Текст книги "Кушанское царство"

Автор книги: Людмила Боровкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Однако, даже убедившись в том, что Вима Кадфиз изначально владел землями к северу от Амударьи, нельзя исключать вероятность того, что он, завоевав Тяньчжу и выпустив там, по заключению Е. В. Зеймаля, самые первые монеты «сотера мегаса» (четвертой группы), затем, если он правил еще долго, начеканил их в том чрезвычайном изобилии, в каком они распространились по всей огромной территории Кушанского царства, и, проведя денежную реформу, выпустил еще монеты от собственного имени и тоже в большом числе, хотя и в значительно меньшем, чем монет «сотера мегаса». Напомним для сравнения: медных монет Вимы в Южном Таджикистане зарегистрировано чуть более ста (Зеймаль, 1983, с. 187–189), а монет «сотера мегаса» найдено здесь более 500 (Зеймаль, 1983, с. 160, прим. 27а). Но в источниках свидетельств о продолжительности правления этого кушанского царя, к сожалению, нет. Лишь логически можно предположить, как мы и сделали выше, что он, наследник (а им обычно становился старший сын) отца-долгожителя Куджулы Кадфиза, вступил на трон примерно в 80–81 г. уже пожилым человеком и вряд ли правил долго. Но доказать это можно, только определив дату начала правления его преемника Канишки, что исследователи-ученые пытаются сделать уже около ста пятидесяти лет, высказав немало гипотез, ни одна из которых пока не доказана убедительно для всех.

Глава VI
О датах правления Канишки (ок. 103–125 гг.).
Расцвет Кушанского царства при нем и постепенный упадок при его преемниках

В имеющихся письменных источниках нет прямых сведений о том, кто сменил Виму Кадфиза на троне Кушанского царства.

Но благодаря трудам многочисленных исследователей кушанской проблемы за прошедшие полтора века по нумизматическим данным точно установлено и почти общепризнанно, что после него кушанским царем стал Канишка. Е. В. Зеймаль, например, так пишет об этом: «Этот факт, который может быть достаточно твердо установлен только по монетам, – наиболее ощутимый вклад нумизматики в относительную хронологию Кушанского царства. Как показал Р. Гёбль, последние золотые монеты Вимы Кадфиза и первые золотые монеты Канишки чеканились штемпелями, изображения на которых вырезались одними и теми же резчиками (Гёбль, 1957, с. 186). К этому можно добавить, что одна и та же рука прослеживается и в начертании греческой легенды (легенды кхароштхи на монетах Канишки I не было). Таким образом, должны быть сняты как несостоятельные всякие предположения об интервале или «междуцарствии», разделявшем правление Вимы Кадфиза и Канишки» (Зеймаль, 1968, с. 49).

Сопоставление данного вывода с точно установленным выше по материалам «Хоу Хань шу» фактом правления Вимы Кадфиза в 87 и, скорее всего, в 90 г. позволяет уверенно заключить, что Канишка не мог вступить на трон ранее 88 г. и позже 120 г., если допустить, что Вима Кадфиз после 88–90 гг. правил еще 30 лет. А это значит, что оказываются несостоятельными ранее высказанные гипотезы о начальной дате его правления до 88 г. (57 г. до н. э.; 9 г. до н. э.; 43, 60–65 и 78 годы н. э.) и позже 120 г. (125, 128, 130, 144, ок. 200, 225–230, 248, 278 гг.) (подробный список всех гипотез и их авторов см.: Зеймаль, 1968, с. 132–133, а краткое перечисление ныне распространенных – см.: Бонгард-Левин, 1969, с. 487).

Такое заключение сужает рамки периода, к которому можно отнести начало правления Канишки с трех веков (с 57 г. до н. э. до 278 г. н. э.) до 30 лет. Еще на Международной конференции по дате Канишки в Лондоне в 1960 г. А. К. Нарайн в своем докладе, рассмотрев основные гипотезы и сведения разных источников, использованные для обоснования их, пришел к выводу, что Канишка правил со 103 по 125 г. (Нарайн, 1968, с. 221). Однако его аргументация не убедила ученое сообщество. И в 1968 г. на Международной конференции по кушанской эпохе в Душанбе согласия в этом отношении тоже не было достигнуто. Так что вопрос о начальной дате и продолжительности правления Канишки остается нерешенным. Поэтому необходимо дальнейшее максимально подробное исследование данных древнекитайских письменных источников при учете уже достигнутых результатов изучения их и других источников.

Начнем с нумизматических материалов, которые позволяют судить о некоторых важнейших аспектах внутренней политики Канишки. Согласно им Канишка, как и Вима Кадфиз, чеканил золотые и медные монеты. Золотых его монет дошло до нас около 200 (Зеймаль, 1983, с. 190), к северу от Амударьи зарегистрированы всего две (Зеймаль, 1983, с. 105, 199). Медных монет Канишки собрано в музеях предположительно несколько тысяч, из них, однако, описано всего 150–200 экземпляров (Зеймаль, 1983, с. 193), а в Южном Таджикистане – 70 (Зеймаль, 1983, с. 199–203). Здесь их найдено в полтора раза меньше, чем монет Вимы Кадфиза (104 экз.), и почти в семь раз меньше, чем монет «сотера мегаса» (около 500 экз.). Общего описания топографии находок их на территории Кушанского царства пока нет. Судя же по упоминаниям о находках в Бихаре и Ориссе (Бонгард-Левин, 1969, с. 488), т. е. на востоке Центральной Индии, а также в Восточном Туркестане, где кроме его монет обнаружена еще только одна монета его преемника Хувишки (Нарайн, 1968, с, 217, 219), и даже в Хорезме (Массон М., 1974, с. 45), они распространились и за пределами Кушанского царства.

Нумизматы установили иконографическую преемственность монет Канишки по отношению к монетам Вимы Кадфиза по типам лицевой стороны, но отметили серьезные изменения на оборотной стороне и в легенде. На оборотной стороне их, в отличие от изображения единого индуистского бога Шивы на монетах Вимы Кадфиза, появились изображения различных божеств разных религий (греческих, авестийских, индуистских, Будды), которые исповедовало население разных частей Кушанского царства (Массон, Ромодин, 1964, с. 163; Зеймаль, 1983, с. 190–196), нет на ней и легенды на кхароштхи. На обеих сторонах монет Канишки немногочисленного первого выпуска помещена легенда только на греческом, а всех остальных выпусков (и на монетах всех последующих кушанских царей) – легенда только на бактрийском языке «кушанской письменностью» (представлявшей собой особую модификацию греческого письма), а на оборотной стороне еще и имя изображенного божества (Зеймаль, 1983, с. 191). Изменился и текст легенды: вместо «царь царей великий спаситель Вима Кадфиз» – «царь царей Канишка Кушан» (Массон, Ромодин, 1964, с. 162).

Можно сказать, что Канишка провел частичную денежную реформу. Но, судя по составленным Е. В. Зеймалем таблицам монет Вимы Кадфиза и Канишки, найденным в Южном Таджикистане (Зеймаль, 1983, с. 187–189, 199–203), их монеты по весу и диаметру мало отличались. Выходит, что реформа Канишки преследовала не столько экономические, сколько политические цели. По-видимому, ко времени его правления власть собственно кушан[12]12
  Так, вероятно, стало называться и все население Кушанского царства, независимо от племенной и этнической принадлежности, жившее в его коренных землях к северу от Амударьи.


[Закрыть], родина которых находилась к северу от Амударьи, над завоеванными ими царствами стала органичной и прочной, но их возмущали непривычные двуязычные монеты Вимы Кадфиза, да еще с изображением чуждого им бога. И Канишка закрепляет политическое господство кушан, выпустив монеты с легендой на бактрийском языке, как бы сделав его тем самым общегосударственным в многоязычном Кушанском царстве. Но он, несомненно, понимал, что этот акт, возвеличивавший кушан, может вызвать недовольство других народов его огромного царства, особенно народов Индии, имевших свою письменность и привыкших к двуязычным монетам. И потому на оборотной стороне своих монет Канишка помещает изображения божеств разных религий, которые исповедовали подвластные ему народы.

Судя по тому, что последующие кушанские цари не вносили существенных изменений ни в легенду, ни в композиционные схемы лицевой и оборотной сторон своих монет (Зеймаль, 1968, с. 50; он же, 1983, с. 216), такой учет Канишкой достоинства и кушан, и подвластных им народов устроил всех. Однако бактрийский язык кушанской письменностью не получил широкого распространения в Кушанском царстве. Немногие надписи на нем обнаружены только в Бактрии. Многочисленные же кушанские надписи, найденные в Индии, выполнены письмом кхароштхи или брахми.

Но Канишка не только провел денежную реформу. Он ввел и новое летоисчисление. Выше говорилось о надписи из Калатсе, датированной 187 (184?) годом неизвестной эры, в которой упоминается Вима Кадфиз, и о надписях, датированных 122 и 136 годами, в которых имя Кушанского царя не читается, но которым, судя по тому, что в 187 г. правил Вима, мог быть только Куджула Кадфиз. А так как, по данным «Хоу Хань шу», Вима Кадфиз точно правил в 87 г. н. э., можно с уверенностью предположить, что эти два первых кушанских царя продолжили летоисчисление, начатое царями Большого Юэчжи с года овладения ими Дася, после чего Большое Юэчжи стало большим царством, т. е. с 100 или 99 г. до н. э. Найденные же надписи с именем Канишки датированы уже со 2-го по 23-й год, а надписи последующих кушанских царей – с 24-го по 98-й год. Получается, что Канишка ввел новую эру летоисчисления с года своего вступления на трон, которую исследователи и назвали «эрой Канишки» (таблицы надписей, датированных по ней, см.: Зеймаль, 1968, с. 29–47; Нарайн, 1968, с. 238–239).

Согласно надписям, датированным по «эре Канишки», сам он правил 23 года (1–23), Васишка – 4 года (24–28), Хувишка – 32 года (28–60), Канишка II – 1 год (41), Васудева – 34 (64–98).

Таким образом, исследователи сложнейших эпиграфических памятников, определив по ним последовательность и продолжительность правления кушанских царей, начиная с Канишки, внесли неоценимый вклад в решение проблемы не только относительной, но и абсолютной кушанской хронологии в целом и вопроса о начальной дате правления Канишки в частности.

Уже две названные акции Канишки – денежная реформа и введение нового летоисчисления, достоверность сведений о которых абсолютна – не оставляют сомнения в могуществе и неординарности его как правителя. Подтверждают это и сохранившиеся в индийской буддийской традиции предания о других его деяниях. Но дошли они до нас в основном в изложении раннесредневековых китайских буддистов, совершивших в разные века паломничество в Индию и оставивших свои путевые записки, а также в еще более поздних китайских и тибетских текстах.

В буддийской традиции Канишка, явление которого в мир предсказал якобы сам Будда, предстает могущественным царем, сделавшим необычайно много для распространения и укрепления буддизма. Сначала сообщение об этом предсказании и о строительстве Канишкой ступы привел в своих записках китайский буддист Фа-сянь, совершивший паломничество в Индию в 399–412 гг. (перевод именно данного сообщения см.: Цюрхер, 1968, с. 374–375). Затем сообщение о предсказании Буддой через 300 лет после своего вступления в нирвану явления в мир царя Канишки и о строительстве им ступы привел китайский буддист Сун-юнь, посетивший Индию в 518–522 гг. (перевод его см.: Цюрхер, 1968, с. 375–376).

Особенно много такого рода сведений о Канишке узнал и изложил в своих путевых записках Сюань-цзан, китайский буддист, совершивший паломничество в Индию в 629–645 гг. Он прошел через Восточный Туркестан на северо-запад до озера Иссык-куль, оттуда на юго-запад через Среднюю Азию в Северный Афганистан и далее на восток в Северную и Центральную Индию. В двенадцати главах «Записок о западном крае [эпохи] Великой Тан» он описал в последовательности расположения по основным караванным путям 138 царств, через которые прошел сам и о которых узнал по расспросам (см. ДТСЮЦ, 1969; полный перевод см.: Бил, 1908). Поэтому его труд является ценнейшим источником по исторической географии всех этих регионов VI–VII вв. Пока же он, насколько нам известно, в основном использовался в этом качестве при решении проблем локализации царств припамирья (см.: Мандельштам, 1957, с. 108–129) и Средней Азии (Боровкова, 1989).

Но большую часть «записок» Сюань-цзана составляют описания местонахождения монастырей и ступ в посещенных им царствах и изложение услышанных там буддийских преданий о деяниях Будды, архатов, буддийских ученых и царей-буддистов. Среди них оказались и предания о царе-буддисте Канишке (ДТСЮЦ, 1969, гл. 2, с. 74; гл. 3, с. 116). Предания эти носят по преимуществу религиозно-нравоучительный мифологизированный характер. И потому их сведения зачастую считаются недостоверными и легендарными.

Но современная наука доказала, что в основе сведений древних мифов и легенд лежат, как правило, реальные события и факты, как, например, в основе поэм Гомера или древнекитайских мифов о династиях Ся и Шан. К тому же Канишка жил не в столь древние времена и в Индии, где за многие века до него появилась письменность и было написано немало разных сочинений, в том числе буддийских. Учитывая все это, нельзя, полагаем, исключать вероятность письменной фиксации в монастырях факта их основания этим великим царем, как и других его деяний, связанных тем более с конкретным монастырем, а также вероятность воспроизведения записей в случае их утраты. Во всяком случае, судя по свидетельству Сюань-цзана, монахи описанного им монастыря могли и изустно передавать эти предания из поколения в поколение. А в том, что народная память о великих предках и связанных с ними событиях сохранялась на протяжении многих веков, убеждают рассмотренные выше сведения из древнекитайских историй. Так, в народе, жившем на месте существовавших в I в. до н. э. владений пяти юэчжийских сихоу (князей), память о них сохранялась до V в. н. э., а память о владении самого знаменитого из них, Гуйшуан-сихоу, основавшем Кушанское царство, закрепилась в названии царства VII–VIII вв. Гуйшуанни. И о местонахождении г. Эрши, бывшего во II в. до н. э. столицей царства Давань и отразившего нападение многочисленного войска Ранней Хань, местные жители помнили до VIII в. н. э.

Эти соображения не позволяют, с нашей точки зрения, априори считать все сведения в буддийских преданиях о Канишке и особенно о его политической деятельности легендарными, недостоверными, что не исключает, а, наоборот, предполагает самое тщательное исследование их достоверности на основании сведений других источников.

Два предания о Канишке, записанные Сюань-цзаном, давно привлекли внимание исследователей вопроса о начальной дате правления Канишки. В них говорится о событии, сходном с тем, которое изложено в описании царства Шулэ (Кашгара) в «Хоу Хань шу». В преданиях после утверждения о могуществе Канишки и о распространении его влияния на очень отдаленные края сказано о прибытии к его двору сына правителя неназванных иноземцев, живших к востоку от Цунлина и к западу от неназванной реки, о радушном приеме Канишкой этого сына и последующем возвращении его домой. А в описании Шулэ в «Хоу Хань шу» повествуется о том, что его правитель изгнал своего дядю в Юэчжи (Кушанское царство), неназванный царь которого радушно принял опального, и о возвращении изгнанника на родину после смерти правителя Шулэ в сопровождении войска этого кушанского царя.

Сходство сюжетов сообщений в этих двух источниках дало основание одним исследователям считать, что в них речь идет об одном и том же событии, связанном с Канишкой, и, так как в китайской истории оно соотнесено с точно датированными фактами, использовать его для определения времени правления Канишки. Другие же ученые доказывают, что в этих источниках говорится о разных событиях и что сообщение в «Хоу Хань шу» не относится к Канишке.

Как видим, спор о тождестве или разности событий, изложенных в «Записках» Сюань-цзана и в описании Шулэ в «Хоу Хань шу», касается одного из важнейших вопросов кушанской абсолютной хронологии – определения времени правления Канишки. Поэтому, полагаем, необходимо, учитывая аргументы сторонников обеих точек зрения, максимально подробно исследовать эти сообщения и выяснить, исходя из установленных выше фактов взаимоотношений Кушанского царства с Поздней Хань и с царствами Западного края, что же в них достоверно. Поскольку сведения в описании Шулэ датированы, начнем наше исследование с них.

Итак, в описании Шулэ в «Хоу Хань шу» сказано:

«В середине (чжун) [эры] Юань-чу (114–119. – Л. Б.) [правления императора] Ань-ди правитель Шулэ Аньго выслал за проступок дядю по матери Чэнь-паня в [царство] Юэчжи. Правитель Юэчжи приблизил и полюбил его. Позже Аньго умер, не имея сыновей. [Его] мать взяла в [свои] руки (чи) управление царством и совместно с вельможами (гo-жэнь) возвела на трон правителя Шулэ Ифу, сына младшего брата-близнеца (тун-чань) Чэньпаня. Чэньпань прослышал об этом и обратился с просьбой к правителю Юэчжи [отпустить его], сказав: «У Аньго не было сыновей, а [его] сородичи малолетние. Если же возводят на трон [человека] из рода [его] матери, то я, дядя Ифу по отцу, должен стать правителем». И тогда Юэчжи послало войско сопроводить [его] домой в Шулэ. Вельможи издавна уважали и любили Чэньпаня, а еще боялись юэчжей. [И они] тут же сообща отобрали у Ифу [царскую] печать со шнуром, приветствовали Чэньпаня и возвели на трон. А Ифу сделали хоу [13]13
  Так как в Хань правителей (царей) всех иноземных царств, кроме Сюнну и Усунь, называли первым ханьским титулом знатности – ван (князь), то их князей называли вторым ханьским титулом знатности – хоу (граф).


[Закрыть] г. Паньгао.

Потом Шаче (Яркенд. – Л. Б.) взбунтовалось против Юйтянь (Хотана. – Л. Б.) и подчинилось Шулэ. Вследствие этого Шулэ усилилось и потому смогло стать равным [по могуществу] с Гуйцы (Кучей. – Л. Б.) и Юйтянь.

Во 2 г. Юн-цзянь [правления императора] Шунь-ди (127 г. – Л. Б.) Чэньпань прислал посла преподнести дары. Император пожаловал Чэньпаню ханьское [звание] да-дувэй, а сыну [его] Чэньсюню – [звание] шоу-го-сыма. В 5 г. (130 г. – Л. Б.) Чэньпань прислал сына в свиту (ши-цзы) вместе с послами Давань и Шаче, все [они] преподнесли императору дары. Во 2 г. Ян-цзя (133 г. – Л. Б.) Чэньпань снова преподнес [императору] в дар льва и крупного буйвола. В 1 г. Цзянь-нин [правления] Лин-ди (168 г. – Л. Б.) правитель Шулэ [с] ханьским [званием] да-дувэй был убит во время охоты младшим дядей Хэдэ. И Хэдэ сам вступил на трон» (ХХШ, гл. 88, с. 2927).

Сначала остановимся на том, насколько достоверны эти сведения, от кого и когда они были получены при дворе Поздней Хань.

Согласно исследованным в четвертой главе данной работы материалам «Хоу Хань шу», после 106 г. все царства Западного края порвали связи с Поздней Хань. Нет в них конкретных сведений и о контактах с нею Шулэ и других царств по прикуньлуньской дороге при Бань Юне, действовавшем, как выяснилось, в 123–127 гг. лишь в северо-восточном районе Западного края (район Хами-Турфан). Вот почему очевидно, что при дворе Поздней Хань могли получить сведения о событиях в Шулэ того периода только от послов из этого царства, прибытие которых в 127, 130 и 133 годах отмечено как в описании Шулэ, так и в хронике правления императора Шунь-ди (ХХШ, гл. 6, с. 0663/2, 0663/3, 0664/1). Следовательно, записанные ханьскими дворцовыми историографами и изложенные в описании Шулэ в «Хоу Хань шу» сведения за этот период сообщили послы, знатные люди Шулэ, скорее всего, непосредственные свидетели и участники событий. И потому их данные заслуживают доверия. Благодаря им оказалось в «Хоу Хань шу» следующее после 90 г. упоминание Кушанского царства.

Ханьские дворцовые историографы весьма точно определили по своему летоисчислению время, когда Чэньпань был отправлен в Кушанское царство – в середине эры Юань-чу правления Шунь-ди (114–119), т. е. на рубеже 116–117 гг. И потому суждение Е. Цюрхера о том, что в 116 г. или вскоре после него Чэньпань возвратился в Шулэ и вступил на трон (Цюрхер, 1968, с. 353), безусловно, неверно. Ошибочно и мнение А. К. Нарайна о смерти правителя Шулэ Аньго в 119 г., так как это случилось, как сказано в описании, явно «позже» эры Юань-чу, единственной даты, указанной в предшествующем тексте.

Определить время возвращения Чэньпаня в Шулэ и вступления на трон можно лишь примерно, на основании контекста событий, исходя из точной даты (127 г.) отправления им первого посольства в Хань. В ответ на прибытие посла с дарами император Шунь-ди пожаловал Чэньпаню воинское звание да-дувэй, именно звание, ибо такой должности в Хань, согласно «Таблице всех чиновников» (ХХШ, гл. 24–28), не было. Это номинальное пожалование звания не связывало обе стороны какими-либо конкретными обязательствами, что подтверждается тем фактом, что Чэньпань, послав в 130 г. сына в свиту императора и в 133 г. дары, затем вообще прервал отношения с Поздней Хань. И это не вызвало какой-либо реакции с ее стороны, хотя он правил долго, до 168 г.

Все это доказывает безосновательность суждения А. К. Нарайна о том, что в результате пожалования ханьским императором Чэньпаню «звания военного начальника» он стал «вассалом» Китая (Нарайн, 1968, с. 220). Э. Пуллиблэнк тоже считает, что Чэньпань признал «сюзеренитет» Китая, но, ссылаясь на описание Шулэ, признал еще раньше, после прибытия в Шулэ Бань Юна (Пуллиблэнк, 1968, с. 255). Однако в описании Шулэ имя Бань Юна вообще не упоминается. И Е. Цюрхер полагает, что Чэньпань стал «вассалом» Китая в результате «большой кампании Бань Юна, в ходе которой (согласно ХХШ, 88) он разгромил Кашгар, Кучу, Хотан, Яркенд и 14 других царств» (Цюрхер, 1968, с. 355). Но подобная фраза есть лишь во введении к главе 88 («Повествование о западном крае»), написанном Фань Е, составлявшим «Хоу Хань шу» в середине V в. В собственно же позднеханьских материалах этой главы, изложенных им, и вообще в «Хоу Хань шу», как показало наше исследование в четвертой главе данной работы, ни единого конкретного свидетельства о разгроме Бань Юном хотя бы одного из царств по прикуньлуньскому пути нет.

Почему же тогда правитель Шулэ Чэньпань, установив посольские связи с Поздней Хань в 127 г., через семь лет навсегда разрывает их? Понять причину этого позволяют сведения о последующих событиях в этом регионе. В 129 г. правитель Юйтянь (Хотана) убил правителя царства Цзюйми (Керии) и возвел на его трон своего сына (ХХШ, гл. 88, с. 2915), а в 131 г. отправил посла с дарами ко двору Хань (ХХШ, гл. 88, с. 2916). Видимо, через этого посла Хань потребовала от правителя Юйтянь вернуть Цзюйми независимость, который, однако, этого не сделал. Ив 132 г. ханьский глава административного района Дуньхуан якобы послал Чэньпаня то главе 20-тысячного войска против Юйтянь. Чэньпань нанес Юйтянь поражение и возвел на трон Цзюйми сына убитого правителя (ХХШ, гл. 88, с. 2915). Но глава Дуньхуан-цзюня не имел права без приказа императора повелеть Чэньпаню предпринять этот поход. Очевидно, что Чэньпань разгромил Юйтянь по собственной инициативе. И, вероятно, именно после этого поражения Юйтянь от Чэньпаня произошло то событие, о котором сказано в описании Шулэ: «Позже [царство] Шаче (Яркенд. – Л. Б.) взбунтовалось против Юйтянь и подчинилось Шулэ. Шулэ вследствие этого усилилось и потому смогло стать равным [по могуществу] Гуйцы и Юйтянь» (ХХШ, гл. 88, с. 2927).

Очевидно, что именно в результате усиления Шулэ за счет покорившегося ему Шаче было достигнуто равновесие сил трех крупнейших в Западном крае (Восточном Туркестане) царств – Гуйцы, Юйтянь и Шулэ, что и позволило Чэпьпаню порвать отношения с ослабевшей Поздней Хань. А это, в свою очередь, дает основание полагать, что ранее, в 127 г., Чэньпань стал искать поддержки у Хань как раз из-за боязни нападения на Шулэ Гуйцы и Юйтянь, которые прежде не раз пытались подчинить его себе (см. об этом гл. 4 данной работы).

Но это, полагаем, вторичная причина. Первичной же была та, на которую указал А. К. Нарайн. Он предполагает, что Чэньпань стал в 127 г. искать поддержки у Хань лишь после смерти покровительствовавшего ему кушанского царя, наступившей, считает он, с учетом времени на доставку сообщения о ней из Кушанского царства в Шулэ, в 125 г. (Нарайн, 1968, с. 220). Данное умозаключение А. К. Нарайна представляется нам верным. По-видимому, отношения с новым кушанским царем у Чэньпаня не сложились. И он, потеряв опору в Кушанском царстве и опасаясь возможных теперь нападений Гуйцы и Юйтянь, ищет покровительства у казавшейся ему могущественной Хань. А вернулся Чэньпань из Кушанского царства в Шулэ, надо полагать, года за два до смерти сердечно принимавшего его кушанского царя, т. е. примерно в 123 г.

Итак, проведенный анализ сведений из описания Шулэ в «Хоу Хань шу» дает основание предполагать, что кушанский царь, принявший на рубеже 116–117 гг. прибывшего из Шулэ Чэньпаня, умер, скорее всего, в 125 г. Но имя этого царя здесь не названо.

О причине этого «умолчания» высказаны разные предположения А. К. Нарайном (Нарайн, 1968, с. 241–242), Е. Цюрхером (Цюрхер, 1969, с. 350) и Э. Пуллиблэнком (Пуллиблэнк, 1968, с. 249). Все они так или иначе исходят из признания того, что информация о Кушанском царстве в «Хоу Хань шу» получена из доклада Бань Юна 125 г., о чем якобы составитель данной истории Фань Е сообщил в своем введении к «Повествованию о западном крае».

Но проведенное нами в четвертой главе исследование материалов «Хоу Хань шу» позволяет не согласиться с таким обоснованием. Во-первых, не мог Бань Юн по своему официальному статусу военачальника среднего ранга и обстоятельствам службы на северо-востоке Западного края (района Хами-Турфан Восточного Туркестана) получать квалифицированные сведения ни о Кушанском царстве и Шулэ, ни о других дальних и ближних царствах Западного края. И не подавал он в 125 г. доклад императору с описаниями этих царств, иначе о докладе было бы непременно сказано в его биографии. Во-вторых, фраза Фань Е в написанном им введении к «Повествованию о западном крае», как показано нами ранее, неточно переведена и истолкована. Сведения же, содержащиеся в описании Шулэ, о пребывании Чэньпаня в Кушанском царстве при дворе Хань узнали, несомненно, от прибывшего в 127 г. посла из Шулэ. Но почему же в описании не названо имя кушанского царя, радушно принимавшего Чэньпаня? Причину этого умолчания попытаемся выяснить исходя из уже известных нам фактов кушано-ханьских контактов и других данных «Хоу Хань шу».

Итак, при дворе Поздней Хань впервые получили представление о Кушанском царстве в 87 г. Тогда Хань только что закончила безуспешную для нее войну против северных сюннов и подвластных им двух небольших царств Чеши на северо-востоке Западного края (нынешний район Хами-Турфан), показавшую ее слабость. А от кушанского посла при дворе узнали, что Кушанское царство, созданное узурпатором трона царства Большое Юэчжи, завоевало затем три других больших царства и стало самым богатым и процветающим в регионе. Могущество и агрессивность его, успешное прибытие в столицу Хань посла из него – все это было для Хань пугающим. К тому же кушанский царь, приславший с послом богатые подарки, просил в жены ханьскую принцессу, что предполагало установление тесных отношений, дававших возможность разузнать все о пути в Хань, о ее силе, а вернее, ее слабости.

Только страхом, обуявшим ханьский двор, который осознал слабость своей империи перед лицом могущественного Кушанского царства, можно объяснить ответную реакцию его. Решение называть Кушанское царство по-прежнему Большим Юэчжи фактически означало отказ признать узурпаторов трона. Судя по умолчанию в официальной хронике о богатых дарах, привезенных послом, и о просьбе выдать в жены кушанскому царю ханьскую принцессу, о чем сказано в биографии Бань Чао, в этой просьбе ему было отказано. Кушанский посол, узнавший дорогу в Хань и определивший необходимое количество продовольствия для похода в нее, на обратном пути домой был задержан, а скорее всего, убит в далеком от столицы маленьком царстве Шулэ (Кашгар), находившимся там ханьским военачальником среднего ранга Бань Чао, что тот мог сделать только по тайному приказу императора. После гибели посла Кушанское царство в 90 г. отправило свое войско в поход, как сказано в «Хоу Хань шу», против Бань Чао, хотя он, возможно, замышлялся против Хань вообще. Явно в силу неосведомленности, войско вышло в Шулэ без должного запаса продовольствия и вынуждено было, ограбив жителей его, поспешно вернуться домой. После этого контакты между Поздней Хань и Кушанским царством вообще прекратились.

Вот при таком отношении Поздней Хань к Кушанскому царству узнали при ее дворе в 127 г. от посла из Шулэ историю пребывания Чэньпаня в Кушанском царстве. Посол, надо полагать, назвал имя царя, сердечно принявшего Чэньпаня и оказавшего ему помощь при возвращении домой и вступлении на трон Шулэ. Дворцовые же историографы Хань не только опустили имя этого кушанского царя, но и постарались затушевать сведения о его могуществе. Они описали отправление царевича из еще недавно подвластного Хань Шулэ в свиту кушанского царя не как обычно в таких случаях терминами чжицзы или шицзы (сын в свиту), а как ссыпку Чэньпаня в Юэчжи за преступление, хотя очевидно, что двор могущественного кушанского царя – не место для ссылки преступников.

И позже Поздняя Хань испытывала такой же страх и неприязнь к Кушанскому царству и его царям, что доказывают, с нашей точки зрения, сведения в «Хоу Хань шу» о Тяньчжу. В хронике правления императора Хуан-ди (147–167) за 159 и 161 годы есть два сообщения: «Тяньчжу прислала дары» (ХХШ, гл. 7, с. 0666/3), а в описании Тяньчжу добавлено: через Жинань (Индокитай) (ХХШ, гл. 88, с. 2922), т. е. морем. О послах, доставивших эти дары, даже не упомянуто. Но Тяньчжу, согласно ее описанию, составленному, несомненно, по рассказу этих неупомянутых послов, была огромной страной, в которой имелись несколько сот отдельных городов и несколько десятков царств, возглавляемых своими правителями. И все они подчинялись Юэчжи, т. е. Кушанскому царству, назначавшему своего военачальника управлять Тяньчжу в целом (ХХШ, гл. 88, с. 2921).

Конечно, ни правители этих многочисленных городов и царств, ни кушанский военачальник, управлявший Тяньчжу, не могли отправить послов с дарами императору далекой Хань. Их, несомненно, послал кушанский царь, частью владений которого была Тяньчжу. Но ханьские дворцовые историографы написали, что прибыли дары из Тяньчжу, а не как обычно – послы с дарами из такого-то царства. Таким образом, они отразили позицию правителей Поздней Хань, не желавших иметь связи с Кушанским царством, могущество которого и сравнительная близость к Западному краю (Восточному Туркестану) внушали им страх. В этом убеждает тот факт, что те же историографы сообщили даже имена царей очень далеких и потому не опасных царств. Так, упомянуты правитель Аньси (Парфии) Маньцюи, посол которого прибыл в Хань в 101 г. (ХХШ, гл. 88, с. 2918), и правитель Дацинь (Рима) Антоний, чей посол с дарами побывал при дворе Хань в 166 г. (ХХШ, гл. 88, с. 2920), т. е. всего пятью годами позже последнего «прибытия даров из Тяньчжу».