Текст книги "-11 как личный рекорд (СИ)"

Автор книги: Луиза Бельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

-11 как личный рекорд
Луиза Бельская

1. Артель

 Прекрасна и сурова природа Алтая! Здесь горные хребты в накидках из облаков пронзают своими пиками небо, а гордые маралы жуют дикую смородину, нисколько не подозревая о том, что, кроме густых лесов, они уже давно обитают на страницах Красной книги. Со склонов, звеня и искрясь, сбегают быстрые реки живой воды, струя за струёй придавая богатейшей земле силы и долголетие.

      Земля эта непростая, волшебная это земля, на диво богатая золотом и азурмалахитом. И охраняет это сказочное изобилие издавна прославленный багряный полоз. Старожилы говорят, что им когда-то довелось увидеть блеск багряной чешуи: кому-то – среди залежей кварца в разработанном руднике, кому-то – среди зарослей багульника. Одно знают наверняка: не быть той встрече счастливой, не показывается полоз удачливым людям.

***

      Резвый грузовичок, помеченный табличкой «Люди», волею судьбы и крепкой рукой хозяина остановился у самой обочины. Вернее сказать, остановилась сама обочина, потому что дорога просто-напросто закончилась, и послушному транспортному агрегату ничего не оставалось делать, как заглушить свой мотор и немного передохнуть.

      Через пару мгновений после того, как задний борт кузова откинулся, на рыхлую колею дороги, подернувшуюся молодою травою, мягко опустились рыжие ботинки первого пассажира. Им оказался молодой человек в военном камуфляже песочного цвета. На вид ему можно было дать лет двадцать пять с хвостиком, да и по паспорту выходило столько же. Большие, серые, слегка навыкате глаза почти всегда смотрели печально из-под ровных, почти черных бровей. Взгляд получался задумчиво-одухотворенным с такими нотками дрожащей тоски, что особо сердобольные сразу впечатлялись этим взглядом, в глубине души проникаясь самым искренним участием к симпатичному мужчине. Сам обладатель томного взгляда этот эффект не любил и даже немного его стеснялся.

      Нос у молодого человека был длинным и тонким, выставленный вперед подбородок – острым и дерзким. В общем и целом весь его облик, дополненный вечно торчащими и совершенно не укладывающимися ни в какую прическу отросшими вихрами, напоминал взъерошенного филина в абсолютной депрессии. Звали молодого человека соответственно – Филиппом. И с возрастом имя и внешний вид его пришли к полному согласию и единству.

      Перекинув через плечо свой тяжелый рюкзак с пожитками и мельком осмотрев незнакомую местность, он принялся помогать своим спутникам оставлять жесткие скамейки и аккуратно спускаться на святые угодья самого Алтая.

      Вслед за ним кузов покинуло еще пять человек, пятеро мужчин различного возраста и философских взглядов на бренную жизнь, каждый – с небольшой ручной кладью и непомерными надеждами на предстоящее времяпрепровождение.

      – Что-то нас никто не встречает! – с легкой усмешкой произнес один из вновь прибывших по имени Родион, длинный и костлявый мужчина средних лет с двухдневной щетиной на несвежем лице и изрядно изжеванной зубочисткой в уголке рта. – Ого! Вот это виды! – Он присвистнул, сдвинув серую кепку набекрень, и перекатил несчастную щепку на другую сторону.

      Виды здесь и вправду радовали глаз неискушенного подобными пейзажами человека: на первом плане раскинулась большая поляна с любопытными постройками – двухэтажным деревянным домом, крепким и добротным с первого взгляда, и еще каким-то сооружением, напоминавшим гараж. Немного в отдалении находился фонарный столб; фонарь, очевидно, как и все в доме, работал от генератора. Немного поодаль начинался лес, сразу густой и темный: верхушки деревьев стояли оловянными солдатиками, только ветер мог заставить их трепетать, только огонь мог заставить их погибнуть. Но не было ветра в этот тихий майский денек, не было нерадивых туристов, которые бессовестно не потушили бы костер, поэтому в природе царили тишь, гладь да временная благодать от местных духов, которым поклонялось все коренное население. За лесом величественно поднимались горы, и выше них было только небо.

      – Сейчас встретят, – Родиону ответил самый пожилой из шестерки, сухой и очень прыткий дедок с редкой седой бороденкой и широким, чуть приплюснутым носом. Он так и просил себя называть: дед Макар. Собственно, даже если бы он не просил, то пожилого мужчину все равно бы так величали. – Наркес нас, наверное, уже с утра ожидает.

      Помимо Филиппа, Родиона и деда Макара, в лесную глухомань Алтайского края наведались еще трое: одним из троицы был низенький плюгавый человечек с мелкими и очень подвижными чертами лица, если бы пришлось представить физиономию мерзавца, то она выглядела бы именно так, как у этого человека с гордым именем Глеб; здесь же ошивался типичный мажор, неведомо ради какого перевоспитания заброшенный в это безлюдное место, где не было никаких увеселительных заведений – совсем еще юный, по всей видимости, абсолютно избалованный родителями и другими прелестями жизни, смазливый блондинистый Ярослав; был еще крепкий здоровый детина, из тех, про которых говорят: «Косая сажень в плечах». Смуглый и чернявый, как цыган, с повышенной лохматостью, как у невычесанного пса. Его фланелевая рубаха была закатана до локтей и расстегнута у самого горла, позволяя богатому шерстяному покрову выглядывать на свет божий. Вид детина имел потерянный, будто он еще до конца не поверил сам себе, что вообще очутился в подобном месте. Звали его Чича, вернее сказать, на Чичу он отзывался и даже с охотой, а по паспорту он именовался Степаном. Но четкое прозвище до такой степени прилипло к нему с самого детства, что даже при знакомстве Степа представлялся: «Мое имя Чича».

      Итак, шесть человек прибыли на заброшенный золотой прииск в самой глубине Алтайского края почти что на границе с Казахстаном, шесть человек получили официальный статус вольных старателей, чтобы испытать судьбу и добыть свое и только свое сокровище из недр богатой на драгоценный металл земли.

      – Дед, а дед, ты же здесь был уже? Был, да? – Родион хитро прищурился, подмигнул Макару с высоты своего двухметрового роста и с противным звуком выплюнул разжеванную зубочистку.

      – Твоя правда, был, не скрою. – Макар подпрыгнул на месте, поудобней перекидывая через плечо пару резиновых сапог. Он хотел еще что-то добавить, но тут же отвлекся, замечая вдалеке хозяина усадьбы.

      – О-о-о, я заколебался от этой дороги, – устало простонал Ярослав, плюхаясь в траву рядом со своим рюкзаком и обхватывая колени руками.

      Филипп фыркнул в сторону и тихо засмеялся, обнажая крупные белые зубы:

      – Это ж разве была работа? На ухабах трястись и блевать каждый час с непривычки? – Он часто заморгал и отвернулся: в глазах сильно сушило, верхние веки словно прилипли к контактным линзам – захотелось залиться каплями, но хозяин прииска к тому времени уже был в двух шагах, и Филипп решил немного обождать.

      Он полной грудью вдохнул непривычно чистый воздух горных лесов – пахло свободой, свободой, к которой он стремился в последнее время, и повернулся всем корпусом к подошедшему к их небольшой группе человеку.

      – Доброго дня, товарищи, – поприветствовал тот, заложив руки за спину и перекатившись с носков на пятки, а потом обратно. – Звать меня Наркес Асметович, для простоты просто Наркес.

       Он был низеньким и толстым казахом в теплом жилете, отороченном рыжим мехом и расшитом национальными узорами. Его виски успела посеребрить седина, а кожу гладко выбритых щек – какая-то мелкая сыпь. Видимо, совсем недавно Наркес чесался – несколько ранок едва заметно кровоточило, а другие выглядели чересчур воспаленными. Каждый сезон он принимал у себя гостей и каждый год он переживал, словно учитель перед старшеклассниками, пытаясь с первых слов привить им уважение к себе.

      – Вместе мы будем до самого сентября. На сайте вы должны были изучить это место: раньше здесь находился промышленный рудник, вот Макар Анатольевич там даже успел поработать. – Наркес с уважением кивнул деду Макару, тот не замедлил ответить легким поклоном, словно подчиненный перед высоким начальством, с еле уловимым обреченным раболепием. – Все, что вам понадобится для добычи, у меня имеется. Вам требуется соблюдать лишь простые правила: вы не пользуетесь взрывчаткой, не дебоширите, уважаете природу и соблюдаете «сухой закон». – При последних словах Глеб поморщился, его и без того неприятное лицо приобрело дополнительный желчный оттенок. – Так, – Наркес расцепил замок из пальцев за спиною и звонко хлопнул в ладоши, – в последний раз подумайте, не хочет ли кто-нибудь из вас вернуться? Машина еще здесь. – Он внимательно посмотрел на каждого из присутствующих – все промолчали. – Хорошо! Паша! – он обратился к водителю и протянул ему руку. – Ну, все, до встречи! – Водитель кивнул и ловко взобрался в высокую кабину.

      Когда грузовичок тронулся с места, выбивая из-под колес мутные облачка пыли, Наркес торжественно продолжил:

      – Сейчас я с вами познакомлюсь, а потом вы выберете главу артели. Теперь вы свободная артель. Ваш лидер будет для вас царь и бог, не ошибитесь в выборе, товарищи!

      Наркес начал подзывать новоявленных золотоискателей и сверять их данные с каким-то списком. Когда очередь дошла до Филиппа, он даже вздрогнул: именно таким тоном к нему обращался тот, от кого он и вздумал скрываться в горах.

      – Шорох! Филипп Андреевич Шорох!

      – Да чтоб тебя! – Филипп с досадой хлопнул себя по щеке – убитый комар крохотным засушенным цветочком из гербария упал на дорожку, оставив на гладкой щеке и ладони багряные следы. – Вот зараза, дрить твою перекись марганца! – Он протянул Наркесу свои бумаги, мысленно надеясь на то, что его уж точно не изберут главой этой самой артели. Сам он готов был поддержать любую кандидатуру – все равно не знал никого. Он не знал никого, прямо как на выборах в парламент, и проголосовал бы за первого попавшегося кандидата, лишь бы от него самого отвязались.

      Когда выбирали старосту в хабзе, он тоже высказал свое среднестатистическое «за» в пользу какого-то мутного персонажа, с юношеских лет стремившегося к влиянию и власти. Филипп ничего подобного не любил, а повышенной ответственности и вовсе боялся.

      – Ну, так что же? – Наркес захлопнул последние корочки и торжественно вернул их владельцу. – Определились?

      Блондинистый Славик внимательно рассматривал ногти на левой руке, силясь отыскать там подобие траура, дед Макар задумчиво почесывал жиденькую бородку, здоровенный Степан переступал с ноги на ногу, будто нестерпимо хотел в туалет. Родион распрямил плечи и сделал грудь колесом, очевидно претендуя на роль лидера, а Филипп несколько раз крепко зажмурился: прямо на глазу засела соринка, но не хотелось тереть веки грязными руками.

      – Че ты все зенками лупаешь? Луп-луп! – подал голос Глеб – его и без того неприятная физиономия исказилась язвительной гримасой. Близко посаженные глазки самодовольно заблестели – их хозяин очень любил находить в любой компании того, кто, по его мнению, был послабее, чтобы задирать несчастного впоследствии. Он сделал шаг в сторону Филиппа и, привстав на цыпочки, при этом вытаращив бесстыжие очи, пару раз взмахнул руками в воздухе. – Уху! Уху!

      Степан глупо засмеялся.

      – Лупают, когда через лупу мандавошек всяких разглядывают, – сквозь зубы процедил Филипп, глядя на своего обидчика в упор. Он был более чем на голову выше этого наглеца и поэтому вполне себе мог позволить взгляд Левши на блоху.

      – Так, так. Так, так, так. – Наркес успел встрять своим упитанным телом между ними, тем самым пытаясь сгладить обострившуюся ситуацию. – Вы должны выбрать главу артели, поторопитесь. Еще палатку поставить надо и кровати занести.

      – Меня давайте! – с готовностью отозвался Родион. – Если никто, конечно, не против. – Он обвел всех мужчин таким колючим и властным взглядом, что даже те, кто был против, решили промолчать.

      Бывают взгляды проницательные, лукавые, спокойные – у Родиона он был порабощающим. Это был взгляд вожака. Человек жаждал лидерства и безусловного подчинения, он мог вести за собой людей и любил побеждать по жизни. Потому в этих маленьких выборах, кивок головы в которых считался полноценным голосом, он победил единогласно, чем остался несказанно доволен. Теперь он тянул бразды правления полностью на себя.

      – Итак, артель. – Родион склонил голову набок, опуская руки в карманы потертых защитных штанов. – Работаем от светла до темна каждый на своем участке, еду готовим по очереди. Кстати, на чем там готовить-то? – осведомился он, уже не глядя на Наркеса.

      – Здесь полевая плита, – торопливо подсказал тот.

      – Установим дежурства по палатке и харчику. И самое главное – никакого воровства друг у друга. Крысятничество будет строго наказываться. Это я вам как глава артели тут говорю. – Лицо его приобрело жестокое выражение.

      Филипп только сейчас обратил внимание на его большие уши – дал же бог по жизни такие лопухи носить! Он улыбнулся украдкой этой веселой мысли, но пронырливый Глеб и здесь умудрился вставить свои пять копеек:

      – Че ты лыбишься? Че смешного Главный сказал?

      Филипп с трудом удержался, чтобы не отвесить этому хмыренку звонкого леща, вот так бы «хрясь», чтобы в ушах у того зазвенело. Но он сдержался: впереди весь бригадный подряд ожидало большое дело, и ему совсем не хотелось начинать с какой-то нелепой потасовки. Поэтому Филипп, сделав глупое лицо, приподнял руки кверху и просто покачал головой, давая понять, что ему вот вообще не смешно.

      – Без пятнадцати четыре, – насупив густые брови, заметил Наркес. – Идемте на место, вам нужно поставить палатку и вообще обустроиться.

      Ни слова больше не говоря, мужчины похватали с земли свои рюкзаки и бодрым шагом направились вслед за хозяином этого места.

      Филиппу еще никогда не доводилось ставить палатку: в походы он не ходил, а в засветиться в армии ему не посчастливилось: сильнейшая близорукость не позволила послужить стране, хотя Филипп этого очень желал. -11 как личный рекорд, осложненная миопия высокой степени – этот страшный диагноз Филипп не принимал, ни в коей мере не считая себя неполноценным человеком. Он очень хотел сделать коррекцию зрения, но ни один врач не взялся за эту работу: слишком тонкая роговица была весомым аргументом для отказа.

      Филипп не носил очков. Точнее, носил, но только в футляре: так сказать, на всякий случай. Филипп стеснялся очков до безумия и ненавидел их до остервенения: они напоминали о недуге, сползая с переносицы и раздражающе давя за ушами. И неважно было то, что эти самые очки, пусть и с толстыми стеклами, ничуть не портили лицо, он прибегал к этому оптическому средству только в самых крайних случаях.

      Как оказалось, палатку умели ставить только дед да еще сам Родион – остальная артель выступала на вторых ролях и больше мешалась, чем помогала. Славик вообще хотел было в стороне отсидеться, но бдительный Глеб, честно взявший на себя сложную миссию полицая, легким пинком поднял разгильдяя, поручив тому сложить простецкий стол из сбитых вместе досок и грубых чурок.

      Жилище получилось немалых размеров. Для шестерых человек здесь было даже слишком много места.

      Тишина оказалась непривычной. Вот она – прелесть дикой природы! Мешала только надоедливая мошкара, обрадованная приливу свежей крови. Филиппу не сильно хотелось заниматься благоустройством, а хотелось вооружиться лопатой и кайлом, чтобы начать крошить землю в поисках удачи. Но он прекрасно понимал то, что быт всегда выше романтики, в свои двадцать шесть лет он успел уразуметь, что сказка – она проходит, а кушать хочется всегда. Поэтому он молча, без лишних возражений, выполнял приказы Родиона, которые, к слову, были четкими и только по делу, и когда Филиппу велели идти в дом за кроватями, он безропотно отправился по указанному адресу.

      Дом был приземистым, построенным капитально, на массивном фундаменте, его внушительные камни впечатляли. Чтобы попасть на первый этаж, нужно было подняться по высокой деревянной лестнице, такой же крепкой и грубоватой, как и сама постройка. Еще на подходе к жилищу Наркеса Филипп ясно почувствовал на себе чей-то взгляд, тяжелый и... любопытный, что ли. Но он не стал пялиться в окна: мало ли чего ему там показалось.

      Наркес распахнул дубовую дверь и, приглашающе махнув рукою, переваливаясь, словно пингвин, устремился в сторону комнатушки под лестницей.

      – Опять закрыла, – сердито воскликнул Наркес, нажимая дверную ручку. – Да от кого нужно постоянно запираться-то? – по всему было видно, что проблема с закрытыми замками в семье казаха являлась насущной и уже вполне себе успела набить оскомину хозяину дома. – Зарина! Зарина! Ключи давай!

      Ему никто не ответил. Он снова позвал, но и на этот раз его проигнорировали.

      – Куда она подевалась? Эх, – Наркес скривился от стреляющей боли в пояснице, – радикулит одолел, проклятый!

      Филипп, все это время подпиравший собою стену, мигом отделился от бревенчатой кладки: у него у самого начинал болеть позвоночник от непривычной работы и тяжелого дня, да и вообще Филипп не мог оставаться равнодушным к страданиям другого человека.

      – Дайте мне пару скрепок. У вас же найдется? Я видел, как вы документы наши сшивали.

      – Скрепки? – растерялся Наркес, ощупывая свои карманы. – Да, где-то они должны быть.

      Буквально через минуту на ладони у Филиппа лежали несколько скрепок, горсть катышков от шерстяной безрукавки и пара завалявшихся семечек.

      – Очень хорошо. – Филипп улыбнулся и, сбросив ненужный мусор прямо себе под ноги, присел поудобней на корточки.

      Степан аж рот разинул от интересу и, почесывая волосатую грудь, осторожно склонился над новоявленным медвежатником, чтобы впервые увидеть подобное чудо. Глеб тоже подошел поближе: работа такого рода его всегда интересовала.

      Одну скрепку Филипп согнул Г-образно и вставил ее в замочную скважину, хорошо зафиксировав при этом и уверенно на нее надавив. Из второй скрепки он сообразил небольшой крючок. Зрители просто дышали в затылок, им было страсть как интересно: смогет народный умелец или не смогет.

      Длинными умелыми пальцами он вставил в замок вторую скрепку и нащупал тот штифт, который и следовало прижать. Щелк!

      – Вуаля! – озорно воскликнул Филипп.

      Ему зааплодировали: Глеб – даже с какой-то завистью, что ли, а Степан – с восхищением и неподдельной радостью. Остальных членов артели здесь не было – они начали растапливать печку и полевую плиту, чтобы для начала сготовить на улице хоть что-то мало-мальски удобоваримое.

      – Ты и сейфы вскрывать умеешь? – осторожно спросил его Глеб – так, между делом, в один из моментов перетаскивания кроватей из кладовки прямо в палатку. Они работали в паре – и Глеб решил пообщаться.

      – Ну, это смотря какой попадется, – Филипп не стал скромничать. Однажды на вечеринке у друзей он на спор умудрился вскрыть сейф отца у хозяина дома. Но такое умение не давалось как подарок с небес. Оно приобреталось вместе с корочками по окончанию профтехучилища, где Филипп благополучно получил профессию слесаря. С тех пор и трудился он автослесарем в довольно престижной автомастерской, и клиенты именно к Филиппу приходили элитные, хорошо осведомленные о примечательных умениях молодого работника.

      – Ну, ты, блин, прямо в моих глазах вырос! – искренне восхитился Глеб: ему нравилось все, что походило на криминал и могло бы приносить деньги.

      Когда в комнатушке осталась последняя кровать, где-то над головой, прямо на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались тихие шаги и звяканье ключей друг о друга. Филипп с Глебом как раз выносили оставшуюся лежанку и внезапно встретились взглядами с немолодой весьма упитанной женщиной, казашкой, симпатичной и очень улыбчивой, с огромной куксой абсолютно седых волос на самой макушке. Она была одета в простое коричневое платье, подпоясанное белым передником с нелепыми, слишком крупными оборками. Ее маленькие смуглые пальчики теребили громоздкую связку ключей, а глазки-угольки буквально прожигали мужчин насквозь.

      – Зарина Акбаевна, – представилась она и сделала книксен.

      «Тетя как будто из прошлого, – отметил про себя Филипп к своему неудовольствию. – Боже мой, я как будто в начале прошлого века очутился!» Он даже головой помотал, чтобы прогнать неприятное наваждение.

      – Чего ты постоянно все закрываешь? – устало поинтересовался Наркес. Он стоял внизу, а Зарина нависала, перегнувшись через перила с лестницы, и грустно улыбалась.

      – Я закрыла кладовку от него. Мало ли, что он успеет учудить, пока мы заняты. Нужно все время думать о ребенке.

      – Ну, хорошо, – вымученно согласился Наркес. – Мы уже и без тебя открыли.

      – У меня есть пирожки! – Зарина обратилась к остальным мужчинам. – Я к вашему приезду как раз напекла. Будете?

      Отказываться, разумеется, никто не стал. И очень скоро военная палатка, палатка, которая должна была стать на четыре месяца шестерым жильцам самым главным схроном, наполнилась запахами разбадяженной на огне тушенки, горячего чая и свежих пирожков. Вдоль стен палатки расположились кровати. Стол красовался по самому центру вместе с неуклюжими скамейками рядом. Здесь же пыхтела печка и знатно обогревала пространство этой обители.

      Начинало темнеть, и приступать к поискам золота было решено уже на следующий день.

      – Дед Макар, а что, богатое здесь место? – спросил Степан густым басом, отрываясь от кружки не самого лучшего чая.

      Макар шумно потянул на себя горячую жидкость, с наслаждением причмокнул и задумчиво посмотрел на собеседника, глядя словно сквозь него:

      – Индийский, забористый.

      – Ага! Пыль индийских дорог, – отозвался Ярослав и закашлялся. – Отрава.

      – Места богатые. В молодости мы здесь прилично поднимали, а потом пришла смена власти и все как-то не заладилось. Наркес тогда тоже молодой был – тощий такой, маленький, все бегал и покрикивал.

      В это время на другом конце стола Родион, Глеб и Филипп играли в двадцать одно. Не на деньги: в артели на деньги играть было нельзя – так, на интерес. Родион банковал. Глеб то садился, то приподнимался на жесткой сидушке, словно ему туда скорпионов подкладывали, цыкал зубом с расстройства, когда карта не шла, и раздосадованно прохаживался с заложенными за голову руками, сетуя на злодейку-судьбу.

      Филипп с Родионом, напротив, превратились в ледяное спокойствие. Филипп глаз не сводил с бесстрастного постного лица своего оппонента, пытаясь силой мысли угадать его расклад.

      «Восьмерка и десятка, ну почти же, что же у него? Может, все двадцать, а он сидит весь такой спокойный, ждет, чтобы у меня был перебор. Брать еще или не брать? Да или нет?» – мысли лихорадочно бились в его голове.

      – Еще, – решение было принято.

      Сухая сильная рука Родиона зависла в воздухе, за уголок сжимая роковую карту. Глеб оперся о стол, с напряжением ожидая развязки. У него даже жилка на лбу раздулась от сильных переживаний: очень уж он хотел, чтобы Филипп проиграл.

      – Золото в этих местах охраняет багряный полоз. Много людей было убито из-за этих вот блестяшек, много крови пролито да землею ненасытной выпито. Полоз взрощен был на этой крови. Чем больше возрастали жадность людская, зависть и злоба, тем крепче и могуче змей тот становился. Прадед Наркеса с тем полозом сразился однажды, топором перерубил его, а потом в клочья покромсал. Тело змея в золото проклятое превратилось. Кто его частицу найдет – несчастным станет неминуемо. – Дед Макар со вздохом заглянул в свою кружку и сделал последний глоток.

      Степан со Славой слушали его, подперев кулаками подбородки, им становилось немного жутковато от подобных рассказов.

      – А лет-то тебе сколько, дед Макар? – поинтересовался Слава. – Может быть, поздно уже такими делами заниматься? Тяжеловато тебе придется.

      – Ха, – усмехнулся Макар, отставляя пустую кружку в сторону. – Да я любому из вас могу фору дать. Мечта у меня есть: в Индию съездить, на слона белого посмотреть.

      – Белых слонов не бывает, – вставил Степан.

      – Бывает, только они очень редкие, – возразил Макар. – В жизни главное не вера, а убеждение. Потому что настоящим сможет стать только то, что ты впускаешь в свою реальность.

      Тем временем на противоположном конце стола кипели другие страсти.

      – На, лови на удачу, – насмешливо произнес Родион, небрежно бросая Филиппу его карту.

      Тот накрыл ее дрогнувшей рукой и какое-то время не отпускал. Перебор или нет? Да или нет? Карта буквально горела под ладонью. Бешеный азарт был верным спутником по жизни Филиппа. Испытывать судьбу, ежедневно заставлять своего ангела-хранителя из последних сил хлопать крыльями, чтобы не отпустить и не упустить взбалмошного молодого человека.

      На прошлой неделе один из постоянных клиентов, коммерсант бандитского вида, пригнал ему на ремонт свой «Гелик». Филипп засмотрелся на эту машину. Когда в мастерской никого не было, он садился за роскошный руль и представлял, как он подъезжает к ночному клубу, где обычно тусовался с друзьями. И он осуществил свою мечту: взял тот самый «Гелик» покататься. И были восторженные взгляды, и алкоголь, и какое-то незнакомое курево... А потом он повез свою компанию за город на речку и просто-напросто въехал в фонарный столб. На удивление никто не пострадал, все разбежались кто куда, лишь бы подальше. С гаишниками пронесло, но утром Филипп имел более чем серьезный разговор с хозяином разбитой машины. Разговор сводился к жутким угрозам, там даже про продажу органов что-то упоминалось. Филипп понял одно: надо уехать, скрыться, пересидеть – авось и уляжется это ненастье, само собой пройдёт без его участия.

      Добычей золота Филипп заинтересовался полгода назад, когда увидел интересные видеоролики по интернету. Он оформил ИП и как раз неделю назад получил необходимую лицензию. Ему повезло: в это время шел набор вольных старателей. И Филипп понял, что это был очень хороший шанс отложить неприятности до лучших времен. К тому же, если действительно повезет, можно было поднять золотишка и заплатить за чертову колымагу. Филипп понимал, что его запросто могут обнаружить и здесь, но вряд ли из-за разбитого «Гелика» его станут искать в другом конце страны.

      Мобильная связь здесь не тянула. Работал только спутниковый телефон в доме у Наркеса. Ближайший населенный пункт находился в двенадцати часах езды на машине, а вертолет с провизией должен был прилететь через две недели.

      Обстоятельства складывались в пользу Филиппа. Он решил, что наверняка все будет хорошо, и смело перевернул карту – крестовый валет. Филипп улыбнулся, в глазах загорелись огоньки веселья. Двадцать! Двадцать!

      – Себе. – Он пытался сдержать эмоции, но у него плохо получалось.

      С кислым выражением лица Родион снял карту и тут же бросил ее на стол – десятка. Вместе с тем, что у него уже было, получался конкретный перебор.

      – Фартовый ты, – хрипло проговорил он, собирая все карты в колоду. – Завтра на твое счастье копать пойдем. Как работа начнется, так сезон и проведем. Все. Давайте спать ложиться.

      Филипп сыграл бы еще, но спорить не стал: грядущий день обещал быть тяжелым и трудоемким. И вправду нужно было отдыхать.

      Когда свет был погашен и все свободные старатели разлеглись по своим койкам, Филипп нащупал в боковом отделении рюкзака глазные капли и щедро смочил ими кажущуюся сухой поверхность контактных линз. По-хорошему их нужно было снять перед сном, но Филипп почему-то постеснялся и пообещал сам себе на следующую ночь все сделать, как положено.

      Снились ему отвратительные вещи: будто линзы вдруг стали невероятно большими, остекленевшими и совсем не влезали в глаза. Он шумно ворочался и стонал, но богатырскому сну остальных пяти человек все эти звуки нисколько не помешали.

2. Новый знакомец

   Филипп проснулся первым. Он взглянул на часы – половина шестого. Все вокруг мирно спали да еще похрапывали негромко. Филипп продрог: с вечера печку растопили плохо, и теперь в палатке было довольно-таки свежо. Верхние веки буквально прилипли к тоненьким пленкам. Или наоборот – это было уже не важно: Филипп щедро залился каплями. Он торопливо натянул на футболку растянутую байку, сунул ноги в ботинки и, завернувшись в одеяло, побрел по росе по направлению к горному склону. Очень хотелось в туалет, да еще с видом на красивый пейзаж.

      Склон был каменистым, отвесным, в самом низу, гордо демонстрируя бугристое дно, сверкала горная река, прозрачная и чистая. Совсем рядом располагался его участок: повезет или не повезет с землей? Да или нет? Сейчас Филипп не мог ответить на этот вопрос.

      На обратном пути он решил обойти усадьбу с другой стороны: нужно же было изучить обстановку. Рыжие ботинки успели покрыться темными каплями от росистой травы. Ветра не было, но Филипп нисколько не согрелся и продолжал кутаться в одеяло, то и дело упрямо соскальзывающее с его сутулых плеч.

      Во внутреннем дворике стоял пустой большущий вольер – очевидно, для охотничьих собак. А невдалеке, на площадке, усыпанной светлым песком, незнакомец на брусьях выполнял «горизонт». Обнаженный по пояс, в простых тренировочных штанах и кроссовках, он стоял на выпрямленных руках, вытянув сильное тело вдоль металлических перекладин.

      Филипп не решился ему мешать, а просто остановился на подходе, под березой, прислонившись к ней плечом и с удовольствием наблюдая за тем, как этот человек ловко исполнял позицию, а потом резво спрыгнул на землю, при этом вовсе не запыхавшись.

      – Наблюдаешь? – поинтересовался тот, уперев руки в бока.

      – Воздухом дышу, – отозвался Филипп, отделяясь от березы и неторопливо подходя к молодому человеку.

      – Олег. – Протянулась рука для знакомства, крепкая и горячая рука настоящего воина.

      – Филя. – Филипп вытащил из-под складок одеяла свою окоченевшую кисть.

      – Тебя что, жизнь п-п-покидает? – заикаясь, безо всякой улыбки заметил новый знакомый, слишком крепко сжимая бледные пальцы.

      Филипп промолчал.

      Олег был высоким, мосластым парнем в просто замечательной физической форме. Разглядывая его привлекательные рельефы, Филипп с горечью подумал о том, что этот Олег наверняка отслужил в армии, а он, Филипп, инвалид, потому что у него «глазик болит». Филиппу стало неловко от этой мысли, и он покраснел, переводя взгляд на высокий турник и шведскую стенку.