Текст книги "Помнишь меня?"
Автор книги: Маделин Уикхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Я ничего особенного не помню, – признался он наконец. – Ничего, что мог бы описать.
– Нет, Джон, что-нибудь наверняка было, – настойчиво сказала девушка, сидевшая напротив. – Это же может вернуть ей память!
– Вряд ли, – возразил Джон с мимолетной улыбкой.
– Ну ладно. – В голосе Эрика прозвучала нотка нетерпения. – Не важно. Давайте дальше.
К тому времени, когда последние гости встали и рассказали по занятному анекдотцу, я успела забыть имена первых представившихся. Но ведь это только начало, утешала я себя. Джианна с племянницей подали карпаччо из тунца, салат с рукколой и печеные груши. Я разговаривала с каким-то Ральфом о его разводе. Когда тарелки опустели, Джианна пошла вокруг стола, собирая заказы на кофе.
– Кофе сварю я! – вскочила я на ноги. – Вы сегодня и так очень много сделали, Джианна. Отдохните.
Мне было страшно неловко целый вечер наблюдать, как она снует туда и обратно с тяжелыми блюдами, как никто из гостей даже не смотрит на нее, когда берет еду, и как этот неприятный Чарли на повышенных тонах требует еще воды. Просто хамство какое-то.
– Лекси! – рассмеялся Эрик. – Вряд ли в этом есть необходимость.
– Но я так хочу, – заупрямилась я. – Джианна, сядьте. Съешьте печенья или еще что-нибудь. Я легко могу приготовить несколько чашек кофе. Я настаиваю!
Вид у Джианны стал самый озадаченный.
– Пойду приготовлю вам постель на ночь, – сказала она наконец и направилась в спальню с племянницей в кильватере.
Под отдыхом я имела в виду нечто другое, но решила – пусть хоть так.
– Ну вот, – улыбнулась я гостям. – Кто хочет кофе? Поднимите руки. – Я начала пересчитывать желающих. – А кому мятный чай?
– Я помогу. – Джон неожиданно отставил стул.
– О, – немного опешила я. – Ну ладно, спасибо.
Я направилась в кухню, наполнила чайник и включила его. Затем принялась искать чашки по шкафам. Может, для торжественных приемов у нас есть какие-нибудь особенно шикарные кофейные чашки? Я сунула нос в семейную энциклопедию, но о посуде там ничего сказано не было.
От Джона, расхаживавшего по кухне с каким-то мечтательным выражением лица, толку не было никакого.
– С вами все в порядке? – спросила я наконец в приступе раздражения. – Может, вы знаете, где здесь кофейные чашки?
Джон словно не слышал вопроса.
– Алло! – Я помахала рукой у него перед носом. – Вы вроде вызвались помочь?
Наконец он прекратил свои хождения и уставился на меня с еще более странным выражением лица.
– Не знаю, как тебе это сказать, – произнес он. – Поэтому скажу как есть. – Он глубоко вздохнул – и будто снова передумал, пристально глядя мне в лицо. – Ты правда ничего не помнишь? Или ты решила со мной поиграть?
– Чего не помню? – растерялась я.
– Ладно, ладно. – Он отвернулся и снова забегал по кухне, запустив пальцы в темную шевелюру и ероша волосы. Наконец опять повернулся ко мне. – Дело в том, что я тебя люблю.
– Что? – непонимающе уставилась на него я.
– И ты меня любишь, – продолжал он, не давая мне времени опомниться. – Мы любовники.
– Дорогая! – Дверь словно распахнуло ветром, и на пороге появилась Розали. – Еще двое хотят мятный чай, а Клайв просит кофе без кофеина.
– Несу! – просипела я неожиданно севшим голосом.
Розали исчезла, и кухонная дверь снова закрылась. Повисла пауза – самая мучительная в моей жизни. Я не могла пошевелиться или заговорить, лишь невольно то и дело косилась на семейную энциклопедию, так и лежавшую на кухонном столе, словно там мог найтись совет, как поступить в подобной ситуации.
Джон проследил за моим взглядом.
– Полагаю, меня в энциклопедии нет, – сухо сказал он. О'кей. Я должна взять себя в руки.
– Не понимаю… – пробормотала я, пытаясь вернуть себе хоть подобие самообладания. – Как это – любовники? Ты пытаешься сказать, что у нас был роман?
– Мы встречались восемь месяцев, – сказал Джон, не сводя с меня напряженного взгляда темных глаз. – Ты собиралась уйти от Эрика ко мне.
Я не сдержала истеричного смешка, но тут же прикрыла рот ладонью:
– Извини, не хотела показаться грубой, но… Уйти от Эрика? К тебе?
Прежде чем он успел ответить, дверь снова открылась.
– Лекси, можно мне еще минеральной воды? – попросил какой-то краснолицый гость, заглядывая в кухню.
– Держите! – Я сунула ему по бутылке в каждую руку. Дверь снова закрылась.
– Ты хотела сказать Эрику, что больше не можешь с ним жить, – быстро заговорил Джон. – Ты должна была вот-вот уйти от него, мы строили планы… – Он замолчал и вздохнул. Потом продолжил: – А тут эта авария…
Его лицо оставалось совершенно серьезным. Он явно не шутил.
– Но это просто смешно!
Джон изменился в лице, словно я его ударила.
– Смешно?
– Да, смешно! Я не ветреного характера, к тому же у меня отличный брак, прекрасный муж, я счастлива…
– Ты несчастлива с Эриком, – перебил он. – Поверь мне.
– Конечно, счастлива! – стояла я на своем. – Он замечательный, идеальный…
– Идеальный? – Казалось, Джон решил не договаривать то, что хотел. – Лекси, он не идеальный.
– Ну, почти идеальный, – неожиданно разозлилась я. Кем себя возомнил этот тип, заявившийся на мою вечеринку, чтобы объявить себя моим любовником? – Слушай, Джон, кем бы ты ни был, я тебе не верю. Я никогда не стала бы изменять мужу. У меня сказочный брак. У меня не жизнь, а мечта!
– Не жизнь, а мечта? – Джон потер лоб, словно стараясь собраться с мыслями, – Так ты теперь думаешь?
Что-то в этом человеке меня ужасно раздражало.
– Конечно! – Я развела руки в стороны, – Посмотри на эту квартиру! Посмотри на Эрика! Это же фантастика! С какой бы стати я решила бросить все это ради… – Я замолчала, так как кухонная дверь снова открылась.
– Милая, – улыбнулся мне с порога Эрик. – На какой стадии кофе?
– Уже практически варится, – сказала я, дрожа от эмоций. – Извини, дорогой. – Я отвернулась, чтобы скрыть побагровевшие щеки, схватила ложку и принялась накладывать, то и дело рассыпая, молотый кофе в кофеварку. Я очень хотела, чтобы Джон ушел.
– Эрик, боюсь, мне нужно идти, – сказал он за моей спиной, словно прочитав мои мысли. – Спасибо за прекрасный вечер.
– Джон, дружище! – Слышно было, как Эрик похлопывает приятеля по спине. – Мы с тобой встретимся завтра, поговорим насчет совещания по планированию.
– Да, давай, – ответил Джон. – До свидания, Лекси. Очень приятно было снова познакомиться.
– До свидания, Джон. – Усилием воли я заставила себя повернуться и выдавить радушную улыбку хозяйки. – Рада была повидаться.
Он сделал шаг вперед и легко поцеловал меня в щеку.
– Ты ничего не знаешь о своей жизни, – прошептал он мне на ухо и, не оглядываясь, быстро вышел из кухни.
ГЛАВА 11
Это не может быть правдой.
Утренний свет сочился в просветы жалюзи. Я уже некоторое время не спала, но не вставала с постели. Лежала и смотрела на потолок, равномерно вдыхая и выдыхая. Моя теория заключалась в том, что, если лежать достаточно спокойно, мальстрим в голове остановится и все упадет точно на свои места.
Теория упорно доказывала свою полнейшую несостоятельность.
Всякий раз, стоило мне вспомнить события вчерашнего вечера, голова шла кругом. Я думала, что постепенно беру под контроль свою новую жизнь. Мне казалось, все начинает обретать смысл, но фрагменты головоломки разлетались и разъезжались, картинка не желала складываться. Фи сказала, я заносчивая стерва и сучка-начальница. Архитектор заявил, что я его любовница. Интересно, что дальше? Я ненароком окажусь еще и агентом ФБР?
Это не может быть правдой, и точка. С какой стати мне обманывать Эрика? Красивый, заботливый, мультимиллионер, да еще и яхтой умеет управлять. А этот Джон весь какой-то взъерошенный и колючий.
Взять хоть эту его парфянскую стрелу – «ты ничего не знаешь о своей жизни». Что за наглость! Я знаю о своей жизни достаточно, мерси. Я в курсе, где выпрямляю волосы, какой десерт ела на собственной свадьбе, как часто мы с Эриком занимаемся сексом… Все это есть в энциклопедии.
К тому же разве это нормально? Ну кто врывается в дом к человеку и заявляет – «мы любовники», когда человек не жалея сил вживается в роль хозяйки приема на пару с мужем? Можно же выбрать другой момент или написать письмо…
Нет, письмо писать не будешь. Тут лучше…
Все, закончили. Хватит об этом думать.
Я села, нажала кнопку – жалюзи отодвинулись – и принялась пальцами расчесывать волосы, вздрагивая от боли, когда попадались узлы. Телеэкран напротив был пустым, а в комнате царила странная тишина. Привыкнув к продуваемой сквозняками квартирке в Болхэме, я до сих пор не могла привыкнуть к такой герметично запечатанной коробке. Согласно энциклопедии, мы не открываем окна, потому что это мешает нормальной работе системы кондиционирования воздуха.
Этот Джон, наверное, псих. Возможно, он специально ищет женщин с амнезией и представляется их любовником. Нет никаких доказательств, что у нас был роман. Ни малейшего намека. Я не видела ни записок, ни фотографий, ни сувениров.
«Но с другой стороны, ты вряд ли стала бы их раскладывать по квартире, с таким-то мужем», – послышался тихий голосок у меня в мозгу.
Некоторое время я посидела совершенно неподвижно, пока в голове не прояснилось. Затем, повинуясь внезапному порыву, решительно встала и пошла в гардеробную. Быстро подойдя к туалетному столику, резко выдвинула верхний ящик. В нем оказалась косметика от «Шанель», которую Джианна расставляла ровными рядами. Закрыв ящик, я выдвинула следующий, полный сложенных шарфов. В третьем оказались футляр-ролл с драгоценностями и пустой фотоальбом в замшевом переплете.
Я медленно задвинула ящик. Даже здесь, в моем личном туалетном столике – а ведь это святая святых любой женщины, – все нечеловечески аккуратно, стерильно чисто и – безлико. Где беспорядок? Где всякая всячина, которая накапливается сама собой? Где письма и фотографии? Где все мои пояса со стразами и бесплатные пробники из магазинов? Где… я сама?
Поставив локти на столик, я начала машинально грызть ноготь. И тут меня осенило – ящик с бельем! Если бы я решила что-то спрятать, то только там. Открыла шкаф, вытянула ящик с трусами и запустила руки в шелковистое море «Ла Перла». Обшарив дно, я с сожалением закрыла ящик и принялась за следующий – с бюстгальтерами. Тоже ничего. – Ты что-то ищешь? – Голос Эрика заставил меня подскочить на месте. Я обернулась и увидела, как он стоит в дверях, наблюдая за моими поисками. Я почувствовала, как щеки пошли розовыми пятнами.
Он знает!
Нет, не знает. «Не будь дурой. Тут нечего знать».
– Привет, Эрик! – Я отвернулась от ящика с самым безразличным видом. – А я тут это… Дай, думаю, выберу пару бюстгальтеров.
Вот основная причина, почему у меня не могло быть романа на стороне, – из меня худший в мире лжец. Ну для чего мне могла понадобиться «пара бюстгальтеров»? Что у меня, четыре сиськи выросло?
– Вообще-то я хотела спросить, – поспешила продолжить я. – Здесь есть еще что-нибудь из моего имущества?
– Какого имущества? – Эрик наморщил лоб.
– Ну, письма, дневники?
– Это все в твоем столе в кабинете. Рабочие папки ты держишь там.
– Конечно! – Я совершенно забыла о кабинете, отчего-то сочтя его зоной Эрика, а не своей.
– Вчера, я считаю, вечер отменно удался, – сказал Эрик, делая пару шагов в комнату. – Браво, дорогая! Тебе, должно быть, пришлось нелегко.
– Да нет, было весело. – Я присела на корточки, вертя ремешок часов. – Среди гостей были… интересные люди.
– Не чересчур много впечатлений?
– Ничего. – Я бодро улыбнулась мужу. – Сколько же мне еще предстоит выучить заново!
– Ну ты же знаешь, что можешь узнать у меня о нашей жизни все. Я здесь для этого. – Эрик широко развел руками. – Есть у тебя какие-нибудь вопросы?
Некоторое время я молча смотрела на него. «Ты, случайно, не в курсе, не спала ли я с твоим архитектором?»
– Ну… – кашлянула я. – Раз ты спрашиваешь, я хотела бы поинтересоваться… Мы ведь счастливы вместе, да? У нас прекрасные и… честные отношения?
Я употребила слово «честные» в качестве тонкого намека и пробного шара, но умный Эрик, естественно, сразу уловил намек.
– Честные? – нахмурился он, – Лекси, я никогда тебе не изменял. Я даже не думал о том, чтобы обмануть тебя. Мы поклялись друг другу в верности у алтаря, мы взяли на себя определенные обязательства…
– Конечно! – быстро вставила я. – Разумеется.
– Я представить не могу, откуда у тебя такие мысли. – Эрик явно был шокирован. – Тебе кто-то что-то наговорил? Кто-нибудь из гостей? Кто бы он ни был, это…
– Нет! Никто ничего не говорил! Просто… Все так ново и странно, – залепетала я. Лицо горело. – Я просто решила спросить. Из интереса.
Стало быть, у нас не какой-то свободный брак с возможностью свинга. На всякий случай мне нужно было выяснить этот вопрос.
Я задвинула ящик с бюстгальтерами, наугад открыла другой и уставилась на три ряда аккуратно скатанных колготок, напряженно размышляя. Нужно было как-то уходить от опасной темы, но я не могла пересилить искушения задать еще один вопрос.
– А этот гость… – Я картинно сморщила лоб, показывая, что даже не запомнила имя. – Ну, архитектор…
– Джон.
– Джон, да. Он показался мне очень приличным человеком. – С деланным безразличием сказала я.
– О, это один из моих лучших людей, – решительно заявил Эрик. – Можно сказать, мы обязаны ему своим успехом. У этого человека воображение богаче, чем у всех, кого я знаю.
– Воображение? – В душе вновь зашевелилась робкая надежда. – А его никогда не заносит? Ну, в область фантазий?
– Нет, – озадаченно ответил Эрик. – Никогда. На работе Джон – моя правая рука. Ты можешь доверить ему даже свою жизнь.
К моему облегчению, зазвонил телефон и Эрик не успел спросить, почему это меня так заинтересовал его архитектор.
Муж вышел в спальню – ответить. Я закрыла ящик с колготками, уже решив отказаться от поисков в собственном шкафу, но вдруг увидела то, чего прежде не замечала, – потайной ящик в самом низу, с крохотной кнопочной панелью справа.
У меня есть потайной ящик?!
Сердце сильно забилось. Я медленно набрала код, который всегда использовала, – 4591. С тихим щелчком ящик приоткрылся. Поглядывая на дверь, чтобы Эрик не застал меня врасплох, я осторожно сунула руку в ящик и нащупала что-то твердое, вроде рукоятки…
Это хлыст.
В первую минуту я была слишком ошарашена, чтобы шевельнуться. Маленький кнут с полосками черной кожи, словно только что из интим-магазина. Я как загипнотизированная смотрела на собственную руку с хлыстом. Это что, бич для порки за прелюбодеяние? Неужели я стала совершенно другим человеком? Теперь я фетишистка, которая ходит по клубам садомазохистов и командует мужиками, затянувшись в корсет с шипами?
В этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела Эрика на пороге. Его взгляд упал на хлыст, и он многозначительно приподнял брови.
– О! – запаниковала я. – Я вот… Нашла это здесь! Я не знала…
– Лучше не бросай где попало, чтобы Джианна не нашла. – Судя по тону, Эрика немало забавляла ситуация.
Совершенно сбитая с толку, я уставилась на мужа, а мой бедный мозг, по ощущениям, начал перегреваться. Эрик знает о хлысте. Он улыбается. А это может значить только одно…
Нет. Никогда.
Никогда-никогда-никогда…
– Но о нем не было ни слова в энциклопедии, Эрик! – Я хотела сказать это легко и шутливо, а получилось отрывисто и довольно резко.
– Да, туда кое-что не вошло. – В его глазах мелькнул лукавый огонек.
Так, а вот это уже называется менять правила на ходу. Я-то считала, в энциклопедии есть все!..
Я с тревогой покосилась на хлыст. Так для чего мне эта фишка? Я что, секу им Эрика? Или он…
Нет, я просто отказываюсь думать об этом. Сунула хлыст обратно и с размаху задвинула чертов ящик до щелчка. Ладони вспотели.
– Вот и правильно, – подмигнул мне Эрик. – Храни его в надежном месте. Все, я пошел. – Дверной проем опустел, и через несколько секунд я услышала, как закрылась входная дверь.
Пожалуй, мне не помешает хлопнуть немного водки.
После недолгой борьбы с собой я согласилась ограничиться чашкой кофе и двумя печеньями, которые добрая Джианна выдала мне из собственной заначки. Господи, как мне хочется печенья! И хлеба. И тостов. Умереть готова за ломтик тоста, мягкий, но с золотистой хрустящей корочкой, щедро намазанный маслом…
«Ладно, хорош грезить об углеводах, И прекрати возвращаться мыслями к хлысту. Подумаешь, один крошечный хлыстик, а шуму-то…»
Мать обещала приехать в одиннадцать, а до тех пор мне было совершенно нечем заняться. Я прошла в гостиную, села на подлокотник девственно-чистого дивана и открыла журнал. Меня хватило ровно на две минуты – я была слишком взвинчена, чтобы читать. Картина моей идеальной жизни начала покрываться мелкими трещинками. Я не знала, чему верить. Я не знала, что делать.
Отставив чашку, уставилась на свои идеальные ногти. Я была нормальной девушкой с растрепанными кудряшками, неправильным прикусом и паршивым бойфрендом. Плюс плохонькая работа, подруги, с которыми хоть посмеяться можно, и уютная маленькая квартирка.
А сейчас… я до сих пор вздрагиваю и с недоверием вглядываюсь в зеркало, когда мне случается увидеть свое отражение. Я вообще не чувствую отпечатка моей индивидуальности в этой роскошной квартире. Телешоу… туфли на шпильках… дружно отказавшиеся от меня подруги… мужчина, заявляющий, будто онмой любовник… Я просто отказываюсь понимать, в кого превратилась. Не могу представить, что, черт бы все побрал, меня к этому побудило.
Повинуясь внезапной решимости, я отложила журнал и направилась в кабинет. Вот мой стол, на котором ни пылинки и ни царапинки, а вот аккуратно задвинутый стул. Никогда в жизни у меня не было такого стола; неудивительно, что после возвращения из больницы я не считала его своим. Я села и открыла верхний ящик, набитый письмами, аккуратно скрепленными вместе и разложенными по пластиковым файлам. Второй ящик содержал банковские уведомления, нанизанные на голубую офисную нитку.
Интересно, с каких это пор я стала такой до тошноты дотошной?
Я открыла последний, самый большой ящик, ожидая увидеть аккуратные ряды пузырьков с «Типпексом»[18]18
«Типпекс» – корректирующее средство для исправления текста.
[Закрыть] или чем-нибудь еще, но он оказался пуст, лишь на дне лежали два клочка бумаги.
Вынув банковские уведомления, я бегло их просмотрела. Глаза полезли на лоб, стоило мне увидеть сумму зарплаты – по крайней мере в три раза выше, чем я получала три года назад. Судя по документам, большая часть денег переводилась с моего счета на общий счет с Эриком, кроме одной и той же крупной суммы, которая каждый месяц направлялась в какой-то «Юнито». Предстояло разобраться, что это такое.
Отложив банковские уведомления, я полезла в нижний ящик за теми двумя бумажками. Одна была испещрена моими собственными каракулями, однако там было столько сокращений, что я ничего не могла понять. Практически шифр. Другая оказалась уголком, оторванным от листа формата А4; на ней я бегло написала карандашом всего три слова: «Я лишь хочу…».
Я всматривалась в записку до боли в глазах. Чего? Чего я хотела?
Медленно повертела в пальцах бумажный утолок, пытаясь вспомнить свое состояние, когда писала эти слова, хотя отлично понимала: это невозможно. Когда я это написала – год назад? Полгода? Три недели? О чем я думала в тот момент?
Мои размышления прервал звонок интеркома. Аккуратно свернув клочок бумаги, я положила его в карман, затем захлопнула пустой ящик и вышла.
Мама привела с собой трех собак. Трех здоровенных засидевшихся без движения уиппетов. В безукоризненно чистую квартиру, полную девственно-чистых вещей.
– Привет, мам! – Я взяла видавшую виды стеганую куртку матери и попыталась поцеловать родительницу, но две четверолапые зверюги вырвали поводки и понеслись к дивану. – Ого, да ты с большой компанией?
– Бедняжки выглядели такими одинокими, когда я уходила. – Мама обняла одного из питомцев и потерлась щекой о его морду. – Агнес сейчас особенно уязвима…
– Понятно, – сказала я, пытаясь говорить сочувственно. – Бедная старушка Агнес. Может, ей лучше подождать в машине?
– Дорогая, не могла же я ее покинуть! – Мать возвела очи горе с видом мученицы. – Ты должна понимать, мне было совсем не просто выкроить время на эту поездку в Лондон!
О Господи, опять. Я знаю, она не хотела приезжать. Моя просьба шла вразрез с ее планами. Но я сказала по телефону, что чувствую себя довольно странно в окружении незнакомцев, и мамуля немедленно с вызовом заявила, что давно собиралась меня навестить, И мы договорились на сегодня.
Я с ужасом заметила, что одна собака кладет передние лапы на стеклянный кофейный столик, а другая стоит на диване и жует диванную подушку.
Господи, если диван обошелся в десять тысяч фунтов, одна подушка стоит примерно тысячу…
– Мам, нельзя ли убрать собаку с дивана?
– Рафаэль ничего плохого не сделает! – тут же обиделась мать. Она выпустила Агнес, которая большими скачками понеслась составить компанию Рафаэлю и другому, пока не известному мне псу.
Теперь все три уиппета радостно буйствовали на диване Эрика. Хоть бы он не вздумал включить свою камеру.
– У тебя есть диетическая кола? – спросила вошедшая за матерью Эми, не вынимая рук из карманов.
– Наверное, есть в кухне, – рассеянно предположила я, указав направление. – Собаки, а ну пошли с дивана!
Все три уиппета меня проигнорировали.
– Идите сюда, дорогие! – Мама вынула собачье печенье из кармана своего кардигана, и псы как по волшебству бросили жевать обивку. Один уселся матери прямо на ноги, а два других уютно привалились с боков, пристроив головы на поношенную цветастую юбку хозяйки. – Ну вот, – сказала мать. – Ничего плохого собачки не сделали.
Я посмотрела на изжеванную подушку, которую Рафаэль только что великодушно выплюнул из пасти, но сочла за благо промолчать.
– Там нет диетической колы, – сообщила Эми, выходя из кухни и на ходу разворачивая чупа-чупс. Узкие белые джинсы на ее бесконечных тощих ногах были заправлены в сапоги. – А спрайт есть?
– Может, и есть. – Я взглянула на нее и ощутила неясную тревогу: – А разве ты не должна сейчас быть в школе?
– Не-а, – с вызовом пожала плечами Эми, сунув леденец в рот.
– Почему это? – Я посмотрела на мать, кожей ощущая сгустившееся в воздухе напряжение.
Ответ последовал не сразу. Мама с отсутствующим видом поправляла бархатный бант на Агнес, будто ровно повязанный собачий бант был важнее всего на свете.
– У Эми маленькая неприятность, – сказала она наконец. – Правда, Рафаэль?
– Меня временно исключили, – уточнила Эми, развинченной походкой направившись к креслу, в которое и плюхнулась, задрав ноги на кофейный столик.
– Исключили?! За что?
Пауза. Мать, казалось, не собиралась мне ничего объяснять.
– Мам, в чем дело?
– Боюсь, Эми снова взялась за свои старые фокусы, – чуть заметно вздрогнула мать.
– Какие еще старые фокусы?
Единственное, что я помнила, так это фокусы с картами из волшебного набора, который Эми однажды вынула из чулка на Рождество. До сих пор перед моими глазами стоит картинка: сестра в клетчатой розовой пижаме и тапочках с заячьими мордами упрашивает нас выбрать карту, а мы делаем вид, будто не замечаем другой карты, припрятанной в розовом рукаве.
Я с печалью вздохнула – такая была прелестная малышка…
– Что ты натворила, Эми?
– Ничего! Раздули скандал на пустом месте! – Сестрица достала леденец изо рта и шумно вздохнула, изображая, что ее терпение на исходе. – Подумаешь, гадалку в школу привела!
– Кого?!
– Ну… – посмотрела мне в глаза Эми и фыркнула, – одну тетку, с которой я познакомилась в клубе. Не знаю, какой она экстрасенс, но все нам поверили. Я брала по десять фунтов за сеанс, и она предсказала всем девчонкам, что они завтра же найдут себе парней. Все были довольны, пока училка не пронюхала.
– По десять фунтов с каждой? – Я смотрела на сестру, не веря своим ушам. – Неудивительно, что у тебя неприятности.
– Мне сделали последнее предупреждение! – с гордостью похвасталась та.
– Как?! Эми, что еще ты натворила?
– Ничего особенного, просто в каникулы собирала деньги на математичку, миссис Уинтерс, которая лежала в больнице, – пожала плечами Эми. – Я сказала, что она вот-вот коньки отбросит, и все скидывались от души. Я набрала больше пяти сотен фунтов. – Сдерживая смех, она говорила немного в нос. – Скажи, круто?
– Детка, это называется вымогательство денег под фальшивым предлогом, – сказала мать. Одной рукой она вертела янтарные бусы на шее, а другой гладила собак. – Миссис Уинтерс была очень расстроена.
– Я же отнесла ей коробку конфет, забыла, что ли? – невозмутимо ответила Эми. – К тому же я не лгала. От липосакции и правда умирают.
Я пыталась подобрать слова, но, боюсь, у меня пропал дар речи. Каким образом моя сестра из очаровательной невинной малышки превратилась вот в это?
– Мне нужна гигиеническая помада, – заявила Эми, опуская ноги на пол. – Я возьму у тебя на туалетном столике?
– Да, конечно. – Едва она скрылась за дверью, я повернулась к матери: – Что происходит? С каких пор у Эми начались неприятности?
– О, всего лишь последние пару лет, – ответила мать, не глядя на меня, и обратилась к собаке, лежавшей у нее на коленях. – Она же милая, хорошая девочка, не правда ли, Агнес? Она просто сбилась с пути. Старшие девочки подбили ее на кражу, она действительно не виновата…
– На кражу? – в ужасе повторила я.
– Ну… да, – призналась мать с мученическим видом. – Неудачное стечение обстоятельств. Она взяла куртку у соученицы и пришила на нее свою метку. Но потом Эми очень, очень раскаивалась.
– Но почему?!
– Никто не знает, дорогая. Она крайне болезненно восприняла смерть отца и с тех пор попадает то в одну, то в другую историю.
Я не знала, что на это ответить. Может, все подростки, потеряв отца, на какое-то время слетают с катушек?
– Кстати, я тут вспомнила… У меня кое-что есть для тебя, Лекси. – Мать полезла в свою холщовую сумку и извлекла видеодиск в простом пластиковом футляре. – Это последнее послание твоего отца. Перед операцией он на всякий случай сделал прощальную запись, она звучала на похоронах. Если ты не помнишь похорон, тебе, пожалуй, нужно это посмотреть. – Она подала футляр двумя пальцами, словно боясь испачкаться.
Взяв диск, я молча смотрела на него. Последнее уцелевшее обращение отца. Я до сих пор не могу поверить, что его уже три года нет на свете.
– Это как будто снова его увидеть, – сказала я, медленно крутя диск в руках. – Как здорово, что он сделал запись.
– Ну ты же знаешь своего отца. – В голосе матери сразу появились хорошо знакомые уклончиво-недовольные интонации. – Вечно ему требовалось быть в центре внимания.
– Мама! Вообще-то вполне естественно быть в центре внимания на собственных похоронах!
И снова мать словно не расслышала моих слов. Она проделывала этот трюк, когда ее не устраивал предмет обсуждения: игнорировала разговор и меняла тему. Так и сейчас – через секунду мама подняла на меня глаза и сказала:
– Может быть, ты сумела бы помочь Эми, дорогая. Ты собиралась устроить ее на стажировку в свой отдел.
– На стажировку? – Я с сомнением посмотрела на маму. – Знаешь, я уж и не представляю, как с этим будет.
Ситуация у меня на работе и без Эми достаточно сложная.
– О, всего на недельку-другую. Ты сказала, что поговорила об этом с нужными людьми и все уладила…
– Может, и поговорила, – перебила я, – но теперь все изменилось. Я еще даже не вышла на работу, мне придется все заново осваивать…
– Ты сделала прекрасную карьеру, – убежденно произнесла мать.
Ну еще бы, одним махом перепрыгнула из младших специалистов в сучки-начальницы.
Несколько секунд повисшую тишину нарушали только звуки, доносившиеся из кухни, где носились собаки. Я боялась представить, что они там вытворяют.
– Мам, я тут думала, – сказала я. – Все пытаюсь сложить части своей жизни воедино, но у меня ничего не получается. Ерунда какая-то. Почему я вообще пошла на то телешоу? Почему я в одночасье стала жесткой и амбициозной? Не могу сообразить.
– Понятия не имею. – Мать сосредоточенно копалась в сумке. – Это естественно при быстром карьерном росте.
– Нет, это как раз неестественно. – Я подалась вперед, пытаясь привлечь ее внимание. – Я никогда не была пробивной карьеристкой, ты же знаешь. Почему вдруг изменилась?
– Дорогая, это было так давно, я уже не помню… Кто у нас хорошая девочка? Кто у нас самая красивая девочка на свете?
Я не сразу поняла, что мама снова обращается к собаке. Она меня опять не слушала. Все как обычно.
С другого конца комнаты к нам уже шла Эми, посасывая леденец.
– Эми, Лекси как раз говорила, что ты можешь поработать в ее отделе! – бодро сказала мать. – Хочешь?
– Возможно, – быстро вставила я. – Когда я окончательно вернусь на работу.
– Ага. Наверное.
В ее тоне я не услышала ни малейшей благодарности.
– На определенных условиях, – сказала я. – Не вымогать деньги у моих коллег. И не красть вещи.
– Я не воровка! – вскинулась Эми. – Всего-то одна куртка, и то произошла путаница. Гос-споди!
– Ну, дорогая, не только куртка, не правда ли? – сказала мать после паузы. – Была и косметика.
– Все только на меня и валят. Всякий раз, чуть что случится, из меня делают козла отпущения. – Глаза Эми сверкали на бледном лице. Она опустила худые плечики, и я вдруг ощутила угрызения совести. Сестра права. Я пытаюсь ее судить, не зная, как было дело.
– Извини, – неловко сказала я. – Уверена, ты не крадешь.
– Да думай что хочешь. – Она отвернулась. – Вини меня во всех грехах, как все остальные.
– Не буду. – Я направилась к окну, где она стояла. – Эми, я правда хочу извиниться. Знаю, тебе нелегко пришлось после смерти папы… Иди сюда. – Я протянула руки, чтобы обнять сестру.
– Оставь меня в покое! – огрызнулась она почти злобно.
– Но, Эми…
– Отойди от меня! – Она поспешно попятилась, выставив руки словно для защиты.
– Но ты же моя младшая сестра! – Я шагнула вперед, стиснула ее в объятиях – и тут же отскочила, потирая ребра. – Черт побери, да ты вся в каких-то твердых комках!
– Ничего подобного! – после секундного замешательства возразила Эми.
– Что у тебя в карманах? – спросила я, пристально глядя на ее странно раздутую джинсовую куртку.
– Консервные банки! – мгновенно ответила Эми. – Тунец и сладкая кукуруза.
– Какая кукуруза? – опешила я.
– О Господи, опять, – застонала мать, закрыв глаза. – Эми, что ты взяла у Лекси?
– Да отвяжитесь вы все! – завизжала Эми. – Я ничего не брала! – Она воинственно замахала руками, и из рукава вылетели два тюбика помады от «Шанель», а за ними – компактная пудра. Они с треском упали на пол, и мы втроем уставились на улики.
– Это мое? – спросила я наконец.
– Нет, – с вызовом ответила Эми, заливаясь краской.
– А по-моему, мое!
– Можно подумать, ты бы заметила, – буркнула она. – У тебя ящик такой помады!
– О Эми! – горестно сказала мать. – Ну-ка выворачивай карманы.
