Текст книги "Кушанское царство"

Автор книги: Людмила Боровкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Нет сомнения в том, что в течение I в. до н. э. Большое Юэчжи не имело контактов на государственном уровне с Цзибинь, так как ее возглавляли саки, разгромленные и изгнанные с их родины во II в. до н. э. именно юэчжами и уже потому враждебные им.

Такая внешнеполитическая изолированность Большого Юэчжи в I в. до н. э. и объясняет отсутствие сведений о нем в китайских, античных и индийских письменных источниках того времени, за исключением рассмотренных данных в «Хань шу» за самые первые годы этого века. И потому единственными источниками по его истории большей части этого века оказались археологические и нумизматические материалы.

Но сведения о Большом Юэчжи в «Хань шу» за первые годы I в. до н. э. позволяют предположить по каким основным направлениям пошло его развитие в последующее время и правильно понять и датировать свидетельства археологических и нумизматических материалов.

Поэтому в заключение кратко напомним, что удалось выяснить о Большом Юэчжи I в. до н. э. в результате проведенного в данной главе исследования сведений «Хань шу» и других древнекитайских историй.

Большое Юэчжи, бывшее, по «Ши цзи», до конца II в. до н. э. кочевым царством и лежавшее к западу от Давань (Ферганы) и к северу от р. Гуйшуй (Сырдарьи), оказалось в I в. до н. э., по данным «Хань шу», расположенным к юго-западу от Давань на месте Дася (Бактрии), большой земледельческой страны с множеством городов, лежавшей во II в. до н. э. к югу от него и этой реки. Но на рубеже II–I вв. до н. э. оно превратилось в земледельческое царство. Вместо ставки кочевого правителя столицей Большого Юэчжи стал город, бывшая столица Дася Ланьши, находившаяся, как выяснено в первой главе, на месте обнаруженного археологами огромного древнего городища у нынешнего г. Шахринау к западу от Душанбе.

Следовательно, население Большого Юэчжи, завладевшего Дася (Бактрией), стало состоять из 400 тысяч юэчжей-кочевников и более 1 миллиона бактрийцев-земледельцев.

Сведения об этом кардинальном изменении политической ситуации в регионе к западу от Давань могли быть получены при дворе Хань только по возвращении послов, отправленных У-ди в середине 99 г. до н. э. в Давань и в царства к западу от нее. Ведь после этого Хань никогда более не посылала посольства в царства данного региона.

А начались эти изменения после ханьско-даваньской войны 104–101 гг. до н. э., когда впервые новый правитель Давань осенью 100 г. отправил своего сына ко двору Хань, куда тот и прибыл не позднее самого начала 99 г. Так как вскоре, в середине 99 г., У-ди отправил более десяти посольств в Давань и царства к западу от нее и начал строить укрепления вдоль начального участка южного, прикуньлуньского, пути явно из расчета на возобновление тесных посольских связей с ними, то очевидно, что сын даваньского правителя не сообщил ему о каких-либо изменениях в Давань и вокруг нее, поскольку эти изменения до его отправления из Давань осенью 100 г. еще не произошли. Когда же посольства У-ди примерно на рубеже 99–98 гг. до н. э., пройдя через Давань, вышли по караванному пути к западу от нее, то обнаружили Большое Юэчжи на месте Дася и ставки принимавших их юэчжийских сихоу. Следовательно, Большое Юэчжи завладело Дася (Бактрией) после ухода из Давань осенью 100 г. сына ее правителя, но до прихода в нее в конце 99 г. ханьских посольств, т. е. на рубеже 100–99 гг. до н. э.

Установление даты этого события открыло возможность найти ответ на вопрос, когда в Большом Юэчжи были созданы владения пяти сихоу с их городами-ставками: если они находились к северу от р. Гуйшуй (Сырдарьи), то, скорее всего, были выделены во II в. до н. э., когда Большое Юэчжи занимало только эти земли; если же к югу от этой реки, где начинались земли Дася, то, несомненно, были созданы после того, как оно на рубеже 100–99 гг. до н. э. овладело ею.

Уже тот факт, что в «Хань шу» ставки пяти сихоу названы городами, позволяет предположить, что они были учреждены в городах Дася, так как до овладения ею юэчжи-кочевники городов не имели. Но требовалось обосновать это логическое умозаключение конкретными данными, для чего и было проведено историко-географическое исследование вопроса об их локализации.

Так как во II в. до н. э., по данным «Ши цзи», ханьские послы ходили в Большое Юэчжи и Дася через Давань (Фергану) и У-ди в 99 г. до н. э. отправил более десяти посольств именно в царства к западу от Давань, то очевидно, что они шли туда по Великому караванному пути из Китая на запад через Шулэ (Кашгар) и Давань. Значит, искать города-ставки пяти юэчжийских сихоу, принимавших послов У-ди, надо именно по этому караванному пути к западу от Давань, а не где-то на Памире или в долине Амударьи.

По сведениям в «Хань шу» о расстояниях от Янгуань до городов-ставок пяти сихоу, четыре из них находились на небольшом, в 160 км, участке караванного пути друг за другом, и потому 432 км от ставки четвертого до ставки пятого сихоу вызывают сомнение. Следовательно, владения пяти сихоу были маленькими, а не охватывали, как принято считать, всю территорию Большого Юэчжи I в. до н. э., и их выделение не может служить доказательством распада его на эти пять отдельных княжеств, его децентрализации.

Сообщение в «Хоу Хань шу» о том, что, спустя сто с лишним лет после выделения владений пяти сихоу, Гуйшуан-сихоу разгромил четырех других и стал правителем царства Гуйшуанского (Кушанского), получившего название по его титулу, обосновывает долгую память о местонахождении первоначального владения этого знаменитого сихоу, о чем свидетельствуют сведения V в. в «Вэй шу» и VII–VIII вв. в «Бэй ши» и «Синь Тан шу».

В V в. помнили еще о владениях всех пяти сихоу. И сопоставление расстояний, рассчитанных по данным «Хань шу», от Шулэ до городов-ставок пяти сихоу с расстояниями, рассчитанными по данным «Вэй шу», от Шулэ до пяти царств, идентифицированных с владениями пяти сихоу, показало почти точное (с учетом небольшого сокращения пути за шесть веков) совпадение их до ставок второго, третьего и четвертого сихоу и позволило уточнить местонахождение ставки пятого – она находилась не в 432 км от ставки четвертого сихоу, а в 53 км и к югу от нее, несомненно, на караванном пути, отходившим здесь на юг от Великого караванного пути.

К VII–VIII вв., по сведениям «Бэй ши» и «Синь Тан шу», сохранилась память только о местонахождении владения знаменитого основателя Кушанского царства Гуйшуан-сихоу. Она закрепилась в названии царства «Гуйшуанни», получившего в империях Суй и Тан китайское название «Хэ». Рассчитанное по данным этих историй расстояние до него от Шулэ очень точно (с учетом дальнейшего небольшого спрямления пути) согласуется с рассчитанными ранее расстояниями от Шулэ до ставки Гуйшуан-сихоу I в. до н. э. и до идентифицированного с ней царства Цяньдунь V в. н. э. А так как царство Хэ/Гуйшуанни указано лежащим по Великому караванному пути из Китая на запад на южном берегу р. Нами, точно идентифицируемой с Сырдарьей, то очевидно, что и город-ставка Гуйшуан-сихоу в I в. до н. э. находился по тому же пути на южном берегу этой реки, называвшейся тогда Гуйшуй, в землях бывшей Дася.

Сопоставление данных о расстоянии по этому пути к западу от Шулэ (Кашгара) в I в. до н. э., V–VII вв. н. э. с современными (по автотрассе) показало, что в результате спрямления и улучшения дорог в течение двух тысяч лет расстояние сократилось примерно на 30 %. Уменьшив рассчитанное по данным «Хань шу» расстояние от Шулэ до городов-ставок пяти сихоу на 30 %, определили приблизительно их местонахождение по современной автотрассе: первого сихоу – в 3 км к востоку, а второго – в 22 км к западу от г. Худжанд, третьего, Гуйшуан-сихоу, – в 2 км восточнее г. Бекабад, четвертого, Сидунь-сихоу – в 13 км западнее г. Хавает, к югу от которого идет Душанбинский тракт. А так как именно от владения Сидунь-сихоу к югу в 100 ли (53 км) находилось, по «Вэй шу», владение пятого, Гаофу-сихоу, то очевидно, что последнее было создано в районе нынешнего г. Ура-Тюбе на караванном пути, однозначно идентифицируемом с Душанбинским трактом, в столицу Большого Юэчжи г. Ланьши (Шахринау).

Так как города-ставки пяти юэчжийских сихоу были учреждены к югу от р. Гуйшуй (Сырдарьи) в северных землях Дася (Бактрии), после того как Большое Юэчжи заняло Дася (а это произошло на рубеже 100–99 гг. до н. э.) – именно от этой даты, рубежа 100–99 гг., и были отсчитаны сто с лишним лет до создания Кушанского царства, о чем сказано в «Хоу Хань шу».

Исследование взаиморасположения Большого Юэчжи с его соседями в I в. до н. э. показало, что его владения, включавшие в этом веке кроме принадлежавших ему во II в. до н. э. земель к северу от р. Гуйшуй (Сырдарьи) еще и землю бывшей Дася (Бактрии) к югу от этой реки, простирались на север до царства Канцзюй, на юг до царства Уишаньли, на запад до царства Аньси (Парфии). Поскольку выяснилось, что царство Уишаньли занимало равнинные земли между царством Цзибинь (Северной Индией) на востоке и царством Аньси (Парфией) со столицей в районе Ашхабада на западе, т. е. явно земли Южной Бактрии к югу от Амударьи, то очевидно, что Большое Юэчжи, завладев Дася на рубеже 100–99 гг. до н. э., заняло земли к югу от Сырдарьи и к северу от Амударьи, т. е. только Северную Бактрию. Следовательно, Дася – это Северная Бактрия. А соседство Аньси на севере с Канцзюй (к югу от Ташкента) и на северо-востоке с Большим Юэчжи (между Хавастом и Джизаком) означает, что в I в. до н. э. Согдиана была частью владений парфянских царей.

Внутренние проблемы, вставшие перед правителями Большого Юэчжи после овладения на рубеже 100–99 гг. до н. э. большой политически давно раздробленной Дася, характер сложившихся во II в. до н. э. его взаимоотношений с Хань, Давань, Канцзюй и саками, создавшими в I в. до н. э. царство Цзибинь, ситуация в этом веке в Парфии, определявшаяся борьбой с Римом – все это дало мне основание предположить внешнеполитическую изолированность Большого Юэчжи в I в. до н. э. Об этом же свидетельствует и почти полное отсутствие сведений о нем за этот век в античных, китайских и индийских письменных источниках.

Тем большее значение для прояснения истории Большого Юэчжи I в. до н. э., этого «темного» века, имеют археологические и нумизматические источники.

Глава III
Археологические и нумизматические материалы из Бактрии о юэчжах II–I вв. до н. э

В данной главе попытаемся рассмотреть объективные данные о кочевниках (юэчжах), выявленные исследователями по археологическим и нумизматическим источникам, и выяснить, согласуются ли они с материалами древнекитайских историй «Ши цзи» и «Хань шу».

Задача эта оказалась крайне сложной в основном потому, что археологи и нумизматы часто расходятся как в толковании своих конкретных материалов, так и в выводах из них, которые они делают, исходя из общепринятых специалистами по Бактрии точек зрения на основополагающие вопросы истории юэчжей (локализация, хронология) II–I вв. до н. э. Между тем, как выяснилось в результате нашего исследования, эти точки зрения были высказаны нередко давно и на основании доступного в то время ограниченного круга сведений письменных источников и монет, в силу чего они, как теперь выясняется, оказались во многих случаях противоречивыми и даже ошибочными.

Поэтому приступаем к рассмотрению, какими точками зрения на историю юэчжей руководствовались исследователи археологических и нумизматических источников.

Одни из них придерживаются мнения о том, что древняя Бактрия простиралась по обоим берегам Амударьи от Гиссарского хребта до Гиндукуша, что была правобережная Северная Бактрия и левобережная Южная. Другие исходят из признания Бактрией только земель к югу от Амударьи до Гиндукуша, но таковых становится все меньше.

Однако и те и другие согласны в том, что, во-первых, юэчжи переселились из долины Или в Бактрию, разгромили и завоевали ее в 140–130 гг. до н. э. и что, во-вторых, они сначала поселились к северу от реки Гуйшуй, которую они идентифицируют с Амударьей. Получается, что юэчжи сразу поселились в Северной Бактрии, и лишь позже завоевали земли к югу от этой реки, что только после их завоевания пало Греко-Бактрийское царство и Бактрия распалась на ряд владений юэчжийских князей.

С учетом этих исходных точек зрения специалистов по истории Бактрии посмотрим, насколько исследованные археологические и нумизматические материалы с территории Бактрии за II–I вв. до н. э. согласуются с ними и подтверждают их, или они, точнее, согласуются с итогами нашего исследования свидетельств древнекитайских историй.

Для нашей цели мы воспользовались, естественно, главным образом обобщающими работами известных, преимущественно советских, специалистов по истории, археологии и нумизматике Бактрии.

Как и когда кочевники юэчжи завладели Бактрией

Поскольку во взглядах разных специалистов по истории Бактрии ключевым является признание ими завоевания юэчжами Дася в 140–130 гг. до н. э. и создания после этого своего царства к северу от р. Гуйшуй (принимаемой ими за Амударью), т. е. в Северной Бактрии, начнем с выяснения вопроса о том, каковы же были хозяйство и образ жизни населения Северной Бактрии во второй половине II в. до н. э. и позже по археологическим данным.

Особенно ценной для ответа на эти вопросы оказалась работа Б. Я. Ставиского «Кушанская Бактрия». Во второй главе ее автор, основываясь на собственных исследованиях и многочисленных работах других ученых, изложил сведения и дал карту-схему размещения основных археологических памятников кушанской Бактрии по обоим берегам Амударьи, а также семь подробных карт-схем размещения их по пяти долинам основных рек Северной Бактрии. Эти памятники были, по его определению, оседлыми земледельческими поселениями разных типов – от сельских поселений до крупных городов, причем значительная часть их существовала здесь с докушанского времени, ахеменидского и греко-бактрийского (Ставиский, 1977, с. 42–83). Отметив зависимость числа городских поселений в речных долинах Бактрии «от размеров поливных площадей этих долин, от сельскохозяйственного потенциала того или иного района» в кушанский и докушанский периоды истории, Б. Я. Ставиский выделил как издревле наиболее развитые долины рек Балхаба, Сурхандарьи и Кундуза (Ставиский, 1977, с. 84–85). С этим согласуется и тот факт, что на составленных им картах-схемах количество поселений в долинах основных рек правобережья Амударьи уменьшалось в последовательности их расположения с запада на восток, что, несомненно, определялось все менее благоприятными в них естественно-географическими условиями для занятия земледелием.

Так что археологические данные, получается, доказывают, что Северная Бактрия, как и Южная, не только в кушанский, но и в докушанский период была земледельческой страной.

И это их свидетельство не дает основания ни предполагать, что начиная со 140–130 гг. до н. э. в этой земледельческой стране, лежавшей к северу от Амударьи, существовало кочевое царство Большое Юэчжи, народ которого переселялся, следуя за скотом, ни идентифицировать с Амударьей древнюю р. Гуйшуй, к северу от которой и указано в «Ши цзи» кочевое царство Большое Юэчжи. И согласно нашему исследованию, р. Гуйшуй была, несомненно, Сырдарьей, к северу от которой в горно-степных землях жили кочевники юэчжи, а к югу находилась земледельческая страна Дася, т. е. Северная Бактрия. И потому, когда Большое Юэчжи на рубеже 100–99 гг. до н. э. завладело Дася, оно стало, по данным «Хань шу», земледельческим царством.

Это подтверждают и другие археологические материалы, выявленные и исследованные А. М. Мандельштамом в Северной Бактрии. Он здесь открыл-таки памятники кочевого населения, а точнее – курганные могильники кочевников – целый ряд мелких и четыре больших (Мандельштам, 1966а; он же, 1974; он же, 1975).

Три больших могильника – Тулхарский, Аруктауский и Коккульский – расположены на юге Таджикистана в полупустынной Бишкентской долине, смыкающейся с Нижнекафирниганской, между низовьями рек Сурхандарьи и Кафирнигана. Четвертый могильник, Бабашевский, находится на юго-востоке Туркмении, на северном берегу Амударьи в пустынной местности между станциями Ташрабат и Мукры. Таким образом, «все большие курганные могильники, – заключает А.М. Мандельштам, – находились далеко от оазисов, тогда как малые курганные группы – всегда на землях, непригодных для земледелия, расположенных вне, но вблизи оазисов» (Мандельштам, 1974, с. 197), т. е. вне земледельческих районов и поселений.

Но он определил, что эти могильники существовали с конца II – начала I в. до н. э. до начала I в. н. э., основываясь главным образом на найденных в Тулхарском могильнике монетах, подражаниях чекану Евкратида и монете Герая (Мандельштам, 1974, с. 191–192; он же, 1966, с. 85–91). А начало выпуска подражаний чекану Евкратида он датировал, исходя из общепринятой даты завоевания кочевниками Бактрии, – 140–130 гг. до н. э.

Проведенное же нами исследование сведений древнекитайских историй, показавшее, что кочевое царство Большое Юэчжи завладело Дася, т. е. Северной Бактрией, на рубеже 100–99 гг. до н. э., позволяет уточнить эти датировки. Правитель Большого Юэчжи мог выпускать здесь подражания монетам Евкратида именно с начала I в. до н. э., и с этого же времени только и могли появиться в Северной Бактрии кочевнические курганные могильники.

Исследовав эти могильники, А. М. Мандельштам пришел, в частности, к следующим выводам, очень важным для понимания истории Бактрии и юэчжей I в. до н. э.: «Наличие больших могильников, так же как и многочисленных небольших курганных групп, свидетельствует о том, что падение Греко-Бактрийского царства повлекло за собой не только политические изменения. В Северной Бактрии (а также в Согде) обосновались большие группы кочевников, сохранявших на новой территории свой традиционный вид хозяйства и образ жизни. Таким образом, имело место вполне реальное завоевание. Последствием этого, учитывая ограниченность пригодных для возделывания и содержания скота земель, можно было бы предполагать упадок земледелия, почти целиком зависящего от искусственного орошения. Однако археологические данные не подтверждают этого. Кроме того, наблюдения над особенностью расположения кочевнических могильников показывают, что все они находятся либо в полупустынях, удаленных от оазисов местах, либо на дальних окраинах последних. В этом можно видеть свидетельство того, что завоеватели стремились сохранить хозяйственную основу своих новых подданных – естественно, с целью извлечения из этого максимальных выгод для себя». И еще: «Специфика взаимоотношений кочевников с коренным населением Бактрии, вырисовывающаяся по археологическим данным, указывает на то, что завоевание не преследовало цели простого захвата земель для освоения их под скотоводство» (Мандельштам, 1974, с. 195–196).

Как видим, А. М. Мандельштам установил по археологическим данным не только то, что кочевники в I в. до н. э. действительно жили в Северной Бактрии, но и то, что они ни во время завоевания, ни позже не разрушали хозяйство местного земледельческого населения, что кочевники, завоевывая Бактрию, не преследовали цель просто захвата ее земель под скотоводство.

Эти его выводы опровергают, с нашей точки зрения, его же определение появления кочевников в Бактрии как «реальное завоевание». Завоевание, т. е. насильственный захват территории другого, сопротивляющегося народа, неизбежно сопровождается значительными разрушениями. Поэтому отмеченное А. М. Мандельштамом отсутствие разрушений и сбережение кочевниками в последующее время хозяйства местных земледельцев согласуется с определением в «Хань шу» процесса овладения юэчжами Дася как «переселения», в ходе которого все мелкие владения Дася «подчинились и покорились им» явно мирно.

Открытие А. М. Мандельштама дает, с нашей точки зрения, основание судить еще об одном аспекте политики кочевников в ставшей в I в. до н. э. подвластной им Северной Бактрии.

Благодаря его открытию выяснился факт существования большой группы кочевников юэчжей, своего рода анклава их, в полупустынных смыкающихся Бишкентской и Нижнекафирниганской долинах, где они вели свой традиционный кочевой образ жизни и, значит, содержали крупный отряд конницы.

Очевидно, что засушливая долина р. Кафирниган отделяла находившуюся к западу от нее густозаселенную тогда земледельцами долину Сурхандарьи от лежавших к востоку от нее обширных, но слабоосвоенных долин рек Вахша и Кызыл су. Кроме того, скорее всего, по Нижнекафирниганской долине проходил тогда караванный путь с юга от городища Айвадж, расположенного на правом берегу Амударьи у переправы через нее на юг, в Гиссарскую долину на севере, куда сходились и сходятся сейчас все другие основные караванные пути Северной Бактрии. А на западе, где Гиссарская долина плавно переходит в верхнюю часть долины Сурхандарьи, находилась, как показало наше исследование, столица царства Большое Юэчжи г. Ланыни (Шахринау).

Сопоставление этих фактов позволяет заключить, что правители Большого Юэчжи, завладев Дася, намеренно создали анклав кочевников почти в центре ее, в Бишкентской и Нижнекафирниганской долинах. Тем самым они как бы разделили Дася на три части: западную, восточную и северную. Это позволяло им, используя содержавшуюся в этом анклаве конницу юэчжей, контролировать ситуацию в каждой из трех частей.

Предполагая это, мы исходим из свидетельства Чжан Цяня о том, что Большое Юэчжи было во II в. до н. э. централизованным царством с наследственным правителем во главе, – свидетельства, дающего основание считать, что это царство осталось таким же и после овладения им Дася на рубеже 100–99 гг. до н. э. Ведь теперь сильная центральная власть была необходима юэчжам еще больше, поскольку предстояло наладить управление большой страной Дася, до этого долго находившейся в состоянии политической раздробленности, а также обеспечить мирное вживание переселившихся кочевников юэчжей (скорее всего, менее 400 тыс. чел.) в среду превосходивших их по численности почти втрое (более 1 млн. чел.) бактрийцев-земледельцев.

Что же касается Южной Бактрии, то пока нет сведений об открытии в Северном Афганистане к югу от Амударьи кочевнических курганных могильников – неопровержимого доказательства обитания масс кочевников. И потому пока нет основания говорить об овладении кочевниками-юэчжами в то же время и Южной Бактрией.

Но специалисты по истории Бактрии исходят из убеждения, что кочевники-юэчжи завоевали всю Бактрию к северу и к югу от Амударьи в 140–130 гг. до н. э., т. е. накануне прибытия в Дася Чжан Цяня в 129 г. до н. э. И основываясь на свидетельстве последнего о политической раздробленности Дася в то время, а также на сообщении в «Хань шу» о существовании в I в. до н. э. владений пяти юэчжийских князей (сихоу) в Большом Юэчжи, овладевшем Дася, считают, что Бактрия распалась на мелкие владения именно после завоевания ее кочевниками. И с этих позиций они анализируют и датируют нумизматические материалы.

Сначала остановимся на суждениях специалистов по истории Бактрии периода, предшествовавшего завоеванию ее кочевниками, основанных также в значительной мере на нумизматических материалах.

В общем плане они как будто признают, что после смерти Евкратида в 155 г. до н. э. Греко-Бактрийское царство распалось на мелкие владения. В. М. Массон и В. А. Ромодин изложили эту точку зрения так: «Период расцвета греко-бактрийского царства пришел к концу, начался его политический упадок. Письменные источники почти ничего не сообщают относительно истории греко-бактрийского царства после смерти Евкратида. Нумизматический материал для этого времени, напротив, очень обилен. Можно насчитать по крайней мере двадцать правителей и правительниц, которые, судя по легендам монет, царствовали в Греко-Бактрии или (что для большинства из них будет более справедливо) в греко-индийских сатрапиях. По-видимому, среди этих лиц были прямые потомки Евтидема и Евкратида, добивавшиеся царской власти “по праву рождения”. Но вряд ли приходится сомневаться, что многие из правителей были просто удачливыми военачальниками или политическими авантюристами. Исследователи положили немало труда, пытаясь разобраться в этом нумизматическом калейдоскопе имен царей и цариц, но результаты этих попыток невелики. Ни одна из предложенных схем родословных связей, хронологий правления местных царьков и границ их владений не может быть признана достаточно обоснованной» (Массон, Ромодин, 1964, с. 115–116).

Практически то же самое пишет Б. Я. Ставиский: «О преемниках Евкратида письменные источники ничего не сообщают, а между тем нумизматы насчитывают (за исключением Диодота, Евтидема, Деметрия, Евкратида и Менандра) двадцать пять имен выпускавших свои монеты греческих правителей Бактрии и Индии; значительная часть этих царей и царьков правила, вероятно, после Евкратида». И добавляет: «Насколько позволяют судить известные сейчас находки греко-бактрийских монет, и особенно знаменитый Кундузский клад, включавший 627 монет, с Бактрией можно связывать лишь трех таких правителей» – Антимаха Теоса (Антимаха I), Гелиокла и Платона (Ставиский, 1977, с. 97–98).

Упомянутый Кундузский клад найден в 1946 г. к югу от Амударьи в землях Южной Бактрии (о нем см.: Кюрье, Фуссман, 1965; Зеймаль, 1967; Мандельштам, 1971). Он содержал 627 серебряных греко-бактрийских монет, т. е. имеющих легенду только на греческом языке и чеканенных по аттической весовой системе. Большую их часть составляли монеты Евкратида (277 экз.) и Гелиокла (221), монет Антимаха I и Платона оказалось по двенадцати, а монет семи других царей (Антиалкида, Архебия, Лисия, Теофила, Филоксена, Аминты и Гермея) – по одной-пяти. Но с этими семью царями связаны также индо-греческие монеты, с греческой легендой на лицевой стороне и с индийской на оборотной, чеканенные по индийской весовой системе. Этих царей принято считать индо-греческими царями.

Из трех же царей, названных греко-бактрийскими, Антимах I, как выяснилось, правил ранее Евкратида (Нарайн, 1957, с. 46–50, 181, табл.). Так что позже Евкратида правили только Платон и Гелиокл.

Монет Платона известно мало. Кроме двенадцати в Кундузском кладе, к югу от Амударьи найдено еще четыре или пять его монет. Тем не менее отмечены четыре разновидности их (Нарайн, 1957, с. 71). В. М. Массон и В. А. Ромодин, отметив портретное сходство Платона с Евкратидом, кратко определили его как «одного из эфемерных правителей» (Массон, Ромодин, 1964, с. 117).

Подробнее о Платоне написал А. К. Нарайн. На основании отмеченного сходства черт лица Платона и Евкратида, а также типа лица Платона и Гелиокла в результате сопоставления их портретных изображений на монетах он заключил, что Платон был старшим сыном Евкратида. Отправляясь в поход, Евкратид сделал его своим соправителем. Именно Платон, полагает А. К. Нарайн, был тем сыном, который, по сообщению Юстина, убил возвращавшегося из похода Евкратида, проехав на квадриге через его труп. Но вскоре отцеубийца Платон стал непопулярен и был убит Гелиоклом, принявшим титул «Справедливый». Редкость известных монет Платона и свидетельствует о кратковременности его правления, которое А. К. Нарайн датирует 155 г. до н. э. (Нарайн, 1957, с. 71–72, 181, табл.).

Но многие специалисты по истории Бактрии, и в их числе большинство советских, полагают, что убийцей Евкратида был Гелиокл.

Несмотря на эти расхождения, почти все признают Гелиокла последним царем Греко-Бактрии, правившим до завоевания ее в 140–130 гг. до н. э. кочевниками, начавшими чеканить подражания его монетам. Но, соглашаясь в этом, ученые расходятся в определении подвластных ему земель. До изложения их точек зрения остановимся сначала на том, что же известно о монетах Гелиокла.

А известно о них мало, разрозненные сведения разбросаны по литературе, обобщающего исследования нет. Нет сведений о том, сколько их всего известно к настоящему времени. Обычно говорится только о его многочисленных (221 экз.) греко-бактрийских серебряных монетах из Кундузского клада, найденного к югу от Амударьи, упоминается о находке одной монеты в Термезе (Ставиский, 1977, с. 50, прим. 16) и одной – в Кызыл-тепе (Шурчинский оазис в долине Сурхандарьи) (Ставиский, 1977, с. 160). И отмечается еще, что к югу от Гиндукуша найдены медные индогреческие монеты Гелиокла: 9 монет в сокровищнице Мир-Заках, 7 – в Таксиле и более многочисленные в Гандхаре (Нарайн, 1957, с. 109).

На обоих типах монет одинаковы легенда – «Царя Гелиокла Справедливого» и изображение на оборотной стороне стоящего Зевса с лучистым нимбом вокруг головы. Но отмечено различие в портретах правителя на лицевой стороне – на индо-греческих монетах он выглядит весьма пожилым (Нарайн, 1957, с. 107; Массон, Ромодин, 1964, с. 129, прим. 86). На основании существования двух групп монет Гелиокла одни исследователи заключили, что существовал один царь по имени Гелиокл, правивший всей Бактрией и землями к югу от Гиндукуша, другие же считают, что было два Гелиокла, Гелиокл I и Гелиокл II, правившие в разные периоды и в разных регионах.

Первую точку зрения В. М. Массон и В. А. Ромодин сформулировали так: «Вероятно, его власть распространялась лишь на собственно Бактрию, а районы к югу от Гиндукуша уже тяготели к индо-греческой державе Менандра» и «монеты Гелиокла с двуязычной надписью относятся к тому периоду, когда он был вытеснен из Бактрии кочевниками» (Массон, Ромодин, 1964, с. 128, 129, прим. 86). Тем самым они, получается, признают, что Гелиокл умер значительно позже завоевания Бактрии кочевниками, относимого ими к 140–130 гг. до н. э., и отвергают предположение других исследователей о смерти Гелиокла в 140 г. до н. э. (см. напр.: Нарайн, 1957, с. 106). Кроме того, они не поясняют, каким образом Гелиокл, разгромленный и изгнанный кочевниками из Бактрии, смог завоевать земли к югу от Гиндукуша, где, несомненно, был свой правитель, и создать там царство.

Б. Я. Ставиский, сославшись именно на процитированное суждение В. М. Массона и В. А. Ромодина, высказал, однако, прямо противоположное мнение: «Гелиокл накануне падения своей власти владел еще и какими-то землями к югу от Гиндукуша (предполагать, что он захватил эти земли после того, как был изгнан из Бактрии, нет никаких оснований)» (Ставиский, 1977, с. 99). Иначе говоря, он считает, что Гелиокл владел землями к югу от Гиндукуша еще до завоевания Бактрии кочевниками. Но это противоречит мнению и доказательствам других исследователей о существовании в землях к югу от Гиндукуша после смерти Евкратида могущественной державы Менандра (Нарайн, 1957, с. 100–127; Массон, Ромодин, 1964, с. 117–119).