Текст книги "Дикий убийца (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Ее рука скользит вверх, когда она спрашивает об этом, ладонь скользит по моей набухшей головке члена, и я издаю резкое шипение удовольствия, когда киваю, на мгновение лишившись дара речи.

– А если так? – Ее рука немного сжимается, скользя вниз к основанию длинным, медленным движением, от которого мои глаза закатываются на затылок.

– Это идеально, птичка. – Я стону, низкий звук вырывается из моего горла, когда она снова проводит рукой вверх и вниз по упругой плоти. – Медленно, вот так. Это чертовски невероятно.

– Я тоже хочу, чтобы тебе было хорошо. – Ее зубы впиваются в нижнюю губу, как будто она очень сильно концентрируется на поглаживании моего члена. Это так чертовски очаровательно, что я бы поцеловал ее, если бы это не означало, что она остановится, а также то, что это поставило бы ее в положение, в котором мне было бы слишком легко в конечном итоге трахнуть ее.

Если есть одна черта, которую я не могу переступить сегодня вечером, так это эту. Я не могу трахнуть ее. Я должен остановиться, пока это не произошло. Вряд ли это будет иметь значение, учитывая, как она ко мне прикасается, я закончу прежде, чем мы зайдем так далеко.

Она гладит меня еще несколько мгновений, ее пальцы дразнят меня по всей длине, когда она прослеживает пульсирующие вены, ее большой палец находит мягкое местечко под моим кончиком и играет с ним, пока мои бедра не дернутся и не толкнутся в ее руку, все мое тело содрогнется от удовольствия. И затем, как раз в тот момент, когда я думаю, что сойду с ума от ее поддразниваний, она наклоняется, касаясь губами головки моего члена, и я знаю, что сойду с ума.

– А как насчет этого? – Шепчет она, и я на мгновение теряю дар речи.

– Да, – наконец удается мне, моя рука сжимается в кулак под одеялом, в то время как другая поднимается, чтобы коснуться ее волос, поглаживая их шелковистую ниспадающую массу, когда ее губы снова касаются меня, ее язык высовывается, чтобы слизнуть немного еще не просохшей спермы. Ее губы приоткрываются, скользя вниз по кончику моего члена, когда ее язык кружит по моей чувствительной плоти, и я забываю, как говорить, пока ее зубы не впиваются в край, и я издаю стон боли.

– Прости! – Она отстраняется, ее рука все еще сжимает мой член, и последнее, что я, блядь, хочу, чтобы она сделала, это остановилась.

– Все в порядке, птичка, – бормочу я, проводя пальцами по ее волосам. – Такое случается.

– Я хочу, чтобы тебе было приятно…

– О, это так, – уверяю я ее, и тихий смешок застревает у меня в горле. – Это чертовски приятно.

– Ты скажешь мне, что тебе нравится? – Ее голос нерешительный, неуверенный, но она все еще прикасается ко мне, ее рука медленно скользит по моей длине, угрожая заставить меня снова забыть, как говорить.

– Я попробую, – говорю я ей хрипло, тяжело сглатывая, когда ее ладонь снова скользит по моему кончику. – Просто двигайся медленно, птичка. Медленно очень приятно, может быть, даже лучше.

– Так нравится? – Она наклоняется вперед, ее губы снова касаются меня, на этот раз головки моего члена и ниже нее, ее язык высовывается, чтобы подразнить это мягкое местечко, пока я не начинаю задыхаться. – Так хорошо?

Я киваю, мои бедра дергаются, когда она делает это снова.

– Очень хорошо, – выдавливаю я, пытаясь обрести способность говорить, когда она снова берет в рот кончик моего члена, ее язык выписывает круги, что, я думаю, она и понятия не имеет о том, насколько это приятно. – Так хорошо…

Елена издает низкий, удовлетворенный стон, который отдается вибрацией по моей плоти и заставляет мои бедра снова дернуться, и мне приходится бороться с тем, чтобы не вонзиться в ее рот. Я не хочу заставлять ее работать быстрее, чем ей удобно. Я позволяю ей скользить вниз понемногу, медленно, пока она дюйм за дюймом берет меня в рот, пока головка моего члена не упирается в заднюю стенку ее горла, и она отдергивается, слегка кашляя.

– Все в порядке, – быстро говорю я ей, давая время прийти в себя. – Тебе не обязательно брать все.

– Я хочу, – настаивает она, и я хрипло смеюсь, мой член пульсирует в ее кулаке. Я чувствую, что меня, блядь, подгоняют, она доводит меня до конца с такой идеальной, мучительной медлительностью, и я одновременно отчаянно хочу, чтобы это длилось вечно, и кончить сразу.

– То, что ты делаешь, потрясающе, – мягко говорю я ей, моя рука все еще поглаживает ее волосы, когда она снова опускает голову, обводя языком кончик, прежде чем начать медленное скольжение вниз, на этот раз посасывая меня немного сильнее.

Я чувствую, как она становится немного увереннее, ее рука движется к основанию моего члена, пока она сосет и лижет как можно глубже, прежде чем я добираюсь до задней стенки ее горла. Это чертовски приятно, и я знаю, что скоро кончу. Я не знаю, сколько еще я смогу сдерживать себя, чтобы не отпустить.

– Я почти у цели, – бормочу я, когда она снова скользит вверх, ее язык все еще скользит по нижней стороне моего члена, сводя меня с ума от удовольствия. Ее технику минета лучше всего можно описать как исследовательскую, но я наслаждаюсь этим ничуть не меньше, чем от любой другой женщины, которая умела сосать член как профессионал, а может, и больше, потому что Елена явно в восторге от того, что учится этому. – Я так близко…черт возьми, Елена…

Я выдыхаю ее имя, когда мой член пульсирует, опасно близко к краю, и она воспринимает это как знак удвоить свои усилия. Ее рука сжимается вокруг основания, поглаживая меня настолько синхронно с ритмом ее рта, насколько она может со своей неопытностью. Сочетание ее энтузиазма и теплого, влажного удовольствия от ее рта доводит меня до крайности.

– Елена, – предупреждаю я ее, желая дать ей время отступить, прежде чем я больше не смогу это контролировать. – Я собираюсь кончить… я не могу…черт возьми, я кончаю, я…

К моему удивлению, она не останавливается. Она скользит еще немного ниже, посасывая мой член, как будто это единственное, что она хочет делать, ее рука движется вдоль моего ствола, пока я пульсирую между ее губ. Я чувствую, как она вздрагивает от удивления, когда первая горячая струя спермы покрывает ее язык, но она все еще не останавливается, а я совершенно теряюсь.

Я кончаю сильнее, чем когда-либо за последние годы, громко произнося ее имя, когда моя рука зарывается в ее волосы, изо всех сил стараясь не сжимать их слишком сильно, пока мои бедра дергаются и выгибаются. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не засунуть свой член ей в глотку, пока я наполняю ее рот своей спермой, и она глотает каждую гребаную каплю.

Все мое тело содрогается от силы оргазма, а она продолжает, слизывая каждую каплю спермы с моего члена, пока я, наконец, не хватаю ее за руку, затаив дыхание и чрезмерно чувствительный.

– Слишком много, – выдыхаю я, отводя бедра в сторону. – Слишком чувствительно…

– О! – Она отступает назад, ее рука вытирает рот автоматическим жестом, который так же очарователен, как и то, что она чуть раньше прикусила губу. – Прости…

– Тебе не за что извиняться, – говорю я ей так твердо, как только могу. – Это было чертовски восхитительно, Елена.

– Правда? Я не знала…

– Иди сюда. – Я тянусь к ней, поправляю свою одежду и помогаю ей натянуть шорты обратно, прежде чем натянуть одеяло на нас обоих, маневрируя так, чтобы она лежала на сгибе моей руки, положив голову мне на грудь. – Ты проделала восхитительную работу, – нежно говорю я ей, целуя ее в макушку, когда она прижимается ко мне, обнимая одной рукой. – Это было потрясающе.

– То, что ты сделал, тоже было потрясающе, – сонно бормочет она, когда я чувствую, как ее тело расслабляется рядом с моим, все напряжение покидает ее.

Мне тоже следовало бы немедленно поспать. Но я лежу без сна дольше, чем следовало бы, чувствуя ее теплую тяжесть на своей груди, прижатую ко мне так, что это слишком приятно. Я скучал по этому больше, чем когда-либо был готов признать, по ощущению кого-то рядом с собой, обнимающего меня, когда я засыпал, по осознанию того, что завтра я проснусь с этим человеком, прижатым ко мне.

Я засыпаю крепко без сновидений, и остаток ночи Елена остается в моих объятиях.

***

Утром, когда яркое, палящее солнце будит меня первым, голова Елены все еще покоится у меня на груди. Я долго не двигаюсь, позволяя ей оставаться в таком положении, пока она, наконец, не стонет во сне и не переворачивается на другой бок, прихватив с собой остальную часть одеяла.

Я использую это как сигнал, чтобы встать, двигаясь осторожно, чтобы она могла поспать еще немного. Быстрый просмотр пакета с припасами подтверждает то, что я заметил прошлой ночью, у нас уже заканчиваются как пайки, так и вода в бутылках. Если наш единственный шанс – ждать, пока кто-нибудь появится в пределах видимости берега и спасет нас, мы, скорее всего, исчерпаем и то, и другое до того, как это произойдет.

Мне ненавистна идея пугать Елену. Но она попросила меня быть честным с ней, и я знаю, что она не позволит мне оставить ее на пляже, пока я буду искать еду. К настоящему времени я знаю ее достаточно хорошо, чтобы знать, какой была бы ее реакция на это. Я также знаю, как она отнесется к другому выводу, к которому я пришел – то, что произошло прошлой ночью, не может повториться. Но я также подозреваю, что она ожидает, что я это скажу.

Когда она наконец просыпается, с затуманенными глазами и спутанными с прошлой ночи волосами, она медленно садится и, прищурившись, смотрит на меня.

– Ты собираешься сказать мне, как очаровательно я выгляжу с утра? – Сварливо спрашивает она, беря пакет с едой, который я ей предлагаю. – Потому что я не чувствую себя очаровательной. У меня такое чувство, будто у меня во рту песок.

Я молча протягиваю ей бутылку с водой, воздерживаясь от комментариев по поводу того, что было у нее во рту прошлой ночью. Как бы заманчиво это ни было, я знаю, что неразумно говорить об этом, если я не хочу объяснять ей прямо сейчас, почему мы не можем повторить. В тот момент, когда я думаю об этом, мой член дергается. По крайней мере, эта часть меня явно не на той странице.

Она все равно сейчас выглядит очаровательно.

Елена молча съедает несколько кусочков еды, наблюдая за мной со своего места, скрестив ноги на одеяле.

– Ты о чем-то хочешь поговорить? – Наконец спрашивает она, неловко ерзая. – Ты выглядишь расстроенным.

– Я не знаю, подходящие ли это слово, – медленно говорю я ей, задумчиво откусывая кусочек от своего завтрака.

– Значит, волнуешься. – Она наклоняется вперед. – Что происходит?

Нет смысла ходить вокруг да около.

– У нас заканчиваются припасы, – откровенно говорю я ей. – Я думаю, было бы неплохо осмотреться вокруг и посмотреть, есть ли здесь какой-нибудь источник пресной воды, что-нибудь безопасное для употребления в пищу, что мы могли бы собрать. Если мы собираемся продержаться до тех пор, пока не придет какая-нибудь помощь, нам нужны еда и вода.

Глаза Елены слегка расширяются, и она тяжело сглатывает, но все же кивает.

– Хорошо, – наконец говорит она, делая вдох, явно предназначенный для того, чтобы успокоиться. – Значит, после завтрака?

Когда я смотрю на нее, мне интересно, перестану ли я когда-нибудь удивляться тому, насколько она упорна.

– Да. – Я делаю быстрый глоток из бутылки с водой, возвращая ее ей. – Таким образом, мы сможем не торопиться. Чем меньше мы себя напрягаем, особенно в жару, тем лучше.

У меня есть кое-какие навыки выживания. Синдикат научил нас выживать в подобных ситуациях, но самостоятельно и не очень глубоко. Работа, которую мы должны были выполнять, требовала, чтобы мы входили и выходили. Выживание в дикой природе стояло не на первом месте в списке.

Но я полон решимости сохранить Елене жизнь, если это возможно. А если нет…

Я не могу позволить себе думать об этом.

После завтрака мы отправляемся в путь, поднимаясь по пляжу к похожей на джунгли линии деревьев впереди.

– Держись поближе ко мне, – предупреждаю я Елену. – Я не знаю, что там. – Я вручаю ей нож рукояткой в ее сторону, когда мы приближаемся к деревьям. – На всякий случай. У меня есть пистолет.

Она с трудом сглатывает, но кивает, берет нож и крепко сжимает его в одной руке, пока мы находим тропинку между деревьями и ступаем на мягкую, слегка илистую землю сразу за ней.

– Это хороший знак. – Я киваю на землю. – Значит, где-то должна быть пресная вода. Последние несколько дней дождя не было. Нам просто нужно поискать это место.

– Есть ли у нас какой-нибудь способ очистить ее? – Хмурится Елена. – Что, если…

– Нам придется рискнуть, – честно говорю я ей. – Возможно, это не самая безопасная вода, но это лучше, чем соленая или вообще никакой. Это будет наш лучший шанс.

Она кивает, и я вижу нервозность в ее глазах.

– Тогда мы просто рискнем, – говорит она так храбро, как, я думаю, она может. – Давай продолжим поиски.

Я вижу несколько вариантов еды: несколько видов ягод и грибы, растущих у основания дерева, мимо которого мы проходим, но я точно не знаю, что это не отравит нас. Если уж на то пошло, я думаю, что предпочел бы риск отравления голодной смерти, но для меня есть более быстрый выход, чем этот, если я знаю, что надежды на спасение нет. Но я не могу думать об этом, пока Елена все еще жива. И я не хочу тестировать на ней неопределенные продукты.

– Кажется, я что-то слышу! – Кричит она, когда мы проходим немного дальше мимо деревьев, уклоняясь от переплетения лиан, пока она пробирается по все более и более раскисающей земле. – Там может быть…

Мы продираемся сквозь путаницу, и вот тогда я тоже слышу это, безошибочно узнаваемый журчащий звук ручья.

– Спасибо, – бормочу я, беря ее за руку, чтобы убедиться, что она остается рядом, пока мы направляемся к нему. Без еды мы можем какое-то время обойтись, если придется, но без воды долго не протянем. Это риск, без какого-либо способа ее очистки, но это лучше, чем ничего. – У нас есть бутылки для воды?

Елена кивает, вытаскивая их из сумки, которую мы взяли с собой.

– Держи, – говорит она, кладя их рядом со мной.

Я присаживаюсь на корточки у ручья, складываю ладони и подношу их ко рту, чтобы сделать маленький глоток. На первый взгляд, это вкусно, чисто и прозрачно, и все, что мы можем сделать, это надеяться на лучшее. Я откручиваю крышку с первой бутылки, макаю ее в ручей, чтобы наполнить, и краем глаза вижу Елену, пробирающуюся по тропинке.

– Не уходи слишком далеко, – кричу я ей вслед. – Мы возвращаемся, как только я закончу с этим.

– Хорошо! – Кричит она в ответ, и я возвращаюсь к наполнению бутылок, плотно завинчивая крышки на каждой из них и складывая их в пакет.

Когда я поднимаю взгляд, Елены нигде не видно.

– Блядь, – выдыхаю я, глядя на тропинку. – Елена!

Я зову ее по имени, но ответа нет. Я чувствую, как моя челюсть напрягается от разочарования, когда я перекидываю сумку через плечо, следуя по ее следам, направляясь в том направлении, куда, как я видел, она уходила. Я сказал ей, чтобы она не заходила слишком далеко, думаю я, с медленно нарастающим раздражением, поскольку вижу, что шаги удаляются все дальше от тропинки.

– Елена! – Я снова зову, вытаскивая пистолет и оглядываясь по сторонам. Я не думаю, что есть большой шанс, что здесь есть какие-то другие люди, но есть абсолютный шанс, что есть другие вещи, которые могут причинить ей боль. Я стискиваю зубы от разочарования, пытаясь не позволить своему разуму перебирать слишком много возможностей до того, как пойму, что есть причина для паники.

И тут я слышу ее крик.

Я знаю, что это она, высокий, тонкий, пронзительный звук ее голоса.

– Елена! – Я выкрикиваю ее имя, поворачиваясь в направлении, откуда, я почти уверен, он доносится, и затем я слышу крик еще раз.

– Левин! Помоги!

Я срываюсь с места и бегу на звук ее голоса, моя грудь сжимается от страха. Я снова слышу ее крик, а затем заворачиваю за угол, огибая очередные заросли лиан, и вижу ее распростертой в грязи, по ее бледному, искаженному страхом лицу текут слезы.

– Левин!

У нее подвернута лодыжка, но она пытается ползти вперед. Увидев меня, она поворачивается, указывая на меня с выражением ужаса на лице, и я мгновенно понимаю, чего она так боится. К ней извилистым ползком движется нечто, похожее на удава, достаточно большого, чтобы убить ее, если доберется до нее, его язык высовывается по мере приближения.

Елена снова кричит, ползет вперед по грязи, но он настигает ее. Ненадолго, думаю я с внезапной, яростной уверенностью, когда прицеливаюсь из пистолета, обхватывая пальцем спусковой крючок.

– Елена! Не двигайся!

Она замирает на месте при звуке моего голоса, хотя я знаю, что все в ней, должно быть, кричит, чтобы она продолжала пытаться убежать, когда огромная змея приближается. Я прицеливаюсь так тщательно, как только могу, желая быть абсолютно уверенным, что случайно не попаду в нее… и нажимаю.

Елена испуганно вскрикивает, когда раздается выстрел. Пуля на дюйм не попадает в голову змеи, и она шипит, отшатываясь, когда я прицеливаюсь еще раз, и на этот раз я попадаю, пуля попадает ей прямо в голову. Змея неподвижно валяется в грязи, и я вижу, как Елена падает вперед, вся кровь отхлынула от ее лица.

И когда я снова пускаюсь в бега, единственное, о чем я думаю, убедиться, что Елена в безопасности.

25

ЕЛЕНА

Я так шокирована, что не могу пошевелиться, в ушах звенит от выстрелов, пока я лежу, дрожа. Я смутно вижу, как Левин бежит ко мне, засовывая пистолет обратно за пояс, и наклоняется, чтобы подхватить меня на руки. Я прижимаюсь к его груди, дрожа всем телом, когда он начинает уносить меня от трупа змеи, одной рукой придерживая мою голову у себя на плече, пока он идет.

– Теперь ты в порядке, – бормочет он, его пальцы касаются моих волос. – Ты в порядке.

Я не уверена, что это полностью правда. Моя лодыжка пульсирует, боль пронзает ногу, и я слабо сомневаюсь, что она не сломана. Левин поднимает сумку с того места, где он ее бросил, закидывает на плечо, осторожно удерживая меня на руках, и так быстро, как только может, возвращается к нашему импровизированному лагерю.

Он не произносит ни слова, пока мы не возвращаемся. Он несет меня к кромке воды, опускает на песок и помогает смыть грязь, а затем снова поднимает и относит обратно к одеялам. Как только я устраиваюсь, он опускается на песок с глубоким вздохом, глядя на меня, слегка приподняв бровь.

– Что случилось, Елена?

Чувство вины захлестывает меня, когда я вижу выражение его лица.

– Прости, – шепчу я. – Я не хотела заходить так далеко. Я отвлеклась, и не успела я опомниться…

– Я знаю, – мягко говорит он. – Сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Что случилось?

Я тяжело сглатываю, мой желудок снова скручивается в узел при воспоминании об этом.

– Я увидела змею на дереве, – шепчу я, чувствуя легкую тошноту. – Она выскользнула и погналась за мной. Я думала, что смогу обогнать ее… она была такой большой… и, возможно, я смогла бы, но я споткнулась, когда попыталась убежать. Я думала, она меня достанет… задушит меня…

При этой мысли к горлу подкатывает тошнота, и я вынуждена остановиться, потянувшись за одной из бутылок с водой. Левин массирует мне спину одной рукой, медленно описывая круги, пока я снова не могу говорить.

– Она сломана? – Слабо спрашиваю я, кивая на свою лодыжку.

– Я не уверен. – Он сдвигается, направляясь к моим ногам, осторожно поднимает мою ногу и кладет себе на колени. – Это может быть немного больно, – предупреждает он, поворачивая мою ногу в сторону, осторожно касаясь опухшей плоти вокруг лодыжки, надавливая пальцами на мою ступню и шевеля пальцами ног, пока не увидит, что болит, а что нет. Он прав, что это причиняет боль, я невольно вскрикиваю, когда он касается области вокруг моей лодыжки, и не могу сдержать еще один тихий стон боли, когда он пытается немного повернуть мою ногу. – Я не думаю, что она сломана, – наконец говорит Левин, осторожно укладывая мою ногу обратно на одеяло. – Я не могу быть уверен, очевидно, для этого нам придется обратиться к врачу. Но я совершенно уверен, что нам все еще нужно зафиксировать ее.

Он наклоняется, роясь в сумке.

– Здесь есть медицинские принадлежности… я думаю, тут были какие-то бинты.

Это занимает некоторое время, но он достает толстую повязку, которая, похоже, может помочь стабилизировать мою травму.

– Это тоже будет неприятно, – предупреждает он, снова кладя мою ногу себе на колени. – Но после этого должно стать немного лучше.

Я закусываю губу, пока он наматывает бинт на мою ступню и лодыжку, не желая заставлять его чувствовать себя хуже, чем он уже чувствует. Я могу сказать, что ему не нравится тот факт, что мне больно, его прикосновения настолько осторожны и успокаивающие, насколько это возможно, когда он перевязывает рану.

– Ну вот, – наконец говорит Левин, помогая мне перестроиться, когда он закончил. – Я возвращаюсь к деревьям, чтобы найти змею, – говорит он после минутного колебания. – Я знаю, это звучит не очень хорошо, но это еда. Это поможет нам отложить разбор того, что осталось от пайков.

Лично я не знаю, смогу ли я это переварить, но я киваю. Я знаю, что это имеет смысл, даже если я не имею ни малейшего представления, как я собираюсь это есть.

– Постарайся немного поспать, – предлагает Левин. – Если сможешь.

Я тоже не уверена, как мне это удастся, но я переворачиваюсь на другую сторону, благодарная хотя бы за то, что вывихнутая лодыжка находится на той же стороне, что и все еще заживающий порез от авиакатастрофы. Песок кажется еще более комковатым и неудобным, чем обычно, и слишком горячим для одеяла, поэтому я скатываю его и подсовываю под голову в качестве импровизированной подушки. Я не думала, что смогу заснуть, но, должно быть, заснула, потому что, когда я снова открываю глаза, Левин сидит у костра, и я вижу густую тень дальше по пляжу, которая, как я знаю, с дрожью по спине, должна быть трупом змеи.

– Я подумал, что ты не захочешь рассматривать ее слишком близко, – объясняет Левин, когда видит, куда направлен мой взгляд. – Я позабочусь о том, чтобы нарезать ее и приготовить, как только смогу.

Я киваю, снова чувствуя комок в горле. Ты съешь это, если достаточно проголодаешься, говорю я себе, садясь и вытягивая ногу перед собой. Но по мере того, как ночь продолжается, и я ложусь спать под запах разделки и приготовления мяса Левином, я не уверена, что это правда.

***

Я проспала большую часть следующего дня, боль в лодыжке не давала мне уснуть большую часть ночи и оставляла меня измотанной. Левин будит меня, чтобы покормить из продуктового пакета и дать немного воды, прежде чем я снова засну, просыпаясь в сумерках и видя, как он возится с радио.

– Есть успехи? – Тихо спрашиваю я, и он поднимает взгляд с напряженным выражением лица. Я могу сказать, что он не хочет отвечать.

– Нет, – наконец говорит он, откладывая его в сторону. – Ничего.

На мгновение воцаряется тяжелое молчание, и я сжимаю губы, сдерживая слезы, наворачивающиеся на глаза. На самом деле я не ожидала другого ответа, но его все равно трудно слышать.

– Я хочу посидеть с тобой у огня, – говорю я наконец. – Я бы действительно хотела, чтобы меня ненадолго обняли.

Странно спрашивать, но Левин просто кивает. Он встает, помогает мне встать с одеяла, а затем садится на песок рядом с костром, лицом к воде, я спиной к его груди сажусь между его ног.

Я сижу в долгой тишине, ощущая его теплую твердость у себя за спиной, одна из его рук обнимает меня за талию и ложится на живот.

– Мне страшно, – наконец шепчу я и чувствую, как Левин испускает долгий, резкий вздох позади меня.

– Я хотел бы сделать больше, – тихо говорит он. – Я не предвидел, что это произойдет.

– Я знаю. – Я тяжело сглатываю, все еще борясь со слезами, которые отчаянно не хочу выпускать. – Это странно, в некотором смысле… я так боялась Диего. Возможно, это пугает больше, чем он. Это так по-другому. Это кажется менее сиюминутным. Более эфемерным. Как будто все еще может быть выход. Когда я была в той камере, я ничего подобного не чувствовала.

– Это еще не конец, – тихо говорит Левин. – Несмотря на то, что это неаппетитно, у нас еще есть еда на какое-то время, и у нас не закончится вода. У нас есть шанс.

– Даже если мы не… – Я прикусываю губу, немного отодвигаясь назад, чтобы быть ближе к нему. – Может быть, это лучше, чем все, что он запланировал для меня, когда самолет должен был приземлиться. Но… – я сделала долгий, медленный вдох, чувствуя, как страх ползет по моим венам, холодный и извилистый, как змея. – Я действительно боюсь смерти.

– Мне жаль. – Рука Левина крепче обнимает меня. – Я пока не сдаюсь, Елена. Если есть выход из этого, я собираюсь его найти. Но я знаю… – Он втягивает воздух, его рука лежит на моем бедре, когда он прижимает меня ближе. – Я знаю это чувство. Оно давно прошло для меня. Но я до сих пор помню, на что это было похоже.

Из всего, что он сказал о своем прошлом, это больше всего цепляет, мысль о том, что он так долго жил опасной жизнью, что перестал бояться смерти. Я чувствую, как меня пробирает дрожь, и Левин ошибочно принимает это за холод, тянется за одеялом, чтобы подоткнуть его мне, обнимая меня, другой рукой нежно проводит по моим волосам, когда я откидываюсь на его плечо.

Солнце садится за воду, заливаясь всеми цветами радуги, и я чувствую, как мои глаза затуманиваются, когда я смотрю на это. Я не могу перестать думать, насколько по-другому все могло бы быть при других обстоятельствах, насколько романтично это могло бы быть, если бы мы не были здесь на грани потери всего. Я могла бы сидеть здесь счастливой и влюбленной, вместо того чтобы испытывать ужас и бороться с паникой.

Что, если бы я могла притвориться, хотя бы ненадолго? Что, если бы мы оба могли притвориться? Просто чтобы все плохое ушло на ночь. Почему это было бы так плохо?

– Я рада, что, по крайней мере, я не одна, – шепчу я, поворачивая голову так, что мои губы почти касаются его горла. – С тобой я чувствую себя в безопасности.

– Было бы лучше, если бы я мог обеспечить твою безопасность, – мрачно говорит Левин, но я чувствую, как напряжение внезапно пронизывает его, когда я ерзаю в его руках, мое дыхание согревает его шею. Его рука крепче обнимает меня за талию, и я чувствую, как его дыхание немного учащается.

Я не должна была пользоваться ситуацией. Я знаю это. Я не хотела этого, когда попросила посидеть его со мной у костра. Но внезапно все, о чем я могу думать, это о том, как хорошо, что он так близко ко мне, его рука обнимает меня, когда я вдыхаю теплый солоноватый аромат его кожи и чувствую, как поднимается и опускается его грудь у моей спины.

Я снова прижимаюсь к нему и чувствую, как у него перехватывает дыхание, когда я чувствую, как толстый, твердый выступ его члена начинает прижиматься к основанию моего позвоночника. Его возбуждает то, как близко я нахожусь, и это, в свою очередь, заставляет мое сердце биться быстрее в груди, мою кожу заливает жаром, который не имеет ничего общего с благоухающим ночным воздухом или огнем перед нами.

Медленно я протягиваю руку, мои пальцы касаются его колена, когда я провожу рукой вверх по внутренней стороне его бедра, почти до того места, где моя верхняя часть прижата к нему, прежде чем он наклоняется, накрывая мою руку своей и останавливая движение дальше.

– Елена.

В его голосе слышится предупреждение, но я также слышу в нем хриплый скрежет, звук, который, как я постепенно узнаю, означает желание. Я облизываю пересохшие губы, мой пульс учащается в горле, когда я обхватываю его руку своей, проводя большим пальцем по тыльной стороне. Я чувствую, как он напрягается позади меня, слышу, как он тяжело сглатывает, его дыхание ерошит волосы у меня на затылке, и еще одна быстрая дрожь пробегает по моей спине.

Мир вокруг нас погружен в тишину, небо становится темно-синим, почти ночным, а перед нами потрескивает огонь. Такое чувство, что мы с ним единственные люди, оставшиеся в мире, и в данный момент я не совсем уверена, что стала бы возражать, если бы это было так.

– Я не хочу умирать, так и не узнав, каково это… быть с кем-то, – тихо шепчу я, проглатывая комок в горле, медленно обводя рисунок на тыльной стороне его ладони.

– Елена, я не думаю…

– Я думала, что буду только с мужчиной, которого выбрали для меня. – Я бросаюсь вперед, выдавливая из себя слова, в то время как мое сердцебиение в груди учащается почти до боли, по коже пробегают мурашки нервного желания. Я никогда не испытывала ничего подобного, такого желания, которое заставляет меня чувствовать, что я вибрирую изнутри, блаженное и ужасное одновременно, страстное желание, которое отчаянно нуждается в исполнении. – Но я хочу выбрать тебя. И теперь меня никто не остановит.

Я слегка извиваюсь в его руках и чувствую, как он снова резко вдыхает, когда я смещаюсь под жестким давлением его члена.

– Я хочу, чтобы это был ты, – шепчу я. – Я знаю, ты позаботишься обо мне. Пожалуйста, Левин…

Я чувствую, что он хочет сдаться. Воздух вокруг нас пульсирует от напряжения, и я чувствую, как его рука сжимает мою, по телу пробегает глубокая дрожь.

– Я никогда не был первым у девушки, Елена. – Слова выдавливаются сквозь его зубы, как будто ему трудно даже говорить об этом, как будто даже обдумывание этого может толкнуть нас через край.

Я не могу не надеяться, что это так.

– Но ты знаешь, как сделать это хорошо. – Я прикусываю губу, чувствуя, как мой пульс снова учащается. – Ты хочешь. Я знаю, что хочешь. Я чувствую это. – Я слегка прижимаюсь к нему, как бы подчеркивая свою точку зрения, и руки Левина опускаются по обе стороны от моих бедер одновременно, удерживая меня неподвижно у себя между ног.

– Если ты продолжишь это делать, – бормочет он, его голос становится хриплым рычанием, – Я потеряю то немногое, что осталось у нас двоих, Елена.

Я чувствую, как его пальцы сжимаются на мне, в тот момент, когда он борется со своим желанием сильнее прижать меня к себе вместо того, чтобы держать неподвижно. Я медленно откидываю голову назад, прислоняясь к его плечу, и чуть выгибаю спину, двигаясь в его объятиях, когда я прижимаюсь к нему спиной, совсем чуть-чуть, насколько это возможно при том, как крепко он меня держит.

– Я хочу тебя, – шепчу я. – Здесь только мы, Левин. Кому нужно знать? Возможно, мы даже не продержимся достаточно долго, чтобы кто-нибудь узнал.

– Боже, Елена…

Он стонет мое имя, и одна рука поднимается, чтобы нежно коснуться моего лица, поворачивая его к себе. Я вижу блеск его голубых глаз в темноте, то, как они скользят по моему лицу, полные горячего желания, которое говорит мне, что он проиграл войну с самим собой. Его ладонь прижимается к моей щеке, дыхание вырывается сквозь стиснутые зубы, когда его лицо внезапно смягчается, и он наклоняется.