Текст книги "Дикая принцесса (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Это просто интрижка. Непродолжительная вспышка страсти. Что бы ни было во мне такого, что заставило его потерять контроль, это не продлится долго. Мы не продержимся. Он ясно дал это понять. Я только усложняю себе жизнь, продолжая это. Но и остановить себя я не могу.

Левин отступает под воду и достает прозрачную бутылочку шампуня с едва заметной этикеткой, которая выглядит крошечной в его широкой ладони. Он не встречает моего взгляда, когда наливает его в руку и протягивает мне, быстро намазывая его на свои короткие волосы и смывая. Когда он выходит из воды, давая мне возможность повернуться, он все еще не встречает моего взгляда.

Меня поражает, насколько это интимно. Я впервые принимаю душ вместе с кем-то. Еще один первый раз. Если забыть о мужчинах, преследующих нас по переулкам, о том, как горят мои ноги от скрежета асфальта, и о пыли от разбитой штукатурки в моих волосах, мы могли бы быть просто парой на отдыхе. На отдыхе в исключительно дерьмовом мотеле, но все же... Слишком легко это представить.

Я смотрю на Левина, намыливая свои волосы, смывая застрявшие в них кусочки штукатурки. Я могу притвориться, что мы вместе, что мы ехали всю ночь и должны были остановиться, чтобы поспать, что мы выбрали первое попавшееся место и смеялись над тем, какое оно плохое. Что завтра утром мы проснемся в объятиях друг друга и решим, куда отправиться дальше, и мне не придется гадать, сколько времени пройдет, прежде чем он покинет меня. Что это навсегда, а не только до тех пор, пока мы не доберемся до Бостона.

Это опасная фантазия, которую я себе позволяю. Но мне приятно.

Я тянусь за куском мыла, который протягивает мне Левин, и по моей коже снова пробегает волна странной близости. С ним все кажется легким. Я должна быть в ужасе, испытывать приступ паники из-за того, как прошла эта ночь, но я чувствую себя в безопасности, по крайней мере, на данный момент. Когда я с ним, у меня странное чувство покоя, как будто, что бы ни случилось, мы все решим. Мы справимся с этим.

Каково это будет, когда его больше не будет рядом?

Я смываю с себя воду, стараясь не думать о том, как долго мыло с жесткой текстурой пролежало в этом душе. Левин выходит передо мной, вытираясь полотенцем, которое выглядит комично маленьким по сравнению с его мускулистой фигурой, а затем протягивает его мне.

– Я собирался принести тебе свежее, – извиняется он. – Но, как оказалось, есть только одно.

– Все в порядке. – Я быстро провожу грубым полотенцем по себе, вытираясь, а затем вешаю его на вешалку и смотрю вниз на подошву одной из своих ног. Она красная и поцарапанная, но не слишком повреждена.

– Тебе нужна мазь. – Левин хмурится. – Я могу сходить за мазью утром.

– Со мной все будет в порядке. – Я стараюсь не поморщиться, когда снова наступаю на ногу. – Хотелось бы, чтобы мои туфли не остались в другом мотеле.

– Мы купим тебе другую пару перед отъездом.

– Только бы никто больше не вломился сегодня. – Это была шутка, но по выражению его лица я вижу, что она провалилась. – Это не твоя вина, – пробормотала я.

– Это абсолютно моя вина, – резко говорит Левин. – Я не следил. Я был...

– Мы живы. – Я делаю шаг к нему, чувствуя, как мой пульс снова участился при виде того, что он все еще стоит там голый, а его член впечатляет даже в мягком состоянии. – Мы целы. Нечего расстраиваться.

– Это неправда, Елена...

Его голос прерывается, когда я касаюсь его груди, кончиками пальцев прослеживая контуры его татуировок, и я подхожу к нему очень близко, настолько близко, что мои бедра касаются его бедер, а его член протирается между ними. Его кожа кажется прохладной и все еще слегка влажной, и меня охватывает прилив возбуждения. После всего, что произошло сегодня, я все еще хочу большего. Не думаю, что когда-нибудь перестану хотеть его, и от этой мысли у меня болезненно сжимается грудь.

– Ты заблокировал эту дверь так, что слон не смог бы войти. Пошли со мной в постель. – Тихо шепчу эти слова, глядя на него сверху, мой взгляд мечется между его глазами и губами. – Просто перестань бороться с этим, по крайней мере, на сегодня. Какой в этом смысл? После того, что мы только что сделали...

– С каждым разом мне становится все легче сдаваться. – Его руки по бокам, пальцы скрючены, как будто он борется с желанием прикоснуться ко мне. – Я не должен поддаваться. Это не должно быть легко. Я не должен...

– Нас вообще не должно быть здесь. Так какая разница, что мы делаем, пока находимся здесь? – Я приподнимаюсь на носочках, не обращая внимания на жжение в подошвах ног, когда они растягиваются, и прижимаюсь губами к его губам.

11

ЕЛЕНА

Я чувствую момент, когда он сдается. Его руки касаются моей талии, а затем он подхватывает меня, поднимая так, будто я ничего не вешу, и мои ноги обхватывают его бедра. Я чувствую, как он уже становится твердым, его член бьется о мои бедра, пока он несет меня к кровати. Я чувствую толчок возбуждения, когда он укладывает меня обратно на подушки, идет за мной на кровать, а затем перекатывается на спину, притягивая меня к себе.

– Я хочу посмотреть на тебя, – пробормотал он, проводя руками по моим бедрам. – Ты такая красивая.

– Ты тоже, – шепчу я, чувствуя, как через секунду мои щеки вспыхивают, когда я понимаю, что сказала. Я чувствую себя идиоткой, но Левин, кажется, этого не замечает. Он слишком занят тем, что смотрит на меня, словно впиваясь в меня, его взгляд скользит по моему телу, когда я прижимаюсь к его бедрам, а мое сердце учащенно бьется в груди.

Я никогда не представляла, что кто-то может так смотреть на меня. Есть разница между хищной похотью, которую я видела в глазах мужчин вроде Диего и мужчин вроде тех, что были на аукционе, и похотью на лице Левина, когда он смотрит на меня. Левин смотрит на меня как на произведение искусства, которым он хочет обладать, как будто он никогда не видел ничего столь прекрасного, и даже когда я вижу голод в его глазах, это все равно не пугает меня. Это трудно объяснить, и у меня нет опыта, чтобы выразить это словами, которые бы имели смысл. Все это все еще так ново для меня, но то, как Левин смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя почти богиней. Как будто он делает нечто большее, чем просто трахает меня, как будто он поклоняется мне.

Я думаю, что именно так и должно быть, и это на миллион миль отличается от того, что было бы, если бы я вышла замуж за мужчину по выбору отца. Все, что произошло с тех пор, как Левин вошел в кабинет моего отца, было странным, пугающим и опасным. И все же это привело к тому, что я оказалась на нем, прижатая к его мускулистой и татуированной груди, сердце колотилось само по себе, когда я приподняла бедра и потянулась между нами, чтобы он вошел в меня.

Поэтому трудно желать, чтобы все было по-другому.

Выражение лица Левина, когда кончик его члена вдавливается в меня, заставляет мою кровь бурлить. Удовольствие проступает на его лице, его руки крепко сжимают мои бедра, и он стонет, когда головка его члена проникает внутрь меня, а мои мышцы мгновенно сжимаются вокруг него.

– Блядь, ты такая тугая..., – вздыхает он, откидывая голову назад. – Давай медленно, так будет глубже. Мне следовало быть осторожнее в душе...

– Мне понравилось. – Слова вырываются с придыханием, когда я опускаюсь еще немного, и еще один дюйм его члена проникает в меня. – Мне понравилось, как ты трахал меня там. Это было приятно.

– И все же это... новое... – Левин застонал, и слова оборвались, когда я опустилась на него еще немного. – Боже, Елена. Ты сводишь меня с ума.

– Я не сломаюсь. – Я скольжу вниз, дюйм за дюймом, пока вдруг не оказываюсь полностью на нем, каждый дюйм его члена внутри меня, и он прав, так он кажется глубже. Он кажется огромным, и я пытаюсь понять, как в каждом положении он чувствуется немного по-другому, больше или меньше, мельче или глубже. – Кажется, мне это нравится.

Рот Левина искривляется в ухмылке.

– Мне тоже нравится. – Его пальцы сжимаются на моих бедрах. – Немного слишком. Господи, Елена, я только что кончил, а ты уже снова держишь меня за яйца слишком близко к этому.

Меня охватывает дрожь от этой мысли, от мысли, что этот мужчина, который намного старше и намного опытнее, борется за контроль над своим оргазмом. Я дразняще покачиваю бедрами, не зная ритма, немного сбиваясь, и Левин стонет.

– О, черт...

Его большой палец проникает между моими складками и трется о мой клитор, а я начинаю двигаться экспериментально, слегка скользя вверх и вниз по его члену, пытаясь найти ритм бедрами. Не думаю, что у меня это хорошо получается, но, судя по выражению лица Левина, ощущения невероятные.

Мне тоже кажется, что это потрясающе.

– Вот так, – мурлычет он, когда я начинаю набирать темп, скользя на несколько дюймов глубже вверх и вниз по его члену, качая бедрами на нем. – Покатайся на моем члене. Хорошая девочка...

Я стону, откидывая голову назад, когда немного ускоряюсь, обретая уверенность. Мне нравится эта сторона Левина, когда он забывает, что не должен делать этого, не должен наслаждаться этим так же сильно, как я. Когда я вижу, как он раскрепощается, дает волю, как его глаза стекленеют от удовольствия, я понимаю, что он мой еще на какое-то время. Я бы хотела, чтобы это длилось намного дольше, чем сейчас, только чтобы он остался у меня.

Его руки скользят вверх по моей талии, грубые пальцы скользят по коже, пока его широкие ладони не обхватывают мою грудь, слегка сжимая ее, а его взгляд жарко блуждает по мне. Он дразнит мои соски кончиками пальцев, щиплет их, и я задыхаюсь. Это похоже на электрический разряд между бедер, и мои бедра подрагивают от этого ощущения, заставляя Левина вздрагивать подо мной, а меня сжиматься вокруг него.

– Сделай это еще раз, – пробормотал он, его голос был низким и хриплым. Когда он снова перекатывает мои соски между большим и указательным пальцами, я чувствую, как сжимаюсь и трепещу вокруг его члена. На этот раз, когда он повторяет это, я выгибаю бедра, скользя вверх-вниз по его длине, и Левин издает звук, который я никогда не могла себе представить.

– Господи, – ругается он вслух, его руки опускаются на мои бедра и крепко прижимают меня к его члену, пока он делает толчок вверх, на мгновение забывая о своих опасениях, что он войдет слишком глубоко. Мне кажется, что он стал еще глубже, но это только подогревает мое удовольствие, заставляя меня извиваться и стонать на нем. – Боже, Елена, я так близко...

Я чувствую, как он тверд, пульсирует глубоко внутри меня, и не хочу, чтобы это прекращалось. Но я тоже близка, и я хочу почувствовать, как он снова кончает в меня. Мне нравится видеть, как он теряет контроль над собой, знать, что это я делаю это с ним, заставляя его испытывать такое же сильное удовольствие, которое сейчас пульсирует во мне, доводя меня до грани взрывного оргазма.

Его большой палец надавливает на мой клитор, потирая его сильнее, чем раньше, и я чувствую, как начинаю дрожать. Мои бедра сжимаются вокруг него, движения становятся дергаными, когда я чувствую, как нарастает мой оргазм, и Левин тянется вверх другой рукой, притягивая меня к себе для поцелуя, когда я начинаю кончать.

Я вскрикиваю, и мой стон поглощают его губы, моя грудь прижимается к его груди, когда он сильно прижимает меня к своему члену, а его бедра вздымаются вверх. Он погружается глубоко, глубже, чем я могла себе представить, и это вызывает во мне еще один оргазм, сразу же после первого, когда я чувствую, как он набухает и твердеет внутри меня, его стон смешивается с моим криком удовольствия, когда мы оба сильно кончаем.

Его рука ложится на мою талию, прижимая меня к себе, и он переворачивает меня на спину, пока его член спазмирует внутри меня, его бедра слегка ударяются о мои, как будто он хочет протолкнуть свою сперму глубже, наполнить меня ею настолько, насколько сможет.

– Я бы хотел оставаться в тебе всю гребаную ночь, – шепчет он мне в губы, и от волнения, которое проходит через меня, я вздрагиваю от кончиков пальцев до кончиков ног.

– Я хочу этого. – Я обхватываю его ногами, а мои руки скользят по его спине. – Оставайся во мне, пока мы засыпаем. Я бы хотела...

То непостижимое выражение, которое я видела на лице Левина в душе, снова пересекает его, и я готовлюсь к тому, что он отстранится, отдалится как физически, так и эмоционально. Но тут он поворачивается на бок, прижимая меня к себе и оставаясь внутри меня, располагая мою ногу поверх своей.

То, как мы переплетены друг с другом, кажется еще более интимным, чем сам секс. Моя голова лежит на его плече, его подбородок на моей голове, наши тела прижаты друг к другу, его полутвердый член все еще находится внутри меня. Ему каким-то образом удается натянуть на нас одеяла, и я вдыхаю его теплый, соленый запах, ощущая липкость его спермы на своем бедре, когда он прижимает меня к себе.

Все это приятно. Безопасно. Я чувствую, что хочу остаться так навсегда. Мне приходится плотно сжать губы, чтобы не выдать себя, потому что я знаю, что если скажу слишком много, то Левин выйдет из оцепенения, которое позволяет ему оставаться так долго рядом. Я не хочу, чтобы это закончилось. Поэтому я закрываю глаза и молчу. Я лежу в его объятиях еще долго после того, как он начинает тихонько похрапывать, до тех пор, пока и сама не начинаю засыпать.

Когда я засыпаю, все мои сны – о нем.

***

Когда я просыпаюсь, я переворачиваюсь на бок и тянусь к нему. Рука находит рядом с собой лишь прохладные простыни, и сердце замирает, когда я открываю глаза и вижу, что место рядом со мной пусто. Единственное свидетельство того, что он когда-то был здесь, это смятые простыни. Даже подушка больше не вмята… он не оставался в постели всю ночь.

Мне кажется, что воспоминания о том, как он оставался внутри меня, как обнимал меня, как мы вдвоем были так тесно связаны друг с другом, как только могли, были всего лишь сном. Когда я задремала, мне привиделось, что я проснусь, а мы все еще будем лежать в объятиях друг друга, но это была всего лишь фантазия. Я смотрю на него сквозь полуприкрытые веки и вижу, что он сидит на другой кровати, настороженный и одетый, а рядом с ним лежит его пистолет, и я понимаю, что чары, которые я наложила на него прошлой ночью, разрушены.

Он снова стал телохранителем, а я его работой. От этой мысли мне становится так неожиданно грустно, что на глаза наворачиваются слезы, но я их смаргиваю. Я не хочу, чтобы Левин видел мои слезы. Если он подумает, что вчерашний вечер расстроил меня, то вероятность того, что это повторится, будет еще меньше, и независимо от того, разобьет ли он мне сердце в конце концов или нет, я отчаянно хочу, чтобы это повторилось.

Он смотрит на меня, слыша, как я начинаю ворочаться в постели.

– Я схожу и принесу тебе свежую одежду. Я хотел подождать, пока ты проснешься, не хотел, чтобы ты просыпалась одна.

Ты мог бы остаться в постели со мной. Это было бы лучше. Я не говорю об этом вслух, но не могу не задаться вопросом, когда он решил встать, как долго он спал, переплетясь со мной, прежде чем чары ослабли, и он вспомнил, что не должен был этого делать.

– Ну, теперь я проснулась. – Я поднимаюсь на ноги, прижимая простыню к груди, а другой рукой протираю глаза. На самом деле в этом нет смысла, не то, чтобы Левин уже не видел каждый сантиметр моего тела, но, когда он так далеко, лучше быть прикрытой. – Я приму душ.

– Я схожу за одеждой и завтраком, а ты пока соберись. У нас осталось три дня до готовности паспортов. – Челюсть Левина сжимается, как будто каждая секунда, которая проходит, пока у нас нет этих паспортов, тяготит его. – Сегодня мы поедем в другой мотель. Мы не должны оставаться в одном месте слишком долго. – Он делает паузу и смотрит на меня почти извиняющимся взглядом. – Мы также не будем выходить на улицу так, как прошлой ночью. Чем меньше людей нас увидят, тем лучше.

Это немного разочаровывает, мне понравилось наше "свидание", даже если я знаю, что на самом деле это было не так. Это был первый раз, когда я пошла на ужин с кем-то, кто не был членом моей семьи, первый раз, когда я выпила за ужином, первый раз, когда я развлекалась одна с кем-то, кто не был членом моей семьи. Так много моих первых встреч было с Левином. И сейчас я не могу придумать, с кем бы я предпочла их провести. Я не могу даже представить, что что-то когда-нибудь в итоге изменится.

Я лежу в постели, пока он не уходит по своим делам, машу ему рукой и обещаю заблокировать дверь, как только он уйдет, и не отпирать ее, пока я не буду уверена, что по ту сторону двери он. Как только он уходит, я встаю, чувствуя прилив желания к липкому телу на бедрах, которое напоминает мне обо всем, что мы делали прошлой ночью. Мне хочется, чтобы он все еще был со мной в комнате, чтобы он пошел со мной в душ, чтобы мы провели ленивое утро вместе, как пара, а не на расстоянии, которое он установил между нами сегодня утром.

Этого уже не изменить, напоминаю я себе, шагая под горячую воду. Так что лучше наслаждаться тем, что есть.

Я задерживаюсь в душе на некоторое время, обматываю полотенце вокруг себя и сажусь на край кровати, расчесывая влажные волосы и ожидая его. Когда он возвращается и стучит в дверь, зовя меня по имени, мне нелегко отпереть ее, не потеряв полотенце. Мне приходится трижды хвататься за него и держать, пока он наконец открывает дверь, отступая назад, чтобы никто из прохожих снаружи не увидел меня в одном лишь полотенце. К счастью, парковка выглядит довольно пустынной.

Левин протягивает мне две сумки: в одной, похоже, одежда, в другой – пенопластовые контейнеры, от которых даже на расстоянии фута пахнет завтраком. Мой желудок урчит, но я первым делом тянусь за одеждой.

– Я сейчас вернусь, – говорю я ему и исчезаю в ванной, чтобы посмотреть, какой у меня гардероб на день.

На этот раз это леггинсы и свободная майка. Бюстгальтера по-прежнему нет, и когда я поворачиваюсь на один бок, то вижу небольшой изгиб груди. Я немного рада, что мы не собираемся гулять, потому что, думаю, мне было бы неловко, если бы кто-то еще увидел меня в таком виде. Но мысль о том, что меня увидит Левин, вызывает еще одну волну предвкушения.

В сумке есть и кроссовки, и я испытываю искушение надеть их на случай, если кто-то вдруг снова ворвется в дверь, и нам придется бежать. Я не уверена, что мои ноги выдержат еще один рывок босиком по тротуару. Впрочем, мысль о том, что мои больные, исцарапанные подошвы будут тереться о подошвы обуви, пока я буду завтракать, тоже не кажется мне восхитительной, поэтому я запихиваю их обратно в сумку и беру ее с собой.

Левин сидит за крошечным круглым столиком на одной стороне комнаты, сосредоточенно рассматривая лежащие перед ним яичницу и ломтик ветчины. Контейнер с моим завтраком стоит перед другим стулом, между ними – две маленькие бутылочки апельсинового сока. Это еще одна маленькая интимность… завтракать вот так вместе. Я сажусь, смотрю на него и пытаюсь представить, что мы вместе в квартире, может быть, в его, завтракаем там, проснувшись вместе.

– Где ты живешь? В Нью-Йорке, я имею в виду. – Спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя. Нет причин не спросить, правда? – У тебя есть своя квартира?

Левин поднимает на меня глаза, его рот слегка подергивается.

– Мне почти сорок, – сухо говорит он. – Я немного староват для соседей по комнате, Елена.

Я чувствую, что мои щеки слегка покраснели.

– И правда. – Мне становится стыдно, что я забыла, насколько он старше меня, что у него, конечно же, есть собственное жилье. – Ты сказал, что у тебя нет дома. Так на что это похоже? Твое жилье?

Левин делает паузу, и я вижу, что он ломает голову, пытаясь понять, есть ли какая-то причина, по которой он не должен мне рассказывать.

– Ничего особенного, – говорит он наконец. – Просто квартира. Ничего особенного. Это место, где можно поесть, поспать и...

Он прерывается, но я представляю, чем должно было закончиться это предложение. Это не должно меня беспокоить, конечно, у него было много женщин до меня, и, логически рассуждая, я знаю, что после будет еще больше. Это не будет длиться долго... Но я все равно чувствую в глубине живота жгучий узел ревности при мысли о другой женщине в его постели. Даже думать о его покойной жене, уже плохо, но любая другая женщина...

– Тебе нравится твой город?

Левин пожимает плечами.

– Конечно. Нью-Йорк … это здорово. И моя квартира… она достаточно удобная. Я много времени провожу на работе или в разъездах, так что мне не нужно ничего особенного. Просто место, где можно приземлиться, когда я дома.

Дом. Это слово пронзает меня болью. Я направляюсь в Бостон, но это не дом. Я понятия не имею, смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя дома, и сколько времени на это уйдет. Дом для меня, это место, куда я, возможно, больше никогда не смогу вернуться.

– Звучит неплохо, – говорю я наконец, не найдя ничего другого. Я хочу сказать, что хотела бы увидеть его, но это невозможно. Я даже не знаю, поеду ли я когда-нибудь в Нью-Йорк.

Мы едим в молчании еще некоторое время, пока оба не доедаем, а потом Левин встает и пересекает комнату, где стоит еще одна сумка, которую я не видела.

– Я купил тебе это в комиссионном магазине, – говорит он, доставая из нее что-то. – Не знаю, понравится тебе или нет, но я подумал, что это может быть чем-то, что поможет скоротать время.

Он протягивает ее, и я чувствую, как мои глаза расширяются и затуманиваются. Это глупая реакция, но мне кажется, что это такой заботливый подарок, что я ничего не могу с собой поделать. В руке Левина – книга, роман, что-то более старое, чем то, что я обычно читаю, слегка потрепанное, с мужчиной без рубашки, закутанным в тартан, который держит женщину в платье с корсетом, которое выглядит так, будто вот-вот упадет с ее пышной груди. Это очень старомодный роман в стиле "Арлекин", но я не читала таких книг уже, кажется, целую вечность. Очевидно, что Левин запомнил, какие книги я люблю читать, даже если это не то, что я обычно выбираю.

– Спасибо, – шепчу я, беря книгу из его рук. – Это очень мило с твоей стороны.

Левин прочищает горло, и я краем глаза замечаю, как он пожимает плечами.

– Ну, нам предстоит провести в мотелях еще три дня. Я подумал, что тебе не помешает занять себя чем-нибудь.

От этого я не стану меньше хотеть, чтобы это был ты, язвительно думаю я, но вслух этого не говорю. Вместо этого я хватаюсь за книгу, отступаю к кровати и натягиваю одеяло, чтобы сесть на него, а кроссовки держу в пределах досягаемости на случай, если мы услышим какие-нибудь странные звуки. Левин сидит на другой кровати, и я чувствую, как расстояние между нами увеличивается, словно это ров, а не несколько дюймов.

Это будут долгие три дня.

12

ЛЕВИН

Мне следовало держать руки подальше от нее. Я должен был держаться на расстоянии. Но я блядь не смог. Три дня мы переезжали из мотеля в мотель, каждую ночь останавливаясь в разных, и три ночи подряд я оказывался в постели с Еленой.

Как я и думал, как только я позволил себе снова прикоснуться к ней, с каждой ночью это становилось все легче. Невозможно было сдерживаться, когда она так сильно хотела меня. Каждое утро я говорил себе, что не повторю того, что было накануне, и каждую ночь все равно делал это. Соблазн был слишком велик, чтобы сопротивляться, даже когда я чувствовал, как углубляется связь между нами.

За эти три дня мы слишком легко погрузились в странную рутину. Как только она просыпалась утром, я ускользал, чтобы принести нам завтрак. На второй день у нас было достаточно сменной одежды, чтобы я мог воспользоваться услугами прачечной в мотеле, и в этом было что-то странно интимное. Прошли годы с тех пор, как я стирал женскую одежду. Я держал в руках платье, которое купил Елене, шелковистая ткань задевала кончики пальцев, и старался не думать о Лидии. В последний раз я держал в руках женское белье, когда оно принадлежало моей жене.

В тот день мне удалось немного отдалиться от Елены, пока не наступила ночь, и я не вернулся с ужином, и она не заманила меня в душ, когда я упомянул, что мне нужно. После этого уже невозможно было не зайти дальше. К тому времени я понял, что Елена ненасытна. Я познакомил ее с удовольствием от секса, и она хотела узнать о нем как можно больше. Для девушки, которая совсем недавно была девственницей, я быстро обнаружил, что у нее поразительно мало запретов. В душе она снова опустилась на колени, ее карие глаза лани смотрели на меня, когда ее губы скользили по моему члену, я понял, что окончательно заблудился.

В ту ночь я оставался с ней в постели, пока мы оба не заснули. Я знал, что это была ошибка, но это не помешало мне повторить ее на следующую ночь, в соседнем мотеле. Я прижимал ее к себе, мой член все еще наполовину входил в нее, а она прижималась к моей груди, и я знал, что снова проведу ночь рядом с ней.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, я скучал по таким эмоциям. Мне не хватало тепла чьих-то рук, мягкого, сонного запаха женского тела, прижавшегося к моему, когда я просыпался утром, и ощущения того, что кто-то так близок ко мне. Я потратил годы, притворяясь, что это не имеет значения, что я не тоскую по всему этому, потому что было слишком больно желать того, чего, насколько я понимал, у меня больше никогда не будет и не должно быть.

Когда я проснулся в то последнее утро, в день, когда мы должны были ехать за паспортами, Елена еще спала. Она свернулась калачиком, прижавшись идеальной попкой к моим бедрам, ее спина почти касается меня, ее темные волосы рассыпаются по подушке и мне, изгиб одной груди выглядывает из-под простыни. В таком виде она выглядит потрясающе красивой, и слишком невинной. Это напоминание о том, как много этой невинности я могу отнять, и о том, что я должен встать с кровати прямо сейчас, а не придвигаться к ней, чтобы прижаться губами к ее шее и вдыхать ее сладкий, теплый аромат, пока мой член твердеет на задней поверхности ее бедер.

Она издает тихий стон во сне, выгибаясь спиной ко мне, и я мгновенно, до боли, напрягаюсь, мой член пульсирует от близости ее влажного, тугого тепла.

Я никогда раньше этого не делал, не брал ее, пока она еще не проснулась. Я следил за тем, чтобы встать с постели каждое утро раньше, кроме сегодняшнего дня, и я знаю, что не должен ничего из этого делать. Боже… разница в нашем возрасте огромна. У нее жизнь впереди. Я не должен позволить ей привыкнуть к тому, что мы просыпаемся вместе, как будто это нечто большее, чем есть на самом деле. Но если я встану сейчас, у меня останется два варианта: пойти в душ и самому позаботиться о своей ноющей эрекции, или игнорировать ее, пока она не исчезнет... что, учитывая, что Елена так близко, почти невозможно.

Или я могу войти в нее...

Она снова выгибается, ее бедра слегка раздвигаются, когда она прижимается ко мне в полудреме, и моя рука направляет мой член между ее ног, прежде чем я успеваю остановить себя. В тот момент, когда головка моего члена упирается в ее мягкие влажные складочки, я тянусь к ее бедру, мягко притягивая ее к себе, проталкиваясь внутрь, и она с вздохом просыпается.

– О! – Она выдыхает это слово с тихим стоном в конце, ее голова откидывается назад к моему плечу, когда ее бедра подкатываются ко мне, и мой член проскальзывает немного глубже. Я стону, чувствуя, как она крепко сжимает меня, ее тело становится мягким и теплым, когда я притягиваю ее к себе.

Я не должен этого делать. Это слишком интимно. Это уже не просто секс. Это…

Но уже слишком поздно. Я внутри нее, и у меня нет сил остановиться. Она выгибается навстречу мне, стонет и начинает двигаться вместе со мной. Удовольствие настолько сильное, что мне приходится закрыть глаза, на мгновение зажмурившись, чтобы не потерять контроль слишком быстро.

– Так приятно, – сонно шепчет она, двигая ногой между моими. – Твой член такой приятный...

Услышав, как Елена стонет при слове "член", я едва не теряю контроль над собой. Я проникаю в нее глубже, немного наклоняю ее, чтобы начать двигаться, все еще укутанный в тепло одеял, когда моя рука нащупывает ее грудь, и я ввожу член в нее так глубоко, как только могу, я стону в голос от ощущений.

Это слишком блядь хорошо.

Я почти замираю. Мы в дешевом мотеле, далеко от наших домов, но мы завернуты в теплые одеяла и утопаем вдруг в друге, пока я держу ее в своих объятиях. Такое ощущение, что мы могли бы быть вдвоем в нашей собственной постели. Кажется, будто мир на мгновение ускользнул от меня, и я прекрасно понимаю, насколько это опасно. Но я блядь не могу остановиться. Елена содрогается, прижимаясь ко мне, вот-вот кончит, и, черт возьми, я хочу почувствовать, как она кончает на моем члене. Теперь я знаю, каково это, когда она кончает, как она пульсирует по всей длине меня, словно ее киска умоляет о моей сперме, как ее тело извивается и выгибается, словно она почти пытается спастись от нахлынувших ощущений, словно удовольствие настолько велико, что почти пугает ее, пока оно наконец не овладевает ею и она не сдается.

Я показываю ей все это. Я, и никто другой.

Эта мысль снова подводит меня к краю, и когда Елена вскрикивает, ее тело выгибается и прижимается к моему, когда она сильно кончает, сжимаясь вокруг моего члена, я отпускаю себя. Я чувствую, как напрягаются мои яйца и пульсирует член, когда я крепко прижимаю ее к себе, прижимаюсь губами к ее плечу, и мир на мгновение растворяется вокруг нас обоих, когда я кончаю в нее, заполняя ее, вбиваясь в нее так глубоко, как только могу.

Пока я держу ее, пока мы оба переводим дыхание, мне снова приходит в голову, что я опять забыл вытащить член. Я начинаю терять счет времени, когда трахал ее без защиты, зная, что я поступаю очень безрассудно.

У меня было сколько угодно возможностей купить коробку презервативов, пока я ходил за едой для нас. Но я каждый раз останавливал себя, потому что купить презервативы, это значит признать, что я не могу контролировать себя рядом с ней. Это похоже на признание того, что я буду продолжать делать это, что мы будем продолжать делать это, и я буду падать все глубже в яму, которую я рою для себя и для нее каждый раз, когда прикасаюсь к ней.

Каждый раз, когда я останавливал себя от их покупки, я говорил себе, что больше не буду этого делать. Я буду сопротивляться искушению. А потом, когда я снова оказывался с ней в мотеле и искушение становилось слишком сильным, я говорил себе, что отступлю. Что остановлюсь до того, как войду в нее.

Наступает момент, и я не могу остановиться.

Она ничего не сказала об этом, и мне становится интересно, думала ли она вообще об этом. Неважно, думала ли она. Я должен быть ответственным. Тот, кто защищает ее, в том числе защищает ее от моего собственного недостатка самоконтроля.