Текст книги "-11 как личный рекорд (СИ)"

Автор книги: Луиза Бельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

      Фонарика ни у кого не нашлось, зато у Филиппа был с собою мобильный телефон. Он зарядил его в доме и теперь на всякий случай с ним не расставался. Он включил подсветку и вложил гаджет в раскрытую ладонь деда.

      Яркий луч скользнул в приокрытый рот – Макар постарался как смог оттянуть нижнюю губу Наркеса.

      – Смотрите! – Он указал на серую кайму у самого основания зубов. – Видите?

      Филипп склонился пониже и начал пристально рассматривать это подобие траурной ленты.

      – И что? – Он ничего не понял.

      – Это ртутная кайма, понимаете? У нас лет этак сорок назад на работе такой случай был...

      – Ты не про случай, а трупак потянули, – перебил его Глеб. – По дороге расскажешь.

      Наркеса понесли, а Макар все время семенил рядом и взахлеб тараторил, словно боялся упустить что-то очень важное.

      – Так вот, я еще тогда на государство трудился. Мы добывали руду, народу было много, и бабы тоже были. Образовалась у нас одна пара. Она – видная такая бабенка, ядреная, кровь с молоком. Такая как хватанет лопатой – напоперек перешибет. А он тоже весь из себя: здоровенный такой. Короче, застукал он её с начальником и решил отравиться.

      – Вот дурак! – не выдержал Глеб. – Я бы ни в жизнь.

      – В общем, ртуть он достал, прилично так достал, ну, а что? – где золото, чего рядом только нет? Ну и выпил, значится.

      – Сколько? – Глеб даже слюной подавился, потом кое-как сплюнул.

      – Не знаю. Только поутру нашли его возле туалета с такими вот красными зенками и серыми зубами в кровавой рыгальне, прости господи. – Дед Макар мелко перекрестился.

      – Так Наркес что, тоже того-этого, отравился? – на всякий случай переспросил Филипп.

      – Ага, отравился и утопился, – не выдержал Родион. – Здесь же убийство налицо, на лице – явное, короче.

      Остальные только вздохнули. Нужно было еще как-то сообщить о страшной находке Зарине, но все боялись ее реакции. Труп решено было нести в гараж и тоже опустить в смотровую яму: она была глубокой и достаточно прохладной – лучшее место из всего доступного.

      Когда похоронная процессия пересекала двор, Глеб, заприметивший Олега, отжимавшегося на брусьях, мерзким голосом завопил:

      – А что мы сейчас нашли?! Батьку твоего! Иди, посмотри!

      В это время Зарина сидела в окне, как кукушка в часах: того и гляди, полдень пробьет – и она заорет, клюв свой огромный разинувши. Когда она про батьку этого услышала, рот ладонью прикрыла и бросилась вниз по ступенькам.

      Олег был уже там. Что тогда началось! Сцена на самом деле была жуткой. Крики, мольбы, угрозы и рыдания – жуткая смесь горя, страшной потери и кончины любви.

      Когда труп Наркеса спустили в подвал гаража, Зарина выразила желание еще посидеть рядом с ним, чтобы попрощаться. Тело Ярослава тоже лежало рядом, но оно никому не мешало.

      Покидая гараж, Филипп бросил разочарованный взгляд в сторону «Нивы». Эх, нашлась бы эта маленькая запчасть! Он бы смог тут же уехать отсюда и забрать всех с собой, и даже ключа не нужно: он сумел бы завести эту пятнистую «Рысь», он приручил бы ее с одного прикосновения.

      Когда вернулись в палатку, за инвалидствующим, покачивающимся столом начали держать совет, к которому Олег тоже присоединился. Он сидел чуть поодаль, скрестив руки на груди и пристально наблюдая за каждым участником маленькой группы.

      Родион загнал в столешницу вилку – металл был крепким, а дерево – морально и физически неустойчивым, – и хмыкнул в кулак. Это, видимо, должно было означать начало собрания:

      – С этого момента держимся вместе! Я выясню, кто тот урод, который завалил Наркеса. Я ему сам, сам этими вот руками глаза повыдавливаю, – он растопырил свои длинные пальцы с грязными ногтями и сделал подобие коршуна, – чтобы слезами кровавыми тварь эта умылась.

      – Это все багряный полоз. – Дед Макар задумчиво теребил седую бороденку. – Говорил же, не к добру. Красное притягивает красное.

      Степан молчал. Два трупа по соседству не уменьшали урчания в пустом желудке: еду никто не готовил, и фантазии о пище занимали все его мысли.

      Филипп переодевался, яростно сдирая с себя мокрые шмотки, и пытливо поглядывал то на Родиона, то на Олега, ему было очень интересно, будут ли они перетягивать право лидерства каждый в свою сторону, признает ли Олег власть Родиона над собою: ведь он не входил в свободную артель и не давал слова подчиняться ее председателю. Этим словом были связаны все остальные, но не Олег.

      Глеб гаденьким шакалом шастал туда-сюда за спинами совещающихся. Ему очень хотелось выпить, но к тому времени было уже нечего, а душа требовала спирту до безумия, до сухости во рту, до спазмов в утомленной невеселыми приключениями голове.

      – Я хочу жить в доме. – Он вдруг резко остановился. – Я хочу пить в доме, жрать, спать. Мне надоели эти спартанские условия! – Глеб с силой пихнул ногой свою кровать.

      – Поддерживаю! – подал голос Степан.

      Дед Макар молчал, хитро выжидая. Филипп тоже молчал: из дома его и так никто не выгонял, более того: он даже не хотел там находиться – тамошнее общество его пугало.

      – Хрен вам! – Олег криво усмехнулся. Злая улыбка нисколько не испортила его красивое лицо. Одной рукой он деловито оперся о коленку, а вторую руку резко выбросил вперед наподобие зиги, красноречиво показывая всем средний палец. – Хрен вам, а не дом!

      Глеб не растерялся. Мухой он подлетел к смельчаку и приставил к его горлу остро заточенный нож.

      – Глеб! Ты это, не дури, – предупреждающе произнес Родион, весь подбираясь, словно готовясь к прыжку.

      Рука Степана потянулась за топором, Филипп замер, боясь пошевелиться. В подобной ситуации он еще не бывал, но прекрасно понимал, что сейчас все зависит от реакции Олега. Он ведь в армии служил, он был наемником, он положит конец этому зверскому беспределу!

      – Идите! – вдруг согласился Олег, медленно опуская провоцирующую руку. Филипп ожидал, что опытный боец сейчас как ударит с локтя по этому мелкому организму, как наподдаст потом в левое ухо! – Идите в дом, самогон на кухне за ящиком с картошкой. Я п-п-приглашаю. Приглашаю!

      Вот те раз! Пошел на попятную! У Филиппа даже челюсть отвисла от подобного решения. Он почесал колючий подбородок, с интересом наблюдая, что же будет дальше.

      Глеб улыбнулся одной из своих самых пакостных улыбочек, которых в его арсенале было хоть пруд пруди, и убрал нож от крепкой шеи Олега. Тот продолжал сидеть на чурке, губы его перестали растягиваться в улыбке, а в глазах начала читаться лихорадочная работа мозга.

      – Айда в дом! – зазывно кивнул Глеб, выныривая на свежий воздух.

      Было что-то около полудня, время как раз близилось к обеду, а заодно и к незапланированной пьянке.

      Разношерстная четверка шеренгой приближалась к усадьбе. Родион шел, опустив на глаза кепку и, как в хорошие времена, перекатывал во рту зубочистку. Глеб шагал рядом, на ходу играя ножом, Степан шествовал тут же, закинув топор на плечо, а дед Макар курил папироску. Мужчины шли, как ковбои в американском вестерне, не хватало только широкополых шляп и грозных револьверов. Солнце светило им в спину, словно подталкивая навстречу приключениям.

      Филипп с Олегом остались одни. Когда все вставали, Филипп тоже поднялся было: чего уж отставать от коллектива, но так как он все время смотрел на Олега, сделавшего знак бровями, то все же остался.

      Дав мужикам пару минут форы, Олег отделился от своей чурки, а Филипп насторожился:

      – Что ты решил?

      – Увидишь, – сдержанно ответил Олег. Его лицо стало холодным и жестоким. – Ты со мной?

      – Я не решил. Подумаю об этом на досуге, – Филипп темнил. Здесь он не доверял вообще никому.

      Олег больше ничего не сказал. Он тоже пошел в сторону дома, Филипп увязался за ним попросту потому, чтобы одному не оставаться.

      Лихая четверка уже забралась в дом и лихо орудовала на кухне, вовсю хлопая ящиками, когда Олег и Филипп ступили во двор. Со стороны гаража приближалась Зарина с опухшим от слез лицом – Олег изо всех сил замахал ей руками, давая понять, чтобы она не приближалась. Зарина в недоумении остановилась, разводя руки в стороны и пожимая плечами.

      – Я предупрежу ее. – Олег метнулся к ней, а Филипп припал к окну: обед уже начался. Бутыль с самогоном была найдена и красовалась по центру стола. Рядом расположились маринады, колбаса и сыр. Дед Макар уже расставлял кружки, а остальные продолжали шарить в запасниках в поисках разносолов.

      Олег развернул Зарину обратно к гаражу. В этот момент рядом с мертвецами было самое безопасное место. Он приказал спуститься в подполье и не вылезать, пока сам не явится за нею. Филипп продолжал таращиться на приступивших к трапезе, когда заметил в отражении стекла знакомую фигуру. Он обернулся – сердце его замерло.

      Олег шел размашистым шагом военного, сжимая в руках охотничий карабин. Филиппа даже в пот бросило: он решил, что сейчас Олег откроет огонь по этим людям.

      – Олег, послушай! – Филипп бесстрашно бросился к безумному стрелку. – Не надо, Олег! Не смей! – Он решил, что контуженый мужчина после смерти названного отца способен на все. Олег видел смерть, наверняка убивал – ему уж точно не составит труда уложить еще четверых в порыве гнева.

      Дуло винтовки уперлось в теплую байку.

      – Отойди, – сквозь зубы прошипел Олег.

      Филиппу не понравилось выражение его лица – это было лицо палача.

      – Не смей! – Филипп схватился рукой за дуло и сдвинул его в сторону от себя подальше: он не уважал излишнюю браваду. – Хватит трупов! Слышишь? Достаточно!

      Олег внимательно посмотрел на Филиппа. Ох, сколько было любви к справедливости и здравому смыслу в этом открытом и честном взгляде! Какой-то нелепый интеллигент, лохматый, небритый, очкастый...

      – Ты мне доверяешь? – спросил Олег, буравя Филиппа своими бесцветными глазами. – Да или нет?

      «Да или нет? Да или нет?» – этот привычный вопрос заставил Филиппа решать. Прямо сейчас он должен был выбрать сторону.

      – Да или нет? – упрямо повторил Олег, стараясь подчинить себе этого эмоционального молодого человека. У него было оружие, дающее власть, была сила и огромное желание властвовать.

      – Да, – коротко бросил Филипп, отпуская дуло винтовки.

      Уголки глаз Олега победоносно улыбнулись, губы же остались серьезными.

      – И хорошо. Иди за мной и главное: не мешай. Доверься мне, – с этими словами он двинулся к крыльцу.

      Филипп со вздохом поплелся следом. Он соврал. Филипп не доверял Олегу. Просто в данный момент быть с человеком, у которого винтовка, казалось разумнее и безопаснее, чем в обществе поддатых старателей.

      Олег распахнул дверь с ноги: Степан, заходивший последним, второпях не позаботился притворить ее как следует. Мужики даже самогонкой подавились от этого неожиданного вторжения.

      – Встали! – рявкнул Олег.

      Все повиновались команде. Мужчин словно одновременно током ударило – так подействовало на них многообещающее дуло винтовки.

      – П-п-пошли! – Олег сглотнул слюну и выдохнул. – Пошли на выход!

      Филипп, засунувший было голову в дверной проем, тут же посторонился, пропуская мимо себя колонну из четырех пленных. Они едва лишь успели пропустить «по первой» – расслабляться дальше Олег им не предоставил возможности.

      – Правее! К вольеру! – продолжал распоряжаться Олег. Он двигался точно: никаких лишних жестов, каждый шаг выверен, как на войне, на лице – отпечаток решимости и хладнокровной силы. Мускулы под майкой напряглись, жилы вздулись, губы стали совсем бледными – он был готов стрелять.

      Филипп не отставал, он шел рядом с Олегом и молчал, не совсем понимая своей роли.

      Приблизившись к вольеру, Олег выстроил ополченцев в шеренгу, а Филиппу велел отпереть клетку. Замок был навесным, прикрытым резиновой заглушкой – Филипп машинально оценил его по достоинству. Высвободив изогнутую дужку, он отбросил накидную скобу и откатил решетку в сторону, чуток, где-то на полметра: рельсовый механизм успел подзаржаветь, и тяжелая махина не хотела двигаться с места.

      – На п-п-правах хозяина этого места я объявляю на территории п-п-прииска... прииска военное положение. – Филипп видел, с каким трудом даются эти слова Олегу. – В связи с военным положением я снимаю с должности п-п-председателя, председателя артели Родиона и решением трибунала приговариваю его и Глеба к заключению!

      – Каким таким трибуналом? Дебил контуженый! – Глеб начал кривляться.

      – Военнопленным в клетку! – Олег буквально зарычал.

       Глеб смачно сплюнул и блатной походкой все же направился по указанному адресу.

      Степан с Макаром дружно переглянулись. Они вообще побоялись спорить, чтобы не доводить парня до греха: от контуженых не знаешь, чего можно ожидать.

      В глазах Родиона зародился мрак. Точнее, мрак там был постоянно, но сейчас он не таился, показался прилюдно, чтобы по возможности напугать своих противников. Родион шумно дунул, выпуская зубочистку в далекий полет к зеленому мху, поправил кепку за козырек и так же неторопливо направился к решетке. Проходя мимо Филиппа, он тихо хмыкнул и, не давая тому опомниться, резко схватил его за руку и попытался вывернуть ее с тем, чтобы в дальнейшем приставить к горлу припрятанный ножик.

      После случая с Олегом Филипп предвидел подобный поворот событий. Он вывернулся из захвата и ударил Родиона кулаком в лицо с такой силой, что из разбитого носа тут же потекла юшка, а беспредельщик вскрикнул от резкой боли в сломанном хряще.

      – Ах ты!.. – Он замахнулся, но выстрел не позволил ему дотянуться до Филиппа. Родион обхватил левой рукой правую кисть и со стоном прижал ее к груди – на ветровке стало расползаться багряное пятно. – Ты мне руку прострелил, тварь! Ты мне руку оттяпал, падла!

      – Пошел в клетку! – Дулом винтовки Олег прочертил траекторию нужного направления. – А то сейчас в колено п-п-попаду и не п-п-промажу! Не промажу!

      Согнувшись от боли почти пополам, Родион побрел следом за товарищем, успевшим от страха забиться в самый дальний угол. Филипп тут же со скрипом задвинул решетку и защелкнул замок.

      – А где ключи, чтобы открыть потом? – вдруг спросил он.

      – Не знаю, – хладнокровно ответил Олег. – Надо было у папы спросить. Не успел. – Он повесил карабин на шею и свесил с него кисти. – Мы не будем открывать вольер.

      Степан утер пот со лба. Фух, кажись, пронесло. Дед Макар наконец-то осмелился покашлять. Филипп потряс рукою – драться ему уже давненько не приходилось, аж костяшки заболели.

      – Олег, а ты, это, их здесь оставляешь? – осторожно спросил Макар, кивая в сторону пленных.

      – Да. Мы подождем вертолет, а потом полиция сама разберется, что делать. Это они убили отца. Это они гадили здесь с самого начала. Их нужно держать взаперти, как диких зверей.

      – А нам можно идти? – продолжил Макар. – В палатку?

      – Идите, – разрешил Олег. – Кормить и поить этих, – он кивнул на заключенных, – тоже будете вы. Это же ваш Главный, вы за него голосовали – вот и несите теперь ответственность.

      – Хорошо, хорошо, – торопливо согласился Макар, мысленно крестясь более-менее хорошему исходу.

      Олег сходил в гараж за Зариной, а по возвращении домой сразу пошел к себе – было слышно, как заработал телевизор. Тем временем у Филиппа начался «отходняк». Его буквально мелкой дрожью колотило: трупы, стрельба, кровь...

       Зарина, бледная и молчаливая, начала стряпать ужин. Она убрала стол за незваными гостями и поставила на плиту кастрюлю с водой. Глаза ее были сухи: все слезы она успела выплакать, рыдая над трупом супруга. Филипп сидел рядом на табуретке и качался на двух ее ножках, потому что не решался пойти на второй этаж. Он сидел и подушечкой большого пальца шлифовал подбородок и щеки: он ненавидел щетину, особенно свою, потому что по его собственному мнению с ней он выглядел не брутально, а по-бомжицки.

      – По улице не мотайся, – предупредила Зарина, когда Филипп поднялся с нагретой сидушки. – Мало ли что...

      – Я в ванную, – пояснил тот, уже выходя из кухни.

      Глядя в зеркало, он поморщился не столько от вида неопрятной щетины и по-сумасшедшему взлохмаченных волос, а все больше от очков. Филипп не считал нормальным их носить, как нормой жизни не считается ходить с костылями. Ты ходишь с костылями не от хорошей жизни и не для понтов, а потому что у тебя проблемы со здоровьем. И очки, как правило, ты тоже носишь не от того, что это очень круто смотрится со стороны, а от того, что ты свет белый видишь как-то не очень. Даже если расписать костыли под хохлому, они не станут твоим декоративным украшением, они останутся твоими подпорками. Также и с очками. Пусть они будут чрезвычайно легкими и модными, они все равно останутся подпорками для твоего падающего зрения. В очках Филипп чувствовал себя неполноценным и самому себе очень не нравился.

      Он взял первую попавшуюся бритву, понадеявшись, что у членов этого семейства нет СПИДа. Через несколько минут лицо его преобразилось. Еще он кое-как расчесался, умылся, протер очки, и его настроение немного приподнялось. До вертолета еще так много времени – нужно следить за собой и не опускаться.

      Ночью Филипп проснулся от какого-то звука: как будто что-то упало или это ему просто показалось спросонья – он так и не понял. От резкой пробудки сердце бешено колотилось. Он повернул голову: щель из-под двери Олега светилась – он смотрел телевизор. Филиппу резко захотелось уйти из этого дома, вот взять и уйти прямо с самого утра. Убитая горем Зарина, деспотичный Олег, кругом вещи покойного Наркеса – в палатке было хоть и значительно хуже, но все же морально спокойней. Поэтому Филипп решил немедленно сообщить Олегу о своем решении, все равно тот еще не спит.

      В одних трусах и футболке он подошел к двери и, тихо постучав, приоткрыл ее.

      Одетый лишь в короткие шорты, Олег лежал на своей широкой постели нога на ногу, закинув при этом руки за голову, чуть приподнявшись на подушках, и смотрел далеко не новый военный фильм. Увидев Филиппа, он явно удивился, но тут же приглашающе похлопал по одеялу рядом: мол, присаживайся, посмотрим вместе.

      Филипп не хотел заходить, но все же несмело переступил порог просторной комнаты.

6. Последний закат

    – Олег, я хочу уйти отсюда, – начал Филипп, опираясь лопатками о стену.

      Тот резко поднялся на постели:

      – Я думал, ты сп-п-пишь.

      Филипп снял очки, потер переносицу, а потом снова водрузил их на место.

      – Я проснулся от какого-то звука. Что-то упало, не знаю. Я завтра с утра вернусь к себе, туда, в палатку.

      – Ты что, боишься меня? – Олег так быстро оказался возле Филиппа, словно обладал способностями вампира.

      Комнату освещал только мерцающий телевизор. Олег отметил про себя, что бегающие человечки в камуфляже, отражающиеся в стеклах золоченых очков, выглядели забавно – пляшущие человечки, убивающие друг друга.

      Хозяин и гость были примерно одинакового роста, и это оказалось удобным для того, чтобы Олег абсолютно бесцеремонно кончиком носа коснулся мочки левого уха Филиппа и провел им вдоль шеи, шумно вдохнув в себя запах вздрогнувшего от этого напора тела.

      – Ты, ты мне это брось, – зашипел Филипп, зашипел, чтобы не разбудить за стеной Зарину. Он уперся острым локтем в обнаженную грудь Олега, отталкивая его от себя как можно дальше.

      Тот тихо засмеялся – так открыто и легко, что Филипп тут же расслабился и опустил руку.

      – Ты п-п-пахнешь страхом, ты им насквозь пропах, Филя. – Олег провел большим пальцем по своей влажной и полной губе, будто бы задумавшись. – Я хочу, чтобы ты пах по-другому.

      Филипп усмехнулся. Олег навязывал ему правила новой, еще незнакомой игры, и он не знал, стоит ли начинать изучать правила.

      – Обычно я пахну соляркой и машинным маслом. Олег, я пойду, постараюсь заснуть, – он уже пожалел, что зашел вот так поздно.

      – Тсс... – Олег очень осторожно приподнял его очки за дужки и снял их с привлекательного лица. У него даже в груди сладко защемило от беззащитного, подслеповатого взгляда широко распахнутых глаз, кажущихся безвозвратно темными в мягком полумраке.

      Это было особенное лицо: черты породистые, резкие, на любителя. Встречаются лица просто красивые или просто симпатичные. Филипп был привлекателен неправильной, несовершенной красотой – таким не любовались, в таких влюблялись – хоть и редко, но крепко-накрепко.

      – Олег, зачем? – Филипп близоруко прищурился и часто заморгал: он очень не любил подобное беспомощное состояние.

      – Ты доверяешь мне? – шепнул тот ему на ухо, нарочно опаляя дыханием висок, нарочно смущая и вгоняя в краску.

      – Олег, там же твоя мама за стенкой, – очень тихо проговорил Филипп, пытаясь получше рассмотреть тот огонек, который зажегся в глазах Олега.

      – Ну же, смотри на меня, смотри! – Олег пальцами впился в волны русых волос, вплотную приближая свое лицо к Филиппу, едва не касаясь губами его приоткрытого рта. – Вот я весь здесь, а мама там, она уже напилась снотворного и спит. Смотри на меня! – Олег пальцем провел по густой красивой брови – словно по шкурке собольей. Наркес зимою таких соболей приносил... – Филя, доверься мне, так нужно, понимаешь? – Он очень хотел сжать его запястья, как хрупкие лапки в капкан – до крови, до боли, но он побоялся его испугать.

      – Олег, верни очки, – попросил Филипп, проводя ладонями вдоль крепких рук хозяина дома: глаза его еще не привыкли совсем обходиться без линз.

      Рельефность мышц, жар и энергия, которые от них отходили, вынудили и без того трепещущее сердце Филиппа гулко ухнуть филином. Он осознал, что, скорее всего, не отобьется от этого человека, не сможет ускользнуть и противиться его напору. Тем более Олег очков не отдавал – напротив, спрятал руки за спину и сделал шаг назад:

      – Постой, я сейчас, – голос его прозвучал многообещающе. Филипп слышал, как приоткрылась дверь в комнату Зарины.

      Филипп успел досчитать до десяти, когда Олег вернулся и, взяв его за руку, словно какого-нибудь инвалида, провел на середину комнаты. Филипп уже начал ориентироваться в помещении. Он хорошо помнил с прошлого раза, где и что стояло, к тому же мало-мальское освещение все же играло ему на руку. Телевизор продолжал негромко вещать, но на эти звуки, служившие фоном, никто не обращал внимания. Олег потянул за спинку один из стульев и усадил на него Филиппа.

      – Я лучше пойду. – Филипп попытался подняться, но ладони Олега, стоявшего сзади, мягко легли на его плечи, не позволяя искать пути к отступлению.

      – Ты говорил, что доверяешь. – Олег зарылся носом в густые волосы на макушке и крепко зажмурил глаза, на ресницах которых показались нежеланные слезинки. Олег ненавидел слезы, он считал, что слезы – это нехорошо, это значит, что человек несчастлив. – Доверься и сейчас. Скажи, что веришь мне. – Он переложил одну ладонь Филиппу на горло, безо всяческой угрозы, словно контролируя то, что дальше должно было сорваться с пухлых розовых губ.

      Филипп тяжело сглотнул. Горло все еще болело. И было проще вообще не глотать – замереть, буквально оцепенеть, лишь бы избавить себя от этого чувства постоянной рези. От ладони исходило тепло. Ладонь не пугала – напротив, успокаивающе согревала, словно вселяя уверенность в то, что боль эта скоро пройдет: еще немного ласкового жара – и все будет закончено. В мозгу вдруг яркой вспышкой разгорелась мысль, что Олег решил его задушить.

      – Глупый, – загадочно зашептали губы все так же в темно-русые завитушки, когда длинные пальцы Филиппа крепко вцепились в его руку, сбрасывая ее с шеи. – Ни о чем таком я не п-п-помышляю. – Он извернулся и заглянул сбоку Филиппу прямо в лицо – Филипп ответил неясным и неуверенным взглядом: он все еще не понимал, чего добивался Олег. Филипп твердо помнил одно: когда он заходил, винтовка лежала на прикроватной тумбочке. Он еще ни разу не стрелял из боевого оружия, но без сомнений решил, что, если придется, тушеваться не будет.

      – Смотри, что я у мамы взял из ап-п-птечки. – Олег потянулся к постели и поднес к самому носу Филиппа пару узких бинтов. – У нее там целый целый арсенал медицинской п-п-помощи. Давай мы тоже сыграем. Ты готов? Да или нет? – Уже не дожидаясь ответа, Олег взял одну из его кистей и, несколько раз обмотав ее бахромистой лентой, завел ее за спинку стула.

      Сыграем? «Да, да!» – ответило сердце, и даже неважно во что. Главное – играть.

      – Да, – коротко ответил Филипп, устраиваясь поудобней на мягкой сидушке. – Твой ход.

      Очень расторопно Олег обкрутил и второе запястье своего пленника, а потом стянул их между собою, крепко, небольно, при особом желании Филипп мог бы высвободиться. Но ведь суть игры была именно в этом. В доверии. В том, что Филипп не должен захотеть освобождаться.

      – Еще раз повтори: «Я тебе доверяю, хозяин». – Олег отступил немного назад и с удовольствием осмотрел работу своих рук.

      Филипп сидел небрежно, чуть расставив длинные ноги. Подол белой растянутой футболки немного задрался, приоткрывая вид на впалый живот, грудь тяжело вздымалась, нить ровных и белых зубов блестела в полумраке: Филипп томно улыбался. Он даже никаких усилий не прикладывал – оно само так выходило: сексуально, печально и вызывающе одновременно.

      – Я тебе доверяю, хозяин, – слово в слово повторил он и тихо фыркнул: в подобные штуки играть ему еще не доводилось.

      – Хорошо! – одобрил Олег, снова скрываясь за спиною Филиппа и разматывая следующий бинт. – Закрой глаза. Я научу тебя видеть без них. Сейчас глаза не нужны. – Марлевая ткань коснулась прикрытых век Филиппа, сделала виток вокруг затылка, сминая под собою темные кудри, потом снова повторила свой путь, полностью лишая молодого мужчину способности видеть.

      Филипп задышал чаще: темнота, окружившая его, не позволяла расслабиться, он становился слишком незащищенным, слишком открытым и невероятно привлекательным одновременно.

      Олег завязал повязку узлом и, усевшись на кровати как раз напротив Филиппа, положил ладони ему на колени.

      Филипп чуть вздрогнул: мужчина еще никогда не касался его вот таким образом. Он начал смутно понимать, к чему ведет Олег, не понимал лишь одного: насколько далеко тот собирается зайти в своих намерениях.

      Ладони соскользнули с коленок и поползли выше, мягко и нежно, разглаживая темные волоски на своем коварном пути. Олегу очень сильно нравились эти ноги, длинные, жилистые, такие бесконечные... Ладони переместились на бедра и страстно погладили их, а потом устремились к центру, чтобы нащупать там самое сокровенное и заставить Филиппа содрогнуться от предвкушения – одна рука накрыла его член, а вторая скользнула между ног, щедро делясь своим будоражащим теплом.

      – Олег, не надо, – мягко произнес Филипп, облизывая губы. Внезапно ему стало жарко и даже не от того, что он допускал все эти непозволительные действия, а от того, что сам начал реагировать на них. Олег хищно осклабился, продолжая осторожно поглаживать начинающий оживать орган – ему было чрезвычайно приятно, что Филипп так скоро отозвался на его ласки. Он трогал через ткань, наслаждаясь очертаниями наливающейся плоти, вторая его рука властно обхватила мошонку, словно давая понять, что пути назад больше нет и что Филиппу придется полностью отдаться сильному и властному хозяину.

      Олег не отвечал. Он просто продолжал массировать крепнувший с каждой секундой орган все с большей настойчивостью, не позволяя ни на миг быть себе грубым.

      – Мм, – едва слышно простонал Филипп, расставляя колени пошире: член его начал болезненно тереться о ткань – ему очень хотелось расстаться с нею. Белье мешало и давило, не позволяя насладиться близостью чужой кожи.

      Олег понял, что Филипп уже начинает сладко мучиться. На синей ткани появилось красноречивое пятно теплого предэякулята. Теперь Олег решил, что пора, и запустил пальцы под широкую резинку – Филипп приподнял бедра, помогая партнеру стянуть с себя белье.

      Олег похотливо улыбнулся, глядя на то, как чрезвычайно сильно желание Филиппа. Член подрагивал, словно в мольбе, набухшая головка блестела и продолжала сочиться притягательной влагой. Олег почувствовал, как и сам начинает заводиться. Чуть запрокинутая голова, изящный изгиб длинной шеи, эта нежная впадинка и уголки ключиц, скрывающиеся под растянутым воротом, бугорки затвердевших сосков, торчащих провокационно и эстетически прекрасно, – Олег задрал футболку повыше, любуясь созерцанием упругого живота, украшенного нежной порослью темных волос, и провел по ним широкой ладонью, устремляясь к груди, туда, под ткань. Он потрогал каждый сосок, упиваясь их напряженностью, впитывая в себя биение горячего сердца, поглощая порывы желания волна за волной, одну за другой – его собственное сердце колотилось в ответ, а член натягивал тонкие шорты.

      Филипп вздохнул с такой страстью, что Олег не выдержал и губами припал к горячему органу своего любовника. Олег делал это не впервые, он понимал, что Филипп хочет влажно, тесно и глубоко, он сам любил именно так и очень желал, чтобы Филиппу понравилось. Головка прошлась по ребристому небу, заставляя коленки напряженно дрогнуть, а пальцы на ногах – зажать мохнатые ворсинки ковра. Олег сразу вобрал глубоко, до самого корня, ощущая трепет чужой жизни в своем горле. Кучеряшки защекотали тонкие ноздри – удовольствие тягучей лавой прокатилось по спине Олега.

      Олег медленно приподнял подбородок, бережно сжимая губами горячее достоинство, не позволяя зубам оцарапать нежнейшую кожу. Он провел языком по головке, а потом осторожно сжал ее двумя пальцами, позволяя розовой щели приоткрыться, и кончиком языка зачерпнул оттуда тягучую каплю прозрачной смазки. Филипп настойчиво подался бедрами вперед – если бы у него были свободными руки, он бы непременно заставил Олега снова погрузить в себя изнывающий от желания член. Но руки в бессилии сжимались в кулаки за спиной, и приходилось лишь ожидать милости от жестокого хозяина.

      Олег обхватил член у основания и несколько раз прошелся по нему вверх-вниз опытным языком, потом резко погрузил в рот головку, другой рукою аккуратно помассировал начинающую поджиматься мошонку. Во рту собралось много слюны, губы Олега были влажными и скользкими, каждый миг удовольствия, который он дарил, расширял горизонт Филиппа до неизведанных доселе берегов.