Текст книги "-11 как личный рекорд (СИ)"

Автор книги: Луиза Бельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

      Филипп бедрами начал задавать ритм, и Олег понял, что тот уже на грани.

      – Подожди. – Олег отстранился и, взявшись за ножки стула, на котором сидел Филипп, одним рывком придвинул его поближе к кровати. Он раздвинул ноги Филиппа еще шире и поставил их на покрывало, вынудив мужчину спуститься чуть-чуть пониже.

      В подобной раскрытой позе Филипп чувствовал себя неуютно и с недовольством затеребил кистями за спиной.

      – Тихо, тихо. – Олег сжимал его член, заставляя головку несколько раз спрятаться в его кулаке. – Дай я посмотрю, какой ты там красивый. – Он наклонился для того, чтобы получше разглядеть девственный анус. Тугой, с пушистым ореолом темных волосков – Олег почувствовал, как во рту начинает обильно копиться слюна. Он облизал указательный палец и прикоснулся к заветному отверстию, одновременно припадая губами к распаленной страстью головке, погружая ее во влажный рот, а палец – в тесный плен томительных глубин.

      – Ааа, – Филипп застонал от сильнейших ощущений. Подобного он не испытывал еще никогда – палец погружался все дальше, нащупывая эпицентр нераскрывшихся эмоций.

      Олег не останавливался ни на секунду, позволяя своему пальцу совершать очень четкие и плавные движения, он словно нэцкэ из слоновой кости гладил.

      Филипп больше не в силах был терпеть, по его шее заструились прозрачные ручейки, а ягодицы поджались в ожидании экстаза:

      – Олег, я кончаю.

       В этот миг Олег выпустил член изо рта, не убирая пальца, и с придыханием наблюдал, как неторопливыми толчками выплескивается сперма на дрожащий живот любовника.

      Когда голова обессиленного Филиппа снова запрокинулась в глубоком вздохе освобождения, Олег очень осторожно извлек палец из тугой глубины и промокнул белые капли краешком покрывала.

      Звук у телевизора будто бы только включился – все это время он словно молчал – от мощнейших эмоций у Филиппа даже уши заложило. А сейчас жизнь снова потекла в обычном темпе, и стыдливый румянец заставил щеки покрыться нервными пятнами.

      Филипп молчал. Все так же тихо Олег развязал бинт, пленивший его запястья. Филипп тут же стянул повязку с глаз и торопливо нашарил на полу свое белье. Прикрывшись, он выпрямился в полный рост и нервным, сбивающимся голосом задал вопрос:

      – Где мои очки?

      Олег хотел надеть их сам, ему нравился этот процесс, но Филипп предугадал его действия и выдернул очки из его рук.

      – Ты, ты, ты ко мне больше не подходи, – голос Филиппа дрожал, ему было безумно неловко от того, что сейчас произошло. Зачем он вообще пошел на все это? – ведь было очевидно, чего так хотел Олег. – Я утром сам уйду.

      Он попятился к двери, не выпуская Олега из виду. Повезло, что Зарина не стала свидетельницей увлечения сына. А ведь Филипп понимал, что она могла появиться в любую минуту и увидеть подобное зрелище. И в тот момент ему нравилась эта мысль, она его интриговала и заставляла сидеть на месте.

      – Ты чего? – искренне удивился Олег.

      На его красивом лице Филипп прочел столько боли и разочарования, что на душе стало еще гаже. Он, Филипп, поступил очень плохо, просто как в сказке Андерсена, где девочка на хлеб наступила. Вокруг умирали люди, царил страх и даже междоусобицы, а он посреди всего этого хаоса решил получить удовольствие. Грешно и неудобно.

      – Прости. – Олег тяжело вздохнул.

      Филипп крепко сжал металлическую ручку, все еще глядя на Олега. Тот продолжал стоять на фоне телевизора, его темная мускулистая фигура была настолько красивой и правильной, а лицо настолько выразительным и невеселым, что Филипп на какое-то время даже залюбовался всем этим видом, а потом молча скрылся в кабинете, почти бесшумно притворив за собою дверь.

      Он бросился на постель, накрыл голову подушкой и заставил тишину заглушить собственные стоны, все еще продолжающие блуждать в голове, заставил темноту вытеснить образ Олега, все еще стоявший перед глазами. Филиппу было жутко и мерзко. Он бы ушел прямо сейчас, да только ночью, в темноте, в палатке можно было обухом схлопотать – Степан бы разбираться не стал, кто там лезет: медведь или кто-то свой.

      Поэтому он все же заставил себя успокоиться, сглотнул болезненный ком, стоящий в горле, представил себе вертолет, на котором обязательно уберется отсюда, и заснул.

      Поутру Филипп подхватился, быстро оделся, стараясь не издавать лишнего шума, перекинул рюкзак через плечо – и был таков. Он нарочно прошел через внутренний двор, чтобы посмотреть на пленников, выглядели они, честно говоря, не очень.

      Кто-то сердобольный вынес им одеяла – мужчины сидели каждый в своем углу, укутавшись в шерстяные жесты доброй воли, и молчали. Заметив Филиппа, Глеб тут же подскочил к решетке, обеими руками хватаясь за железные прутья. Одеяло упало с его плеч и осталось лежать на утоптанной земле.

      – Принеси нам воды! И поесть! И скажи этому, другу своему, чтобы выпустил! У меня вообще больные почки, мне на холодном нельзя сидеть! – в нем говорили злость и отчаяние. Нижняя губа треснула и кровоточила, сверкая отталкивающей красной полоской.

      Филипп подошел поближе к вольеру, нарочно игнорируя Глеба, и заглянул вглубь уличного плена. Родион понял, что Филипп интересуется им, и, медленно поднявшись, прихрамывая, приблизился к нему.

      – Мне нужны антибиотики, – хрипло проговорил бывший председатель артели, демонстрируя правую кисть, обмотанную окровавленной тряпкой. – Эта мразь прострелила мне руку. – Он тихо скрипнул зубами и скривился от подступившей боли, прижал кисть к груди и, собравшись с силами, добавил: – Еще обезболивающее. Пусть Зарина придет, скажи ей.

      – Не пойдет она. Она же знает, что с тобой произошло. С остальными сейчас что-нибудь придумаем. Ладно, я пошел. – Филиппа только завистливыми взглядами проводили.

      Филиппу не понравился вид Родиона: мужчина буквально посерел: видимо, рана изрядно досаждала ему. «Это не мое дело. Здесь медик, в конце концов, он наверняка подойдет», – твердил Филипп сам себе, заставляя насильно замолчать пробудившееся сочувствие.

      В палатке уже никого не было: дед Макар на полевой кухне разогревал опостылевшую до тошноты гречку с тушенкой, а Степан просто сидел на пеньке тут же, подперев могучими кулаками широкий подбородок, и ничего не делал. Лицо его, обычно добродушное, открытое, было хмурым и недовольным: последние события полностью выбили богатыря из привычной колеи.

      – Я к вам. – Когда Филипп появился перед ними, мужчины откровенно обрадовались.

      – А как же дом? Там тепло и светло! – попробовал пошутить Степан, привставая и дружески хлопая Филиппа по плечу.

      – Там нездоровая обстановка. – Филипп закинул рюкзак с вещами под навес и втянул ноздрями острый запах мяса – завтрак уже почти поспел. Каши было много – Макар явно учел двоих голодающих в вольере.

      – Опасно здесь. – Макар постучал ложкой о край кастрюли, сбивая ароматные сгустки. – Не по себе мне как-то. Говорил я: голова змеи не к добру. У Наркеса глаза кровавые были, что полоза кожа.

      – Оружие нужно, – задумчиво произнес Степан. – Нам всем нужно оружие. Олега опять переклинит, и он нас всех из винтовки уложит.

      – Наркес раньше охотой занимался. К нему со всей области политики съезжались, то на медведя, то на кабана ходили. Клетка эта во дворе – это ведь не для собак, это для мишки тюрьма предназначалась. Камера смертников, значится. Мэр приезжал – медведя выпускали, и начиналась травля. Здесь где-то должно быть оружие, и немало. – Макар начал раскладывать кашу по тарелкам.

      Когда Макар принес еду пленникам, Степан тихонько задел локтем Филиппа:

      – Ты помнишь сейф? Он высокий, ружья там поместятся вполне, а, может, там вообще целый арсенал?!

      – Помню я, помню. – Филипп нервно почесал затылок, взъерошивая волосы. – Я сам об этом подумал. Сейф хоть и старый, но, чтобы открыть его, нужно время: код подобрать, да еще отмычку смастерить.

      – Если Олег тебя застанет за этим делом, то точно убьет. – Степан сорвал сочную травинку и начал ее жевать.

      – Однозначно. – Филипп с удовольствием припал к тарелке. Каша дымилась – и выглядела очень аппетитно.

      – Наверно, Олег был прав, это Родион с Глебом Наркеса завалили. Одного не пойму, как они его из дома выманивали. Ночью – оделся и вышел.

      – Оделся кое-как, в тапках пошел, то есть дальше двора идти не собирался, – подхватил Филипп.

      – Оружие надо, – угрюмо повторил Степан, расправляясь со своей порцией. Больше он ничего не успел добавить, потому что от душераздирающего вопля деда Макара, бегущего к ним со стороны дома, он выронил ложку.

      – Нету! – кричал Макар, и его седая бороденка трепалась на ветру. Тощие ноги в сапогах чуть ли не подворачивались, попадая то на камень, то в какую-то рытвину. Филиппу даже показалось, что тот вот-вот упадет. Но дед не падал, а упорно приближался к палатке. – Зарины нигде нету! Пропала!

      – Елки-матрешки! – Филипп вскочил как ужаленный. – Да она ночью была у себя! Она же не могла пропасть, я только как полчаса назад из дома вернулся!

      – Я за Зариной пошел, – дед Макар устало опустился на пень, торопливо освобожденный Степаном, – потому что у Родиона с рукой совсем плохо. Пускай бы посмотрела. Олег завтракал, сказал, что сейчас позовет. Пошел за ней, а маменьки-то и нет! Он меня позвал: мол, убедись! Мы в каждую комнату заглянули – святая пустота!

      – Пойдем искать! – Филипп достал из внутреннего кармана байки свою бандану и завязал ее совсем уж по-пиратски, так, как любил. – Я готов.

      Олег тоже присоединился к поискам. Вид он имел настолько растерянный и удивленный, что Филиппу его стало очень жалко: пережить потерю отца, пусть и приемного, а теперь еще и возможную потерю матери – это было ужасно.

      Зарину нашли в гараже, в смотровой яме, мертвую. Тело ее лежало рядом с телом Наркеса, их плечи почти соприкасались. На ней была лишь ночная сорочка. Окровавленные губы приоткрылись будто в немом крике. В распахнутых глазах отражался последний закат отнятой жизни – багряные белки смотрелись жутко, словно в голове женщины разом лопнули все сосуды.

      Филипп осторожно оттянул ее нижнюю губу – все та же траурная полоса:

      – Это что, самоубийство?

      Олег сидел рядом с трупами, вяло приложив ладони к вискам. Его будто бы мутило. Он смотрел устало, с надломом, а винтовка болталась на поникшем плече – Филипп допустил даже то, что тот сейчас начнет стрелять прямо по ним, по оставшимся членам артели. Но Олег не стал, а, тихонько шмыгнув носом, медленно выпрямился и вышел из помещения.

      – А что ему они? – осторожно заметил дед Макар. – Он же вроде не родной.

      – Чей теперь дом? – поинтересовался Филипп. – Марат когда погиб? Надо прикинуть. Год назад? Полгода? Горячие действия в Сирии были как раз в это время. Вряд ли за полгода это семейство, живя в глуши, успело по-скорому все Олегу завещать.

      – У Наркеса есть брат, мэр Саранска. Это недалеко. Скорее всего, имущество будет принадлежать ему, – Макар начал приводить свои домыслы.

      – До вертолета неделя и четыре дня, – мрачно заметил Степан. – Нам определенно нужно оружие.

      Филипп промолчал. Он думал.

      К вечеру у Родиона поднялась температура: его лихорадило, и даже два одеяла не помогали.

      Филипп как раз принес мужчинам воды, когда Родион, лежа в своем углу, водил языком по пересохшим губам и шептал: «Врача». Это была очень странная картина: солнце садилось, покрывая червонным золотом верхушки горных хребтов, природа затихла, только где-то вдалеке скрежетала лесная птица, кроны елей стояли как свечки, красивые, одна в одну, словно все успокаивалось и готовилось ко сну. Лишь только человек в постылой клетке никак не мог успокоиться, он даже улечься нормально не мог, потому что больная рука не позволяла ему этого сделать.

      Филипп видел, как тряслась здоровая рука Родиона, когда он подносил к пересохшему рту долгожданную воду, как жалко прижимается вторая, простреленная, – как голубь поджимает под себя лапку без пальцев, которые потерял, попросту вмерзнув в лед.

      Филипп почувствовал укол совести, ему стало чрезвычайно стыдно того, что Родион до сих пор и не получил никакой помощи. Олег, твердо считая, что бывший глава артели убил его отца, отказался выдать не то что обезболивающее и антибиотики, а даже элементарную перекись и вату, чтобы обработать рану.

      – Держи. – Родион просунул пустую кружку и, когда Филипп потянулся, чтобы взять ее, схватил его руку и некрепко сжал ее. – Дай мне что-нибудь от боли. Пожалуйста, – добавил он тихо, разжимая пальцы, а потом надвинул кепку на глаза и, словно загнанный зверь, отошел в свой угол.

      – Мы ничего не делали, понимаешь. – Глеб начал тренькать своей кружкой по всем штырям решетки туда-сюда. Противный звук – полукрежет, полулязг – неприятно отзывался в мозгу. – Олег творит беспредел, это он родаков завалил, сейчас дом ограбит и мотанет отсюда, еще и нас подставит. – Он плюнул в кружку и протянул ее Филиппу. – Спасибо.

       От Олега Филипп узнал, что у покойной Зарины в комнате были медикаменты. Ведь приезжали люди, выходили дикие звери – у нее должен был быть солидный запас антибиотиков.

      Он не знал, где именно лежат эти лекарства, но твердо решил достать их сегодня ночью, чего бы это ему ни стоило. Окно Зарины находилось на втором этаже и оставалось открытым еще со вчерашнего вечера. Высокому Филиппу не составило бы труда взобраться по навесу над входом, дотянуться до ивы, растущей совсем рядом, по ветке перемахнуть в комнату, найти лекарства и, что еще не менее важно, фонендоскоп и шпильки: они понадобятся для вскрытия сейфа. Филипп еще не знал, подойдут ли шпильки для этого замка: у него не было времени узнавать.

      – Главный, я тебя не оставлю, не боись, – пообещал Филипп. До вертолета еще больше недели – с Родионом нужно было что-то делать. – Клянусь, что помогу, потерпи! – Он взял обе кружки с тарелками и пошел обратно к палатке, чтобы помыть посуду. На работу сегодня никто не ходил: настроение отсутствовало напрочь.

      Олег не общался, лишь раз, поймав на себе взгляд Филиппа, как-то поник головой, делая вид, что очень занят – целый день новоявленный хозяин ходил с мотком провода и даже что-то сверлил в доме. В свое время он закончил электротехническое училище и теперь применял свои знания на практике. Кое-где нужно было менять проводку, раньше Зарина не разрешала, боясь, что Олега током зашибет, а теперь вот Зарины не стало... И вообще нужно было как-то отвлечься.

      Часы мобильника показывали одиннадцать вечера, и Филипп решил, что ему пора идти. Макар уже давно давал храпака, а Степан заворочался с боку на бок, когда увидел, что Филипп крадучись встает:

      – Филя! Ты идешь открывать сейф?

      Это прозвучало так глупо и по-детски, что Филиппу не оставалось ничего, кроме как ответить: «Да». Степан перекрестил его на дорожку и снова улегся спать.

      Уже совсем стемнело – окно Олега по соседству с окном Зарины погасло вот уже как с полчаса и даже не мерцало. Похоже, что сегодня молодой человек решил лечь без просмотра телевизора.

      Было ли страшно Филиппу, когда он лез в чужое жилище, пусть и с самыми благими намерениями? Было, бесспорно. Но к цели своей он шел напролом. Хорошо, что ноги были длинными, голова – светлой, а помыслы – чистыми.

      Кора ивы оказалась скользкой, но Филиппу приходилось и раньше лазать по деревьям, поэтому он сумел удержаться на ветке. Ставня не скрипнула, пропуская молодого человека в кромешную тьму и святая святых Зарины. Филипп прислушался – за стеной было тихо. По правде говоря, Олег его пугал, пугал и контузией, и заиканием, и своими приставаниями тоже. Филипп не хотел с ним сейчас повстречаться, ни в коем случае.

      Луч от мобильника начал искать надежду на спасение – Филипп бесшумно отодвигал каждую шуфлядку, каждый ящик стенного шкафа.

      Наконец-то удача ему улыбнулась: в одной из шуфлядок он нашел целый клад разноцветных коробочек. Одно было плохо: он понятия не имел, что именно нужно было брать, что было антибиотиком, а что – обезболивающим. За стеной послышалась возня – Олег начал чем-то заниматься в своей комнате, был слышен звук переставляемых стульев. Нужно было спешить и брать самое необходимое.

      Фонендоскоп нашелся сразу – Филипп повесил его на шею под рубашку, в карманы сунул флакончик с перекисью и несколько бинтов и уже собирался было выключить фонарик телефона, как вдруг его внимание привлекло знакомое название: трамадол.

      Филипп как-то чинил машину одному наркоману. Машина нужна была срочно, и, пока Филипп ковырялся в ее недрах, нарик нервно ходил туда-сюда, все время расчесывая сыпь на лице, и оживленно беседовал по телефону, упоминая тот самый трамадол.

      Из телефонной беседы Филипп понял, что это лекарство помогает от всего: и обезболит, и сознание расширит – поэтому тут же схватил таблетки, сгреб с туалетного столика жменю шпилек: скрепкой сейфового замка не открыть – и, выключив телефон, уже повернулся к окну, когда дуло винтовки уперлось ему между лопаток.

7. Ночное приключение

    – Выход с другой стороны, Филя, – голос Олега звучал разочарованно. – Да ты, оказывается, мелкий воришка.

      Дуло исчезло – Олег отступил и щелкнул выключателем. Филипп на секунду зажмурился: слишком яркими оказались лампочки в люстре.

      – Что тебе было нужно? – Олег положил винтовку на плечо, давая понять, что стрелять он не собирается. – Выкладывай все, что взял.

      Филипп молча освободил карманы, бросив их содержимое на кровать покойной, намеренно оставляя шпильки при себе. Одна из них зацепилась за упаковку с бинтом и упала на ковер – Филипп тут же накрыл ее подошвой ботинка, уповая на то, чтобы Олег не заметил.

      Олег заметил другое – блеск дужек фонендоскопа под широко распахнутым воротником.

      – Доктор Айболит нашелся. Зверье это лечить собираешься? – Он кивнул в сторону двора.

      – Кто-то же должен. – Филипп снял с себя врачебный инструмент и бросил рядом с перевязкой. – Или тебе нравится, когда другим хреново? – Он начал злиться: ему не хватило минуты!

      – Мне нравится, чтобы другие п-п-получали удовольствие. – Олег еще не улыбался. Пока не улыбался, но Филипп ясно понимал, что все еще впереди.

      – Короче, Олег, отпусти меня и это, – он кивнул на лекарства, – тоже дай забрать. С тебя не убудет, а человек мучится.

      – Это точно все, что ты взял? – Олег мельком осмотрел предметы на постели.

      Филипп понял, что в случае обыска тот обязательно найдет шпильки, и уж тогда начнутся вопросы, возможно, даже с пристрастием.

      – Обыщи меня. – Откуда только взялось подобное бесстыдство? Глаза Филиппа с вызовом блеснули сквозь стекла очков, а пальцы потянулись к петлице рубашки.

      Олег беспокойно пожевал губами: какой, однако, наглец! Забрался в дом через окно, ограбил, можно так сказать, и думает, что ему, капитану, отпахавшему в армии, отслужившему полгода в горячей точке в Сирии, чего только не повидавшему, станет неловко при виде подобного жеста?

      Филипп медленно расстегивал рубашку, ожидая, когда же Олег его остановит. Ему было некомфортно – взгляд хозяина дома начал замасливаться. По всему было видно, что ему нравился подобный ход дела.

      – Дальше давай, – С фальшивой усмешкой кивнул Олег, когда руки Филиппа в нерешительности вцепились в отвороты рубашки. – П-п-продолжай!

      Филипп понимал, что Олег снова навязывал правила своей игры. Играть или нет? Да или нет? Он сам не знал, насколько далеко тот мог зайти на этот раз и насколько он сам готов к этому.

      Он стянул с себя рубашку вместе с кителем, одним комком одежды, даже рукавов не вывернул, и бросил на кровать ко всем остальным вещам.

      Один только вид ссутуленных плеч, которые Филипп тут же гордо распрямил, заставил сердце Олега биться тяжелее. Штаны Филиппа сидели настолько низко на талии, что заманчиво виднелись острые бедренные косточки – в этот момент Олег понял, что так просто Филиппа уже не отпустит. Он помнил тепло его кожи, а запах волос до сих пор будоражил память – ему снова захотелось зарыться носом в каштановые волны.

      – Еще хочешь, значит? – Филипп говорил с вызовом, заложив пальцы в растянутые шлевки.

      – Еще хочу, – подтвердил Олег, кладя винтовку на его китель и снимая с себя домашнюю, почти бесформенную футболку.

      Руки Филиппа дрогнули. От Олега не укрылось это движение: он любил, когда Филипп начинал нервничать.

      Золотистая пряжка зазвенела – ремень выпростался из петель, а металлическая молния тихо вжикнула – Филипп стянул с себя джинсы, а потом и носки, накрывая вещами охотничий карабин.

      – Замечательно, – одобрил Олег, картинно поигрывая мускулами, при искусственном освещении они выглядели особенно выгодно. – Теперь, – он подошел к Филиппу и сдернул с его волос бандану, – я предложу тебе сыграть во взрослую игру. – Обеими руками он взъерошил волнистые волосы, нарочно придавая Филиппу сходство с известной птицей. – Паролем будет «У-ху!» – как филин кричит. Если решишь, что больше не можешь, только скажи – я остановлюсь и просто отпущу тебя ни с чем. Если дойдешь до конца – сможешь забрать с собой все, что взял. – Он положил ладонь Филиппу на шею и большим пальцем провел по кадыку: гость в одном нижнем белье интриговал донельзя.

      Олег очень хотел, чтобы тот согласился.

      Филипп откровенно опасался Олега, по большей части от того, что тот был «без царя в голове».

      Олег был одинакового с ним роста, примерно такого же возраста, но значительно крепче и сильнее. Если ему в голову придет что-то совсем уж изуверское, то Филипп не отобьется никогда. Но ладонь на шее снова была приятно обжигающей, а взгляд хозяина положения настолько плотоядным, что с губ Филиппа все-таки сорвалось роковое согласие:

      – Да, хозяин.

      От этих слов, произнесенных глубоким грудным голосом, у Олега по позвоночнику пробежала волна сладкой дрожи. Да, он здесь хозяин, а это его ручной филин, и филин провинился. Игра началась.

      Свободной рукой он зарылся в кудри на затылке и, чуть запрокинув голову Филиппа назад, прошептал ему на ухо:

      – Ты п-п-понимаешь, что сделал п-п-плохо, Филя? Ты п-п-понимаешь, что я должен тебя наказать? – Он прильнул своим телом к Филиппу, сильнее сжимая его горло, обжигая партнера дыханием и прикосновением страсти.

      – Да, хозяин, – еле слышно прохрипел Филипп, дрожа от этих грубых действий. Еще никто и никогда не делал ему вот так больно и приятно одновременно.

      Олег удовлетворенно улыбнулся и отпустил Филиппа. Тот не сделал ни шагу в сторону, лишь поправил съехавшие очки и, тяжело дыша, стал ожидать следующих указаний.

      – Мы сейчас пойдем в мою комнату. Там тебе это не понадобится. – Властным жестом Олег стянул очки за одну дужку и осторожно опустил на Филипповы джинсы. Ему до сладкого мандража нравилось ловить первые мгновения растерянности и рассеянности взгляда своего гостя, когда тот лишался возможности видеть.

      – Цап-царап сказал мышке: вот какие делишки, мы пойдем с тобой в суд. – Олег взял Филиппа за руку и потянул в сторону двери. – Я тебя засужу. И не смей отпираться, мы должны расквитаться, – он потушил свет в комнате матери, – потому что все утро я без дела сижу. – Его комнату освещал лишь прикроватный светильник – глаза Филиппа быстро привыкли к расплывчатому полумраку.

      – Я знаю, что дальше, – нетерпеливо вступил Филипп, – и на это нахалу мышка так отвечала: «Без суда и без следствия, сударь, дел не ведут».

      Олег затворил за собою дверь:

      – Я и суд, я и следствие. Добро пожаловать в Зазеркалье, Филя. – Он с силой усадил своего добровольного пленника на постель.

      Филипп видел только силуэты и уже по памяти дорисовывал детали. С его прошлого визита вроде бы все осталось по-прежнему, лишь телевизор не работал: Олег собирался его починить. Несколько мотков с проводами лежало возле стены, но сейчас они должны были пригодиться совершенно для другого. Олег взял один из мотков и, присев рядом с Филиппом, велел лечь ему вдоль кровати. Филипп послушался и опустился на подушки, стыдливо сведя колени вместе. Ему было неловко и любопытно одновременно: он комично сложил руки на груди, словно покойник, и начал постукивать пальцами, будто перебирал фортепианные клавиши.

      Олег даже умилился от подобного зрелища: да он словно подростка к себе в дом привел, обещая показать что-то такое, чего тот точно еще не видел.

      Перед глазами Филиппа была одна расплывающаяся клякса, клякса в виде темного потолка. Олег склонился над ним, рассматривая два маленьких пятнышка, оставленные очками по обеим сторонам переносицы, находя следы на такой тонкой и нежной коже просто великолепными. Ему тоже захотелось оставить свои следы.

      Филипп только глубоко вздохнул и зачем-то зажмурился, когда Олег, крепко обмотав проводом в пластиковой оплетке его левое запястье, протянул электрический шнур сквозь кованый завиток у изголовья кровати. Провод был толстым, он впивался в кожу, почти не причиняя боли, но фиксировал на совесть. Филипп невольно пошевелил кистями, тем самым проверяя прочность пут и убеждаясь в их очевидной крепости.

      Когда Олег привязал вторую руку, Филипп завозил ногами по простыне, сбивая и без того скомканное одеяло в бесформенную кучу, – еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.

      Олег прикоснулся к его лодыжке: провел указательным пальцем по округлой косточке и запутался в сетке венок – он не уставал любоваться этими ногами. Виток за витком – ноги тоже попали в змеиный плен гибкого провода. Будучи примотанными друг к другу, а затем и к спинке кровати, они заставили ладони Олега вспотеть. Олег был очень удивлен тем, что он так просто добился подчинения этого мужчины. Он на него давно глаз положил, еще с момента их встречи возле турника.

      Любуясь видом связанного пленника, Олег медленно прошелся возле кровати с одной ее стороны и с другой, самодовольно потирая подбородок. Споткнувшись о разложенный на полу ящик с инструментами, он тихо ругнулся, а потом, примостившись рядом с Филиппом на постели, положил наконец-то ладонь к нему на грудь.

      О боже, как же билось бесстрашное сердце под этой рукою! На чужой земле, в чужом доме, в смутное время, когда люди вокруг гибли и пропадали за металл, Филипп лежал на просторной кровати в одном нижнем белье и трепетал под желанными ладонями бывшего солдата. Ему было откровенно стыдно того, что там, внизу, его помощи ждет больной человек, а он позволяет явно озабоченному мужчине совершать абсолютно сомнительные вещи, желая откровенной остроты ощущений.

      Олег ловко оседлал Филиппа, принимая более удобную позу. Он сплюнул на пальцы и прикоснулся их влажными подушечками к соскам, заставляя их затвердеть. Ему нравилось трогать их ореолы, они напоминали чашу цветка – их лепестки с восхитительной и нежной сердцевиной. Олег любил незабудки – такие маленькие, такие невинные, он осыпал бы этими цветами все тело Филиппа, чтобы они синими россыпями осели во впадинах красивого тела. Но цветов под руками не было, и Олег начал осыпать его поцелуями. Сначала шею, чувствуя приятную пульсацию под своими губами, а потом ключицы и плечи.

      Щеки Филиппа налились румянцем.

      Олег плотоядно навис над его лицом, пытаясь поймать близорукий, размытый взгляд, но Филипп все время отворачивался, не позволяя Олегу ни посмотреть в упор, ни накрыть его губы своими: Филиппу тяжело было подарить поцелуй мужчине.

      Олег решил повременить с этим и слез с Филиппа, снова устроившись рядом с ним. Он подпер голову одной рукой, а другой начал неспешное и трепетное путешествие по телу любовника, поглаживая волоски на его груди и животе, словно шерстку дорогого песца.

      Филипп не издавал ни звука: ему очень нравились эти прикосновения, он даже хотел, чтобы Олег действовал быстрее и напористей, чтобы его рука скорее спустилась к бедрам и сжала член, постепенно начинавший набухать.

      От Олега не скрылось его желание, с каждой секундой натягивавшее ткань белья все сильнее и сильнее. Он решил, что медлить больше нет смысла, и чувственно обхватил наливавшийся страстью бугорок, аккуратно сжал член вместе с мошонкой, наконец-то вытягивая из груди Филиппа сладостный и протяжный вздох. Олег начал работать настойчивей, он чувствовал жар, исходивший от начинающего распаляться желанного тела, он и сам успел возбудиться при этом, но себя решил оставить напоследок.

      Набухшие вены прощупывались через поношенный ситец. Олег осторожно гладил член, до глубины души поражаясь тому, как обостренно реагировал на него харизматичный любовник. Всего пара движений – и Филипп млел под его руками, доверчиво отдаваясь практически незнакомому человеку.

      Олег не хотел, чтобы предэякулят впитался в белье, он хотел увидеть момент, когда член лишь только начнет сочиться. Он приспустил растянутую резинку и обнажил глянцевую головку, лишь только ее, опуская резинку чуть ниже уздечки. Олег успел вовремя: капля смазки как раз показалась из щели дразнящей и тягучей росинкой. Он нервно сглотнул накопившуюся во рту слюну и страстно растер смазку по нежной коже головки.

      -Мм, – Филипп протяжно застонал, негромко, но совершенно не сдерживаясь: теперь ему не нужно было стесняться своих эмоций.

      Олег привстал, одной рукой массируя через белье член Филиппа у самого корня, а другой – продолжая поглаживать скользкую головку.

      Дыхание Филиппа участилось. Руки Олега заставляли сладкие волны истомы растекаться по всему телу. Еще пара движений – и Филипп был уже на пределе. Олегу было важно не упустить самый ответственный момент – с придыханием он переводил взгляд с лица предмета своего вожделения на его начинавшие подрагивать длинные ноги. И в тот миг, когда Филипп начал расслабленно прикрывать большие глаза, смыкая пушистые ресницы, он резко прекратил ласкать его половой орган.

      Филипп замер и тревожно посмотрел на Олега. Его близорукие глаза увидели лишь очертания сползающего с постели мучителя.

      – П-п-потерпи, Филя, все будет, – раздалось из другой части комнаты.

      Филипп приподнял голову и постарался присмотреться: картинка дрожала и казалась маревом на жаре. Он понял лишь то, что Олег подошел к телевизору, а потом услышал звук выдергиваемого из розетки провода. Возбуждение не улеглось – напротив, Филипп еще сильнее напрягся в предвкушении череды сладких и страстных касаний.