Текст книги "Знай свое место"

Автор книги: Людмила Фатеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

"РЕВОЛЮЦИЯ, О КОТОРОЙ КОЕ-КТО ВТАЙНЕ МЕЧТАЛ, СВЕРШИЛАСЬ"

1.

Наблюдатель

"Все меньше и меньше интересного для нас остается здесь.

Но разве это значит, что мы должны поднять руки вверх и умереть?"

(Клайв Баркер, "Проклятая игра")

Наблюдатель после ухода Артура даром времени не терял. Он дождался звонка шефа, попросившего не беспокоить, как обычно во время визита заказчика, и открыл сейф. В глубине обычного конторского сейфа заблестели бутылки в великом множестве. Наблюдатель довольно улыбнулся одними губами и выбрал бутыль изысканного вина. Теперь он мог себе позволить побаловаться исключительно редкими напитками. Он и раньше, еще будучи человеком по имени Юра, был большим охотником до спиртного. То есть сначала охотником, а потом невольником. Можно сказать, потому и оказался среди теней. Но высокое положение он занял не случайно.

...Еще не отзвенел последний школьный звонок, Юра уже решил для себя, что дома не останется – уж больно надоел родной заплесневелый городишко. Через месяц он стоял с тощей болоневого пошиба спортивной сумкой на платформе Новосибирского автовокзала. В сумке лежало достаточно много магнитофонных кассет с любимыми записями, пара книг дорожного чтива и прожиточный гигиенический минимум – рубашка, майка, трусы, носки, полотенце. В кармане жиденькая пачка советской "зелени" – восемь затертых трехрублевок. В абитуриентскую атмосферу Юра вписался замечательно. И хоть большую часть экзаменов сдавал с легкого похмелья, не выспавшись и без подготовки, но преодолел огромный вступительный конкурс и без особого удивления нашел свою фамилию в списке счастливчиков, зачисленных на серьезный факультет с секретно-стратегической тематикой. Впрочем, веселая студенческая общажная жизнь длилась недолго. Со второго семестра баланс Юриных интересов дал крен от лекций и семинаров в сторону ночных общежитских диспутов на запрещенные официальной наукой темы магии и парапсихологии под неизменную бутылочку вермута или портвейна. НЭТИ не простил измены. И после второго семестра Юра с треском вылетел из института за катастрофическую неуспеваемость. Во время сессии вместо сдачи экзаменов он вопреки всякому здравому смыслу увлекся написанием диплома одному знакомому по ночным бдениям, полуспившемуся к концу обучения шестикурснику. Впереди светила армия. Отвертеться не удалось – не повезло Юре с родственниками, ни одного с волосатой лапой не нашлось. В военкомате спросили:

– В НЭТИ учился? Вот и пригодишься, яйцеголовый.

И поехал Юра, лысый как в лучшие озорные годы младенчества, паровозом, битком набитом такими же лопоухими бритоголовыми новобранцами неизвестно куда в сторону Дальнего Востока. Останавливался поезд не на станциях, а на пустынных полустанках. И только ночью. Новобранцев выпускали на улицу на пять-десять минут поразмяться под бдительной военизированной охраной и загоняли обратно по вагонам. Куда едут, что будут делать – понятия не имели.

Где-то на полпути между Байкалом и Тихим океаном плюс минус тысяча километров, опять же ночью, солдатиков выгнали из вагонов и повезли дальше в военных крытых глухим брезентом грузовиках. Ехали долго. Но в конце концов машины остановились и солдатам разрешили спуститься на землю. Земля оказалась мало приветливой. Кругом, куда ни глянь, мрачно надвигался лес. Вековые кедры, сосны, растопырив лапы, высокомерными хозяевами глядели сверху вниз на новоприбывших.

Дедовщины на военной базе, раскинутой в зеленых дебрях и зачем-то опоясанной бетонной стеной похлеще Китайской, не было. Но зато было много загадок. Новобранцам выдали форму без погон. И у командного состава отсутствовали атрибуты принадлежности к каким-либо родам войск и знаки отличия. Вообще, командиры смотрелись странно одинаковыми, словно близнецы-братья. Поначалу Юра совершенно не мог их различать, словно командовал здесь один человек в нескольких вариантах. Дисциплина была железная, офицеры ходили всегда трезвые и чисто выбритые.

Кормили хорошо, не особо угнетали тренировками и марш-бросками. Практически отсутствовали уроки по политинформации. Зато были регулярные ежедневные занятия, на которых обучали обращаться с многочисленной и очень серьезной электроникой не менее серьезные и грамотные преподаватели. Вечерами было полно свободного времени, которое не знали, на что употребить – не с медведями же в прятки играть?

Юра так и не успел понять, куда же он попал и что за курорт такой таежный, как его в составе небольшого отряда спешным порядком отправили на выполнение первого боевого задания. Причем, никто не объяснил, в чем это задание заключается. На учения это похоже не было.

Хмурый и заметно нервничающий военный выстроил сорок человек в колонну и повел через лес только ему одному заметными тропами. Довольно-таки затяжной марш-бросок утомил. И только на закате Юра понял, что они пришли. Еще ничего и никого не было видно, но впереди слышался гул моторов и отдельные выкрики. Близость цели придала сил. Последний рывок, и отряд неожиданно вышел на большую поляну, вернее, свежепрорубленную просеку. Юра так вымотался, что смотрел только себе под ноги. Голову он поднял только когда налетел на спину шедшего впереди товарища. Тот затормозил так внезапно, что Юра буквально врезался лбом ему в затылок. Первый порыв высказать сослуживцу, что он о нем думает, сгинул бесследно, когда Юра увидел причину внезапной остановки. Громадный диск совершенно правильной формы, голубовато-зеленый, не то металлический, не то стеклянный, чуть флюоресцирующий даже при свете дня, висел ребром к земле, чуть касаясь краем пеньков наспех спиленных кедров. На Юру налетали шедшие сзади, но он не замечал ни тычков, ни ленивой ругани. Он оторопело смотрел на странную штуку, неподвижно торчавшую ввысь метров на двадцать без каких-либо подпорок, стропил и прочих строительных фокусов. Солдаты сбились в кучку, недоуменно разглядывая чудо.

– Оба-на, оба-на, вся деревня пьяная, – пробормотал кто-то.

– Ни хрена себе, копейка – поддержал второй голос.

– Висит, сволочь, – откликнулся третий и уточнил: – Стоя...

Чуть позднее, после того как отряд чисто по-русски выразил всеобщую растерянность, Юра краем уха услышал разговор начальства, отойдя в кусты по команде покурить и оправиться. Группа военных и штатских, задумчиво матерясь, курила неподалеку. Из обрывков фраз Юра понял следующее: военный спутник наземного слежения зафиксировал неожиданное появление в тайге неопознанного торчащего объекта. Отправленная на вертолете разведка срочно вызвала подкрепление. Быстренько прорубили дорогу для техники и отправили спецотряд. Спецотряд, промаявшись несколько дней, запросил помощи.

– И, понимаешь, в чем штука, – смачно сплюнул высокий худощавый мужик в штатском, – чем только не пытались сдвинуть с места – дохлый номер. И тягачи, и танки – весь техарсенал использовали, с вертолета цепляли, пробовали хоть немного подтащить. Ни хрена – с места не сдвинуть. На бок его уложат – сам опять на попа, медленно так, как ванька-встанька поднимается. А вчера к этой дуре, разозлившись, подошли наши ребятки, ночью была холодрыга лютая, так мы трехразовый спиртовой паек выдали каждому, навалились толпой, уперлись и, представляете! – сдвинули на два метра. Мы опять за технику – хрен там. А мужики поднатужились и еще на два метра продвинули эту железяку долбанную. Выходит, только люди могут ее сдвинуть. И что вообще странно – трезвому человеку ни подойти, ни прикоснуться – сразу дико котелок трещать начинает. А под киром почти ничего не чувствуешь. Только муть какая-то сонная обволакивает. Дозиметристы никакого ни вредного излучения, ни испарений ядовитых не намеряли. Но точно эта паршивая штука опасна. А как ни крути, тащить его отсюда надо. В лес же лабораторию не привезешь. Значит, как-то надо доставлять туда. Наверху не объяснишь – они слышать ничего не хотят, вынь да положи им эту заразу. А народу не дают, своих людей у меня мало. И зэков не пригонишь, до ближайших лагерей -полтыщи верст, разбегутся на этапе – охраны не напасешься. Так что, давай, командир, запрягай хлопцев и айда в восточном направлении.

Начали с пикника на лужайке, но солдатские восторги и изумление по поводу неожиданного банкета как начались, так и затихли через час. И потянулся по тайге странный караван. Впереди машины, расчищающие дорогу, за ними – не просыхающие от усиленного спиртового пайка солдатики, толкающие загадочный диск. Сначала Юра пытался что-то соображать. Первое время он помнил, как подходил к диску, словно пробираясь через вязкую массу. Как сквозь кисель. Так и брели в этом киселе, с трудом переставляя ноги. Время от времени кто-то блевал, где-то далеко смеялись и плакали. Кажется, на вторые сутки пути мысли стали совсем путаться. Позже полностью нарушилось чувство времени. И дело было вовсе не в физической усталости. Сознание то проваливалось в темную яму, то поднималось к звездам. Ощущение реальности возвращалось только в нечастые часы просветления. Словно внезапно Юру одолел лунатизм, о котором он читал в книжках. Во время привалов армейский врач иногда ставил капельницу, по-быстрому снять избыток алкогольной интоксикации. Просветление подгадывало как раз к привалу – короткий сон и кормежка. Если тупое закидывание пищи в рот можно назвать кормежкой. Потом опять поили – стакан разбавленного спирта в приказном порядке завершал солдатскую трапезу. Алкоголь уже не лез в глотку. Некоторых заставляли пить под дулом автомата. Однажды, очнувшись и взяв свою порцию, Юра огляделся вокруг и отметил появление незнакомых лиц. Обшарив глазами товарищей, насчитал около десяти незнакомых новеньких вместо однополчан. Считать в уме было очень трудно, Юра загибал на руках пальцы и все равно сбивался. Но думать не хотелось – такая муть колыхалась в голове, а задавать вопросы было бесполезно. На этом возвращение к реальности закончилось, и вновь в очередной раз Юра проваливался в небытие. Шли дни, может быть, недели, и шли круглосуточно пьяные солдаты, словно отряд сизифов, толкающих вместо камня загадочный диск. Сколько времени и километров пролетело, никто не знал, даже не интересовались. В очередной раз уйдя в неведомые дали подсознания, Юра, когда пришел в себя, не сразу понял, где находится. Белые стены, кровать, капельница, стойка приборов медицинского контроля, тихие голоса в коридоре и абсолютно ясная голова...

Закрытый военный госпиталь Юра покинул нескоро. Пришедшего в себя солдата окружили несколько навязчивой заботой. Ежедневно его таскали на обследования, обматывали проводами с присосками, подключали к непонятным приборам. Юра выяснил, что на третьем этаже кроме него лежат еще несколько пациентов. К каждому приставлены молчаливые и строгие военной выправки медбратья с автоматами. Сколько времени он бессознательно провалялся на больничной койке, никто не говорил. Юра не знал ни числа, ни месяца. Он даже сомневался, все тот же год на дворе или уже следующий.

Днями Юра подвергался всевозможным процедурам, зато вечера заполнить было нечем. Поначалу он ходил в курилку, где трепали языками немногочисленные пациенты закрытого третьего этажа. Но коллеги были неспокойны и ненадежны. Один страдал тяжелой формой странной эпилепсии: во время приступов он начинал раскачиваться из стороны в сторону и выкрикивать абракадабру на непонятном языке, причем чувствовалась явная логическая осмысленность даже в построении фразы. Между приступами от него нельзя было добиться ни единого слова. Едва бедняга закатывал глаза и выговаривал первые несколько фраз, как, словно из-под земли, вырастали санитары и утаскивали его в аппаратную звукозаписи лингвистического кабинета на этом же этаже. Обычно после этого через десять-пятнадцать минут раздавался мягкий, но тревожный сигнал тревоги по отделению и уже вчетвером, иногда вшестером говоруна экстренно тащили в холодную, как называли больные неприятную процедурную шоковой терапии. Иногда после зажигательных монологов молчаливого болтуна в коридоре отделения и в палатах резко падала температура почти до нуля градусов, иногда – дребезжала мебель и медицинское оборудование. Другой пациент, наоборот, мог во время разговора внезапно остекленеть глазами и сидеть часами, не шевелясь, словно душа покидала тело и уносилась в самостоятельный полет. Его перед отбоем уносили в палату. Тело становилось похоже на окоченевший труп, поэтому санитары относились к нему бережно. Главврач почему-то этого пациента боялся и наедине с ним не оставался. Среди пациентов отделения встречались и другие не менее любопытные науке "кадры". Каждый был по-своему оригинален. Словом, трудно было общаться: каждую минуту ожидалось что-то непредсказуемое. И Юра старался по возможности посещать курилку, когда там никого не было.

Сначала Юра смутно помнил видения, сопровождающие бессознательные провалы в походе. Уже в госпитале, немного очухавшись, он начал вспоминать: а что же, собственно говоря, мерещилось-то? К изнывающему от безделья Юре вернулись образы, странные цепочки, живущие своей жизнью. Мало-помалу память нехотя выбросила из своих глубин минимальную информацию: не видя себя со стороны, Юра двигался вдоль замысловатых переплетений, образующих узлы и петли. Разноцветные цепочки из разноразмерных неправильных шаров переплетались, расходились, разветвлялись и в какой-то точке сходились опять. Постепенно Юра начал понимать смысл хитрых переплетений цепочек. Иногда ему казалось, что он вот-вот ухватит самую суть сложных конструкций. Когда это не удавалось, Юра припоминал задачки из школьного курса математики и в уме начинал решать их. Скоро он перешел на задачи посложнее, включая ту, из-за которой провалил экзамен. Удивляясь самому себе, он шутя нашел решение. И пошел дальше. Он черкал на бумаге формулы, выводил уравнения. Причем, делал все это интуитивно. Как-то его художества заметил врач на обходе.

– Математику вспоминаем? Похвально, похвально.

И до Юры в один момент дошло, что он изобретает велосипед вплоть до собственной математической символики. Что все это давным-давно известно и подробно расписано в математических учебниках. Если он хочет продвинуться дальше, одной интуиции мало. Необходима крепкая база. Оставалось дожидаться выхода из госпиталя, чтобы вплотную заняться учебой. У него хватило ума молчать во время допросов врачей о своих видениях. Интуитивно Юра чувствовал заикнись хотя бы вскользь – век свободы не видать, останешься подопытным кроликом до конца своих дней, или мозги выжгут напрочь грубой и абсолютно неправильно сконструированной аппаратурой для копания в голове.

Наконец долгожданный день настал. С него взяли всевозможные подписки о неразглашении и комиссовали по статье – по дурке, объявили негодным к строевой службе по причине психоневрологического заболевания. По слухам, скупо просквозившим через курилку, он еще легко отделался: после долгого похода с непонятным диском в строй вернулись лишь пятеро. Остальные ребята – кто умер после непродолжительной и непонятной болезни, кто остался инвалидом на весь срок своего печального остатка жизни.

Шизофреником, по диагнозу врачей, Юра себя не ощущал. Он заметил единственную перемену: в голове шумной толпой стали тесниться мысли. Словно во время блужданий по тайге кто-то открыл в темечке люк из головы в космос и запустил целую ораву беспокойных существ. Существа требовали продолжения банкета, требовали ежеминутного пожирания и переваривания старых знаний и отрыгивания новых идей. И Юра не стал сопротивляться.

В НЭТИ Юру помнили, там вообще у преподавателей память хорошая. И к его послеармейскому возвращению отнеслись скептически. Но в течение первого семестра скептицизма у преподавательского состава поубавилось. А когда перед зимней сессией Юра попросил разрешения сдать экзамены за два курса, Совет кафедры дружно пожал плечами и решил пойти навстречу оказавшемуся весьма способным студенту. На первом же экзамене экзаменатор выскочил из аудитории и помчался по коридорам. Спустя пять минут он снова появился, окруженный жужжащим роем преподавателей. Экзамен длился несколько часов. Впрочем, происходящее мало походило на экзамен. Скорее, на ученый совет. Юра вещал на возвышении кафедры, а доктора наук, доценты и профессора внимательно слушали, изредка задавая вопросы. Под конец разразилась бурная дискуссия. О позднем времени напомнила звякающая ключами и ведрами уборщица.

Трясущимися от возбуждения руками зав. кафедрой собственноручно заполнял Юрину зачетку за четыре курса. В каждой графе значилось отл..

Приступы того, что врачи назвали шизофренией, давали себя знать. Такая ненормальность, обычно по прошествии многих лет, когда высказанная мысль начинает доходить до других, классифицируется как гениальность.

За следующий неполный год, окончив экстерном институт, Юра остался в аспирантуре, защитил пару диссертаций, написал и опубликовал несколько работ, наделавших много шума среди коллег. Юра стал заметным в прогрессивных и спорных областях науки математиком и редким эрудитом. Но настали смутные времена. Оказалось, что государству нужны не ученые, а торговцы и чиновники. Институт загнулся без финансирования, персонал был сокращен до нуля. Юре предложили работу за границей. Но мать наотрез отказалась ехать в поганую Америку, а бросать старушку – совесть не позволяла.

Будучи вынужденным оставить математику для души, Юра подался в "челноки" стал возить на заказ редкие книги по научной тематике в родной город и худо-бедно продавать среди знакомых остатков спецов, не успевших или не имеющих средств иммигрировать в Америку, скупавшую за бесценок русские мозги. Покупателей было мало, пришлось брать патент и торговать с лотка на улице. Коммерсантам, пооткрывавшим книжные магазины и завалившим город ширпотребным чтивом, он был не конкурент. Литература специальная, закупка требует обширной и разносторонней эрудиции, покупателей – по пальцам пересчитать можно. Юра был плохой бизнесмен. Он больше покупал, чем продавал, и продавал зачастую дешевле, чем покупал, иногда просто дарил. Дела шли плохо, но на нищенское существование хватало. Книги, которые еще в лучшие времена, были основным компонентом интерьера Юриной квартиры, росли огромными колоннами под потолок альпинистов тренировать можно. Даже будучи в постоянном подпитии Юра ухитрялся большую часть их перечитать на несколько раз. Насчет тематики чтения Юра был всеядным – лишь бы книга несла какой-нибудь информационный смысл. Именно благодаря обширной и разносторонней эрудиции его обобщения из различных областей знаний выливались зачастую в совершенно неожиданную идею.

Семьей Юра так и не обзавелся – жил вдвоем с большим черным псом, которого несколько лет назад щенком подобрал на улице, которого так и окрестил – Пес. Пёска вырос килограмм до семидесяти, залохматился до неприличия и стал для Юры единственным в жизни верным другом. И старуха-мать за стеной в соседней квартире. Стоя на улице в зной, дождь и стужу, Юра в ожидании более чем редкого покупателя стал поддавать. И вот настал тот черный зимний день, когда Юра, как обычно, после регулярного пива, иногда с водочкой для согрева, на рабочем месте, заскочил "по-быстрому" в какой-то подвал побрызгать. Зашел Юра туда сам, а вот вынесли его оттуда на носилках. Он поскользнулся и сломал ногу. И потянулись дни вынужденного безделья. Нога не хотела срастаться, ходить он не мог. Книги ходила продавать мать. С утра она забегала проведать сына и выгулять собаку. А чтобы сынок не скучал, приносила бутылку водовки, как ее называл Юра. Откажешься – дело до скандала доходит. Сначала по одной, потом стало маловато и двух. В конце концов, нога срослась, но водка поселилась в доме навечно – таежная эпопея вылезла другим боком.

Юра спился быстро, даже гулять с Пёской не хватало здоровья. Измученная мать продолжала ходить за китайской дешевой водкой и выводить на улицу собаку. Напившись, Юра орал: "Человек – это животное, живущее на самоуничтожение!". И старательно доказывал на собственном примере этот тезис. В последние месяцы жизни он и пяти минут не мог протянуть без водки – хоть на ватке под язык, но обязательно, иначе начинались судороги и страхи.

Собаку убила одна из дворовых бабушек-одуванчиков, сунув на прогулке вечно голодному псу специально испеченную для такого случая(!) сдобную булочку с несколькими мелкими швейными иглами, так на всякий случай – пес огромный, вдруг когда-нибудь взбесится и покусает, собака – не человек, что у нее там на уме, у твари неразумной. Тот, вернувшись с прогулки, начал скулить, потом закрутился на месте, его стало рвать кровью. От боли он откусил себе язык. Пес мучительно умирал всю ночь, плакал на высокой ноте как человеческий детеныш. Юра сидел рядом, положив руку на голову друга, и неумело молился, чтобы Пес скорее умер. Только на рассвете начались предсмертные конвульсии, и собака умерла. Юра молча пролежал в обнимку с мертвым псом на диване двое суток без водки, без мыслей, без слез. Потом отвез и похоронил собаку на даче у матери, выдолбив в мерзлой цветочной клумбе кое-как могилу, вернулся и продолжил водочный забег, выйдя уже на финишную прямую.

Несколько раз бригады "скорой помощи" и врачи районной наркологии оттаскивали его от черной ямы. Но Юра упорно полз к провалу, жил, как и говорил, на самоуничтожение. Похоже, он основательно обиделся на этот Мир.

В один из моментов редкого просветления Юра коряво нацарапал на клочке бумаги огрызком карандаша:

Становится системой

Ложиться под систему

На грани умереть – болтаться по три дня

Знакомая палата, все те же процедуры

Привычны обещания и стадия раскаянья

страшнее чем похмелье...

И дикий черный стыд

И бесконечный суицид запоя

Как Солнце, как приливы, как Луна

Закрыл глаза и чернота падения вразнос

Открыл – и страх, что там всего две дозы

Остались на неполных два часа

И сон как миг – мой Пес ведет за мной по снегу стаю...

Он все мои привычки и повадки знает

Он ненависти и расчета полон

Он больше не приемлет Божество

Он умер прошлою зимой

И он пришел за мной...

И много-много голосов

И все они враждебны

И Свет в конце пути – тот Свет

Но я зачем-то в этой жизни нужен

И удивляются опять врачи – Ха! Выжил... Ожил...

А я – запомнил Несказанный Свет

("Мой свет", из не написанных песен)

Чувство собственной вины за смерть Пса не покидало. Начались кошмарные галлюцинации. И однажды медики опоздали, не откачали. И не удивились. Где уж там...

Марафон имени Китайской Водки прикончил Юру, породив Наблюдателя. Угрюмого, молчаливого, но точного и исполнительного. Похороны Юры были скромные, изуродованное алкоголем тело закопали по самому дешевому тарифу. Юра был настоящим ученым. Переход в сущность Тени он воспринял как любопытный эксперимент и неожиданный подарок судьбы. Так что собственные похороны он наблюдал без излишних эмоций. Кто знает, как упустили его ребята из службы быстрого реагирования. Но первым его нашел Инквизитор. Правой рукой Алхимика он сделался позже, намного позже.

Он сразу поднялся очень высоко в иерархии Теней. Чистый разум был свободен от проблем, связанных с поддержанием бренной оболочки, искалеченной водкой и бытом. В институте Наблюдатель возглавил проект реализации математической модели предсказания событий с учетом вероятностного поведения разумного объекта в цепи причинно-следственных связей и ситуаций. Причем, если объектом считать что угодно – человеческого индивидуума, группу людей, объединяемых чем угодно – религией, семейными отношениями, государством, национальностью, шкурными интересами, идеей, мечтой и так далее. И он решил эту задачу, конечно, не один. В практической реализации Наблюдателю помогал огромный коллектив теневых ученых – жизнь и общество сурово расправляются с проявлением таланта выше нормы, зачастую толкая таких людей на преждевременный уход из жизни по собственной инициативе, поэтому недостатка в интеллектуалах и талантах теневой Мир никогда не испытывал. Результатом стала та самая мощнейшая программа для Аналитического отдела института. Наблюдатель иногда ради профессионального любопытства задумывался – какие изменения произошли бы с человечеством, обладай оно Аналитикой на различных уровнях правительственных и международных организаций. С профессиональной преступностью и политическими интригами, ведущими к переворотам и войнам, можно было бы покончить навсегда. Хотя, в каком направлении еще применить Аналитику – можно как раз и наоборот провоцировать любой инцидент от бытового уровня до политического. И безнаказанно диктовать свои условия кому угодно. Наблюдателя, по самому большому счету, не интересовал ни тот, ни другой вариант. Он стал чистейшей воды ученым без следа моральных отягощающих и тормозящих принципов и на проблемы человечества смотрел глазами энтомолога, наблюдающего муравейник.

Служивые институтские Тени его не любили, не понимали и боялись. И правильно делали. Никто не знал, чем Наблюдатель занимается на досуге интереса ради. А дело было, ох, какое перспективное и любопытное дело! Если авантюра с Артуром пройдет без сучка, без задоринки, какие горизонты открываются! Новый шеф не сможет пройти равнодушно мимо разработок такого рода.

Наблюдатель медленно, с удовольствием выпил бокальчик вина. Задержал последний глоток во рту, проглотил и прицокнул языком. Налил еще. Сейчас он мог не волноваться – тени не спиваются. И именно он придумал, как обесточить Батарейку шефа. Уж он-то знал, каково влияние алкоголя не понаслышке. Алкоголик ни во что не верит, кроме бутылки. И живет на самообмане. А превратить Батарейку шефа в алкаша было не так уж и сложно. Опыт-то был богатый. Вернув бутыль на место, Наблюдатель присел на корточки, пошарил рукой в нижнем отделении сейфа и вытащил еще одну бутылку. Поменьше. И попроще. Старый портвейн, каких сейчас не достать – мечта пьяницы. Даже хлопья осадка на дне, как положено. Наблюдатель несколько минут смотрел на бутылку, потом встряхнул ее и снова глядел, как кружатся в вине темные лохмотья.

Скушает, как миленькая, подумал Наблюдатель совершенно равнодушно. И отправился на встречу с агентом. Проверенным, ценным и надежным. Местонахождение блока питания шефа было строго засекречено, даже от Артура. К такой информации был допущен только доверенный оператор, следящий за ресурсами сам не зная чего и оберегающий это. Но для Наблюдателя не было практически ничего невозможного. Нельзя сказать, чтобы адрес достался ему легко. Но те не менее, достался же.

2.

Теперь Ирина с полным правом могла находиться возле Даши, невидимо направляя, незримо оберегая от ошибочных шагов. Естественно, она и не собиралась выполнять задание Артура – ни убивать, ни калечить Шурину дочь не входило в ее планы. Но зато защитный зонтик распустила на полную мощность.

В который раз Ирина с благодарностью и восхищением помянула Инквизитора. Все предусмотрел. Словно знал, что ей пригодится, чтобы обвести врагов вокруг пальцев, припорошить действительность, завуалировать сознание, собственное и чужое. Объяснял старик легко и доступно. Поток премудростей заливал какую-то каверну в отделе памяти. А экзаменовал жестко, словно от ее успеха зависела его судьба, а не какой-то незнакомой смертной девчонки, словно ему, Инквизитору, предстояло рисковать естеством, а не Ирине. День сменял ночь, прилив – отлив, а на острове даже перемен не было. Сплошные занятия и тренировка. Ирина начала представлять, как нелегко жилось Артуру требователен Инквизитор был донельзя. Для Тени такой адский труд еще туда-сюда, а вот Человеку вряд ли под силу. Но как эти уроки пригодились!

Проконтролировав пробуждение Шуры, Ирина с удовлетворением убедилась, что ее установка сработала. Вычистились из головы дикие мысли, мечты направились в нужное русло.

Во время разговора Шуры с дочерью, Ирина пожалела, что вынуждена оставаться тенью. С каким наслаждением она бы разрыдалась на Шурином плече, когда он с таким чувством говорил о ней. В то же время другая половинка сознания тени разумно констатировала: умница Шура. Он и сам не подозревает, насколько правильно поступает, рисуя Даше подобный образ – запутавшаяся сестра Робин Гуда, возвышенная душа, благороднейшее существо. Теперь-то уж девочка наверняка захочет пообщаться с ней, Ириной.

Отец оставил девочку в растрепанных чувствах. И Ирина смотрела на несчастную Дашу, раздираемую самыми противоречивыми чувствами.

Телефонного звонка Даша явно ждала. И тут же подбежала к телефону, едва раздалась музыкальная трель недавно приобретенного аппарата. Ирина еще до начала разговора поняла, кто звонит, и обвилась вокруг телефонной трубки.

– Дашенька, твои планы не изменились?

– Что ты, Артур! Только об этом и думаю. Когда мне подъехать? Я готова хоть сейчас.

– Не утруждайся, я заеду за тобой. Сегодня тебе придется потрудиться поболее, чем вчера.

– Это не страшно, – щебетала Даша. – Буду ждать у перекрестка. А то дома не совсем нормально, соседи увидят, отцу доложат. Ни к чему сейчас напрягать обстановку.

– Умница, Дашенька. Но соседи ничего не скажут отцу. Не переживай. Жди у подъезда.

Даша бросила трубку на рычаги и заметалась по квартире. Через десять минут она в полной боевой готовности хлопнула дверью и застучала каблучками по лестнице.

– Ах ты, хамелеон многоцветный, – подумала Ирина, – Чтоб ты сам запутался в сетях собственных интриг.

И последовать за Дашей она не могла. И бездействовать тоже было невмоготу. Ирина заметалась по квартире, но скоро успокоилась. Сегодня все равно Даша вернется домой. Интуиция у теней железная. Придет Шура, и ей, Ирине, можно будет появиться в своем нормальном образе, обычным путем – через дверь. Тогда и будем принимать меры. Что раньше времени носиться по квартире как курица с отрубленной башкой?

3.

Елена

Елена забылась тяжелым сном. Даже не сном, а кошмарной дремотой. В темной комнате перед ней возникало белое пятно, приближалось, обращалось плоским лицом и растраивалось. И вот уже три блина с мутными глазами и тонкими губами склонялись к ней. Где она? Дома или опять в больнице?

– Что вы хотите? – бормотала в забытьи бедная женщина. – Уйдите, оставьте меня...

Но лица не хотели уходить. Они болтались на одной шее, словно желая довести несчастную до сумасшествия. Елена очнулась.

Сейчас Нина с трудом узнала бы в ней ту красивую женщину, которую первый раз увидела в ресторане "Ладъ" каких-то два месяца назад. За это время Елена как-то умудрилась утопить в алкоголе остатки своей красоты, молодости и сильного характера.