Текст книги "Выхожу на связь (Очерки о разведчиках)"
Автор книги: М. Фортус
Соавторы: В. Понизовский,Ю. Заюнчковский,В. Булычева,В. Миронов,В. Кудрявцев,В. Томин,И. Колос,В. Петров,О. Громов,С. Голяков
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
«По железной дороге непрерывно перевозятся немецкие войска и снаряжение. По всем шоссейным дорогам прошли моторизованные части. Через Добрич на юг непрерывно движутся мотоциклы, грузовики, легковые машины, танки, артиллерия всех видов, перевозятся моторные лодки, каркасы для мостов. В городе располагаются немецкие части…»
Милка снова приехала в дом Зары. Теперь ей предстояло прожить здесь месяц. Для соседей она знакомая учительница, которая будет заниматься с дочкой Стойковых – Геневевой. В ее потрепанном чемоданчике учебники и детали для передатчиков.
Днем она действительно разбирала с Геневевой математические задачи. А ночами, когда десятилетняя девочка засыпала, монтировала передатчики и давала уроки уже матери: учила Зару радиосвязи, шифру, разведработе. Это был сжатый курс всего того, чему учили ее в Центре. Зара усваивала все быстро. Ее усердие было помножено на опыт нелегальной работы и желание принести пользу общему делу. Но разрыв с парторганизацией она переживала очень тяжело. Случалось, вернется из города – и стоит, оцепенев, плачет:
– Как они на меня смотрят! Хорошо еще, что не плюют в лицо…
Пока они готовились, Зара подбирала членов своей будущей группы. Они тщательно обсуждали каждую кандидатуру.
– Только что вернулся из заключения коммунист Басил Карагиозов, – сказала Зара. – Надежный товарищ, Гино знает его еще с двадцатых годов.
– За что он сидел в тюрьме? – поинтересовалась Милка.
– Басил руководил коммунистическими группами в армии и на флоте. В 1933 году произошли большие провалы, потому что в организацию пробрался провокатор. Карагиозова присудили к смертной казни, но заменили приговор каторгой, – объяснила Стойкова.
– Значит, он пробыл в тюрьме восемь лет? – Милка покачала головой. – Согласится ли он снова взяться за такое опасное задание?
– Конечно. Он же член партии.
– А не привлечет ли он внимание жандармов?
– По-моему, узколобые жандармы не смогут и представить себе, что вчерашний смертник снова готов идти за идею на смерть, – сказала подруга.
– Пожалуй, ты права, – согласилась Милка. – Но все же нужно, чтобы Карагиозов повидался с Гино.
В тот же день Зара передала Василю:
– Завтра ровно в полдень на улице Владислава ты встретишься с молодой женщиной.
Она описала внешность Милки: невысокая, с темными вьющимися волосами. Глаза большие, серые. В правой руке она будет держать сумку с хлебом.
– Пароль: «Привет от Зары». Вместо отзыва она даст тебе билет до Добрича, – продолжала Стойкова. – Сделаешь все, что она скажет.
Карагиозов ни о чем не спрашивал: подпольщики вопросов не задают.
И вот уже Васил и Милка едут в Добрич. Милка приглядывается к будущему товарищу по работе. От каждого нового члена разведывательной группы зависит не только более успешное выполнение отдельных заданий, зависит вся стратегическая операция и жизнь каждого из разведчиков. Поэтому при отборе кандидатур не должно быть ни малейших сомнений. Васил с первых же минут понравился Милке. Высокий, с умным лицом и спокойными глазами. Годы тюрьмы наложили свою печать: седина, резкие морщины, землистый цвет лица. Но держится без страха, с достоинством. Однако окончательно все решит Гино…
Милка приводит Карагиозова в их домик на улице царя Колояна, 30.
В первое мгновение Васил не узнает Гино. Потом с радостным восклицанием бросается к нему. Мужчины обнимаются, похлопывают друг друга по плечу. Милка видит: действительно встретились старые друзья.
– Я очень рад, что мы снова будем работать вместе, – говорит Васил.
Гино молча пожимает ему руку. Потом они обстоятельно обсуждают задание. Карагиозову, как бывшему моряку, Гино поручает собирать сведения о военных кораблях и береговой обороне варненского участка, об иностранных судах, приходящих в порт.
Уже когда Васил возвращается в Варну, Гино подробно рассказывает о нем Милке.
Они познакомились в 1929 году. Гино плавал кочегаром на пароходе «Бургас», когда туда же поступил машинистом Васил Карагиозов. Гино не потребовалось больших усилий, чтобы узнать в новичке товарища по духу – коммуниста. Стоило для этого хотя бы один раз услышать его разговоры с матросами о правах пролетариата, о Ленине, о капиталистах… Вскоре они уже вместе создали на «Бургасе» марксистский кружок. Однажды, когда весь болгарский торговый флот потрясла весть о гибели большой группы матросов, они стали готовить всеобщую забастовку. Но об этом разведала полиция. С встретившегося в море судна «Царь Фердинанд» моряки передали, что на берегу готовится арест Стойкова и Карагиозова. Что делать? Корабль «Бургас» встал на рейд в Стамбуле. И друзья, поставленные перед выбором: военно-полевой суд в Болгарии или политэмиграция, выбрали последнее. Они остались в Турции, чтобы среди болгар-эмигрантов продолжать партийную работу.
В Турции было много эмигрантов из Болгарии. В основном они работали на строительстве. Гино и Васил и здесь создали коммунистические группы, нелегально получали из Болгарии и распространяли среди товарищей партийную литературу.
На родину они вернулись только через два года. И снова – партийная работа. У Василя – среди солдат и военных моряков. У Гино – в Варненском окружкоме. На этой работе и настиг Василя провал и арест. А Гино заведовал военным отделом окружного комитета до 1935 года, когда по решению ЦК БКП выехал в Советский Союз…
И вот они снова вместе, плечом к плечу. И отныне им, как и прежде, по-братски делить и трудности, и смертельную опасность.
Вместе с Василем Карагиозовым в варненскую группу, возглавляемую Зарой, вошли и другие товарищи. Один из них – старый коммунист Диран Канонян, руководитель армянской парторганизации. Канонян был продавцом молока. Он имел обширные связи во всей округе, был вхож в расположение немецких и болгарских частей, в военный порт.
Для удобства работы, для того чтобы члены группы могли встречаться, не вызывая подозрения полиции, Зара по совету Милки сняла в Варне, на улице Шейкова, небольшое помещение. Вскоре над дверью появилась вывеска «Ресторан Тракия». Готовили и обслуживали посетителей сами хозяева. Здесь-то и начали отныне встречаться члены варненской разведгруппы.
Итак, подготовка закончена. Связь с Центром установлена, время и позывные определены. Первые сеансы они проводят вдвоем, пока Зара не приобретет навыки и уверенность. В Варне два передатчика. Если выйдет из строя один, Зара сможет работать на втором. А Милке тотчас напишет: «Больна, приезжай».
За это недолгое время они крепко подружились и расставались, как родные сестры. Да, так оно и было. Существуют узы, крепче кровных.
Они еще не знали, что подготовка к стратегической операции была завершена накануне чрезвычайных событий…
Каждое утро они слушали по радио последние известия из Советского Союза. И в то утро, в воскресенье 22 июня, тоже настроили «Телефункен» на волну Москвы. И вдруг комнату заполнил тревожный голос диктора:
«Фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на Советский Союз!..»
Милка похолодела. Гино вскочил, припал к приемнику. Но тут же взял себя в руки.
– Садись… Спокойствие… Надо все хорошенько обдумать. Переходим с сегодняшнего вечера на радиосвязь по условиям военного времени: будем передавать донесения в Центр ежедневно.
Разыскали Михаила. Он обещал усилить сбор сведений, и особенно о германских войсках.
Ночью Москва, приняв радиограммы, пожелала бодрости и удвоенной энергии. Передала новое задание: настойчиво выяснять по разным каналам, собирается ли фашистское правительство Болгарии выступить на стороне Гитлера против СССР?
На рабочих, коммунистов были обрушены новые репрессии. Облавы сменялись облавами. Массовые аресты. По стране рыскала армия шпиков и провокаторов… Но группы, созданные Гино и Милкой, не только не прекращали, а, наоборот, усиливали работу. Начались боевые действия на Черном море, и Центр потребовал, чтобы из Варны сообщали самые детальные сведения о вражеском флоте и морской авиации. Кроме того, Зара стала ежедневно передавать метеорологические сводки, имевшие значение для операций советских кораблей и подводных лодок. Милка регулярно приезжала в Варну. Перепроверяла донесения, собираемые группой Зары. Сама привозила сведения. Она ездила и в Софию, и в порт на Дунае – Рощук, и в Бургас…
Однажды Гино сказал:
– Нам нужно уезжать из Добрича. Город чересчур маленький. Работы у меня так и нет. Это может вызвать подозрение полиций.
Выбрали Пловдив – второй по численности город Болгарии, крупный железнодорожный узел и, что наиболее важно, ставший главной военно-воздушной базой германских ВВС. Центр одобрил решение.
Но и в Пловдиве подыскать работу было нелегко. А нужна она была непременно, чтобы не привлекать внимание полиции.
Гино предложил Михаилу оставить службу в армии – и они вдвоем займутся коммерцией, откроют оптовый магазин по торговле сеном и овощами. Помимо всего прочего, это даст возможность без риска разъезжать по всей стране: мол, делают закупки. Михаил согласился. У него было неважное здоровье, и ему удалось уйти в отставку. Но прежние связи с друзьями – офицерами он сохранил. Наведывался в разные города к своим знакомым и за бутылкой ракии или сливянки узнавал нужные сведения.
22 мая 1942 года Гино радировал:
«Начинаю работать из Пловдива. Установил связи с пятью аэродромами…»
Поток самой разнообразной информации нарастал. В сентябре они получили новую задачу: «Освещать: 1. Состав немецкого флота, базирующегося на порты Болгарии, перевозки грузов по Дунаю, прибытие и выход в море военных кораблей; 2. Районы расположения немецких и болгарских авиационных баз и места строительства новых аэродромов; 3. Детально сообщать о всех мероприятиях немецкого командования, проводимых в Болгарии».
Радиограммы, радиограммы, радиограммы… Точки – тире – точки беззвучно уходили в эфир. После каждого сеанса разведчики тщательно уничтожали листки с донесениями. Но где-то там, за морем, за тысячи километров от Пловдива, их сведения значками ложились на стратегические и оперативные карты. И это был их вклад в общую борьбу, выполнение ими солдатского долга.
Как-то Милка прочитала объявление: молодые женщины приглашаются на вокзал для ухода за ранеными. Показала газету Гино. Он одобрил:
– Это может стать важным источником информации.
Она пришла на вокзал. Все помещения, даже перроны, были заполнены ранеными. Стонущие, изуродованные человеческие тела. С только что прибывшего санитарного эшелона выносят и складывают на полу, на жидкой соломе, все новых и новых перебинтованных солдат. Первое чувство – жалость. Но тут же подумала: «Это же немцы! Оттуда, с восточного фронта…»
Вернулась домой. Виновато сказала Гино:
– Не могу… Не могу на них смотреть! Боюсь, выдам свои чувства!
– Нервы? – Гино был недоволен.
– Да, нервы! – вспылила она. – Они намотаны на кулаки уже больше двух лет!
– На неделю я освобождаю тебя от выполнения заданий. Будешь отдыхать. Спать и готовить обед.
– Ты с ума сошел!
– Это приказ, Милка. – Он положил ей руки на плечи. – Нервы у нас должны быть, как канаты. На них тянуть еще годы и годы.
А наутро она получила письмо от Зары: «Заболела, приезжай». Значит, вышел из строя один из передатчиков.
Через час Милка выехала в Варну. Поломка оказалась пустяковой. Тут же починила. Неделю, которую Гино приказал ей отдыхать, решила использовать по-хозяйски: съездить в окрестные села и купить для дома кое-какие продукты. Договорилась с Зарой, что на обратном пути заедет. За это время подруга опробует передатчик и скажет, как он работает.
Встречу назначили на 20 февраля на вокзале. Зара будет ждать ее у выхода на площадь, и Милка придет к ней домой. К этому же времени туда должен наведаться и Михаил. Он объезжает побережье и передаст для Гино донесения.
Итак, встреча 20-го утром…
Поезд пришел вовремя. У Милки – большая сумка с мукой, сыром, мясом. Перекинула через плечо, направилась к выходу. Сейчас, через несколько шагов, только выйдет из вокзала – увидит Зару.
Но подруги не было. Милка подождала пять минут, десять… Опаздывать не в правилах Зары, опытной подпольщицы. В чем же дело?.. Милка сдала вещи в камеру хранения. Заколебалась: идти или не идти? Недобрым предчувствием заныло сердце. Но неизвестность хуже любой опасности. Нужно идти.
Она пошла. И вот тогда-то узнала, увидела: Зара арестована…
Сейчас, в эти самые минуты, когда она греется в постели, подругу пытают, стремясь вырвать признание, назвать товарищей по работе. Милка верит: Зара будет молчать. Но если схвачены и другие товарищи, знавшие о пловдивской радиостанции, о ней и Гино, – выдержат ли они?..
Тепло постели, усталость, тревоги и нервное напряжение дня сделали свое дело: Милка не заметила, как задремала.
Она проснулась от странного звука. И сразу догадалась: это хлопнула дверца машины. И тотчас – топот ног. И властный голос:
– Окружить дом!
Сердце сжалось.
В дверь забарабанили. Кулаками. Сапогами. «Вот как это бывает… Так было, когда пришли за отцом…»
Она встала, не торопясь оделась. Вышла в прихожую:
– Кто там?
– Полиция!
Открыла дверь. В проеме трое мужчин с пистолетами:
– Руки за спину! Иди вперед!
Одного из мужчин узнала: начальник полиции Варны – Райнов. С ним верзила в немецкой черной форме – гестаповец. И еще один.
– Садись на кровать! – ткнул в нее пистолетом Райнов.
А третий сразу же бросился к печке. Откуда им известен тайник? О нем, кроме нее и Гино, знал только Михаил.
– Где передатчик?
– Какой передатчик? Я ничего не знаю.
Райнов приказывает:
– Вставай!
Под пистолетом ее ведут в соседнюю комнату. Там жил Михаил. Открывают гардероб. Третий, молчаливый, засовывает руки в ворох белья и достает пистолет. Тот самый, который они так долго искали. Где он спрятан, знал только Михаил. Значит… Значит, схвачен и он. И самое страшное: он все выдал…
В комнатах начинается столпотворение. Все перевертывают, взламывают, вспарывают. Полицейских набился полный дом. Райнов садится напротив Милки, достает лист бумаги.
– Начнем. Где твой муж Петр Владимиров Мирчев, он же Гино Георгиев Стойнов?
– Не знаю…
– Где передатчик?
– Не знаю ни о каком передатчике.
Ее бросают в машину. Привозят в полицию. В кабинете первым вопросом снова:
– Где муж?
– Не знаю…
Ее повалили на пол. Сапогами притиснули к душному ковру. Сорвали туфли и резиновыми прутьями стали бить по ступням. Дикая, пронизывающая, словно от раскаленных штыков, боль. И одна только мысль: «Гино!..»
– Где у мужа родные?
– У него брат и сестра в Варне… Больше никого…
Она лежит на ковре. Слышит, как Райнов прямо из кабинета по телефону приказывает блокировать поезд, идущий в Варну.
И опять:
– Где передатчик? Где шифры?
И снова – резиновыми, нанизанными на стальную проволоку прутьями бьют по пяткам. Она теряет сознание. Приносят ледяную воду. Окатывают. Опускают раздувшиеся синие ноги в ведро.
– Где? Где? Где?.. Ты будешь у нас говорить!
Звонит телефон. Милка напрягает слух.
– Обыскали весь поезд? Нет?
Райнов склоняется над ней:
– А может, он поехал не в Варну?
– Не знаю…
Начальник полиции снимает телефонную трубку:
– Блокировать и обыскать поезд, идущий в Софию!
Там, у софийских гестаповцев, нет, видимо, фотографии Гино, и Райнов описывает его внешность: среднего роста, лысеющий, с усами. Документы на Петра Владимирова Мирчева.
«Неужели все напрасно? Который сейчас час?..»
Телефонный звонок. Райнов слушает. Швыряет трубку. Поворачивается к начальнику полиции Пловдива:
– Опоздали: четыре минуты назад поезд пришел в Софию и все пассажиры сошли.
«Успел!..»
Милка проваливается в глубокий обморок.
Она приходит в себя уже в каменной камере полицейского участка. И опять допросы. Опять пытки. Но теперь Милка в душе спокойна. Решила: будет молчать.
Через два дня ее везут в Варну. На ноги Милка ступить не может. Ее вносят в машину, схватив в охапку.
В Варне все начинается сначала. Но теперь спрашивают не только о Гино и о передатчике – о Заре, о Михаиле, где обучалась, что передавала. Она прикидывается простушкой, отвечает: родом из Бессарабии, неграмотная, работать на рации заставил муж, она не могла его ослушаться. Кажется, ей верят. И уж подавно никто не догадывается, что она – из Центра.
Потом очная ставка с Зарой. Подруга тоже изуродована побоями. Но взгляд открытый, голову не гнет, отвечает то же самое, что и Милка.
– Напрасно вы выкручиваетесь!
Следователь зачитывает им отрывки из показаний Михаила. Да, тот все признал. Со скрупулезной точностью рассказал и о Гино, и о Милке, и о Заре. Хорошо еще, что знал он не так уж и много. Следователь бахвалится:
– Я дал ему пистолет и сказал: «Или застрелись – или пиши». Он раздумывал только минуту. Начал строчить, не остановишь. А пистолет-то был незаряженный, ха-ха-ха!
Милка решает: нужно облегчить участь Зары и всех, кто, может быть, тоже арестован.
– И я кое-что скажу. Записывайте! – Зара с презрением смотрит на нее. – Записывайте. Зару обучала я. По требованию мужа я заставила ее работать, потому что она должна была нам деньги. Муж Зары Стойко ничего о нашей работе не знал. Он человек неграмотный. И никогда не видел, как мы работали…
Следствие продолжалось 68 дней. Потом тюремная камера. Оставили в покое, больше не бьют и не возят на допросы.
За время следствия Милка виделась только с Зарой. Но даже каменные тюремные стены имеют уши и сами могут рассказать о многом. И Милка уже знала, что арестованы все члены варненской группы: и Диран Канонян, и Васил Карагиозов.
Незадолго до провала Гино получил новое задание Центра: «Необходимо открыть третью радиостанцию, в Бургасе». Гино тщательно обсуждал с Милкой кандидатуры. Казалось бы, объективно больше подходил для роли руководителя третьей группы Михаил. Но… но что-то останавливало Гино. И он решил направить в Бургас Василя. Тот сразу согласился. Правда, он собирался жениться. Он записался на физический факультет Софийского университета… Но какое значение имеют личные планы по сравнению с заданием партии?
Однако третья радиостанция так и не начала работать… И теперь сам Басил снова в тюрьме. Его арестовали в Софии на десятый день после свадьбы… Теперь, учитывая предыдущий приговор, его ждет тяжкая участь…
И вот суд. Военно-полевой. За столом офицеры. Перед ними разложены вещественные доказательства: найденные у Зары передатчики, радиоприемник, донесения. В зале суда – полицейские и гестаповцы и лишь несколько ближайших родственников арестованных. Среди них и Геневева.
На скамье подсудимых Милка, Зара, ее муж, торговец молоком Диран Канонян, Васил Карагиозов и Михаил. Михаил обособился, не поднимает на них глаз. Лицо черное. «Вроде бы тебя и не били… – смотрит на него Милка, – или раскаяние точит? Может, и вымолишь пощаду».
Судебное разбирательство длится недолго. После короткого перерыва председательствующий, капитан, торжественно зачитывает:
– Приговор № 340. От имени его величества Бориса III, царя болгар, сегодня, 17 июня 1943 года, Шуменский военно-полевой суд на судебном заседании в Варне под председательством…
Милка чувствует странное спокойствие – как будто то, что произносит капитан, не имеет никакого отношения к ней.
– Слушалось дело по обвинению Гино Георгиева Стойнова, Милки Петровой Владимировой, Зары Стойковой Георгиевой, Дирана Бедрос Каноняна, Стойко Георгиева Стойнова…
Она усмехается про себя: «Ага, так и не узнали мое настоящее имя!..»
– В судебном заседании присутствуют все подсудимые, за исключением подсудимого Гино Георгиева Стойнова…
«Да, ушел Гино! Он жив, он борется. И значит, мы тогда поступили правильно. Всегда лучше, когда вместо двух солдат падает в бою только один, когда командир остается на посту…»
– Суд приговорил: подсудимого Гино Георгиева Стойнова за то, что с 1941 года по февраль 1943 года в интересах Советского Союза он собирал и передавал сведения военного и политического значения, представляющие государственную тайну;
– Милку Петрову Владимирову, уроженку села Курча, Измаильской околии Бессарабии, болгарку, православную, домохозяйку, первую помощницу мужа, посвященную в его деятельность и со своей стороны вложившую все усилия для успешного ее выполнения…
Да, все усилия, вся ее жизнь отданы борьбе. И даже сейчас она ни на мгновение не жалеет об этом…
– Зару Стойкову Георгиеву…
– Михаила… К смертной казни через повешение…
Капитан продолжает:
– Дирана Бедроса Каноняна – к пятнадцати годам тюремного заключения…
– Стойко Георгиева Стойнова – к двум годам тюремного заключения…
И особенно торжественно:
– Приговор прочитан сегодня, 17 июня 1943 года, в 16 часов в городе Варна и подлежит немедленному исполнению.
Значит – все. Без обжалований, без ожиданий…
После суда им дают короткое свидание с родственниками. У Милки здесь никого нет. А Заре на эти минуты понадобится все ее самообладание. Она держится спокойно. Обняла Геневеву, говорит:
– Не тревожься. Есть кому позаботиться о тебе.
Их выводят из суда, попарно скованными наручниками.
В камере Заре дали листок бумаги для последнего письма. И тут она не выдержала, разрыдалась.
Приговор подлежит немедленному исполнению. Наступила ночь. Первая ночь ожидания. Но дата суда совпала с днем рождения сына царя, принца Семеона. Может быть, поэтому и не привели в исполнение. Может, были какие-то другие причины. А потом началось их путешествие из тюрьмы в тюрьму, из одной камеры смертников в другую.
За полтора года, прошедшие с той страшной ночи, распятой ожиданием, Милка сменила целую вереницу тюрем: Варненскую, Шуменскую, Софийскую. И вот теперь самая страшная, самая гнусная – Сливенская. В каждой тюрьме ее держали в камере смертников, и тоже в постоянном ожидании.
Это произойдет в темноте. Они уже знали: приговоры приводятся в исполнение от полуночи до двух-трех часов утра. Поэтому они после вечерней поверки до двенадцати спали, а потом просыпались и ждали. Как-то, несколько месяцев назад, заснули крепко и очнулись от страшного крика, доносившегося со двора. Это казнили какого-то слабонервного мужчину. В ту ночь они решили: придут и за ними. Милка стала молча ходить из угла в угол камеры. А Зара села на нары, ссутулившись, и сказала:
– Лучше бы сразу, чем теперь, когда Красная Армия уже близко…
Та ночь миновала. И в другие ночи они слышали, как монтируют из тяжелых бревен в тюремном дворе «бесилку» – виселицу. Слышали выкрики:
– Прощайте, товарищи! Да здравствует коммунизм!
И вот теперь, когда Советская Армия уже подошла к границам Болгарии, по тюрьме распространился невесть откуда просочившийся слух:
– Все смертные приговоры будут приведены в исполнение!
Когда – этой ночью или завтрашней? Зара только что получила письмо от дочки. Геневева пишет: «Ходим на дорогу, смотрим, как удирают немцы».
Август 1944 года. Арестовали их в конце февраля 1943. Неужели нескольких дней не хватит им до уже брезжущей свободы?..
Они прислушиваются. Окно высоко под потолком камеры. Но оно обращено во двор тюрьмы. И слышно, как шаркают тяжелые шаги и скрипят тяжелые бревна. Милка и Зара понимают, что означают эти шаги и скрип, – в тюремном дворе будут монтировать «бесилку» – виселицу.
5
Ночь на 8 сентября 1944 года. Воздух наэлектризован и тяжел, как перед грозой. По тюрьме слухи: Советский Союз объявил войну фашистскому правительству Болгарии. Войска 3-го Украинского фронта с часу на час перейдут в наступление. В царской армии брожение: солдаты не хотят воевать против Красной Армии.
А за стеной камеры смертников – шаркающие шаги и скрип тяжелых бревен. Во дворе монтируют «бесилку»… Нервы уже не выдерживают. Вот-вот сорвется крик отчаяния.
– Спокойствие, Зара, спокойствие! – Милка говорит слова, которые в такие минуты произносил Гино. И ей самой делается легче.
Шаги. Шаги… Тишина. Теперь они не могут отвести глаз от окованных железом дверей. Лязгнет запор? Откроется дверь?.. Войди сейчас палачи – женщины бросились бы на них, как дикие кошки, и оторвать их могли бы лишь замертво.
Но ночь проходит спокойно. А к утру за стенами тюрьмы собирается бушующая толпа:
– Товарищи, Красная Армия вступила в Болгарию! Никакого сопротивления! Уже освобождена Варна!
И тысячеголосый рев:
– Свободу патриотам!
Лязгают двери камер. Топочут ноги. Ликующие голоса, рыдания… Но их камера на запоре, как и прежде. И соседняя, и третья – все камеры смертников.
За стеной – грозный гул голосов:
– Не уйдем, пока не выпустите осужденных на казнь!
Но проходит еще несколько часов, прежде чем распахивается заклятая дверь.
Свобода! Боже мой, какое это чудесное слово «свобода»! Солнце над головой. И ветер. И люди. Нет сил сделать навстречу даже один шаг.
Их подхватывают на руки и несут – к солнцу, на ветер, в толпу кричащих людей.
Уже позднее Милка и Зара узнают: действительно, фашистское правительство, доживавшее последние часы своего существования, отдало приказ по тюрьмам о приведении в исполнение всех смертных приговоров. Но Центральный Комитет Болгарской рабочей партии с помощью своих товарищей своевременно узнал о планах реакции и принял решение: встретиться в открытую с представителями правящих кругов. Встреча произошла на одной из дач под Софией. От имени коммунистов и Отечественного фронта реакционеры были предупреждены:
– Если вы посмеете осуществить свою подлую акцию, учтите – мы расплатимся с вами высшей мерой.
И в последнюю минуту правительство испугалось. Приказ был отменен.
…Сразу же после освобождения Милка и Зара расстались. Зара поехала в деревню, где у родственников была ее дочь. Взяла Геневеву – и домой, в уже освобожденную Варну.
А Милка устремилась в Софию, на поиски Гино. По дороге, в одной из деревушек под Плевеном, встретилась с передовыми частями Красной Армии, наступавшей без боев, без единого выстрела; осыпаемой цветами и виноградными лозами. Не выдержала. Выдерживала под пытками и в часы страшных ожиданий. А тут в слезах бросилась к солдатам в пропотевших гимнастерках, небритым и, улыбающимся.
Красная Армия катила на машинах и танках. Милка смотрела на солдат с порыжелыми полевыми погонами на плечах, со звездочками на пилотках. Она – такой же солдат, как они. Но никому, даже этому седому генералу, багровому от загара, она не вправе сказать, кто она. До той минуты, пока ей не разрешат сказать, об этом не будет знать никто, кроме Гино и ее товарищей по работе.
Через день она была уже в Софии, в доме матери. Что говорить об этой встрече?.. В первую же минуту здесь вернулось к ней настоящее ее имя – Свобода. Но она не могла так просто отказаться от Милки.
И в первую же минуту она узнала: нет больше Гино, погиб.
Она начала по крупицам собирать сведения о его жизни за эти полтора года и о его смерти. Гино так и не смог установить связи с Центром. Но он разыскал партийное подполье и стал выполнять задания Центрального Комитета. Дом матери Свободы превратился в явочную квартиру ЦК. По заданию оргсекретаря и члена Политбюро Цолы Драгойчевой Гино смонтировал радиоаппаратуру для Центрального Комитета, передатчики для связи со всеми областными комитетами партии. Пригодился и его опыт разведчика. Весной 1944 года Гино был направлен в Радомирский партизанский отряд. Там его знали как Александра Стойкова, зубного врача. В мае под деревней Дебели Лак отряд попал в окружение. Гино и еще пятеро партизан прикрывали отход остальных. Они отстреливались, пока отряд не скрылся в лесах. Все они были тяжело ранены. Фашисты их схватили, отвезли в Радомир и там в полиции пытали до смерти. Несколько дней их трупы были выставлены на городской площади…
7 ноября 1944 года останки Гино Георгиева Стойнова – советского разведчика и болгарского партизана – были торжественно перезахоронены в центре Софии, в братской могиле вместе с прахом руководителей Болгарской компартии, погибших в борьбе с фашизмом.
В этот день, 7 ноября 1944 года, на другом краю земли, за стенами токийской тюрьмы Сугамо, оборвалась жизнь соратника Гино по работе и борьбе, такого же, как он, мужественного разведчика, интернационалиста коммуниста Рихарда Зоpге.
В этот день, в 27-ю годовщину Великого Октября, Советская Армия уже освобождала Польшу, Чехословакию, Венгрию, Югославию, вела бои в Норвегии, в Восточной Пруссии.
Грохотали над Москвой и освобожденными городами орудийные салюты. И хотя мы еще не знали имен многих безыменных героев, но залпы гремели и в их честь – в честь бойцов и героев невидимого фронта, внесших свой вклад в грядущую великую Победу.
Эпилог
София. Улица 6 сентября, № 17… В дверях – немолодая женщина в строгом платье, с коротко стриженными волосами. В руках у нас фото. Между снимком и этим днем более четверти века. Но нет нужды спрашивать: тот же овал лица, та же прическа. А прежде всего – те же глаза: серые, спокойные.
– Здравствуйте, Свобода Михайловна!..
Так недавно мы встретились с героиней нашей документальной повести.
И уже на следующий день «Волга» мчала нас из Софии на юг – во все места, где работали Милка, Гино и их боевые друзья.
Многие места Свобода Михайловна увидела тоже впервые с той отдаленной десятилетиями поры. Волнуясь, обрывая дыхание, карабкалась она по отвесному склону берега в Южной Добрудже у селения Карапча – места, где ступила она на берег родины 28 ноября 1940 года. Под ногами, как четверть века назад, скрипела каменная крошка, песок, ракушки. Накатывались на берег гряды волн, выметая косы водорослей. Трава была колючая, выжженная солнцем, а за гребнем берега лежала золотая долина с уже скошенным, сложенным в скирды хлебом. Морской ветер трепал волосы. Свобода Михайловна стояла у кромки воды, на гребне берега. Мы не нарушали ее молчания…
Потом, в Добриче, на улице царя Колояна, 30, – с этой квартиры впервые заговорила с Центром их рация – к Анчевой бросилась, узнав, пожилая женщина, соседка Стоянка Колева:
– Милка!
Они целуются. У обеих на глазах слезы.
– Милка, я сразу тебя узнала, хоть ты и стала такой представительной дамой!
Варна – красавец курорт, притягивающий к себе туристов со всего мира. Многоязыкие пестрые толпы. Огромное количество автомашин. Белые корабли на рейде и на горизонте. Указатели: «Солнечный берег», «Золотые пески»… Трудно представить, что с этого рейда уходили сеять смерть вражеские корабли и подводные лодки, что были здесь страшные фашистские застенки… Так же трудно узнать в гостеприимной, плачущей от нахлынувших воспоминаний пожилой женщине мужественную Зару, с честью выдержавшую поединок с гестапо.
Да, много воды утекло… У Стойковых теперь не хибарка у сточного канала, а прекрасная квартира в центре Варны. И сама Зара уже давно бабушка: у ее Геневевы, мужественной девочки, нашедшей в себе силы предупредить Милку об аресте матери, уже свои дети: восемнадцатилетняя Бистра и тринадцатилетний Владимир. Много воды утекло, и слезы на глазах, но Зара по сей день осталась такой же, какой была всю жизнь. Уже через полмесяца после освобождения из тюрьмы она снова включилась в партийную работу. Последние тринадцать лет, до пенсии, работала в органах народной милиции, была бессменным депутатом горсовета. Да и сейчас она внештатный инструктор горкома партии. Награждена высокими орденами: «Девятого сентября» и «Народной Свободы». Удостоена почетного звания активного борца против фашизма. А Стойко и по сей день работает строймастером…