Текст книги "Тайны древних бриттов"
Автор книги: Льюис Спенс
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Египетское изображение Осириса на троне
Мумификация, сохранение человеческого тела после смерти, с тем чтобы оно могло быть потом оживлено путем возвращения ему духа, по-видимому, появилась в Египте как следствие культа Осириса, бога мертвых и подземного царства. Осирис не появляется в Египте до периода Первой династии, приблизительно 3400 гг. до н.э. – именно этим периодом датируется сооружение центра поклонения ему в Абидосе. Известно, что так называемая Книга Мертвых (или ее ранние фрагменты) появилась в Египте в ранний период Осириса.
Сейчас очевидно, что Книга Мертвых в ранних вариантах является письменным выражением гораздо более древнего ритуала, идущего из доисторических времен. Он обрел письменную форму в ранний династический или поздний додинастический период. Это также книга Осириса и его культа. Д-р Бадж говорит об Осирисе, «что его происхождение, возможно, ливийское», то есть он явился с запада.
Санхониатон, карфагенский писатель, пишет, что таинственный «кабирийский культ» возник в северо-западной Африке и был передан, среди прочих, «египетскому Осирису». Санхониатон указывает, что приверженцы этого культа являлись изобретателями лодок, искусств рыбной ловли, строительства, письма и медицины. Мало сомнений в том, что они представляли собой древнюю цивилизованную расу Запада, которая достигала британских берегов на своих выдолбленных из дерева челноках. Если Осирис был одним из ее богов, то нетрудно установить, что религией кабирийцев был культ мертвых, на что указывает и Санхониатон. Цицерон называет кабирийцев «сыновьями Прозерпины», богини подземного царства, что уже говорит о многом. Дионисий из Геликарнаса, Макробий, Варрон и другие писатели считали кабирийцев Пенатами Рима, то есть, душами умерших, ставших покровителями домашнего очага, а Воссий писал о них, как о посланцах богов, которые были обожествлены после своей смерти. Страбон считал их посланцами Гекаты, а Бохарт распознавал в них «инфернальных божеств»{7}.
Кабирийский культ, возникнув на северо-западе Африки, очевидно, представляет собой лишь тусклый осколок древней цивилизованной расы этого региона, которая переместилась в Испанию, где прошла ряд этапов становления от палеолита до неолита, а потом стала постепенно прокладывать себе дорогу (или распространять свое учение культа мертвых), с одной стороны – в Египет, а с другой – в Британию. Эта теория дает объяснение всем свидетельствам египетского влияния в Британии, очевидным схожим чертам у египетского и британского мистицизма и народных верований.
Но с некоторым основанием можно сказать, что все это едва ли можно счесть настоящими свидетельствами. Кто-нибудь может задаться вопросом, кем вообще был Санкониатон, сомнительный карфагенский образчик писателя позднего римского периода? Однако было давно выявлено, что повествование Санкониатона, по всей вероятности, достаточно подлинное. Однако давайте встанем на более твердую почву. Мы имеем достовернейшие источники свидетельств того, что не одна раса африканского происхождения совершила переход в Европу во времена палеолита и неолита. Это утверждение способно дать опору одним масштабным теориям и повергнуть в прах другие. Капсийская культура, которая, как мы это видели, пришла извне в Европу, имела своим происхождением Северо-Западную Африку; она была поименована так по названию местности Капса или Гафса в Тунисе. Азилийская культура также, бесспорно, африканская. «Именно с капсийской культурой, – говорит профессор Макалистер, – несомненно, должны ассоциироваться испанские наскальные рисунки в Алпере, Косуле и других местах… капсийское кремниевое производство дало начало обработке кремния в азилийско-тарденоизийской культуре». Азилийскую культуру в ее первичной фазе следует искать на северо-западе Африки.
Моя точка зрения такова, что эти древние культуры процветали в Северо-Западной Африке и Испании в период около 10 000 лет до н.э., когда у Египта еще не было какой-либо явно выраженной культуры, за исключением бадарийской (ок. 9000 лет до н.э.), которая представляла собой лишь эхо солутреанской или поздней Ориньякской. Североафриканским культам предшествовали культы гораздо более древней расы – кроманьонцев, – которая появилась в Испании около 20 000 лет назад и которая, несомненно, заложила основы искусства мумификации. И перед лицом этих фактов «ориенталисты» настаивают на том, что цивилизация Египта и Востока имеет более древнее происхождение! Таким образом, утверждается, что ранние культуры ориньякцев, капсийцев и азилийцев, пусть и примитивные, не предшествовали египетской, что все они исчезли без следа и не передали никаких традиций народам, которые стали их преемниками, либо на Восток? Разве представляется совсем невозможным, что их культурные и религиозные идеи, пусть и элементарные, постепенно, в течение веков могли прокладывать себе путь в Египет (где их развитие шло в более благоприятных условиях), как это, несомненно, имело место в отношении Британии в более поздний период гораздо более сложным и опасным путем? Или наши оппоненты настаивают на том, что сходство между ранними фазами этих культур и культуры Египта является случайным?
Профессор Макалистер в своем «Справочнике по европейской археологии» высказывает мнение, что ориньякская раса появилась в Центральной Африке. Все авторитетные ученые соглашаются с тем, что капсийская и азилийская культуры развивались в Северо-Западной Африке. То, что эта культура достигла Востока и в более поздний период могла отсылать культурные плоды более высокого порядка назад в Западную Европу, я ни секунды не отрицаю. Но это несколько другой вопрос, и в любом случае «ориенталисты» сильно преувеличили значение «возвращения». Дело в том, что самые ранние признаки цивилизации появляются в Северо-Западной Африке и Западной Европе, и ничего аналогичного в Египте не появляется вплоть до 9000 лет до н.э., и даже эта дата представляется сомнительной.
Сейчас не может быть поставлен под вопрос тот факт, что самые древние цивилизованные обитатели Египта принадлежали к иберийскому роду. Х.Р. Холл, крупнейший специалист в этом вопросе, говоря о самых первых обитателях Египта, отмечает: «Мы видим Египет изначально населенным хамитской расой (иберами), родственной живущим в смежных областях семитам, ливийцам и средиземноморцам». Он также указывает: «В дельте они (пришлые арменоиды), возможно, основали цивилизацию примитивного средиземноморского типа, которая, однако, была гораздо более высокого уровня, чем цивилизация в верховье… Иероглифическая система и вся сопутствующая ей культура, возможно, была их собственной, но скорее все же средиземноморской»{8}.
Никто еще не предпринимал более тщательного и более объемного изучения истоков средиземноморской, или иберийской, расы, чем покойный римский профессор Серджи. Он пишет: «Но этот изначальный род не мог иметь свои истоки в Средиземноморье, эта область, скорее, подходила бы для слияния народов и для их активного развития; колыбель, где произошло его зарождение и откуда он начал свое рассеяние по всем направлениям, находилась, скорее всего, в Африке».
Далее он говорит, что изучение хамитской расы помогло ему прийти к такому заключению. Под словом «хамиты» он подразумевает древних и современных египтян, нубийцев, абиссинцев, галлов, сомалийцев, берберов, фулахов и гуанчей с Канарских островов. Физические характеристики всех этих народов он находит, в целом, похожими и занимается поиском их общих истоков в Африке. Сначала он проделал это в Восточной Африке, в районе крупных озер, вблизи истоков Нила, и в Сомали. Его на это вдохновлял, в основном, тот факт, что изображения представителей расы столь часто встречались на очень древних египетских памятниках, а также факт обнаружения кремниевых орудий эпохи палеолита в долине Нила. Но обработанный кремний в обширных количествах обнаруживался также в Северной Африке и Сахаре. «Таким образом, возникла идея, что, скорее, Западная Африка, чем Восточная, была колыбелью этих народов». Таким образом, представляется более чем вероятным то, что иберы Северо-Западной Африки принесли свою культуру в Египет. Западные очаги цивилизации превосходят по своей древности египетские, и один этот факт должен свидетельствовать в пользу нашего тезиса о том, что иберы, по сути, являлись культурными преемниками капсийцев и азилийцев. Более того, как я покажу позднее, что некоторые из обрядов и обычаев древних иберийских народов Британии до сих пор могут быть обнаружены во всей своей исконной целостности среди их иберийских родственников в Северо-Западной Африке. Так, ритуал белтейна (праздника костров), заимствованный у британских иберов кельтами, до сих пор сохранился в Марокко, и это, возможно, служит лучшим доказательством не только иберийского происхождения друидизма, но и того факта, что именно иберы принесли его на наш остров.
Самые ранние письменные свидетельства, в которых говорится о религии в Британии, упоминают о странном культе, называемом «друидизм», относительно которого, как мы это видели, галлы имели мнение, что он возник в нашей стране. В течение веков была накоплена огромная масса скучной чепухи относительно природы и характера этого культа, и лишь недавно современные методы исследования были применены для изучения относящихся к нему фрагментарных материалов, которые дошли до нас и которые достойны внимания. В замечательной книге «Друиды, изучение их кельтского доисторического периода[3]3
Книга вышла в 1927 г.
[Закрыть] сотруднику Британского музея Т.Д. Кендрику удалось представить весь вопрос в гораздо более удовлетворительном освещении, чем это делалось ранее, и он смог сформулировать более или менее окончательные выводы, касающиеся происхождения и природы друидизма.
По его мнению, вторжение саксов стерло все воспоминания о друидах в Британии, и они начали постепенно восстанавливаться лишь благодаря усилиям ученых XVI века, – утверждение, которое можно оспорить, что, я надеюсь показать позднее. Но он совершенно прав, заявляя, что это романтическое возрождение довольно смешным образом преувеличило роль традиции друидизма, представив ее достаточно соблазнительно, но в неестественной и театральной манере, распространяя при этом лживую легенду, что именно друиды являлись строителями памятников из каменных глыб в предыдущую эпоху.
Кем же тогда были друиды? Каковы были истоки друидизма и его культовые формы? На эти вопросы, которые волновали британскую археологию почти четыре столетия, еще невозможно дать определенные, исчерпывающие ответы, но по ним уже можно высказаться достаточно удовлетворительно в общем смысле.
Хотя на рассвете британской истории мы обнаруживаем, что друидизм практиковался официально народом кельтской расы, есть все основания считать, что этот культ имел не кельтское происхождение, но был заимствован кельтскими завоевателями Британии у более древнего коренного народа. Но г-н Кендрик отказывается обсуждать происхождение друидизма в Британии иначе как в свете того, что мы знаем о развитии друидизма в Галлии, поскольку в Британии «это слишком смутное, неясное явление, чтобы о нем можно было вести рациональную дискуссию». Он также не может увязать факт доминирующего влияния друидов в Галлии с заявлением Цезаря, что этот культ возник на нашем острове, на который кельты проникли лишь после их прибытия в Галлию. Он считает, что со стороны Цезаря это было лишь высказанное мнение, а не констатация факта, хотя далее шла информация, что серьезные приверженцы друидизма отправлялись в Британию, для того чтобы там более серьезно изучать его.
Далее г-н Кендрик не без основания заключает, что если друидизм возник в Британии, то он должен был обосноваться там задолго до того, как о том написал Цезарь. У Диогена Лаэртского (Жизнеописания знаменитых философов, введ. I) мы читаем, что Сотион Александрийский упоминал о существовании друидизма уже во II веке до н.э. в двадцать третьей книге своей Преемственности философов, ныне утерянной. Его зарождение в Галлии и, само собой, Британии, если она была его колыбелью, должно, таким образом, относиться к еще более далекой поре и, принимая слова Цезаря как выражение общего мнения, г-н Кендрик находит, что «трудно что-либо противопоставить утверждению, что в ранний период железного века, во времена первого торгового пересечения кельтов с Англией, в нашей стране существовал некий новый для той поры религиозный элемент, который после кельтского вторжения был привит к кельтской вере и распространился по всей Галлии, дав начало тому, что позднее было названо друидизмом».
Он задается вопросом: каков был собственно британский элемент в друидизме? Идет ли здесь речь о самом священстве, о друидической теологии или догмах? Не похоже, чтобы английский элемент был первым по значению, поскольку это подразумевало бы полное подчинение захватчиков-кельтов поверженной расе. На римских завоевателей друидическая гегемония в Британии также не произвела особого впечатления, они удостоили ее лишь беглым упоминанием.
Но в ряде кельтских областей друидов не было, похоже, что последние ограничивались территориями Галлии и Британии. Самая изначальная кельтская обметь, лежащая между Швейцарией и Венгрией, где возникла культура обработки железа Ла Тен, конечно, была населена людьми не гомогенной расы, хотя она и объединялась общей культурой и языком, и когда она, наконец, распалась, то в рассеянии ее разнородные элементы не могли сохранить в целостности свои прежние религиозные идеи. По этой и другим причинам г-н Кендрик считает, что друидизм в Галлии имел кельтское происхождение, и он не может найти в его системе верований ничего такого, что не было известно другим индогерманским народам. При этом он признает, что мало есть «воодушевляющих стимулов для тщательного исследования этих моментов» и что «пришло время прибегнуть к другому методу изучения».
Также г-н Кендрик признает, что «все это лишь гипотетическая реконструкция событий». В целом она сводится к следующему: в течение бронзового века Галлия и Британия достигли известного культурного единства, и между ними существовали обширные торговые связи. Это подразумевает и определенное религиозное единство. В этой области могут быть выделены две отчетливо различающиеся культурные территории: первая включает в себя западную Галлию, Ирландию, западную и юго-западную Англию, ко второй, более значительной, относятся северная Галлия, юго-восточная и восточная Англия. Общая религиозная связь, объединившая всех, должна восходить к очень отдаленным векам, поскольку гомогенная культура обработки кремния преобладала в этом регионе тысячи лет.
Но в начале железного века Британия стала относительно более изолированной ввиду начала действий Лигурийского и восточногерманского влияний, постепенно изменявших континентальную цивилизацию, и таким образом у британцев появились более благоприятные возможности для сохранения своей древней религии в чистой форме. Это привело к выявлению «отчетливых форм религиозной обособленности» на континенте, а «британская предприимчивость» могла довершить остальное. В этот период кельты появились в восточной и северо-восточной Галлии, развив особую культуру обработки железа типа Л а Тен в области Марны. Было установлено, что художественные традиции каменного века именно в этом регионе сохранялись вплоть до римского периода, и, судя по всему, «с не меньшей вероятностью там наличествовала и местная религиозная традиция». Потом произошло кельтское вторжение в Британию. Но это было вторжение тех кельтов, чье сознание уже было изощрено доисторическими религиозными идеями, господствовавшими в долине Марны. В Британии они обнаруживают ту же самую веру в исконной чистоте и, таким образом, не испытывают трудностей с ее принятием.
В ранний период проживания кельтов в альпийских землях и в Центральной Европе они еще не организовали свой собственный священнический класс, по мнению г-на Кендрика, это было сделано ими лишь в Галлии где-то в IV или III веке до н.э. Таким образом, происхождение друидов и происхождение друидизма – это разные вещи ввиду разных причин, породивших их. Друидизм в Галлии, по мнению г-на Кендрика, это кельтская религия после произошедшего смешения с местной верой, обнаруженной кельтами в Галлии. Друидизм в Британии представляет собой включение в окельтизированную веру древней исконной британской религии, которая являет собой более чистую форму исконного континентального элемента в друидизме.
Тогда как в Галлии друидизм управлялся жреческой кастой, в Британии он находился, скорее, под властью королей и вождей, чем жречества. Во время кельтского вторжения на наш остров континентальные галльские кельты еще не разработали собственную религиозную систему. Те, кто называл себя «друидами» (тогда это слово было, наконец, введено в оборот), «являлись лишь заклинателями и прорицателями в среде беглого, обездоленного народа», рассеянного бельгийской оккупацией и вторжением римлян. Ввиду свидетельств, указывающих нам на прямо противоположное, трудно согласиться с гном Кендриком по этому пункту, его позиция здесь представляется мне явно волюнтаристской, что я надеюсь показать, хотя он, по-видимому, более благосклонен к теории существования официально оформленного друидического жречества в Ирландии – «бледного отражения» галльской системы.
Если я столь подробно пересказывал заключения г-на Кендрика, то делал это потому, что они в подавляющем большинстве согласуются с моими. При внимательном изучении его превосходной книги я не только увидел почти полное совпадение его взглядов с теми, что я разделял на протяжении многих лет, но обнаружил столь убедительный анализ предмета и при этом столь свободный от догматизма, что он мог послужить мне наиболее удобной отправной точкой для того исследования, которое я вознамерился предпринять в этой книге. Конечно же г-н Кендрик ни в коей мере не ответствен за ту надстройку, которую я надеюсь возвести на основании его идей, в сравнении с которыми те, что я имел до чтения его работы, были лишь туманными, размытыми копиями. Но отдельные второстепенные положения его книги кажутся мне довольно неоправданными, и в своем предварительном рассмотрении друидического вопроса мне следовало бы, как я чувствую, высказать свои взгляды, прежде чем браться за другие вопросы.
Прежде всего, несколько удивляет то, что г-н Кендрик почти полностью игнорирует факт традиционных народных пережитков и осколков друидической веры. Ввиду огромного внимания, которое уделялось этому вопросу исследователями фольклора, сколько-нибудь серьезно подходящими к теме, такой настрой г-на Кендрика кажется нам несколько немотивированным, но, очевидно, дело в выраженном гном Кендриком намерении придерживаться только тех материалов, которые могут быть отнесены к «историческим»; а поскольку по своему характеру настоящая книга четко соотносится с народной традицией, то нет необходимости лишний раз подчеркивать или выделять тот предмет, к которому нам так или иначе пришлось многократно прибегать на всем протяжении нашего повествования. Но надо сказать, что почти полное пренебрежение традиционным народным аспектом этой темы со стороны г-на Кендрика принимает гораздо более отчетливую форму, когда он высказывается в том смысле, что вторжение саксов стерло все воспоминания о друидах в Британии и что восстановление их произошло лишь значительно позднее благодаря научной реконструкции. Правда заключается в том, что, сотни обычаев, в основном, местного характера, множество незначительных ритуалов и празднеств продолжают сохраняться, вопреки этому утверждению, и они почти столь же многочисленны в условно саксонской Англии, как и в кельтских Шотландии и Ирландии. Однако их не обязательно запомнили как «друидические». Поскольку в данной главе я оперирую лишь утверждениями общего характера, я воздерживаюсь от ссылки на конкретные примеры и на некоторое время оставляю вопрос о друидическом происхождении этих ритуалов, но в дальнейшем надеюсь привести свидетельство того, что не только какие-то отдельные воспоминания о друидизме пережили саксонское нашествие, но что из поколения в поколение передавалась очень мощная народная традиция, и что сам факт наличия очень зрелой кельтской учености служит опровержением теории о том, что лишь отдельные географические названия фрагментарно запечатлели память об этом предмете, как то утверждает г-н Кендрик.
Карта острова Англси
Утверждение, что в Британии не существовало никакой официально оформленной касты друидов и что последние в период прихода римлян были лишь магами и чародеями в среде «беглого обездоленного народа», представляется не только неубедительным, но и прямо противоречащим всем свидетельствам. Сам факт того, что галлы посылали своих неофитов на наш остров для обучения, является почти достаточным для опровержения этого заявления. К чьей помощи они прибегали в плане обучения секретам жреческого искусства? К помощи королей и вождей, которые, как полагает г-н Кендрик, занимали в Британии то место, которое в Галлии занимает священство? Помимо этого соображения, также факт существования большой и мощной касты друидов на острове Мона (Англси) подтверждает беспочвенность утверждений г-на Кендрика. Тацит явно указывает на Мону как на последнее прибежище друидизма в Британии («insulam incolis validam et perfugarum receptaculum»[4]4
«Остров, обильный жителями, пристанище беженцев» (лат.).
[Закрыть]), и это служит объяснением отсутствия друидов в других частях Британии на протяжении определенного периода. Я лишь отмечу здесь, что наилучшим из возможных свидетельств является присутствие в Шотландии в гораздо более поздние времена касты пиктских друидов, которые ничего не позаимствовали из ирландской культуры и которые враждебно отнеслись к вторжению ирландских христианских миссионеров. Как сейчас хорошо известно, пикты представляли собой древний британский народ, смешавшийся с аборигенами, – тот самый народ, в среде которого друидизм (по крайней мере, его туземная фаза) расцвел наиболее мощно и просуществовал дольше, чем где бы то ни было еще, как это указывает и г-н Кендрик, и существование друидизма и друидического священства в Пиктавии уже в позднейшие времена не вызывает сомнения.
Но помимо всего сказанного следует также указать на тот момент, что если Цезарь не упомянул о существовании друидов в юго-восточной Британии, то это объясняется политическими причинами. Отправлявшимся на обучение в Британию галлам не приходилось для этого проделывать длинный путь в Англси. Иногда приходится сожалеть о недостатке здравого смысла в современной археологии, тогда как он здесь очень нужен. Г-жа КамиллаЖюлиан ясно показала, что галльские друиды приняли ведущее участие в восстании Верцингеторикса, но Цезарь проигнорировал это обстоятельство{9}, а профессор Хаверфилд увидел в этом обдуманном пренебрежении желание римского императора никак не затрагивать религиозную касту{10}. Г-н Т. Райе Холмс, рассматривая этот вопрос с сугубо человеческой точки зрения, посчитал, что «Цезарь, возможно, подкупил архидруида»{11} и, таким образом, счел себя связанным установками секретности.
Как бы то ни было, представляется невероятным, чтобы никакая друидическая каста не посредничала между друидической северной Галлией и друидическим Англси. Историческая память о друидах оказалась целиком отдана на откуп их римским врагам, и Цезарь, конечно, не был великодушно расположен к неприятелю. Я полагаю, что это как раз тот случай, когда отсутствие каких-либо записей является более красноречивым, чем их наличие. Мы также должны иметь в виду, что Цезарь имел очень ограниченные знания о Британии. Так, он утверждал, что только юго-восточное побережье было населено не исповедующими друидизм белгами.
Г-н Т. Райе Холмс резонно заключает: «Именно британский друидизм оказывал поддержку и являлся источником обновления для галльского друидизма, он представлял собой одно из звеньев, соединяющих две кельтские земли»{12}. В любом случае для нашей цели достаточно того, что Цезарь четко указывает, что Британия была Меккой для изучающих друидизм, а также то, что Тацит определенно высказался относительно того, что Англси являлся важным друидическим центром. Двух этих фактов достаточно для того, чтобы продемонстрировать мощное влияние друидизма на острове. Остается показать, что это влияние друидизма не было уничтожено во времена римского правления и что оно сохранялось на правах побочной, засекреченной веры во многих частях страны уже много лет после установления христианства, внеся большой вклад в тайную мистическую традицию британского острова.
Покойный сэр Джон Рис первоначально придерживался того мнения, что друидизм достиг Галлии «безусловно, посредством белгов, давно осевших в Британии». Но в позднейшей своей публикации он высказался в том смысле, что другой народ бретонской ветви предшествовал появлению белгов на нашем острове. Отсюда он вывел, что дата первого упоминания о друидизме никак не проливала свет на место его зарождения. Он также считал, что «ни белги, ни бретонцы в ранний свой период не имели в своей среде друидов», но что они получили эту веру от более древних обитателей острова некельтского происхождения.
То что друиды использовали каменные круги для религиозных целей, отрицается почти всем современным археологическим сообществом. Оккультная традиция столь же единодушно увязывает возведение большинства наших каменных монументов с религиозными нуждами, но эта традиция, как считают современные археологи, – «ослиная». Автор официального правительственного справочника и путеводителя по Стоунхенджу низвергает теорию в нескольких едких выражениях{13}, как это делает и г-н Т. Райе Холмс, который согласен с тем, «что в этой стране постепенно росло убеждение в том, что друидизм имел некельтское происхождение»{14}. Однако Соломон Рейнак{15} приписывает возведение мегалитических памятников в Галлии друидическому влиянию.
Правда заключается в том, что каменные памятники, по крайней мере большинство из них, были возведены в столь далекий от нас период, что крайне трудно что-либо положительно утверждать о религии людей, создавших их. Г-н Стивене полагает, что «не будет не сообразным с существующими свидетельствами датировать возведение Стоунхенджа приблизительно 1700—1800 гг. до н.э.». Это как раз тот период, когда выходцы из Испании, чья культура соотносится с гораздо более древними североафриканскими источниками, достигли берегов Британии и, по-видимому, обосновались здесь. Являлся ли тот культ «друидизмом» или нет, но он несомненно содержал в зародыше ту иберийскую веру, из которой позднее возник друидизм, так что если Стоунхендж и другие подобные ему круги и не были «сложены» друидами, то, по крайней мере, их возведение можно приписать протодруидам, что, как я уверен, будет обнаружено последующими поколениями. Это должно было быть сделано людьми, которые если еще не развили во всей целостности и полноте веру друидизма, которой они уже обладали во времена Цезаря, примерно семнадцать столетий спустя, то уже начинали строить ее принципы.
Стоунхендж
Во многом жизнеспособность теории, которую я выдвигаю в этой книге, зависит от того, насколько будет доказана связь друидизма с нашими мегалитическими памятниками. Друидизм был, прежде всего, иберийским явлением, таковыми же являлись и они. Стоунхендж был построен в период, когда культура обработки бронзы начала уже местами перекрывать культуру шлифования камня. Г-н Кендрик, исходя из технических соображений, считает, что он был возведен в железный век. «Если, – говорит он, – Стоунхендж не являлся друидическим храмом, то он должен был являть собой уже заброшенные развалины в железный век, когда друидизм распространялся по всей земле». Он также указывает на тот факт, что на территории Стоунхенджа было обнаружено захоронение человека, жившего в железный век, и он считает, что «окельтизированное население Уессекса воспользовалось древним национальным каменным святилищем на равнине Солсбери для сооружения там храма своей веры, который должен был служить местом собраний и, более того, стимулирующим знаком для друидизма после произошедшего падения традиционного порядка в Галлии, то есть в I в. до н.э. Однако он не ставит другие британские мегалитические памятники в один ряд со Стоунхенджем, который он считает, по сравнению с средиземноморскими архитектурными моделями, слишком «классическим» и изощренным. Но он мудро заключает, что настоящими храмами друидов были в первую очередь обычные рощи, и лишь постепенно растущее влияние цивилизации «побуждало превращать рощи в строения», такие как Стоунхендж. Этим соображением вычеркивается возможность того, что мегалитические алтари и круги из грубого камня могли быть друидическими. Но, как я уже говорил, они могли быть протодруидическими.