Текст книги "На крючке (ЛП)"

Автор книги: Макинтайер Эмили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

22.ДЖЕЙМС

Прошли годы с тех пор, как мой разум был спокоен. Еще дольше я не мог расслабиться даже в комфорте собственного дома. Но прошлой ночью я погрузился в беспробудный сон и проснулся, обхватывая изгибы Венди.

Я не планировал кончать в нее. Но мысль о том, как мой ребёнок будет расти у неё в животе прямо на глазах у ее отца – прямо перед тем, как я перережу ему горло, заставила мои яйца напрячься, а сперму вырваться из моего члена еще до того, как я смог закончить фантазию.

Она выводит меня из себя так, что я никак не могу понять, как это происходит. Но я наслаждаюсь бессонными ночами и комфортом, который она дарит мне после пробуждения.

Я наклоняюсь, вдыхая ее запах, мой член утолщается на ее спине. Она шевелится в моих руках, что-то бормочет, когда ее глаза открываются.

Моя грудь вздымается.

– Доброе утро, дорогая.

Она усмехается, ее лицо все еще вялое от сна, и поднимает руки над головой, потягиваясь. Движение толкает ее тело в мое, заставляя кровь приливаться к моему паху.

Я хочу взять ее снова.

На этот раз сильнее. Но я сопротивляюсь, понимая, что ей должно быть больно. Удивительно, но мысль о том, что ей больно, не возбуждает меня.

– Утро? – она приподнимается в постели, проводя рукой по своим спутанным волосам. – Который час?

– Я не уверен.

– У тебя нет часов? – она морщит лоб.

Моя челюсть сжимается.

– Я не слишком беспокоился о времени, поскольку в моей постели было кое-что гораздо более важное.

Ее бешеные движения замирают, розовый цвет заливает ее щеки.

– О, – шепчет она.

Я наклоняюсь, прижимаясь губами к ее губам.

– Да. О.

Ее тело тает в моем, она смотрит на меня сквозь ресницы.

– Мне нужно идти. Я обещала брату, что отвезу его в новую школу сегодня.

Брат.

Я, конечно, знал о нем, но мне кажется, что Венди не понимает этого, поэтому я поднимаю брови в, как я надеюсь, удивленном выражении, слегка наклонив голову.

– Брат?

– Да, – она смеется, качая головой. – Иногда легко забыть, что на самом деле мы плохо знаем друг друга.

Мои руки обвиваются вокруг ее талии, притягивая ее к своей груди.

– Мне кажется, что прошлой ночью мы узнали друг друга достаточно хорошо, – мои зубы покусывают ее ухо.

Она хихикает.

– Ты понимаешь, о чем я говорю, – она поворачивается в моих руках и смотрит на меня сверху. – У тебя есть братья или сестры?

Ледяные струйки текут по моим венам, замораживая любое затянувшееся тепло.

– Боюсь, семьи нет. Только я.

Ее взгляд перескакивает с моих глаз на губы и обратно.

– О, прости.

Я отмахиваюсь от ее беспокойства.

– Не стоит, дорогая. Семья все равно не справилась бы с таким, как я.

Ее рот опускается, но она не настаивает. Я благодарен ей за это, не желая придумывать замысловатую историю о том, как я любил и потерял, хотя на самом деле это ее семья забрала мою.

– Моему брату шестнадцать, и сегодня он переходит в новую школу, – говорит она.

– В какую школу?

Ее лицо искажается.

– В какой-то интернат за городом. Он говорит, что его все устраивает, но... – она вздыхает, проводя рукой по волосам. – У него был не самый лучший опыт общения с другими детьми. И я не хочу, чтобы он застрял в месте, где он не сможет уйти от издевательств.

Ее глаза становятся стеклянными, и я протягиваю руку, утирая слезу.

– Прости меня. Я так много плачу рядом с тобой, – она вытирает щеки. – Обещаю, я не всегда такая.

– Не извиняйся. Я хочу быть тем, к кому ты обращаешься, когда жизнь становится трудной.

Ее глаза приобретают любопытный блеск, и она наклоняется и нежно целует меня. Маленькие, простые поцелуи, но они все равно заставляют мой живот сжаться.

– Хорошо.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их обдумать, и я сдерживаю гримасу, которая хочет появиться на моем лице. Почему я вообще это предложил?

Ее глаза загораются, как будто сегодня День Независимости США, ее пальцы хватаются за ткань моей рубашки.

– Серьезно? Я… – она сглатывает. – Это было бы очень мило. К тому же, тогда ты познакомишься с Джоном.

Я заставляю себя улыбнуться, мысленно ругая себя за предложение того, на что у меня в действительности нет времени. Но я не могу отступить сейчас, и если это даст ей хоть толику дополнительной поддержки и комфорта – того, чего так явно не дает ее отец, – я сделаю это.

Я стою посреди дома Питера Майклза.

Венди ушла наверх переодеться, надев мою одежду на обратном пути, поскольку я разорвал ее платье на две части.

И она оставила меня одного.

Потому что она мне доверяет.

Я хожу по гостиной, ярость бурлит в моих венах, когда я вижу улыбающиеся лица в рамках с фотографиями — счастливая семья, создававшая воспоминания, пока я жил в кошмарах.

Двигаясь по длинному коридору, я заглядываю в несколько разных комнат, пока наконец не прихожу в офис.

Мой желудок сжимается, когда я вхожу внутрь, а сердце забилось в горле. В комнате тепло, много кедра и дуба, но она кажется неиспользованной. Пустой. Сомневаюсь, что он часто здесь бывает.

Тем не менее, иметь такой неиспользованный доступ – это... захватывающе.

– Кто ты, блядь, такой?

Я поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с высоким долговязым парнем в очках с тонкой оправой и в бордовом поло с русалкой на лицевой стороне.

Я бы узнал этот логотип где угодно. Рокфордская частная школа.

В моем мозгу проносится воспоминание о том, как я впервые увидел его на лицевой стороне брошюры, лежавшей на столе моего дяди. Тогда мне было четырнадцать лет, и когда я перелистывал страницы, предвкушение переполняло меня до краев, я думал, неужели мой дядя наконец устал издеваться надо мной. Напоминать мне о том, как он ненавидел моего отца, проповедовать в моих ушах, что я должен заплатить за его грехи.

Я засунул брошюру в карман и направился прямо к Ру.

– Как ты думаешь, дядя отправит меня туда? – я не могу удержаться от того, чтобы не произнести эти слова с надеждой в голосе.

Ру хмыкает, попыхивая сигарой.

– Зачем ты хочешь отправиться в Марунерс-Рок?

– Куда?

Он указывает на брошюру.

– Рокфордская частная школа. Это школа-интернат, расположенная на Марунерс-Рок – острове у побережья. Туда нужно добираться на лодке, и у них репутация за… – он колеблется.

Мои глаза сужаются.

– За что?

– За исправление трудных подростков, малыш. А их методы, как известно, не отличаются дружелюбием.

Мой желудок вздрагивает, но я сжимаю челюсть.

– Ну, я все равно хочу поехать .

Ру смеется и смотрит на меня с ухмылкой.

– Да? Думаешь, тебе не помешает несколько хороших побоев, чтобы выбить из тебя британца?

Раздражение на его отмашку смешивается со стыдом, который живет в ткани моей души, пока не вырывается наружу.

– У меня бывало и хуже, и гораздо дольше, – я встаю и иду к Ру, мой костюм слегка болтается на моей четырнадцатилетней фигуре. – Я готов на все, лишь бы убежать от него, – мой голос низкий.

Ухмылка Ру спадает, его стул скрипит, когда он наклоняется вперед, встречаясь с моими глазами.

– Что, блять, он с тобой делает, малыш?

Я так и не поступил в Рокфордскую частную школу. В тот день я призналась Ру в некоторых из своих самых темных секретов, от отчаяния у меня развязался язык, я надеялся, что кто-то будет действовать в мою пользу. Что кто-то наконец увидит меня и поймет.

И он понял.

Я не уверен в деталях, но после той ночи худшее из того, что было, прекратилось. Избиения конечно, продолжались, пока я не стал достаточно взрослым и сильным, чтобы давать отпор, но дядя больше никогда не пробирался в мою комнату.

И хотя Ру с тех пор не сказал ни слова, я знаю, что он был причиной этого.

Улыбаясь, я заставляю себя вернуться к настоящему, засовываю руки в карманы и раскачиваюсь на каблуках.

– Ты, должно быть, Джон.

Удивление вспыхивает в моей груди от того, насколько он отличается от Венди.

Его подбородок выпячивается наружу.

– А кто спрашивает?

Я улыбаюсь. Я думаю, мне очень понравится этот парень.

– Я Джеймс, друг твоей сестры. Она попросила меня побыть здесь.

Его глаза сужаются, прежде чем он, наконец, кивает, подходит ко мне и протягивает руку.

– Хорошо. Ей нужен друг.

Моя ладонь соприкасается с его, и я начинаю восхищаться мальчиком, его преданность сестре вызывает у меня уважение. Он ни на секунду не теряет зрительного контакта, а его хватка крепкая и уверенная.

– Оу, – доносится голос Венди из входа в офис. – Вы, ребята, встретились. Отлично, – она оглядывается вокруг. – Что вы двое здесь делаете?

Я открываю рот, чтобы ответить, но прежде чем я успеваю, вмешивается Джон.

– Я просто показывал ему дом, – говорит он.

Мои брови удивленно приподнимаются.

Она усмехается.

– Это мило. Ты готов ехать?

Его глаза тускнеют, палец подталкивает очки к лицу.

– Да. Поехали.

Пока мы идем к моей Audi, мой телефон вибрирует в кармане. Я достаю его, смотрю на определитель номера, на экране мелькает имя Ру.

Я провожу рукой по волосам Венди, обнимаю ее, чтобы открыть пассажирскую дверь.

– Я должен ответить на этот звонок. Я всего на минутку.

Она кивает, они с Джоном устраиваются поудобнее, пока я отхожу на несколько шагов.

– Руфус.

– Малыш, где ты? У нас деловая встреча через три часа. Я собираюсь сказать ему, что мы не будем с ним сотрудничать. Еще одна наша инвестиция не прошла, а этому новому парню я не доверяю ни на йоту.

Мой желудок сводит судорогой, когда я оглядываюсь на Венди и Джона, ее голова откинута назад в смехе.

– Я сейчас очень занят, но к полудню должен закончить. Где мы встречаемся?

– Там же, где и раньше. Я отправляюсь туда через пару часов, но я возьму одного из мальчиков, не волнуйся.

Мои зубы скрежещут так сильно, что я боюсь, что они сломаются, мой разум борется с нерешительностью. Я не хочу, чтобы Ру ехал без меня, но я дал Венди слово, и если я сейчас откажусь, то потеряю все завоеванные позиции.

Я выдыхаю, и тошнота подкатывает к моему нутру.

– Я встречу тебя там, как только смогу.

– Хорошо, малыш. И не строй планов на вечер, мне надоело играть в игры. У нас есть работа.

Он вешает трубку, а я замираю, глядя на телефон, перебирая в уме все возможные сценарии которые могут привести меня туда вовремя. До Рокфордской школы час езды в обе стороны, а до Пещеры Каннибала еще тридцать минут, но если я потороплюсь, то смогу успеть.

Засовывая телефон обратно в карман, я направляюсь к машине, беспокойство кружится у меня в животе, как акула.

Сначала я разберусь с Венди.

А потом я разберусь с ее отцом.

23.ВЕНДИ

Я не знала, что школа находится на острове. Я столько переживала последние несколько дней, мне даже не пришло в голову погуглить само здание.

Пока наша машина грузилась на паром, мои нервы накалились до такой степени, что я едва могла сосредоточиться на светской беседе между Джеймсом и Джоном – эти двое прильнули друг к другу, как утки к воде. Но как только мы вернулись на сушу, я смогла сосредоточиться, и в моей груди потеплело, когда я слушала, как Джеймс уделяет внимание моему брату, как я всегда хотела, чтобы это делал наш отец. И в какой-то момент я поняла, что мне придется отказаться от своего наивного представления о нем. Мне придется перестать вспоминать его как отца, который поднимал меня на плечи и говорил, что я могу помочь ему управлять миром, и начать видеть в нем незнакомца, которому нравится держать меня маленькой и бесполезной.

Просто трудно отпустить кого-то, позволить ему раствориться в воздухе до тех пор, пока он будет существует только в твоих воспоминаниях. Когда я это сделаю, мне придется признать, что, возможно, его вообще никогда не существовало.

– Ты в порядке, дорогая? – голос Джеймса отрывает меня от моих мыслей, когда наша машина въезжает на стоянку Рокфордской частной школы.

Я заставляю себя усмехнуться, не желая сосредотачиваться на отсутствии отца, предпочитая вместо этого думать о том, что Джеймс сейчас здесь и следит за тем, чтобы мы с Джоном не остались одни.

Сама школа большая, нависает над нами, как замок со шпилевидными башнями и арочными окнами, но воздух вокруг нее тяжелый. Удушающий. Я отмахиваюсь от этого ощущения, надеясь, что это просто мои переменчивые эмоции дают мне искаженное представление.

Может быть, ему здесь понравится.

– Выглядит неплохо, – говорю я, стараясь придать своему голосу легкомысленный тон.

Джон стоит рядом со мной, его взгляд изучает здание.

Рука Джеймса лежит на моей пояснице.

– Здание выглядит довольно тусклым, не так ли?

Джон ухмыляется.

– Я навёл справки, прежде чем приехать. Я знал, чего ожидать.

Удивление проходит через меня, сердце щемит от того, что он так легко поделился с Джеймсом тем, чем не поделился со мной.

Мы заходим внутрь, меланхолия сжимает мои легкие. Я не хочу оставлять Джона здесь, хотя бы потому, что буду скучать по нему. Семья всегда была самым важным в моем мире, а сейчас я словно нахожусь в центре прилива, наблюдая, как все смывает, а я остаюсь бороться с течением.

Воздух в главном офисе давит на меня с каждым шагом, и только когда я чувствую руку Джеймса на своей спине, я выпрямляю позвоночник, позволяя ему влить немного своей уверенности в мои кости. Я прислоняюсь к нему для поддержки.

За стойкой регистрации сидит женщина, ее седые волосы собраны в тугой пучок, очки приколоты к рубашке ремешками с бусинами.

– Здравствуйте, – начинаю я. – Я здесь, чтобы завезти своего брата. Он должен был переехать сегодня.

Она поджимает губы, рассматривая меня, затем переводит взгляд на Джона, а потом на мужчину, стоящего рядом со мной.

– Директор Диксон скоро появится, – говорит она. – До тех пор вы можете присесть, я дам вам знать, когда он будет готов.

– Хорошо, спасибо.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но крепкая хватка Джеймса за спиной удерживает меня на месте.

– Я прошу прощения, мисс... – он наклоняется над столом.

Глаза женщины становятся круглыми, ее губы поджимаются в уголках.

– Миссис Хендерсон.

– Верно. Конечно, вы миссис, – мурлычет он. – Жаль.

– О, да что вы.

Она смотрит вниз, ее щеки приобретают румяный оттенок, и в моей груди пляшет веселье от того, что он, кажется, флиртует.

– Я понимаю, что вы и директор Диксон, должно быть, очень занятые люди, – продолжает он. – Но мы очень спешим.

Я вскидываю брови. Мы спешим?

– Вы окажете мне большую услугу, если сообщите ему, что мы уже готовы сейчас.

Ее ухмылка спадает, и это неудивительно, потому что, хотя он говорит как джентльмен, в его тоне чувствуется командование, которое не оставляет места для споров.

Она медленно кивает, протягивает руку и берет трубку, затем говорит несколько слов и кладет трубку обратно.

– Я проведу вас, – улыбается.

– Замечательно.

Джеймс хлопает в ладоши.

Мы с Джоном переглядываемся, и ладонь Джеймса снова ложится на мою поясницу, толкая меня в коридор.

Директор Диксон – невысокий, коренастый мужчина, выпячивающий грудь и улыбающийся так широко, что видны его зубы мудрости. Он рассказывает об учебном плане и обещает, что Джон будет в хороших руках, особенно если это ребенок Питера Майклза, он не менее тридцати раз напомнил нам, что дружит с ним. Но сколько бы он ни позировал, он не может командовать комнатой так, как это делает Джеймс, просто находясь в ней, и с каждым вопросом, который задает Джеймс, голос директора Диксона становится все жестче.

– Есть ли у вас еще какие-нибудь вопросы, прежде чем мы попрощаемся? – говорит Диксон. – Я попрошу одного из мальчиков-старост спуститься и проводить Джона в его комнату.

Мое горло начинает сжиматься, не желая прощаться, и я протягиваю руку, мои пальцы сплетаются с пальцами Джеймса.

Он сжимает мою ладонь в своей, подносит наши соединенные руки ко рту и целует тыльную сторону. Мой живот вздрагивает.

– Вы с Джоном подождите в холле, хорошо? – говорит он. – Я переговорю о кое-чем с директором.

Я качаю головой.

– О чем?

– Дорогая, – он зачесывает мои волосы за ухо. – Я хочу заботиться о тебе, и это распространяется и на твоего брата. Я просто хочу, чтобы мы все были на одной волне.

Теплая, липкая благодарность разливается по моим внутренностям. Потому что он здесь. Потому что он собирается убедиться, что у Джона есть то, что ему нужно. Потому что ему не все равно. Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь поцелуем к его губам.

– Спасибо.

Он подмигивает и кружит меня, слегка подталкивая в коридор. Я поворачиваюсь в последний раз, чтобы увидеть, как он закрывает дверь, и глаза директора школы слегка расширяются.

– Как ты думаешь, что он там делает? – спрашивает Джон, когда мы снова оказываемся в холле.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Наверное, что-то касаемо бизнеса.

Джон хмыкает.

– Он мне нравится.

Улыбаясь, я смотрю на него.

– Мне он тоже нравится.

– Это нормально, знаешь? – говорит он.

– Что именно?

– Грустить о том, что меня больше не будет.

Мое горло сжимается, и я смотрю в потолок, пытаясь сдержать слезы. Клянусь, за последние два дня я плакала больше, чем после смерти матери, и мне это надоело. Я ненавижу чувствовать себя такой слабой.

– Мне грустно, – я улыбаюсь ему. – Но ты не так далеко, и я всего лишь на расстоянии телефонного звонка,

Он кивает.

– Я тоже буду скучать по тебе.

Его руки обхватывают меня, и я закрываю глаза, узел в моем горле расширяется до жжения.

– Я люблю тебя, Венди.

Жжение исчезает за моими глазами, и я крепче сжимаю его своими руками.

– Я тоже тебя люблю. Мне жаль, что папы здесь нет.

Он отстраняется, его челюсть напрягается.

– Он нам не нужен.

Джеймс выходит из коридора через несколько минут, направляется прямо к Джону и протягивает ему лист бумаги.

– Я бы хотел, чтобы ты взял этот номер и записал его в свой телефон. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.

Мое сердце замирает от его жеста.

Мышцы на челюсти Джона подергиваются, его ноздри раздуваются.

– Со мной все будет в порядке.

– В этом я не сомневаюсь, – отвечает Джеймс. Его рука сжимает плечо Джона, когда он наклоняется, чтобы сказать ему что-то на ухо.

Я наклоняюсь ближе, напрягаясь, чтобы расслышать его слова.

– Просто помни, что, когда все кажется мрачным, все ситуации временны. Не обстоятельства определяют твою ценность, а то, как ты восстанешь из пепла после того, как все сгорит.

24.ДЖЕЙМС

Я оставляю Венди у нее дома, едва попрощавшись, нетерпение сжимает мои внутренности, как резинка, с каждой потерянной секундой.

Поездка в Рокфордскую школу заняла больше времени, чем предполагалось, но я счел важным дать директору знать, чего я ожидаю от его сотрудников, когда дело касается Джонатана Майклза. Я не знаю точно, почему я чувствую такое родство с ним. Может быть, потому что он брат Венди, а поскольку она моя, то и он тоже. А может быть, потому что я вижу в нем очень много себя. Я замечаю, как напрягаются его мышцы, защищаясь от нападения, которое он знает, что не может контролировать.

В любом случае, глядя в глаза Венди, я могу сказать, что сегодня ей пришлось нелегко. Она, конечно, справилась бы и сама, но за то короткое время, что я с ней общаюсь, легко понять, что, хотя она послушна и хорошо воспитана в большинстве своем, она также волевая и преданная до мелочей. Она любит своего брата, и по какой-то причине этот тип семейных уз находит отклик, заставляя меня желать ей счастья, когда дело касается людей, которых она любит.

Прошло еще тридцать минут, прежде чем мои шины захрустели по гравию дорожки, ведущей к пещере Каннибала. Солнце едва село, окрасив пейзаж в розоватый оттенок, недостаточно светлый, чтобы видеть ясно, но и не настолько темный, чтобы ослепнуть.

Я приближаюсь к месту нашей обычной встречи, моя грудь сжимается от осознания того, что здесь нет других машин. Я опаздываю, но я не настолько, и дрожь пробегает по позвоночнику, интуиция подсказывает мне, что нужно быть начеку. Я паркую машину, оставляя ее заведенной, и осматриваю окружающее пространство.

Пустота.

Нож тяжело лежит в кармане, и я тянусь через консоль, открываю бардачок, достаю перчатки и пистолет Н&Р USP .40. Обычно мне нравится использовать мои ножи, предпочитая более интимное взаимодействие, но моя интуиция никогда не подводила меня, и с моей стороны было бы упущением принести свой нож на то, что вполне может оказаться оружейной выставкой.

Я надеваю перчатки, по одному пальцу за раз, и наклоняю голову в сторону, глубокий хруст отдается в моем позвоночнике. Выходя из машины, я тянусь за спиной, засовываю пистолет в пояс брюк, прежде чем идти вперед. Я иду медленно, не желая нарушать тишину в воздухе. Мои уши сфокусированы, ожидая услышать бурный смех Ру или, может быть, его резкие слова. Но вокруг тишина, только стрекот цикад на деревьях и ветерок, шелестящий листвой. Небо темнеет по мере того, как солнце опускается за горизонт, и мое зрение искажается, пока я иду к входу в пещеру. Обычно мы встречаемся недалеко от нее, но, возможно, по какой-то причине они перенесли все дальше внутрь.

Мое сердце бьется в груди в медленном и ровном ритме, я давно научился контролировать его темп, еще когда мой дядя говорил мне, как ему приятно чувствовать, как оно учащается под его руками.

Что-то не так.

Слишком тихо. Моя нога поскальзывается на чем-то твердом, и я приостанавливаюсь, глядя вниз, когда поднимаю подошву ботинка.

В глаза бросается отблеск цвета.

Я вдыхаю, сердце сбивается с ровного ритма.

Приседая, я смахиваю с подошвы упавшие ветки и хрустящие листья, открывая ослепительный блеск красного цвета.

Рубиновый, если быть точным.

Мой желудок вздрагивает.

Нет.

Выпрямляясь, я тянусь за спину, чтобы взять свой пистолет, мой желудок напрягается, когда я сжимаю в руках сделанную на заказ зажигалку Ру. Я подхожу ближе к краю пещеры и тут же замираю.

Стук моего пистолета о землю едва слышен сквозь сильный шум в ушах.

Потому что прямо передо мной лежит Ру. Привязанный к дереву, гвозди торчат из его рук и ног, его живот разорван изнутри.

Лед пробегает по моим венам, шокируя мою нервную систему, пока она не начинает жужжать, как нестабильный телевизор. Я двигаюсь вперед с осторожностью, мои ноги словно налиты свинцом, мне хочется бежать в противоположную сторону – отмотать время назад, чтобы исправить эту ошибку.

Глубоко дыша через нос, я сглатываю, сдерживая комок в горле, и поднимаю подбородок, чтобы оценить степень повреждений, нанесенных его лицу.

Его глаза открыты и налиты кровью – те же самые глаза, которые показывали мне доброту, когда я был маленьким мальчиком, привыкшим видеть только ненависть.

Его рот висит безвольно – тот самый рот, который научил меня никогда не сдаваться. Никогда не сдаваться. Тот самый, который говорил мне, что я ему как сын.

Моя грудь скручивается с такой силой, что меня рвет, мое тело складывается пополам, когда я упираюсь руками в колени, пытаясь сдержать позывы.

Медленно я выпрямляюсь, мой взгляд переходит на разорванную плоть его рук – тех самых рук, которые научили меня владеть ножом, стрелять из пистолета. Те самые, которые спасли меня от многолетних мучений зла, которое даже я не могу постичь.

Мой желудок снова вздрагивает, и я отворачиваюсь, раздувая ноздри, пытаясь заглушить приливную волну воспоминаний, грозящих всплыть на поверхность. Но уже слишком поздно, всплеск горя поднимается и обрушивается на меня, как ураган, мой разум не в состоянии связать растерзанный труп передо мной с человеком, который научил меня всему, что я знаю.

Человеком, который защищал меня от моих кошмаров.

Я подхожу все ближе, мои ноги спотыкаются о землю, руки трясутся, когда я достигаю дерева. Мой ботинок соскальзывает в лужу, жидкость попадает на подол брюк. Я замираю, глядя вниз на лужу крови; жизненная сила единственного человека на этой земле, который был достаточно заботлив, чтобы принять меня. Жжение в моей сердце вспыхивает, царапая горло и заливая глаза. Слезы стекают по лицу и капают с подбородка, зияющая дыра в груди трещит и трясется, пока мои внутренности не начинают казаться разорванными пополам от сотрясения.

Желчь обжигает горло от запаха его внутренностей, но я не обращаю внимания на вонь, мои пальцы тянутся вверх и хватают ноготь, вбитый в его левую руку. Он скользкий, покрытый засохшей кровью, и когда я напрягаю руку и тяну, тошнотворный хлопок металла, высвобождающегося из плоти, заставит вздрогнуть даже самый крепкий желудок.

Я смотрю на гвоздь в своей ладони, чувствуя, как его вбивают в меня, пока что-то темное и тяжелое не прорывается сквозь трещины, скользит вверх по моей груди и обвивается вокруг моей шеи, как петля.

И когда я заставляю себя закончить с его остальными конечностями, его тело сползает с дерева и падает на землю, я понимаю, что даже самым разбитые сердца могут разбиться ещё сильнее.

Потому что мое только что было уничтожено до пепла.

Они не просто убили его.

Они выпотрошили его и развесили на корм животным.

Но я хуже любого из диких, живущих в этих лесах, и я буду охотиться на всех, кто в этом замешан, как на добычу, купаясь в их крови и танцуя под их крики, пока они не раскаются в своих грехах.

Мои зубы скрежещут так сильно, что челюсть хрустит, зрение мутнеет, а в груди поселяется глубокая боль.

Я мог бы предотвратить это.

Но я был с...

Венди.

Моя голова смотрит в небо, мой разум разлетается на миллион осколков, когда я задаюсь вопросом, была ли она как-то замешана в этом плане. Если она знала, что, отвлекая меня, ее отец сможет пробраться внутрь и снова забрать единственное, что имеет значение.

Его маленькая тень.

Слова Джорджа-пекаря проносятся в моей голове, только на этот раз я вижу все пол другим углом. Моя голова ясна, она больше не затуманена похотью к женщине, у которой та же ДНК, что и у мужчины, ответственного за столько моей боли.

«Это была женщина. Сказала, что в городе новый босс».

Шок проходит через меня, как электрический ток, сталкиваясь с кипением моей ярости, пока они не сгорают, превращаясь во взрыв жара, ярость полыхает в моих венах и вырывается из моих пор.

Кислота дразнит заднюю стенку моего горла.

Я решил, что это Тина, помощница Питера. Но в тот день там была Венди. Она была там. Я делаю глубокий вдох.

Рука в перчатке проводит по моему рту, кожа грубеет на пересохших губах.

– Им это не сойдет с рук, – мой голос срывается. – Я заставлю их страдать за каждую минуту боли, которую ты пережил.

Мой большой палец проводит по надписи на зажигалке, все еще крепко зажатой в моей ладони.

Прямо до утра.

Глубоко вздохнув, я открываю ее, щелчок крышки и искра пламени – единственный звук, не считая беззвучных криков, когтящих мою душу.

– Отдыхай спокойно, друг.

Боль пронзает мой желудок, когда я бросаю зажигалку на опавшие листья, наблюдая, как они загораются и разлетаются, а тело Ру медленно поглощается пламенем.