Текст книги "Помнишь меня?"
Автор книги: Маделин Уикхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Я резко повернулась к матери:
– Что он имел в виду, когда говорил о полном крахе?
– Он хотел сказать, что перезаложил дом. – Ее голос задрожал. – В этом был смысл его послания. Диск пришел по почте через неделю после похорон, но было уже поздно – явились судебные исполнители! Что нам было делать? – Она гладила уиппета все неистовее, пока тот, неожиданно заскулив, не вырвался из ее хватки.
– И как мы поступили?
– Нам пришлось бы все продать, переехать в другой район, забрать Эми из школы… – Она замахала руками у лица. – Но мой брат проявил огромное великодушие и вмешался… И моя сестра… И ты, Лекси. Ты сказала, что выплатишь сумму залога. Столько, сколько сможешь.
– Я?!
Я отшатнулась, ощутив спиной твердую спинку дивана. С гудящей от шока головой пыталась связать одно с другим. Значит, я согласилась выплатить долги отца.
– Это был офшорный залог? – неожиданно спросила я. – Банк назывался «Юни…» – не помню, как дальше?
– Большинство дел папочка проворачивал за границей, – кивнула она. – Прятался от налоговиков. Не понимаю, отчего он не жил честно…
– И это говорит женщина, которая столько времени держала свою дочь в неведении? – не удержался Джон. – Да как у вас язык повернулся такое сказать?
Я невольно заразилась его раздражением.
– Мама, ты же знала, что я не помню похороны, и ничего мне не сказала! Неужели тебе невдомек, что это только ухудшило мое положение? Я ведь понятия не имела, куда уходит часть моей зарплаты.
– Это было очень трудно! – У матери забегали глаза. – Я не хотела ворошить старое ради блага Эми…
– Но… – Я осеклась, вспомнив кое-что похуже. – Мама, у меня есть вопрос. Отец когда-нибудь сидел в тюрьме?
Она вздрогнула, словно я наступила ей на больную мозоль.
– Совсем недолго, дорогая. Много лет назад… Произошло недоразумение. Давай не будем об этом говорить. Я сварю еще кофе…
– Нет! – В отчаянии я вскочила и встала перед ней, пытаясь добиться полного внимания. – Мама, слушай, нельзя жить, от всего отгородившись и делая вид, будто ничего не происходит! Эми права, ты патологически застряла в прошлом! Тебе необходимо разорвать этот замкнутый круг!
– Лекси! – возмущенно воскликнула мать, но я и не подумала остановиться.
– Эми знает, что отец побывал в заключении, и вбила себе в голову, будто тюрьма – это круто. Теперь понятно, почему у нее сплошные неприятности… Иисусе! – разрозненные фрагменты вдруг сложились в единое целое, совпав, как в «Тетрисе». – Так вот почему я в одночасье превратилась в одержимую карьеристку! Похороны все изменили.
– Ты рассказывала мне, как все случилось, – сказал Джон. – Когда пришли судебные исполнители, твоя мама совершенно растерялась. Тебе пришлось их останавливать, Лекси. Тебе пришлось принимать решения. Всю ответственность ты взяла на себя.
– Прекратите на меня так смотреть, будто это моя вина! – вдруг закричала мать пронзительным, дрожащим голосом. – Прекратите сваливать все на меня! Вы все понятия не имеете о том, как я жила! Твой отец, этот человек… – В последнюю секунду она замолчала, и у меня перехватило дыхание, когда я встретилась взглядом с голубыми, как у меня, глазами матери. В первый раз на моей памяти она говорила искренне.
В комнате стало очень тихо. Я едва осмеливалась дышать.
– Что – мой отец? Мама, скажи мне.
Но момент был упущен – взгляд матери заметался, она не хотела смотреть на меня. С неожиданной болью я увидела ее словно впервые: обруч с бантиком, как у Алисы в стране чудес, больше подходящий для девочки, морщинистые руки, обручальное кольцо на пальце. Пока я смотрела, мать уже нащупала голову ближайшего уиппета и начала его поглаживать.
– Скоро обед, Агнес! – сказала она высоким ломким голосом. – Давай-ка посмотрим, что мы найдем тебе на…
– Мам, пожалуйста… – Я сделала шаг вперед. – Ты не можешь вот так недоговаривать. Что ты собиралась сказать?
Hе знаю, на что я надеялась, но когда мама подняла голову, я сразу поняла: ничего не узнать. На ее лице снова появилось неопределенное выражение, словно ничего не произошло.
– Я просто хотела сказать… – заговорила она с прежним мученическим видом, – …что прежде чем винить меня во всех бедах, Лекси, учти: и тому парню есть за что ответить. Тогдашнему твоему бойфренду, которого ты привела на похороны. Дейву? Дэвиду? Это его ты должна винить в первую очередь.
– Ты о Лузере Дейве? – переспросила я, оторопев. – Но ведь он не был на похоронах. Он уверял, что предложил пойти со мной, но я его прогнала. Дейв сказал… – Я осеклась, увидев, как Джон качает головой, глядя в потолок.
– Что еще он тебе наговорил?
– Уверял, будто мы расстались утром в день похорон и все было очень красиво – он даже преподнес мне розу… – О Господи, о чем я только думала, когда поверила в эту чушь? – Извините, я на минуту.
Я стремительно вышла из дома на подъездную дорожку, кипя от гнева на мать, на отца и собственное идиотское легковерие. Выхватив из кармана телефон, набрала рабочий телефон Лузера Дейва. Вскоре трубку сняли.
– Авторемонтная мастерская, – произнес Лузер деловым голосом. – Дейв Льюис к вашим услугам.
– Лузер Дейв, это я, Лекси. – Мой тон был стальным. – Мне нужно еще раз услышать о нашем расставании. И на этот раз я хочу слышать правду.
– Детка, я рассказал тебе все как было, – ответил он со снисходительной уверенностью. – Придется тебе поверить мне на слово.
Мне захотелось спустить с него шкуру. – Слушай, ты, придурок, – медленно произнесла я, и в моем в голосе прозвучало с трудом сдерживаемое бешенство. – Я сейчас сижу у специалиста-невролога, дошло? Врачи говорят, кто-то дал мне неверную информацию, сбив мои нейроны с правильных проводящих путей центральной нервной системы. И если это не исправить, у меня наступит непоправимое повреждение головного мозга.
– Боже! – потрясенно воскликнул Лузер. – Прямо сейчас?
Ей-богу, он глупее уиппетов моей матери.
– Да. Врач как раз сейчас надо мной работает, пытается наладить циркуляцию нейронов. Поэтому, может, попробуешь снова и на этот раз расскажешь правду? Или хочешь поговорить с неврологом?
– Нет! Ладно. – В его тоне не осталось самоуверенности. Я отчетливо представила, как он испуганно сопит и оттягивает пальцем тугой ворот рубашки. – Может, все было не совсем так, как я сказал, но я старался тебя оградить…
– Оградить? От чего? Значит, ты был на похоронах?
– Да, зашел, – сказал он после паузы. – Я разносил канапе, помогал и оказывал тебе моральную поддержку.
– А что случилось потом?
– Потом я… – Он кашлянул.
– Что?!
– Трахнул одну официантку. Под влиянием эмоционального стресса! – поспешил оправдаться Лузер. – Стресс всех нас заставляет совершать невероятные поступки. Мне казалось, я запер дверь…
– И я вас застала?
– Ага. Но мы не были голыми или в каком-нибудь неприличном виде! Ну может, слегка…
– Хватит! – крикнула я не своим голосом, отстраняя телефон подальше.
Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное. Тяжело дыша, я прошла по хрустящему гравию к садовой ограде, опустилась на нее и уставилась через дорогу на поле с овцами, не обращая внимание на крики «Лекси! Лекси!», доносившиеся из телефона.
Значит, я застукала Лузера Дейва, когда он мне изменял. Конечно, так все и произошло. Я даже не удивлена.
Наконец я поднесла трубку к уху:
– И как я отреагировала? Только не ври про розу и прекрасное расставание!
– Ну… – выдохнул мой бывший бойфренд, – честно говоря, ты просто как с ума сошла и буквально взбесилась. Начала кричать о своей жизни. О том, что надо полностью все менять, что это не жизнь, а дерьмо, что ты ненавидишь меня и вообще все ненавидишь… Говорю тебе, Лекси, это было что-то жуткое. Я пытался тебя успокоить, даже принес сандвич с креветками, но ты не захотела его есть и выбежала из комнаты.
– А потом?
– Больше мы не встречались. В следующий раз я тебя увидел уже по телевизору – совершенно изменилась.
– Понятно. – Я засмотрелась на двух птиц, круживших в небе. – Знаешь, ты мог сказать мне правду и раньше.
– Да. Извини, мне очень жаль.
– Ну еще бы…
– Нет, действительно. – Он говорил непривычно искренне. – Я хочу извиниться за то, что связался с той официанткой, и за то, как она тебя назвала. Это уж она от злости.
По-прежнему сидя на ограде, я настороженно выпрямилась:
– А как она меня назвала?
– О, ты же не помнишь… – спохватился он. – Э-э-э… Никак. Я уже тоже не помню.
– Как она меня назвала? – Я встала, крепче стиснув телефон. – Скажи, как она меня назвала! Лузер Дейв!
– Мне надо идти. Удачи тебе с доктором! – И он бросил трубку. Я тут же набрала номер опять, но он был занят. Ах ты, засранец!
Я быстрым шагом направилась в дом. Джон по-прежнему сидел на диване, читая свежий выпуск «Мира уиппетов». Когда он увидел меня, его лицо просветлело.
– Ну что, удалось?
– Как официантка назвала меня на похоронах? Джон тут же опустил глаза и уклончиво ответил:
– Не понимаю, о чем ты. Слушай, ты когда-нибудь читала «Мир уиппетов»? – Он протянул мне газету. – Знаешь, на удивление хорошо пишут…
Я присела рядом с ним и потянула его за подбородок, чтобы заставить взглянуть мне в глаза.
– Я знаю, что рассказывала тебе об этом. Скажи мне. Джон вздохнул:
– Лекси, это крошечная деталь. Почему она для тебя так важна?
– Потому что… просто важна, и все. Слушай, Джон, нельзя отчитывать мою мать и тут же утаивать от меня то, что произошло в моей собственной жизни и о чем я должна знать. Скажи, как меня назвала официантка. Сейчас же! – Я яростно взглянула на него.
– Ладно! – Джон поднял руки, словно защищаясь. – Если тебе обязательно хочется знать, она назвала тебя… Дракулой.
Дракулой?! Несмотря на то что я сильно изменилась и мои зубы уже не растут как попало, я почувствовала, как лицо заливает краска нестерпимого унижения.
– Лекси… – вздрогнул Джон.
– Ничего. – Я сбросила его руку. – Все в порядке.
С пылающими щеками я встала и подошла к окну, силясь представить себе ту сцену – пытаясь, фигурально говоря, влезть в свои стоптанные поношенные мокасины трехлетней давности. На дворе 2004 год. Меня обошли с бонусом. Хоронят моего отца. Только что пришли судебные исполнители объявить нас банкротами и описать имущество. Я наткнулась на своего бойфренда, трахавшего официантку… И она, взглянув на меня всего один раз, назвала Дракулой.
Ситуация начинала проясняться.
ГЛАВА 18
По дороге в Лондон я долго молчала, сжимая лежавшую на коленях синюю папку, словно она могла исчезнуть. За окном мелькали разноцветные поля. Джон то и дело посматривал на меня, но не пытался заговорить.
Я снова и снова прокручивала в голове все, что узнала, и пыталась к этому привыкнуть. За полчаса словно прошла трехлетний курс обучения по теме «Как стать Лекси Смарт».
– Никак не могу поверить, что отец так нас подвел, – сказала я наконец. – Не предупредив, не намекнув заранее…
– Так-таки не можешь? – с неопределенной интонацией усмехнулся Джон.
Сбросив туфли, я подтянула ноги на сиденье и обхватила колени, положив на них подбородок и глядя на дорогу.
– Понимаешь, отца все любили. Он был красавец, весельчак, замечательный человек… и он любил нас. Пусть он бросал нас несколько раз, но он искренне нас любил. Он называл нас тремя своими девочками.
– Тремя своими девочками? – переспросил Джон как-то очень сухо. – Бегущая от реальности собачница, сопливая мошенница и лишившаяся памяти неудачница. И все в долгах как в шелках. Отлично, Майкл. Ты был классный парень!
Я бросила на него суровый взгляд.
– Ты невысокого мнения о моем отце?
– Я считаю, что он жил в свое удовольствие и предоставлял вам довольствоваться крохами, – ответил Джон. – По-моему, он был эгоистичным козлом. Ах-ах, я же не знал его лично! – Он резко нажал на сигнал и сменил полосу. Я вдруг заметила, с какой силой он сжимает руль. Джон выглядел почти рассерженным.
– Ну ладно, по крайней мере мне удалось вернуть еще частицу прошлого, – сказала я. – Я когда-нибудь говорила с тобой об этом? О похоронах?
– Так, пару раз. – На губах Джона промелькнула ироническая улыбка.
– А, ну да, – покраснела я. – Значит, постоянно. Должно быть, все уши тебе прожужжала.
– Не глупи. – Он снял руку с руля и коротко сжал мою. – Однажды, еще в самом начале знакомства, когда мы были просто друзьями, ты разговорилась и рассказала все от начала до конца. Как этот день изменил твою жизнь. Как ты взяла на себя долг отца, записалась на следующий день к дантисту в клинику косметической стоматологии, села на изуверскую диету, твердо решив полностью измениться. Затем ты пошла в реалити-шоу, а дальше все завертелось с неимоверной быстротой: феерический карьерный взлет, знакомство с Эриком, который показался тебе идеальным мужчиной – солидный, богатый, стабильный – и разительно отличался… – Он замолчал.
– …от моего отца, – добавила я после паузы.
– Я не психолог, но мне так показалось.
Повисло молчание. Я смотрела на маленький самолет, поднимавшийся выше и выше в небо и оставлявший за собой двойной белый след.
– Знаешь, когда я очнулась в больнице, мне показалось, я попала в сказку, – медленно сказала я. – Потому что я считала себя Золушкой. Даже более удачливой, чем Золушка. Я верила, что счастливее меня нет никого на свете…
Джон покачал головой, и я замолчала.
– Ты жила в постоянном напряжении. Ты добилась слишком многого чересчур быстро и не знала, что с этим делать. Ты совершала ошибки… – Он на некоторое время замолчал, потом продолжил: – Ты оттолкнула от себя подруг. Кстати, это ты восприняла тяжелее всего.
– Но я не понимаю, просто не понимаю, отчего стала стервой.
– Так получилось. Лекси, да перестань ты себя винить! Тебя в одночасье усадили в кресло начальника, в твоем ведении оказался крупный отдел, ты хотела произвести впечатление на руководство и избежать обвинений в продвижении любимчиков. И ты запуталась, ты выбрала не совсем правильный путь и вскоре оказалась в ситуации, когда отступать некуда. Ты заставила себя быть жесткой и волевой, и это помогло тебе добиться успеха.
– Я стала коброй. – Было трудно поверить, что мне дали такое прозвище.
– Коброй, – кивнул Джон, и на его губах снова появилась улыбка. – Между прочим, это придумали телепродюсеры, а вовсе не твои подчиненные. Хотя они не так уж не правы. Ты становишься очень похожа на кобру, когда дело касается бизнеса.
– Неправда! – Я в ужасе подняла голову.
– В хорошем смысле! – широко улыбнулся он. Интересно, как можно походить на кобру в хорошем смысле?
Некоторое время мы ехали молча. По обе стороны шоссе до самого горизонта раскинулись золотые поля. Вскоре Джон включил радио. Слушая хит «Игле» «Отель „Калифорния“» я смотрела, как радужные блики солнца играют на ветровом стекле, и мне отчего-то вдруг начало казаться, что мы в другой стране. И в другой жизни.
– Однажды ты призналась: если бы могла вернуться в прошлое, ты бы непременно все переиграла, – сказал Джон мягче, чем раньше, – причем это касается твоей работы, и Эрика, и тебя самой. Когда глянец поистерся, все стало выглядеть иначе.
Меня немного покоробило упоминание об Эрике в таком контексте. Джон говорил о нем как о далеком прошлом, но ведь для меня муж продолжал оставаться настоящим. И пока я не собиралась ничего менять.
– Между прочим, я никогда не охотилась за большим состоянием и не выбирала мужа по размеру кошелька, – с горячностью возразила я. – Я наверняка любила Эрика и не вышла бы замуж за человека только из-за внешнего лоска.
– Сначала ты считала Эрика отличной партией, – согласился Джон. – Красив, обходителен, способен поставить галочки в правильных клеточках… В целом он сильно напоминает «умные» системы для наших лофтов. Выбираем настройку «Муж» – и пошло-поехало.
– Прекрати.
– Он соответствует самому современному техническому уровню – с широким выбором вариантов настроения, сенсоры в порядке – в смысле, он чувствителен к прикосновению…
– Хватит! – Я с трудом сдерживала смех. Подавшись вперед, включила радио погромче, словно чтобы заглушить слова Джона. Через секунду на ум пришел ответ, и я снова уменьшила звук. – Слушай, может, у нас и был роман. В прошлом. Но это не значит… Может, на этот раз я хочу попытаться наладить свой брак.
– Ничего у тебя не получится. – Джон и бровью не повел. – Эрик тебя не любит.
Ну отчего ему обязательно нужно быть таким противным всезнайкой?
– Нет, любит. – Я с воинственным видом сложила руки на груди. – Он мне сам сказал. Между прочим, в самых романтических выражениях, если хочешь знать.
– Да? – Видно, Джона ничуть не огорчили мои слова. – И как именно это прозвучало?
– Он сказал, что влюбился в мой прелестный рот, длинные ноги, еще ему нравится моя манера размахивать портфелем. – Я невольно покраснела от смущения. Признание мужа я помню чуть ли не наизусть. Оно запечатлелось в моем сердце.
– Господи, какая чушь! – не повернув головы, бросил Джон.
– Никакая это не чушь! – возмутилась я, – Это очень романтично!
– Неужели? А влюбился бы он в тебя, не размахивай ты портфелем?
Я задумалась.
– Не знаю. Но не это главное!
– Как это может не быть главным? Именно в этом все дело. Вот любил бы он тебя, имей ты короткие ноги?
– Не знаю! – сердито сказала я. – Заткнись и не порти мне прекрасный, незабываемый момент.
– Вранье это, а не прекрасный момент.
– Так, ладно. – Я упрямо выставила подбородок. – А что ты во мне любишь?
– Не знаю. Твою суть, должно быть. Я не могу перечислить, как по списку, – произнес он почти ядовито.
Повисла долгая пауза. Я уставилась вперед, по-прежнему сидя со скрещенными на груди руками. Джон сосредоточенно смотрел на дорогу, словно забыв о разговоре. Мы уже подъезжали к Лондону, и движение становилось заметно плотнее.
– О'кей, – сказал Джон, когда мы остановились в хвосте уходящей за горизонт ленты автомобилей. – Мне нравится, как ты попискиваешь во сне.
– Я пищу во сне? – недоверчиво спросила я.
– Как бурундук.
– Ты же вроде говорил, что я похожа на кобру? Так определись наконец!
– Днем на кобру, – кивнул он, – а ночью на бурундучка. Я сжала губы, борясь с улыбкой.
Когда спустя тысячу лет мы вползли на автостраду, в моей сумке пискнул телефон.
– Это от Эрика, – сказала я, прочитав сообщение. – Он благополучно добрался до Манчестера и проведет там несколько дней – будет искать участки для новых домов.
– Я знаю, – ответил Джон, лихо маневрируя на кольцевой развязке.
Мы уже ехали по столичному пригороду. День как-то незаметно стал серым, и первая капля дождя клюнула меня в щеку. Я зябко вздрогнула, и Джон поднял крышу кабриолета. Его лицо хранило совершенно невозмутимый вид, пока он проталкивался – другого слова не подберу – на соседнюю полосу.
– Знаешь, Эрику выплатить долг твоего отца – раз плюнуть, – вдруг сказал Джон деловым тоном. – Но он предоставил это удовольствие тебе. Даже ни разу не предложил такой вариант.
Я растерялась, не зная, как на это отвечать и что об этом думать.
– Но ведь это его деньги, – произнесла я наконец. – С какой стати ему за меня, платить? В любом случае я сама справлюсь.
– Знаю, я предлагал тебе помощь. Ты не согласилась ничего принять. Ты очень упрямая. – Доехав до очередного перекрестка, Джон остановился за автобусом и повернулся ко мне: – Я не знаю, какие у тебя планы.
– В смысле?
– На остаток дня, – пожал он плечами. – Ну, раз Эрик в отъезде.
Я почувствовала, как в животе стало тепло от нежной пульсации, которую я не желала замечать.
– Ну… – заговорила я деловым тоном, – вообще-то я не планировала ничего особенного. Приеду домой, поужинаю, еще раз прочитаю материалы из папки… – Выдержав паузу, я с невинным видом поинтересовалась: – А что?
– Ничего. – Джон тоже помолчал, глядя на дорогу, прежде чем небрежно сказать: – У меня дома остались кое-какие твои вещи. Может, тебе захочется их забрать?
– Хорошо, – пожала я плечами с деланным безразличием.
– Отлично. – Он круто повернул за угол, и остаток пути мы не разговаривали.
Джон жил в самой прекрасной квартире, которую мне доводилось видеть.
Правда, дом располагался на малопрестижной улице в Хаммерсмите, и приходилось не обращать внимания на изукрашенную граффити стену дома напротив, зато он был большим, из светлого кирпича, с огромными арочными окнами. Да и квартира оказалась большой, очень хитрой планировки – некоторые помещения соединялись с соседним домом.
– Как тут здорово!
Я стояла в гостиной, с замиранием сердца изучая обстановку. Высокий потолок, белые стены, наклонный чертежный стол с ватманом, рядом – компьютерный уголок, увенчанный огромным «Макинтошем». В углу помещался мольберт, а противоположную стену от пола до потолка закрывали книжные полки; внизу стояла старомодная библиотечная стремянка на колесиках.
– А здесь все дома спроектированы как студии для художников. – Джон метался по квартире, подхватывая и относя на крошечную кухню грязные чашки с остатками кофе. Глаза его блестели.
Снова выглянуло солнце. Косые лучи, попадавшее в квартиру через полукруглые окна, ложились горячими яркими полосами на деревянный пол, усеянный какими-то бумажками, рисунками и чертежами. Посреди всего этого рабочего беспорядка гордо красовалась бутылка текилы с пакетиком миндаля в качестве антуража.
Я подняла голову – Джон стоял в проеме кухонной двери и молча наблюдал за мной. Он взъерошил волосы, словно желал избавиться от наваждения, и сказал:
– Твои вещи вон там.
Я пошла в указанном направлении и через арку попала в уютную маленькую гостиную с большими диванами, обитыми синей тканью, массивным кожаным креслом и старым телевизором, почему-то пристроенным на стуле. За диваном возвышался старый деревянный стеллаж, на котором в художественном беспорядке стояли книги, горшки с цветами, лежали журналы и…
– Это же моя кружка! – Я уставилась на раскрашенную вручную красную глиняную кружку, которую Фи когда-то подарила мне на день рождения. Кружка преспокойно стояла на полке, словно ей тут самое место.
– Ну да, – кивнул Джон. – Это я и имел в виду, говоря, что здесь твои вещи. – Он взял кружку с полки и вручил мне.
– И… мой свитер! – С подлокотника дивана свисала старая полосатая водолазка, которая у меня уже целую вечность, лет с шестнадцати. Как она сюда?..
Я недоверчиво оглядывала комнату, замечая все больше своих вещей. Лохматое синтетическое покрывало под волка, в которое я любила заворачиваться. Старые фотографии институтских времен в рамках со стразами. А это что – мой доисторический розовый тостер?!
– Приходя ко мне, ты обычно съедала тост. – Джон проследил за моим изумленным взглядом. – Запихивала в рот, не прожевывая, словно три дня ничего не ела.
Я вдруг увидела другую сторону своей жизни, которую считала исчезнувшей. Впервые после того, как очнулась в больнице, я почувствовала себя дома. Притулившееся в углу безвестное растение в большом горшке было обмотано гирляндой цветных лампочек. Такая же гирлянда была у меня в болхэмской квартирке.
Все это время мои вещи были здесь! Неожиданно мне пришли на память слова Эрика о Джоне: «Джону можно доверить все, даже свою жизнь».
Видимо, я так и поступила – доверила ему свою жизнь.
– Ты что-нибудь помнишь? – небрежно спросил Джон, но я расслышала в его вопросе скрытую надежду.
– Нет. Только факты из прошлой жизни… – Я замолчала, заметив рамку со стразами, которую видела впервые. Подошла, чтобы рассмотреть снимок, и у меня перехватило дыхание. Это была моя фотография с Джоном. Мы сидим на поваленном дереве, он обнимает меня за талию, а на мне старые джинсы и кроссовки, волосы распущены по спине, голова запрокинута, и я смеюсь, словно самая счастливая девушка на земле.
Значит, это правда. Это действительно правда!
В голове покалывало, как от электрического разряда, когда я всматривалась в наши лица на фотографии, подсвеченные солнечными лучами. На этот раз у Джона было доказательство.
– Мог бы сразу показать, – сказала я почти с претензией. – Почему не принес этот снимок на первый же банкет?
– А ты бы мне поверила? – Он присел на подлокотник дивана. – Ты бы захотела мне поверить?
Пожалуй, он прав. Я нашла бы объяснение этому снимку и отмела любые притязания, предпочитая держаться за своего идеального мужа и сказочную жизнь.
Решив немного разрядить атмосферу, я подошла к столу, заваленному принадлежавшими мне старыми романами. Там стояла миска с семечками.
– Обожаю семечки, – сказала я, запуская в тарелку пальцы.
– Знаю, – сказал Джон с очень странным, прямо-таки непостижимым выражением лица.
– Что? – с удивлением посмотрела я на него, не донеся семечку до рта. – Что случилось? Их нельзя трогать?
– Нет, ешь на здоровье. Просто с ними связано… – Он замолчал и сдержанно улыбнулся. – Не важно. Забудь.
– Что? – Я растерянно нахмурилась. – Что-то связанное с нашими отношениями? Ты должен мне сказать. Обязательно!
– Да так, ерунда, – пожал плечами Джон. – Глупости. У нас была… традиция. В первый раз, когда мы занимались сексом, ты грызла семечки. Одну ты посадила в баночку из-под йогурта, и я отнес ее домой. Это стало интимной шуткой, понятной только нам двоим. Потом мы стали делать это каждый раз, типа, на память. Мы называли эти семечки «наши детки».
– Мы сажали подсолнухи? – Я с интересом приподняла брови. Странно, но новость вызвала у меня какой-то неопределенный отклик.
– Угу, – кивнул Джон, явно желая сменить тему. – Позволь предложить тебе выпить.
– А где они? – спросила я, когда он наливал в бокалы вино. – Ты хоть один сохранил? – Я оглядела комнату в поисках зеленых всходов в баночках с йогуртами.
– Не важно. – Он подал мне бокал.
– Ты их что, выбросил?
– Нет, я ни одного не выбросил, – сказал Джон, подходя к плейеру и включая тихую музыку.
– Тогда где они? – не унималась я. – Мы наверняка занимались сексом не раз, если то, что ты говорил, правда. Значит, должно быть несколько ростков!
Джон отпил маленький глоток вина, потом без единого слова повернулся и жестом поманил меня в маленький коридор. Мы дошли до простой, почти без украшений, спальни, и он распахнул двойные двери на широкий балкон с деревянным настилом. Я замерла, пораженная до глубины души.
Передо мной была сплошная стена подсолнухов: огромные желтые монстры, вытянувшиеся чуть ли не до неба, нежные молодые цветы, привязанные к опорам в своих кашпо, и тоненькие зеленые побеги в крошечных горшочках, еще только начинавшие раскрываться. Куда бы ни падал взгляд, повсюду я видела подсолнухи.
Передо мной лежала моя жизнь и история нашего романа – от самого начала до последнего росточка. При виде этого желто-зеленого моря у меня сдавило горло. Я и понятия не имела…
– А сколько времени прошло? Ну… – Я кивнула на самый маленький подсолнух, трогательный зеленый стебелек, окруженный лучинками-опорами, в крошечном раскрашенном горшке. – Когда мы в последний раз?..
– Шесть недель назад, как раз за день до аварии. – Джон помолчал, и на его лице вновь появилось непонятное выражение. – Я о нем особенно забочусь.
– Это был последний раз, когда мы виделись перед… – Я закусила губу.
Секунду длилась пауза, затем Джон кивнул:
– Это последний раз, когда мы были вместе.
Я села и большими глотками выпила вино, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Передо мной раскрылась история наших отношений, романа, который развивался, креп и, наконец, превратился в нечто столь сильное, что я собиралась уйти от Эрика.
– А как было… в первый раз? – спросила я через какое-то время. – Как все началось?
– В те выходные Эрика не было дома. Я заглянул к тебе, мы поболтали. Вышли на балкон с бокалами вина. Примерно так, как сейчас. А потом, где-то в середине дня, мы вдруг замолчали. Мы все поняли без слов. – Взгляд его темных глаз встретился с моим, и я ощутила щекотку под ложечкой. Джон поднялся и пошел ко мне. – Мы поняли, что нельзя избежать того, что предопределено, – мягко сказал он.
Я не могла двинуться с места. Джон осторожно забрал у меня бокал и взял мои руки в свои.
– Лекси… – Он поднес мои руки к губам и принялся нежно целовать их, закрыв глаза. – Я знал… что ты вернешься… Всегда знал, что ты ко мне вернешься… – Его голос звучал приглушенно.
– Прекрати! – Я выдернула руки, ощущая, как неровно бьется сердце. – Ты… Ты ничего не знал!
– Что случилось? – Джон выглядел таким ошеломленным, словно я его ударила.
Я и сама не знала, что случилось. Я ужасно хотела этого мужчину, тело настойчиво и страстно требовало уступить. Но я не могла.
– Меня это бесит!
– Что? – опешил он.
– Все это! – Я показала на подсолнухи. – Это слишком! Ты подносишь мне на блюде готовый роман. Но для меня это же только начало! – Я схватила бокал и сделала большой глоток, стараясь успокоиться. – Я отстала на много шагов. Условия слишком неравны.
– Мы их уравняем, – быстро нашелся Джон. – Мы все исправим. Я тоже вернусь к началу!
– Но ты не можешь вернуться к началу! – Я в отчаянии схватилась за голову. – Джон, ты красивый, остроумный, классный, ты мне очень нравишься. Но я тебя Не люблю! Да и как я могу? Я ведь ничего этого как бы не делала. Я ничего этого не помню!
– Я и не ждал, чтобы ты любила меня сейчас… – Нет, ждал. Ждал! Ты ждешь, что я буду… ею.
– Но ты и есть она. – В его голосе вдруг прорвался гнев. – Прекрати нести весь этот бред – ты и есть девушка, которую я люблю. Поверь мне, Лекси!
– Я не знаю! – Мой голос срывался на крик. – Не знаю, понимаешь? Не могу разобраться, кто я теперь – она? Или я?
К моему ужасу, по щекам покатились слезы. Понятия не имею, откуда взялся этот водопад. Отвернувшись, я вытирала лицо, содрогаясь всем телом, не в силах преодолеть истерику.
Я хочу быть ею, девушкой, заливисто смеявшейся, сидя на поваленном дереве. Но я не она.
Наконец я справилась с собой и обернулась. Джон стоял на том же месте, и лицо у него было до того мрачное, что у меня сжалось сердце.
– Вот смотрю на эти подсолнухи, – я с трудом сглотнула, – и на фотографию, и на мои вещи, и все это кажется мне прекрасным романом между двумя людьми, которых я не знаю.
– Это ты, – тихо сказал Джон, – а это я. Ты знаешь обоих. – Теперь я понимаю, но не чувствую этого. – Я вцепилась в одежду на груди, ощущая, как вновь подступают слезы. – Если бы я помнила хоть что-то. Если бы у меня осталось хоть одно воспоминание, хоть какая-то ниточка… – Я замолчала. Джон пристально смотрел на подсолнухи.
– Ну, так что ты скажешь?
– Я скажу – не знаю! Просто не знаю. Мне нужно время. Мне нужно… – Я беспомощно замолчала.
На балкон упали первые капли дождя. Подсолнухи раскачивались под порывами ветра, словно кивали друг другу. Наконец Джон нарушил молчание:
– Подвезти тебя домой?
Наши взгляды встретились, и в его глазах уже не было гнева.
– Да. – Я вытерла глаза и пригладила волосы. – Пожалуйста.
Дорога до дома заняла всего четверть часа. Мы не разговаривали. Я крепко держала синюю папку, а Джон с непроницаемым лицом переключал скорости. «Мерседес» въехал на стоянку, и с минуту мы сидели не шевелясь. Не на шутку разыгравшийся дождь лупил по крыше кабриолета, в небе ослепительно сверкнула молния.
