Текст книги "Love of My Life. На всю жизнь"
Автор книги: Луиза Дуглас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава 47
Все утро профессор пытался встретиться со мной взглядом, и это действовало мне на нервы. Я с головой ушла в изучение истории Мариан Рутерфорд и не хотела, чтобы меня что-то отвлекало от работы. Я прошла сквозь волшебное зеркало и очутилась в мире профессора. Работая, я действовала и думала, как он. Я старалась не мешать ему, когда он был погружен в свои изыскания, и теперь меня раздражало, что он позволяет себе отвлекать меня.
Мне было трудно сосредоточиться, сознавая, что профессор почти все время смотрит на меня. В конце концов я не выдержала, отодвинула от себя клавиатуру, сложила руки на груди и довольно резко спросила:
– Что?
Профессор, который в этот момент стоял у книжных полок, вытер ладони о штанины брюк.
– Я хотел кое о чем вас попросить, – сказал он. – Но, пожалуйста, не считайте, что вы обязаны согласиться. Я нисколько не обижусь, если вы отклоните мою просьбу, и надеюсь, что даже в этом случае у нас сохранятся прекрасные рабочие отношения.
– Я вас слушаю.
Профессор снял очки и протер стекла полой рубашки, которую вытянул из штанов.
– На следующей неделе на факультете устраивают праздничный ужин. Обычно я хожу на подобные мероприятия один, но на этот раз хотел попросить вас составить мне компанию.
– Право, я не знаю…
– Вечер обещает быть очень приятным. Ужин состоится в отеле «Гроув Хаус». Три перемены блюд, вино, танцы, так что…
– Звучит очень привлекательно.
– Так вы согласны?
– Я с удовольствием составлю вам компанию.
– Вот и славно, – сказал профессор. – Очень хорошо.
После этого он вернулся за свой стол и полностью погрузился в работу. Нормальный ход вещей был восстановлен.
Глава 48
Вернувшись в свою спальню, я посмотрела на нее совершенно другими глазами. Ведь сегодня была моя последняя ночь в этой комнате. Я сердцем чувствовала, что больше никогда не вернусь сюда. Лампочка под потолком была очень слабой, и в углах узкой и высокой комнаты залегали темные тени. Безобразные пятна замазки горчичного цвета не скрывали, а, напротив, обнаруживали дефекты штукатурки. Я попыталась отыскать в своей душе хоть какие-то признаки ностальгии, но ничего не почувствовала. Да и с чего бы мне было испытывать привязанность к месту, где я никогда не была по-настоящему счастлива? Под кроватью было полно паутины, жесткий потертый ковер и вовсе производил жалкое впечатление. Вопреки тяге матери к спартанской простоте, я всегда пыталась хоть как-то приукрасить свой быт. Громоздкий туалетный столик был заставлен косметикой, духами и симпатичными маленькими безделушками. Подоконник занимала моя коллекция фарфоровых пони. Они паслись, смотрели в окно, а один даже встал на дыбы, прижав уши к развевающейся гриве. Прикрепленные скотчем фотографии и плакаты поп-звезд закрывали пятна только до середины безобразных стен.
Я ужасно замерзла, но залезать в холодную неуютную постель, застеленную старомодным атласным покрывалом и колючими одеялами, не хотелось. Вместо этого я вышла в коридор и прокралась в комнату Линетт.
Когда Линетт в последний раз приезжала домой, она спала в своей узкой девичьей кровати. Шон ночевал в моей комнате, а мне выдали спальный мешок и уложили на полу в спальне Линетт (мать хотела быть уверенной в том, что под крышей ее дома никто не будет заниматься никакими глупостями). Правда, я предлагала Шону поменяться местами, когда мать заснет, но Линетт сказала, что игра не стоит свеч, тем более что ей хотелось побольше побыть со мной. Это была чудесная ночь. Мы шептались почти до рассвета. Линетт нагнулась ко мне, погладила мою щеку, и мы довольно долго держались за руки, разговаривая об отце и о том, как мы обе, независимо друг от друга, решили не разыскивать его. По крайней мере, пока. Линетт сообщила мне, что они с Шоном собираются пожениться, и сказала, что если я захочу, то смогу приехать и жить с ними в Лондоне. Я вспоминала наш разговор, когда забиралась в кровать Линетт.
Простыни были холодными, зато от наволочки исходил уютный запах шампуня сестры. Я обняла старого плюшевого мишку, который лежал на покрывале, и стала думать о завтрашнем дне. От этих мыслей меня охватило приятное возбуждение. Мне предстояла масса дел – надо было написать письма, попрощаться, собрать вещи и тому подобное. Я мысленно попыталась составить весь список. Но прежде чем я закончила, наступило утро, и меня разбудил голос матери, сообщавший, что пора вставать и собираться на работу.
Я надела свою обычную форменную одежду «Уосбрукса» – темно-синюю юбку, белую блузку, темные колготки и практичные удобные туфли на низком каблуке.
Мать уже сидела на кухне и ела сухой завтрак с отрубями. По ее позе я сразу определила, что она сердится. Мать догадалась, что прошлой ночью я выходила из дома. Я не знала, как мне оправдаться, и не была уверена в том, что это вообще стоит делать.
Сад за окном был полностью засыпан изумительно красивым белым снегом, сверкающим на солнце. Красота и чистота окружающего мира растрогали меня до слез. Откинувшись на спинку стула, я наблюдала за малиновкой, которая резво прыгала по спинке садовой скамейки.
– Не забывай подкармливать птичек, – сказала я.
– Ничего с ними не случится. Господь о них позаботится, – ответила мать и, взглянув на меня, добавила: – Ты сегодня бледная. Можешь не ждать от меня сочувствия, если ты подхватила простуду.
– А я и не жду.
Я потрогала чайник. Он был еще теплый. Я сделала себе чашку чая. Мать сказала, что ничего не хочет, но ее тон подразумевал, что она вообще не желает принимать что бы то ни было из моих рук.
– Почему ты сказала нам, что отец умер? – спросила я.
– Оливия, ты опять за свое?
– Ну пожалуйста, мама.
– Так было лучше.
– Лучше для кого?
– Для всех нас. Нет ничего хуже публичного унижения, Оливия. А мы бы обязательно оказались в положении униженных, если бы люди узнали, как поступил с нами ваш отец.
Я прихлебывала чай. Меня слегка трясло, но было трудно сказать, чем это вызвано – то ли я действительно простудилась, то ли просто боялась.
– Извини меня, пожалуйста, – сказала я.
– Не задавала бы глупых вопросов, не пришлось бы извиняться.
– Ты меня не так поняла. Я извиняюсь за то, что тебе пришлось испытать по моей вине.
– История с мистером Паркером полностью на твоей совести, Оливия. Я здесь ни при чем, и думаю, что люди это понимают. Хотя, конечно, я невольно оказалась к ней причастна. Ведь это я тебя так воспитала.
Я кивнула.
– Но ведь тебе не обязательно было рассказывать миссис Паркер о моем дневнике. Мы могли бы все решить между собой. Зачем было посвящать в это весь город?
– Затем, что люди имеют право знать правду.
– И кому она нужна, эта правда?
– Всем. Тем более что рано или поздно эта история все равно выплыла бы наружу. Шила в мешке не утаишь, Оливия.
– Понятно, – только и смогла произнести я.
– Тебе лучше поторопиться, – сказала мать. – Ты опоздаешь на автобус.
Я вышла в прихожую и сняла с крючка свое пальто.
– Ты сегодня идешь в церковь?
– Сегодня пятница – день заседания женского комитета. Естественно, я иду в церковь.
– Понятно, – сказала я. Застегнув пальто и натянув на голову шерстяную шапочку, я посмотрела в зеркало. Глаза покраснели и слезились, на щеках горел лихорадочный румянец.
– Кажется, я простудилась, – сказала я.
– Меньше надо шляться по ночам.
Я подошла к матери, положила руки ей на плечи и поцеловала в висок. От нее пахло пылью и беконом. Мать отшатнулась от меня, как от прокаженной.
– Что ты делаешь?
– Ничего.
– Что это на тебя нашло?
– Мне просто захотелось поцеловать тебя.
Мать фыркнула и поднялась из-за стола, как будто боялась, что я ее еще раз поцелую.
– Что за блажь? – сказала она. – Никогда не слышала ничего более глупого.
Как ни грустно, но это были последние слова, которые я услышала от своей матери.
Глава 49
По дороге домой я зашла в кафе. Был чудесный, благоуханный летний вечер, и птицы звонко щебетали в ветвях деревьев. Шум транспорта сливался с гулом голосов и звуками музыки, льющимися из проезжающих машин, такси и фургонов. Обитатели близлежащих домов подняли рамы своих окон, чтобы подышать свежим воздухом, полить цветы в наружных ящиках и понаблюдать за прохожими.
Крис вынес несколько столиков на тротуар. Я зашла в кафе, собираясь всего лишь выпить стакан газированной воды, но запах жареных помидоров и базилика был настолько соблазнительным, что я решила заказать еще и макароны с томатным соусом. Это блюдо пробуждало во мне ностальгические воспоминания. Сделав заказ, я взяла свою воду, прихватила экземпляр «Эха Уотерсфорда», вышла на свежий воздух и устроилась за одним из столиков. Вскоре Крис поставил передо мной макароны, миску со свеженатертым пармезаном и огромную деревянную перечницу.
– Можно я присяду и покурю, пока ты будешь есть?
– Крис, ты что, решил пофлиртовать со мной?
– Я уже сто лет этим занимаюсь, просто ты не обращала внимания.
– Извини, но у меня было слишком много проблем.
– Я знаю.
– Необыкновенно вкусно.
– Я рад, что тебе нравится.
– Ты готовишь их почти так же, как это делал Лука.
– А кто такой Лука?
– Мой муж. Тот, который умер.
– Извини.
– Тебе не за что извиняться. Я уже думала, что никогда больше не попробую таких макарон. Они действительно очень вкусные.
Крис улыбнулся и посмотрел на свои большие красные руки. Табачный дым тоненькой струйкой поднимался вверх от его тлеющей сигареты. Я внезапно поняла, что этот бритоголовый мускулистый парень по-своему красив.
– Может быть, когда-нибудь ты согласишься пообедать со мной. Я бы приготовил что-нибудь особенное.
Я облизала соус с губ и насмешливо посмотрела на него.
– Ты не понимаешь, с кем связался. Я ведь в чистом виде ходячая катастрофа.
– Ничего. Я крупный специалист по катастрофам.
Я не смогла сдержать улыбки.
Крис бросил окурок на тротуар и раздавил его каблуком.
– Значит, договорились? – сказал он, поднимаясь из-за стола.
– Договорились, – ответила я.
Глава 50
В тот день я не села на автобус. По засыпанному снегом тротуару, на котором уже оставили свои следы те, кто уехал более ранним рейсом, я дошла до остановки и исполнила небольшую пантомиму, делая вид, что забыла кошелек. Получилось довольно убедительно. После этого я развернулась и пошла обратно, по направлению к дому. Притаившись за газетным киоском в конце улицы, я стала ждать. Наконец появилась мать. Закутанная в длинное коричневое пальто, с шалью на голове, она прошла мимо меня, осторожно переставляя ноги, обутые в коричневые ботинки из кожзаменителя. Снег на тротуаре уже успел слежаться, и было очень скользко. Мне стало немного грустно, но я быстро взяла себя в руки. Впадать в уныние было некогда. Как только мать повернула за угол и исчезла из моего поля зрения, я вышла из своего укрытия и быстрым шагом направилась к дому. К тому времени у меня уже разболелось горло, поэтому я сначала поставила чайник и лишь потом поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи.
Я никак не могла решить, что взять с собой. Сначала я упаковала то, что мне могло понадобиться в первую очередь, – белье, теплые свитера, джинсы и туалетные принадлежности, но когда чемодан был уже почти полон, мне вдруг пришло в голову, что могут понадобиться и летние вещи. Мне почему-то казалось, что в Лондоне значительно теплее, чем в Портистоне. Кроме того, надо было взять нарядную одежду, чтобы было в чем показаться на людях. А ведь были еще мои любимые записи, книги, рисовальные принадлежности, плакаты, школьные фотографии и обширная коллекция дешевой бижутерии.
На сборы ушло довольно много времени, и под конец я почувствовала себя настолько плохо, что мне пришлось присесть на кровать. Судя по всему, у меня начинался жар. Несмотря на лихорадочное состояние, мой мозг работал ясно и четко. Только сейчас я в полной мере осознала то, что мы собирались сделать, и при свете дня наш план показался мне совершенно безумным. Я была уверена, что Лука ощущает то же самое. А может, он с самого начала не собирался никуда уезжать? Возможно, он просто пошутил? Нет, я не сомневалась, что он не хочет жениться на Натали и уже долго вынашивает отчаянный план побега. Но говорить о побеге – это одно, а решиться на него – совсем другое.
Я прилегла на кровать, размышляя о том, как буду объясняться с матерью. Если сказать, что мне стало дурно и я вернулась с полдороги, мать совершенно изведет меня своими нотациями. Лучше соврать, что я таки приехала на работу, но менеджер отослал меня домой. Я закрыла глаза и незаметно для себя заснула настолько глубоким сном, что он скорее напоминал забытье. Проснулась я от того, что кто-то тряс меня за руку. Я открыла глаза и прямо над собой увидела бледное и встревоженное лицо Луки.
– Вставай, Лив. Нам нужно торопиться, – сказал он.
Свесив ноги, я сидела на кровати и наблюдала за тем, как Лука затягивает ремни на моем чемодане.
– Я еще не написала прощальную записку.
– Так напиши, только поскорее.
Взяв блокнот и ручку, которые уже лежали наготове, я написала:
– Дорогая мама…
На этом моя фантазия истощилась, и я решила обратиться за советом к Луке.
– А что ты написал в своем письме?
– Черт побери, Лив. Ты понимаешь, что у нас совершенно нет времени?
Я тяжело вздохнула, и Лука сдался. Сев на кровать рядом со мной, он обнял меня за плечи.
– Я написал три письма. Еще вчера, сразу после того как вернулся домой.
– Три?
– Одно для Нат, одно для папы и Анжелы и одно для Марка. Нат я написал, что не смогу сделать ее счастливой и она заслуживает гораздо лучшего мужа, чем я. Родителям я написал правду – что я уезжаю с тобой, что мне очень жаль, что так получилось, но я ничего не могу с собой поделать.
– А Марку?
– Это было тяжелее всего. Я написал, что надеюсь, что он сможет понять и простить меня, и пообещал позвонить, как только мы с тобой найдем квартиру. Тогда он сможет приехать и жить с нами, если захочет.
– Это ты хорошо придумал.
– Бедный Марк. Ведь именно ему придется расхлебывать кашу, которую я заварил, – сказал Лука, нервно кусая ногти.
– Он справится.
– Я очень на это надеюсь. Пожалуйста, Лив, поторопись. Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.
Я уже не помню точно, что написала в своем письме, но оно получилось совсем коротким. Я не стала ничего объяснять, просто извинилась и попросила не держать на меня зла. Потом я положила записку в конверт и заклеила его.
– Готова?
– Да.
Лука взял мой чемодан, а я в последний раз окинула взглядом комнату, собрала с подоконника своих фарфоровых пони и рассовала их по карманам. Я понимала, что они, скорее всего, разобьются в дороге, но оставить их здесь не могла.
Переступая через порог своей бывшей комнаты, я понимала, что навсегда расстаюсь с прошлым.
Чтобы мать быстро обнаружила конверт, я засунула его между солонкой и перечницей, которые стояли посередине кухонного стола. Я надеялась, что она вернется из церкви вместе с мистером Хэнсли. Ей понадобится моральная поддержка. Лука исследовал кухонные шкафчики на предмет какой-нибудь провизии.
– Я не мог взять еду в «Маринелле», – объяснил он. – Ведь по идее я поехал к нашему оптовику делать закупки.
– То есть твоим родителям предстоит обнаружить, что ты не только сбежал, но и оставил их без продуктов?
– Вряд ли они сегодня вечером откроют ресторан, – сказал Лука. – Они будут слишком заняты нашими поисками. Именно поэтому нам надо поторопиться.
Я в последний раз окинула взглядом кухню, на которой завтракала, обедала и ужинала всю свою жизнь. После того как за нами захлопнулась входная дверь, Лука взял меня за руку.
– У нас все будет хорошо, – сказал он, нежно сжимая мои пальцы. – Мы обязательно будем счастливы. Очень, очень счастливы. Мы будем самыми счастливыми беглецами в мире.
И он оказался прав.
Глава 51
За неделю до их общего с Лукой дня рождения ко мне пришел Марк. Я не видела его больше месяца и страшно обрадовалась. Сбежав вниз по лестнице, я открыла входную дверь и бросилась ему на шею. Марк крепко обнял меня и начал гладить мою спину. Я чувствовала на виске его горячее дыхание. Сережка-гвоздик царапала мою щеку.
– Лив… – шептал он. – Лив…
Он произносил мое имя так, будто это было заклинание или молитва.
Он спросил, не хочу ли я сходить в кафе, но я ответила, что предпочла бы чего-нибудь выпить, и мы отправились в ближайший паб. Все окна и двери были открыты, а клиентура представляла собой обычное сочетание из завсегдатаев и туристов. Мы взяли по бутылке пива и вышли на свежий воздух. Окруженный стенами со всех четырех сторон, задний дворик паба был похож на колодец. Казалось, что он притягивает к себе солнечные лучи. Полузасохшие розы отчаянно боролись за жизнь, пытаясь карабкаться вверх по решеткам, прикрепленным к желтым оштукатуренным стенам.
Все места за столиками были заняты, и нам пришлось сесть на пожухлую, усеянную окурками траву. Мы сидели, прислонившись к стене и касаясь друг друга плечами.
– Я больше не могу оставаться с Натали, – начал Марк без всяких предисловий. – Я хочу быть с тобой, Лив. Достаточно одного твоего слова, и я уйду из семьи. Пожалуйста, скажи его. Я прошу тебя об этом в первый и в последний раз.
Зажав бутылку между коленями, я начала срывать растущие рядом ромашки для венка. Я старалась не смотреть на Марка.
– Ты должен сам принимать решения, – сказала я. – Но мне бы не хотелось, чтобы ты бросил Натали. Пожалуйста, Марк, не делай этого. А нас с тобой связывает только Лука. Мы никогда не были любовниками в полном смысле этого слова.
Марк поднес к губам бутылку и сделал большой глоток. Я начала переплетать стебли цветков.
– Боюсь, что мы по-разному воспринимаем наши с тобой отношения, Лив. Для меня ты не просто вдова моего брата. Ты мне необходима, как воздух. Я не представляю своей жизни без тебя.
Я украдкой взглянула на Марка. Он сидел, уставившись перед собой невидящим взглядом.
– Это не так, Марк, – тихо сказала я. – В твоей жизни всегда будут дети и Натали. И «Маринелла». А наши с тобой отношения всегда были опосредованными. Что бы ты ни говорил, между нами всегда стоял Лука. Если бы он не погиб, мы бы никогда не были вместе.
Марк кивнул. Его лицо было лишено всякого выражения. Я видела, как дернулся его кадык, когда он сглотнул.
– Я всегда хотел быть с тобой, Лив.
– Нет, Марк. Это неправда.
– Правда. Я всегда был в тебя влюблен. С самого детства.
Я сделала несколько глотков пива, запрокинула голову назад и закрыла глаза.
– Не открывай мне своих секретов, Марк. Я не хочу ничего знать.
– Лука знал.
– Что он знал?
– Как я к тебе отношусь.
Я выпрямилась.
– Господи, Марк, что ты такое говоришь?
– Это правда. Именно поэтому мы так долго не общались после того как вы уехали из Портистона.
– Так почему же ты никогда ни словом не обмолвился об этом и даже не пытался ухаживать за мной?
– Во-первых, ты сама устроила все так, что я стал встречаться с Аннели, во-вторых, у тебя был роман с тем худющим парнем с парома. А потом, когда я подумал, что судьба наконец дает мне шанс, в тот день, когда у нас должно было быть свидание, ты сбежала с моим братом.
– Боже мой, Марк! Мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела тебя обидеть.
– Я знаю.
– Мы с Лукой приняли решение совершенно неожиданно. Мы ничего не планировали заранее, поверь.
– Лука планировал.
– Неправда, Марк. Зачем ты так говоришь?
– Это правда. Я понимал, что он что-то задумал. Он готовился. Потихоньку таскал у папы деньги.
Я покачала головой.
– Лука не мог делать ничего подобного.
– Но он делал. Он отогнал машину в мастерскую, чтобы ее привели в порядок, и сказал, чтобы счет выслали в «Маринеллу». Это было за несколько дней до того, как вы сбежали.
Марк вздохнул, достал из кармана жестянку с табаком и начал сворачивать самокрутку.
– Пожалуйста, Марк, не продолжай, – попросила я. – Я не хочу ничего знать.
Некоторое время мы молчали. Марк занимался своей самокруткой, сначала тщательно сворачивая ее, а потом долго раскуривая. Я же углубилась в лабиринты своей памяти, пытаясь отыскать там свидетельства того, что Лука действительно заранее планировал наш побег. Но все мои изыскания оказались тщетными. Во время наших встреч Лука ни разу не упоминал, что готовится к побегу, и уж конечно я понятия не имела о том, что он ворует деньги у родителей. Если это было действительно так, то Анжела и Натали, скорее всего, обвиняли во всем меня. Они наверняка приписывали мне пагубное влияние на Луку. Я сорвала еще одну ромашку.
– Почему ты женился на Натали, Марк?
Он пожал плечами и отогнал муху, которая норовила сесть на горлышко его бутылки.
– Мы с ней оказались приблизительно в одинаковом положении, и это нас сблизило. Мы чувствовали себя обманутыми.
– Марк, мне так жаль. Прости меня.
– Нас объединила общая боль. Мы понимали чувства друг друга.
– Почти так же, как мы с тобой. Нас ведь тоже объединило общее горе.
– Вот именно, что почти, – сказал Марк. – Понимаешь, Натали ведь любила Луку. По-настоящему любила. Она так и не смогла полюбить меня.
– Я уверена, что это не так.
– Кроме того, когда все поняли, что Лука уехал навсегда, никто особо и не интересовался моим мнением. Считалось само собой разумеющимся, что я займу его место и буду управлять рестораном вместе с Нат. Думаю, что Анжела заранее предусмотрела такой вариант. Я был ее планом Б.
Я невольно улыбнулась.
– Тебя послушать, так Анжела предстает этаким авторитарным монстром.
– Ничего подобного, – покачал головой Марк. – Она просто мать, которая любит свою семью и делает все, чтобы ее дети были счастливы. А Натали она любит, как родную дочь, и стремится защитить ее.
– Логично.
– А мы с Натали всего лишь придерживаемся правил игры и делаем то, чего от нас ожидают. Не более того.
Мы еще некоторое время посидели на траве заднего дворика паба, пили пиво и разговаривали. Нам обоим было немного грустно, но эта грусть была легкой. Мне казалось, что мы поступаем честно и благородно. Мы понимали, что между нами все кончено, и хотели поскорее обрубить все концы. Мы старались отвлечься от собственных эмоций и в первую очередь думать о чувствах других людей.
Потом Марк проводил меня до квартиры. У меня на шее болтался венок из ромашек. Мы остановились у дверей, но я не приглашала его войти.
– Ты справишься? – спросил Марк, нежно касаясь пальцами моей щеки. Я кивнула.
– А ты?
– Мне приходилось переживать и худшие моменты.
– Мы же все равно будем иногда видеться.
Марк поцеловал меня в лоб.
– Я никогда не забуду того, что было между нами, Лив. Ты помогла мне пережить эти полгода. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. И я всегда буду тебе благодарен за это.
– Я тоже.
– Господи, как я ненавижу прощаться, – сказал Марк.
– Так уходи.
– Уже иду, только…
– Что?
– Спасибо тебе.
Тогда я думала, что этим все и закончится. Мы оба так думали. Я радовалась, что никто не пострадал.
