Текст книги "Красавица в Эдинбурге"

Автор книги: Люсилла Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Она ответила очень серьезно:

– У вас всего пара рук. Иногда они могут справляться с двумя делами одновременно, иногда – одно дело должно подождать. Вы будете обучены, вам будет известна стандартная процедура, которой необходимо следовать в подобных экстренных случаях. Однако, когда вы столкнетесь с чрезвычайной ситуацией, ответственность будет лежать на вас. Поэтому вы должны быть уверены, что делаете правильный выбор. Вы спасете сначала мать?

– Я... я не думала об этом, сестра.

– Думали, девочка. Вы можете этого не осознавать, но вы думали, что и продемонстрировала ваша автоматическая реакция. Если вы сомневаетесь в собственных мыслях, взгляните на свои поступки. Они лучше всего расскажут вам, что у вас в голове и на душе. А теперь подумайте. Почему вы, как личность, спасли сначала мать?

– У нее еще будут дети?

– Скорее всего.

– И... ее смерть разрушит семью.

– Это факт. Смерть младенца – ужасное горе. Но смерть здоровой молодой матери может стать ужасным горем с множеством трагических последствий. И вам придется жить, зная о них. Поразмышляйте над этим. Легких выходов не бывает. А нам с вами пора отдохнуть! Мне бы не помешала хорошая чашечка чая перед тем, как мы снова приступим к работе!

Я вспомнила свое первое впечатление о мисс Робертсон с отчаянием и стыдом, когда наблюдала утром, как она трусцой убегает от моего поезда. Отчаяние было вызвано тем, что своим напичканным стереотипами сознанием я мгновенно отметила ее бесформенную одежду и грубоватый вид, проигнорировав черты ее лица и выражение глаз. Пока поезд набирал скорость, я думала о ней, о других женщинах, друзьях моих родителей и матерях моих друзей, которым уже под шестьдесят. У всех были мужья, дети, часто внуки, уютные дома и, судя по всему, наполненная жизнь. Но ни у одной я не видела такого безмятежного выражения лица, как у мисс Робертсон. Из всех знакомых мне женщин этого возраста она была единственной, кто излучал не просто удовлетворение, а счастье. Мне это показалось столь же достойным размышлений, как многие профессиональные дилеммы, которыми она намеренно меня озадачила.

Знакомого проводника на обратном пути я не видела, и, хотя мне была приятна его компания, я обрадовалась первой со времени отъезда из Эдинбурга возможности побыть наедине со своими мыслями. Чай никогда не взбадривал меня, и после обильных ужинов, которые мисс Робертсон называла «небольшими закусками», я каждую ночь засыпала, едва успев коснуться головой подушки.

На прошлой неделе Робби водил меня на больничную вечеринку. Такие вечеринки обычно проходили очень даже неплохо, и эта не стала исключением. Но по взаимному согласию мы ушли с нее довольно рано. Робби смущенно улыбнулся:

– Раньше я считал, что на свете нет ничего лучше хорошей вечеринки.

– И я тоже. Выросла, наверное.

– Вот и у меня такое же чувство.

Было еще рано, когда он проводил меня домой, и мы оба решили, что хоть изредка очень приятно пораньше лечь спать.

Сегодня вечером Робби должен быть свободен. Он попросил позвонить ему, если я к этому времени вернусь и у меня появится настроение пойти на свидание. Время было, но звонить я ему не собиралась. Мне показалось, что для Робби это не будет иметь большого значения, хотя он, может, и попытается убедить себя в обратном. Нелегко ему приходилось с самим собой. Робби надо было все время напоминать себе о том, чего же именно он хочет, и следить, чтобы ни одна мысль, противоречащая этому, не выжила.

Я поверила, когда он сказал, что приходил ко мне, а не к Катрионе. Я все еще верила, что он хотел сам в это верить. Катриона – другое дело. Ее мне понять было легче, ведь мы – женщины. Что бы ни произошло в Глазго, остановив свой выбор на Кейтнессе, она доказала, что собирается как-то бороться со своей нерешительностью. Мне стало интересно, какой будет реакция Робби. Потом я задумалась над тем, как у меня все сложится в Инвернессе. Хотя, судя по всему, место было замечательным, я пыталась понять, почему мне так не терпится сделать прыжок в неизвестность.

Наверное, я хотела уехать отсюда, чтобы избежать брака с Робби, который ни ему, ни мне не был нужен. Но мы спокойно могли решиться на этот шаг, если бы чаще стали видеться.

Джон... Я по-прежнему была такой трусихой, что отказывалась позволять себе думать о Чарльзе. Когда его образ непрошено завладевал моими мыслями, я старалась избавиться от них осознанно и очень радовалась тому, что он богат, – это мне помогало. Король Кофетуа никогда не был моим любимым героем, а я в роли нищенки нравилась себе еще меньше5.

При подъезде к Эдинбургу поезд сбавил скорость. На зеленой, красно-коричневой и серой горе стоял более бледный красно-коричневый замок. Старый город праздновал разгар лета, нарядившись в один из своих розовых нарядов под ясным и нежно-голубым небом. Судя по мокрым домам и лужам на привокзальной площади, недавно прошел ливень. Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, глядя на лужу, и думаю еще более глупо: «Как хорошо, я дома!»

От вокзала я пошла пешком, чтобы избавиться от этого чувства. Специально размышляла о самых явных различиях: о поразительном количестве банков и книжных магазинов, о людях низкого роста, которые здесь встречались чаще, чем в любой подобной толпе в южной части Англии, об изредка попадающихся пьяных, поддерживаемых с двух сторон друзьями или одиноко прислонившихся к стене... Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела пьяного в Вест-Энде в Лондоне в такой час в будний день... но я помнила печальных, вечно молодых пьяниц вокруг «Ковент-Гарден», утром, днем и вечером.

Я остановилась, чтобы посмотреть на разные оттенки серого, которые околдовали меня, на постоянно меняющееся небо, на толкающуюся толпу добродушных людей, игнорирующих как постовых, так и маленьких красных человечков на светофорах, на дикое веселье на дороге в час пик. Стук торопливых шагов по каменным плиткам казался более отчетливым, чем шум машин. Для меня звук Лондона был механическим ревом, а звук Эдинбурга – человеческими шагами.

Я подумала о Бетховене и о том, что теперь никогда не смогу избавиться от ассоциаций, которые вызывала у меня его Седьмая симфония с Северным мостом... и Чарльзом. Затем я повернула за угол, и он вышел из нашего дома. Чарльз заметил меня, поэтому сбежать у меня не получилось. Мы одинаково медленно шли по направлению друг к другу.

– Вернулась из путешествия в глубинку? Давай донесу твой чемодан. На вокзале не оказалось такси?

Он вел себя так мило, вежливо... И очень благоразумно. Это была наша первая встреча с тех пор, как я осознала, на какой просчитанный риск он пошел со мной и чего стоило человеку с его характером так открыто обнажить свои предполагаемые личные чувства. Я подозревала, что он скорее предпочтет сгореть заживо, чем услышать от меня слова благодарности. Чарльз, без сомнения, вежливо предложит мне спичку, чтобы я разожгла костер. Что тоже будет благоразумно. Если альтернативы сгоранию на костре нет, то чем скорее это произойдет, тем лучше.

– Мне хотелось пройтись. – Я сама понесла свои вещи, заверив, что они не тяжелые. Заметив, что его глаза выглядят нормально, спрашивать о пораненном я его, однако, не стала. Когда долг выплачен, кому надо вспоминать о нем?

Он открыл передо мной входную дверь:

– Вы точно не хотите, чтобы я помог вам с вещами? Тогда я пойду, мне надо уезжать. Еще раз желаю вам удачи.

Я быстро преодолела первый пролет, а потом стала подниматься очень медленно. Я многое бы отдала за то, чтобы Чарльз не вздумал в эту минуту выйти из дома. Мне не надо было его видеть, я и так прекрасно помнила, как он выглядит... в результате мне даже пришло в голову, что его короткая стрижка смотрится мило. Черт, подумала я, черт, черт, черт! Если бы это не влекло за собой нежеланное свидание, я бы позвонила Робби и поблагодарила его. Инвернесс меня вполне устраивал. Или, может, стоило попробовать переиграть все на Гебридские острова? Работать медсестрой и посмотреть мир. Влюбляться в неподходящих мужчин и поездить по Шотландии. Не могла же я быть серьезно влюблена в него? Не могла же я быть такой идиоткой? Это наверняка мимолетное увлечение. Я осторожно вдохнула и выдохнула. Мне оставалось только надеяться, что все пройдет – в скором времени.

Катриона вернулась и принимала ванну. Джемми поехала с ночевкой домой в свой последний выходной перед свадьбой. На столике в холле лежала небольшая стопка писем, адресованных мне. Я прочитала открытку от мамы и записку от Робби, в которой он сообщал, что этим вечером работает, перед тем, как открыть толстый конверт, присланный на мое имя. Почерк я не узнала. Марка на нем была эдинбургская.

Это оказалось письмо от миссис Браун. Арчи умер во сне в первую ночь после моего отъезда. Она продавала квартиру и переезжала к женатому брату, который одалживал им фургон на время их медового месяца. Миссис Браун также меняла работу, хотя босс предложил ей повышение.

Она писала:

«Мой Арчи все так запланировал и заставил меня пообещать, что я исполню его волю. Сказал, тогда его не будет терзать чувство, что он во всем подвел меня. Как будто мой Арчи хоть в чем-то меня подвел, мисс Херст. Он сказал, я должна написать вам, если он умрет, пока вы еще здесь. Арчи знал, мне нелегко будет произносить эти слова, но также и то, что вы станете волноваться за меня. Он очень ценил вашу доброту, и я тоже. Арчи говорил, вы не захотите, чтобы вас благодарили, но попросил меня обязательно передать вам привет».

Катриона вышла из ванной.

– Как прошло... Аликс! Что случилось?

Я сидела на стуле. Вытерев глаза ладонью, я протянула ей письмо. Ее рука дрожала, когда подруга опустила листок.

– Откуда она взяла мужество, чтобы написать это?

– Она ужасно храбрая, а последние несколько месяцев... Боже, как же миссис Браун нуждалась в мужестве! Как и он. Бедный Арчи! – Я убрала письмо. – Надеюсь, несчастная девушка хорошо отдохнет перед тем, как начнет работать на новом месте. Я ни разу не слышала, чтобы она жаловалась или даже вела себя так, словно ей было на что жаловаться. Однако в последнее время держалась из последних сил.

– Ты разве перед моим отъездом не говорила, что ему вроде снова стало лучше? Думаешь, он вдруг осознал, что она на грани, и просто перестал бороться?

Я вспомнила осунувшееся лицо Арчи и его все понимающие голубые глаза.

– В свидетельстве о смерти этого не будет, но полагаю, да.

Глава 12

Миссис Дункан ждала меня в машине возле главного офиса.

– Нервничаете?

– Раздавлена!

– Замечательно. Если студент уверен в себе в ночь перед экзаменом, это очень тревожный симптом!

Сандра, Катриона и я шли домой вместе. Вокруг было полно моряков с какого-то корабля, стоящего на якоре в Розите. Униформы и ленты на фуражках указывали на то, что они иностранцы. Цвета были скандинавскими. Несколько моряков предприняли вежливые, но настойчивые попытки познакомиться с нами.

Сандра хмыкнула:

– Чертовы немцы! Моего отца удар бы хватил, если бы он увидел эту толпу!

– Они не из Германии, а из Норвегии, – объяснила Катриона.

Сандру это не впечатлило и не заинтересовало.

– Всем проклятым черномазым нужно одно и то же!

Мы украсили свою столовую открытками с пожеланиями удачи, подковами из фольги и белым вереском, которым нас буквально завалили наши пациенты. Джемми и я пытались отвоевать друг у друга утюг, когда в комнату влетела Катриона с ножом для хлеба:

– Какой-то вандал затупил его! У меня никак не получается нормально заточить карандаш!

– Тогда он пригодится нам для того, чтобы перерезать себе горло! Можешь первая воспользоваться утюгом, Аликс! В ближайшие два часа я планирую принимать ванну с мыльной пеной и читать очаровательную сентиментальную историю. – Джемми удалилась в ванную комнату, а Катриона вскоре после этого отправилась к тетушке Элспес.

Я как раз закончила гладить свою лучшую униформу, только что забранную из химчистки, когда пришел Басси.

– У меня сегодня свободный вечер. Я одолжил у Хамиша машину, чтобы отвезти Мелли домой. Не хотите с нами проехаться?

Я постучала в дверь ванной:

– Поедешь, Джем?

– Нет, дорогая! Главный герой только что сказал главной героине, будто она слишком чиста и он не может запачкать ее своим прикосновением. Очаровательный парень! Я не вылезу из ванной, пока он с этим не разберется.

Мне лень было переодеваться. Я набросила на себя старый школьный плащ, который не выбрасывала только потому, что из всей моей верхней одежды только он был достаточно длинным, чтобы прикрыть юбку униформы.

– Я не знала, что у Хамиша есть машина, Басси.

– Он купил ее на прошлой неделе. Прекрасная старая пташка!

Когда двадцать минут спустя к дому подъехал Чарльз, Мелли и я пытались отдышаться, стоя на тротуаре, а Басси почти целиком находился внутри капота. Чарльз, казалось, поколебался, затем проехал мимо поворота к стоянке и остановил машину. Он подошел к нам.

– Проблемы?

– Помоги нам, Господи, – пробормотала Мелли. – С двумя мужчинами за работой мы проторчим здесь всю ночь.

Басси вынырнул из-под капота, измазанный машинным маслом.

– Не знаю, что с ней. Стартер в порядке, фонари работают, следовательно, это не аккумулятор. Сюда я доехал сказочно. А теперь...

Чарльз нырнул под капот.

– А какой у нее звук был, когда машина остановилась? Нормальный?

– Да... нет! Она как-то захлебнулась.

– Может быть, насос.

Они оба исчезли в утробе автомобиля.

– Да, думаю, так и есть.

Мелли перестала завязывать волосы в узелок под подбородком.

– Разве ремонт не занимает много времени, если знаешь, что надо делать, и имеешь при себе нужные инструменты?

Басси вынырнул на волю с хмурым видом:

– Я не могу бросить старушку Хамиша здесь. Прости, но тебе придется самой добираться до Данфермлина. И Аликс, которая четыре месяца ждала возможности взглянуть на не-такой-уж-и-новый мост, придется еще немного подождать.

Чарльз посмотрел на меня, словно только сейчас заметил мое присутствие:

– Ты не видела новый автодорожный мост через Форт?

– Позор, не правда ли? – встряла Мелли. – И это как раз то, что ей необходимо сегодня вечером, когда она находится в таком нервном напряжении из-за экзаменов.

Я возразила:

– На самом деле мне надо заниматься.

– Ты не запомнишь ничего сегодня вечером! – Хор из трех голосов перекричал меня.

Чарльз добавил:

– Могу я вас всех отвезти? – Он обратился к Басси. – А потом подброшу вас с сестрой обратно? Машину можно на ночь оставить за углом.

Мелли сказала твердо:

– Как мило с вашей стороны, доктор Линси! Спасибо.

Басси глянул на меня, вытер руки о штаны и захлопнул капот.

– Да, большое спасибо. Только надо бы убрать старушку со света... Давайте, женщины! Еще немного потолкаем!

– Не сомневаюсь, мы с вами и вдвоем справимся, – возразил Чарльз.

– Справедливо. Дадим девушкам отдохнуть, ведь они толкали ее сюда целых пятнадцать минут.

Мелли отошла назад и прислонилась к стене дома.

– Если и есть шоу, которое мне по вкусу в этом мужском мире, – пробормотала она, – это когда образованные мужчины прибегают к грубой силе, чтобы продемонстрировать маленьким женщинам свою мужественность. Как думаешь, они не покалечатся?

– Вряд ли. Слишком молоды для инфаркта, слишком худые и находятся в слишком хорошей физической форме для смещенных дисков или грыжи.

Она серьезно посмотрела на меня сквозь стекла круглых очков:

– Ты можешь сделать такой вывод, исходя из одних только наблюдений?

– Это не так уж сложно, если знаешь, что искать.

Чарльз был уже в своей твидовой семейной реликвии. Тот факт, что я все еще считала данный костюм ужасным, принес мне облегчение. Хотя его костюм меня волновал гораздо меньше, чем мой старый школьный плащ.

Я сидела на переднем сиденье рядом с Чарли. Мелли и Басси обнимались сзади. Они покусывали друг другу ушки, не прекращая обмениваться с Чарльзом экзаменационными ужастиками и университетскими сплетнями. Брат и его девушка не старались втянуть меня в разговор, а Чарли сдался после трех вежливых попыток.

Я даже не слушала. Если мне суждено было пожалеть об этом, я хотела понаблюдать за Чарльзом, ни на что не отвлекаясь. То, что случилось со мной, походило на взрыв. Конечно, находясь в тот вечер в его квартире, я об этом не подозревала. Однако его травма спровоцировала появление первой трещины в моей эмоциональной броне. Мне пугающе хорошо была знакома большая часть эмоций, владевших мною в тот момент. Но существовало одно различие, которое ставило меня в тупик. С Джоном с начала и до конца у меня буквально перехватывало дыхание. С Чарльзом я могла дышать свободнее.

Залив Форт выглядел спокойным и постепенно темнеющим. От фонарей на новом мосту исходило бледное сияние, а старый казался темно-красными изгибами, нарисованными на розово-лилово-голубом небе. Сумерки смягчили буйную краску зеленой травы, зеленых деревьев, темной воды и белых домов, создав нежный пастельный мир, освещенный желтыми звездами. Цвета были такими, как бывают во сне.

Я вздохнула:

– Рада, что посмотрела на это.

– Очень красиво при таком свете, – согласился Чарльз.

Мы попрощались в холле. Я надеялась, что не забыла поблагодарить его за поездку. Уверенности у меня не было. Я поняла, что Чарли хотел пожать мне руку, только когда увидела, как он опускает свою.

Манеры Басси оказались лучше моих.

– Огромное спасибо за все. Старушку я уберу утром. Увидимся.

Чарльз вежливо улыбнулся:

– Надеюсь. Даже если будем по разные стороны баррикад.

Басси проводил меня наверх, но заходить не стал.

– Передай девушкам от меня привет, а Джем скажи, я организовал местечко для машины Уилфа, а он может выбрать себе кровать из трех свободных. Увидимся на прощальной вечеринке. И, Аликс...

– Да?

– Есть вещи, с которыми человек ничего не может поделать. Тебе не надо любить его за это, но обязательно ли плевать ему в лицо? – Басси не стал дожидаться ответа. Это и хорошо, поскольку у меня его не было.

Наши накрахмаленные униформы зловеще потрескивали, пока мы ждали начала теста. Три часа, данные на ответы, растянулись в целую вечность.

– Теперь можете проверить свои тесты, сестры.

Казалось, прошло всего десять минут перед тем, как прозвучало: «Осталось пять минут, сестры». А потом: «Отложите карандаши, пожалуйста. Спасибо».

Джемми, естественно, настояла на прощальной вечеринке, хотя группа была против. Мы все закончили работать и уезжали на следующее утро. А встретиться должны были на свадьбе Джемми в субботу и затем разбежаться в разные стороны. Девушки снизу пришли помочь нам с подготовкой к вечеринке. Общее напряжение от ожидания результатов экзамена и предстоящие каникулы превратили нас в банду истеричных и горячо преданных друг другу сестер.

Сандра и я взяли на себя кухню. Занимаясь сосисками, сырными палочками и волованами, мы, сочувствуя друг другу, обсуждали, какой кошмарный прием нас ждет в больницах, куда мы вернемся в качестве отвергнутых Шотландией безработных.

Я почти оделась, когда Джемми попросила меня выйти в холл и помочь ей с «молнией».

– Аликс, я чувствую себя жуткой стервой! Мы позвали всех, кроме нашего Чарли. Почему бы не позвонить ему и не пригласить? Он всегда может отказаться.

К нам присоединилась Катриона:

– Полагаешь, ему это понравится?

Я посмотрела на нее:

– Значит, ты считаешь, что не понравится?

– Я просто думаю, как бы я на его месте восприняла запоздалое приглашение. Либо как ненавистную жалость, либо... решила, что хозяева передумали. Ты передумала?

– Не глупи! – Джемми спрятала бретельки бюстгальтера. – Иначе она бы не теряла сейчас чертово время. Она бы звала его!

– Но она позвала Робби.

– Она не звала! – капризно запротестовала я – Я уже говорила тебе, Робби сам себя пригласил, когда позвонил, чтобы пожелать нам всем удачи. Он сказал, что если мы будем организовывать прощальную вечеринку, то двое его приятелей и он сам хотели бы прийти.

– Я забыла. – Катриона стала изучать свое отражение в зеркале. В длинном платье без рукавов она выглядела сногсшибательно. Но самой Катрионе, похоже, это радости не доставляло. – Ну, с Чарли решай сама, Аликс.

– Слишком поздно. Мне нужно надеть платье и подкрасить ресницы.

Она зашла ко мне в комнату через несколько минут, чтобы сообщить о приезде Уилфа, Басси и Мелли.

– Джемми права. Это подло по отношению к Чарли.

– Черт! Расслабься, Катриона!

– А ты не думаешь, что это подло?

– Напряги свои мозги, Катриона! Подумай о том, чем этот человек владеет! А теперь скажи, ты правда считаешь, что ему не наплевать на нашу жалкую вечеринку?

– Это ты напряги извилины, Аликс! Чарльзу, может, и наплевать на жалкую вечеринку, но сегодня твоя последняя ночь здесь. Или ты забыла, что он предлагал тебе выйти за него замуж?

– Нет. Не забыла. Как и то, что с его стороны это был просчитанный риск! Все в порядке, – я отмахнулась от ее невысказанного протеста, – знаю, он бы на мне женился, если бы я ответила «да». Но тогда его, ко всему прочему, ожидал бы неприятный сюрприз!

– Почему? Аликс, я не понимаю. Ты должна объяснить.

– Понимание может подождать. А мои ресницы – нет.

– Аликс, ты здесь? – Это был голос Робби. Он постучал в дверь. – Выходи и займись гостями!

– Боже, дай мне сил! – Я надела халат, открыла дверь и вытолкнула Катриону прямо к Робби. – Побеседуйте о добрых старых деньках, проведенных в Глазго, голубки! Я должна закончить одеваться!

Спустя несколько часов Робби поймал меня на кухне одну. Я готовила кофе.

– И какова же была цель этого неприятного маленького шоу?

– Самосохранение.

– Я тебя не понимаю.

– Да, не понимаешь. Но так как мы на самом деле не любим друг друга, разве это не хорошо? – Я налила еще молока. – Когда вы двое встретитесь в Кейтнессе, сможете поболтать о добрых старых деньках, проведенных в Эдинбурге.

Робби напрягся:

– Уилф хороший малый.

– Очень. Зачем ты приехал в Эдинбург?

– Как тебе отлично известно, для того, чтобы приобрести первоклассный акушерский опыт в первоклассном роддоме.

Я присела на кухонный стол.

– Акушерские услуги здесь превосходные, но я слышала, что и в Глазго они хороши.

Его румянец и злость усиливались.

– Ты же не хочешь сказать, будто я опустился до того, чтобы убегать от женщины.

– Бегать за ней. По довольно странному кругу. А она за тобой.

– Она не из-за меня сюда приехала! У нее здесь семья... – Робби осекся. – Друзья, – добавил он затем.

– У нее есть милая тетушка Элспес... но друзья? Тогда почему у нее не было ни одного свидания? Ни одного за четыре месяца? Ни одной жалкой чашечки кофе с местным парнем? С ее-то внешностью... Хочешь сказать, ее никто не приглашал? – Он не ответил. – Или что ты до сих пор влюблен в нее по уши? Если не влюблен, то почему тебе доставляет такое эротическое удовольствие смущать ее? Ты слишком пьян, чтобы осознать, сколько раз тискал меня сегодня вечером как раз в те моменты, когда мы попадались ей на глаза!

– Я совсем даже не пьяный, и ты знаешь – я нахожу тебя очень сексуальной...

– Перестань, Робби! Кроме нас двоих, здесь никого нет! После четырех месяцев нашего знакомства меня не надо убеждать в том, что ты неудовлетворенный гетеросексуал и что порой любая женщина лучше, чем полное ее отсутствие! Но ты не эксгибиционист, если только Катрионы нет рядом. Я не говорю, что она этого не заслужила. Возможно даже, сделала тебе пакость. Допускаю, ведь я слышала только твою версию. В одном ни капельки не сомневаюсь – бедняжка влюблена в тебя!

– Если она никогда не разговаривала с тобой обо мне, как ты можешь делать такое абсурдное заявление?

– Просто я женщина. Не стану притворяться, будто имею малейшее представление о том, как работают мозги мужчин, но девушек я понимаю. Я могу сказать, когда девушка любит и когда ненавидит. На моих глазах Катриона испытывала к тебе оба этих чувства. Я делила с ней квартиру целых четыре месяца. Даже если я не слишком хорошо знаю о ее прошлом, мне известно чертовски много о ее настоящем. А в настоящем она очень милая девушка, хотя и упрямая на удивление.

На лице Робби появилась безрадостная, еле заметная улыбка.

– Меня это не удивляет.

– Тогда прислушайся к моему совету. И когда встретишься с ней в Кейтнессе, а я уверена – вы встретитесь, каким бы большим ни был город, не пытайся больше ее смущать. Есть предел терпению. Не всем женщинам тактика маркиза де Сада нравится, даже если так считают многие мужчины.

– Я не позволю, чтобы меня называли садистом!

– Разве ты не говорил мне, что получил бы огромное удовольствие, если бы мог дать ей от ворот поворот? Каким словом обозначают извращенное удовольствие от жестокости?

– Ты прекрасно знаешь, что я просто выпускал пар! К тому же она со мной ни за что не станет встречаться!

– Тогда ты обречен на вечное целомудрие, дорогой. Пытался заставить себя полюбить меня. Подозреваю, ты предпримешь еще попытку с какой-нибудь красоткой, и результат будет таким же. Но если тебя это устраивает... Кофе готов. Дай мне, пожалуйста, поднос.

– Это – не то, что меня устраивает, Аликс. Это то, что у меня есть. – Робби передал мне поднос и затем очень тихо вздохнул. – Мне приятно слышать от тебя, что Катриона меня любит, даже если я ничего не могу изменить.

– Конечно можешь!

– Боже, девочка! – Его голос дрожал. – Думаешь, если бы я мог, я бы не сделал этого? – Робби бросил взгляд через плечо, когда открылась дверь. – Хочешь кофе, Уилф? Несем!

Вечеринка закончилась неизбежной оргией. Все целовались и обнимались друг с другом.

– В такие моменты я всегда плачу, – объяснила я миссис Дункан.

– Я тоже, милочка. – Она вытерла глаза и отвела меня в сторонку. – Не спрашивайте, какая важная птичка нашептала мне на ухо, потому что эта информация не для огласки. Поверьте мне, вы все можете не волноваться. Я очень довольна, ведь вы отлично поработали. Не буду говорить «до свидания», так как не люблю эти слова, но, если вы когда-нибудь решите вернуться в Эдинбург, я буду рада вновь увидеть вас. Так, и куда запропастился мой благоверный? А, вот ты где, дорогой! Спасибо вам за прекрасную вечеринку, и удачи на будущее. Всего доброго!

Мне пришлось проводить всех гостей. Затем мы шестеро попраздновали, что называется, в узком кругу и принялись за уборку квартиры и сбор вещей. Уилф собирался заехать за Джемми в восемь, а я зарезервировала себе билет на утренний поезд. Мне было проще и дешевле остаться с Басси и отправиться с ним в Ливерпуль в субботу, но та поездка с Чарли расставила для меня все точки над «i». Я хотела убраться отсюда как можно скорее. Сначала я влюбилась в Эдинбург, а теперь и в мужчину в этом славном городе. И единственное, что мне оставалось, – уехать. Перспектива объяснять все Басси меня страшила, но, как только я заявила о своем желании вернуться домой, он сказал, что тоже всегда ощущал позывы к самоубийству после экзаменов.

Спать мы легли только после пяти утра. В десять минут восьмого приехал Уилф. Катриона в это время одевалась, а Джемми и я завтракали. Мы уже загрузили машину к тому моменту, когда спустилась Катриона. Она выглядела так, словно ее пропустили через соковыжималку.

Утро выдалось прохладным и туманным. Моросящий дождик медленно стекал с высоких зданий, подобно слезам, пока Катриона и я возвращались домой.

– Не могу поверить, что все закончилось, – пробормотала она.

Я болтала о Джемми и Уилфе и, входя в дом, даже не взглянула на боковую дверь.

– Думаю, у этих двоих гораздо больше шансов на успех, чем у большинства. Они с ума сходят друг по другу, при том что на самом деле совсем даже и не сходят с ума. Десять, двадцать, тридцать лет спустя они будут точно такими же. Джем по-прежнему будет говорить: «Чертов тупица! И почему только я вышла за тебя замуж?» А Уилф будет отвечать: «Я понравился тебе с самого первого взгляда, любимая. Так же, как и ты мне». – Пока мы поднимались по лестнице, я рассматривала ее профиль, и не случайно он напомнил мне о Чарльзе. Присутствие Чарльза в моих мыслях было столь значительным, как если бы он шел рядом. С этим я ничего поделать не могла, но кое-что могла предпринять... или попытаться. – Вы тоже понравились друг другу с самого первого взгляда, ты и Робби? И что пошло не так? Или это все еще не моего ума дело?

Катриона выглядела так, словно ей стало дурно.

– Ты уже все собрала?

– Осталось только вызвать такси.

Она хотела съездить со мной на вокзал, а затем вернуться и отвезти свои вещи к тетушке, прежде чем вернуть наши ключи мисс Брюс. Катриона оставалась в Эдинбурге до субботы, чтобы ехать в Ливерпуль с Басси.

– Пойдем на кухню, Аликс. Мне надо поговорить с тобой.

Мы сели за стол в холодной и непривычно чистой кухне.

– До сих пор пахнет, как в баре после ночной пьянки, – поежилась я.

Она нервно разминала суставы пальцев рук.

– Мне столько всего следовало рассказать тебе. Я все откладывала и откладывала. Каждый раз времени не хватало... а теперь я ужасно себя чувствую из-за этого. Думала, что веду себя благоразумно, помалкивая...

– О Робби?

– Не только о Робби. – Она прикрыла глаза рукой. – Не знаю, с чего начать...

– Возможно, я смогу помочь. Робби захочет моей смерти, но меня к тому времени уже здесь не будет. – Я пересказала ей вчерашний разговор с ним. – Зачем нужны все эти охи-вздохи, если несколько правильных слов вроде «прости» могут уладить дело.

– Ой, все не так просто!

– У меня – да! Расскажи мне все на простом английском.

– Найджел был англичанином, – произнесла она, и словно плотину прорвало... – Я училась с его сестрой. Так мы и познакомились. Очень хорошая семья, денег немного, но достаточно, по крайней мере, я так думала. Он – младший сын. Я полагала, у него хорошая работа. Связи с общественностью. Он много разъезжал. Постоянно говорил о браке. Но забыл упомянуть об одном малюсеньком факте.

– О жене?

– Да. – Катриона страшно волновалась. – Она была англичанкой... была... есть! Они встретились и поженились в Штатах. Эта женщина пришла ко мне. Аликс, я готова была от стыда сквозь землю провалиться!

– Она хотела развода?

– Нет. Только денег. Найджел дал... дал ей некоторые мои письма. Она сказала, что я могу выкупить их, а если не сделаю этого, она подаст на развод. Но тогда Найджел будет сопротивляться, и она воспользуется моими письмами. Понимаешь?

Я как раз думала, что же я упустила.

– Нет! Чепуха какая-то! Даже если Найджел был с ней заодно, все равно не вижу смысла. На каком курсе ты тогда была? На третьем? Что они надеялись выжать из твоей зарплаты? Или, в худшем случае, чего могли добиться, втянув тебя в грязный бракоразводный процесс?

– Я никогда не говорила тебе, но мой отец очень богатый человек. Ему... моим родителям... очень навредило бы, окажись я вовлеченной в какой-нибудь скандал.