Текст книги "супермаркет(СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Останься сегодня, – попросил он, с трудом отстраняясь.

– Да, – прошептала она, не убирая рук с его плеч.

– Тогда давай приведем себя в порядок. Скоро гости придут.

Соня согласно кивнула головой, однако никто из них и не подумал сдвинуться с места. Прошло еще какое-то время, прежде чем она нехотя отправилась в ванную, чтобы привести в порядок прическу, а он отошел к окну, поправляя одежду и пытаясь успокоиться.

Скоро появились гости, их было человек двенадцать. Сразу стало шумно и весело. Веня, представляя свою подругу, держал ее за руку и весь вечер старался не оставлять одну. Соне его друзья понравились: раскованные, остроумные, нарядные... Они с улыбками вспоминали смешные случаи из детства, рассказывали, куда поедут летом на отдых, подшучивали друг над другом. На Соню никто не обращал внимания, и ей это нравилось.

Часа через три все были навеселе. Веня следил, чтобы бокал девушки был полон, время от времени подливая шампанское. Сам же он старался не пить. Голова Сони была легкой и приятно кружилась. Она улыбалась, слушая разговоры, поэтому не сразу заметила, что пары иногда надолго исчезали из-за стола.

– Куда они ходят? – прошептала она, поворачиваясь к Вене.

Он лишь улыбнулся и шутливо чмокнул ее в щеку.

– Не обращай внимания, потом поговорим.

– Прямо голубки! – засмеялся парень, сидящий напротив.

Он достаточно много выпил и сейчас, развалясь на стуле, забавлялся тем, что складывал из салфеток разные фигурки.

– Где ты всегда таких красоток находишь? Позвони, когда разбежитесь, от нее я точно не откажусь.

Улыбка медленно сошла с лица Сони, она побледнела, а потом удивленно и растерянно посмотрела на замершего Веню. Однако он даже не повернул к ней головы и недобрыми глазами уставился на друга. И хотя внешне казался спокойным, но девушка чувствовала, как закипает в нем злость.

– Я, кажется, просил... Миша, извинись!

Это прозвучало достаточно резко и громко. Парень выпрямился на стуле и растерянно посмотрел на них.

– Ну, что я сказал? Ну, извините, чего спьяну не брякнешь? – забормотал он.

– Мишка пьяный! Ему больше не наливать! – засмеялась одна из девушек.

Все сразу о чем-то заговорили, и маленькая неловкость, казалось, была забыта. Вот только Веня время от времени бросал на друга недовольные взгляды.

Настроение Сони испортилось, и она, чтобы не сидеть истуканом, опять взяла бокал с шампанским, однако Веня забрал его и, встав, потянул девушку за руку.

– Идем.

Они подошли к уже знакомому ей кабинету, но тот оказался кем-то занят. Чертыхнувшись, Веня вытащил из кармана ключ и открыл соседнюю дверь.

– Заходи. Это моя комната.

Он не стал включать свет и не дал ей осмотреться, а сразу потянул к креслу у окна и усадил к себе на колени. Голос его был тих и ласков.

– Сонечка, мы не можем испортить сегодняшний вечер. Улыбнись!

Ее голова опять закружилась, и она удобно устроила ее на плече друга. Не хотелось ни разговоров, ни выяснений, ни оправданий. Желание было одно: вот так сидеть и сидеть вместе.

– Соня, их родители – богатые люди, мы вместе росли, дружим до сих пор. Мы такие, какие есть, ничем не лучше и не хуже других. Я все знаю о них, они – обо мне. Есть в моей жизни много такого, чем не гордятся. Ну, не был я никогда милым и послушным ребенком. Это никак тебя не задевало и не заденет. Я обещаю. И ты обещала...

– Замолчи, – сказала она и прижала ладошку к его губам, – мне все равно, что было. Только почему ты так много и громко говоришь?

Веня засмеялся.

– Э, мать, да ты пьяненькая. Только этого нам не хватало. Ты когда-нибудь спиртное пила?

– Да, с тобой на Новый год. Шампанское. Почти полный бокал, – охотно подтвердила Соня.

– О. Боже! – шутливо воскликнул Веня и поцеловал ее в макушку. – Остались же такие девочки на белом свете! Ложись, поспи немного, а я постараюсь их выпроводить.

Соня легла на диван и почувствовала, как он укрывает ее пледом. Стены начали тихо покачиваться.

Проснулась она, когда за окном было уже темно. Вышла из комнаты и отправилась искать Веню. Нашла его, занимающегося уборкой, на кухне. Он вытер мокрые руки полотенцем и, улыбнувшись, спросил:

– Отдохнула? Голова не болит?

Соня отрицательно покачала головой и села у стола.

– Кофе хочешь? Я быстро приготовлю.

Она смущенно улыбнулась.

– Я очень голодная.

Через несколько минут тарелка с бутербродами и кружки с кофе стояли на столе.

– Я позвонил к тебе домой и сказал, что ты уснула. Тамара Андреевна разрешила не будить. А еще спросила, понравился ли мне твой подарок. Я сказал, что да.

– А ты не знаешь, который мой, – понимающе усмехнулась Софья.

– Я когда тебя в этом платье увидел, обо всем забыл, – шутливо попытался он оправдаться.

– Очень по-мужски: всегда девушки виноваты, – улыбнулась она. – А пойдем подарки смотреть.

– Посмотрим, только утром. А теперь пора в постель, уже поздно. Ты хочешь принять душ?

Она кивнула головой.

– Тогда принесу халат.

В ванную комнату Веня зашел вместе с ней и, кажется, уходить не собирался. Она, мучительно покраснев, вопросительно подняла на него глаза.

– Соня, – сказал он совсем тихо и подошел ближе, – из сегодняшней ночи мы не будем терять ничего. Все могло случиться раньше, но я не хотел торопиться до окончания школы. И это было не так легко.

Замок платья медленно разошелся под его пальцами. Соня закрыла глаза и откинула назад голову.

– Только не вздумай стесняться, ты очень красивая, – опять услышала она голос теперь уже за спиной и почувствовала на шее теплые губы.

Поцелуи были нежными, почти невесомыми, и девушке показалось, что сердце ее вот-вот остановится. Его руки медленно скользили по плечам, груди, животу, и в этих прикосновениях были только ласка, только обожание.

– Приходи скорей, – шепнул он, наконец, и вышел.

Понедельник и вправду оказался для Сони трудным днем. Не было желания слушать учителей, не было желания на чем– либо сосредотачиваться. Хотелось только одного: оказаться с Веней там, где они будут одни. Видимо, и он чувствовал то же самое. На переменах их, как магнитом, тянуло друг к другу, и они отходили в сторону от ребят лишь для того, чтобы просто постоять рядом.

– Соня, ты ресницы иногда опускай. Смотришь на меня так, что каждый обо всем сразу догадается, – засмеялся Веня и взял ее за руку.

– На самом деле? – голос Сони был испуганным.

– Я и сам на тебя так смотрю, – успокоил он. – А до остальных нам дела нет, правда?

– Правда, – подтвердила Соня, успокаиваясь.

Действительно, ни ей, ни ему до остальных не было никакого дела. И когда на последнем уроке в учебнике обнаружилась очередная записка, она, прочитав написанное, лишь улыбнулась и бросила ее в сумку. Записка гласила: "Сонька, ты еще большая дура, чем я думал".

Неделя кое-как закончилась, а в субботу Веня предложил поехать с ночевкой на дачу. Она принадлежала родителям Вени, но мама, после ухода из семьи мужа, там бывать отказывалась, зато бабушка с удовольствием провела на даче прошлое лето и собиралась то же самое сделать нынешним. Им нужно было лишь проверить, все ли в порядке после зимы.

Родителям пришлось второй раз сказать неправду: никакой одноклассницы, пригласившей отпраздновать свой день рождения на даче, в природе не существовало. Отец с легкостью отпустил, решив, что дочери полезно отдохнуть и подышать свежим воздухом перед экзаменами, а мама, как всегда, промолчала.

Дом был большой, двухэтажный, с несколькими спальнями. В нем можно было жить и зимой. Веня включил отопление, чтобы прогрелись стены, и предложил перед обедом погулять. Выбор был: слева, скрытый деревьями, находился небольшой пруд, а справа виднелась березовая роща. Решили дойти до рощи, а на обратной дороге зайти в магазин за продуктами.

– У вас ведь есть машина. Почему не ездишь? Тебе же исполнилось восемнадцать.

Машина в гараже действительно стояла.

– Дал слово отцу, что до девятнадцати за руль не сяду, – после некоторого раздумья нехотя ответил он.

– Он так боится за тебя? Мои родители такие же. За каждый шаг надо было отчитываться.

– Да уж, – пробормотал Веня.

Он был рад, что разговор свернул в сторону и не пришлось ничего объяснять. Соне совсем ни к чему было знать о некоторых моментах его жизни, в которых он выглядел, прямо скажем, отнюдь не героем.

Незадолго до ухода отца из дома Веня был приглашен на день рождения. Соседи по даче праздновали семнадцатилетие сына. Для старших стол был накрыт в доме, для молодых – в беседке. Гостям именинника было по семнадцать – восемнадцать лет. Веня среди них был самым младшим, и оказался, видимо, здесь только потому, что его родители были среди приглашенных. Конечно, не обошлось без спиртного. Родители время от времени заглядывали к ним, но ничего крамольного не заметили. Да и как было заметить, если спиртное добавлялось в сок? Уже стемнело, когда кто-то предложил поехать искупаться. Идея многим понравилась, да и до озера было недалеко. Разместились в трех машинах. Именинник сел за руль отцовского старенького внедорожника, на котором хозяин любил ездить на охоту. Было весело, и ничто не предвещало беды. На довольно большой скорости одна из машин не вписалась в поворот и врезалась в дерево.

Именинник погиб. У Вени оказалась сломанной рука, остальные были не в лучшем состоянии. После того, как на руку наложили гипс, отец впервые в жизни влепил сыну пощечину за безрассудство, потом, стуча зубами о край стакана, пил какие-то капли и вытирал платком катившиеся из глаз сына слезы. В ту ночь Веня и дал отцу слово до девятнадцати лет не садиться за руль.

Два дня пролетели так быстро, что пара учебников, взятых для подготовки к экзаменам, так и остались нераскрытыми. В электричке Соня положила голову Вене на плечо и устало закрыла глаза.

– Хочу, чтобы нам всегда было так хорошо вместе.

– Мне хочется этого не меньше, чем тебе, – услышала она в ответ, и теплая рука сжала ее запястье.

Через несколько дней произошел разговор, который во многом определил их дальнейшую жизнь. Веня рассказал, что отец зовет его в Москву, обещает оплачивать квартиру на время учебы и, разумеется, продолжать помогать материально. Он хотел поступать в медицинский, потому что бизнес отца был с этим связан. Будущее сына было давно определено.

В том, что Соня поедет с ним, Веня не сомневался, но хотел заручиться согласием ее родителей.

– Поговори с ними, узнай их мнение. Если надо – уговори. В Москву мы можем уехать сразу после экзаменов. А хочешь, поедем куда-нибудь отдыхать. Отец постоянно высылает нам деньги. Мама их не тратит, переводит на мой счет. Так что нам с тобой хватит на все.

Они сидели на диване в его комнате. Соня лениво листала какой-то учебник, а он бездумно смотрел то в окно, то на нее. Она была очень похожа на мать: те же тонкие черты лица, тот же смелый разлет бровей, тот же цвет густых волос. Только глаза были отцовскими, серо-зелеными.

Мать Сони вела домашнее хозяйство, но Вене иногда казалось, что это ее тяготило. Она была красива, и даже болезненная худоба не могла этого скрыть. Выразительность темных восточных глаз подчеркивали серебряные серьги, сделанные под старину, и такие же браслеты на обеих руках. Казалось, что женщина постоянно думает о чем-то или к чему-то прислушивается.

– Сегодня же и поговорю, – пообещала Соня, – хотя папа будет, наверно, недоволен. Мама долго болела, за ней и сейчас иногда нужно присматривать. Правда, в последний год почти все было хорошо. Может, и упрашивать не придется.

– С Тамарой Андреевной случилось что-то серьезное?

– Да, – с неохотой призналась Соня. – Но давай об этом не говорить.

– Хорошо, не будем. Соня, а ты со мной ехать передумаешь?

Девушка удивленно посмотрела на него. Разве она может отказаться от такого счастья? И представить страшно: Москва, институт, отдельная квартира и он, Веня.

– Как ты думаешь, твой отец не будет против, если мы поселимся вместе?

– Глупая, – засмеялся он и погладил ее руку, – папаша будет просто счастлив. Ты же за мной, балбесом, приглядишь.

Соня посмотрела на часы и горестно вздохнула. Пора было расставаться. После дня рождения она домой только ночевать и приходила. Родители уже высказали недовольство: впереди экзамены.

– Вечером позвони, и я расскажу, как прошли переговоры, – сказала она, вставая.

Однако далеко не ушла: он потянул ее за руку и усадил рядом.

– Не так быстро, не так быстро, – услышала она шепот и почувствовала на шее его губы. Она, вспыхнув, тут же потянулась к нему всем телом.

Отец задерживался на работе, и Соня, в его ожидании бесцельно слонявшаяся по квартире, решила сначала поговорить о поступлении в столичный вуз с мамой. Они сидели на кухне и пили чай. Соня рассказала о своем желании и терпеливо стала ждать ответа. Мама сегодня выглядела усталой и была еще более задумчивой, чем всегда.

– Ты едешь с Веней? – услышала Соня, наконец.

– Конечно, – осторожно подтвердила она, отпивая из кружки.

Скрывать что-то не имело никакого смысла.

– Он все время напоминает мне одного человека, – мама опустила руки на колени и стала похожа на прилежную ученицу. – Его семья живет в нашем районе?

– Нет, Веня ездит из центра.

– Как его фамилия?

Соня удивилась вопросу, но ответила:

– Рубцов.

Глаза мамы наполнились болью и страхом, отчего стали казаться еще темнее и больше. Несколько минут она сидела, молча глядя в стену перед собой, потом встала и шаркающей старушечьей походкой медленно вышла из кухни. Вскоре послышался щелчок закрываемого замка. Испуганная Соня кинулась к спальне родителей. Дверь оказалась закрытой. Видимо, мама каким-то образом нашла ключи, которые были тщательно спрятаны из-за ее болезни. Соня как можно спокойнее несколько раз окликнула ее, но все было бесполезно: за дверью стояла тишина.

Девушка от страха заплакала и кинулась звонить отцу, а потом набрала номер Вени.

– Я ничего не понимаю, я ни в чем не виновата, – говорила она, захлебываясь слезами, – а маме опять стало плохо. Она как-то нашла ключ, закрылась и молчит.

– Соня, Соня, не плачь, – пытался он успокоить ее. – Хочешь, я приеду?

– Нет, не надо. Папа приедет и поможет.

– Так что же все-таки случилось?

– Не знаю. Мама сказала, что ты ей все время кого-то напоминаешь, потом захотела узнать фамилию.

– И ты назвала?

– Конечно, что тут такого? – удивилась она.

– Совершенно ничего, – произнес он изменившимся вдруг голосом. – Соня, у вас с мамой одинаковые фамилии?

– Нет, она Никицкая. А что?

– Тамара Никицкая твоя мама? – спросил он тихо, и в его голосе прозвучала обреченность.

– Веня! Что все это значит? – закричала испуганно Соня, но телефон молчал.

Приехавший отец взломал замок. Мама, обхватив голову руками, сидела в углу за шторой, глаза ее были совершенно пусты, она ни на что не реагировала. Приехавший врач настоял на госпитализации.

– Соня, расскажи мне очень подробно, что случилось, – попросил отец.

Он вернулся из больницы, и они уже некоторое время молча сидели в гостиной. Соня начала рассказывать, стараясь не упустить ни малейшей детали. Когда была названа фамилия Вени, отец встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Девушка осталась одна. Однако хотелось все же объясниться, покончить с тем, что от нее постоянно что-то скрывали. Соня встала и решительно направилась в спальню родителей.

Отец, осунувшийся и постаревший, ссутулившись, сидел на кровати. И Соня неожиданно увидела то, что почему-то не замечала раньше: густо посеребренные виски, мелкие морщинки на серой дряблой коже лица и шеи, набрякшие мешки под глазами. От жалости к родителям и себе хотелось заплакать. В другой раз она бы так и сделала, но сегодня ей очень хотелось покончить с тайнами, тем более, что это как-то касалось и семьи Вени.

– Папа, – сказала она, остановившись в дверях, – если я в чем-то виновата, скажи. Или просто объясни, что происходит. Я уже взрослая, я пойму

Отец поднял глаза и грустно улыбнулся: дочь выросла и стала так похожа на маму до ее болезни. Он хорошо помнил, как замирало его сердце в день их знакомства от восторга и предвкушения чего-то необыкновенного и прекрасного. Как он пытался понять хоть что-то из ее слов, но слышал только нежный голос, и был безмерно счастлив лишь от того, что она обращалась к нему. Разве мог он предположить, чем закончится их любовь? Как об этом рассказать дочери?

– Проходи, садись сюда,– наконец, сказал он и указал на банкетку. – Может и вправду пора тебе обо всем знать.

Соня села и приготовилась слушать.

Рассказ отца был горек. Почти четыре года назад в жизни мамы появился Николай Рубцов, отец Вени. Человек богатый и не привыкший ни в чем себе отказывать. Он преследовал и задаривал подарками понравившуюся женщину до тех пор, пока не добился своего. Казалось бы, потешил самолюбие и успокоился, но нет, разорвать отношения с Тамарой не смог. Полюбил, как любят один раз в жизни, забыв обо всем.

И Тамара полюбила его тоже. Она недолго скрывала правду от мужа, который тут же ушел из дома, предоставив жене полную свободу. Дочери было сказано, что отец уехал в командировку. Однако через пару недель Тамара позвонила мужу на работу и попросила вернуться домой, к дочери. Сама же до развода и переезда в Москву обосновалась с Рубцовым на его даче. Дочь в дальнейшем должна была жить с матерью. Муж вернулся на следующий же день. Теперь уже якобы уезжала Тамара, чтобы навестить бабушку, живущую в Новгороде. Родители согласовали дату развода и решили Соню пока не волновать.

Рубцов в это время разрывался между неотложными делами, бракоразводным процессом и новой любовью. С продажей бизнеса все оказалось не так просто, зато развод, вопреки ожиданиям, обещал не занять много времени, потому что жена Рубцова не захотела от бывшего мужа ничего. Все, что ей причиталось, передавалось сыну по достижении им двадцати лет. Кроме того, она потребовала, чтобы интересы сына были максимально учтены и четко прописаны. Николай не был против: ущемлять в чем-то своего ребенка он и не намеревался, видя в нем своего преемника.

Свой бизнес Рубцов начинал с нуля, и около него, человека жесткого и быстрого на решения, всегда крутились самые разные люди. Были и личности довольно темные, от которых он по прошествии некоторого времени старался держаться подальше, хотя это не всегда получалось.

Вот однажды и явились к нему на дачу двое из тех, кого он хотел бы видеть как можно реже. Николай с Тамарой только отужинали. Вечер обещал быть тихим, спокойным. Она сидела в кресле и читала какую-то книгу, а он просматривал принесенные домой документы. Увидев незваных гостей, Тамара поставила на стол вазу с фруктами, бокалы, вино и, извинившись, собралась уходить, потому что развлекать уже довольно пьяных гостей ей не хотелось. Однако остановилась, услышав голос одного из них.

– Вино пускай дамы пьют, а нам бы, хозяйка, водочки.

Говоривший смотрел на нее так, как, наверно, раньше смотрели на базаре на понравившуюся лошадь. Тамара молча выполнила просьбу, стараясь не показать раздражения.

– А теперь посиди с нами, – неприятно улыбаясь, предложил второй, и она почувствовала его руку на своем бедре.

Даже сквозь ткань платья Тамара почувствовала, что она была горячей и потной. Стало неприятно и тревожно. Однако она спокойно отошла, сделав вид, что ничего не заметила.

– Коля, – обратилась она к будущему мужу, – долго не задерживайся, у тебя завтра много дел.

Попрощавшись с гостями и уже поднимаясь по лестнице, она услышала срывающийся от злости голос Николая.

– Руки бы тебе оборвать, паршивцу.

– Брось, – хохотнул гость, – это ведь не жена, жену я знаю. При ней бы и рот не открыл.

– Бабу пожалел! Раньше таким жадным не был, – поддержал его второй.

– Заткнитесь оба и о женщине моей забудьте. Говорите, зачем пришли, – голос Николая был по-прежнему злым.

Дальше Тамара слушать не стала и поднялась в маленькую комнатку под самой крышей. Она понравилась ей с первого дня, хотя места в ней было действительно немного: вмещались лишь диван, небольшой шкаф, стол и пара стульев. Однако окно было от пола до скоса потолка, поэтому днем комнату заливал свет, а ночью звезды, казалось, находились совсем рядом.

Проснулась Тамара от того, что кто-то, тяжело навалившись на нее, зажимал рот ладонью. Она пыталась закричать, но не сумела, зато, увернувшись, смогла укусить руку насильника.

– Вот сука, – сказал он спокойно, вытирая о подушку выступившую кровь, а затем коротко, не размахиваясь, ударил женщину кулаком в лицо.

Удар был настолько сильным, что Тамара потеряла сознание и очнулась лишь, когда к ней подошел второй и, как какую-то куклу, стал укладывать удобнее.

– Не надо, – простонала она разбитыми губами.

– Не понравилось? – глумливо спросил он пьяным голосом. – Сейчас понравится больше. И молчи, убью.

Он сжал ей горло, и она опять провалилась в небытие. Когда он, наконец, отвалившись от нее, стоял и, покачиваясь, поправлял одежду, Тамара пришла в себя и судорожно закашлялась. Немного отдышавшись, с трудом поднялась на ноги, оказавшись возле окна.

– О чем задумалась, красавица? – услышала она его смешок. – Прыгай!

Окно на ночь из-за духоты, как она любила, было приоткрыто. И Тамара прыгнула.

А Николай спал. Почему так случилось, он не знал ни тогда, ни сейчас. Причин могло быть много. Во-первых, он очень устал за последние дни; во-вторых, мог быстро опьянеть из-за жары; в-третьих, возможно, ему что-то подсыпали в питье. А, может, просто закрыл на минутку глаза и провалился в глубокий сон, как это иногда бывает. Но факт остался фактом: он спал.

Тамару спасло то, что, уезжая, двое отморозков все-таки разбудили Николая. Они сказали, что его женщина почему-то лежит возле дома. Кажется, и не дышит. После чего спокойно уехали.

Скорая помощь приехала довольно быстро. Николай не мог даже предположить, что же случилось с Тамарой, пока один из врачей не пригласил его в кабинет. У нее был сломан нос, обе ноги, несколько ребер. О наличии внутренних повреждений говорить было еще рано. А кроме всего прочего, она была изнасилована и избита. Николай закрыл лицо руками и, не стесняясь врача, заплакал.

К утру состояние Тамары стабилизировалось. Около двенадцати дня приехал муж. Ему сообщили из милиции, что с женой произошло несчастье. Он, оглушенный услышанным, находился в коридоре, когда к нему подошел Николай и сел рядом.

– Послушай, нам надо поговорить. Пойдем, покурим?

Они вышли и сели на какую-то скамеечку.

– Мне оправдания нет, – начал Николай. – Если надо, я за все отвечу, юлить не буду. Но дело не в этом. Тамара не хочет меня видеть. Да и я не знаю, как смотреть ей в глаза. Не смог уберечь. Я предлагаю тебе любые деньги на лечение, любых врачей, которые будут нужны, только помоги спасти ее. Врач говорит, что она замкнулась и молчит.

Николай с силой сжал кулаки. Он не знал, что еще мог сделать или сказать, чтобы помочь любимой женщине. Муж Тамары молчал. Как бы он ни был обижен на свою жену, но такого пожелать ей не мог. Он любил ее, она была ему нужна несмотря ни на что, поэтому и сказал, так и не подняв глаза на Николая:

– Хорошо. У тебя большие связи, сделай так, чтобы изнасилование и избиение не фигурировали в деле. Пусть это будет несчастный случай. Мы заявление писать не будем. Я думаю, она согласится. Условие одно: уезжай и никогда не появляйся в нашей жизни.

И они разошлись, чтобы больше никогда не встретиться друг с другом. Николай в семью так и не вернулся. До самого отъезда жил в гостинице. Двое гостей исчезли, как будто их и не было на этом свете. Тамара долго лежала в больнице. Когда стало известно, что она беременна, решила избавиться от ребенка. После операции вскрыла себе вены, но осталась жива и была помещена уже в другое отделение. Соне сказали, что мама попала в аварию и из-за травмы головы не может быть такой, как прежде.

Домой вернулась уже совершенно другая женщина: исхудавшая и словно не живая, с потухшими глазами. Она часто о чем-то задумывалась, могла подолгу сидеть, глядя в одну точку. Казалось, ее ничто не интересовало. Муж и Соня были терпеливы, и постепенно Тамара оттаяла: стала выполнять кое-какую работу по дому, общаться, но по-прежнему боялась выходить на улицу и принимать хоть какие-то решения. Известие, что Веня – сын Николая Рубцова, спровоцировало возвращение болезни.

Через три дня после случившегося состоялся первый экзамен. Все это время Соня просидела дома, не отвечая на телефонные звонки. Она постоянно вспоминала дачу Вени, где им было так хорошо, а мама едва не погибла. Там Сонина первая любовь горела так ярко, что сердцу становилось тесно в груди, а мамина горькая – умерла.

Все эти дни Веня звонил и звонил. Соня понимала, что он ни в чем не виноват, но сил для разговора не было. Надо было осознать и принять все, что произошло, а трудный разговор отложить до лучших времен.

Она уже подходила к крыльцу школы, когда увидела Веню. Он шел ей навстречу. Очевидно, хотел серьезно поговорить. Они остановились. На крыльце в ожидании начала экзамена толпились ребята и волнующиеся за своих чад родители.

– Соня, – начал он тихо, – что мне сделать, чтобы ты поговорила со мной?

Она лишь покачала головой и отступила на шаг назад.

– Ничего.

– Соня, послушай, – продолжил он терпеливо, – пусть они сами судят друг друга, а мы ни в чем не виноваты и не должны страдать от их любви.

Она удивленно вскинула брови. Подобное не приходило ей в голову.

– Может быть и так, но только твой отец живет и здравствует, а моя бедная мать дожидается смерти. Они заплатили за любовь по-разному, не находишь?

Глаза Вени стали колючими. Он не желал говорить о родителях, главными были они, он и Соня.

– Мне искренне жаль твою маму, я не оправдываю своего отца, но это их история, а не наша. И мы ничего не можем изменить. Скажи лучше, что сделать мне? – он сделал ударение на последнее слово. – Что сделать, чтобы между нами все осталось по-прежнему? Может встать на колени? Хочешь?

Соня лишь молча пожала плечами и сделала шаг в сторону, намереваясь продолжить свой путь. И тогда он действительно это сделал, встал на колени. На крыльце кто-то изумленно присвистнул, раздались возгласы и хлопки, а Соня в одну секунду представила, как все это выглядит со стороны.

– Вставай, – зашептала она, наклонившись и схватив Веню за руку, – я говорить пока не могу об этом, но расстаться с тобой меня никто не заставит.

Так, взявшись за руки, они направились за угол школы, где, молча обнявшись, и простояли, пока не услышали звонок, приглашающий на экзамен.

Дома было тихо, печально. Отец старался задерживаться на работе, и Соня была дни и вечера предоставлена самой себе. Она не могла забыть последние слова отца.

– Всем будет лучше, если вы прекратите встречи. Я надеюсь на твое благоразумие. И еще: больше в этом доме фамилия Рубцов не произносится и твой, надеюсь, бывший друг не появляется.

Все было правильно, и она обещала. Однако странно, но именно положение, в котором они оказались, еще больше сблизило их. Теперь все свободное время они проводили в квартире Вени. Экзамены наконец-то закончились, но выпускной вечер прошел без них: настроение не было радостным. Здоровье Тамары Андреевны улучшалось медленно, а отцу было хорошо везде, но только не в опустевшей квартире.

– Соня, – как-то осторожно начал разговор Веня, – надо что-то решать с поступлением. Ты не можешь уехать в Москву и оставить мать, я не могу оставить тебя. Вчера говорил с отцом, и он знает о ситуации, поэтому хочет меня видеть. Надо лететь.

Они лежали на диване, и Соня, свернувшись калачиком, удобно устроилась на его руке.

– Когда? – спросила она и подняла голову.

– Да хоть завтра. Быстрее улечу – быстрее вернусь.

– Мне надо начинать беспокоиться?

– Сонечка... – предостерегающе протянул он.

– Помню, помню, – тихо засмеялась девушка, – ты – главный, ты все решишь.

Действительно, о чем было беспокоиться, если он все равно сделает так, как хочет? Она может иногда думать иначе, если не видит и не слышит его, но если Веня рядом... Он найдет способ заставить ее сделать так, как ему надо, а для этого и на колени грохнуться на глазах у всех – сущий пустяк.

Веня улетел утром следующего дня, а до квартиры отца добрался лишь к вечеру.

– Садись, выпьешь? – спросил отец после того, как они обнялись.

Сын отрицательно покачал головой. Начало ему совершенно не нравилось.

– Я думал, мы поговорим, а ты с бутылкой время проводишь, – сказал он с укоризной.

Отец сел в кресло и устало потер виски руками. Он был печален и хмур.

– Поговорим, конечно. У меня душа плачет. Как узнал, что Тамаре стало хуже, так и пью, – он поднял покрасневшие глаза на Веню, и тот увидел в них такую зеленую тоску, что стало не по себе.

Отец помолчал, потом сжал кулаки и тяжело опустил их на стол.

– Знаешь, как я ее любил? Ночью проснусь и слушаю, как дышит. Однажды она простыла, поднялась температура. Небольшая совсем, но я не мог налить в стакан воды, чтоб ей дать, так руки тряслись от страха. Иногда думал, что будет, если в старости она умрет первой? Казалось, что не пережил бы. И вот после всего живу же, скотина, живу. И баб домой привожу. А она даже фамилии моей слышать не может!

Лицо отца неприятно скривилось, и по щекам потекли слезы. Он вытер их ладонью и потянулся за бутылкой.

– Вернулся б ты в семью, – сочувственно сказал Веня, – что одному маяться?

– Зачем? – усмешка отца была недоброй. – Рассказывать твоей матери, что до смерти буду любить другую женщину? А баб привожу, так это чтоб на луну не завыть. Никто кроме Тамары мне не нужен. Не отпускает она меня, да я и сам, пока жив, держаться буду за нее двумя руками.

Отец налил рюмку и выпил, потом внимательно посмотрел на Веню. Казалось, что он хочет о чем-то спросить, но не решается. Молчание затянулось, но сын терпеливо ждал. Впервые отец разговаривал с ним, как со взрослым, достойным доверия, и юноше это нравилось. Кроме того, хотелось знать больше об отношениях родителя с Тамарой Никицкой и о том, что же случилось с ней на их даче. Мать и бабушка об этом никогда при Вене не говорили, скорее всего, они и сами знали немного. Соня обмолвилась о разговоре со своим отцом, но и она отказалась сообщить хоть какие-то подробности.

Наконец отец решился.

– Ты был у Тамары в доме. Скажи, какая она сейчас?

– Ну, – на минуту задумался Веня, – красивая, очень худая, говорит мало, не улыбается, всегда уставшая. Соня говорит, из дома не может выходить.

Лицо отца стало напряженным и совершенно чужим.

– Когда отморозков убивали, – заговорил он медленно каким-то неживым голосом, – я стоял рядом и смотрел. Думал, сделают это, и мне станет легче, но не стало.

Он опять надолго замолчал, задумчиво крутя в руке рюмку.