Текст книги "На крючке (ЛП)"
Автор книги: Макинтайер Эмили
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Хорошая девочка, – мурлычет он.
Наслаждение от его слов вспыхивает во мне, как взрывы звезд, влажность стекает по его пальцам и скапливается в руке.
Его давление на мое горло усиливается, мое дыхание теперь ограничено крошечными глотками воздуха. Паника начинает просачиваться в этот момент, самые темные уголки моего сознания кричат мне – умоляют вспомнить, что этот человек угрожал моей жизни менее двадцати четырех часов назад – что он может все закончить прямо сейчас, если захочет, и я умру жалкой, возбужденной неудачницей.
– И ты не собираешься снова ослушаться меня, не так ли? – его зубы покусывают мочку моего уха, по позвоночнику пробегают мурашки.
– Н-нет, – выдавливаю я из себя сквозь сдавленное горло. Мои внутренности сжимаются, ноги дрожат, волосы прилипли к лицу, так как удовольствие заставляет мой разум бредить от потребности. Я хнычу, мое тело кричит об оргазме, балансируя на грани блаженства.
– Вот это моя девочка, – шепчет он, касаясь моей кожи.
Он щиплет мой клитор, его пальцы сжимаются на моей шее, пока он не перекрывает мне кислород, и это в сочетании с его похвалой заставляет мое тело взорваться, миллионы ярких огней усеивают мое зрение, когда я разрываюсь на части под его руками.
Втягивая воздух, мои внутренние стенки ритмично трепещут вокруг него, и по мере того, как я возвращаюсь на землю, моя логика начинает медленно просачиваться обратно.
Мое тело дрожит в его руках, грудь вздымается от тяжелого дыхания.
Он убирает руку, подносит ее к моему рту и просовывает покрытые моей влагой пальцы между моих губ. Вкус самой себя в сочетании с солью его кожи посылает по мне волны удовольствия, и я вылизываю его дочиста, пока он держит меня в вертикальном положении.
– Никогда больше не пытайся оставить меня.
Я хочу возразить. Хочу сказать ему, что я не собиралась уходить. Что это его глупый «первый помощник» сказал, что я могу выйти наружу. Но я слишком устала, чтобы спорить.
Поэтому я киваю ему в грудь, решив пожить в блаженстве еще немного, пока стыд и горе не вернулись и не поглотили меня целиком.
36.ДЖЕЙМС

Я не совсем понимаю, зачем мне Венди. Когда Сми сказал мне, что она пропала, в моей голове разыгралась сотня различных сценариев. Питер забрал ее? Один из других моих врагов?
Только когда я вернулся на пристань, я понял, что мои мысли были сосредоточены на беспокойстве, а не на том, что при первой же возможности она убежит от меня и никогда не вернется.
И это меня невыносимо злит.
И тот факт, что она уйдет, и тот факт, что мне не все равно.
Но избегание – это то, что никогда не заводит далеко в жизни, оно приносит только неприятности. Настоящее мастерство контроля – это принятие своих эмоций, а затем умение владеть ими, несмотря на то, что вы чувствуете.
Моя проблема сейчас в том, что Венди заставляет меня терять этот драгоценный контроль.
А раньше такого не было.
Я отпускаю ее и отступаю назад, логика проникает в мой мозг, хотя мой член пульсирует в брюках.
Она опускается на диван, ее тело вздымается и опускается от тяжелого дыхания, а я смотрю на нее, шок отдается в моих костях. Она не боялась меня, хотя я практически обещал ей смерть.
Она называет меня сумасшедшей, но любой человек, который позволяет своей жизни быть такой хрупкой в моих руках, вот кто на самом деле не в своем уме.
Я был зол, что она заставляет меня волноваться.
Я был в ярости от того, что она заставляет меня чувствовать.
И теперь я не могу прийти в себя от мысли, что она действительно стала что-то значить; что-то большее, чем просто инструмент или даже просто хорошее времяпрепровождение.
Где-то на этом пути мне стало не все равно.
Осознание того, что я больше не хочу использовать ее против ее отца, врезается в меня, высасывая дыхание из моих легких и заставляя мое измученное сердце пропускать удары. Но если я дам ей свободу, она убежит далеко-далеко.
Она откидывает голову назад, закрывает глаза и раздвигает губы, задыхаясь. Мое сердце бьется в груди, когда я впитываю ее.
– Ты очень красивая, знаешь?
Ее глаза открываются, и появляется язык, медленно облизывающий шов ее нижней губы. Кровь приливает к моему паху, мой уже затвердевший член пульсирует на ноге.
Ленивая улыбка расплывается по ее лицу.
– Держу пари, ты говоришь это всем своим заложникам.
– Хм, – хмыкаю я. – А вот язык у тебя длинный, – я подхожу к ней. – Знаешь, мне кажется, что с тех пор, как ты находишься под моей защитой, твой сарказм стал еще хуже.
Она фыркает, ее голова откидывается в сторону, когда я сажусь рядом с ней.
– Так вот как мы теперь это называем? ‘Защита’?
Я пожимаю плечами.
– Ты действительно веришь, что там, снаружи, ты будешь в большей безопасности, чем со мной?
Она вскидывает брови.
– Крюк.
От этого прозвища у меня скручивает живот; так всегда бывает, когда она его произносит. Мне не нравится, что она знает меня как Крюка, особенно когда она – единственный человек в этом мире, который заставляет меня чувствовать себя Джеймсом.
– Ты буквально несколько раз угрожал убить меня, – продолжает она.
Наклонившись, я убираю ее волосы с шеи.
– Это не помешало тебе кончить на мои пальцы, шалунья, – я провожу рукой по ее ключицам, наслаждаясь румянцем, распространяющимся по ее коже. – Тебя возбуждает, когда твоя жизнь в опасности?
Она пыхтит, дергаясь от моих прикосновений, и я откидываюсь на спинку дивана, на моем лице появляется ухмылка.
Мой телефон звонит, и хотя я не хочу ничего больше, чем игнорировать мир и оставаться в пузыре Венди, я достаю его из кармана и вижу, как имя Старки мелькает на экране.
– Говори.
– Привет, босс. Найдется сегодня время для встречи? У нас собеседование, думаю, тебе будет интересно присутствовать.
Мои внутренности сжимаются, мое внимание уходит от Венди и снова сосредотачивается на проблемах в моей жизни. Интервью означают только одно. Что-то случилось, и у них есть люди, которых нужно допросить.
– Очень хорошо. Где их держат?
– В Лагуне.
Я выдыхаю, кладу трубку и стучу телефоном по подбородку, глядя на Венди, не зная, что с ней делать. Я мог бы оставить ее здесь, но Сми дал понять, что он не в состоянии за ней присматривать.
И хотя я больше не хочу использовать ее для гнусных дел, я не хочу оставлять ее одну и рисковать, что она сбежит. Не то чтобы это имело большое значение. Несмотря на ее сарказм и поведение, она не сняла ожерелье, которое я надел ей на горло. И пока она его носит, я найду ее где угодно.
Но если она убежит, то я потеряю ее навсегда. И я только сейчас понял, что она – это то, что я хочу сохранить.
– Как ты выбралась из спальни? – спрашиваю я.
Ее пальцы пробегают по спутанным волосам.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду именно то, что я сказал. Дверь была заперта, как ты ушла?
Она медленно качает головой.
– Дверь не была заперта.
Моя грудь напрягается.
– Да. Была.
– Не тогда, когда я попыталась ее открыть, – она поднимает плечо.
Беспокойство плавает в моем желудке, как акула, кружащая над своей добычей.
– Ты лжешь мне?
– Какой смысл мне тебе врать?
Я поднимаю бровь.
– Вообще-то, я могу назвать несколько. Теоретически, я не должен быть твоим любимым человеком сейчас.
Ее глаза сужаются.
– Ты не мой любимый человек. На самом деле, ты мой наименее любимый человек.
Усмехаясь, я встаю прямо, протягивая руку, чтобы помочь ей тоже подняться. Она вкладывает свои пальцы в мои, позволяя мне поднять ее с дивана, и я притягиваю ее тело к себе, моя ладонь проходит по всей ширине ее поясницы, хлопок ее рубашки задирается под моим прикосновением.
Ее дыхание сбивается, когда я провожу ртом по ее губам.
– У тебя довольно забавный способ показать это, дорогая, – я отстраняюсь, видя, как расширяются ее глаза, и удовольствие проходит через меня. – Мне нужно выполнить одно дело, и поскольку тебе нельзя доверять, ты пойдешь со мной.
Она вздыхает.
– Хорошо, но что ты хочешь, чтобы я надела, вот это? – ее руки пробегают по ее фигуре, демонстрируя мою одежду, которая сидит на ее упругом теле.
Я усмехаюсь.
– Я нахожу весьма возбуждающим то, что ты в моей одежде.
Она хмыкает.
– Я попрошу Мойру встретить нас и принести тебе что-нибудь, – мои глаза изучают ее, мое тело наслаждается тем, как искажаются черты ее лица при имени Мойры. – Вы обе примерно одного размера.
Ее глаза темнеют, на лице появляется натянутая ухмылка.
– И ты знаешь это, потому что у тебя «практическая» память?
Мои пальцы касаются яблочка ее щеки.
– Ревность хорошо на тебе выглядит. К сожалению, у нас нет времени на ее удовлетворение.
Она скрещивает руки.
– Я не ревную, она мне просто не нравится.
Я ухмыляюсь, восторг рассыпается в моей груди, и я думаю, может быть, она чувствует ко мне больше, чем хочет признаться. Может быть, я еще не все безвозвратно испортил?
У Лагуны, как и у большинства наших предприятий, есть подвал. В основном мы используем его для хранения или временной передержки для некоторых не совсем законных вещей, которые проходят через наши руки.
Опять же, встречаться здесь не идеально, но поскольку ВР больше нет, это то, что у нас есть.
Венди наверху в офисе, Кёрли присматривает за ней, а я здесь, внизу, в окружении коробок и ящиков, смотрю в лицо очередного низкоуровневого наркоторговца, который счел разумным предать меня.
Я не знаю его имени, и, честно говоря, меня это не волнует. Меня волнует только то, что мое время тратится на пустяки, вместо того чтобы сосредоточиться на более важной картине. Но мальчики не так искусны в выведывании секретов у предателей, а когда речь идет о ком-то, кто пытается узурпировать меня с нуля, мне нужна вся информация, которую я могу получить.
– Расскажи мне, – я подхожу к мужчине, связанному и с кляпом во рту. Я срываю белую ткань с его рта, заставляя его хрипеть и кашлять, когда он делает глубокие вдохи. Мой нож скользит по его щеке. – Как тебя зовут?
– То-Томми.
– Томми, – я киваю. – И Томми, что ты надеялся получить, предав меня?
Он сглатывает, глядя в сторону. Мои пальцы в перчатках хватают его за подбородок, заставляя встретить мой взгляд, мой нож прижимается к его рту, капли крови образуются от давления лезвия на его кожу.
– У меня нет времени на колебания, Томми. Так что давай прекратим тратить драгоценные секунды и перейдем к делу. Ты не уйдешь отсюда живым, – я похлопываю его по щеке, освобождая лицо.
– Но я честный человек, – я отступаю назад, закатывая рукава рубашки по предплечьям. – Я позволю тебе выбрать, будет ли твоя смерть мучительной или быстрой.
Он молчит.
Я развожу руки в стороны.
– Ну? Что это будет?
– Это была женщина, – торопливо говорит он. – Она появилась несколько месяцев назад, начала немного общаться с нами, знаешь? Начала... – его глаза обводят комнату, близнецов и Старки, которые стоят позади меня, затем возвращаются ко мне. – Начала спать с нами. Рассказывать нам все о своем боссе и о том, как он мог бы лучше заботиться о нас. Дать нам больше, чем то, что мы...
Он колеблется, и мой подбородок поднимается.
– Больше, чем что?
– Э... больше, чем то, что нам дали.
Моя челюсть подрагивает, гнев обжигает мои внутренности. Я поворачиваюсь и смотрю на мальчиков.
– Разве я не дающий работодатель? – снова поворачиваюсь к Томми. – Разве я не даю вам беспрепятственный доступ к вашему товару и на мои улицы?
Его глаза расширяются.
– Нет-нет, это так. Просто... послушай, я хотел сказать нет. Но я хочу быть частью чего-то, мужик, – он наклоняется. – Я хотел получить метку.
Интерес поселяется глубоко в моем нутре. Наконец-то новая информация.
– И что это за метка?
– Это татуировка. Такая, блять, крутая, братан.
Раздражение клокочет в моих чувствах, разрушая остатки моего контроля.
– Понятно, – говорю я, подходя ближе. Моя рука опускается вниз, кончик лезвия прорезает его сухожилия, как масло, и глубоко вонзается в бедро. Он кричит, звук бьет по ушам и царапает мои внутренности.
Ладонь закрывает ему рот, заглушая шум, я наклоняюсь к нему, мое лицо в нескольких сантиметрах от его лица.
– Знаешь, что мне больше всего нравится в ножах? – моя другая рука, все еще на рукояти ножа, начинает медленно прокручивать, преодолевая сопротивление мышц. – Это возможность быть настолько деликатно точным. Видишь ли, еще около 10 см, и я бы перерезал твою бедренную артерию, что позволило бы быстро истечь кровью. Твой разум потерял бы сознание, что позволило бы тебе легко умереть.
Томми хнычет, его тело вибрирует, когда он дергается против застежек-молний.
– Но раз уж ты решил, что мы ‘братья’, думаю, мы проведем немного времени с пользой, – на моем лице появляется ухмылка. – Я могу показать тебе, как сильно я люблю играть с вещами, которые режут.
Я убираю руку от его рта, мой желудок скручивается от отвращения при виде того, как слезы и сопли стекают по его лицу.
– Это крокодил(Крокодил Тик-Так – персонаж из Питера Пэна, проглотивший будильник, съевший руку капитана Крюка и хотевший съесть его полностью), – изрыгает он. – Обернутый вокруг часов. Это... это знак, который ты получаешь, когда вступаешь в его ряды.
Шок пронзает меня в самое нутро, мои внутренности сводит судорогой от видения, которое создают его слова.
– Что еще? – шиплю я, вдавливая нож еще глубже.
– Это все, мужик. Клянусь.
Мои пальцы дергаются.
– Старки, принеси соль, пожалуйста.
– Они зовут его Кроком! – кричит Томми. – Пожалуйста, остановись, я...
Моя рука соскальзывает с рукоятки ножа, но я восстанавливаю хватку, ярость мчится по моей крови, темнота прорывается сквозь меня словно ураган. Я вытягиваю лезвие из его кожи и бью снова, в этот раз выше, волоча нож через плоть резкими, неровными движениями в то время, как он кричит в агонии.
– Лжец, – шиплю я. – Откуда ты знаешь это имя?
– Я говорю тебе правду. Клянусь, – лицо белое, кровь стекает на пол под нами. – Он зовется Кроком. Я никогда не встречал его, но женщину зовут...
Бум.
37.ВЕНДИ

Мое сердце тяжелеет, пока я сижу в холодном, сыром офисе стрип-клуба и жду, пока Крюк сделает то, что должен сделать.
Это отстой.
Кёрли сидит за офисным столом и листает свой телефон, а Мойра почему-то решила составить нам компанию. Ее взгляд горяч, он проникает в мои внутренности, и я широко улыбаюсь ей, надеясь, что ее разрывает на части осознание того, что я здесь, у Крюка. Она принесла одежду, но я отказался от нее, не в силах унять искру удовольствия, которая затеплилась в моей груди, когда она взглянула на то, что на мне надето.
За последние пару часов я смирилась с тем, что эмоционально испорчена. Позволять такому мужчине, как Крюк, прикасаться ко мне и наслаждаться тем, что я чувствую, когда он это делает, по меньшей мере, нездорово. Он ясно дал понять, что не является добропорядочным гражданином. Он совершает ужасные поступки, большинство из которых, надеюсь, я никогда не увижу.
Но несмотря на то, что он сделал и со мной, и, я уверена, с другими, я не могу изменить тот факт, что когда я с ним – когда я действительно с ним – я открываю себя все больше и больше. Открываю для себя то, кем я могу быть.
Иронично, что потеря свободы воли помогла мне обрести свой голос.
И, возможно, это делает меня более похожей на моего отца, чем я хотела бы признать.
Но все мы немного извращены, и нет такого понятия, как добро и зло. Есть только перспективы, и восприятие меняется в зависимости от угла зрения.
Люди не статичны. Наша мораль не постоянна. Они переменные, постоянно меняющиеся и превращающиеся в различные версии самих себя; энергия, которую можно переключать и перестраивать.
– Могу я взять твой телефон? – спрашиваю я Кёрли.
Он закатывает глаза.
– Солнышко, ответ сейчас такой же, как и последние двадцать раз, когда ты меня спрашивала. Нет.
– Я просто хочу узнать, как дела у моих друзей. У моего брата.
Мойра поднимает глаза от того места, где она ковырялась в ногтях, и ее любопытный взгляд останавливается на мне.
– Почему у тебя нет своего телефона ещё раз?
Кёрли выпрямляется, бросая на меня предупреждающий взгляд.
– Я потеряла его, – говорю я, пытаясь скрыть свою ошибку.
– О, – она кивает. – Очень жаль, – в ее глазах появляется блеск, когда она осматривает меня сверху вниз, ее губы кривятся. – Знаешь... Я понимаю. Я тоже переживала, что потеряла телефон вчера вечером, но поняла, что так спешила на встречу с Крюком, что даже не взяла его с собой.
Мой желудок сжимается. Она лжет.
– Прошлой ночью?
Мойра очень напоминает мне Марию, и у меня никогда не было возможности постоять за себя с ней, я слишком беспокоилась о том, чтобы быть принятой. Но мне надоело быть послушной девочкой, которая принимает оскорбления людей и носит их как бремя.
– Это интересно, потому что Крюк был со мной прошлой ночью.
Ее ухмылка расширяется, а голова качается в сторону.
– Ты уверена в этом?
– Я… – я делаю паузу, понимая, что на самом деле не уверена, куда он пошел после того, как я заснула. Я предположила, что он просто проснулся раньше меня, но во мне зарождается сомнение, заставляя мои внутренности зеленеть.
– Мойра, заткнись, мать твою, – огрызается Кёрли. – Никому нет дела до твоих внеклассных занятий с боссом. Уходи.
– Но я...
Он встает из-за стола.
– Я сказал, убирайся к чертовой матери.
Она вскакивает на ноги и топает за дверь. Хорошо избавились.
– Так он был здесь? – спрашиваю я, когда она уходит, и поворачиваю голову к Кёрли.
Он смотрит на меня, его челюсть сжимается, глаза слегка опускаются в уголках, как будто он жалеет меня и не хочет отвечать.
Я выдыхаю, скрещивая руки. Мне все равно. Не так уж важно, с кем он проводит время. Мне просто абсолютно отвратителен тот факт, что он мог быть с ней, а потом пришел домой и засунул те же пальцы в меня.
И я позволила ему это без борьбы. Я практически умоляла его об этом.
Дверь с грохотом распахивается, Крюк врывается в комнату, как ураган, мгновенно высасывая всю энергию в комнате. Парень с первой ночи в баре – тот, кто впустил нас – следует за ним.
– Крюк, я...
Крюк поворачивается.
– Старки, не говори, если не хочешь потерять свою жизнь.
Мой желудок крепко сжимается. Мои глаза расширяются, когда они видят Крюка. На нем черные кожаные перчатки, рубашка на пуговицах закатана до локтей. На его коже красные брызги, а волосы взъерошены и растрепаны, как будто он вырывал их с корнем.
Старки сглатывает, его лицо искажается, когда он опускает голову. Крюк разминает шею, и хотя, несмотря на его внешний вид, он выглядит относительно спокойным, я вижу легкую дрожь в его руке и то, как напряглись его черты лица. И воздух – он кажется другим. Я не знаю, как это объяснить, но всякий раз, когда его настроение меняется от одной крайности к другой, я чувствую это. Как будто он тянется, чтобы прикоснуться ко мне, желая притянуть к себе и помочь спасти его от утопления.
Я чувствую своими костями, что он в нескольких секундах от того, чтобы сорваться.
И когда Крюк сорвется, я представляю, что это не будет хорошо ни для кого из участников.
Я не знаю точно, что заставляет меня делать то, что я делаю дальше. Может быть, у меня есть желание умереть, а может быть, я смирился с тем, что если бы он хотел меня убить, он бы это сделал. Но я поднимаюсь с дивана и медленно иду к нему, не останавливаясь, пока не оказываюсь прямо перед его лицом.
Он выдыхает, убирая руку с волос, его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня.
– Привет, – говорю я.
Его глаза темнеют.
– Привет.
– Я знаю, что сейчас, возможно, не самое подходящее время, – пытаюсь пошутить я.
Уголки его рта дергаются.
Я подхожу ближе, надеясь, что он не отведёт от меня взгляда, боясь, что если он отвернется, я потеряю его навсегда, и маленькая частичка Джеймса, пробивающаяся сквозь него, исчезнет совсем.
Я прижимаю руки к его груди, ровный ритм его дыхания заставляет мои ладони подниматься и опускаться, и я приподнимаюсь на цыпочки.
– Могу я поговорить с тобой наедине?
Он хватает меня за бока, его глаза сверлят меня, его взгляд обхватывает вокруг мою грудную клетку и стягивает ее. Его пальцы дергаются на моей талии.
– Пожалуйста, – шепчу я, глядя на него из-под ресниц.
Мои чувства размыты, мое внимание приковано к нему, но я слышу, как за нами захлопывается дверь.
Его руки проводят по моей спине, заставляя мурашки бежать по коже. И вдруг я не просто пытаюсь успокоить ситуацию. Я отчаянно хочу, чтобы он был рядом, воспоминания о том, что было раньше, пронзают меня и разжигают желание, пока огонь не закипает в моих венах.
На этот раз именно я наклоняюсь и целую его.








