Текст книги "Кес Арут"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Шаг за шагом колонна двигалась к Алеппо. Шаг за шагом обессиленные люди падали, не в силах идти дальше. Часто их оттаскивали от дороги и убивали. А иногда и патронов на них жалели, оставляя их умирать медленной смертью.

Наступали сумерки, когда первые заключённые вступили в деревню, что находилась близ города Соуч. Колонну погнали к окраине и только там дали возможность устроиться на ночёвку.

Их изолировали сильной охраной от местных жителей, лишая возможности получить хоть какую-то помощь.

Мириам в темноте, которую едва освещал лунный свет, устроилась у стены полуразвалившегося сарая. Она убаюкивала ребёнка, пытаясь унять надрывный плач девочки. Но ничего не получалось. Ребёнок кричал не переставая. Дочь просила…она умаляла свою мать дать немного молока. Но молока не было. И ребёнок никак не успокаивался. Мириам охватила сильная тревога. Ребёнок посинел. Страшный признак. Мириам осознала, что теряет свою дочь. Ещё немного и она умрёт,…её необходимо было срочно покормить. Время не было совсем.

– Задушить её? – раздался рядом с ней тихий голос отца.

И отец и дочь не замечали турецкого солдата, который остановился как вкопанный, услышав слова Констандяна.

Констандян опустился на колени перед дочерью и протянул руки.

– Я больше не могу смотреть на её страдания, – горестно произнёс он, – дай я задушу её. Дай её мне, Мириам.

– Отец, – тихо произнесла Мириам. Она взяла его за руку одной рукой, второй по-прежнему пытаясь успокоить дочь.

Констандян уткнулся ей в ноги и зарыдал.

– Прости меня…прости…прости, Мириам…я не смог…не смог….мне было страшно…я не смог даже тогда…когда стреляли в моих внуков…не смог… когда моя жена и сыновья остались умирать на дороге…не смог…они страдали а…я, я бросил их…всех бросил…потому что боялся умереть…я не смог защитить свою семью…не смог… как я смогу жить, Мириам…как?

Плечи Констандяна сотрясались от рыданий. Вся его душа изливалась в этих непрекращающихся слезах. Мириам гладила его по голове, пытаясь успокоить.

– Отец…помоги мне, – неожиданно попросила Мириам.

– Я сделаю всё…всё, что ты скажешь, – Констандян попытался взять себя в руки и начал вытирать всё ещё капающие слёзы.

– Всё?

Слабый лунный свет осветил глаза Мириам. В них светилась …вера…вера и самоотверженность. Констандян был потрясён и не понимал этого взгляда, пока не услышал слова свои дочери.

– Помоги мне накормить дочь!

– Но как? Как? – прошептал в смятении Констандян. – Откуда мне взять молока? Везде охрана. Я не успею сделать и нескольких шагов…как меня убьют!

Вместо ответа, Мириам протянула ему правую руку.

– Мой ребёнок умрёт, если я его не накормлю. Её жизнь дороже моей. Помоги, отец…

– Что? Что? – закричал Констандян.

Сразу после этого раздались окрики солдат, приказывающих замолчать.

Ребёнок продолжал надрывно плакать. Мириам с нежностью поцеловала её в лоб и снова протянула отцу правую руку.

– Вскрой мои вены. Я накормлю её кровью.

– Нет, Мириам, нет…

– Отец…ты обещал помочь мне…

– Я не буду тебя убивать, нет, – с неожиданной твёрдостью ответил Констандян, – ты не выдержишь этого. Ты умрёшь, если я это сделаю,…пусть лучше моя кровь прольётся.

– Нет! – в голосе Мириам прозвучала непоколебимая твёрдость. – Сделай, отец или я снова назову тебя трусом.

– Мириам, – Констандян прижался губами к её руками, – но как? Как? У меня нет ножа…нет ничего острого…как я это сделаю?

– Зубами отец.

– Зубами?

– Не медли, иначе она умрёт.

– Как ты скажешь, так и будет…так и будет… – в следующее мгновение Констандян вцепился зубами в протянутую руку дочери. Мириам издала стон, но тут же сжала зубы. Через несколько мгновений она с глубоким облегчением прижала кровоточащую руку к губам дочери. Всё ещё всхлипывая, девочка прижалась губками к материнской руке.

– Спасибо, отец, – прошептала Мириам, с любовью глядя на дочку, которая с таким упоением сосала материнскую кровь.

– Мириам! – Констандян сел рядом с ней и обнял, как когда-то в детстве. – Мириам, дочь моя. Я остался совсем один…совсем один. Но ничего…и мне недолго осталось…скоро я приду к вам…и может тогда мы сможем снова собраться вместе…

– Конечно, отец, конечно, – Мириам положила голову ему на плечо и закрыла глаза, – мы послушаем, как ты ругаешь маму…и как она в ответ незаметно строит тебе гримасы…

– А я ведь не знал, что она так делает…не знал…я никогда больше этого не увижу!

– Отец?

– Что, моя Мириам?

– Ты спасёшь мою дочь?

– Если это будет в моих силах, Мириам…

– Только дойди с ней до Алеппо. Там отдай её в какой-нибудь приют. Только так девочка выживет…

– Хорошо, Мириам. Хорошо. Всё будет хорошо…всё будет, как ты скажешь…

– И не забудь…отец, – Мириам уже с трудом давались слова. Глаза поневоле слипались. Неудержимо тянуло ко сну. – Не забудь…сказать…что это…дочь…Кес…Арута…он найдёт её…обязательно…найдёт. Скажи…дочь…Кес …Арута…

– Скажу, Мириам…

– Обещай…что спасёшь…

– Мириам!

– Поклянись…мне…что моя…дочь…будет…жить…

– Я тебе клянусь! – раздался возле них голос.

Ни отец, ни умирающая Мириам, не могли понять, кому принадлежит дружеский голос. Рядом с ними появилась тень, а потом оба увидели, как перед Мириам на колени опустился солдат их охраны. О, Мириам сразу узнала его. Это был тот самый солдат.

– Ты жена Кес Арута? – тихо спросил он. – А у тебя в руках его дочь?

– Да… – только и могла выговорить Мириам. Полураскрытые глаза смотрели на солдата.

– Жизнью своей клянусь тебе, что доставлю ребёнка его отцу!

Мириам дотронулась до его руки.

– Я верю… тебе… в твоих…глазах была…боль… – мелькнул счастливый луч в глазах Мириам, а в следующее мгновенье её глаза закрылись. Констандян беззвучно плача, забрал ребёнка в свои руки.

– Подожди меня, – только и сказал солдат Констандяну.

Солдат сразу направился к офицерской палатке. Там все веселились. Кашлянув, солдат обратился к одному из офицеров.

– Там женщина умерла. Ребёнок грудной остался, да и старик с ним, уже издыхает, собака. Отведу обоих подальше и пристрелю. Заодно заставлю старика тело дочери забрать.

Эти слова услышал Мухаррем бей. С довольным лицом он похвалил солдата.

– Молодец! Можешь завтра отдыхать весь день. Выбери себе какую-нибудь армянку и веселись целый день. Потом нас нагонишь.

Солдат кивком поблагодарил начальника конвоя и, попросив разрешения, ушёл. Прихватив с собой немного еды, он отправился обратно. Констандян убаюкивал ребёнка в руках. К его плечу привалилось тело Мириам. Солдат снова опустился перед ней на колени и взял её руку. Пульса не было. Мириам была мертва.

– Я скоро вернусь, а ты пока поешь, – солдат протянул свёрток Констандяну. Тот в ответ отрицательно покачал головой.

– Возьми, прошу тебя. Тебе понадобятся силы…ешь. Я скоро.

Солдат ушёл. Констандян, глядя на лежащую в руках внучку, раскрыл свёрток. В нём лежал хлеб и немного мяса. Желудок отказывался принимать пищу, но Констандян заставил себя съесть содержимое. Вскоре вернулся солдат. Кроме винтовки в руках у него была лопата.

– Дай мне девочку, а сам возьми дочь, – так же тихо, как и раньше, сказал он.

Констандян молча передал ребёнка, а в следующую минуту взял на руки тело своей дочери и последовал за солдатом. Солдат вывел его за территорию охранения и повёл в сторону опушки леса, видневшегося недалеко от них. Они шли до тех пор, пока лагерь не скрылся из глаз. Увидев, что они отошли достаточно, солдат остановился и осмотрелся. Шагах в двадцати стояло огромное дерево. Солдат направился туда. Констандян пошёл за ним следом. У дерева солдат остановился и повернулся к Констандяну.

– Положи дочь!

Тот повиновался. Нагнувшись, он бережно положил Мириам возле дерева. Солдат передал ему внучку. Констандян взял её на руки. Сразу после этого солдат бросил винтовку, снял с себя верхнюю часть формы и взялся за лопату.

– Где вы жили? – тихо спросил у Констандяна солдат.

– В Эрзеруме! – так же тихо выдавил из себя Констандян.

– Похороним её так, чтобы она могла смотреть туда, где находится её дом.

Вслед за этими словами солдат начал копать могилу. Два часа он, не переставая, копал и копал. Закончив, он взял Мириам и с ней вместе опустился в могилу. Солдат бережно уложил её, и немного постояв над её телом, выбрался из могилы. Констандян стоял на краю могилы, пока солдат забрасывал её землёй. Слёз у него больше не было. Солдат не прекращал трудиться. Соорудив над ней бугор, солдат срезал несколько толстых веток и, достав из кармана верёвку, начал их перевязывать. Соорудив крест, он воткнул его у края могилы. Солнце уже поднималось с востока, когда он закончил. Солдат подошёл к винтовке и снял с неё штык. Затем подошёл к дереву и начал что-то вырезать. Закончив, он встал на колени, лицом к востоку и начал молиться. Констандян подошёл к дереву и прочитал надпись, сделанную на турецком языке.

«Во имя аллаха, не оскверняйте эту могилу!

«Здесь лежит прекраснейшая из женщин»

«И достойнейшая из матерей»

Закончив молиться, солдат поднялся и подошёл к Констандяну.

– Запомни это место, – сказал он, указывая на могилу, а потом, поднимая руку кверху, добавил: – Это дерево твоей дочери.

– Дерево Мириам, – тихо произнёс Констандян.

– Пора идти. Времени у меня немного. Надо будет возвращаться.

– Кто ты, солдат? – Констандян задал этот вопрос, с глубокой благодарностью глядя ему в глаза.

– Какое это имеет значение. Для вас я всегда буду оставаться тем, кого вы с ненавистью называете «Турок».

Вскинув винтовку за плечо, солдат взял у него из рук ребёнка и, повернувшись, зашагал в сторону деревни.

Глава 22

22 августа 1915 года

Город Карс. Российская империя.

Семья Аршавира Констандяна обедала, когда услышала за воротами конский топот. Вслед за ним раздался стук в дверь.

Констандян отправил десятилетнего сына открывать дверь. Мальчик открыл дверь и сразу залюбовался человеком, который пришёл к ним в гости. Человек был одет в серую форму. Форму перепоясывала портупея. Слева у него висела сабля. Справа кобура, из которой выглядывала рукоять револьвера.

– Кто пришёл? – раздался голос Констандяна.

– Дядя военный, – ответил мальчик.

– Военный?

Через минуту после этого возгласа, сам Констандян вышел из дома и подошёл к дверям. Он с удивлением смотрел на молодого военного.

– Я Арут! – негромко представился военный.

– Какой Арут? – не понял Констандян.

– Я женат на Мириам. Дочери вашего брата.

– Арут? Кес Арут? – Констандян в себя не мог прийти от изумления. Он бросился обнимать Арута и при этом постоянно приговаривал:– Какое счастье тебя видеть живым и здоровым. Цовик, Софа… – крикнул он жене и дочери, – накрывайте на стол…наш Арут приехал…какая радость…какая радость!

– Арут? – сразу раздались два женских голоса, а вслед за ними показались дородная женщина и молодая, лет шестнадцати, девушка. Они тут же подошли к Аруту и по очереди обняли. Старшая с радостной улыбкой, а младшая…сильно краснея.

Арут был смущён столь тёплым приёмом. Он без вопросов и слов последовал за радушными хозяевами в дом. Стол был накрыт в течение нескольких минут. Поставили всё, что только было в доме.

– Вино хорошее, Арут джан, – Аршавир Констандян кивнул на стоявший кувшин, – сам сделал. Вкус…просто с ума сойти.

Жена с дочерью тоже сели за стол. Сын стоял чуть в стороне и с явным любопытством смотрел на Арута.

Налили вино в чаши и молча выпили. Сразу после этого, Арут обратился с вопросом к Констандяну.

– У вас нет вестей от брата?

– Нет. Ничего нет, – Констандян сразу расстроился, – сколько времени прошло. А от них ни одной весточки не получил. Не знаю, что и думать…

При этих словах Арут немного побледнел.

– Я надеялся, что хотя бы вы знаете, где они. Я уже не могу, – признался Арут с глубоким отчаянием, – не могу. Всюду их ищу,…всех спрашиваю. Никто ничего не знает. Как будто исчезли совсем. Сердце болит, дядя. А вдруг с ними что-то случилось? А вдруг они не перешли через границу? А вдруг их турки угнали куда-нибудь? Я с ума сойду от этой неизвестности…

– Ну, ну Арут джан, – приободрил его Констандян, – не стоит так расстраиваться. Вот увидишь, ты обязательно найдёшь свою семью.

– Дай-то бог. Дай-то бог, дядя Аршавир…но не будет мне покоя, пока не узнаю, что с ними. Ведь я даже не знаю, кто родился. Мириам была на сносях, когда я уехал. Не знаю, как прошли роды? Здоров ли ребёнок? Здорова ли Мириам? Спать не могу… – Арут расстегнул верхнюю пуговицу кителя. – Как глаза закрою, сразу Мириам вижу…протягивает ко мне руки и говорит: «Арут, что же ты бросил нас?» Невыносимо это…

Все молча смотрели на переживания Арута. Особенно дочь Констандяна, Софа. Она с такой нежностью и болью смотрела на него, словно понимала, что у того творится на сердце.

– Пойду я…пойду дальше искать. Может, кто знает, где они…

– Посиди, – Констандян удержал Арута, – первый раз видимся. Такой дорогой гость. Нельзя так делать, Арут джан. Посудим немножко. Расскажи, как живёшь? Что делаете?

– Воюем с турками. Что ещё делать?

Констандян налил вина в чашу Арута и, усаживаясь на своё место, с уважением произнёс:

– Как ты воюешь, мы все слышали. Мои соседи только и говорят о тебе. Кес Арут сделал это. Кес Арут разбил турок там-то. Мы все гордимся тобой, Арут джан. Все.

Арут только покачал головой, а затем одним духом опорожнил вино.

– Всем помогаю, – сказал он, вытирая рукой губы, – только о своей семье ничего не знаю.

– Бог даст, узнаешь. Узнаешь. Всё будет хорошо, вот увидишь. Скоро все вместе соберёмся и будем праздновать. Будем целый месяц праздновать. Ни горя, ни печали, ни плохих вестей не будет. Только праздник. Выпьем за эти дни, Арут джан. Пусть они наступят побыстрее. Пусть больше никогда наш несчастный народ не узнает таких дней, как сейчас.

– Выпьем, дядя Аршавир. За это обязательно нужно выпить.

Арут вместе с ним снова выпил. После этого они ещё немного поговорили. Аруту чувствовал себя с ними очень хорошо. Он давно так не чувствовал себя. Но пора было возвращаться в отряд. Он встал и, поблагодарив, начал прощаться. Проводить его вызвалась Софа. Она проводила Арута до дверей и смотрела, как он вскочил на лошадь.

– Я буду молиться каждый день за твою семью, – с большим чувством сказала на прощание Софа, – и я буду молиться за тебя…Кес Арут!

Арут с признательностью кивнул девушке. А в следующую минуту дёрнул поводья, пуская коня лёгкой рысью. Софа ещё долго стояла и смотрела туда, где исчез всадник.

Арут неторопливо ехал обратно, в отряд. Мысли о семье отступили назад. Готовилось новое наступление на Эрзерум. Следовало обсудить все детали с руководством армянских добровольческих отрядов, которые находились в штабе русской армии. Арут этого ждал и готовился к нему очень долго. Его отряд, который уже насчитывал семьсот сабель, был прекрасно подготовлен. Все люди хорошо отдохнули. Кони были откормлены. Все ждали только одного – приказа к выступлению. Арут проигрывал в уме все возможные варианты развития будущего наступления. Он очень надеялся, что они скоро возьмут Эрзерум.

Размышляя таким образом, Арут подъехал к расположению штаба. Привязав коня к крыльцу, Арут собирался войти внутрь, но увидел Эгояна. Он поздоровался с Эгояном. Тот смотрел на него как-то странно.

– Ты чего так смотришь на меня, Ашот? – поинтересовался Арут. – Что, объявили день наступления?

– Нет, брат Арут. Нет, – совершенно тихо ответил Эгоян.

– Тогда что? – Арут едва ли не кричал. Взгляд Эгояна выражал…глубокое сочувствие. – Что, Ашот? Что случилось?

– В штабе тебя ждут!

– Ждут? – неизвестно отчего сердце Арута дрогнуло. Он почувствовал, что не в состоянии отворить дверь, находившуюся перед ним. Сделав усилие, Арут толкнул дверь и вошёл внутрь. Рядом с несколькими военными, которые сновали в комнате…сидел молодой парень с измученным лицом. Арут замер, не в силах верить тому, что видели его глаза.

– Ахмед? Брат?

Арут порывисто подошёл к молодому человеку и обнял его.

Немного позже, в штабе пехотного полка под командованием подполковника Заварзина, состоялось совещание с участием командования армянских добровольческих отрядов. Полк стоял на передовой линии, напротив турецких оборонительных позиций. По этой причине, было принято решение провести совещание именно в этом полку. Сам Заварзин и несколько его офицеров провели армянских командиров по окопам, к командирской землянке. То и дело всем приходилось пригибаться. Нет, нет, да и с турецкой стороны раздавались выстрелы. В землянке подполковник Заварзин пригласил всех подойти к карте, которая лежала развёрнутой на столе. Когда все подошли, Заварзин, указывая на линии в карте, заговорил. При этом его палец двигался то в одну, то в другую сторону.

– Здесь находимся мы. Здесь – турки. У них мощные оборонительные позиции. Они разбиты на два эшелона. Первый и второй. Что, несомненно, крайне осложняет поставленную командованием задачу. Прибавьте к этому, господа, интенсивный огонь. Турки рассредоточили на позициях несколько батарей. Огонь при необходимости может быть с той стороны…очень и очень плотный. Коротко говоря, если мы начнём наступление в таких условиях, они просто уничтожат всю нашу пехоту.

– Какой же выход предлагаете вы, господин полковник?

– Подполковник, – поправил задававшего вопрос Заварзин, и продолжал: – Выход один. Попросить командование подбросить орудий побольше. Мы должны хотя бы частично подавить вражеский огонь, прежде чем перейдём в атаку.

Пока все раздумывали над словами Заварзина, в землянке появился солдат. Вытянувшись в стойку, он доложил:

– Там конница, ваше благородие!

– Где? – не совсем понял Заварзин.

– Позади нас. Похоже, идут на турок!

– Кто-нибудь понимает слова этого солдата? – Заварзин оглядел всех присутствующих, затем снова повернулся к солдату. – Какая ещё конница?

– Похоже армянская, ваше благородие. Только они так идут!

– Армянская? – переспросил Заварзин и тут же багровея, повернулся к армянским командирам: – Кто отдал приказ?

Те пожали плечами.

– Мы сами ничего не понимаем!

– Посмотрим!

Заварзин, а вслед за ним и остальные, вышли из землянки. Все до одного высунули головы из окопа. Многие чертыхнулись. Солдат оказался прав. Прямо на них несся крупный конный отряд. Всадники обнажили сабли, но не издавали ни звука.

– Кто это? – спросил Заварзин, наблюдая за приближением конницы.

– Это наши, – раздался голос одного из армянских командиров, – отряд под командованием Кес Арута.

– Того самого? Шайтана?

– Того самого!

– И кто ему отдал приказ?

Армянские командиры только и могли, что развести руками. Они знали не больше Заварзина. В следующую минуту короткий разговор пришлось прекратить и пригнуться. Конница приближалась к окопам полка. Один за другим, всадники с ходу перепрыгивали через окопы и с той же молчаливостью неслись дальше. Послышался грохот снарядов. Заработали пулемёты и винтовки. Турки открыли мощный огонь по коннице.

Заварзин, пригибаясь, побежал к наблюдательному пункту. Остальные следовали за ним. Добежав до него, Заварзин сразу приник к биноклю. Он, не отрываясь, следил за развитием этой атаки и время от времени бормотал.

– Безумцы, безумцы…смерти ищут… как можно идти такими малыми силами на такие укреплённые позиции…

Оторвавшись от бинокля, он укоризненно посмотрел на армянских командиров.

– Вам следует научиться беречь людей, господа офицеры…Разве можно такую глупость сотворить?

Сделав замечание, Заварзин снова прильнул к биноклю.

– Эх ты! – сразу вырвалось у него. Он слегка подвигал локтями по земле, устраивая для себя более устойчивое положение для наблюдения, и вновь прильнул к биноклю.

Некоторое время офицеры наблюдали за Заварзиным, пытаясь угадать ход боя, но тот молчал совершенно. Только передвигал руки, чуть левее или чуть правее…

– Эх ты! – снова вырвалось у Заварзина.

– Что там происходит? – не выдержал один из офицеров.

– Что-то непостижимое для военной науки, – отозвался Заварзин, – если я не ошибаюсь…да нет, непостижимо… – Заварзин внезапно оставил бинокль, повернулся к офицерам и закричал:

– Штабс-капитан, немедленно трубите атаку! Конница разорвала первую линию обороны турок и движется ко второй…

Глава 23

25 августа 1915 года

Арут уже несколько часов сидел на кровати в доме Констандянов в Эрзруме. Это была та самая кровать, на которой всегда спали дети. В руках он держал разорванную куклу, которой когда-то играла его маленькая дочь. Вся комната, как и весь дом, была разграблена. Всюду валялись сломанные вещи, которые не имели никакой ценности. Постель, на которой он сидел, была вся изорвана. Видимо, кто-то искал в ней ценности. Но Арут не обращал внимания ни на что, кроме куклы, которую держал в руках. Он оторвался от неё только тогда, когда услышал в коридоре осторожные шаги. Амед молча прошёл в комнату, сел рядом с Арутом и положил руку ему на колено.

– Не знаю, что сказать тебе, – негромко произнёс он, – какие слова найти…не знаю, брат.

– Я бросил их, когда они больше всего во мне нуждались. И за это я себя никогда не прощу. Они страдали, а я…господи, как же тяжело жить!

Арут обхватил руками голову и начал качаться.

– Арут…брат…ничего не изменишь.

– Я найду Мириам и дочку, – глухо произнёс Арут, – найду их, даже если придётся перерыть всю Турцию.

– Арут, мне тяжело говорить это…но, брат…

– Тогда молчи, Ахмед. Молчи…я ничего не хочу слушать. Они живы. Живы. И я найду их.

– Когда отец утонул, я остался с Мириам. Шёл вместе с ней несколько дней. Помогал, как мог. Я бы не ушёл, если бы меня не выгнали…Я бы не оставил Мириам и твоего ребёнка, но…тогда я едва не умер. Всего несколько дней я пробыл с ними и едва не умер, так тяжело нести эту ношу. А она всего лишь женщина… и ребёнок…

– Замолчи, Ахмед! – Арут поднял на него тяжёлый взгляд. – Я не хочу слушать твои слова. Я найду их. Живых…

– Прости, брат, – Ахмед поднялся и направился к выходу. Остановившись на пороге, он дотронулся до сломанной двери, которая висела на одной петле.

– Я не говорил тебе о последних словах Мириам, потому что был уверен – ты обязательно уедешь. А это опасно. Очень опасно для тебя. Но раз ты решил…Ахмед повернулся к Аруту. «Передай, – сказала она мне, – передай моему Аруту, что я дала клятву от его имени – сжечь живьём убийцу его детей Шукри бея. Не будет мне покоя ни в жизни, ни в могиле, пока он не выполнит эту клятву».

Арут даже вида не подал, что услышал слова Ахмеда. Тот ушёл. А через несколько минут Арут спустился во двор. Там его ожидали оба брата, Вазген и Арсен. А так же Гагик и Ашот Эгоян. Все четверо сидели верхом на лошадях, но как только увидели Арута, сразу спешились.

– Всё приготовили? – коротко осведомился у них Арут.

Арсен снял с седла форму и протянул Аруту. Тот не стал медлить. И прямо на глазах у всех переоделся. Теперь перед всеми стоял молодой турецкий офицер.

Ашот Эгоян протянул Аруту документы.

– Здесь всё, что нужно. Лущев помог. Он будет ждать тебя на условленном месте.

– Хорошо! – Арут был краток.

Гагик мялся, мялся. А потом всё же не выдержал и заговорил с Арутом:

– Может, все пойдём? Отрядом? Или хотя бы меня с собой возьми…

– Нет! – непреклонно ответил Арут. – Это моё личное дело и только я поеду. Один. Вы здесь нужны. Всё. Давайте прощаться.

Арут по очереди обнял каждого, затем вскочил в седло своего коня и направился к воротам.

– Ты вернёшься? – не выдержал Арсен, ты вернёшься, брат Арут?

Арут повернул голову и чуть выждав, кивнул головой.

Тем же днём колонна из Эрзерума достигла конечной точки депортации. Города Алеппо. Мухаррем бей остановил колонну у входа в город и подозвал единственного офицера, оставшегося в конвое. Когда тот подъехал, он с довольным видом приказал:

– Отправьте телеграмму.

Достав из кармана листок и карандаш, он, не слезая с лошади, пересчитал депортированных армян. На листке появилась цифра… 11. Один ребёнок, четыре девушки и шесть женщин. Такова была численность колонны, вышедшей из Эрзрума. Из девятнадцати тысяч, в живых остались только одиннадцать человек.

Несколькими часами позже он получил ответную телеграмму следующего содержания:

«Поступил приказ о назначение вас начальником полиции Багдада. Надеемся, что и впредь вы будете так же усердны в деле борьбы с врагами империи».

Алеппо стал центром депортации армян. Со всех уголков страны сюда сгонялись остатки выживших людей и помещались в специальные караван– сараи.

Мухаррем бей сопровождал свою «колонну», когда навстречу попались несколько высокопоставленных чиновников. Один из них остановил колонну и подозвал к себе Мухаррем бея и, указывая ему на близстоящий караван-сарай, сказал:

– Поместите людей туда. Позаботьтесь о том, чтобы они имели всё необходимое. Накормите их и не забудьте вызвать врачей, чтобы они осмотрели несчастных.

Все одиннадцать оставшихся в живых подняли головы. Они не понимали, что это за новая пытка.

– Это же армяне! – изумлённо воскликнул Мухаррем бей.

– Я знаю, что это армяне, – последовал ответ.

– Но вы не можете… – Мухаррем бей порылся в кармане и вытащил бумагу. Показывая её этому человеку, он снова воскликнул: – Это приказ министра внутренних дел Талаат паши. Он предписывает уничтожать армян повсеместно и всеми способами.

Человек, говоривший с Мухаррем беем, некоторое время помедлил, потом подняв на него твёрдый взгляд, ответил:

– Можете передать министру, что я губернатор…а не палач!

Это был губернатор Алеппо, Джелаль Бей. Через несколько дней по приказу правительства он был снят со своей должности.

В ту минуту, когда происходил разговор Джелаль бея с Мухаррем беем, в приют созданный Красным крестом, вошли два человека. Пожилой, страшной худобы и молодой солдат турецкой армии, который держал в руках грудного ребёнка. Ребёнок плакал. В отдельном крыле приюта работали французские врачи. Именно туда и принёс ребёнка турецкий солдат.

Андани с нескрываемым удивлением смотрел на солдата, протягивающего ему ребёнка. Тот что-то сказал. Андани позвал Мари. Она с не меньшим удивлением смотрела на турецкого солдата с ребёнком на руках.

– Он просит помочь ребёнку и готов отдать все свои деньги, если мы не откажем ему, – перевела Мари слова солдата.

Андани кивая головой принял ребёнка и, уложив на стол, аккуратно развернул одеяло, в которое он был укутан.

– У малышки сильный жар, – негромко произнёс Андани, не переставая осматривать девочку, – сильно истощена. А так, ничего опасного. Скажите, что мы вылечим её, но для этого потребуется много времени. Она должна остаться здесь, пока не поправиться. И… узнайте её имя… Мари.

Мари перевела слова Андани солдат, тот сразу ответил.

– Что? – Андани оглянулся на изумлённое лицо Мари.

– Он говорит, что девочку зовут Сирануш Акопян!

– Армянка? – поразился Андани. – Он армянку принёс?

Мари снова переспросила. Солдат снова кивнул.

– Поразительно… просто поразительно! – пробормотал Андани.

– Он ещё говорит, что останется неподалёку, пока девочка будет выздоравливать, – снова перевела Мари.

– Надо же, как беспокоиться, – пробормотал под нос Андани, – удивительно…просто удивительно…

Оставив пожилого человека возле ребёнка, солдат отправился осматривать приют. Он смотрел на сестёр в белых халатах с красными крестами и видел в ответ настороженные взгляды. Так перемещаясь, солдат забрёл в огромный зал. Там находилось не менее четырёхсот детей. Многие жались в угол, когда он проходил мимо них. Солдат с каждой минутой мрачнел всё больше и больше. Он уже собирался покинуть зал, когда увидел сестёр с подносами. На подносах лежал тонко нарезанный хлеб. Сёстры начали раздавать хлеб. Дети с жадностью хватали заветные куски и тут же отправляли их в рот. Было заметно, что это зрелище расстроило солдата. Кушая хлеб, дети бойко говорили на греческом и ещё каком-то непонятном для солдата языке. Солдат от начала до конца проследил раздачу хлеба. С глубочайшим гневом он смотрел на сестёр милосердия. И тому была причина. Отдельно в зале сидели на корточках и просто лежали возле стен на голом полу около ста детей. Этим детям по непонятной причине сёстры ничего не дали. Возмущённый такой несправедливостью, солдат бросился к одной из сестёр милосердия, у которой оставались на подносе куски хлеба и…буквально вырвал его из её рук со словами:

– Как можно быть такими…дети ведь голодные!

Мари стояла в проходе и видела порыв турецкого солдата. Он стала следить за его действиями.

Солдат подошёл к детям, которым не досталось хлеба, и встал на колени перед ними. Дети были истощены. Он брал с подноса хлеб и вкладывал в руки детям. Он делал это, перемещаясь на коленях.

– Ешьте, – тихо говорил он, – ешьте!

В ответ на это дети с совершенным безразличием начали выбрасывать хлеб. Солдат замер. Ни один из детей не принял хлеб. Ни один. Все его выбрасывали.

Сзади на его плечо опустилась рука Мари.

– Родителей этих детей убили на их же глазах. Мы ничего не можем сделать. Они отказываются от еды. Сидят и ждут своей смерти.

Солдат, пошатываясь, встал. А в следующее мгновение бросился вон из этого зала.

4 сентября 1915 года в один из публичных домов Алеппо вошёл молодой турецкий офицер. Пока звали владельца заведения, офицер осматривался. Вокруг него собрались девушки от двенадцати до восемнадцати лет. Их было не менее ста. Одного взгляда хватало, чтобы понять какой национальности все эти девушки. Скулы у офицера играли. В глазах сверкала ярость, когда он смотрел на полуобнажённых девушек с заплаканными лицами.

– Эфенди, – раздался позади него ласковый голос. Офицер повернулся. Перед ним стоял пожилой турок и льстиво улыбался.

– Кого желаете, эфенди? Есть девственницы по небольшой цене.

– Армянки? – вопрос был задан на чистом турецком языке

– Да. Армянки.

Офицер едва сдерживался. Но чуть позже произнёс почти безразличным голосом:

– Шукри бей просил меня приехать и привезти немного денег для вас и немного для него, – с этими словами офицер достал из кармана несколько золотых монет. Глаза владельца алчно загорелись. Арут высыпал монеты в подставленные руки.

– Так, где он?

– На втором этаже. Третья дверь слева, – хозяин заведения сразу куда-то ушёл. Видимо прятать полученные деньги. Офицер же направился в указанном направлении. Указанная хозяином дверь была полуоткрыта. Из неё доносились глухие стоны. Офицер осторожно вошёл внутрь. Прямо напротив стоял стол. Всё остальное скрывала широкая занавесь. Офицер откинул занавесь и прошёл внутрь. В углу стояла широкая кровать. На ней лежала обнажённая девушка с кляпом во рту. Руки у неё были привязаны к кровати. Сверху на ней лежал обнажённый мужчина. Раз за разом он вторгался в неё.

– Шукри бей?

Мужчина на мгновение остановился и повернул голову назад. Увидев турецкого офицера, он махнул рукой.

– Да, это я. Подожди за дверью. Я скоро закончу.