Текст книги " НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ."

Автор книги: Людмила Сурская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Не делай больше глупостей. Прошу тебя, детка. Посмотри на мои лапищи и твои розовые маленькие пальчики, которые хочется целовать и лелеять. Я чувствую себя идиотом.

– Понятно, в чём собака зарыта, – заблестели глаза Даши. – С этого и надо было начинать. Если тебя это успокоит, скажу, ты долго сопротивлялся соблазну. Гнал и материл меня.

– Но ведь впустил, – сожалел расстроенный Роман.

– Уговорила, наврала, что вызвал меня по телефону, обещал хорошие деньги, а я из-за них растеряла всех клиентов. Пожалел, в общем-то...

– Кретин, – страдал муж. – Перемежая мучения совести с возможностью поцелуев маленьких ножек жены. Увлёкшись страданиями и заглаживанием вины, не заметил, как подошёл Громов.

Борис Викторович застав зятя не в самом лучшем настроении посмеивался:

– Что зятёк, всё изменой мучаешься? Как вы тут? Дашка, ты только во вкус не войди, глядишь, профессию сменить надумаешь. Сколько он тебе деньжат отвалил?

– М-м-м, – замычал Роман. – Борис Викторович, это не смешно. Я ведь дочь вашу валял, как проститутку, всю ночь. Дайте мне в морду, хоть разочек.

– Надеешься, полегчает? Не надейся. Это моя идея была.

– Что?– опешил Бугор.

– Давай вечерком баньку организуй, я раков принесу, пива попьём, попаримся, грехи смоешь, – веселился Громов. – Дарья, ты ему измену простила или выкупать место на кровати придётся мужику? Дочка, ты хочешь в баню?

– Очень, за тем и приехала. Папка, не мучай его, – пожалев Бугрова, Дашка, пересев к мужу на колени и обняв за поникшую шею, прижалась к измученной груди.

– Дашка, у тебя слишком нежное сердечко, твоя мать за такие дела хорошо растрясла бы меня. Я целый день смеюсь сегодня. Вы повеселили меня ребята. Насчёт баньки не забудь, зятёк. Пойду я, дела жмут. Забыл спросить, – вернулся он, помешав Роману прижать жену поцелуем.

– Что, пап?

– Он тебе заплатил утром?

– Зашибись, – уткнулся в колени головой Бугров.

– Заплатил, – улыбнулась Дашка, показав кулак.

– Ха-ха, – ещё долго смех Громова жёг уши Романа.

Бугров выдержал всё, но улыбка на старом, мудром лице Сан Саныча доконала парня.

– Ты-то чего ухмыляешься? Всем смешно, все в курсе. Тоже, поди, свою лепту внёс во вчерашний цирк,– возмущался он. Вдохнул– выдохнул, вдохнул – выдохнул. Чёрта с два помогло! Не получилось. Легче не стало.

– Мне сегодня, Ромаха, рассказали, как ты опростоволосился. Сочувствую, конечно, за такую измену можно и того, по шеям получить, – хихикал садовник.

– Ну, и что мне делать? – рвал себя Бугор совсем расстроившись. – Не могу, это выше моих сил.– Он схватил её за руку и потащил что-то бормоча на ходу за собой к автомобилю.– Дарья, лезь в машину, съездим в лесок. Не тяни, заинька, не могу.

На шум вылетевшей со двора машины из дома опять выскочила Зинаида: – Саныч, куда этот чудик помчал, Дарья с ним?

– Проветрится, маханул в лесок. Пущай, кипит в нём всё, а так поваляется в травке -отойдёт. Дашутку с собой взял, не волнуйся. К вечеру баньку разгорячим, и всё будет путём.

– Значит, ситуация под контролем!

– Так и есть...

– Правду, говорят, малые дети спать не дают, а с большими, сам не уснёшь. – Вздохнула Зинаида.

– Твоя правда.

В голову лезли всякие тягостные мысли. Бугров стараясь вытрясти их гнал как сумасшедший. Он мчал по знакомой с детства дороге за город, к лесу. Хоженые, перехоженные места мелькали по бокам несущейся на большой скорости машины. Дашутка зажмурила глаза. Говорить ему что-то сейчас бесполезно. Остаётся надеяться только на Богородицу и судьбу. Она ожила, когда скорость упала. Притормозив на лесной дороге, джип выскочил на сказочной красоты полянку.

– Как, принцесса, нравится? – выпрыгнув из машины, он подбежал к жене, помогая ей покинуть машину.– Осторожно, малышок, иди на ручки, – подхватили Дашу сильные руки, кружа и качая.

– Не шали, дай осмотреться, – просила она. – Шикарно. Поставь меня на травку. Хочу походить по зелёному ковру, – засветились тёплым светом лирики её глазёнки. – Выключи музыку, давай лес послушаем. Птичек, кузнечиков, смех листвы. Это так прекрасно!

– Смеха сегодня я уже с лихвой нахлебался, не хватало ещё слушать, как листья надо мной потешаются, – простонал Бугров, отойдя на пару шагов от машины и рухнув в траву.– Как хорошо!

– Дорогой, подожди минутку, я разложу плед, будет удобнее, – метнулась в машину за пледом Даша, но Роман уже спал, подложив руки под голову.

Будить было жаль и она, расстелив плед рядом, удобно устроившись на шерстяном лоскуте, наслаждалась и перешёптыванием леса, и солнышком играющем сейчас с ней в прятки сквозь листву берёз, и близостью любимого. Душа наполнялась музыкой шушукающейся травы, а свадебная невинность белой кашки и звон голубых колокольчиков довели её до умиления. Дотянувшись до ромашки и оторвав капризную головку, воткнула себе в петельку блузки. Лёгкий ветерок принёс запах мёда и земляники. Даша не устояла.

"Надо посмотреть, а вдруг и, правда, земляничка прячется в траве". – Сползя с пледа, двинулась она в поиск. Спелые ягоды давились в пальцах, стекая розовыми ароматными ручейками по ладоням. "Надо прямо на язык: перезрели, – сообразила она. – Как много". Она брела по поляне. Валяющаяся рядом с ягодкой палочка дёрнулась и поползла.

– Ма-ма-а-а-а, – визжала она, прилипнув от страха к месту. Нечего говорить, как она испугалась.

В два прыжка Бугор оказался рядом с дико визжащей женой, прижимающей кулачки с веточками земляники к груди. Покрутив головой и не найдя ничего опасного, он посадил Дашку на локоть, как обычно родители носят маленьких детей.

– Чего орём? Случилось чего? – посмотрел он в её безумные глаза, но враз отнявшийся у неё язык отказывался говорить.– Покажи язык? – приказал он. Сглотнув страх, Дашка заговорила.

– Там, там змея ползёт.

– Всего лишь, а шуму-то шуму, на крокодила, неменьше потянет. Совы с деревьев, точняк, попадали. Где тот гад?

Дарья с готовностью ткнула пальцем.

– Вон туда поползла, за кустик.

– Выходит, загорала хозяйка поляны, а ты кайф ей поломала.

Даша опасливо заозиралась. "Что смешного?" Ей было жутко, а не смешно.

Пройдя с женой по полянке, он, наклонившись, поднял из травы извивающегося ужа.

– А-а-а, – сиганув с его рук, Дашка без оглядки неслась к пледу.

Роман посмеиваясь топал следом.

– Малышка, это же маленький ужик.

– Кинь эту мерзость. Я из-за него землянику потеряла, что для тебя собирала. Ой, не неси его ко мне. Я страшно ненавижу всё, что шевелится. Видишь же, боюсь. Мамочка! – она не понимала что его в том забавляет.

– Дашуня, не дрожи, я отпустил его и нашёл твои ягоды, – шёл он улыбающийся к ней.

– Покажи руки, – помня историю с лягушками, не поверила в его искренность она.

– Обижаешь... Вот, – вытянул вперёд руки и даже покрутил ладонями ухмыляющийся Роман.

Дашин взгляд заметался по поляне.

– Куда он уполз?

– Должно быть к маме, жаловаться на тебя, – зубоскалил он.

Раскрасневшаяся, дико озирающаяся Дашка, выглядела сама аппетитной ягодкой. Пуговицы на блузке расстегнулись от бега, обнажая её вздымающуюся от страха и спешки грудь. Под оголяющим ноги коротким подолом шифоновой юбки хулиганил молодой ветерок, поднимая и трепля его, соблазняя Бугрова на безумства.

– Ты чертовски красива, – подошёл он вплотную к жене, притянув к себе.

Забыв про ужа она зашептала:

– Ромаша, не заводись, дорога рядом.

У Бугрова к проблеме был свой подход. Он тут же заявил:

– Пусть, кто её трогает.

В Даше зашевелила лапками паника.

– Люди могут проходить, – попыталась отойти на безопасное расстояние от мужа она.

– Мы им не мешаем, – горячие губы скользнули за ушко. Рука, нырнув под шифон, прошлась по влажному дрожащему животику, скользнула по голым ногам и оторвала её от пледа, кинув в омут его наглых глаз.

Рассыпанные веточки земляники дурманили головы, маленькие ручки Дашки цеплялись, как за спасательную соломинку, за плед.

Ехавший по дороге на велосипеде в годах мужик, увидев такое бесстыдство, врулил в кусты, свалившись там охал и почёсывался. Резво вскочив, потирая бок и волоча велосипед, бегом не оглядываясь, потрусил в лес, подальше от греха. Но шедшая следом баба мимо такого похабства, молча пройти не могла. Тучная супружница незадачливого мужика, не церемонясь подняла гвалт.

– Совсем молодёжь обнаглела, трахается, где придётся, мужика моего чуть не убили, похабники. – Походу выговаривала она им.

– Чёртова тёща, – оторвался от губ жены Роман. – И ты иди, трахайся, лес большой, места много, ни одна идёшь, с дедом. Бегает он резво для убитого. Иди себе, догоняй. Вот народ... – Забавлялся парень, прикрывая собой жену.

Но бабу так легко из седла оказалось не выбить и она ещё долго рассказывала обитателям леса, призывая небо в свидетели, кто эти валяющиеся в траве двое такие и с чем их следует есть...

Возвращаясь в город, машина медленно ползла по грунтовой колее. Бугров, одной рукой выкручивая руль, другой непременно старался дотронуться до Даши или легонько прижать её к себе. Чувства из него выплёскивались.

– Останови, я перейду на заднее сидение, разобьёмся ведь, – рискнула остановить это безумство она.

– Глупышка, я с десяти лет за рулём. – Потёрся он о её носик.

– Это меня мало успокаивает.

Но Бугров хохотнув по этому поводу перевёл разговор на интересующую его волну.

– Ты вот мне скажи, как в тебе уживаются два совершенно разных человека? Вчера ты лезешь в окно к пьяному, невменяемому дураку, сегодня, боишься безопасного ужа...

– Сравнил, уж страшнее, – насупилась Даша.

– Червяк страшнее? Он же не кусается... Ничего непонятно. Бабу ни под что не подгонишь. Наша баба – это особое божье творение, наказание и награда для мужика. Ответь, мобильный звонок, мамуля?– указал он подбородком на трезвон.

Показав, что муж не ошибся, Даша нажала кнопку.

– Дашенька, где вы?– ворвался голос Зинаиды в салон.

Даша стрельнув в сторону мужа запела:

– Едем домой, чудесно провели время, приеду, расскажу.

– Про ужа не забудь, – подначивая напомнил Роман о неприятном моменте.

– Зачем?– не поняла юмора она.

На таком перепаде жена была для него особенно забавной и он погнал юморить дальше:

– Чтоб порадовались, естественно. После такой роковой встречи со змеем Горынычем не превратится в лягушку – большая удача. – Издевался муж, подтягивая Дарью к себе, пьяня её жаром безумно любящих глаз.

– Бугров, ты говнюк, – надув губки, отвернулась она от Романа поняв, что её опять удалось Бугрову развести.

– Ого-го, Дарьюшка, что за выражение? – изумился тону и словам жены Бугров. -Обиделась? Малышка, я пошутил, вспомнил тебя, аппетитненькую, на поляночке, слюньки закапали. Давай мириться, солнышко, – загнав машину во двор и кинув ключи Сан Санычу, подхватив жену на руки, полетел в дом.

– Мам, мы сейчас придём, приготовь нам поесть, ужасно голодные.

– Хоть бы раз сказал, что-то другое. Надя, перекрой ему путь, а то слиняет только его и видели, из берлоги его не так просто выманить,– прокричала она появившейся на веранде Громовой.

Та тут же приняла такой крик души к действию.

– Пропавшие козлятушки, – обрадовалась приходу детей Громова. Ломая безжалостно планы бежавшего во всю прыть с желанной ношей на руках Бугрова.– Как погуляли?

– По-пионерски, круто вы меня повязали, – скривился недовольный Роман, опуская жену на веранду.– Взяли в осаду по всем правилам военного искусства.

Даша переводя разговор от Романа в иную плоскость, ляпнула:

– Я ужа видела.

– Бедный ужик, – жалостливо вздохнула Надежда Фёдоровна.

– Почему, – не поняла Даша.

– Должно быть, умер, разрыв сердца, от твоего верещания.

Ромка только крякнул в кулак: – Что-то около того.

– Папуля, они меня обижают, – кинулась она к отцу.

– Мы потешаемся, – защищалась Громова.

– По какому поводу злословим? – включился в игру, всё поняв, Борис Викторович.

– Она увидела в лесу нечто ужасное, – закатила глаза Надежда Фёдоровна.

– У нас крокодилы завелись? – подмигнул Роману он.

– Хватит вам, там был уж. – Взмолилась Дашка.

– Я не понял, мы идём париться или нет? – прекратил мучения снохи появившийся из сауны Фёдор Егорович. Всё готово. Раки покраснели, веники запарились, пиво на льду доходит.

– Заберите ещё вот это, – сунула мать поднос с фруктами Роману.

Пропустив всех вперёд, Роман тормознул отца. – Пап, на пять слов.– Отойдя от семьи спросил в упор:– Как там у соседей?

Фёдор опустил тяжёлую руку на плечо сына и сказал стараясь ровно:

– По-людски похороним, Ромаха, не переживай. Гроб я уже отвёз в морг, услуги оплатил. Завтра все следственные дела окончат, заберём Кольку и похороним. С могилкой, поминками договорился, памятник купил. Матери хуже всего его сейчас, "скорая" постоянно дежурит, дочь сиднем около неё сидит. Завтра перед похоронами зайдём, без этого нельзя. Идём сынок, жизнь, она любит вперёд катиться. Нельзя тормозить и оглядываться назад, тогда крышка, остановка на долгие годы.

В сауне шли дебаты, бурно решали, кому идти париться первыми. Уступили женщинам, себе оставив накрытый по всем правилам стол у бассейна. По сути-то спорила женская сторона, а мужская в лице Громова только оборонялась. Боясь прибывшей поддержки в лице сына и мужа Зинаида скомандовала:

– Пока мужики не передумали, пошли девчонки.

Но Фёдор с Романом и не собирались перечить. Мужской люд, прогибаясь и уступая, знал, что долго женщины в пару не продержатся, всё пройдёт быстро и безболезненно. Так оно и произошло. Пахнущие мятой, берёзовым веником, парком, замотанные экзотически простынями они напоминали греческих богинь.

– Лентяи, – сходу напала на мужчин Зинаида, – хоть бы поплавали, размялись. – Нет, сидят себе пивко потягивают и рыбкой хрустят.

– Больно надо, когда есть стол, – съязвила в тон свахи и Надежда Фёдоровна.– Такая уж мужская натура.

– Как банька, с лёгким парком вас, девочки, – подскочил на месте Фёдор Егорович, торопясь пододвинуть стул жене.

– Меняемся. Вы отдыхайте, а мы пойдём, жирок потопим, – поманил Громов мужиков.

Уходя, Роман умудрился пошептаться с Дашкиным ушком, от чего побурели её щёки и опустились в стол глаза.

– Даш, неугомонный в баню приглашал?

– Почему вы так решили, Зинаида Валентиновна? – совсем смутилась такой прозорливости Даша.

– По твоим пунцовым щекам. Где-то он должен наверстать упущенное?

– Если она не придет, что он предпримет, а, Зиночка?

– Придёт, перекинет, через плечо и унесёт.

– Голый, что ли?

– Необязательно, но с него станется. За ним не заржавеет. Даш, а ты чего молчишь, сладко с ним мыться? А помнишь, что я тебе говорила. Съешь дыньку, вкусно.

– Пивка с рыбкой попробуй, – пододвинула мать.

– Рыбка во рту тает, пивко светлое, хоть глоточек, – угощала и свекровь.

– Я не люблю, спасибо. Ромаше оставлю, он от всего этого балдеет.

– Хватит ему, Фёдор накупил столько, что упиться можно, вон ящики стоят. Даш, ты погоди не ходи, посмотрим, что мой бугай делать будет, интересно же нам с Надей понаблюдать. – Уговаривала Зинаида невестку, хотя если догадается, что это мы научили, покидает в бассейн.

– Как покидает, кого? – обмерла Надежда Фёдоровна.

– Нас с тобой Наденька.

– Зина, ты пошутила?

– Какие могут быть шутки, будем нырять.

Не дав им обсудить дальнейшее плавание, из бани выкатились, охая, пыхтя и отдуваясь, Громов с Фёдором Егоровичем. Романа с ними не было.

– Хорошо, – крякали мужики, запивая парок пивком.

– Даш, там Ромка ждёт, – поторопил дочь Борис Викторович.

– Сиди, – пригвоздила вскочившую сноху к месту Зинаида.

– Чего ты, Зин, там Ромаха просил, спинку потереть ему надо, – вступился за сына Бугров.

– Сиди, я сказала, – не уступала свекровь, прицыкнув на вскочившую со стула Дашутку.

– Чего-то бабы задумали, прибамбас какой-то для Ромахи сочинили. – Поняли мужики.– Смотрите сами, мы передали, а вы как хотите, потом выкручивайтесь. От вас сейчас лучше подальше отойти, чтоб под его горячую руку не попасть. Издалека, оно спокойнее наблюдать.

Не дождавшись жены, наспех замотавшись полотенцем, Роман выскочил к бассейну. Отец, перехватив его блуждающий взгляд, явно о чём-то сигнализировал. Помозговав, можно было принять за совет, купануть маменьку и тёщу, именно они не пускали Дарьюшку. Маменьку понятно, но тёщу, это уже чересчур, что на такое предложение Громов скажет. Тот, поняв сомнение зятя, бодро махнул, сдав неломаясь жену. "Купать, да запросто, хлебайте потом", – решился потешить мужиков Роман. Показав отцу, мол, понял, сейчас устрою, он легко подняв мать на руки, нежненько, без всплесков, опустил в воду. "Плыви".

– Медведь, пусти, что ты ненормальный делаешь. Надя, беги. Роман в один прыжок настиг мечущуюся тёщу, покачав, отправил, на радость Громову вслед за маменькой. Перекинув через плечо жену, с чувством бойца вернувшегося с задания, растаял в парах закрываемой двери.

– До чего сам не додумался, папеньки обделать помогли. Не крутись, Фёдор, я твои знаки сразу приметила, – плыла к лесенке Зинаида. – Ничего, Надя, сейчас они у нас тоже поплавают.

– Мы сами ныряем, – вопили мужики, добровольно плюхаясь в бассейн.– Уже купаемся.

– Простыни намочили, – выжимая концы, вздыхала Надежда Фёдоровна. – Силён, чертяка. Гурьбой покупал.

– Паровоз. Фёдор силушку имеет, а этот – сама видела, мои килограммы, как пушинку, качнул. Простыней у нас сухих много. Мы в душ, мальчики, переодеться в сухое. Вы как?

– Ребят дождёмся и ещё заход сделаем, парком полечимся.

– В мокром не сидите. Их быстро не выкуришь оттуда.

– Пока вас нет, отожмёмся. Давайте быстрее, без вас скучно, барышни.

Дарья в бане, перекочевав с плеча мужа на дубовый диванчик, погрозила ухмыляющемуся Бугрову пальчиком. – Ты зачем их утопил?

– Это наши отцы поприкалываться решили, но силёнок не хватало на это, мной воспользовались. Тебя, моя радость, не пускали ко мне и, скорее всего, моя мамочка, да? Ба, краснеешь, врать ты пока не научилась, значит, я батю с тестем правильно понял.

– Ромаша, боюсь, за купание тебе достанется на орехи.

– Ничего, они сейчас все вместе поплавают и о нас забудут. – Заторопился он с женой на руках в парную.

– Дорогой, я не могу долго сидеть в парной.

– Мы немножко позабавимся, тебе же хотелось. Ложись, вот так, птенчик. Я тебя веничком пошлёпаю. Облизав её розовую от жары попу, проворковал. – Теперь, золотко, переворачиваемся, – замкнул он её тяжело дышащий рот поцелуем. – Ещё минутка терпения, ласковая моя, и бегом в душ. Нет, подожди, – ловил он её губы, – оболью мятой. Ну, как, хорошо? Давай разотру твою шёлковую кожу. Массирующие движения его сильных рук вызвали сладкое томление внизу живота.

Опять капли бежали по его груди, обгоняя друг друга, мощные мускулы перекатывали алмазные капли по бронзовому телу. Огонь, поднимающийся из глубины, рвёт грудь, жжет голову и заволакивает туманом глаза. Если б сразу не смотреть на него, может, и обошлось бы всё, но момент упущен, поборовшись с собой без особого успеха, Дашкины руки птицей взметнулись на его шею.

– Детка, что тебя опять так завело с полуоборота. – Насторожился Бугров. – Я торчу с тебя, нет, так распыляет, скажи, малышка?

– Тебе кажется...

– Не финти, малыш, – загорелся Бугров. – Ты не только плавишься рядом, а рвёшь меня.

– Пусть это будет моей маленькой тайной, – стонала она, – чтоб ты не использовал ЭТО каждый день.

Роман медлил, и у неё всё дрожало от нетерпения, губы сушил огонь. Облегчение и влагу мог принести только он. Поцелуи, что она с него срывала, долгие и страстные, сладки, но ими не напьёшься, жажды не утолишь, а уж огонь точно не потушишь. Металась Дашка в таком угаре, слизывая капли с его плеч, груди, живота. О, в пупке целый колодец. Бугров с любопытством наблюдал за женой, загораясь, как лучина. Огонь хозяйничал по Дашке, моля о помощи и покое. Жажда стала невыносимой, когда его губы коснулись её груди. Легкие прикосновения кончика языка к соскам, вызывали блаженство и не произвольный стон, наслаждения слетел с Дашкиных измученных жаждой губ.

– Ромаша, я сгорю..., – шептали сухие губы ягодки.

Бугров начинал неровно дышать, теряя голову от неё такой, с радостью влезая в хомут и становясь рабом своей хозяйки. Через безумный час любви, как сытая кошечка, утомлённая Дашка сонно потягивалась на широкой лавке, принимая умиротворённые ласки мужа, мурлыча себе под нос:

– Котик, я спать хочу. Отнеси меня баиньки в нашу спаленку.

Роман пронёсся мимо удивлённых родителей с дремлющей на плече женой, закутанной в простыню.

– Ром, а раки, – кричал вдогонку отец.

– С Дашей всё нормально, шалопут? – достала его спину и Зинаида.

– Шампанского принесите холодного в спальню

– А ты раки, Фёдор. Неси, помоги мужику, бежит, аж язык на плече треплется, похоже парок совсем головку затуманил.

– А чего я, пусть Степанида?

– Своими глазами оцени обстановку. Помощь не нужна там?

Через десять минут вернувшийся Фёдор Егорович недовольно ворчал на жену.

– Это мне помощь нужна, сгонял туда сюда. Им от секса плохо не бывает, чем больше, тем лучше. Пей мать пиво и не морочь голову.

– Отнёс, что сынуля просил?

– Под дверью оставил, постучал ему, догадается. Пусть отрываются, завтра чёрный изматывающий день – похороны.

Хоронить действительно тяжёлое зрелище, но дело соседское, надо пройти и через это. Дашу брать не планировалось, но она, вцепившись в руку мужа, увязалась со всеми.

– Ох, Зиночка, соседушка, – упала Бугровой на грудь мать Кольки. – Вместе они росли с Ромочкой, вместе учились и баловали. Уж и не ведаю какими молитвами ты Богу молилась. Может, я таких и не знаю, только сейчас твой сыночек стоит рядом с тобой. Благополучный, женатый, а у нас горе такое.

У Даши побелели пальчики, как Роман сжал её ладонь.

– Детка, если б не ты тогда на дороге, возможно, и моя судьба брела сейчас рядом с Колькиной.

– Пол-улицы шалобродничают твоих дружков, – вытерла слёзы мать. – Кто сидит, кто спился. Время неспокойное, мутное, люди разгубились, в особенности, молодёжь.

– Девочку берегите, хорошая у вас девочка, – погладила руку Даши несчастная женщина.

– Стараемся. Права ты, соседушка. Не чаяли такому счастью. А Коленька? Судьба видно такая.

– Спасибо за помощь, Фёдор. – Склонил голову сосед.

– Пустяки, по-соседски. Ребята опять же дружили.

Пройдя не только похороны, но и поминки, Ромка с вечера завалился в постель. Даша без возражений прикорнула рядом. Их никто не беспокоил. Всё когда-нибудь кончается. Кончится и эта ночь.

Шаловливое утреннее солнышко нежило переплетённые руками и ногами утомлённые ночными ласками тела щекотало щёки и целовало губы. Но его старания не принесли успеха. От его вмешательства ребята ещё крепче прижимались, друг к другу, не желая просыпаться.

– Степанида, что там с молодёжью делается?

– Спят голубки, нагишом, не растащишь.

– Заглядывала?

– Стучала, не отвечали. Сунуть нос пришлось. Пусть спят, раз им так хорошо.

Его тёплое дыхание касалось её щеки, коснись она его губ, и розовый туман одурманит голову, наполнит желанием тело. Горячая нога его, вот она под рукой. Проведи пальчиком по ней вверх, и сладкий сон ночи повториться. Воспоминания были такими реальными, что из груди её вырвался стон.

– Я сделал тебе больно? – поднялся на локтях Ромка.

– Ты дразнишь меня.

Даша потёрлась щекой о его подбородок, как котёнок, который хочет, чтобы его приласкали. Поколебавшись и вдруг решившись, обвила руками его шею, скользнув губами по горлу.

– Жёнушка, ты сводишь меня с ума. – Его губы жадно и страстно прикасались к её шаловливо почмокивающим губам, не терпеливые руки заскользили по извивающейся спине. Притянув Дашку к себе и проводя медленно рукой по её бедру вверх к соблазнительному изгибу, затем в бок к полной округлости груди. – Какая же сладкая, жёнушка маленькая моя, – шептал Роман, поглаживая дрожащий животик, заводя и порождая пламя внутри её, чтоб потом тушить. А подкупленное его ласками тело с готовностью отдавало себя в его властные руки. – Даша, Дашенька, шептали его губы, не в силах остановить её трепещущиеся руки, мечущиеся по его спине и плечам, скользящие по ногам к заветному месту. Страсть плутала и властвовала, волны желания захлёстывали тонущие в пьяном тумане тела. И вновь розовые соски набухали под его пальцами, сладко ломила грудь.

– Не мучай меня, – умоляла разгорячённая Даша.

– Потерпи ещё чуть-чуть, милая. Его руки безжалостно скользнули к пояснице, они искали и находили самые сокровенные и чувственные места. Возбуждение достигло высшей точки, когда он стал ласкать низ живота и ноющее от жажды лоно. Безумие плавило их, как огонь свечи.

– Ромаша.

– Всё, моя девочка, всё, я иду...

Измученная разогреваниями и бестолковыми приготовлениями игнорируемые ребятами завтрака и обеда, Зинаида взбунтовалась.

– Степанида, иди, буди. Ничего слышать не хочу. Сколько можно валяться.

Но идти никому никуда не пришлось, в проёме появились Роман с Дашей.

– Мамуля, не шуми, мы идём. Давай, корми, коль кормить собралась, – поцеловал мать заявившийся Роман. – Съем всё.

– Оно и понятно.

– Какая ты понятливая, жуть. Мам, мы завтра уедем.

– Куда тебя несёт, до конца отпуска ещё далеко.

– Не могу. Лизавете со дня на день рожать. Миша просил подстраховать.

– Дашу оставь.

– Это ещё зачем?

– Отдохнёт, понежится.

По тому, каким непониманием сверкнули его глаза, Зинаида поняла, что совершенно зря затеяла этот разговор и совершенно не стоило сейчас об этом с ним говорить.

– Знаешь, давай мать, без глупостей. Даша едет со мной. Вот интриганы. Я вас люблю, старушка, но там тоже моя жизнь. Не дави на меня, очень тебя прошу.

День проскакал на скакалочке. Зинаида разгоняла по уголкам глаз слёзы, но крепилась. Мало побыли совсем: не успела насладиться радостью приезда детей домой, как надо отправлять назад. Муж выразительно взглянул на часы, она заволновалась:

– Федя что, уже пора?

– Машина у порога. Грузитесь. А где Дарья?

– Собак облизывает, ворюг. Опять у неё чего-то на память спёрли. Щенка ей, что ли подарить? – ворчал Роман.

– Олух царя небесного, ребёнка ей подари, а-то придумал он, щенка. – Замахала руками от возмущения Зинаида.

– Так, всё! Давайте прощаться, вон мать на фантастику потянуло.

– Примерно я так и думала, ничего умного от тебя не дождёшься. Фёдор, а Громовы куда подевались?

– На вокзал подскочат. Пора. Дарья хватит прощаться с животинами. Они сторожить должны, а не морды под ласки подставлять. Испортишь собак. Садись в машину. Едем.– Воспитывал Бугор всех кто под руку подвернулся.

Ночной звонок, как правило, не предвещая ничего хорошего, тревогой раскалывает сонную тишину. Все знают о последующих после такого звонка трудностях, но всё равно, не видя на ощупь, хватают дребезжащую трубку. Так уж мы устроены.

– Алло, я слушаю, – зевнул Роман, посмотрев на часы. Два ночи. – Миша, не части, сейчас проснусь. Понял, понял, уже лечу. Дашуня спит, будить не буду, пусть сон досмотрит. Справимся сами. Ложи трубку, одна нога тут, другая там, уже собираюсь и еду. Всё, всё успею.

Доехал быстро, почти летел. Естественно, боялся опоздать. Спортивная машина по ночным улицам шла на хорошей скорости. Его уже ждал взволнованный папашка у открытой двери.

– Как вы тут, Лизавета держится?

– Бабье дело такое, ты уж постарайся Роман, доставь дочку, – крутился под ногами родитель.

– Привет, красавчик, я готова. Умру, ребёнка не бросайте, умоляю, – стонала Лиза.

Бугров волновался, но вида не показывал. Держался молодцом.

– Как у вас тут всё запущено. Давай я тебя понесу.

Лиза отговорилась.

– Дойду я. Отец, не мельтеши под ногами, Роман всё сделает сам, а ты дома жди.

– Зря отказалась от рук, но хозяину воля. Двинули помаленьку. Миша, может, ты папеньке компанию составишь?

Какое там, Михаил вскипел:

– Не проси, я с женой. Николай Потапович один похозяйничает.

Бугрову ничего не оставалось, как поторопить:

– Тогда не тяни, машина внизу, спускайся потихоньку, вещи я заберу.

Мишу Бугров посадил на переднее сидение, чтоб Лизе было попросторнее устроиться сзади одной. Лизавета старалась крепиться, но боль вырывалась наружу. Стоны участились, Бугров добавил скорость. – Больно, держись, девочка, скоро домчу, – уговаривал он её. – Ночь, дорога свободна. Потерпи, рыбонька.

– Спасибо, красавчик. Надеюсь, воды не отойдут в твоём автомобиле. Испорчу салон твоей спортивной, навороченной конфетки.

– Гори он огнём, думай о себе и ребёнке.

Ночная улица была почти пуста, и Роман выжимал из мотора все заложенные в него конструктором силы, на поворотах визжали покрышки. Бугров любил ночную дорогу, любил за то, что ночью отдыхала её проезжая часть. Домчались быстро.

– Боже! Боже! Я б с ума один сошёл... Уже почти приехали, Лизонька. Дыши глубже, как доктор на занятиях показывал, – просил жену Миша, всматриваясь в ночной город.

– Действительно, приехали, – перевёл дух Роман, подруливая к больничному крыльцу. – Миша поднимайся в приёмный покой, я с ней разберусь. Лизавета, хвост пистолетом, мы идём.

– Жива пока, мутить начинает, ох, как больно. И как это десятками рожают. Одного и больше ни за что.

Осторожно поднимались по лестнице. Долго звонили, пока открыли. Добравшийся первым до приёмного покоя Миша, шумел там, гоняя персонал, правда, без особого успеха. – Мы роженицу привезли, а все спят, канальи. Давайте доктора быстрее.

Кое-как нашли доктора. Появившийся усталый парень, спокойный и невозмутимый, лет под тридцать, вопросительно уставился на Мишу. – Кому доктор нужен, тебе? Чего орёшь, родов у тебя не предвидится.

– Жена рожает. Не очень-то ты похож на доктора.

– Другие утверждали, что вылитый, – съязвил док.

– Женщину или кого постарше..., – сомневался в профессиональной пригодности не понравившегося ему врача парень.

– Где роженица, философ? Что вы все ночью рожаете и непременно в мою смену.

– Ночью дороги быстрые, легче ехать, – встал Бугров, собираясь разобраться с наглецом. Лиза, вымученная схватками, полулежала в кресле за дверью. Роман, сидевший перед ней на корточках, пытаясь помочь, облегчить страдания, жалея, гладил её растрёпанную голову и вздрагивающие плечи, целуя вспотевшие от нестерпимой боли руки. – Терпи, девочка, ещё немного осталось. Я его сейчас убью, рванулся он к болтающему врачу.

– Помоги ей, хватит трепаться.

– Бугор, его не колышет мучение женщины. Давай, блин, дадим ему для ума в лоб.– Пылил и Миша.

– Лиза, ты? – узнал роженицу доктор. – Кто из этих ненормальных твой муж?

– А тебе какая разница, делай что-нибудь, – озлился Роман.

– Красавчик, притормози. Тимофей, Миша – муж.

– Откуда ты этого проходимца знаешь? – насторожился Миша.

– Мы учились вместе. Правда он на немного раньше нас закончил, – простонала Лиза.

Полученная информация озадачила ребят.

– Давайте другого доктора, студент нам не нужен, – заартачился Миша.

– Не психуй, – осадил его Тимофей. – Всё будет по науке. Хочешь посмотреть, как родится твой малыш, пошли. Я мирный парень. Это вас военных в любых одеждах можно узнать. Бегом в атаку сходу рвётесь.