокова возбудили уголовное дело, его фактически и, прямо скажем, цинично довели до самоубийства. Ну, как довели? Не в прямом смысле слова. Вызывали на допросы, заставили вернуть часть денег, очень редкие картины… Простите меня за тюремный жаргон, его трюмили, то есть готовили».

Вот как генерал-лейтенант милиции Н. Е. Цыганник вспоминает свою последнюю встречу с Н. А. Щелоковым: «В один из теплых осенних дней 1983 года, в воскресенье, я вышел прогуляться по набережной Тараса Шевченко, соседствующей с Кутузовским проспектом, на котором живу. Неожиданно встречаюсь с Николаем Анисимовичем. Он искренне обрадовался, подошел ко мне. Обнялись, коротко обменялись вопросами о самочувствии, о том, о сем… Естественно, дальше пошел разговор о его тяжелом положении. Эта встреча и разговор глубоко запали мне в душу… Из него я понял, что Щелоков длительное время был «под колпаком», под тайным и неусыпным контролем служб госбезопасности. При помощи лиц, находившихся в близком окружении, и лиц, которые занимались обслуживанием его самого и его семьи, скрупулезно собирались данные о расходовании не по назначению средств, о некоторых отступлениях в финансовых делах от норм и инструкций… В разговоре со мной Николай Анисимович не касался детально того, в чем его намереваются обвинять. Однако чувствовалось, что он тяжело переживает ситуацию. Что же касается уголовного дела, то нам, работникам органов внутренних дел, известно, что и ранее и, тем более в нынешнее время, некоторые деятели правоприменительной системы могут, когда это надо, слепить дело из ничего, а крупные преступления – «спускать на тормозах» или не замечать их вообще».

В июне 1983 года Н. А. Щелокова вывели из состава ЦК КПСС. На этом же пленуме из ЦК вывели и бывшего секретаря Краснодарского крайкома С. Ф. Медунова, при котором край входил в десятку наиболее развитых регионов СССР. После голосования об исключении, Медунов встал и под гробовую тишину уверенно вышел из зала.

Щелоков на пленум не пришел.

Однако в судебном смысле Медунов не слишком сильно пострадал. А вот на отстаивавшего свою невиновность Щелокова давили все новыми обвинениями. Андропов, ненавидевший его, и это сказано без всякого преувеличения, просто-напросто сводил с ним счеты.

Пройдет время, и в 1990 году Прокуратура СССР вынуждена будет подтвердить, что С. Ф. Медунов был чист перед законом. Горбачев ничего не мог сделать. После такого конфуза без огласки Медунова оправдают, вернут награды и партбилет.

В одном из последних интервью он так скажет о причинах организованной против него травли: «Реальность заключалось в том, чтобы найти несколько ярких и сильных фигур из высокого руководства, обвинить их в тяжких преступлениях и принародно сломать. Вспомните, речь шла тогда о чистоте партийных рядов. Надо, дескать, партию освободить от высокостоящих взяточников и лихоимцев, и все будет хорошо. Необходимо было взбудоражить страну, и героями дня становятся следователи, прокуроры, этакие бескорыстные подвижники закона, которые снимают пелену с глаз народа. Еще ничего не доказано, а на все государство распространяются оглушительные сенсации – сочинское дело, узбекское, краснодарское, дело фирмы «Океан», взяточники в МВД и так далее. И это было. В известной степени, взяточники и лихоимцы существовали всегда и в любом государстве, я уж не говорю о нынешней ситуации. Но здесь причинные связи сразу стали вычерчиваться на большие должностные высоты, на людей, которые в течение долгого времени находились в центре общественного внимания. Сейчас уже ясно, что и не они в конечном итоге интересовали главных вдохновителей и организаторов всей этой широкомасштабной и многоходовой операции. На прицел было взято само существование огромного и могучего государства. Кого сейчас интересует что Медунов не брал взяток и не имеет отношения к преступлениям, в которых его обвиняли. Дело сделано…»[240]240
  С. Ф. Медунов. Из интервью «Российской газете» от 30 октября 1993 г.


[Закрыть]