Текст книги "Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)"
Автор книги: Луи Жаколио
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)
XI
Драматические произведения париев
СРЕДИ ПАРИЕВ ЕСТЬ ТРУППЫ СТРАНСТВУЮЩИХ комедиантов, так называемых домбару, которые чаще всего сами же и сочиняют весь свой репертуар. Но есть у них и древние драматические произведения, есть и списки этих произведений. Об их общем характере мы уже говорили: они нестерпимо неприличны. Из множества этих образчиков ярко порнографической литературы мы выбираем один, который после некоторой чистки и исключений еще может предстать перед европейской публикой. Правда, в нем волей-неволей пришлось оставить некоторую «смелость» мысли; но читатель должен стать на надлежащую точку зрения для суждения об этих столь чуждых ему произведениях Востока. Он не должен забывать, что перед ним развертывается картина совсем особенных нравов, склада жизни, и что если он хочет ближе рассмотреть эту картину, во всяком случае любопытную, то ему надо кое с чем смириться.
БРАХМА И НАУЧНИ
Фарс в двух частях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Супрайя – старый, скупой и распутный брахман.
Рангин – музыкант при погребальных шествиях, бродяга, обычно шатающийся по площадям и торжищам.
Марьяма – научни (баядерка, танцовщица).
Котуал – смотритель базарной полиции.
Маттар – деревенский староста.
Тотти – деревенский стражник, исполнитель приговоров.
Толпа купцов и торговок, нищих, факиров.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Улица брахманов в одном местечке. Супрайя, Рангин, Котуал, Тотти, толпа.
Супрайя (выбегает из своего дома). Айо, айо! Меня обокрали, унесли мои деньги!
Рангин (в отдалении поет).
Красавицы-девицы,
Не закрывайте волосами ваших прелестей,
Когда на вас смотрят юноши…
Супрайя. Мои деньги, мои деньги, мои деньги! Мои сокровища!.. Десять коп [20]20
Копа – маленькая мера жидкости, около одной сотой доли ведра. – Примеч. перев.
[Закрыть]святой воды тому, кто вернет мне мои сокровища!
Рангин (выходя на сцену). Что это за старый дурень кривляется и орет на улице?
Супрайя. Сто менгани [21]21
Менгани – мера сыпучих тел, около четверти фунта. – Примеч. перев.
[Закрыть]риса тому, кто мне укажет вора!
Рангин. Э, да это почтенный Супрайя. Как это он до сих пор не пьян!
Супрайя. Кто мой вор, кто мой вор, кто мой вор?!
Рангин. Привет тебе, честный служитель Шивы!
Супрайя. Ты не видал его?
Рангин. Кого?
Супрайя. Не знаешь ли ты, кто он?
Рангин. О ком ты говоришь?
Супрайя. Да уж не ты ли помогал ему?
Рангин. Я думал, он еще трезв, а он уже насосался каллу по горло!
Супрайя (хватает его за руку). Караул, караул! Я поймал вора!
Толпа (вбегая на сцену). Кого это схватил почтенный брахман?
Торговка. А, это Рангин, беспутный малый из Пунеара, тот, что играет на трубе при похоронах.
Один из толпы. И который по вечерам водит приезжих по веселым местам.
Супрайя. Хватайте его!.. Он меня обокрал!
Рангин. Первого, кто меня тронет, я тресну вот этим башмаком! [22]22
Удар обувью считается у индусов самым тяжким оскорблением. – Примеч. перев.
[Закрыть]
Хор пьяниц.
Когда наше чрево налито араком,
Песни сами собой выливаются из нас…
Здравствуй, Супрайя! Ты сегодня еще не пьян?
Супрайя. Помогите мне отвести его к Котуалу, он меня обокрал!
Пьяницы. Твоя казна, Супрайя, ведь это тот сок, который разливают по бродильным сосудам. Так ты, Рангин, выпил его казну?..
Рангин. Как его обокрадешь, этого старого дурака?.. У него не найдется ни гроша во всем доме!
Толпа. Ай, ай! Можно ли так отзываться о брахмане?
Пьяницы. Пойдем к торговцу каллу, Супрайя! Там ты найдешь свое пропавшее сокровище! (Поют.)
Когда наша утроба налита араком,
Песни сами собой льются из нас,
И все девушки нам кажутся красавицами.
Боги променяли бы свой бессмертный напиток
На божественный арак!..
Толпа. Зачем тут шатаются эти бродяги? Ведь они едва на ногах держатся!
Супрайя (со слезами). Не давайте убежать этому вору!
Пьяницы (поют).
Толпа. Берись за дубины, братцы! Выгоним отсюда эту сволочь, чтобы она не шумела на улице!
Супрайя. Мой вор, мой вор!
Пьяницы. Не трогайте дубин, почтеннейшие торговцы бетелем, медом и маслом, если не хотите, чтоб вас самих здорово отдули на глазах у ваших целомудренных супружниц.
Котуал (выходя на сцену). Что за шум? Что за крики?
Супрайя. Господин Котуал, прикажите схватить моего вора!
Толпа. Господин Котуал, прикажите отвести в кутузку всех этих шалопаев, нарушающих наш покой.
Пьяницы. Господин Котуал, заставьте молчать всех этих ревунов; мы шли своей дорогой, а они нас оскорбляют!
Котуал. Ну, ну! Нечего разговаривать, вы, пьяницы!
Все разом. Господин Котуал, задержите моего вора!.. Господин Котуал, отведите в кутузку!.. Господин Котуал, заставьте молчать!..
Котуал. Замолчите все! Пусть первый говорит этот почтенный брахман!
Супрайя. Господин Котуал, я зарыл двадцать пять пагод, в углу, у себя в доме, а сегодня утром, когда вернулся домой после омовения, смотрю – нет ничего!
Котуал. Двадцать пять пагод, сумма крупная… Да не осталось ли там чего, в ямке-то?..
Супрайя. Только три монеты!
Котуал. Дай их мне, честной подвижник! Надо их тщательно осмотреть.
Пьяницы. Вот это самое лучшее помещение для твоих капиталов, Супрайя. Теперь уж у тебя остатка не украдут, будь спокоен!
Котуал. Что это значит?
Пьяницы. Передайте-ка нам эти пагоды, господин Котуал. Мы их тоже тщательно осмотрим!
Котуал. Молчать! Я вас уморю под палками!
Пьяницы. Эти деньги будут целее в наших руках, чем в ваших, глубокочтимый Котуал. Вы теперь натощак, а мы уже готовы!
Котуал. Вы дорого заплатите за вашу дерзость! Эй, Тотти!
Тотти (входя). Здесь я, господин Котуал.
Котуал. Отведи всех этих людей в кутузку!
Пьяница. Пусть-ка этот дурень попробует дотронуться до коммути! [24]24
Каста купцов с Малабарского берега. – Примеч. перев.
[Закрыть]Мы ему все ребра пересчитаем, да и тебе заодно, Котуал!
Котуал. Вы коммути? А я вас и не распознал под слоем шафрана, покрывающим ваши лица… Привет вам, господа коммути!
Толпа. Привет, привет вам, господа коммути!
Котуал. Ну, значит, этот молодец у нас за все и поплатится!
Супрайя. Это вор! Он меня обокрал!
Котуал. Я уже давно слежу за тобой, Рангин, и сегодня ты получишь воздаяние за все!
Рангин. Как? Вы слушаете этого старого дурака?
Котуал. За эти слова ты получил лишний десяток дубин.
Супрайя. Это вор! Это вор!
Котуал. Зачем ты очутился тут на улице в такой ранний час? Что может тут делать в такое время человек твоей презренной касты?
Рангин. Я возвращался с похорон, а этот пьяница вдруг на меня напал и начал орать, будто я обокрал его.
Котуал. Ты опять за то же?
Рангин. Ты сам видишь, что он сейчас, утром, пьянее, чем ты бываешь к вечеру!
Пьяницы. Браво, Рангин!
Толпа. Неужели его нельзя заставить замолчать?
Котуал. Он осмеливается оскорблять смотрителя базарной полиции!
Рангин. Ты иди, лучше, да будь смотрителем в собственном доме. Там ты усмотришь, что все серьги, браслеты, кольца, ожерелья у твоей жены, сестер и дочерей добыты от гульбы с молодыми и богатыми коммути.
Котуал. Ну, Тотти, нечего зевать, бери этого человека и веди его…
Маттар (выходит на сцену, в сопровождении полицейских). Что тут такое, Котуал? Что тут за шум, из-за которого я не доспал сегодня несколько часов?
Котуал. Да вот, тут Рангин разбушевался…
Маттар. А, Рангин?.. Дать ему десять палок!..
Рангин. Господин Маттар!
Маттар. Пятнадцать палок!
Котуал. Он осмелился…
Маттар. Двадцать палок! И сейчас же, немедленно!.. (Уходит. Полицейские хватают Рангина и уводят).
Котуал. Ага, теперь ты примолк, Рангин, прикусил язычок!
Рангин (уводимый полицейскими). Это пока только дождь, а вот погоди, придет и гроза; тогда поглядим, на кого упадет град. (Полицейские уводят его.)
Супрайя. А мои три пагоды, господин Котуал? Вы их еще не подвергли осмотру?
Котуал. Я их беру в возмещение расходов по задержанию преступника.
Пьяницы. Пойдем с нами пить, Супрайя! Утешь свое горе араком, Супрайя! (Уходят с пением.)
Супрайя. Айо, айо!.. Кто теперь защитит меня против двух воров!..
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Кокосовая роща вблизи проезжей дороги.
Рангин. Так смотри же, Марьяма, если хорошо разыграешь всю эту штуку, получишь от меня пять пагод, как мы уговорились.
Марьяма. Хорошо, будь спокоен.
Рангин. Вот и Супрайя! Я теперь спрячусь.
Супрайя (выходя на сцену). Это что за красавица?.. А какие у нее губки! Точно цветочки!.. Куда это ты спешишь, красавица, со своей посудинкой?
Марьяма. Иду за водой к Неллурскому ручью.
Супрайя. Да зачем же так далеко ходить? Ведь тут недалеко отличный источник.
Марьяма. Разве ты не видишь, господин брахман, что говоришь с девушкой отверженной касты, которая не имеет права брать воду из источников?
Супрайя. Твои очи прелестнее лепестков голубого лотоса! Из уст твоих источается сладостное благовоние! Такая красавица, как ты, достойна быть дочерью брахмана.
Марьяма. Отойди от меня, достопочтенный брахман! Ведь если увидят, что ты со мной разговариваешь, тебя изгонят из твоей касты, ты сам это знаешь.
Супрайя. Не бойся ничего. Тут место пустынное, никто не увидит, не услышит.
Марьяма. Я не могу терять время. Моя мать ждет воду, готовить ужин.
Супрайя. Пойдем-ка лучше вот в эту рощицу, побеседуем там, проведем время!
Марьяма. Я не могу. Меня не могут ждать. Брат придет за мной сюда, увидит…
Супрайя. Я понимаю, тебе больше нравятся молодые. Но не пренебрегай стариками! За ними опыт жизни! [25]25
Все это место в переводе насколько возможно сглажено. Точный перевод невозможен. – Примеч. авт.
[Закрыть]
Марьяма. А чем ты меня вознаградишь?
Супрайя. О, красавица! Знай, что брахманы умеют так награждать, что боги завидуют.
Рангин (из своей засады). Ах ты, старый мошенник!
Марьяма. У нас дома часто и рису не бывает.
Супрайя. У меня есть немного мелочи, я тебе отдам ее. Да еще дам тебе ладанку, которая была погружена в священную воду Ганга и исцеляет от лихорадки.
Марьяма. Дай мне также твою одежду.
Супрайя. Как же я вернусь домой без одежды?
Марьяма. Ну, как хочешь. Дашь – пойду с тобой, а нет – не пойду. (Супрайя дает ей одежду. Она быстро ее комкает и с хохотом убегает.)
Рангин (выходя на сцену). Доброго здоровья, Супрайя! О-о, да в каком чудесном костюме ты прогуливаешься!
Супрайя (прячась за кокосовый лист). Ты зачем тут, бродяга?
Рангин. Пришел отдать тебе долг – двадцать палок, которые получил сегодня утром.
Супрайя. Как, ты осмелишься поднять руку на брахмана?
Рангин. Подниму на самого Вишну, коли он меня ударит. А кроме того, я дам тебе еще лишних двадцать палок за то, что ты обидел мою сестру Марьяму.
Супрайя. Ты смеешься надо мной? Бить брахмана за девку презренного племени париев!
Рангин. А сам я кто? Разве не пария?
Супрайя. Пусти меня, Рангин. Я тебе подарю лучшую козу из моего стада.
Рангин (бьет его). Пока что получи-ка вот это! У меня, брат, разговаривать времени нет!
Супрайя. Айо, айо, айо!.. (Убегает. Рангин бежит за ним и все время колотит его.)
Пьяницы. Что это за крики? Кто бы мог подумать, что тут, в этом месте, где раздаются лишь поцелуи, вдруг раздадутся крики!
Супрайя. Ко мне! Помогите! Подлый пария осмеливается бить брахмана!
Пьяницы. Э, да это старый Супрайя! Что это ты вздумал прогуливаться без всякой одежды?
Супрайя. Защитите меня от парии!
Пьяницы. Рангин не пария. Он из касты ядавов. [26]26
Рангин нарочно сказал Супрайе, что он пария, чтобы усилить оскорбление. – Примеч. авт.
[Закрыть]
Рангин. Я вернул ему те палочные удары, которые он мне подарил сегодня утром, да добавил еще два десятка за то, что он приставал к моей сестре.
Пьяницы. Радуйся же, Супрайя! Ведь он тебе вернул твое сокровище! (Уходят с песнями. Брахман пользуется случаем, что никого нет, и быстро убегает.)
Котуал (выходя на сцену). Что это тут за шум?
Рангин (спрятавшийся за деревом). О Шива! Это ты мне посылаешь его! Я принесу на твой жертвенник десять чаш душистого масла!
Котуал. Наверное, безобразничают богатые коммути! Все еще не могут опомниться после своего праздника! (Входит Марьяма с кувшином на голове.)Что это за красавица? Можно подумать, что это дева – танцовщица из обители Индры! Куда это ты так спешишь, словно испуганная лань?
Марьяма. Поздно уже, тороплюсь домой, несу воду.
Котуал. Глаза твои пустили в меня стрелу любви. Сам Кама [27]27
Бог любви, индусский Купидон. – Примеч. перев.
[Закрыть]прельстился бы твоей красой.
Марьяма. Перестань, не говори мне таких непристойных слов.
Котуал. Дай мне цветок из твоих черных волос!
Марьяма. Что скажут мои подруги, если увидят, что я говорю с мужчиной в таком пустынном месте?
Котуал. Скажут, что напрасно ты бежишь от любви, которую внушила…
Марьяма. Я не понимаю твоих слов.
Котуал. Скажут, что ты должна погасить огонь, который зажгла.
Марьяма. Скоро наступит ночь. Пусти меня, мне надо идти домой.
Котуал. Пущу, но сначала ответь на мою любовь!
Марьяма. Увы мне! Что мне делать?
Котуал. Уступить моим мольбам!
Марьяма. Одних слов мало, чтобы доказать любовь.
Котуал. Вот, возьми этот перстень! На нем вырезаны буквы моего имени. Завтра ты мне его вернешь, и я его выкуплю у тебя за двадцать пагод.
Марьяма. Нет, я лучше оставлю его у себя.
Котуал. Нельзя, это мой должностной знак, я не могу его отдать тебе.
Марьяма. Ну, дай мне его, и я согласна… (Котуал отдает ей перстень, а Марьяма, взяв его, с хохотом убегает.)
Рангин (выходит из засады). Здравия желаю, господин Котуал.
Котуал. Ты тут зачем очутился, бездельник?
Рангин. Да вот, пришел вам отдать эту дубинку, которую вы забыли сегодня утром на базарной площади.
Котуал. Я с тобой балагурить не желаю, и если ты осмелишься со мной так разговаривать, так я тебя вздую еще покрепче, чем утром!
Рангин. Я и не думаю балагурить, а говорю очень серьезно. И я вам верну не только дубину, но и двадцать ударов, да к ним прикину еще столько же за то, что вы приставали к моей сестре.
Котуал. Я тебя завтра уморю под дубинами.
Рангин. Завтра ты дорого мне заплатишь за то, чтоб я тебе вернул твой перстень. Ну, а пока что вот тебе старый долг, получай! (Бьет его дубинкой.)
Котуал. Айо! Айо! Айо!..
Пьяницы (выходя на сцену). Что за шум? Что за крики?.. Ах, да это сам господин Котуал! Здравствуйте, господин Котуал!
Котуал. Господа коммути! Помогите мне, защитите меня от этого бродяги!
Пьяницы. Рангин вовсе не бродяга. Он добрый малый. Он аккуратно платит свои долги и трубит на трубе для мертвых и живых.
Котуал. Сейчас же пойду прямо к судье!
Пьяницы. Иди, иди, да торопись, господин Котуал! Скажи ему, кстати, что мы сидели тут, спрятавшись, и все видели, как ты отдал свой перстень красавице Марьяме.
Котуал. Пропала моя голова!
Рангин. Ничуть! Можно все это дело закончить по хорошему. Ты примешь полным числом палочные удары, а я от тебя приму завтра полсотни пагод и отдам тебе твой перстень.
Пьяницы. Вот это так! Никому не обидно. Пойдем с нами, Рангин, повеселимся вместе!
Рангин. Прощайте, господин Котуал! Дождь перестал, пошел град! (Пьяницы уходят с песнями.)Ну, Марьяма, получай свои пять пагод, ты ловко обделала дело! А теперь пойдем в рощу. Там все твои подруги и коммути, и с ними золото, и арак, и каллу! Идем!
Питкернское преступление
Из воспоминаний о путешествии по Океании
Предисловие
В НАСТОЯЩЕМ РАССКАЗЕ ПЕРЕДАЕТСЯ правдивая история о бунте английских моряков на военном судне «Баунти» и их колонизации на острове Питкерне в Тихом океане, где их удалось обнаружить только спустя тридцать лет, когда преступление уже покрылось давностью.
Все малейшие детали этого необычайного приключения взяты мною как из корабельного журнала, так и из дневника одного из участников этой драмы, гардемарина Янга.
На Питкерне мне пришлось побывать дважды, а именно в 1868 и в 1871 годах, когда я жил на острове Таити. Мне не довелось застать в живых старого Адамса, служившего матросом на «Баунти», а потом патриархально управлявшего колонией, но после него остались многочисленные внуки. Один из них, плотник Бембридж, работал у меня над постройкой дома в долине Фаатаца. И не проходило дня, чтобы я не завел с ним разговора об этом интересном событии, о котором он знал массу мельчайших подробностей от своей матери, дочери Адамса.
Таким образом, я имел возможность к официальным фактам прибавить еще сведения, сохраненные преданием.
О причинах бунта в официальном сообщении говорилось глухо, и они были объяснены раздорами, возникшими между командиром и его помощником, двумя старшими офицерами судна. Но истинное происхождение этих распрей, которые привели к катастрофе, так и осталось тайной Адмиралтейства.
Закинутые по воле Провидения на маленький остров, едва известный мореплавателям, помощник капитана Флетчер Крисчен и простой матрос Джон Адамс, которых несчастье сравняло в положении, часто вели продолжительные и откровенные разговоры. Особенно же Крисчен любил рассказывать о том несчастном стечении обстоятельств, которое привело его к катастрофе, его, которого ожидала блестящая будущность. Кто знает, быть может, в этих искренних излияниях о перенесенных страданиях он думал найти успокоение для своей исстрадавшейся души.
Именно благодаря этим продолжительным беседам я и имел возможность узнать от детей тех, кто играл в питкернском преступлении главные роли, самые сокровенные стороны этой драмы.
Всякий, прочитавший приводящееся здесь повествование, может убедиться, что на этих страницах бушуют более сильные страсти, чем те, которые описываются в романах.
Сохраняя для этих происшествий форму рассказа, наиболее подходящую в данном случае, я попутно укажу на нравы, верования и обычаи малоизвестных стран, где происходили описываемые события. Питкернское преступление будет служить мне, так сказать, рамкой при описании этих картин.
I
Отъезд. – Уильям Блай и Флетчер Крисчен. – Роковая дуэль. – Смерть Эллен.
В ДЕКАБРЕ 1787 ГОДА, К КОТОРОМУ ОТНОСИТСЯ начало нашего рассказа, в порту Плимут оканчивалось снаряжение английского брига «Баунти», который должен был идти по приказу правительства к островам Полинезии, чтобы взять оттуда хлебные деревья и всевозможные виды растений, произрастающие на островах этой части океана с целью акклиматизации их в британских владениях в Вест-Индии. Это судно, несмотря на небольшое водоизмещение, – всего двести пятьдесят тонн, – было построено прочно и отличалось прекрасным ходом, благодаря чему многие капитаны добивались чести командовать этим судном, тем более что подобное специальное поручение, с которым посылался бриг, сулило после возвращения многочисленные почести и солидное вознаграждение.
Экипаж был набран из самых лучших моряков, а Лондонское Королевское общество само указало ботаника и садовника, которые должны были отправиться вместе с экспедицией. Был уже назначен и высший судовой состав, который состоял из трех офицеров и стольких же гардемаринов, лейтенанта, штурмана и доктора; и бриг уже полностью подготовили к дальнему плаванию, а командира и его помощника все еще не могли выбрать среди той массы кандидатов, которые буквально осаждали Адмиралтейство с просьбой о назначении, как будто бы дело шло о назначении командующего целой эскадрой.
Двадцатого декабря наконец последовал приказ о назначении командиром судна лейтенанта Уильяма Блая, по указанию которого старшим офицером был назначен мичман Флетчер Крисчен, а двадцать пятого числа того же месяца бриг «Баунти» на всех парусах летел по водам Ла-Манша.
Уильям Блай был человек образованный и энергичный, но из-за резкого характера его скорее боялись, чем любили, и только один Флетчер Крисчен был рад совершить плавание под его начальством. Он уже не раз плавал с Блаем, своим бывшим школьным товарищем, и был убежден в счастливом исходе путешествия. И это убеждение имело тем больше оснований, что на всех судах, на которых им приходилось вместе совершать плавания, они всегда оставались приятелями, несмотря на разницу в чинах, так как оба были субалтерн-офицерами, [28]28
Субалтерн-офицер – лицо младшего офицерского состава.
[Закрыть]и Блай никогда не имел случая показать свою власть над своим приятелем.
Что же касается Крисчена, то, несмотря на то что он имел характер более мягкий, он отличался такой же решительностью и энергией, как и командир «Баунти». Несомненно, что Флетчер Крисчен и Уильям Блай, имевшие так много общего между собой, рано или поздно должны были столкнуться.
Дальше будет рассказано об одном обстоятельстве из их прошлой жизни, которое, казалось, должно было бы предохранить их от этого столкновения, и в то же время читатели поймут, как могло случиться, что при первом же недоразумении их дружба рассеялась, как дым.
Удивительная вещь: океан, который человек покорил только для того, чтобы быть его постоянной игрушкой, оказывает на характер человека такое же влияние, как на судно, которое отдается на волю его волн.
Тем, кому приходилось совершать большие морские переходы без всяких остановок, знакомо то чувство, которое я назову нравственной морской болезньюи которое вызывается оторванностью от суши, одиночеством, узким кругом общения и однообразием впечатлений; тогда судно является настоящей морской тюрьмой, угнетающе действующей на человека. Самые уравновешенные люди становятся нервными, раздражительными, и бывает достаточно ничтожного повода, чтобы разгорелись страсти. Если вы моряк, то вам это знакомо, хотя вы и не смеете сознаться, но всякий другой, будь он служащий или пассажир, томится по земле, один вид которой буквально возрождает его. Я не буду спорить с поэтами, утверждающими, что нет ничего прекраснее бушующего моря или солнца, закатывающегося или выходящего из волн; по-моему, они правы, но только с той лишь оговоркой, что смотреть на эти величественные картины хорошо с суши. Человек не приспособлен для постоянной жизни в воздухе или на воде, и если ему и удастся временно изменить условия своего существования, то только ценой нравственных и физических страданий. Надо сознаться в этой истине и не восхищаться морем из чувства рабского подражания. В течение моих десятилетних скитаний по белу свету мне не раз приходилось бороздить по всем направлениям воды океана и даже дважды на «Эриманте» едва не пришлось расстаться с жизнью на дне Индийского океана, если бы не случай, спасший нас от циклона; ездил я и на канакских лодках с местными туземцами на острова и островки Океании, и все-таки, несмотря на то, что должен был бы привыкнуть к морю, я всегда смотрю на него, как на опасную дорогу, которой приходится пользоваться лишь в силу необходимости.
Если существовал когда-нибудь тип старого морского волка, то он теперь исчезает… Нет более такого человека, который был бы беззаветно предан морю. Я знал нескольких моряков, действительно любивших свое дело, но должен сознаться, что большая часть из них только исполняла свой долг; они всегда предпочли бы морю уютный домашний очаг, особенно же старые морские офицеры, дослужившиеся до высоких чинов.
Если море разжигает страсти, то земля, наоборот, их укрощает, и нет, кажется, ничего любопытнее, чем наблюдать за кружком офицеров после продолжительного безостановочного плавания; старший офицер и доктор поссорились насмерть, лейтенанты и мичманы имеют в недалеком будущем несколько дуэлей, но стоит им только ступить на землю, как все устраивается к общему благополучию. Но случается и так, что забытые на суше обиды и оскорбления, оживленные продолжительностью переходов, вновь воскресают и ведут к катастрофе, которую трудно было ожидать в начале. Именно таким образом старое воспоминание о соперничестве должно было поссорить двух офицеров брига «Баунти», которые, казалось, были связаны теснейшими узами дружбы.
В то время, когда Блай и Крисчен приехали к своим общим знакомым в окрестности Глазго, в замок Эдвин, чтобы провести там несколько свободных месяцев, первый из них только что получил мичманские эполеты, а второй был еще гардемарином. Оба они начали ухаживать за девушкой из этого семейства, мисс Эллен, которая отдала предпочтение красивому и молодому гардемарину. Уильяму Блаю следовало бы поскорее уехать, чтобы постараться забыть свое горе, но он остался и только еще больше растравлял свою рану постоянным лицезрением счастливой молодой пары.
Однажды, когда свадьба Эллен и Крисчена уже была делом решенным и они все втроем катались верхом, Блай предложил скакать наперегонки до ближайшей деревни, находившейся на расстоянии девяти английских миль от них.
Предложение было принято, и спутники пустили своих лошадей во всю прыть. Мисс Эллен была прекрасной наездницей и, кроме того, сидела на чистокровной лошади, а потому уже через полчаса успела проделать две трети пути до деревушки Нортон. Крисчен не старался обогнать свою невесту и довольствовался тем, что скакал сзади, но Блай, разгоряченный быстрой ездой, забыл, что имеет соперником женщину, и, сделав отчаянное усилие, обогнал Крисчена и поравнялся с Эллен. В этот момент в вечерних сумерках прозвучали слова девушки, что она доскакала до первого дома деревни.
Блай довольно весело признал победу мисс Эллен и только выразил сожаление, что не может, как в древние времена, служить ей до конца своих дней.
Но тут счел нужным вмешаться Крисчен.
– Это поражение уж слишком бы походило на победу, дорогой мой, – сказал он.
В это время Эллен, умирая от жажды, удалилась на ферму, чтобы попросить стакан молока.
Друзья остались совершенно одни, и разговор не замедлил возобновиться.
– Мне кажется, что вы не судья в этом деле, Крисчен, да в конце концов не все ли вам равно, – проговорил Блай.
– Ну нет, извините.
– Так по какому же праву, объясните мне?
– Подумайте, каким тоном вы спрашиваете!
– Я еще раз спрашиваю, по какому праву вы вмешались?! – повторил Блай, повышая голос.
– По праву всякого порядочного человека – защищать свою невесту от подобных притязаний.
– Флетчер!
– Уильям!
– Вы, кажется, ищете повода к дуэли?
– А вы хотите сказать, что не боитесь ее?
– Пусть будет так! В котором часу?
– Как вам будет угодно.
– Где?
– Мне безразлично.
– Оружие?
– Ваше.
И молодые люди, дождавшись Эллен, как ни в чем не бывало отправились домой, перекидываясь по дороге шутками, и никто не мог бы подумать, что они только что условились драться.
На следующий день рано утром состоялась дуэль на шпагах. Противники одинаково хорошо владели оружием, и долго дуэль не имела никакого результата, когда наконец Крисчену удалось ранить своего друга в правую руку. Тот в бессильной ярости не согласился признать себя побежденным и схватил шпагу левой рукой, чтобы продолжать поединок, но тут вмешались секунданты и вопреки воле сражавшихся прекратили дуэль.
Однако Уильям отказался протянуть руку своему противнику и, раздражаясь все больше и больше, проговорил:
– Мы еще будем продолжать дуэль, как только я вылечусь.
– Как вам будет угодно, – отвечал Крисчен.
Затем они, мирно разговаривая, направились к замку Эдвин и договорились объяснить происхождение раны Блая простой случайностью.
Но каково было их горе, когда, придя в замок, они узнали от прислуги, что мисс Эллен после вчерашней поездки почувствовала себя настолько плохо, что слегла в кровать.
Доктор, немедленно вызванный к больной, объявил, что у нее острое воспаление легких, вызванное стаканом холодного молока, который она выпила после бешеной скачки.
Спустя три дня Эдвин-Холл погрузился в траур, и убитые несчастьем Крисчен и Блай проводили дорогие их сердцу останки до последнего жилища.
Все было забыто, и Крисчен с Блаем поклялись в вечной дружбе над дорогой могилой. Прошло уже десять лет после смерти Эллен, и друзья еще ни разу не нарушили своей клятвы. Блай уже успел жениться и давно был лейтенантом, когда его назначили командиром судна «Баунти» и обещали после успешного плавания произвести в капитаны. Что же касается Крисчена, оставшегося верным памяти Эллен, то он был только что произведен в лейтенанты и выбран Блаем себе в помощники.
Со времени трагического случая в Эдвин-Холле друзья не теряли друг друга из виду и по мере сил оказывали один другому разные услуги. Однажды случилось, что отец Крисчена, занявшись коммерческой деятельностью, разорился, ему грозило полное банкротство. Тогда Блай, помня свою клятву в верной дружбе, отдал все, что имел, отцу Крисчена и тем спас его от нищеты. Этот благородный поступок еще больше увеличил преданность и привязанность Крисчена к Блаю, и он, не колеблясь, согласился на предложение своего друга.
Несмотря на такую трогательную дружбу, для всякого, кто знал хорошо характеры обоих офицеров, не было тайной, что при первом же столкновении все узы, связывавшие их дружбу, сразу оборвутся. И если до сих пор ничто не омрачало их дружбу, то только потому, что никто из них не мог приказывать другому, но теперь, во время предстоящего плавания, образ Эллен рано или поздно должен был встать между ними. Сами они, конечно, были далеки от подобных предположений и не ожидали страшной развязки.
Таковы были характеры и прошлое этих людей, которых судьба как будто нарочно соединила для продолжительного плавания на одном судне.
