Текст книги "День рождения"

Автор книги: Магда Сабо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

XII. Предательство Ютки

Боришка мерзла. Впервые в жизни ей было так холодно. И так пусто и холодно на душе. У нее бывали трудные минуты, но никогда еще она не оставалась наедине со своими невзгодами. Мать всегда старалась чем-то помочь, да и Ютка тоже. И, разумеется, Сильвия, которая всегда была на ее стороне. О, эта Сильвия!

А сейчас она могла спросить совета лишь у опустившейся на нее тишины. Посидев немного, Боришка с трудом поднялась, медленно и тяжело, точно старуха, которой через силу дается каждое движение, как, наверное, тетушке Гагаре.

Отец поручил ей сходить в жилуправление – поговорить с Юткой и Цилой. Словом, дела были, но час для всего этого был еще очень ранний, разве что для уборки самое время. Впрочем, есть еще одно дело, которое хотя отец и не доверил ей, но от него зависит все остальное. С него она и начнет день, Боришка надела пальто.

Раньше она в это время только пробуждалась, а сейчас влилась в поток людей, спешащих на работу. Бори не решилась сесть на троллейбус – побоялась случайно встретиться с отцом – и пошла на трамвайную остановку на Малое кольцо.

Трамвай был набит битком. Бори едва втиснулась на площадку. А ехать туда с двумя пересадками. Морозный утренний воздух приятно холодил щеки, розоватый свет солнца, проглядывавшего временами сквозь тучи, вспыхивал бликами на снегу; теплое дыхание кудрявыми облачками окутывало лица прохожих. Словом, было обычное рождественское утро, когда над улицей плывет запах пирогов и еловой хвои даже там, где ничего не пекут и елками не торгуют.

И только Бори не замечала никаких запахов.

В больницу ее сперва не захотели пропустить. Но сторож оказался добрым стариком и в конце концов сам позвонил дежурной сестре на мамин этаж, чтобы узнать, как мама себя чувствует. А Бори стояла и смотрела на мигающие огоньки табло местной АТС. Потом она взглянула на сторожа, и того поразили ее глаза – строгие и такие горестные.

– Это я всему виной, что мама сюда угодила. И мне обязательно нужно ее повидать, – сказала она, не сводя со сторожа требовательного взгляда.

«До чего же, однако, отчаянная девчурка!» – подумал тот.

Мимо прошла медсестра, неся под мышкой истории болезней. Сторож окликнул ее:

– Сестричка, проводите вот эту девочку на четвертый этаж, в палату семьдесят шесть, к больной Штефани Иллеш.

– Сейчас? – удивилась сестра.

– Да.

Бори никогда еще не доводилось бывать в больнице. Ничего особенного: обычный коридор, длинная вереница палат – одна за другой. В воздухе стоял тяжелый запах лекарств, по коридору торопливо взад и вперед сновали сестры.

Хирургическое отделение. Пока она шла вдоль по коридору, на нее со всех сторон удивленно поглядывали, но никто ничего не сказал.

Вот наконец и семьдесят шестая. Бори отворила дверь. В палате лежали четверо. Три незнакомых головы одновременно, как по команде, повернулись к ней. И только лежавшая на четвертой койке больная не пошевелилась. Но нет, конечно же, она жива: видно было, как при каждом вдохе чуть приподымается легкое одеяло у нее на груди. Лоб и половина лица в белых бинтах, левая нога до самого бедра в гипсе.

Больные молча и пристально разглядывали неурочную посетительницу. И вдруг мама открыла глаза, повернула голову к Боришке и улыбнулась ей:

– Иди же сюда!

Бори подошла к маминой кровати с правой стороны. Мама дотянулась до нее и взяла ее за руку. Какое ласковое прикосновение!

– Это ваша дочка, тетушка Иллеш? – разом заговорили все три соседки, но ни мама, ни Бори не слышали их слов, не слушали их.

Бори наклонилась, поцеловала маму в губы. Сначала, чуть робея, нежно, затем горячо, крепко, до боли.

«Бедная моя девочка!» – думала мама.

– Все будет хорошо, – слышала Бори. Мамин голос был прежним, обычным, только чуть тише. – Все обойдется, Бори. Тебе разве не сказали?

– Еще пару недель, – Бори теперь услышала резкий скрипучий голос одной из маминых соседок по палате, – и танцевать будет твоя мамочка. Хотя перелом – дело прескверное. Да ты что же молчишь, девочка? Язык проглотила? Ни здравствуй, ни как тебя зовут!

– Папа как себя чувствует? Передай привет Цецилии и Миши, успокой их!

– Ты меня не разлюбила? – прошептала Бори.

Соседка возмущенно отвернулась. Ну что за молодежь пошла нынче! Нет чтобы спросить: не давит ли гипс, или что говорят врачи – так она с расспросами к матери пристает. Вот эгоистка! «Ты меня не разлюбила?» Это ей, видите ли, важно, а не материнское здоровье.

А мама смотрит на белоснежную простыню и слабыми, как у ребенка, пальцами гладит руку дочери, ее младшенькой. И она видит саму себя такой же девочкой: как она несет из лесу домой вязанку хвороста – большую, тяжелую, чтобы не ходить в лес по дрова дважды. А однажды случилось ей и заблудиться в лесу; она ведь не ученая, всего несколько классов кончила и меньше Боришки знает о разных там странах, науках. Но зато ей известно такое, что всегда знает лучше всех на свете одна только мама, потому что она – мать. «Итак, наступил этот час, – думала мама. – Честно говоря, я все время старалась оттянуть его приход, доченька. Но, видно, неправильно я делала. У меня самой он слишком рано пробил, этот час. Вот я и думала, может, тебе-то не стоит спешить… Но что ж, раз пришла пора идти – иди! Иди, милая, иди, крошка моя! И даже если за это мне суждено заплатить увечьем своим – неважно. Пришло время – иди!»

– Конечно, люблю, – спокойно, без всякой сентиментальности, казалось, даже суховатым тоном сказала мама.

А женщина на соседней койке, никогда не имевшая детей, возмутилась в душе: «Это надо же! Ноги ей переломали, а она, представьте, ни о чем больше говорить не хочет, как о любви!»

Неправда, говорили и о другом.

– Отпразднуйте без меня, но как положено и сочельник, и Новый год. И смотрите, чтобы у всех было только хорошее настроение! Доктор говорит, что мне придется тут еще долго полежать. Так что уж вы потерпите там без меня!

– Ладно, – сказала Бори.

– Соскучилась я по отцу и по Циле – по всем вам. А платье во всем этом ты не вини. И носи его! Слышишь?

«Они еще и о платье говорят. Потрясающе!»

В распахнувшихся дверях заскрипел колесиками столик-тележка: это сестра привезла завтрак.

– Посетители во время завтрака? – удивилась сестра. – Это что же, доктор разрешил?

– Я уже ухожу.

И Бори вышла, ни с кем не попрощавшись, не поцеловав мать. Женщина на соседней койке снова покачала головой. А Штефания Иллеш ни разу за все время не улыбнулась. Не удержалась и, горестно вздохнув, посетовала:

– Ну отчего она у меня такая?!

Спустившись вниз, Бори на мгновение остановилась в парадном. А над городом уже занялось настоящее зимнее утро: с синим небом, колючим морозцем и улыбающимся солнцем. За всю свою жизнь Бори, так пристально следившая за сменой своих хороших и плохих настроений, не помнила чувства, подобного тому, что охватило ее вдруг сейчас. «Будто села я вчера вечером на какой-то поезд, – думала она, – а он мчится вперед с бешеной скоростью, и я не успеваю даже прочитать названия проносящихся мимо станций и потому не знаю, куда еду…»

Бори зашла к технику-смотрителю, та раньше, бывало, и не замечала ее, а теперь сама вышла из-за стола навстречу Боришке, обняла ее, погладила по голове.

– Ты не стесняйся, заглядывай ко мне почаще и вообще давай нам знать, как там мама! А отцу передай, пусть напишет заявление на получение денежного пособия: в этом году премию за лучший участок вы, наверное, уже не сумеете получить, как бывало. Но это все пустяки. Главное, чтобы мама поскорее поправилась, а тогда все премии ее будут. Ну, беги, Боришка!

Дома, в парадном, нос к носу столкнулась с тетушкой Чисар. Та дотошно расспросила: где была, какие новости, а затем кнопкой приколола на доску объявлений записку: «24 декабря в 15.00 в квартире Чисаров состоится собрание-пятиминутка жильцов дома». И что только не выдумают? Собрание в самый канун праздника!

Проследовала к выходу госпожа Ауэр с красивой хозяйственной сумкой в руках.

– В три часа собрание! – напомнила тетушка Чисар.

– Видела, – улыбнулась госпожа Ауэр. – Время вы неудачное выбрали для собрания, милочка. В канун рождества у людей на такие дела совсем нет времени. Я, например, даже Сильвию не смогу к вам прислать: она как раз сегодня обручается со своим Галамбошем. Он приедет сразу после обеда. А у меня прямо голова кругом идет от всех забот.

После обеда? А вчера Сильвия сказала Боришке, что она сегодня встречается с Галамбошем в «Фонарике» и там представит своего жениха отцу!

– Вчера весь день готовились, уборку в квартире делали. Я даже заказать ничего не успела. В доме до сих пор все вверх дном. Полы натереть еще надо. У меня уж так заведено: перед рождеством обязательно делать генеральную уборку.

Если в доме затеяли уборку, значит, никаких гостей у Сильвии не могло быть: ни отца, ни его новой жены, и все ее пальто на месте – никакой родственнице она их не отдала. Завралась Сильвия, каждое ее слово – ложь, ложь и ложь!

– Но я со всем заранее согласна, милочка, что бы вы там ни постановили. Мне все равно. Я слышала, Боришка, у вас несчастье? Надеюсь, ничего серьезного?

Госпожа Ауэр снова улыбнулась. Но лишь сейчас, впервые за много лет, Боришка вдруг разглядела, что за этой ее милой улыбкой нет ничего, даже простого любопытства. Она промолчала. Госпожа Ауэр либо сочла ее молчание за ответ, либо и не ожидала ответа, только из приличия спросив, как себя чувствует мама, уже скрылась за дверью.

Дома Бори сразу принялась за работу. Она долго провозилась с плитой, растапливая ее; много времени заняла уборки, прежде чем квартира приняла обычный прибранный вид. Дров и угля было мало: вчера тетя Гагара сожгла весь их недельный запас. Поэтому, захватив с собой две корзины, Бори отправилась в подвал. Не любила она туда ходить. Нет, совсем не потому, что боялась, а просто не любила. Вот и сейчас, включив свет и увидев щербатые ступеньки лестницы, она почувствовала, как по спине побежали мурашки. Упругой поступью спортсменки – недаром ради Варьяша старалась в свое время – Бори стремительно сбежала вниз. И, только наполнив корзины брикетами и взглянув на эту же узенькую, очень крутую лестницу снизу, она поразилась: бедная мама, и как же это она каждый день таскает такие тяжелые корзины с углем?! А вдруг оступится, упадет? Мама же не занимается гимнастикой, не ходит тренироваться – ей только работать поспевай… В это время кто-то позвонил. Карой Иллеш сделал в доме такую проводку, что, если кто-нибудь вызывал дворника, звонок можно было услышать повсюду – на лестнице, во дворе, в подвале и даже на чердаке. Ведь мама постоянно работала где-то в доме, не сидела сложа руки в своей квартире.

Бори взбежала вверх по лестнице с полными корзинами в руках, недоумевая, кому бы в эту пору мог понадобиться дворник. Может быть, почтальон, обычно оставляющий у них посылки и заказные письма для жильцов, находящихся днем на работе? А может, участковый пришел сказать, что нужно чаще убирать снег с тротуара?

Ведь с того часа, как отец ушел на работу, она и за метлу еще не бралась. А может, просто так кто-нибудь – скорее всего, тетя Гагара. Но у двери стоял инженер. Рудольф! В руках у него был чемодан.

Еще вчера и позавчера, мечтая об этой встрече, Бори представляла себе: «Он мне скажет: «Целую ручку», и я ему отвечу: «День добрый». Приглашу в комнату, усажу в кресло, угощу ликером. Сильвия говорит, что всех гостей нужно угощать, тем более мужчин».

Но они просто поздоровались, одновременно сказав друг другу:

– Доброе утро!

Затем Рудольф добавил:

– Как чувствует себя ваша мама? Лучше?

«Лучше. Я уже была у нее, говорила с ней, скажу я», – думала Боришка, но сказала только:

– Может быть, вы зайдёте?

Она распахнула перед инженером кухонную дверь. Все получилось совсем не так, как виделось ей когда-то в мечтах. Они не сидели с ним в комнате, в кресле под торшером, и она не угощала его ликером, а стояли в холодной кухне. Впрочем, какая разница, где инженер Тибор Шош беседует с девчонкой Боришкой Иллеш? И комната и ликер – это все было для Рудольфа и для нее, вчерашней, позавчерашней Боришки.

Инженер Шош положил на стол перед Бори ключ от квартиры.

– Несколько дней меня здесь не будет, – сказал он. – Если вас не затруднит, протапливайте, пожалуйста, мою квартиру хотя бы через день, чтобы она совсем не выстыла. И в эти же дни убирайте.

Я только не знаю, могу ли я на это рассчитывать, пока тетушка Иллеш больна?

– Конечно, – заверила его Бори. – Ее заменят.

Рудольф взглянул на нее. Боришка покраснела. Нет, не от его взгляда, а от мысли, что однажды она рылась в ящиках его стола.

– Скорее всего, Юдит Микеш, из соседнего дома. Очень порядочная девушка. Надежная. Ничего не тронет…

И снова пристальный, изучающий взгляд Рудольфа. На этот раз Боришка даже не зарделась. Рудольф знает о ней все от Сильвии, а делает вид, будто и слыхом не слыхал. И говорит ей «вы», щадит ее.

– Передайте вашей матушке, что я желаю ей скорейшего выздоровления, а вам всем счастливого Нового года, веселых праздников, – сказал инженер, а сам все стоял и смотрел на Боришку.

«Ну что же ты? – думала она. – Чего стоишь? Почему не подашь мне руки? Тогда, в театре, ты же первым мне протянул руку. А теперь, когда ты все про меня знаешь, ждешь, что я сама это сделаю, теперь уже как взрослая? Но почему?»

Она робко протянула ему руку:

– Счастливого пути!

Инженер пожал руку Боришки.

Он ушел, а ей некому рассказать о всем случившемся.

Она постояла в раздумье, не зная, за что первым делом взяться. Снег надо бы убрать с тротуара, но прежде хотелось поболтать с Юткой.

Проблему разрешила сама Ютка, встретившаяся ей в парадном, когда Бори уже шла с метлой, и они молча дружно принялись подметать тротуар. Боришка, работая, все время любовалась ухваткой Ютки: какая она быстрая, уверенная, ловкая! Вместе начали от двери: одна влево, другая вправо, и две-три минуты спустя Ютка уже вернулась к Боришке и по ее части тротуара тоже прошлась еще разок метлой.

Закончив работу, они поговорили о матери, о больнице, убрали метлы, поднялись к Боришке в квартиру.

– Как у тебя чисто! – похвалила Ютка, и Боришка не помнила, чтобы ей когда-нибудь была так приятна чья-то похвала.

И комнате Бори передала Ютке просьбу отца. Как ни трудно было в этом признаться, отец с большей охотой доверяет работу чужой девочке, чем своей собственной дочери. Ютка, не перебивая, выслушала, о чем ее просят. Последним в перечне шел инженер. Тут уж она не удержалась: как, и Рудольф тоже?!

Боришка выдержала ее пристальный взгляд.

– Рудольфа больше нет, – сказала она. – Думаю, что и не было. Одним словом: нет.

«Что же произошло? Увы, сейчас не очень подходящий момент спрашивать. Но что делать с просьбой дяди Иллеша? – думала Ютка. – Работы на полдня, время у меня есть: три недели каникул. Можно хорошо заработать, например, на пальто из комиссионного магазина вместо моей «дудочки». Тем более, что дела-то все по дому, по хозяйству, такие мне знакомые. И деньги мне нужны, и заработать легко!»

И вдруг ей стало так стыдно от этой мысли, что она вся залилась краской. Попросту стыдно: брать деньги у человека, которого ты давно знаешь, потому только, что с тетушкой Иллеш стряслась беда, а дочь ее ленива и безответственна? Брать деньги потому только, что ты мечтаешь о пальто, настоящем пальто, а не какой-то ненавистной тебе «дудочке»…

– Нет, – поднимаясь со стула и надевая свои уродливые варежки, сказала Ютка, – к сожалению, я не смогу. Передай дяде Карчи: не смогу.

Бори удивленно уставилась на Ютку: ответ так не походил на нее.

– Не сердитесь, но устала до смерти. Работаю на два дома, бабушка болеет. Словом, ничего не получится.

– Может, еще кто из нашего звена? – переведя взгляд на ковер, обронила Боришка.

«Вот когда ты наконец о своем звене вспомнила! – мелькнуло в голове Ютки. – Только теперь?»

– Я лично не берусь никого просить. Если не считать нас с тобой, остается еще восемь девочек. И никому из них ты ведь ни разу не пришла на помощь. Приказывать я не имею права, а просить – на каком основании? Все ждут не дождутся каникул. Если хочешь, попробуй сама… Хотя я не верю, чтобы кто-нибудь согласился…

«Ведь и правда, – думала Боришка. – Я никогда никому не помогала. Даже тебе вчера, когда ты измучилась, бегая по делам. Ты права. Так с какими глазами пойду кого-то просить?! К тому же у нас только Ютка сирота и нуждается в деньгах».

«Ой, а мне так хочется купить другое пальто! – думала Ютка. – Но нет! Не такой ценой. Потом! Еще успею. Сейчас важнее всего – Бори».

– Словом, – проговорила она, – я никак не смогу. Передай отцу, чтобы он не сердился на меня, но ведь и мне нужно хоть когда-то отдохнуть… Снег с тротуара чаще мети, а то участковый заругается.

– Что же теперь будет? – спросила Бори, оторвав взгляд от ковра.

– А что? Устроится все как надо.

Она хотела положить руку на Боришкино плечо в знак прощания, но та отодвинулась.

«Презирает меня, – думала Ютка, – но ничего…»

– Привет, я еще зайду.

Дверь захлопнулась. Боришка осталась одна.

«Одна я, одинешенька, – думала она, разглядывая палец, в который недавно в подвале впилась заноза. – Одна как перст. Никто мне не поможет. Сильвия предала, Ютка отказалась помочь».

XIII. Тетушка Гагара. Работа в „Резеде”

Ютка ушла, отзвучали ее проворные шаги, а Боришка сидела на табуретке и слушала, как стучат часы. «Так тебе, так, так тебе, так», – выговаривали часы с каким-то упрямством, холодным, жестким голосом. Бори никогда прежде не прислушивалась, какой у часов голос; о своих-то, ручных, вспоминала только, когда забывала завести и замечала, что очень уж медленно тянется время до звонка. «Так, так, так тебе», – приговаривал будильник, и Боришка поняла, почему она слышит его голос сейчас, а раньше не замечала: просто раньше она никогда так подолгу не была наедине с собой.

А ведь сколько раз она мечтала о своей собственной комнате, куда можно было уйти и предаться грезам, мечтаниям, чтобы никто-никто не мешал. И вот теперь у нее в распоряжении вся квартира, у нее одной. Хочешь – включай радио, хочешь распахни все двери, лежи на диване в одежде. Есть и время помечтать. Да только пришло все это не так, как она думала, как хотела бы.

Полные волнений и неожиданных чудес каникулы, прихода которых она ждала с таким нетерпением, вдруг обернулись в недели тяжелого труда. О помощи девочек из звена не могло быть и речи. Ютка правильно сказала: сама же ты никогда никого не выручала, хотя те часто нуждались в помощи.

«Что ж, – думала Бори, – пообещаю отцу быть старательной, постараюсь сама управляться со всеми мамиными делами, пусть чуточку хуже… В самые трудные дни, на праздники, Цила выручит. А в общем, могу же я работать, руки – ноги есть».

Боришка взяла лист бумаги, переписала все, что нужно сделать. Пошла к тетушке Года позвонить по телефону. Года жила, как и Боришка, на первом этаже, только в другом крыле дома. Набрала номер и очень долго ждала, пока на троллейбусной станции разыщут водителя Кароя Иллеша. Но тетушка Года настояла, чтобы Боришка терпеливо сидела у телефона. При чем тут три минуты? Если дело важное, можно и дольше трех минут занимать линию.

Карой Иллеш, узнав, что его просят к телефону, удивился: в больницу он утром звонил сам, дочка не имела привычки вызывать его.

– Папа, – услышал он долетевший издалека голос, звучавший почему-то совсем не по-детски, – Ютка не берется нам помогать. Так я тебе вот что хочу сказать: я сама со всем управлюсь.

– Вот оно что! – отозвался отец. Голос у него был усталый, недовольный.

– Я буду очень стараться, папа, честное слово! Изо всех сил. Ты останешься доволен мною.

Отец молчал.

– Ведь это же всего полдня, пока ты сам домой не вернешься. Конечно, может, не все будет получаться, но ведь другого выхода нет.

– Совсем от рук отобьешься, – с сомнением в голосе сказал отец.

Тетушка Года видела только, как вспыхнуло Боришкино лицо.

– Нет! Вот увидишь! Все будет как при маме. Обещаю. Слышишь, папа? Обещаю!

– Ладно, – неохотно согласился отец. – Попробуй. Ну, а если не получится у тебя, что-нибудь еще придумаем. Самое главное: пока меня нет, чтобы ты из дому ни на шаг! Так распланируй время на магазины, на все, чтобы всегда кто-нибудь дома был. Ну ладно, я поехал. Приду – поговорим.

Он положил трубку. Тетушка Года, поколебавшись с мгновение, сказала:

– Берись спокойно, Боришка. Сегодня Чисарка как раз об этом хочет говорить на собрании: чтобы после праздников все жильцы сами убирали свою лестничную клетку, мусор сами выносили, не слишком часто поздно ночью возвращались из кино и театров. Словом, перейдем на самообслуживание, постараемся вас зря не дергать. Даже госпожа Ауэр сказала, что она заранее согласна со всеми решениями собрания. Неужели ты думаешь, что мы оставим вас теперь без всякой помощи? А уж у себя дома с хозяйством ты и сама, наверное, справишься?..

Бори с удивлением посмотрела на тетушку Года, словно впервые в жизни видела ее – тощую, с выступающей вперед крупной челюстью и маленькими бесцветными глазками. «Почему я так мало знаю людей вокруг себя? Меньше, чем Ютка и даже Рудольф! Но если Ютке так все хорошо известно, почему же она не хочет помочь мне? Как вот, например, тетушка Года или управдомша Чисар, как весь дом, за исключением Ютки… До чего же все запутано!»

Боришка пробормотала что-то вроде благодарности и помчалась домой взглянуть в свой список дел. Выходит, все гораздо проще. В основном свои, домашние заботы лягут на ее плечи: убирать квартиру, готовить обед, топить печь, носить дрова, покупать продукты. Мыть лестницу и мести улицу – штука не сложная. Труднее всего сторожить в доме. Ну, и всякие там непредвиденные дела. Как бы жильцы ни старались не беспокоить их, инструментов-то у них никаких, скажем, той же прочищалки для раковины. Засорится, к примеру, сток у Диллей, кому, как не ей самой, идти приводить и порядок? А сумеет ли она? Раньше ей в голову никогда не приходило посмотреть, как это отец делает.

Со всякой деловой писаниной она, конечно, справится: у нее по письму всегда пятерки были. Обеды готовить она будет из полуфабрикатов – так легче: на целлофановых пакетиках с супами всегда инструкция напечатана. Иногда можно и холодный ужин сделать. Хорошо, если бы ни разу за это время не было аварий. Иначе придется вызывать слесарей. Обычно им мама сама звонит… Нужно будет спросить у отца, как часто положено мыть лестницу. Снег убирать она уже умеет. Вот только как быть с соревнованием на поддержание чистоты в доме. Нет, о первом месте, о премии и думать нечего. Сколько же, оказывается, дел у матери! Вспомнились Боришке ее же жалобы Сильвии: «У меня мать примитивная женщина. Никогда не знает, какие новые фильмы идут в кино, где какой режиссер живет, книг почти не читает, в театр раза два в год сходит, и то, если тетушка Года согласится посторожить за нее в подъезде. В дома отдыха мать не ездит: без отца не хочет, а обоим сразу нельзя дом без присмотра оставить. Иногда даже по неделе и в газету не заглядывает. Ужас!»

«Интересно, найдется ли теперь у меня самой время читать романы, когда я буду замещать мать? Будет ли мне хватать времени на маникюр, на каток, на прогулки, на рассматривание фотографий на стендах перед кино?» И вдруг она поняла: мать не читает книг и не ходит в кино не потому, что не хочет, – ей просто некогда!

Бори принялась за работу: выгребла золу из топки, разожгла огонь. И тут она вдруг вспомнила о праздниках: рождество, Новый год! Как же она могла забыть о них? Выходит, Сильвия украла у нее не только деньги, но и сами праздники. Ей теперь даже подарки не на что купить!

Когда пришла тетя Гагара, Боришка была вся в слезах.

…Перед Боришкой стояла тетушка Гагара с термосом в руках.

Услышав звонок, девочка подумала, что это приехала Цила с мужем, открыла – и на пороге тетушка Гагара, в бекеше внакидку, с термосом в руках. Проковыляв на кухню, Гагара взяла с полки чашку и, налив в нее кофе из термоса, сказала:

– Вот выпей. Чует мое сердце, что ты сегодня даже и не завтракала.

Завтракала. Рано-рано утром. Больше половины кофе выплеснула в раковину, едва отец за порог. Какой там завтрак, когда все мысли были о маме?! Интересно, как это Гагара угадала, что она голодная? Тетушка Гагара опустилась на табуретку.

«Нужны деньги, – думала Бори. – Нужно достать денег. Не могу же я подойти к новогодней елке за своими подарками, ничего не купив для других. Лучше уж тогда совсем уйти из дому с глаз долой. Деньги, а где их взять? У моих знакомых нет столько денег, сколько мне нужно. Сильвия? Сильвия для меня больше не существует. Так кто же? К госпоже Ауэр обращаться бесполезно. В лучшем случае она пожурит дочь, и все. Ютке я тоже ничего не скажу про Сильвию, раз она отказалась меня выручить. Если бы не обещание отцу заменить маму, вполне можно было бы сейчас пойти поработать в оранжерею: ведь дядя Чуха так нас всех уговаривал прийти помочь ему на праздники. Вот бы где можно было хорошо заработать! Но нет, из этого ничего не выйдет: сегодня мне весь день нельзя отлучаться из дому, нужно купить продукты и ждать, пока приедет Цила. И вот наступает сочельник, а я с пустыми руками являюсь к новогодней елке…»

– Может быть, тебе что-нибудь нужно? – спросила тетушка Гагара.

У Боришки задрожали губы. Ей нужно было так много, что всего и не перечислишь. Разве этой Гагаре понять, что творится в Боришкиной душе?

– А то у меня столько свободного времени, – продолжала Гагара, – что я просто не знаю, куда себя деть. Может быть, я могла бы что-нибудь вместо тебя сделать? Когда приедут Цила с мужем?

«Время! Вот есть человек, которому некуда девать свободное время! Чего бы я ни дала за то, чтобы у меня было время, – думала Боришка, – хотя бы только сегодня, до полудня! Да что об этом говорить! Гагара едва двигается, – чем она может выручить меня?»

Боришка сидела, обхватив пальцами обеих рук чашку с кофе, уставившись в одну точку.

– Когда-то я очень хорошо умела готовить, – сказала Гагара. – В самом деле. Только знаешь, для себя самой как – то не хочется особо стараться. Зачем? Убираться я тоже хорошо умею, и ноги у меня еще крепкие, хоть и не очень проворные. Если б только нужна я была кому-нибудь… Если бы мой труд кому-нибудь…

Боришка заглянула в глаза тетушке Гагаре – в них светилась мольба.

«Почему она просит меня, предлагая мне такое, о чем я и мечтать не смею? – ничего не понимая, думала Боришка. – Почему умоляет? Ведь, наверное, еще никому на свете не нужна была чья-то помощь так, как сейчас мне!»

– Я теперь вместо мамы работать буду, – через силу выговорила она. – Отец Ютку Микеш хотел попросить, но она не взялась. Вот все на меня теперь и свалилось. Завтра и даже сегодня после полудня – это еще не беда. А вот до обеда дело у меня есть одно, срочное и важное. Но мне дома велено сидеть: жильцы могут прийти за чем-нибудь. Да и Цилу нужно встретить. Она ведь еще вообще ничего не знает про маму. Мне же нужно и продуктов купить, и снег подмести, почтальона не прозевать – словом, много дел. Никак мне из дома отлучиться нельзя.

Глаза тетушки Гагары, всегда такие грустные, словно подернутые пеленой, заулыбались. Она глядела на Боришку с таким радостным удивлением, словно увидела в разгар зимы каштаны в цвету на своей улице Беньямина Эперьеша.

– А я на что? Я встречу Цилу, расскажу ей и о случившемся, и что у тебя срочное дело. И за домом присмотрю: какая мне разница, где сидеть? Тут даже лучше. Цила сходит за продуктами, а я приготовлю обед. Я так люблю готовить!

Боришка смотрела на преобразившееся, засиявшее от радости лицо тетушки Гагары и не могла разобраться в своих чувствах. Она испытывала признательность, и в то же время была растрогана и смущена. Бори взглянула на часы: половина десятого. За полчаса она доберется в Буду, до оранжереи, поработает до двух часов. Отец придет домой только к двум: можно даже и не говорить ему, что отлучалась. С десяти до двух она сможет заработать на подарки всем – купить какие-нибудь милые пустячки: шоколадку, красный карандаш, пластмассовый стаканчик. Да что угодно!

Надо оставить денег тетушке Гагаре, а то приедут Цила с мужем, – не Гагаре же снабжать семейство Иллешей деньгами на продукты! Боришка приподняла сердитого тигра, который лежал и стерег их «хозяйственные» деньги, хранившиеся в шкатулке.

– Вот это вам на продукты, – протянула она старушке бумажку в сто форинтов.

По тому, как омрачилось лицо тетушки Гагары, Бори заподозрила, что та даже собиралась продукты за свой счет купить, только бы ей позволили приготовить для них настоящий семейный обед! Но у Боришки не было времени раздумывать над всеми переживаниями старой соседки. Она торопливо оделась; тетушку же Гагару попросила передать сестре, что у нее дела в связи с производственной практикой в садоводстве и что она самое позднее к двум часам вернется домой. Гагара кивнула и помахала ей из окна рукой, когда Боришка бегом помчалась в сторону Рыбной площади.

О работе прежде всего нужно было договориться с дядей Чухой.

Сторож садоводства сразу узнал ее и пропустил. Она разыскала дядюшку Чуху в главной оранжерее. Здесь было тепло, сквозь стекла крыши ярко светило солнце, совсем как весной.

В нос ударил влажный, теплый запах земли. Дядя Чуха выпрямился и удивленно уставился на пришелицу.

– А тебя каким ветром сюда занесло? – Он вытер руки о свой неизменный резиновый фартук и, опершись на крышку стола, спросил:

– Может, ты тоже за еловыми ветками пришла? Чего ж раньше не сказала, а я их все Ютке отдал.

– Нет, не за ветками. Работать.

– Работать? – еще больше удивился садовник.

– Вы же в прошлый раз сами говорили, что в канун праздника работы хватит на всех желающих. За деньги. Вот я и пришла.

«Ах вот оно что! Понятно, Бори Иллеш любит денежки, она и летом была прилежна. Только сейчас не та, не летняя работа. Подойдет ли она ей? Может, она думает, что работать надо здесь, в садоводстве?»

– Что, уже все места заняты? – с тревогой в голосе спросила Бори, заметив задумчивое выражение лица у дядюшки Чухи. – Так ведь девушки еще во вторник сказали, что не придут.

«Все правильно, никто и не пришел, и работы тьма – из трех цветочных магазинов звонили уже, просили прислать в помощь рассыльных: лежит куча заказов, а выполнять их некому. Все теперь стали слишком обеспеченными и не хотят посылать детей заработать десяток форинтов. Предпочитают оставить девочек дома – мак для пирогов толочь. Праздник. А у этих Иллешей, знать, случилось что-то».

– Работа найдется, – проговорил наконец дядя Чуха, – если только подойдет она для тебя. Ты ведь, наверное, опять не слушала, когда я объяснял всем, какая предстоит работа.