Текст книги "Почта в Никогда-Никогда"

Автор книги: Люциан Воляновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Памятники на карте

Другое дело, что Стшелецкий ошибся и первоначально дал это название горе Таузенд, которая показалась ему выше. Через сорок с лишним лет австралийский геолог Роберт фон Лонденфельд установил ошибку Стшелецкого, дав самой высокой вершине страны имя «пик Мюллера». Однако это название было отброшено австралийцами, которые чтили волю покойного уже поляка, и до сих пор самая высокая вершина великого материка имеет название «гора Косцюшко».

Выражая свою последнюю волю, Стшелецкий просил не ставить ему каменного надгробья, «потому что смерть – это забвение, и время не щадит никого, могила с кусочком дерна, забытая всеми, – самое лучшее, чего я желаю…»

Но судьба распорядилась так, что имя исследователя сохранилось для потомства не на могильном камне, а… на карте Австралии, где можно видеть его в двух десятках мест. Например: Стшелецки-Крик в Южной Австралии, Стшелецки-Рейндж (Гипсленд), Стшелецки-Пик (на острове Флиндерса), Стшелецкитаун (штат Виктория) или Стшелецки-Сауз-Таун в том же штате, Маунт-Стшелецки в Северной Территории. Это лишь самые основные. Далее, вся наука об окаменелых ракообразных эпохи палеозоя называется Pleurotomaria Strzeleckiana, существует триолобит Brachymetopus Strzelecki,а также три ракообразных с определением Strzeleckiensis(о чем информирует нас неутомимый собиратель австралийских публикаций о Польше Лех Пашковский). Если бы Стшелецкий мог сейчас взойти на эти горы и посмотреть вокруг, то он не узнал бы эти места. Другое дело, что он не увидел бы и огромнейшей стройки, которая ведется под землей.

Я был там и видел это международное предприятие. Именно международное – флаги тридцати стран развеваются на ветру перед административным зданием этой стройки в Куме (что значит на языке аборигенов «большое болото»). на каждом шагу встречал я поляков, то и дело слышал польскую речь. А один поляк, потомок очень известного у нас рода, в настоящее время работающий на одном из крупнейших предприятий Сиднея, сказал как-то мне в тишине своей квартиры: «Оглядываясь назад, я понимаю, что все-таки самые лучшие годы моей жизни в Австралии я провел там как чернорабочий, в Снежных горах, у подножия горы Косцюшко. Нет-нет, не потому, что я тогда был почти на двадцать лет моложе, а, скорее, оттого, что в этой работе присутствовал значительный элемент романтики; это была та самая Австралия пионеров, о которой мы читали когда-то в книгах для юношества».

Все началось с воды, вернее, с ее отсутствия. Сноуи-Ривер – расточительное дитя, она без всякой пользы отдавала свои воды океану. Вода необходима. У аборигенов Австралии существует общее слово для обозначения понятии «вода» и «жизнь». Еще в 1884 году были разработаны планы использования рек, озер и ручьев Снежных гор. Однако с реализацией планов не спешили. В 1889 году страшная засуха уничтожила половину поголовья овец и рогатого скота в Новом Южном Уэльсе. Надо было что-то предпринимать…

Июльские морозы

Поздним вечером я не мог высунуть носа из гостиницы, находившейся высоко в горах. Метель поглотила мир, из окна не разглядеть соседнего барака в нескольких десятках метров от нас. Июль, то есть самая середина австралийской зимы, держал Снежные горы в морозных объятиях.

День был полон впечатлений. Автобус застрял в сугробе. В ожидании помощи мы, чтобы согреться, топали ногами по снегу, распугивая стан попугаев, резко выделявшихся яркостью оперения на белом покрове замерзшей земли. Снег ложился на кабель высоковольтной линии, натянутый между стальными мачтами высоко в горах. Не было ли именно это той романтикой, о которой вспоминал мой собеседник из Сиднея?

– Этот снег еще игрушки, а иногда в июле так занесет дороги, что приходится с самолетов сбрасывать на парашютах канистры с бензином, – сказал водитель автобуса Лаури Мак-Кензи, олицетворение добродушия за рулем.

После полудня появился коллега из местного радиовещания в Куме, таща на ремешке засыпанный снегом магнитофон. Польский репортер, которого судьба забросила в Снежные горы, как видно, являлся темой постоянной серии передач «Сегодня вечером в Куме», в которой слушателям представляют людей, прибывших в город. Прежде чем диски с пленкой начнут крутиться, надо определить язык, на котором я буду говорить.

– Вы можете говорить по-польски, по-французски, по-немецки или по-английски, а если вы знаете итальянский или испанский, или венгерский, у вас тоже найдутся слушатели. Чешский или словацкий также вполне приемлемы. Ведь мы в Куме…

Да, мы в Куме. Вечером я принимал душ вместе с рабочими, спешившими в ночную смену. Рядом со мной плескались два немца, какой-то югослав распевал во все горло, грек спорил с норвежцем, голландец на английском языке рассуждал о чем-то с рослым парнем, который, как выяснилось утром за завтраком, был монтером из Швеции.

Город, который вскарабкался на гору

Организация Объединенных Наций могла бы много позаимствовать от братского сотрудничества этих геологов, шоферов, плотников, электриков, сварщиков, дорожных инженеров, поваров, плановиков и арматурщиков. Фирмы норвежские, французские и американские используют на стройке продукцию своих стран, по попадается много британских, шведских и австралийских машин. Пять тысяч рабочих из тридцати стран заняты на стройке. Более десятка электростанций дадут три миллиона киловатт электроэнергии из «белого угля», а сельское хозяйство получит более миллиона гектаров плодородной земли, которая была бесплодна до сих пор из-за отсутствия воды.

Инженер сэр Уильям Хадсон, руководитель этих работ, распоряжается такими средствами, которые, наверное, редко кто за всю историю держал в одних руках. Уже за первую половину работ он «промотал» более пятисот миллионов долларов. На обводненных землях будет производиться дополнительно корнеплодов на шестьдесят три миллиона долларов ежедневно, выплата налогов возрастет на тридцать пять миллионов долларов в год, в эту сумму уже включены взносы химических и металлургических предприятий, которые будут пользоваться дешевой электроэнергией. Очень важна роль этих поставщиков энергии в планируемой сети атомных электростанций, которые должны быть гармонически связаны с гидростанциями для бесперебойной работы в часы «пик».

Бульдозеры ползают по площадке, которая днем представляет собой трясину, а ночью покрывается ледяной коркой. Земля сотрясается от взрывов: здесь бурят около ста пятидесяти километров туннелей для использования энергии горных рек. Одно из водохранилищ вместит воды в девять раз больше, чем большой океанский порт в Сиднее, в котором без труда маневрируют трансатлантические корабли.

Город Адаминабн переехал на девять километров дальше и спокойно пристроился на холме, так как его старую территорию залили водой. Но кирпичику разобрали каждый дом, перенесли старую церковь и ратушу, эвакуировали даже мертвых, спокойно почивавших на маленьком кладбище… В кронах деревьев, иод которыми раньше ворковали влюбленные, сейчас играют рыбы, привезенные, разумеется, людьми в это водохранилище. На маленьком островке, выступающем из воды искусственного озера Юкамбин, который до недавнего времени был горной вершиной, резвятся два белых кенгуру, спасенных людьми при заполнении котлована.

Век XXI, или мечта о воде

Каждый метр туннеля – это яростная борьба металла и гранита. Я смотрю, как в адском грохоте буров рождается новый участок внутри скалы. Со стен льет вода, иод ногами грязь, вереница грузовиков вязнет с тяжелым грузом, из-под колес, бешено крутящихся в лужах, брызжут струн грязной жидкости…

В поте лица реализуют австралийцы свою мечту о воде, стремясь утолить «Великую Жажду». Их реки никогда не были объектом почитания, как Ганг, их не воспевали в легендах, как Вислу, Дунай или Рейн, они не рассекали великих городов, как Тибр, Сена или Шпрея. Зато их реки без пользы выбрасывали и океан пятнадцать миллиардов литров воды, так необходимой стране. «Если бы осадки, которые только в трех штатах вызывают локальные паводки или бесполезно пропадают и море, направить на дно высохшего озера Эйр, там расцвел бы рай на девятистах шестидесяти тысячах гектаров», – вздыхают австралийцы. Посмотрите только на эти великолепные лимоны, виноград или персики обильно вызревающие на искусственно обводненных территориях в районе Снежных гор…

Эти огромные преобразования имеют и своих яростных противников, скептически воспринимающих сообщения о ходе работ. «Ну и что из того? – говорят они. – Будет больше риса, больше фруктов, больше пшеницы. Хорошо. Мы выбрасываем сотни миллионов и собираем людей со всего мира, чтобы они возводили плотины. А кто у нас купит ту продукцию, которую мы дополнительно получим? Может быть, желающие и найдутся, только чем они заплатят? Эти вложения – деньги, буквально выброшенные на воздух!»

Таким взглядам противостоит мнение людей, заглядывающих уже в XXI век и думающих о жизни будущих поколений австралийцев. И когда входит в строй очередная плотина или электростанция, то у подножия горы Косцюшко пожилые мужчины, которые помнят катастрофические засухи – бич этих краев, забывают о принятом церемониале торжеств. Они хлопают друг друга по широким спинам, хохочут, иногда даже кое у кого от волнения на глазах появляются слезы. Они совсем не стыдятся их: столько лет ждали этой минуты!

Страна там, внизу

Мы беседовали в зале для приемов большого ресторана в отеле столицы штата Южная Австралия – Аделаиде. С минуты на минуту должен был начаться обед, и мистер Бэйтс, почтенный председатель Туристического общества Австралии, использовал это время, чтобы ввести меня в тайны туристического бизнеса. Он рассказывал, как, опираясь на статистические данные, определили тип обычного туриста. Установлено излюбленное время года, когда он отправляется в путешествие, сколько денег он имеет на расходы, каков его бюджет, летает ли он охотнее на самолете или выбирает более дешевые средства передвижения…

Мистер Бэйтс жаждал изобразить те привычки своих соотечественников, которые не благоприятствуют расширению туризма.

– Вот, послушайте, мы, австралийцы, всегда предпочитаем…

– Дорогой, – прервала мужа изысканная миссис Бэйтс, – не говори мы, австралийцы, лучше скажи – они в Австралии…

Удивленному репортеру миссис Бэйтс любезно объяснила, что ее мужу было пять лет, когда родители привезли его из Англии, так что он не вправе считать себя австралийцем, пожалуй, самое большее – «новоавстралийцем».

Кто такие« новоавстралийцы»

Так я столкнулся с выражением, которое означает «человек, не родившийся в Австралии».

На нелепость этой формулировки в стране, которая заботится о постоянном притоке иммигрантов, давно обращали внимание.

Наконец взяла слово «мисс Австралия». Известно с давних пор, что красивые женщины легче находят внимательную аудиторию, чем почтенные профессора. Она сказала, что, собственно, все они – «новоавстралийцы», кроме, разумеется, тех, предки которых жили в Австралии тысячи лет назад, – чернокожих аборигенов. Точности ради добавлю, что самую красивую девушку Австралии зовут Таня.

Каждый четвертый житель Австралии в возрасте менее двадцати одного года – это ребенок иммигрантов или родился не в Австралии. Чтобы лучше понять современную Австралию, можно прочитать хотя бы таблицу футбольных игр команд первого класса за одно воскресенье. Мы найдем в ней такие названия, как, например, «Полония», «Будапешт», «Хорватия», «Австрия», «Ювентус», «Хакоа» и т. д.

Это что-то новое. Ведь Австралия, в моем представлении, должна быть страной истинно британской. Поселенцы, которые прибыли с Британских островов на сожженную солнцем землю, хотели сделать из нее точное подобие своей далекой родины. И они достигли этого. Кроме Новой Зеландии, Австралия была единственной страной, заселенной европейцами, где до самой второй мировой войны почти все семимиллионное население происходило из одного государства Европы. Девяносто процентов граждан были британского происхождения, что вовсе не значит – английского. Каждый пятый житель – ирландец и католик, и как везде в бассейне Тихого океана, так и в Австралии было много шотландцев.

Кобзы [29]29
  Кобза, или волынка, – струйный щипковый инструмент. – Прим. ред.


[Закрыть] из кенгуру

Пожалуй, трудно поверить в то, что Австралия экспортирует в Шотландию волынки! Их делает из шкур кенгуру мистер У. Корнер из Курпору, расположенного неподалеку от Брисбена. Волынщик, играющий на инструменте австралийской продукции, даже стал победителем конкурса в самой Шотландии.

Там, на краю света, иммигранты создали подобие британской страны, сохраняющей традиции английского прототипа XIX века, столь отличного от окружающего мира южной части Тихого океана.

Однако это была точная копия, совсем как модель корабля, воспроизведенная в бутылке моряком, – с мельчайшими деталями, даже с британским флагом, реющим на мачте. Под тропическим солнцем австралийцы уплетали английские лакомства; говорили они на своеобразной разновидности кокни. Однако постепенно появились новые слова, часто искаженные выражения из языка аборигенов, то есть не англосаксонские. Различие между австралийской разновидностью английского и «королевским английским» растет. Я помню объявление в гостинице на одном из островов архипелага Фиджи: «Мы бегло говорим по-австралийски, понимаем по-английски»… А у англичан в Австралии есть даже своя собственная газета. Австралийцы довольно пренебрежительно зовут их «pommy» [30]30
  Pommy (англ.) – англичанин-иммигрант, недавно поселившийся в Австралии, – Прим. пер.


[Закрыть]. Следует помнить, что свободные поселенцы часто были не англичане, а именно шотландцы, валлийцы или ирландцы. Тяжелые условия жизни и стремление к независимости выработали у австралийцев недоверие к любой власти, презрительное отношение к «сильным мира сего». Пионеры Австралии были люди суровые и любили высказываться без обиняков. В 1896 году Джон Нортон, редактор выходившей в Сиднее газеты «Truth» («Правда»), выражал королеве Викторин пожелания доброго здоровья и долгой жизни «уже хотя бы потому, чтобы не прорвался к трону этот жулик на скачках, шулер, соблазнитель женщин, известный шалопай, ее сыночек – Альберт Эдуард, принц Уэльский…»

Население Австралии превысило цифру тринадцать миллионов, а доля британской иммиграции в нем стала значительно меньше. В первые годы после воqны, как мне рассказывали, еще случалось, что полякам, которые разговаривали между собой в автобусе по-польски, в бесцеремонном тоне замечали, что они должны научиться говорить по-английски. Сейчас я уже на слышал о подобных инцидентах, потому что каждый австралиец отдает себе отчет в том, что послевоенные иммигранты изменили лицо Австралии. Эго особенно касается прибывших из Европы, а следует здесь заметить, что для австралийца Великобритания не европейское государство… В газетах сообщения из-за границы помещаются на странице, озаглавленной: «Новости из Великобритании, а такжеЕвропы».

Я сознательно применил здесь выражение, которое требует пояснения. Чтобы понять заслуги перед Австралией всех этих поляков, голландцев, чехов, немцев, итальянцев, словаков или югославов, надо представить себе вчерашнюю Австралию.

Один варшавский инженер в 1938 году оказался в Мельбурне, имея в кармане договор о работе на одном из промышленных предприятий города. Он так рассказывал о первых впечатлениях от этого большого города: «Прямо с корабля я пошел в отель. Там я заперся в номере и проплакал два дня. Вы знаете, это была дикая страна, я не мог простить себе, что приехал сюда…»

Всего лишь вчера

В Австралии еще существуют такие уголки прошлого, где можно наблюдать сцены, которым позавидовал бы не один режиссер американских вестернов. Я, например, видел Теннант-Крик, город золотых приисков, где, как говорят, никто никогда не умер своей смертью… Эта слава – как мне кажется – очень преувеличена. Я увидел город старателей, жители которого боролись с суровой природой и страдали от одиночества, так как мужчин там значительное большинство. Однако драк, по слухам, некогда кровавых и частых, я не наблюдал.

Правда, жизнь здесь нелегкая и непривлекательная. В Дарвине мне рассказывали, что когда местная газета организовала какой-то конкурс, то первой наградой была недельная поездка в Теннант-Крик, а второй – трехнедельное пребывание в том же городе…

Известный австралийский журналист Дуглас Локвуд в своих воспоминаниях рассказывает о Теннант-Крик. В качестве корреспондента одной из мельбурнских газет он был послан в Дарвин, что означало ссылку из великой метрополии в крошечный поселок с ужасным климатом. Перед тем как вступить в должность, Локвуд женился, а коллеги ему сочувствовали: «Ехать в Дарвин, да еще вступить в брак, ах, как иногда бывает жестока судьба».

Так вот он описывает свой первый визит в Теннант-Крик, который также должен был находиться в радиусе его действий. Как предприимчивый репортер, Локвуд решил представиться местному сержанту полиции. Но дежурный по участку полицейский сообщил, что его шеф находится в госпитале.

– Дали ему под дыхало, – объяснил полицейский.

– Кто ему дал?

– Парни, которые стянули виски.

– Какие парни? Что за виски?

– Ну, случилось это вчера вечером, – начал рассказывать полицейский. – Сержант накрыл двух парней, которые свистнули ящик виски. Их отпустили на поруки, по около полуночи оба они вернулись за виски. «Виски вы не получите, – говорит сержант, – потому что это вещественное доказательство для следствия против вас». Тогда они ответили: «Слушай, старик, нам нужно виски, и притом сейчас же, соображаешь?» А он не сообразил. Тогда они повалили его на землю и давай обрабатывать. Но и сержант был не промах, у него в кармане оказалась пушка. Похоже, что пинки под ребра не доставляли ему особого удовольствия, потому что он говорит парням: «Послушайте-ка, ребята, будьте добры, перестаньте пинать меня, а? Мне это совсем не нравится». Но они не воспользовались добрым советом. «Повторяю, я решительно настаиваю на том, чтобы вы прекратили, не то мне придется вас пристрелить». Что-то в этом духе. Насколько я его знаю, наверное добавил и несколько сильных выражений, но они не обратили внимания. Что же делает сержант? Вытаскивает свою пушку и пиф-паф, раз-два! Один из этих господ по фамилии Смит получил пулю в плечо и смылся. Второй парень, Галлон, получил пулю как раз над переносьем, и можно сказать, что состояние его здоровья внезапно резко ухудшилось. Похоже было, что за две секунды жизнь покинула его. Он стал настоящим трупом…

Далее Локвуд сообщает о том, что ему еще рассказал полицейский о решительном сержанте:

– Как только начался этот фейерверк, на улицу высыпал народ. Один тип приехал на грузовике и отвез полицейского в госпиталь, где и говорит дежурной сестре: «Помогите сержанту, он страшно избит, но сначала надо сделать ему какой-нибудь успокаивающий укол: он только что в первый разубил человека».

Когда это все произошло? Сто лет назад? Нет, в 1941 году…

Революция на кухне

Читающий эти строки, пожалуй, упрекнет меня в том, что я выбрал нетипичный случай, происшедший в захолустном шахтерском поселке. Разве это пример для сравнения?

Так вот, чтобы показать достижения этих «новоавстралийцев» в различных областях австралийской жизни, я не буду здесь цитировать ученых, известных результатами исследований в лабораториях Канберры или Сиднея, не буду перечислять ни спортсменов из Европы, защищавших цвета Австралии на очередных олимпиадах, ни первооткрывателей, которые находят сокровища в австралийских пустынях. Я расскажу о том, как эти выходцы из Европы всколыхнули будничную жизнь Австралии.

Настоящую революцию они произвели па… кухне. Люди, которые вспоминали в моем присутствии довоенное время, единодушно утверждали, что посещение австралийских ресторанов было печальной необходимостью. Такой обедик не тешил желудка, ведь классическая австралийская кухня, с которой я столкнулся еще в пустынных уголках Страны Никогда-Никогда, основана на баранине в мятном соусе. Сюда добавляют разные овощи, «старательно» лишенные какого-либо вкуса путем продолжительной варки. Не знаю, может, это зависит от сорта овощей или почва, на которой они выращиваются, совсем другая и иначе обрабатывается. Но австралийские овощи имеют вкус, совершенно отличный от обычной моркови или горошка, которые мы едим в наших краях. И овощи и фрукты в Австралии, если они из консервной банки, как правило, искусственно окрашены и имеют сказочный цвет, но на вкус – восторга не вызывают. Смотреть на них приятно, а есть противно.

Зато день-деньской австралийцы попивают жидкость невиданной крепости, которую они условно называют «чаем». Это просто эссенция, часто с небольшим количеством молока или сливок, вероятно добавляющихся инстинктивно в целях защиты организма от отравления теином.

Считается, что крепкий чай употребляют англичане. Ах, так, значит, вы все-таки понимаете шутки! Тот, кто утверждает, что это чай, никогда не пил любимого напитка австралийцев, На аэродроме в Дарвине, пока наш реактивный самолет всасывает топливо перед далекой дорогой на Юг Австралии, пассажиров угощают очень крепким «чаем». Кажется, что ложечка стоит в этой смолистой жидкости; несмотря на то что воздух кондиционированный, обливаешься потом, слышишь собственный пульс…

«Чай» сопровождает меня потом, на протяжении тысяч и тысяч километров путешествия по Австралии. В роскошных ресторанах на Кингс-Кросс в Сиднее и в пустыне, где котелок для чая – непременный реквизит путешественника, австралиец пьет «чай» в жару, чтобы остыть, в холод – чтобы согреться. «Чай» льется в его глотку с раннего утра до поздней ночи. II даже ночью, так как в крошечных номерах провинциальных гостиниц всегда есть куверт для «чая». Похоже, хозяева гостиниц стараются, чтобы постоялец не умер от жажды между полуночью, когда он получил последнюю чашку «чая» в холле, и шестью утра, когда, проснувшись, безоговорочно получит огромную кружку утреннего «чая». Это чаепитие ни в коей мере не освобождает его от обычной чашки «чая» за завтраком. Рабочий или чиновник имеют, кроме того, специальные перерывы для чаепития…

Нам дали «чай» в кемпинге у подножия горы Косцюшко, куда мы наконец добрались в июле, то есть в самый разгар австралийской зимы, когда наш автобус застрял в снежных сугробах. «Чаем» из термоса угощал нас австралийский полицейский, когда мы вместе пробирались сквозь тропические джунгли на территории Папуа – Новая Гвинея…

И вот революция на кухне началась со штурма кофе. Употребление кофе возрастает в небывалом темпе, естественно, за счет чая. Итальянский «экспресс» прижился в австралийских домах и положил начало переменам, значение которых может оценить любой приезжающий в эту страну.