Текст книги "Сергей Фудель"
Автор книги: Людмила Сараскина
Соавторы: Николай Балашов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Угроза захвата всех остававшихся церквей «обновленцами – живоцерковниками», за борьбу с которой Фудель получил свой первый срок, в основном отошла в прошлое. Однако семена приспособленчества и компромисса как будто все больше прорастали и в Патриаршей Церкви. Теперь казалось счастливым то время, когда так четко и ясно виделась грань между Церковью и теми, кто к ней не принадлежит или изменил ей.
«Весь ужас нашего положения состоит в том, что даже в Церкви (разумею, конечно, видимое общество людей и внешнюю ее сторону) оскудели и иссякают сейчас любовь и чувства братства и единения. Но как радостно бывает сейчас собраться вместе людям, могущим с чистой совестью облобызать друг друга и сказать: “Христос посреди нас”», – писал к духовной дочери близкий С. И. Фуделю пастырь [180]180
1.2 Письмо о. П. Шипкова В. Я. Василевской, 1942 г. // Василевская В. Я. Катакомбы XX века. М., 2001. С. 193.
[Закрыть].
Дышать воздухом тайной свободыбыло возможно теперь лишь в узком кругу родных по духу людей. Но таких очагов света и тепла становилось все меньше, даже в огромной Москве. В стране продолжалось погружение во тьму .Друзья юности и совсем «свои», казалось, люди нежданно оказывались тайными осведомителями. А технология «шитья» групповых дел была теперь освоена специалистами Лубянки в совершенстве; разоблачение «антисоветских организаций» стало рутинным занятием, не требовавшим каждый раз особенной изобретательности.
В этих условиях новый арест С. И. Фуделя становился неизбежным. Это случилось 1 января 1933 года [181]181
1.3 Уголовное дело по обвинению Волковой С. В. и др. (всего 10 чел.). ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 47–51а.
[Закрыть]. Обстоятельства долгого ночного обыска в квартире на Гагаринском переулке запомнились восьмилетнему Николаю Фуделю. «Я помню сквозь смутный полусон каких‑то чужих дядек, шастающих ночью по комнате, и свою бабушку – Зинаиду Александровну Сытину (Свербееву), всегда невозмутимо спокойную, сидящую как бы в тихой кольчуге своих седин и серебряных очков в изголовье детской кроватки: моей и двухлетней сестренки Маши. Шел обыск, а она усыпляла нас, заслоняла, успокаивала так непрерывно и несокрушимо, что я и в самом деле заснул и ничего не видел. На другой день мама, посадив меня на каретный сундук XIX века – горбатый и твердый, – приблизила ко мне свое застывшее лицо и, углубляясь сухими глазами в мои глаза, сказала, что папа надолго уехал и я никому не должен об этом говорить. Тогда впервые я понял одно: папа не такой, как все, папа – в опасности» [182]182
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце //Новая Европа. 1993. № 2. С. 41.
[Закрыть]. Отец появлялся в жизни сына всегда неожиданно, как бы из морозной мглы этапов и ссылок, и опять исчезал надолго – промежутки между ссылками были кратки.
Второй арест и вторая ссылка отмерили следующее десятилетие и новое лицо России. В 1933 году повторились и Бутырская камера, и этап, и новая ссылка. Сидение 1933 года в Бутырках – это испытание тюремной камерой, рассчитанной на 30 человек, но заполненной двумястами буйных уголовников. Темная толпа, запертая в клетку, куда без особой нужды не входили надзиратели. Все держались особняком – кроме тех случаев, когда избивали вора, укравшего хлебную пайку; и тогда вспыхивало общее чувство – объединявшая всех «черная соборность»: камера гудела, орала, визжала. Но и в «тихое» время камера бурлила, томилась, не находила себе места. Скрыться можно было разве только под нарами. Эту камеру С. И. Фудель назовет безотрадной: священников в ней уже не было, молиться сообща, церковно, здесь было невозможно. По вечерам, после поверки, проходили камерные собрания – рассказывание похабных анекдотов и даже антирелигиозные лекции, которым ни у кого не было сил противиться. Фудель молился тайком, шепотом или про себя, и вспоминал слова, когда‑то и от кого‑то услышанные: будет время, когда людям не останется ничего, кроме имени Божия. Месяцы этих мрачных испытаний давались, считал Фудель, для того, чтобы оценить свет Церкви, чтобы из глубины соборности черной затосковать о соборности церковной – «в которой, собственно, тоже толпа людей, но людей, стоящих перед Богом с горящими свечами в руках» [183]183
фудель С. И. Воспоминания // СС.I, 105.
[Закрыть].
На первом и, судя по материалам дела, последнем допросе арестованный старший научный сотрудник Института плодоовощной промышленности, успевший за 1932 год выпустить в печать научные труды о пользе дикорастущих ягод, о борьбе с потерями плодоовощей и о их стандартизации, состоявший членом месткома и Всесоюзного штаба по борьбе с потерями, узнал, что обвиняется в преступной антисоветской связи с троюродной сестрой его жены Софьей Всеволодовной Волковой [184]184
Протокол допроса С. И. Фуделя от 3 января 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 87–88.
[Закрыть]. Внучка Саввы Мамонтова была женою известного впоследствии писателя Олега Волкова [185]185
Олег Васильевич Волков (1900–1996) впервые арестован в феврале 1928 г., приговорен к 3 годам ИТЛ; в 1929 г. Соловки заменили высылкой в Тульскую область. Вторично арестован в марте 1931 г., приговор: 5 лет ИТЛ, вновь Соловки, затем ссылка в Архангельск. В период пребывания на Соловках общался с видными иерархами Церкви. Третий арест в июне 1936 г., 5 лет ИТЛ (Ухтинские лагеря, Княжпогост, где заканчивал первую ссылку С. И. Фудель). Четвертый арест весной 1942 г. в Усть – Куломе, приговор: 4 года ИТЛ. Вновь Ухтинские лагеря, освобождение по болезни в апреле 1944 г. Жил в Кировобаде, затем вернулся к семье в Малоярославец, работал переводчиком в московских издательствах. Пятый арест весной 1950 г., приговор: 10 лет ссылки (Красноярский край). Вернулся в Москву в 1955 г., был принят в Союз писателей СССР (1957). Автор мемуаров «Погружение во тьму», в которых, в частности, описана история его брака с С. В. Волковой. Письма к жене 1920–1960–х годов опубликованы посмертно (Волков О. В. Городу и миру. М., 2001). Лауреат Государственной премии РФ (1992).
[Закрыть], в 1924–1928 годах служившего переводчиком в греческом посольстве и арестованного за отказ от осведомительской работы на органы ГПУ. Ко времени ареста Софьи Всеволодовны он успел отбыть уже два срока на Соловках и находился в ссылке в Архангельске. Жена его, под давлением показаний доносчиков и натиска следователя вынужденная подписаться под словами, что является «сторонницей либерально – буржуазного строя», воспитанной в имении дворян Свербеевых «в религиозно – монархическом духе» [186]186
Протокол допроса С. В. Волковой от 24 декабря 1932 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 20 об.
[Закрыть], обвинялась в том, что после ареста мужа продолжала поддерживать связь – конечно, контрреволюционную – с дипломатами посольства Греции, где тот работал, переправляла письма брату, находившемуся в эмиграции в Югославии, получала от греков деньги и продукты, а при этом «давала информацию о положении русской интеллигенции, о положении церквей при советской власти, о гонениях на Церковь», причем «преподносила все это в антисоветском разрезе» [187]187
Протокол допроса С. В. Волковой от 28 декабря 1932 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 29.
[Закрыть]. Мало того, считала, что «обновленческая церковь преступила церковные догматы, и больше прав имеет сергиевская Церковь», и даже взялась составить некий конспект «о положении церквей», в котором были бы приведены «факты, что “красные” церкви поедают сергиевские, а только последние закрываются и сносятся в большом количестве» [188]188
Протокол допроса С. В. Волковой от 24 декабря 1932 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 21 об.
[Закрыть]. Конспект, правда, так и не был передан консулу и дальше в деле не упоминался, но и всего остального вполне хватило на пять лет исправительно – трудовых лагерей [189].189
С.В. Волкова (1904–1991) отбывала срок в Минусинском ИТЛ; весной 1934 г. лагерь был заменен ссылкой в Архангельск, где она некоторое время проживала с мужем перед его третьим арестом; по окончании ссылки поселилась в Малоярославце; вновь арестована в марте 1949 г., осуждена на 6 лет ИТЛ, отбывала срок в Калуге, затем в Архангельской области (до 1954 г.)
[Закрыть]
Хотя С. И. Фудель признался лишь в «обывательских пересудах вопросов текущего порядка» [190]190
Протокол допроса С. И. Фуделя от 3 января 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 88 об.
[Закрыть]и больше ничем не помог следствию, оперуполномоченному ОГПУ И. И. Илюшенко этого было довольно, чтобы признать: арестованный «достаточно изобличается в том, что, зная о связи Волковой С. В. с сотрудниками греческой миссии и о получении ею материального пособия, не только не сообщил об этом органам ОГПУ, но и вел с нею разговоры на антисоветские темы, давая Волковой материал для информации посольству» [191]191
Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения. 9 января 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 96.
[Закрыть]. Вскоре «сына попа», ранее уже ссылавшегося «за активную борьбу против соввласти» [192]192
Обвинительное заключение от 19 января 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 117.
[Закрыть], приговорили с еще семью однодельцами «выслать через ППОГПУ в Севкрай, сроком на три года» [193]193
1,5 Выписка из протокола заседания коллегии ОГПУ (судебного) от 1 февраля 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 121. Такой же приговор получили Николай Дмитриевич и Юрий Дмитриевич Кучины, Игорь Валерьянович Кречетов, Александр Павлович и Наталья Дмитриевна Арсеньевы, Вера Ивановна и Владимир Иванович Долинины – Иванские. Отца главной обвиняемой B. C. Мамонтова выслали из Москвы, лишив права проживания в Московской, Ленинградской и Харьковской областях.
[Закрыть].
Февральской ночью его вызвали с вещами на этап до Вологды. Однако в городе Фуделя не оставили, а перебросили сначала в Вожегу, затем на станцию Явенга Северной железной дороги, между Вологдой и Архангельском. Только успел ссыльный немного освоиться на новом месте, как 30 мая его под конвоем направили в далекий от населенных мест барачный лагерь на Вельской ветке, на лесозаготовки, с невыполнимой нормой выработки, от которой зависел хлебный паек, а значит, и жизнь. Фудель попробовал было работать, но до нормы не дотянул и половины [194]194
19<’ Из заявления С. И. Фуделя помощнику прокурора РСФСР по надзору за органами ОГПУ Р. П. Катаняну от 4 июня 1933 г.: «Я должен работать 12 часов в день в болоте на той работе, которая мне совершенно не под силу. Я больной и истощенный человек. Я при всех моих стараниях не могу заработать более 100 грамм в день и больше ничего. Почтовой связи нет, посылки доходят плохо. Я чувствую, что уже в ближайшие дни я смогу только лежать и ждать смерти.<…>Приговор по моему делу<…>не определял мне медленного умирания. Если же определял, то прошу изменить его и приговорить к немедленному истреблению. Это легче» (ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 176).
[Закрыть]. Тогда он решил, что лучше сохранять силы и лежать на нарах в ожидании чуда. Всех, кто отказался работать, перевели в смертный барак, именно так откровенно он здесь и назывался. От голодной смерти С. И. Фуделя спасла жена, приехавшая туда к нему вместе с няней детей инокиней Матроной (Матреной Петровной Лучкиной). Но больше месяца он оставался в смертном бараке – видел, как голод отнимает у несчастных разум, был «наблюдателем смерти» и рыл ямы в сосновом лесу для усопших, «не дождавшихся хлеба». И чудо все же свершилось – Фуделя и двух его товарищей по ссылке благодаря хлопотам Анны Ильиничны и Софьи Андреевны Толстых, внучек Льва Николаевича, вызвали по телеграфу в ссылку в Вологду, то есть вырвали из смерти [195]195
Осужденный по одному делу с Фуделем В. И. Долинин – Иванский, также оказавшийся вместе с женой на лесоразработках, был внучатым племянником Л. Н. Толстого. 11 июня 1933 г. Анна Ильинична и Софья Андреевна Толстые направили прокурору РСФСР А. Я. Вышинскому заявление, в котором протестовали против незаконного перевода административно высланных в «условия более тяжкие, нежели содержание в концлагере» (ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 175). В связи с этим Вышинский в отношении к Р. П. Катаняну от 13 июня 1933 г. распорядился проверить дело Долининых – Иванских и Фуделя и «поставить вопрос о целесообразности, по их состоянию здоровья, использования их на лесоразработках» (Там же. Л. 173).
[Закрыть].
Заявление С. И. Фуделя помощнику прокурора РСФСР по надзору за органами ОГПУ Р. П. Катаняну. 4 июня 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 176
Заявление А. И. и С. А. Толстых прокурору РСФСР А. Я. Вышинскому. 11 июня 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 175
В Вологде С. И. Фудель снимал маленькую холодную комнатку, где зимой в углу всегда намерзал снег. Здесь были им написаны строки стихотворного послания С. Н. Дурылину:
Зимой 1936 года с ним жил сын Коля, учился в четвертом классе, и школьные учителя очень скоро объяснили ему, что он совсем не такой как все, а «вражина», сын «врага народа». «Может, и папу я начал по – особому любить именно с этой вологодской бесконечной зимы» [197]197
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце. С. 50.
[Закрыть]. В Вологде С. И. Фудель сблизился и подружился – на всю жизнь – со ссыльной семьей старого нотариуса, выпускника императорского Училища правоведения Евгения Григорьевича Полуэктова (в 1937 году его арестовали в седьмой раз, и он окончательно исчез в пустынях лагерного архипелага). «К ним папа ходил в гости и брал меня с собой» [198]198
Там же. С. 49.
[Закрыть]. Здесь же, в Вологде, Сергей Иосифович общался с замечательным московским священником Сергием Успенским из расположенного неподалеку от Арбата храма Спаса на Песках. Это был подвижник, оказывавший большую помощь репрессированным собратьям и их семьям. По возвращении из вологодской ссылки в Москву он был вновь арестован и в 1937 году расстрелян.
В 1936 году, когда окончилась вторая ссылка [199]199
С. И. Фудель был освобожден управлением НКВД по Северному краю «по отбытии меры соцзащиты» 2 января 1936 г. (ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 180).
[Закрыть], С. И. Фудель уже не мог найти себе работу в Москве: получить паспорт с пропиской в родном городе было теперь невозможно для репрессированного «контрреволюционера». Весной 1937–го он устроился наконец неподалеку от станции Хотьково бухгалтером в кустарной артели, производившей резные деревянные изделия. Некоторое время жил в Хотькове на даче у приобретенных в Вологде друзей – его приютили дочь К. Н. Полуэктовой Татьяна и ее муж A. C. Некрасов. Здесь же Сергей Иосифович познакомился с кругом духовных чад архимандрита Серафима (Битюгова), священника из «непоминающих», который с 1928 года жил «в затворе» на нелегальном положении, совершая по домам тайные богослужения для своей небольшой общины (бывали такие службы и на даче Некрасовых в Хотькове). Личное знакомство со старцем состоялось позднее, в 1939 году. Однако именно желанием быть ближе к этому сокровенному сообществу, находившемуся под духовным водительством хорошо знакомого по зырянской ссылке владыки Афанасия (Сахарова), было во многом обусловлено переселение семьи Фуделей в Сергиев Посад (тогдашний Загорск), где еще недавно жили и угасали «последние могикане» христианской культуры из мира друзей отца Иосифа.
В марте 1938 года Сергей Фудель устроился в Загорске бухгалтером на местном заводе; на участке дочерей Льва Тихомирова удалось построить домик. В это строительство были вложены все средства, по копейке собранные друзьями и вырученные от продажи старинной мебели. Все дома, и квартиры, и комнаты, и углы до сих пор в его жизни были временными пристанищами между тюрьмами и ссылками. Несмотря на это, Фудель надеялся, что все же обретет семейный приют, построит родовое гнездо, которое оставит детям. «Домик вышел уютным, чистым, в нем стоял свежий запах сосны, краски и пирогов – предстояло отпраздновать новоселье» [200]200
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце. С. 44.
[Закрыть]. Но накануне намечавшегося семейного торжества, в ночь на Успенье 1938 года дом, вследствие случайной неосторожности с огнем, сгорел дотла. «То, что не смогли истребить лагеря, конвои и допросы, едва не погубило это немыслимое крушение уже вроде бы осуществленного домашнего очага. Я помню зарево до самых звезд, обугленные кроны лип и безумное обожженное лицо отца. В одной рубахе, оборванный и страшный, он воздел руки в багровое небо и крикнул: “Бери, бери все!”» [201]201
Там же.
[Закрыть]
Все же через год, в канун войны, он построил другой дом на окраине Загорска – в районе Козьей Горки, возле железной дороги на Александров и неподалеку от Черниговского скита. За домом начинались леса, которые шли на север. Через этот дом проходила русская катакомбная Церковь – затравленные, обложенные кругом священники, их жены и дети. В этом доме, который так и не успели утеплить, временами жили выдающиеся, многими любимые священники – духовник семьи Фуделей архимандрит Серафим (Битюгов), отец Владимир Криволуцкий, отец Петр Шипков, отец Алексий Габрияник. Имена иных гостей были неведомы даже детям Фуделя, ибо действовало твердое правило у опальных людей – своих детей в опасные дела не втягивать, не называть фамилий, не рассказывать о судьбах тех, кто появлялся и пропадал в ночи. Люди, приходившие в дом на Козьей Горке, совершали тайные богослужения, и в этой «катакомбе» многие из них получали последнюю возможность подготовиться к лагерным страданиям и мученической смерти.
Отец Серафим, летом 1939 года освятивший этот дом, а впоследствии проживший в нем около года, звал к подвигу веры, учил твердой жизни в ней, и подле него Сергей Фудель чувствовал в себе силу и решимость. «Около тепла святой души тает лед сердца. Мне трудно в каком‑то смысле быть рядом со старцем, и в то же время около него я снова точно в материнском лоне.<…>Бесконечность человеческой заботы о всяком, кто к нему подходит или кто нуждается в духовной помощи, в сочетании с уже не человеческой, но сверхъестественной силой иного, духовного зрения» [202]202
Фудель С. И. Устен Церкви // СС. I, 113.
[Закрыть]– так, много лет спустя, Фудель описывал открывшееся ему в предвоенное время в Загорске особое обаяние своего духовного отца. «Совершая богослужение в своих “катакомбах”», батюшка выполнял какую‑то большую историческую миссию: «“он охранял чистоту православия”<… >он не выжидал, а творил, он трудился не для этой только узкой группы людей, которые могли видеться с ним в этих условиях, но для Церкви, для будущего» [203]203
2“ Василевская В. Я. Катакомбы XX века. М., 2001. С. 57.
[Закрыть], – писала другая его духовная дочь.
Торжественно и спокойно стоя перед образом Божией Матери, архимандрит Серафим иногда совершал ночные службы в крошечной комнатке на Парковой улице шепотом, по памяти, вспоминала более чем через полвека дочь Фуделя Мария. «Окна были наглухо закрыты, огонек едва мерцал.<…>Пели выгнанные из монастырей инокини, а среди них наши родители и няня (инокиня Матрона). Иногда увлекались и начинали петь уже вполголоса. Очень красиво пели, а потом кто‑то спохватывался и останавливал остальных. И опять шепот. Время от времени кто‑нибудь подходил к выходной двери и прислушивался, затем, вернувшись, подавал знак, что все спокойно, и служба продолжалась» [204]204
Желновакова М. С. Из писем // Василевская В. Я. Катакомбы XX века.
[Закрыть]. Молясь, отец Серафим порой крестил кого‑то в пространстве перед собой, посылая свое благословение отсутствующему духовному чаду, а иногда вдруг замолкал надолго… «И мы молчим и ждем, зная, что его молитва именно сейчас не молчит, но кричит к Богу.<… >С ним нам могло быть, так сказать, неудобно молиться, так же “неудобно”, как не умеющим плавать идти за умеющим в глубокую воду» [205]205
С. 309.
[Закрыть], – писал об этих службах хозяин дома, где они совершались, – Сергей Фудель.
Загорский период остался в памяти детей Сергея Иосифовича как время неустроенности, холода, голода и постоянного ожидания ночного стука в дверь. Но для самого Фуделя здесь был не Загорск, переименованный в честь убитого революционера, а Посад преподобного Сергия. Лавра стояла как инвалид, но все же напоминала ему то время, когда в ее стенах обитали подвижники веры, великие люди Церкви. Для него и поруганный Сергиев Посад оставался священным. Да и эти годы поругания и гонения Мария Фудель вспоминала потом как «прекрасное время, чистое как снег» [206]206
Желновакова М. С. Воспоминания о матери. М., 2001. С. 44.
[Закрыть], когда в тесноте той самой маленькой комнатки, обращенной в катакомбную церковь, совершалось «собрание и служение Богу истинных христиан, праведников, готовых к мученичеству.<…>Какая‑то сила невидимая исходила ото всех этих бедных, запуганных, согнанных со своих мест, лишенных всего людей. Они были стеснены, но не согнулись, они были лишены всего, но не озлобились» [207]207
Там же. С. 45.
[Закрыть].
С октября 1941 – го по январь 1942 года у Фуделей жил скрывавшийся от преследований друг и духовный сын архимандрита Серафима отец Владимир Криволуцкий с тремя сыновьями и больной женой [208]208
См.: ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 42, 72–73, 80 об., 97.
[Закрыть]. Одновременно здесь же проживали – только дольше, начиная с 1939 года – духовные чада отца Серафима архитектор Владимир Закатов и его жена Мария. А ведь кроме Фуделей с детьми (третья дочь Варвара родилась 11 июля 1941 года) и их старенькой няни инокини Матроны в маленьком этом домике жили то монахини из разоренного монастыря, то еще какие‑то старушки «из бывших» [209]209
См.: Желновакова М. С. Воспоминания о матери. С. 50–56.
[Закрыть]… Как они там все умещались? Отец Владимир, вспоминал потом С. И. Фудель, весь день «был на людях, среди нас: мирил, спорил, радовался, ужасался. И только ложась спать, он брал в руки дивеевские четки и закрывался с головой одеялом. Очевидно, и он наконец уходил “во внутреннюю пустыню”» [210]210
Фудель С. И. Устен Церкви // СС. I, 118.
[Закрыть]. Однако скоро пришлось перебираться в новое временное пристанище – Фуделя вызвали в местное отделение НКВД и стали допытываться, не знает ли он, где проживает священник Криволуцкий. Конечно, Сергей Иосифович не признался, а поспешил через жену немедленно уведомить отца Владимира о розысках. В тот же день священник с семьей покинул их дом. Еще четыре года ему удалось укрываться от ожидавшего его третьего ареста [211]211
Владимир Владимирович Криволуцкий (1888–1956) – выпускник юридического факультета Московского университета (1910), священник с 1923 г., служил в московских храмах; не признал «Декларацию» митрополита Сергия; был арестован в 1927 г., но вскоре освобожден; сослан в Пинежский район (1930–1933); по освобождении жил в Можайске, Егорьевске, Загорске, совершая тайные богослужения на дому; после дома Фуделей жил на ст. Лосиноостровской – то на чердаке дачи О. Л. Корнеевой, то в мезонине дома другой духовной дочери, затем на даче Некрасовых в Хотькове и в других местах; арестован после пасхальной службы на дому в апреле 1946 г. по одному с С. И. Фуделем делу «антисоветского церковного подполья» и приговорен к 10 годам заключения, которое отбывал в Красноярске, Москве и Казахстане; освобожден досрочно (1955) в связи с тяжелой болезнью (рак).
[Закрыть].
Отца Серафима чудом не нашли до самой его смерти, наступившей 19 февраля 1942 года в доме бывшей дивеевской монахини Сусанны (Ксении Гришановой), где он большей частью жил и служил литургию в последние годы [212]212
Здесь же в 1935 г. был тайно крещен впоследствии широко известный священник Александр Мень.
[Закрыть]. Вечером накануне кончины С. И. Фудель простился со своим духовником и принял последнее его благословение. А на следующий вечер он в числе семи самых близких духовных чад старца участвовал в его отпевании и погребении, которое отец Петр Шипков [213]213
Петр Алексеевич Шипков (t 1959) – священник, друг о. Серафима (Битюгова); рукоположен в 1921 г. патриархом Тихоном; арестован в 1925 г.; в 1928 г. ушел в катакомбную Церковь вместе с о. Серафимом; многократно подвергался арестам (провел в заключении и ссылке около 30 лет); с 1934 г. жил в Загорске, работал на кустарной фабрике бухгалтером и продолжал духовническую деятельность; в 1943 г. вновь арестован; после освобождения служил настоятелем собора в Боровске (Калужская обл.).
[Закрыть]тайно совершил в подвале того же дома, под местом, где на крохотной кухоньке располагался престол катакомбного храма [214]214
2,7См.: ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 104–106.
[Закрыть].
Осенью 1943 года тайна была раскрыта органами НКВД. В ноябре последовал арест отца Петра, К. И. Гришановой и других духовных чад отца Серафима; тело его было извлечено из подпольной могилы и секретно перенесено в общее захоронение на загорском кладбище. Тогда же был арестован в Ишиме и осужден на свой последний восьмилетний срок заключения епископ Афанасий (Сахаров), обвиненный в руководстве данной группой «антисоветского церковного подполья».
С. И. Фуделя от начавшейся череды арестов на время уберегла война. Он был мобилизован 6 марта 1942 года, через две недели после кончины отца Серафима, и служил рядовым в роте охраны при поездах, перевозящих боеприпасы, на Волховском направлении и под Сталинградом переживал бомбежки и налеты немецких бомбардировщиков. В свои редкие посещения дома в Загорске он «появлялся обычно ночью, тайно, без всякого разрешения, с полным рюкзаком, в котором было все, что ему удавалось сэкономить» [215]215
Желновакова М. С. Воспоминания о матери. С. 46.
[Закрыть], – вспоминала дочь Мария. Сын Николай дополняет эти воспоминания рассказом о единственной официальной побывке отца: он приехал «в шинели, пилотке, с винтовкой, грязный, небритый. Разворачивал на столе какие‑то тряпочки и извлекал, к всеобщему восхищению, затертые кусочки сала и горсточки сахара, которые где‑то в пути выменял на мыло и табак. Он был доволен солдатской судьбой – потому что солдат это не “зэк”. Он был свободен внутренне, он мог и умереть, но не в застенке, а под открытым небом» [216]216
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце. С. 47.
[Закрыть]. Позже он признался: самое страшное это не тюрьма, а непрестанное ожидание ее.
Участие в войне казалось своего рода реабилитацией, дававшей возможность уйти от «зэковской» судьбы. Демобилизованному в звании младшего сержанта Фуделю, награжденному медалью «За победу над Германией», удалось осенью устроиться на работу в Москве секретарем кафедры английского в Военном институте иностранных языков. Однако проработать пришлось лишь полгода. В марте 1946 года началась новая волна арестов среди духовных чад отца Серафима, и вскоре следствием была сфабрикована впечатляющая картина разоблачения «антисоветского церковного подполья» с умершим архимандритом во главе.
Роль активного члена «монархической организации, ставившей своей целью вести подготовку к свержению советской власти», была отведена и С. И. Фуделю. В постановлении о его аресте подчеркивалось, что якобы «часть участников этой организации стояла на позиции террористических методов борьбы с советской властью». Личная же вина недавнего военнослужащего усматривалась в следующем: «На протяжении ряда лет Фудель связан с руководителями организации архимандритом Серафимом Битюговым (умер), священниками B. В. Криволуцким (арестован), П. А. Шипковым (арестован), находившимися свыше 10 лет на нелегальном положении. Этих нелегалов Фудель скрывал у себя на дому и оказывал им материальную помощь. Дом свой представлял под сборища участников организации, где намечались и обсуждались формы и методы борьбы с советской властью» [217]217
Постановление на арест С. И. Фуделя от 14 мая 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 1–1 об.
[Закрыть].
Выписанное 14 мая 1946 года постановление на арест C. И. Фуделя было на следующий день утверждено первым заместителем министра госбезопасности генералом С. И. Огольцовым – тем самым, что впоследствии прославился личным участием в убийстве С. М. Михоэлса и был одним из главных авторов «дела врачей». По свидетельству дочери Фуделя, кто– то из еще не схваченных друзей дал знать ему о том, что «арест дело даже не дней, а часов», – и он успел приехать в Загорск проститься с семьею [218]218
М. С. Желновакова. [Неизданные воспоминания об отце.] Архив авторов.
[Закрыть]. Беда настигла Сергея Иосифовича 16 мая в арбатской квартире сестры Марии. После проведенного здесь обыска всё повторилось в загорском доме: трое гебистов сдирали ризы с икон, потрошили убогий скарб, рылись в ящиках, вспарывали обивку стульев – якобы в поисках «немецких листовок» [219]219
Желновакова М. С. Воспоминания о матери. С. 7, 65.
[Закрыть]. Листовок не нашли, изъяли письма, стихи и «рукописные материалы религиозного содержания» [220]220
Протокол обыска от 16–17 мая 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 6.
[Закрыть].
17 мая Фудель был доставлен в знакомую внутреннюю тюрьму на Лубянке, и в тот же день состоялся первый допрос. На протяжении следующих четырех месяцев были задокументированы еще 12 многочасовых допросов (часто – ночных) и шесть очных ставок, хотя уже 29 мая следователь майор Карпов постановил, что С. И. Фудель «достаточно изобличается в том, что являлся участником монархической организации, по заданию которой на протяжении ряда лет проводил организованную вражескую работу» [221]221
Постановление о предъявлении обвинения С. И. Фуделю от 29 мая 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 32.
[Закрыть].
По тому же делу «антисоветского церковного подполья» были арестованы в марте, апреле и мае священник Владимир Криволуцкий и его двадцатидвухлетний сын Илья, студент авиационного института; работник НИИ Министерства авиационной промышленности Маргарита Тыминская, на квартире которой отец Владимир и был арестован после совершения им пасхального богослужения; священник Алексий Габрияник; священник Димитрий Крючков; капитан Красной армии военный переводчик Николай Романовский, после возвращения с фронта работавший вместе с Фуделем в Военном институте иностранных языков, тайный инок с 1933 года; Мария Закатова, до войны проживавшая с мужем в доме Фуделей; библиотекарь Лидия Андреева, духовная воспитанница скончавшегося 15 лет назад отца Владимира Богданова; Иван и Вера Корнеевы, на даче которых в Лосиноостровской была устроена на чердаке тайная домашняя церковь; Александр Некрасов, у которого Фудель жил в Хотькове в 1937 году; монахиня в миру Серафима (Ольга Сахарнова), духовная дочь владыки Афанасия; зубной врач Мария Тепнина, прихожанка архимандрита Серафима еще в период его открытого служения в московской церкви Святых Кира и Иоанна; художник Алексей Арцыбушев; московская учительница Пелагея Литвиненко; хирург Тамара Жилина – Евзович, мать семимесячного на момент ареста сына. Их было семнадцать человек, и не все они знали друг друга лично, но все были объединены принадлежностью к тайной, катакомбной Церкви не поминавших митрополита Сергия, к кругу епископа Афанасия (Сахарова) и архимандрита Серафима (Битюгова).
Следствие велось с изощренной жестокостью, далеко превосходящей всё, что уже довелось испытать при первых двух арестах. Отец Владимир Воробьев свидетельствует, что за время их общения лишь однажды С. И. Фудель на краткий миг дал ему понять, сколь невыносимы были те бесконечно долгие месяцы 1946 года, проведенные на Лубянке, как мучительны были воспоминания о них и много лет спустя. «Сергей Иосифович не мог говорить об этом, настолько трагично было все… Мы даже не можем представить себе ужаса того, что пришлось пережить ему, его семье и всем, кто был арестован по этому делу» [222]222
Воробьев В., прот.Воспоминания о С. И. Фуделе (доклад на чтениях, посвященных памяти С. И. Фуделя, Владимир, 7 марта 2007 г.).
[Закрыть]. Однодельник Фуделя А. П. Арцыбушев, записавший свои воспоминания об этом следствии, подтверждает, что в ходе его многократно применялись избиения и физические пытки [223]223
См.: Арцыбушев А. П. Милосердия двери. М., 2005. С. 174–201. Здесь же содержатся некоторые сведения о других осужденных по этому делу: Н. С. Романовском, A. C. Некрасове, В. В. Криволуцком, Д. И. Крючкове (причисленном в 2000 г. к лику святых), И. А. и В. А. Корнеевых, М. А. Тыминской. О М. В. Тепниной см.: Корнилова А.Под сводами «катакомбной» церкви // Христианос: Альманах. Рига, 1993. Вып. 2. С. 195–196,201–202.0 Д. И. Крючкове и О. И. Сахарновой см.: Менькова И.Жизнь без предательства: Следственное дело отца Дмитрия Крючкова(1874–1952)//Московский журнал. 1998. № 11.Об А. И. Габриянике см.: Журавлева И.Габрияник Алексей Иванович, священник Катакомбной Церкви // Голубцов С., протодиакон. Сплоченные верой, надеждой, любовью и родом. М., 1999. С. 215–239. Об И. В. Криволуцком см.: Пищикова Е.11росмотр вдвоем, или «ошарашенные» // Гудок. 2006.4 февр.
[Закрыть]. Даже в этих условиях С. И. Фудель до конца отказывается дать показания о том, от кого получил «рукопись антисоветского содержания, изъятую при обыске» [224]224
Протокол допроса С. И. Фуделя от 17 сентября 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 136.
[Закрыть], пытается исключить из фабрикуемых следователем протоколов наиболее тяжкие обвинения в адрес его друзей. Так, в перечислении богословских работ отца Владимира Криволуцкого он вычеркивает слово «антисоветский» из определения майора Карпова: «“О мироздании”, антисоветский документ, направленный против материализма и дарвинизма» [225]225
Протокол допроса С. И. Фуделя от 7 июня 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 42 об.
[Закрыть].0 важности, которую гебисты придавали делу об «антисоветском церковном подполье», свидетельствует личное участие в одном из допросов Фуделя печально известного по многим зэковским воспоминаниям зловещего душегубца, прокурора отдела по спецделам Прокуратуры СССР Дорона [226]226
Протокол допроса С. И. Фуделя от 13 августа 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 75–77.
[Закрыть].
Допрашивали в МГБ и жену Фуделя Веру Максимовну. Дочь запомнила ее лицо по возвращении домой помолодевшим и торжествующим: Бог услышал молитвы и дал силы устоять, никого не выдать. «Это была победа» [227]227
М. С. Желновакова. [Неизданные воспоминания об отце.] Архив авторов.
[Закрыть].
21 сентября следствие было закончено. Обвиняемый Фудель расписался в ознакомлении с 22 томами добытых «доказательств». 30 сентября сын священника, начальник второго (контрразведывательного) главного управления МГБ СССР генерал – майор Е. П. Питовранов (1915–1999) утвердил обвинительное заключение по следственному делу группы семнадцати арестованных, в которую входил и Сергей Фудель [228]228
На заключении имеется, в числе прочих, и виза заместителя начальника отдела «О» МГБ СССР, специально учрежденного в мае 1946 г. для оперативной работы по духовенству.
[Закрыть]. Она квалифицировалась как «возглавлявшееся нелегалами – священниками антисоветское церковное подполье, участники которого, будучи враждебно настроены к советской власти и не признавая легальную церковь, создавали на квартирах своих единомышленников подпольные церкви, где кроме тайных богослужений проводили антисоветскую агитацию». Дополнительную тяжесть обвинению должно было придать заключение следствия о том, что «в период Отечественной войны участники подполья, рассчитывая на поражение Советского Союза, разрабатывали планы своей практической деятельности при немцах и активизировали враждебную работу» [229]229
Обвинительное заключение по следственному делу Ne 8303. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 22. Л. 178–179. Частично опубл.: Обвинительное заключение // Василевская В. Я. Катакомбы XX века. С. 313–315.
[Закрыть]. Абсурдность этого обвинения по отношению, например, к С. И. Фуделю и Н. С. Романовскому, находившимся во время войны в действующей армии, очевидна. Архимандрит Серафим, по воспоминаниям В. Я. Василевской, говорил о нацистской свастике: «Ни один христианин такого креста не примет» [230]230
Василевская В. Я. Катакомбы XX века. С. 107.
[Закрыть]. По его благословению три женщины из числа его духовных чад в сентябре 1941 года обнесли Державную икону Божией Матери вокруг Кремля, молясь за весь народ Богородице о спасении Москвы от надвигающейся вражеской угрозы [231]231
См.: Косик О. В. Следственное дело «Антисоветское церковное подполье» (1943–1946 гг.). Доклад на конференции «Пути Русской Православной Церкви в XX веке» (Москва, 13–16 октября 2002 г.).
[Закрыть]
Обвинительное заключение по следственному делу № 8303. Л. 187.
[Закрыть]. А это уже – покушение на терроризм, статьи 19–58 п. 8 сталинского Уголовного кодекса. Другому участнику «преступной организации», И. А. Корнееву, также приписывалось подстрекательство к акту террора (статьи 17–58 п. 8). Обвинения, предъявленные остальным членам группы, были более банальными: «в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. п. 10, часть II и 11 УК РСФСР» [233]233
Там же. Л. 178.
[Закрыть], то есть в пропаганде или агитации, содержащих призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти с использованием религиозных предрассудков масс, в направленной к этому организационной деятельности или участии в образованной для этих целей организации.
Даже доставка продуктов священникам – нелегалам рассматривалась как соучастие в преступлении. Фудель же дополнительно обвинялся в том, что в его доме отец Владимир Криволуцкий скрывался «в период наступления немцев на Москву», встречался здесь с другим «нелегалом – священником Габрияником А. И. и руководителем подполья Битюговым» и «зачитывал свои антисоветские рукописи, которые содержали установки церковного подполья» [234]234
будучи ак – явными участниками антисоветского церковного подполья, принимали участие в сборищах, организуемых нелегалами – священниками БИТЮГОВШ, БОЧАРОВ Ш и КРЙВОЛУЦКИМ, а также веди враждебную агитацию. Кроив того, укрывали нелегалов – священников, а в период Отечественной войны стояли на пораженчесгах позициях и ожидали прихода немцев. Как участники антисоветского церковного подполья, соблюдали строгую конспирацию и проводили враждебную работу до последнего времени,
т. е. все в престушшниях, предусмотренных. 58 п. п. 10 ч. I и 11 УК РСФСЁ.
Страница из обвинительного заключения по следственному делу № 8303. 30 сентября 1946 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 22. Л. 192
[Закрыть]. Стало быть, хозяин
Выписка из протокола № 1 Особого совещания при министре государственной безопасности СССР от 30 ноября 1946 г. ЦА ФСБ РФ
дома, будучи активным участником «антисоветского церковного подполья», наряду с другими обвиняемыми принимал участие в «сборищах, организуемых нелегалами – священниками», вел враждебную агитацию, укрывал «нелегалов – священников», в период Отечественной войны стоял на «пораженческих позициях» и ожидал прихода немцев, соблюдая строгую конспирацию и проводя враждебную работу до последнего времени [235]235
Обвинительное заключение по следственному делу № 8303. Л. 192.
[Закрыть].
30 ноября Особое совещание при МГБ СССР, в соответствии с предложением следствия, «учитывая преклонный возраст и состояние здоровья» [236]236
Там же. Л. 197.
[Закрыть], постановило: «Фудель Сергея Иосифовича за участие в антисоветской церковной организации и антисоветскую агитацию – сослать сроком на пять лет» [237]237
Выписка из протокола № 1 Особого совещания при министре государственной безопасности СССР от 30 ноября 1946 г. Выдана ЦА ФСБ РФ.
[Закрыть]. Другие арестованные получили от десяти лет исправительно – трудовых лагерей (главный обвиняемый, отец Владимир Криволуцкий) до трех лет ссылки (О. И. Сахарнова).
После объявления заочно вынесенного приговора 14 декабря С. И. Фуделя перевели на «вокзал» – в этапную камеру Бутырской тюрьмы, уже третьей по счету – спустя двадцать четыре года и четырнадцать лет. Можно было сравнивать режим и порядки тюрьмы, настроения узников, состояние общества – Бутырки были вернейшим учебником истории России в XX веке. В 1946–м тюрьма задыхалась от людей, ожидающих отправки на этап. Ночью, для того чтобы повернуться на Другой бок, надо было будить соседа и поворачиваться вместе.
25 декабря начался этап в Минусинск, где в январе 1947 года удалось устроиться на временную работу юрисконсультом сразу в нескольких учреждениях. Однако такая жизнь ссыльного показалась чересчур благополучной для надзиравшего над ним местного управления МГБ, и в сентябре 1948 года последовал перевод в отдаленное от крупных дорог село Большой Улуй (в полусотне километров к северу от Ачинска, ближайшей станции железной дороги), где Фудель находился до окончания срока.
Единственным утешением был здесь открывшийся в 1947 году после многолетнего запустения храм Святого Николая, куда на службу по воскресеньям приходили не только местные православные, но и ссыльные крестьяне – католики из Литвы, которых в поселке было немало [238]238
С 1917 по 1926 г. в этом храме служил священник Евфимий Горячев, расстрелянный в 1937 г., а в 2000–м – причисленный к лику святых новомучеников российских.
[Закрыть]. Молитва приносила чувство единства с родными людьми и всем, что было дорого сердцу: «Скажи тете Марусе, что в Страстную неделю и на Пасхе я часто буду с нею и сам буду чувствовать ее любовь» [239]239
Письмо С. И. Фуделя Н. С. Фуделю от 22 апреля 1948 г. // СС. 1, 281.
[Закрыть], – писал Сергей Иосифович сыну.
