Текст книги "Дикий убийца (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

1

ЕЛЕНА

За все годы, что я его знаю, мой отец редко повышал голос. Ужасно слышать, как он сейчас так говорит, особенно с моей матерью. Я сижу на корточках перед тяжелыми деревянными двойными дверями, ведущими в его кабинет, и слушаю, как они спорят. Это кажется даже хуже, чем обычный спор, потому что они спорят обо мне.

– Это реальная опасность, Лупе, – слышу я, как мой отец говорит низким и настойчивым голосом. – Диего не собирается останавливаться. Он не собирается останавливаться, пока с ним не разберутся или мы не дадим ему то, что он хочет. Мы на грани тотальной войны, и я отказываюсь отдавать ему свою дочь.

– Нашу дочь, – шипит моя мать. – Это вина Изабеллы. Брак был идеально подходящим, это просто было не то, чего она хотела. Она сбежала с этим ирландцем, и все из-за ее эгоистичных решений, и теперь нам остается собирать все по кусочкам.

Меня пронзает приступ страха. Я не совсем понимаю, что она имеет в виду, но я чувствую напряжение в воздухе, которое просачивается из комнаты, пока мой желудок не скручивается в холодные узлы, а сердце сильно не колотится в груди.

– Ты права насчет этого, – слышу я, как устало говорит мой отец. – Диего хочет, чтобы она компенсировала потерю Изабеллы. Но я не уступлю этим гребаным требованиям. Он не может заполучить ее. Это не вариант, чем бы он ни угрожал…

– Ты мог бы подумать, возможно это сработает. – Голос моей матери натянутый и надменный, я всегда слышала, как она использует этот тон, когда настаивает на том, чтобы ее выслушали. Но я также слышу в этом нотку страха, и я знаю, что она напугана.

Мы все напуганы. С тех пор, как ушла Изабелла, не было ничего, кроме страха. Мы все слышали, как Диего отправил ее к укротителю невест за ее дерзость, за то, что она отказалась уступить ему. Прошло всего несколько дней, когда мой отец получил от него первую угрозу, и мы узнали, что она сбежала. Сообщение от Королей пришло немного позже, и тогда мы знали, что ирландец спас ее и увез в Бостон. Сейчас она в безопасности, далеко отсюда.

Мы же совсем не в безопасности.

– Он мог бы дать гарантии, что не причинит ей вреда, – настаивает моя мать, теперь ее голос звучит громче. – Сделай это условием сделки. Ее безопасность, чтобы он относился к ней так, как муж должен относиться к своей жене.

– Ты не в своем уме, Лупе. Голос моего отца теперь грубее, злее. – Что мы будем делать, если заключим эту сделку, а он откажется от нее? Как бы мы обеспечили это? Как бы мы защитили ее? Тогда она будет у него, и мы останемся там, где мы есть сейчас, слабее, чем когда-либо, потому что он будет держать над нами угрозу ее жизни.

Наступает минута молчания, и я мысленно представляю, как мой отец, должно быть, качает головой, упрямо скрестив руки на груди. Я видела это раньше, когда видела, как они спорят.

– Я не собираюсь вот так бросать ее на растерзание волкам, – говорит он так тихо, что я почти не слышу его. – Этого не случится. Мы найдем другой способ.

– Он собирается убить нас, – бормочет моя мать, и на этот раз я отчетливо слышу панику в ее голосе. – Ты должен что-то сделать, Рикардо. Мы не можем полагаться на ирландцев.

Меня охватывает та же паника, и я прижимаю кулаки к животу, присев на корточки и прислушиваясь, моя кровь превращается в лед. Я скучаю по Изабелле. Я так сильно по ней скучаю. Она бы знала, что делать, что говорить…

Возможно, объективно верно, что мы оказались в таком положении из-за нее, но я не виню ее, в отличие от нашей матери. Как я могу? Она всегда была более дикой, смелой, ненамного старше меня, но достаточно для того, чтобы я равнялась на нее, и хотела быть такой же храброй, как она.

Она получила все, что хотела, все, о чем мы обе слишком боялись мечтать в нашем будущем. Она вышла и заявила, что ее девственность – ее собственность, соблазнила ирландца, и он влюбился в нее. Он спас ее и увез далеко отсюда, как в какую-то сказку. Это было именно то приключение, та романтика, о которой мы когда-то шептались, история, которая, казалось, никогда не сможет сбыться.

Я хочу свой собственный счастливый конец прямо сейчас. Но я вижу, что этого не произойдет. Лучшее, на что я могу надеяться, это то, что каким-то образом мой отец убережет меня от лап Диего Гонсалеса. Что он не позволит ему потребовать меня в качестве компенсации за Изабеллу, за свою потерянную невесту.

Слушая, как мои родители борются за мою судьбу, я не могу не задаваться вопросом, знает ли Изабелла, что происходит. Поступила бы она по-другому, если бы знала, что Диего придет за мной следующей. Я надеюсь, что она этого не знает. Я хочу, чтобы она была счастлива, и я также хочу своего счастья.

Дверь в кабинет с правой стороны внезапно распахивается, так быстро, что я подпрыгиваю и падаю навзничь на задницу, издавая то, что моя мама назвала бы очень неподобающим леди писком потрясения. Моя мама выбегает из кабинета и останавливается, ее лицо искажается от гнева, когда она смотрит на меня, распростертую на каменном кафельном полу.

– Я вижу, ты подслушивала, – говорит она ледяным тоном, ее глаза сузились. – Что я сделала, чтобы быть проклятой, имея двух таких непокорных дочерей, которые…

– Лупе, хватит. – Голос моего отца гремит мимо нее, когда он толкает другую дверь, обходит мою мать и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться с пола. – Елена напугана. Мы все напуганы. Не нужно усугублять ситуацию.

Это должно было успокоить, но почему-то, когда я слышу, как мой отец говорит, что ему страшно, что он ставит себя в один ряд со всеми нами, от этого становится в сто тысяч раз хуже. Я вижу это по его лицу, когда медленно поднимаюсь на ноги, отряхиваясь. Выражение его лица такое же спокойное, как всегда, но я вижу затаившийся в его глазах страх.

На протяжении всей моей жизни мой отец всегда был непоколебимой скалой, тем, кто, я знала, мог уберечь нас от чего угодно. Я всегда была уверена, что он любит Изабеллу и меня, что он защитит нас, и я знала, что нам повезло в этом отношении. В нашем мире дочери могли быть не более чем средством для заключения союзов. Они ценны только потому, что их можно использовать в качестве разменной монеты. Я знала, что наш отец никогда не видел нас такими. Даже когда он был вынужден пообещать Изабеллу Диего Гонсалесу, это было не потому, что он этого хотел.

И теперь он пытается защитить меня от того же самого.

– Лупе, иди наверх. – Я никогда не слышала, чтобы он разговаривал с моей матерью таким холодным голосом. – Давай немного остынем. Мы поговорим об этом позже.

Я вижу, как она сердито поджимает губы. Она ненавидит, когда мой отец ей приказывает; я всегда это знала. Но, что удивительно, она не спорит.

– Ты в порядке? – Он убирает мои руки, глядя на меня с явным беспокойством. – Как много ты слышала?

Я поджимаю губы, чувствуя себя немного смущенной теперь, когда он поймал меня на подслушивании, но я также все еще напугана.

– Все, – тихо признаюсь я, глядя на него снизу вверх. – Диего действительно собирается…

– Нет, – резко говорит он, обрывая меня, притягивая к себе для объятий, заключая меня в объятия, которые я всегда находила такими успокаивающими, всю свою жизнь. – Я не позволю этому случиться, Елена. Я обеспечу безопасность тебе и твоей матери. Я обещаю.

– Но…что ты можешь сделать, чтобы заставить его остановиться? Ты сказал, что он не…

– Я знаю, что я сказал. – Отец вздыхает, протягивает руку, чтобы погладить меня по волосам, и печально смотрит на меня. – Я бы хотел, чтобы вам с сестрой никогда не приходилось взрослеть, понимаешь? Это было намного проще, когда вы были детьми. Никто не хотел забирать вас у меня. Изабелла все еще была своенравной, но ты всегда была хорошим ребенком. Тогда вы обе слушались лучше. Вам не надо было ничего бояться. Вам было о чем мечтать…

Он вздыхает, проводит рукой по волосам и смотрит на меня сверху вниз, его лицо теперь напряжено от беспокойства.

– Я не могу винить твою сестру за попытку сбежать от него. Я виню ее за тот бардак, который она устроила с тем ирландцем, но сейчас она в безопасности с ним в Бостоне, так что, возможно, она все это время знала, что делала.

– Но у мамы такое чувство, что она оставила нас собирать осколки. – Я прикусываю нижнюю губу. – Ты тоже так себя чувствуешь?

– Твоей сестре никогда не следовало брать на себя ответственность за безопасность этой семьи. Несправедливо, что ей когда-либо приходилось это делать. Я не хочу, чтобы то же самое случилось с тобой.

– Я не хочу выходить замуж за Диего. – Я чувствую, как холодная дрожь пробегает по мне при одной мысли об этом. – Он не будет добр ко мне, что бы ты ни заставил его пообещать…

– Я знаю. Он выместит свой гнев на Изабеллу на тебе. Вот почему он хочет тебя. И вот почему я этого не допущу.

Отец осторожно берет меня за плечо, направляя к лестнице, ведущей на этаж, где находится моя спальня.

– Я думаю, будет лучше, если ты пока побудешь наверху, в своей комнате, Елена. У меня есть работа, и я буду чувствовать себя лучше, если буду знать, где ты находишься, пока Хосе патрулирует.

– Диего не собирается сюда приходить…

– Надеюсь, что нет. – Отец замечает выражение моего лица и морщится. – Мне не следовало быть с тобой таким откровенным. Я не хочу тебя пугать.

– Мне двадцать лет. – Я смотрю на него, морща нос. – Я больше не ребенок, от которого ты можешь хранить секреты.

Он печально смеется.

– Двадцать – это все еще ребенок, Елена. Однажды ты это поймешь. И пока я все еще должен защищать тебя. Так что я намерен это сделать.

Хосе выходит из-за угла, когда мы поднимаемся, совершая обход верхнего этажа. Он замечает меня и моего отца и останавливается, почтительно склоняя голову.

– Сеньор Санти-Диего. Вам что-то нужно?

– Только то, чтобы Елена осталась в своей комнате на ночь. У меня есть дела, о которых нужно позаботиться, и я буду чувствовать себя лучше, если буду знать, что она здесь, в целости и сохранности.

– Конечно.

Хосе смотрит на меня с непостижимым выражением на лице, чем-то более мрачным, чем я привыкла видеть от него. Не так давно, когда Изабелла еще была здесь, он всегда был в более легком настроении, поддразнивал нас и слегка флиртовал с моей сестрой. Однако он всегда быстро закрывал программу, когда она заходила слишком далеко. Мы обе всегда были немного влюблены в него, было трудно не влюбляться. Он необычайно красив, сильно загорелый, с коротко подстриженными черными волосами, темными глазами, сильной челюстью и мускулистым телом, которое его потертые брюки-карго и форменная рубашка облегают сильнее, чем они на самом деле имеют право. Но в последнее время он стал тише, более угрюмым. Он сдержанно кивает моему отцу, который улыбается мне, открывая мою дверь.

– Спокойной ночи, Елена, – многозначительно говорит мой отец, давая мне понять, что он ожидает, что я останусь на месте, как он и сказал.

Куда бы я пошла? У меня не хватало духу покинуть территорию в поисках приключений или побега, как это сделала моя сестра. Я вообще не могла никуда пойти. Самое большее, что я могла бы сделать, это подняться в библиотеку наверху или выйти в сад, и не такая уж большая потеря, если я не смогу сделать это сегодня вечером. Я могу свернуться калачиком в постели с одной из своих книг и улететь далеко отсюда, в какое-нибудь приключение, которое я никогда не смогу пережить в реальной жизни.

Я собираюсь закрыть дверь, когда рука Хосе упирается в нее, останавливая меня, когда он смотрит на меня сверху вниз с горьким выражением на лице.

– Не заставляй меня гоняться за тобой, – раздраженно говорит Хосе, как только мой отец оказывается вне пределов слышимости. – Просто оставайся в своей комнате, как хорошая девочка, хорошо? Не делай мою жизнь еще хуевее, чем она уже есть.

– Я этого не планировала. – Я слышу в своих словах обрывок, которого обычно там нет, это была долгая и страшная ночь, и я не совсем понимаю, почему он был таким в последнее время. – Ты ничего не хочешь мне сказать, Хосе? Не то чтобы мы не знали друг друга долгое время…

– Зачем мне тебе что-то рассказывать? – Раздраженно спрашивает он. – Моя работа, обеспечивать твою безопасность, а не разговаривать с тобой.

Что-то в том, как он это говорит, расстраивает меня сильнее, чем раньше.

– Никто тебя не заставляет, – огрызаюсь я в ответ, отступая дальше в свою комнату. – Прости, что спросила.

Он отворачивается, но прежде, чем он это делает, я слышу, как он что-то бормочет себе под нос.

– Избалованный ребенок.

В мгновение ока я оказываюсь у двери, распахиваю ее шире и впиваюсь взглядом в его спину.

– Я слышала тебя, – обвиняюще огрызаюсь я и вижу, как на мгновение его плечи трясутся, как будто он смеется, или как будто он очень зол.

Он медленно поворачивается, выражение его лица мрачное и жесткое.

– Мне все равно, слышала ты меня или нет, – ровно говорит Хосе. – На самом деле, я скажу это снова. Ты избалованная гребаная соплячка, и твоему отцу следовало передать тебя Диего Гонсалесу задолго до этого.

Я чувствую, что начинаю дрожать, мелкая дрожь распространяется по мне, но я вздергиваю подбородок, глядя на него сверху вниз.

– Я уверена, он был бы рад услышать, как ты говоришь это ему в лицо.

– Не сомневаюсь. – Хосе подходит ближе к моей двери, его мускулистое тело почти заполняет дверной проем. Было время, когда я бы почувствовала, как у меня подскочил пульс от того, что он был так близко, но сейчас я просто боюсь. Очевидно, что он зол, и я не совсем понимаю почему. – Мой брат погиб в борьбе с картелем Гонсалесов, когда захватили Изабеллу, – ровным голосом произносит Хосе, каждое его слово звучит жестко. – Все для защиты принцесс Сантьяго. И от меня ожидают того же, если до этого дойдет. В то время как тебе не грозит никаких последствий за невыполнение своих обязанностей. – Он смотрит на меня сверху вниз. – Твоя сестра должна была выйти замуж за Диего, как и предполагалось, и ничего бы этого не случилось. Если бы она выполнила свой долг, мой брат был бы жив. Не было бы никакой войны. А ты…

Его взгляд скользит по мне вверх-вниз, и это кажется слишком личным для того, кто он есть и кто я есть.

– Тебе бы не грозила опасность пойти по ее стопам.

Слова тихие и угрожающие, и он натянуто улыбается мне, его взгляд по-прежнему жесткий и холодный.

– Спокойной ночи, принцесса, – бормочет он. – Сладких снов.

Мне удается удержаться на ногах, пока он не захлопывает дверь сильнее, чем нужно. Я отшатываюсь назад, чувствуя, как пульс колотится у меня в горле, когда опускаюсь на край кровати, чувствуя тот же ужас, который я испытывала ранее, угрожающий захлестнуть меня снова.

Диего Гонсалес придет за моей семьей. Например, так же, как он пришел за моей сестрой.

У Изабеллы был Найл, который спас ее.

Кто спасет меня?

2

ЛЕВИН

– Мы должны им тех людей, которых обещали.

Лиам стоит во главе стола, рядом с Коннором, и напряжение в комнате ощутимо. Обычно в такие моменты, как сейчас, все главы различных семей собираются вместе для решения кризисной ситуации. Присутствует весь "стол королей", включая Джейкоба, правую руку Коннора, который теперь является членом, так же как Найл для Лиама. Они сидят по обе стороны от двух мужчин, остальные короли по бокам, также есть места, оставленные для Виктора, меня и Луки, которому не хватает его правой руки на эту встречу.

Все они уже давно ходят по кругу, как часто делают люди, когда у них нет ответа на проблему, которую они пытаются решить. На этот раз проблема заключается в союзе с картелем Сантьяго и сделке, которую Найл заключил в обмен на торговлю с ними.

– Мы договорились, что я спасу Изабеллу и что мы пошлем людей с подкреплением, – резко говорит Найл, повышая голос. – Я выполнил первую часть. Картель Сантьяго открыл торговлю с нами. Мы делаем хороший бизнес. Так что теперь нам нужно выполнить оставшуюся часть нашей работы.

– Никакой гребаной торговли не будет, если картель Гонсалеса уничтожит их, – говорит один из королей постарше, хлопая ладонью по столу. – Я предлагаю подождать и посмотреть, что произойдет.

– Весь смысл отправки мужчин в том, чтобы этого не произошло, – парирует Лиам. – Мы должны быть людьми слова. Мы и так слишком долго ждали.

– Мы послали людей. Половина из них блядь, погибла…

– Мы отправили несколько писем. Несколько от мафии Романо, несколько от королей, несколько от братвы Андреевых. Ничего похожего на то, о чем мы договаривались. Прошло слишком много времени…

– Похоже на дерьмовую сделку, – высказывается другой из королей. – Найл заключил эту сделку, потому что хотел эту женщину. Он получил то, что хотел, а остальные наши мужчины получили что? Верную смерть?

– Я заключил сделку, чтобы спасти ее, – натянуто говорит Найл. – Я сделал это не для того, чтобы сделать ее своей. Тогда меня это не интересовало. Но ее отец хотел ее спасти, а Лиам и Коннор хотели союза. Так что я добился этого. Теперь ты хочешь отказаться от нашего слова, как говорит Лиам?

Я чувствую, что Виктор смотрит на меня, и я знаю, о чем он думает, вероятно, о том же, о чем и я. Вряд ли это будет простым решением. Единственный способ, которым это вообще возможно, это если Коннор твердо встанет на ноги, как он это часто делает, и напомнит столу, что, хотя его брат Лиам, возможно, все еще предпочитает управлять этим местом как демократия, он этого не делает. Возможно, он не из тех, кто отдает предпочтение мужчинам с деньгами или фамилиями, чтобы сидеть за столом переговоров над мужчинами, которые, по его мнению, заслужили это, но он также не из тех, кто может отказаться от своего голоса, если решит, что принял решение.

– Послушайте, – говорит Лиам, в его голосе слышится раздражение, которое редко встречается в моем опыте, и говорит о том, что он тоже устал от всего этого испытания. – У нас есть информация, что Диего Гонсалес требует Елену Сантьяго в качестве оплаты. Ее отец отказывается. Я не думаю, что здесь есть человек, который не осознает, какие последствия это может иметь для семьи Сантьяго.

– И в этом наша проблема? – Другой из королей резко высказывается. – У нас тоже есть свои семьи. Если картель Сантьяго падет, и семья Гонсалес получит больше власти, будет лучше, если мы не окажемся на стороне проигравших. Какое отношение к нам имеет брак этой девушки? Это не было частью сделки.

– Эта девушка – моя невестка, – рычит Найл. – Поэтому, я бы сказал, что по крайней мере кто-то за этим столом кровно заинтересован в том, что с ней произойдет.

– Это звучит как личная проблема.

– Я не согласен с тем, что это вообще не наша проблема, – говорит Лука, его ровный, культурный голос возвышается над остальными. – Но я бы согласился, что в этом деле мы должны думать о наших собственных семьях, и о последствиях войны с картелями. У нас у всех дети. Среди нас вряд ли найдется мужчина, не женатый и не имеющий собственных детей, о которых стоило бы думать, за исключением Джейкоба, Левина и еще нескольких человек.

Джейкоб фыркает.

– Я сделаю то, что скажет мне Макгрегор, как я привык делать, – грубо говорит он, его акцент усиливается. – Но я едва ли в своем уме, чтобы думать, что я должен рисковать своей шеей ради девушки только потому, что у меня нет своих детей, к которым я мог бы вернуться.

– Если мы откажемся от картеля Сантьяго, – спокойно говорит Виктор, – мы нарушим свое слово. Это важно, джентльмены. Наше слово будет бесполезно в дальнейшем развитии картелей и, возможно, для других тоже, если они услышат об этом. Более того, если мы отправим те силы, которые были обещаны для поддержки картеля Сантьяго, вполне возможно, что они смогут отбиться от Диего Гонсалеса. В этом случае мы выиграем.

– А что, если картель Гонсалеса – более вероятная ставка? – Выкрикивает один из королей с дальнего конца стола.

– Диего Гонсалес не тот человек, с которым, я думаю, большинство из нас хотели бы заключить союз, – спокойно говорит Лука. – Теперь я понимаю ваши оговорки. Но, как уже говорили некоторые из нас, мы дали свое слово. Я выделю людей из моей мафии, а также тех, кого остальные из вас готовы предложить.

– Елену нужно отстранить от этой ситуации, – резко говорит Найл. – Она не может оставаться в центре того, что фактически является зоной боевых действий, когда она – приз, который нужно выиграть. Нам нужно увезти ее оттуда в безопасное место. Сюда, в Бостон.

– Это говоришь ты или твоя жена?

Найл свирепо смотрит на короля через стол от него.

– Это я, блядь, говорю, – огрызается он. – Я не хочу оставлять девушку там. Поэтому мы вытащим ее, когда отправим мужчин. Это мое мнение.

– Я склонен согласиться. – Лиам бросает взгляд на Коннора. – Я ожидаю, что ты скажешь что-то другое, брат.

Коннор хмурится.

– Удивительно, но нет. Я согласен с Найлом, как бы мне ни было больно это признавать. Если Елена останется там, она… карта, которую Диего может разыграть. Все, что ему нужно сделать, это связаться с ней, и он может использовать это в своих интересах. Мы все знаем, что Рикардо Сантьяго сдастся, если его дочери будут угрожать… как обычно. – Он смотрит на Найла, который пожимает плечами.

– Да, и, на мой взгляд, это не отрицательная черта характера, – сухо говорит Найл.

– Ну, тогда кто должен пойти?

Другие Короли начинают говорить одновременно, голоса сливаются в гул разговоров.

– Найл! – Выкрикивают несколько раз, и раздается одобрительный гул. – Да, отправь его туда обратно. Если он так беспокоится о сестре своей жены, пусть спасает девушку.

– Изабелла беременна. Лука только что сказал вам это.

Все головы за столом поворачиваются ко мне, когда я говорю, впервые за все время этого собрания я заговорил исключительно потому, что мне совсем не показалось, что мне есть что добавить.

– Мое мнение, – хладнокровно говорю я, оглядывая сидящих за столом, – что мы не посылаем мужчину с беременной женой в то, что все вы называете зоной боевых действий.

На мгновение воцаряется тишина, а затем один из Королей указывает на меня.

– Да, и ты добровольно пойдешь туда сам?

– Я пойду.

Слова вылетают раньше, чем я полностью уверен, что хочу их произнести, но это вряд ли удивительно, ни для меня, ни для кого-либо еще. Я не склонен брать их обратно.

– Что ж, в этом нет ничего неожиданного, – сухо говорит Коннор. – Если когда-либо и был мужчина, питающий слабость к девушкам, попавшим в беду, так это ты, Волков. Ты уже помог спасти Анастасию и Сашу. Ты собираешься участвовать в тройном проекте прямо сейчас?

Я отказываюсь заглатывать наживку, хотя и знаю, что он делает все, что в его силах. Мы с Коннором не враги, но и не лучшие друзья.

– Я бы согласился с Джейкобом в том, что ни один мужчина не должен добровольно браться за подобную работу просто потому, что у него дома нет жены и детей, к которым он мог бы вернуться. Пустая кровать по-прежнему остается кроватью, в которой большинство мужчин хотели бы жить, чтобы провести еще одну ночь. Но я говорю, что, как мужчина без этих вещей, я пойду, чтобы другому не пришлось.

– Просто для ясности, ты хочешь сказать, что…

– Я поеду в Мексику, заберу Елену и верну ее сюда, в Бостон, где она сможет быть в безопасности со своей сестрой. Это достаточно ясно?

– Виктор, что ты думаешь? Он твоя правая рука, и сам вызвался добровольцем. – Коннор бросает взгляд на Виктора. – Это то, что ты находишь приемлемым?

– Думаю, я могу говорить за себя. – Мой тон ледяной. – Но, во что бы то ни стало, передай это Виктору.

Виктор ухмыляется, сдерживая смех.

– Мне трудно посылать такого человека, как ты, в опасность, это правда, – мрачно говорит он. – Но ты сам себе хозяин, Левин. Я не Владимир, чтобы указывать тебе, куда идти и что делать, и в чем должна заключаться твоя лояльность. Если это то, что ты считаешь нужным сделать… – он жестикулирует, пожимая плечами. – Тогда я не сомневаюсь, что ты лучше всех подходишь для этой работы.

– Найл? – Коннор бросает на него взгляд. – Ты доверишь Волкову это задание?

Найл кивает.

– Да, конечно. Я бы доверил ему свою спину в любой гребаный день, и я бы наверняка доверил ему Елену.

– Ну что ж. – Коннор оглядывает сидящих за столом. – Значит, договорились, ребята? Мы отправляем подкрепление Сантьяго, и Левин использует эту возможность, чтобы вытащить Елену и вернуться сюда, в Бостон. Мы сообщим Рикардо о плане незадолго до его приезда, чтобы он был в курсе.

Раздается одобрительный ропот, и я вижу облегчение на лице Коннора, как и большинства других. Это был долгий день, и хорошо, что вопрос решен.

Только вернувшись в свой гостиничный номер наедине со стаканом водки, я могу по-настоящему подумать о том, на что я подписался, о работе, которую я согласился выполнять. Я знаю, что нет ничего такого, на что я не был бы способен. Это опасно, но я делал и более опасные вещи. Меня больше беспокоит импульс, то, как я высказался еще до того, как всерьез задумался, хочу ли браться за эту работу.

Коннор, конечно, был прав. У меня давно была нервная реакция на женщин, нуждающихся в помощи, особенно на такую молодую и невинную женщину, как Елена Сантьяго. Я бы поставил на то, что не так уж много людей заслуживают такой участи, как Диего Гонсалес, но я уверен, что это не так. Тем не менее, это был импульс, который вернет меня туда, куда, как я думал, я уже не вернусь.

Одно дело ехать в Грецию, в Токио, в Париж в поисках Анастасии, когда Лиаму нужна была помощь в поисках женщины, которую он любил. Одно дело, вернуться в Москву, чтобы попытаться помочь Максу спасти Сашу, последовать за ними в Италию и обратно на Санторини. Но Мексика…

Есть много стран, о которых сохранились воспоминания, как хорошие, так и плохие. Москва была худшей, но Москва была моим домом задолго до нее. Токио тоже был местом, где я не мог избавиться от ее призрака, даже если бы захотел. Я пошел туда, потому что должен был, потому что я уже был на охоте, и было слишком поздно поворачивать назад. Трудно сказать, где именно я влюбился в Лидию. Но я знаю все места, куда мне меньше всего хотелось возвращаться, чтобы вновь увидеть призраков прошлого, Мексика была тем, что пришло на ум в первую очередь.

– Ты бы хотела, чтобы я помог. – Я лежу на спине, смотрю в потолок и подношу стакан водки к губам, старая знакомая боль наполняет меня при воспоминании о ней. – Ты – причина, по которой я продолжаю это делать. Я вижу тебя всегда. Тебя нуждающуюся во мне.

Светлые волосы и голубые глаза. Смех, который может поднять настроение мужчине в худшие времена, остроумие и еще более резкое отношение. Слова, которые могут пробирать до костей или скользить по коже, как шелк. Желание настолько сильное, что причиняет боль…

Счастье и горе в равной мере.

Я знаю, прошло слишком много времени, чтобы я все еще мог говорить с ней вслух вот так, в темной тишине ночи. Слишком часто я убеждаюсь, что в постели со мной есть кто-то еще, поэтому мне не нужно вспоминать, чтобы не было тишины, которую нужно заполнить. Чтобы я мог притвориться, что я снова молодой человек, до того, как встретил ее. Чтобы я мог представить, что все это еще впереди. Вся любовь и вся боль. Боль настолько сильная, что иногда я задаюсь вопросом, не делал бы я этого вообще, если бы знал, как это будет больно. И тогда я вспоминаю ее, каждое мгновение: на белых гостиничных простынях и хрустящем золотом песке, под лунной токийской ночью, с каплями воды из онсэна, прилипшими к ее коже.

Я знаю, что сделал бы все это снова, как бы сильно это меня ни сломало.

Неважно, насколько четко это разделило мою жизнь надвое – на человека, которым я был до Лидии Петровы, и того, кем я стал после.

3

ЕЛЕНА

Я знаю, что дела, должно быть, плохи, раз мой завтрак приносят мне в комнату, вместо того чтобы я спустилась за ним вниз. Одна из горничных приносит его, бледная и нервничающая, и оставляет у моей кровати. Я мельком замечаю Хосе за дверью, когда она уходит, хватая горничную за руку и что-то шепча ей тихим голосом. Атмосфера в доме напряженная, как грозовые тучи, собирающиеся перед бурей. Я чувствую это даже из своей комнаты, как низкий гул, от которого у меня сводит зубы, и я начинаю нервничать и не могу сосредоточиться ни на чем, даже на одной из новых книг, которую я купила несколько дней назад.

Я провожу часть утра, расхаживая взад-вперед, выбирая еду на подносе и открывая окно своей спальни, чтобы впустить хоть какой-нибудь ветерок, поскольку в комнате становится жарко и душно из-за надвигающегося полуденного тепла. Я ловлю себя на том, что начинаю желать, чтобы что-нибудь произошло, просто чтобы нарушить монотонность. Если бы Изабелла была здесь, мы бы уже выбрались в сад. Она никогда бы не смогла вынести такого содержания взаперти и никогда бы не прислушалась к предполагаемой необходимости оставаться там, куда ее поместили. Но без нее у меня не хватит смелости улизнуть самой. Поэтому, я остаюсь в своей комнате, все больше и больше тревожась, пока не слышу резкий стук в дверь. Я знаю, что это моя мать, еще до того, как она открывает дверь и заходит, я знаю, как она стучит после всех этих лет, быстро и нетерпеливо, как будто ей не нравится, что у нее отнимают так много времени.

– Твой отец хочет видеть тебя, Елена, – натянуто говорит она. Я знаю, что она не простила меня за прошлую ночь, или за то, что я не упросила моего отца отправить меня к Диего, чтобы загладить вину за то, что Изабелла не смогла стать его женой. – Он попросил тебя зайти к нему в кабинет.

– Для чего? – Я встаю, чувствуя, как мой желудок сжимается в узел, и она поджимает губы.

– Ну, он мне ничего не сказал, – лукаво говорит она, отступая от двери. – Просто пойдем. И постарайся делать, как тебе говорят.

Она не говорит мне больше ни слова всю дорогу вниз по лестнице и до дверей кабинета моего отца. Это причиняет боль, хотя я изо всех сил стараюсь не подавать виду. Ни Изабелла, ни я никогда не чувствовали особой любви нашей матери. Тем не менее, она всегда относилась ко мне с немного большей привязанностью. Такое чувство, что теперь я потеряла даже эти крохи, и это заставляет мою грудь болеть от одинокой, щемящей боли.

– Постарайся не усугублять ситуацию, – пренебрежительно говорит она, когда я захожу в кабинет. По выражению ее лица, когда я закрывал за собой дверь, я могу сказать, что она возмущена тем, что не участвует в разговоре, который хочет провести со мной мой отец.

– Елена. Подойди, присядь.

Мой отец сидит за своим длинным столом из красного дерева и выглядит так, словно постарел еще больше, чем за время, прошедшее с тех пор, как похитили Изабеллу. У него морщинистый лоб, опущенный рот, тени под глазами, и я могу поклясться, что на висках и в коротко подстриженной бороде стало больше седины, чем было раньше.