Текст книги "Кушанское царство"

Автор книги: Людмила Боровкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Почему же Большому Юэчжи удалось в то время мирно и в короткий срок овладеть огромной Дася?

Этому, несомненно, способствовало то обстоятельство, что давний недруг его Давань, только что потерпевшая поражение в 101 г. до н. э. от Хань, не могла помешать ему; не мог создать ему препятствия и союзник Давань Канцзюй, напуганный вторжением во время этой войны в его земли ханьских войск, которые преследовали бежавших сюда даваньцев.

Но почему мелкие владения Дася мирно покорились Большому Юэчжи? Они, сказано, боялись войны. Можно, конечно, предположить, что они, хорошо зная о могуществе войска Большого Юэчжи, отмеченного еще Чжан Цянем, боялись его вторжения и предпочли мирно покориться ему. Но Дася и Большое Юэчжи уже более полувека мирно соседствовали. И это дает основание полагать, что они мирно подчинились Большому Юэчжи не потому, что устрашились силы его войск, а потому, что захотели в то время оказаться под их защитой ввиду другой угрозы. Ведь как раз тогда в Парфии, т. е. в Аньси, соседствовавшей с Дася, правил Митридат II (123–88). При нем Аньси (Парфия) стала огромной и могущественной державой. Он реорганизовал войско, сделав конницу его основой, отбил на севере натиск скифов, в битвах с которыми погибли два его предшественника, продвинул свои владения далеко на запад, в Месопотамию. Так что вполне вероятно, что именно угроза нападения с его стороны и заставила глав мелких владений Дася предпочесть власть и защиту дружественных им юэчжей с их сильным войском.

В свете вышеизложенного становится, с нашей точки зрения, по-настоящему понятным, что и почему именно Страбон (64/63 до н. э. – 23/24 н. э.) первым из античных авторов написал о тохарах, идентифицируемых теперь с юэчжами: «Наиболее известны из кочевников те, которые отняли у эллинов Бактриану, а именно асии, пасианы, тохары и сакаравлы, вышедшие с того берега Яксарта, что после саков, согдианов и занят саками» (Страбон. – ВДИ, 1947, № 4, с. 222).

Обратим внимание: по словам Страбона, тохары вместе с тремя другими племенами «отняли» у эллинов Бактриану, а не завоевали ее, они «вышли», а не напали с «того берега Яксарта», т. е. с северного берега Сырдарьи. Нетрудно заметить, что описанное им по сути мирное овладение тохарами Бактрией к югу от Сырдарьи сходно с отмеченным в «Хань шу» «переселением сюда», т. е. в Дася, находившуюся к югу от р. Гуйшуй, юэчжей, живших к северу от нее. Но оно совсем не похоже на описанное в «Ши цзи» переселение юэчжей, когда они, не переходя никакой реки, нанесли удар по Дася, но подчинились ей и поселились к северу от р. Гуйшуй к западу от Давань. Дася же продолжала существовать к югу от них и этой реки.

Так что в сообщении Страбона говорится о мирном переселении тохаров-юэчжей к югу от Яксарта (Сырдарьи), когда они завладели Бактрией, т. е. явно о событии, случившемся на рубеже 100–99 гг. до н. э., а не об очень давнем переселении юэчжей из Ганьсуского коридора и их войне с Дася (Греко-Бактрийским царством) на рубеже 163–162 гг. до н. э. Очевидно, что сообщение Страбона тоже подтверждает идентификацию р. Гуйшуй с Яксартом, т. е. с Сырдарьей, и доказывает, что Дася (Бактрия) лежала именно к югу от Яксарта и, значит, к северу от Окса[9]9
  Рассмотренное сообщение Страбона, с нашей точки зрения, точно согласуется с другими его сведениями о том, что Оке (Амударья), текущий с юга на север, является восточной границей Согдианы с Бактрианой (Страбон, 1964. II, I, 15; XI, 8, 8; II, 2). Согласно им, Бактрия находилась к востоку от Согдианы и к востоку от среднего течения Амударьи (без Пянджа), имеющего направление с юга на север. Следовательно, она простиралась к северу от верхнего течения Амударьи (без Пянджа), имеющей направление с востока на запад и затем уже поворачивающей с юга на север. Достоверность сведений Страбона подтверждают еще более точные, с нашей точки зрения, сведения Птолемея (ок. 90-160 гг.) о течении Окса. Согласно им, Оке, являющийся восточной границей Согдианы с Бактрией, течет сначала с юга на север, а потом с востока на запад (Птолемей, VI, И, I; 12, I). Но именно указание на нижнее течение Окса с востока на запад, предполагающее его впадение в Каспийское море, считалось особенно убедительным доказательством недостоверности этих сведений Птолемея. Между тем в России еще в XIX в. появились и все больше накапливались в XX в. сведения о сухих руслах рек в долине Узбой, протянувшейся от Сарыкамышской впадины до Каспийского моря, позволявшие видеть в них древнее сухое русло Амударьи. Но одни ученые, в основном историки, считали, что это русло существовало только в доисторическое время (см.: Бартольд, 1902). Другие, в основном географы, используя наблюдения географов и сведения источников разных эпох, считали, что протекавшая по Узбою Амударья впадала в Каспийское море даже в первые века нашей эры (см.: Глуховской, 1893; Мурзаев, 1948). А недавно появились первые археологические материалы, свидетельствующие о том, что Амударья текла по Узбою в кушанское время (см.: Юсупов, 1972), т. е. когда и жил Птолемей (90–160).


[Закрыть].

Важно обратить внимание еще на то, что, согласно этому сообщению Страбона, четыре племени, включая тохаров, вышли с северного берега Яксарта, после согдийцев и саков, и сами, следовательно, к ним не принадлежали, заняли они только Бактрию, но не Согдиану.

Поскольку в сочинениях предшественников Страбона упоминаний о тохарах не обнаружено, – получается, что эти сведения о них он впервые получил сам. Когда и от кого?

Страбон, живший с 64/63 г. до н. э. по 23/24 г. н. э., родился в г. Амасия (г. Амасья в Турции?). В то время Рим стал граничить с Парфией, захватившей к 64 г. до н. э. всю Месопотамию. Вскоре между ними начались войны (экспедиция Красса 54–53 гг. до н. э., походы Антония в 37 и 34 гг. до н. э., неудачные для Рима) (Машкин, 1950, с. 336–337, 371). Но военные победы императора Августа (27 г. до н. э. – 14 г. н. э.) и междоусобица в Парфии при Фраате IV (38–3) способствовали успеху дипломатии Августа. В 20 г. до н. э. Парфия вернула Риму захваченные знамена Красса и Антония, уступила Армению и даже прислала заложников (Светоний, 1990, с. 46, 245). Мирные отношения способствовали развитию торговли, дважды побывали в Риме посольства из Индии (Светоний, 1990, с. 46; Машкин, 1950, с. 416–417), а в 13 г. н. э. в Рим прибыло посольство из Бактрии (Массон М., 1951, с. 40). Вероятнее всего, именно в этот период и дошли впервые до Страбона сведения о том, что Бактрия, о которой он знал по работам своих предшественников, оказалась под властью четырех племен кочевников, в том числе тохаров, пришедших с северного берега Яксарта (Сырдарьи).

И это понятно. Сначала, пока юэчжи-тохары, изнуренные предшествующими войнами и переселениями, создав в 162 г. до н. э. царство Большое Юэчжи, тихо жили к северу от реки Гуйшуй-Яксарта-Сырдарьи, к югу от которой лежала огромная страна Дася (Бактрия), молва о них не доходила до античных авторов. А потом, когда юэчжи на рубеже II–I вв. до н. э. перешли эту реку и завладели Дася – Бактрией, известия об этом не доходили до них из-за соперничества Рима с Парфией. И только после установления мира между Римом и Парфией и развития связей между ними и с другими восточными странами весть об этом событии дошла до Страбона.

Итак, проанализированные сведения за I в. до н. э. из описаний царств Давань и Большое Юэчжи не оставляют сомнения в том, что Большое Юэчжи завладело лежавшей к югу от него и р. Гуйшуй (Сырдарьи) Дася (Бактрией) на рубеже 100–99 гг. до н. э. и сделало ее столицу г. Ланьши своей.

Однако необходимо еще рассмотреть приведенные в «Хань шу» в названных выше описаниях данные о расстояниях до Большого Юэчжи от Чанъани и от столицы Давань. Вдруг они опровергают сделанный нами в первой главе по данным «Ши цзи» вывод о локализации Дася к югу от Сырдарья и ее столицы Ланьши на месте огромного древнего городища у г. Шахринау западнее Душанбе?

В описании Большого Юэчжи расстояние до него от Чанъани определено в 11 600 ли. А по нашим приведенным выше расчетам, сделанным на основании данных из описаний царств Цзюаньду (Чигучак) и Сюсюнь (Сары-Таш) в «Хань шу», от Чанъани до столицы Давань г. Гуйшань (Ош) было либо 10 890, либо 11 130 ли. Сопоставив эти расстояния, выясняем, что между столицами царств Давань и Большого Юэчжи в I в. до н. э. было либо 710 ли (284 км), либо 470 ли (188 км). С вычисленным нами расстоянием в 710 ли почти точно совпадает расстояние между ними, указанное в описании Давань, – 690 ли. Более того, и по описанию Сюсюнь, от него 920 ли до Давань и 1610 ли до Большого Юэчжи, т. е. между Давань и Большим Юэчжи оказываются те же 690 ли. Все это как будто говорит о достоверности указанных в описаниях этих царств в «Хань шу» расстояний до Большого Юэчжи от Чанъани и от столицы Давань.

Однако столицей Давань во II в. до н. э. был г. Эрши (Коканд), который находился западнее г. Гуйшань – по данным VII в., в 210 км или в 525 ханьских ли, а в I в. до н. э. это расстояние было, несомненно, больше. Но даже без учета последнего обстоятельства получается, что город Ланьши, бывший столицей Дася (Бактрии) во II в. до н. э. и столицей Большого Юэчжи в I в. до н. э., отстоял от столицы Давань I в. до н. э. г. Гуйшань на 690 ли (276 км), т. е. находился лишь в 66 км (276–210) западнее даваньского г. Эрши, чего априорно быть не могло, ибо в этом случае г. Ланьши точно оказывался лежавшим к северу от Сырдарьи. А по сведениям Чжан Цяня, прошедшего путь от Ланьши до Эрши, между ними было 2000 с лишним ли (800 км).

Следовательно, указанные в описаниях Давань и Большого Юэчжи в «Хань шу» расстояния до Большого Юэчжи от Чанъани и от Давань ошибочны, что подтверждает и указанное в «Хань шу» расстояние от Чанъани до столицы Аньси – Парфии тоже 11 600 ли. А это означает, что ханьские послы, сообщившие эти данные, сами в столицу Большого Юэчжи не ходили. Выяснить, почему не ходили, позволит, как увидим ниже, определение местонахождения городов-ставок пяти юэчжийских сихоу.

О времени учреждения и местонахождении городов-ставок пяти юэчжийских сихоу

Ответ на эти два вопроса имеет важнейшее значение не только для выяснения местонахождения Большого Юэчжи и понимания его истории в I в. до н. э., но и для определения времени и места создания Кушанского царства. Так как в китайских историях время учреждения ставок этих сихоу не определено, этот вопрос представлялся неразрешимым и специально не исследовался. Ученые занимались определением местоположения владений пяти сихоу, высказав разные точки зрения (см.: Мандельштам, 1957, с 60–64, 97–98), и выяснением характера их отношений с Большим Юэчжи. Но в основном они, исходя из убеждения о распаде Бактрии под властью юэчжей на отдельные владения-княжества этих сихоу, локализовали одни из них на Памире, другие – в Северном Афганистане и даже в Северной Индии (Ставиский, 1977, с. 110–112, 121).

Полагаем, что назрела необходимость подробно и комплексно исследовать сведения о пяти сихоу и их городах-ставках, содержащиеся в описании Большого Юэчжи в «Хань шу» в контексте других данных этого источника и последующих историй, касающихся разбираемого вопроса.

Но прежде мы вынуждены остановиться на высказанном в 1960 г. утверждении известного синолога проф. Э. Пуллиблэнка о том, что данные о пяти сихоу в конце описания Большого Юэчжи в «Хань шу» были получены не при Ранней Хань в I в. до н. э., а при Поздней Хань в I в. н. э. и отражают ситуацию этого времени (Пуллиблэнк, 1968, с. 250–254). Это заявление опровергает общепринятую точку зрения. Если оно верно, то эти сведения не относятся к истории Большого Юэчжи I в. до н. э.

Э. Пуллиблэнк обосновывает свою точку зрения так: «Имеется, я считаю, ясный показатель того, что пассаж о пяти сихоу добавлен в описание Большого Юэчжи после того, как глава о западном крае, частью которой оно является, была уже составлена. Показателем является способ, которым определены расстояния до пяти сихоу. Вместо обычного для остальной части главы определения их от Чанъани, столицы Ранней Хань, и от ставки генерал-протектора (т. е. духу. – Л. Б.) они даны от Янгуань (одной из застав к западу от Дуньхуана) и от ставки генерал-протектора. Такая особенность обнаруживается и в двух других местах главы: а) в перечне пяти малых царей, подвластных Канцзюй, б) в абзаце о Висячем переходе. В обоих случаях есть достаточные основания для мнения, что пассажи, о которых идет речь, также являются добавленными и датированными второй половиной I в. н. э.» (Пуллиблэнк, 1968, с. 250).

Далее, сославшись на суждение Г. Халуна в его работе 1937 г. о том, что глава о западном крае в «Хань шу» была составлена Бань Бяо, умершим в 54 г. н. э., отцом Бань Гу, Э. Пуллиблэнк заявляет: «Это мое убеждение, что три пассажа, в которых расстояния даны описанным мною способом, были добавлены Бань Гу позднее в уже составленную главу. Более того, есть важное косвенное свидетельство для мнения о том, что они основаны на информации, полученной из доклада брата Бань Гу Бань Чао, датированного примерно 74–75 гг.» (Пуллиблэнк, 1966, с. 250–251).

В качестве этого «важного косвенного свидетельства» он приводит следующие сведения. В 74 г. Поздняя Хань впервые попыталась восстановить китайское присутствие в Западном крае (Восточном Туркестане) после его утраты при Ван Мане (9–23 гг.). Был назначен генерал-протектор (духу) Чэнь Му, которого убили в следующем году. Новым генерал-протектором стал в 91 г. Бань Чао. «Таким образом, – заключает Э. Пуллиблэнк, – точно только в течение 74–75 и 91–92 гг. здесь был генерал-протектор и можно было точно определить расстояние до его штаб-квартиры» (Пуллиблэнк, 1968, с. 251).

Кроме того, считает он, «есть веская причина связать пассаж о Висячем переходе именно со временем, когда Бань Чао впервые вступил в Западный край в 74 г. как подчиненный офицер Чэнь Му». Признав, что нет точного упоминания о том, что Бань Чао посетил Висячий переход, Э. Пуллиблэнк ссылается на хвалебные слова в указе императора по случаю награждения Бань Чао о том, что он пересек Луковый хребет и дошел до Висячего перехода, и заключает:

«Я не вижу причины сомневаться в том, что Бань Чао во время пребывания в Хотане провел рекогносцировку до Висячего перехода. Его доклад, в котором, естественно, не могли быть указаны расстояния до столицы прежней Хань, стал, по всей видимости, источником для пассажей, добавленных Бань Гу в главу о западном крае» (Пуллиблэнк, 1968, с. 251–252).

А то, что пассаж о пяти канцзюйских зависимых владениях добавлен, очевидно, считает Э. Пуллиблэнк, поскольку он приведен не в конце описания Канцзюй, а после краткого описания царства Яньцай, независимого от Канцзюй, т. е. добавлен к готовому тексту «простейшим из возможных способом без подчистки и переписывания, просто включением новой дощечки» (Пуллиблэнк, 1968, с. 252).

Рассмотрим, насколько точны и убедительны обоснования убежденности Э. Пуллиблэнка в том, что три названных им пассажа написаны Бань Гу на основании доклада 74–75 гг. его брата Бань Чао и добавлены им к готовому тексту главы о западном крае, написанной его отцом.

Как видим, главный аргумент, убеждающий Э. Пуллиблэнка в том, что три пассажа добавлены Бань Гу, – это то, что в них расстояния определяются не как обычно в «Повествовании о западном крае» в «Хоу Хань шу» – от Чанъани и от ставки духу (у него – генерал-протектора), а от пограничной заставы Янгуань и ставки духу.

Исходя из его логики, можно подумать, что при Поздней Хань, в отличие от Ранней, определение расстояний до царств западного края от Янгуань было нормой, почему и в докладе Бань Чао, на основании которого Бань Гу якобы написал эти три пассажа, оно указано было от Янгуань.

На самом же деле в «Повествовании о западном крае» в «Хоу Хань шу», истории Поздней Хань, все расстояния до царств этого края определены от столицы Лояна и от ставки чжанши, а не духу. В конкретных материалах этой истории застава Янгуань вообще не упомянута. Лишь Фань Е, составивший эту историю в V в., в своем введении к этой главе дважды упомянул о ней (ХХШ, гл. 88, с. 2911, 2914).

В «Хань шу» же расстояние от Янгуань определено, вопреки мнению Э. Пуллиблэнка, не только в трех названных им пассажах, но и до ближайшего к Хань царства Шаньшань-Лоулань (ХШ, гл. 96/1, с. 3875), от нее же указано начало пути в очень дальнее царство Уишаньли через Цзибинь (Северную Индию) (ХШ, гл. 96/1, с. 3889). О заставах Янгуань и Юймэньгуань сказано в описании Дуньхуан-цзюня в главе «Ди ли чжи» (ХШ, гл. 28/2, с. 1614). Так что при Ранней Хань, в отличие от Поздней, пограничная застава Янгуань была, можно сказать, на слуху, расстояния до нее и от нее были известны.

И это естественно, поскольку Ранняя Хань в конце II – начале I в. до н. э. неоднократно отправляла своих послов в Давань и в царства к западу от нее, после 60 г. до н. э. ее послы ходили в Цзибинь и Уишаньли, а в последней трети века – и в Канцзюй. Неудивительно, что ханьские послы в ряде случаев измеряли расстояние до западных царств от Янгуань, последнего китайского поселения на пути в земли иноземцев. Поздняя же Хань, как увидим далее, никогда не посылала своих послов ни в ближние, ни в дальние западные царства, и Янгуань потеряла свое значение.

Что же касается доклада Бань Чао 74–75 гг., на основании которого Бань Гу, по мнению Э. Пуллиблэнка, написал три названных пассажа, то о нем он не привел, к сожалению, никаких сведений из «Хоу Хань шу», которые бы доказывали существование его и объясняли, когда, от кого и как Бань Чао получил столь конкретные и точные данные об очень далеких от Поздней Хань владениях юэчжийских сихоу, канцзюйских зависимых царьков и о Висячем переходе.

Единственный аргумент Э. Пуллиблэнка – его убеждение, что Бань Чао, находясь в Хотане в 74 г., провел рекогносцировку до Висячего перехода и написал этот доклад. Но оно, как покажем, не согласуется с данными «Хоу Хань шу». Деятельность Бань Чао в Западном крае (Восточном Туркестане), описанная в его биографии, подробно рассмотрена в четвертой главе данной работы. Поэтому здесь лишь кратко скажем о фактах, имеющих отношение к этому суждению Э. Пуллиблэнка.

В первой половине 73 г. Бань Чао, получив должность цзясыма, военного чиновника среднего, пятого, ранга, а не маршала, как квалифицирует ее Э. Пуллиблэнк (с. 251), участвовал в походе против северных сюннов армии Доу Гу, отличился и был послан Доу Гу явно во второй половине того же года в Западный край (ХХШ, гл. 47, с. 1572), а не в 74 г. и не в качестве подчиненного офицера Чэнь Му, как считает Э. Пуллиблэнк, поскольку Чэнь Му был назначен на должность духу на рубеже 74–75 гг. Сначала Бань Чао подчинил себе правителя ближнего к Хань царства Шаньшань, затем правителя Юйтянь (Хотана) и в начале 74 г. прибыл в Шулэ (Кашгар). Там он изгнал правителя, ставленника Гуйцы (Кучи), возвел на трон другого – собственного и остался здесь до 102 г. – конца своего пребывания в Западном крае. Только в 78 г., разгромив один город царства Гумо (Аксу), подвластного Гуйцы, он написал первый доклад императору, в котором изложил план разгрома Гуйцы и просил прислать войска для этого (ХХШ, гл. 47, с. 1573–1576).

Так что Бань Чао находился в Юйтянь около месяца в конце 73, а не в 74 г. Не мог он за столь короткий срок с отрядом всего в 30 человек провести рекогносцировочный поход до Висячего перехода (Сяньду), до которого, по данным «Хань шу», было от Янгуань 5888 ли (ХШ, гл. 96/1, с. 3882), а от Юйтянь, по нашим расчетам, около 2000 ли (800 км). Иначе в его биографии такой «подвиг» был бы «расписан», как и другие, гораздо более мелкие, подробно и красочно. Более того, в «Хоу Хань шу» только в описании царства Дэжо кратко сказано о пути из Пишань (Гума) через Висячий переход в царства Цзибинь и далее в Уишаньли (ХХШ, гл. 88, с. 2917). А так как царства под названиями Цзибинь и Уишаньли при Поздней Хань уже не существовали, то очевидно, что Фань Е взял это сообщение из «Хань шу». Но даже если бы Бань Чао и совершал поход до Висячего перехода, то все равно он не мог получить на этом труднейшем пути в Индию точные сведения о находившихся отсюда в тысячах километров, притом в разных регионах, владениях юэчжийских сихоу и канцзюйских зависимых царьков.

И наконец, остановимся на мнении Э. Пуллиблэнка о том, что приведенные в трех пассажах данные о расстояниях от ставки генерал-протектора (духу) были определены либо в 74–75 гг., когда на эту должность, впервые учрежденную в Поздней Хань, был назначен Чэнь Му, либо в 91–92 гг., когда она была вновь учреждена и пожалована Бань Чао.

Должность духу впервые была учреждена на рубеже 74–75 гг., а уже через полгода, т. е. в середине 75 г., занявший ее Чэнь Му был убит войсками Яньци (Карашара) и Гуйцы (Куча) (ХХШ, гл. 2, с. 122, 123). Очевидно, что за эти шесть месяцев пребывания его в этой должности не могли быть измерены расстояния от его ставки духу в Чеши ближнем (Турфане) до находившихся за две-три тысячи километров владений пяти юэчжийских сихоу и пяти канцзюйских зависимых царьков. Не были они измерены и в 91–92 гг., когда Бань Чао получил должность духу, находясь в Шулэ, так как расстояния эти явно измерены от местонахождения ставки духу при Ранней Хань в царстве Улэй (Бугуре) на притяньшаньской дороге, неподвластной Поздней Хань. Но даже если бы они и были измерены при Бань Чао, они все равно не могли попасть в «Хань шу», так как Бань Гу закончил написание ее в 82 г., а в 91 г. оказался в опале и в 92 г. был брошен в тюрьму, где и умер (Синицын, 1975, с. 35–36). Кроме того, если бы расстояния в эти годы измерялись от ставки духу Чэнь Му в Чеши ближнем либо от ставки Бань Чао в Шулэ (Кашгаре), то в первую очередь были бы определены расстояния до ближних к ним царств. Но в «Повествовании о западном крае» в «Хоу Хань шу» расстояния до всех царств, в том числе и до Большого Юэчжи, указаны не от ставки духу, а от ставки чжанши. А эту должность, как увидим далее, занимал в 123–127 гг. Бань Юн, сын Бань Чао.

А тот факт, что пассажи о пяти юэчжийских сихоу и пяти малых канцзюйских царьках приведены в «Хань шу» в конце описаний Большого Юэчжи и Канцзюй, объясняются, скорее всего, тем, что они составлены в виде своеобразной таблицы, очень отличной по форме от основного описания, и даны как бы приложением.

В заключение заметим, что представляется странной сама постановка вопроса о том, что Бань Гу мог под видом материалов по истории Ранней Хань включить в «Хань шу» материалы периода Поздней Хань. Ведь он, основоположник жанра династийной истории, которая писалась после падения данной династии, заложил и традицию, согласно которой составитель мог включить в текст материалы из работ своих предшественников за время, предшествующее воцарению этой династии, но не за время после ее падения. Он мог лишь изредка в своем введении или заключении к той или иной главе, четко отделявшихся от основного текста, в самом общем виде упомянуть отдельный факт или тенденцию последующего периода.

Полагаем, что изложенное выше не оставляет сомнения в том, что данные о пяти юэчжийских сихоу в конце описания Большого Юэчжи в «Хань шу» относятся именно к I в. до н. э. Поэтому обратимся к детальному исследованию их.

Прежде всего уточним значение термина сихоу, который в этом отрывке написан как линхоу. В комментарии к нему Янь Шигу (581–645) без всякого обоснования написал: «Лин и есть си» (ХШ, гл. 96/1, с. 3891, прим. 2), а Н. Я. Бичурин пояснил: «Китайский титул княжеского достоинства. Это удельные князья юечжыского вана» (Бичурин, 1950, т. 2, с. 184, прим. 1). Несомненно, что общей основой для этих комментариев послужили сведения в «Ши цзи» о сюннуском малом ване Чжао Сине, который в 131 г. до н. э. сдался Хань и получил в ней титул сихоу (ХШ, 1933, гл. 17, с. 0345/2), а в 128 г. вновь сдался сюннам и стал ближайшим советником шаньюя (ШЦ, гл. 110, с. 2908; гл. 111, с. 2944). Явно по причине того, что Сыма Цянь написал всюду титул Чжао Синя как сихоу, Янь Шигу идентифицировал иероглифы лин и си в его написании. А Н. Я. Бичурин, поскольку Чжао Синь получил титул сихоу в Хань, счел его китайским титулом княжеского достоинства.

Но в Хань титула сихоу не было. Как явствует из «Таблицы заслуженных сановников» в «Хань шу», Хань жаловала сдавшимся ей титулованным иноземцам свой титул второго достоинства – хоу. И только сдавшемуся в 147 г. до н. э. Ханьданю и в 131 г. Чжао Синю был пожалован титул сихоу. Как будет показано ниже, это был высший титул знатности у юэчжей и усуней. Вероятно, Ханьдань и Чжао Синь были знатными юэчжийцами, оставшимися на родине под властью сюннов, бежали в Хань и попросили императора пожаловать им титул, принятый у их народа. В те годы в Хань еще почти ничего не знали о юэчжах и усунях, о достоинстве этого их титула, и император согласился. Но позже, когда стало известно, что это – высший титул знатности, равный ханьскому высшему титулу ван (князь), Хань никогда более не жаловала его сдававшимся ей юэчжам.

В «Повествовании о западном крае» в «Хань шу» этот титул в написании линхоу встречается не только в описании Большого Юэчжи, но и в описании Усунь наряду с названием сихоу. Если учесть, что связи Хань с Усунь в первой половине I в. до н. э. были очень тесными, что в 61–60 гг. до н. э. Хань, собираясь отправить свою очередную принцессу в жены куньми, обучала ее усуньскому языку (ХШ, гл. 96/2, с. 3905), то станет ясно, что здесь хорошо знали название усуньского высшего титула знатности. А в «Повествовании о Сюнну» в «Хань шу» этот титул трижды встречается в написании сихоу, при этом в двух случаях излагались те же события, что и в описании Усунь, где он написан линхоу. Поэтому складывается впечатление, что сихоу – это китайская транскрипция, а линхоу – усуньская и юэчжийская. Так как в литературе уже принято его написание как сихоу, следуем этому обычаю и всюду вместо линхоу пишем сихоу (далее – без курсива).

Что же касается сути этого термина, то она хорошо видна из следующих сведений по истории усуней. Хронологически впервые он упоминается в «Хань шу» в версии рассказа Чжан Цяня о ранней истории усуней, когда они жили вместе с юэчжами в Ганьсуском коридоре. Здесь воспитателем новорожденного наследника куньми, а им назначался один из самых знатных людей, назван Буцзю-сихоу. В описании царства Усунь в долине Или сихоу упоминаются неоднократно. Так, куньми[10]10
  Титул правителя Усунь был назван Чжан Цянем, впервые побывавшем в этом царстве, куньмо. А после того как в I в. до н. э. связи Хань с Усунь стали очень тесными, название это было уточнено – куньми.


[Закрыть] Вэньгуйми (ок. 94–61 гг. до н. э.) выдал замуж свою младшую дочь за Жоху-сихоу (ХШ, гл. 96/2, с. 3904). Во время войны с Сюнну в 71 г. до н. э. «куньми [Вэньгуйми] во главе сихоу и [прочей знати] ниже их» вторгся в ее земли с большим войском, а спустя ряд лет после смерти Вэньгуйми его сын Уцзюту в ходе борьбы за трон «со всеми сихоу бежал в горы», где потом и был провозглашен куньми (ХШ, гл. 96/2, с. 3905, 3907). Подробнее история Усунь исследована ранее (Боровкова, 2001, гл. 10, 11).

Все эти факты не оставляют сомнения в том, что в Усунь сихоу были знатными людьми, а все остальные ниже их по статусу. От поддержки сихоу зависела судьба куньми. Так что усуньский титул сихоу сопоставим с ханьским высшим титулом знатности ван (князь). Многие ученые идентифицируют его с тюркским титулом ябгу и в переводах заменяют им (см., например: Цюрхер, 1968, с. 365), тем самым как бы предрешая вопрос о тюркском происхождении юэчжей. Но это вряд ли правомочно, так как вопрос об этническом происхождении юэчжей и кушан остается спорным (Пури, 1974, с. 182–189).

Кроме того, согласно приведенным сведениям из описания Усунь, в ней было не три-пять сихоу (князей), а значительно больше.

Итак, у усуней и юэчжей, издревле живших в тесном соседстве в Ганьсуском коридоре, название высшего титула знатности было одинаковым – сихоу. К тому же названия двух юэчжийских сихоу, Сюми-сихоу и Шуанми-сихоу (вероятно, по названиям их родовых групп), заканчиваются слогом ми, как и имена 10 из 16 усуньских куньми (см.: Боровкова, 2001, с. 316, прилож. 3). Все это позволяет предположить сходство их языков и этническое родство.

Теперь сведения в «Хань шу» о пяти юэчжийских сихоу оказываются более информативными. Скорее всего, в Большом Юэчжи, как и в Усунь, сихоу (князей) было не пять, а значительно больше, а пять из них упомянуты в его описании только потому, что именно они были обязаны снабжать продовольствием и всем необходимым ханьских послов, проходивших через их владения. Следовательно, владения пяти сихоу не охватывали всю территорию царства, что и подтвердит следующее ниже выяснение расстояний между этими владениями и их местонахождения.

Сопоставление названий титулов пяти сихоу – Сюми, Шуанми, Гуйшуан, Сидунь и Гаофу – и их городов-ставок показывает, что они в двух случаях идентичны (Шуанми-сихоу и г. Шуанми, Гаофу-сихоу и г. Гаофу), а в трех – разнятся. По-видимому, два сихоу основали новые города для своих ставок, названные по их титулам, трое же других основали свои ставки в уже существовавших городах, сохранив их прежние названия.

Перед нами поразительный факт – у юэчжей-кочевников в самом начале I в. до н. э. вдруг появились города, и они даже стали строить новые, тогда как Чжан Цянь, побывавший в 129 г. до н. э. при дворе правителя Большого Юэчжи, даже его столицу назвал не городом (чэн), а ставкой кочевого правителя (тин). Очевидно, что объяснить это можно только тем, что юэчжи в I в. до н. э. завладели новыми землями, население которых уже имело города и умело их строить. И это полностью согласуется с тем доказанным выше фактом, что Большое Юэчжи овладело на рубеже 100–99 гг. до н. э. лежавшей к югу от него и р. Гуйшуй Дася, страной земледельцев, ремесленников и торговцев, имевшей «тысячу городов», и что ее столица г. Ланьши стала столицей юэчжийского правителя.

Однако подтвердить это умозаключение можно, лишь доказав, что города-ставки пяти сихоу находились именно в бывших землях Дася к югу от р. Гуйшуй (Сырдарьи).

Вопрос о местонахождении их рассматривался нами ранее, сначала в работе «Запад Центральной Азии во II в. до н. э. – VII в. н. э.» в контексте комплексного исследования проблем локализации и взаиморасположения практически всех известных китайцам в те века царств Восточного Туркестана и Средней Азии, потом в работе «Царства «западного края»». Историко-географический анализ на современном научном уровне данных династийных историй почти за тысячелетие в их строго хронологической последовательности как о местонахождении владений пяти юэчжийских сихоу, так и царств, их преемников в последующие века, всех их соседей и соседей соседей показал, что города-ставки первых четырех сихоу лежали на Великом караванном пути из Китая на запад, проходившем через Шулэ (Кашгар), Давань (Фергану) и далее, а пятого сихоу – в начале отходящего от него на юг в районе ставки Сидунь-сихоу, нынешнего г. Хаваста, караванного пути, нынешнего Душанбинского тракта.

Однако в данной работе, специально посвященной истории юэчжей и кушан, подробное исследование вопроса о местонахождении городов-ставок пяти юэчжийских сихоу приобретает особое значение, поскольку оно, как увидим ниже, позволяет точно определить время их основания и тем самым ответить на вопрос о времени создания Кушанского царства.

В описании Большого Юэчжи в «Хань шу» сказано, что пять сихоу были обязаны снабжать продовольствием ханьских послов, но, видимо, не только ханьских. Поэтому очевидно, что их города-ставки находились на каком-то торном караванном пути. Ведь послы Хань, да и других стран, возившие ценные дары правителям иноземных царств, опасаясь грабежей, ходили со своими богатыми тяжелыми караванами и охраной по наиболее удобным и оживленным караванным путям, хотя и на них нередко подвергались грабежам и насилию (ШЦ, гл. 123, с. 3166, 3171, 3174; ХШ, гл. 96/1, с. 3886).

Регион, по которому проходил караванный путь с лежавшими на нем городами-ставками пяти сихоу, определен в «Ши цзи» в сообщении об отправлении У-ди в 99 г. до н. э. послов в царства к западу от Давань (Ферганы), через которую послы Хань ходили в Большое Юэчжи и Дася и во II в. до н. э. Поэтому нельзя усомниться в том, что послы У-ди именно через Давань вышли в земли Большого Юэчжи по Великому караванному пути и побывали во владениях его пяти сихоу.

Далее необходимо выяснить, о чем говорят указанные в описании расстояния от Янгуань до городов-ставок пяти сихоу. Для наглядности представим их в виде таблицы, дополнив ее для удобства анализа вычисленными нами расстояниями до них от Шулэ (Кашгара) и расстояниями между ними как в ханьских ли, так и в пересчете на километры (2,5 ханьских ли = 1 км):