Текст книги "Кес Арут"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

18 июля 1915 года. Город Камах

Восьмой день пути колонны армян из Эрзерума привёл их к городу Камаху. Невозможно было узнать этих людей. Все эти дни люди шли, не останавливаясь, под обжигающими лучами солнца. Температура нередко превышала сорок градусов жары. У всех до единого в многотысячной колонне сильно потрескались губы. У некоторых в колонне губы были в настолько ужасном состоянии, что они не могли закрыть рот. Ибо это причиняло им сильную боль. Мужчины шли голые до пояса. На головах были куски ненужных тряпок. Женщины же, несмотря на жару, ничуть не изменили своей одежде. Ничто, даже жара, не могли их заставить поступиться скромностью. Дети же, большей частью, лежали в повозках, обессиленные и изнурённые. Когда колонна вошла в Камах, надежды людей на помощь местных армян, мгновенно улетучились. Во всём городе, проходя по улицам, они видели разрушенные и сожжённые дома и не встречали никого из армян. Лишь местные арабы, несмотря на жесточайший приказ, грозивший им смертной казнью, тайком совали им завёрнутые булки хлеба и сосуды с водой.

Колонну провели по городу и, не давая отдыха…погнали дальше. Покинув город, колонна прошла несколько километров по направлению к Харберду. Колонну гнали вдоль берега реки Ани. Но, несмотря на живительную прохладу, что несла река, люди изнывали от жары и с тоской поглядывали на реку. Помня прошлый урок, никто, ни один человек из колонны, не посмел обратиться к жандармам с просьбой о привале. Однако, к их удивлению и безмерной радости, жандармы на этот раз позволили сделать привал. Больше того, они довели до больших камней, тенью которых можно было в полной мере насладиться. Радости людей не было границ. Под бдительным взором солдат и жандармов, они сразу бросились к воде и пили…пили воду, не насыщаясь ею. После первого последовало второе радостное событие. Подъехали подводы с крупой. Людям начали раздавать крупу и разрешили зажечь костры, для того чтобы приготовить пищу. Следующие несколько часов для несчастных пленников превратились в настоящий праздник. Им впервые оказывалось такое внимание и забота. Всюду только и слышались радостные голоса:

– Правительство изменилось. Правительство заботится о нас. Скоро нас отпустят.

Запылали костры. По лагерю начали распространяться ароматные запахи. В это время на дороге появился автомобиль.

Старший Констандян, ожидавший с не меньшим нетерпением варившегося на котле обеда, чем вся остальная семья, кивком указал на машину.

– Немцы! Чего им тут надо?

Расположившись в живительной прохладе огромных валунов, он смотрел на то, как из машины вышли несколько человек. В основном это были офицеры. Но один был в гражданском. Он что-то вытащил из машины и, пройдя несколько шагов, поставил это на дороге.

– Фотографируют, – догадался Констандян.

Это действительно был фотограф. Он поставил фотоаппарат лицевой стороной к реке. Туда, где сидела вся колонна. Немного выждав, он начал фотографировать людей за приёмом пищи. Он поворачивал объектив и снова фотографировал. Когда он закончил фотографировать, к нему подошли трое турецких жандармов. Один был высокий и худой. Двое других – среднего роста и среднего телосложения. На всех троих были папахи. Лихо закрученные усы. Снизу до верху вереница блестящих пуговиц, начищенных до блеска, подчёркивали строгий покрой формы. Все были опоясаны саблями и патронташами. В общем, они ничем не отличались от сотен других конвоиров.

Жандармы попросили сфотографировать их. Фотограф не понял слов, но догадался, чего они хотят. Он жестами попросил всех троих подойти к одинокому дереву, что росло вдоль дороги. Жандармы подошли и встали рядом с деревом. Фотограф поднял голову к солнцу, закрывая глаза рукой.

– Фотография получится не очень хорошей, – пробормотал фотограф.

Жандармы повернули головы к одному из немецких офицеров, стоявшему недалеко от фотографа. Тот перевёл слова фотографа на турецкий язык.

Жандармы жестами показали, что просят подождать. Через несколько минут, перед деревом появился маленький походной стол на очень тонкой ножке. На него тут же настелили белую материю…

Фотограф с некоторым удивлением наблюдал за всеми этими движениями. Но последующие действия жандармов…заставили его оцепенеть от ужаса. Из толпы армян жандармы наугад выбрали двоих. Они уложили их на дороге, а потом…потом отрубили им головы. Затем взяли отрубленные головы и поместили их на стол, стоявший перед деревом. Белая материя мгновенно окрасилась кровью вытекающей из отрубленных голов. После всего этого жандармы спросили у фотографа:

– Так ведь намного лучше?

Фотограф трясущимися руками сделал снимок и схватив фотоаппарат бросился к машине. Но он не дошёл до неё. Сделав несколько шагов, он упал на колени. Его рвало несколько минут. Всё это произошло на глазах тысяч людей. Радость от прежних впечатлений мгновенно померкла. Люди застыли в немой ненависти, которая не позволяла даже наполнить пустые желудки.

Люди ещё не пришли в себя после случившегося, когда с тревогой заметили облако пыли, вздымающееся по дороге, ведущей из Харберда. Через несколько минут показались стройные ряды чёрных всадников.

– Чётники! Чётники! – шёпот ужаса передавался по колонне.

Это действительно были чётники. Самые ужасные создания во всей Османской империи. Отряды чётников формировались людьми, проявившими себя крайней жестокостью. Их присутствие всегда заканчивалось бойней или кровопролитием. Все знали это. И поэтому с таким ужасом следили за приближением двух сотен чёрных всадников. Возглавлял отряд чётников турецкий офицер.

Офицер о чём-то переговорил с жандармами, а потом обратился громким голосом к колонне:

– Я Шукри бей из Харберда! Мне нужно триста девушек! Кто хочет по своей воле отправиться с нами, пусть выйдет вперёд!

На несколько минут после этих слов, воцарилась полная тишина. И чётники, и жандармы с солдатами хищными взглядами проходились по всей длине колонны. Люди в колонне все как один опустили головы и смотрели на землю. Девушки закрывали лица платками. Некоторые из женщин пытались незаметно укрыть своих дочерей под складками своих платьев.

Время шло, но ни одна девушка не тронулась со своего места. Шукри бей мрачнел всё больше и больше.

– Ну что ж, – губы Шукри бея искривила мрачная усмешка, – мы сами возьмём. Мы сами возьмём ваших дочерей, – уже громче повторил он и предупредил: – Если кто сдвинется с места, пока мы будем выбирать девушек, он будет немедленно казнён.

По знаку Шукри бея, чётники спешились и направились к колонне. Они подходили к девушкам, срывали с их головы платки и рассматривали лица. После этого либо оставляли на месте и шли дальше, либо выхватывали и выталкивали на дорогу перед Шукри беем, гарцевавшем со злорадной улыбкой на устах. Начались раздаваться крики. Матери и отцы цеплялись за своих дочерей, не позволяя их уводить. Таких людей били кнутами до тех пор, пока они не отцеплялись от девушки. В колонне повисли горькие стенания, люди плакали, но никто не осмеливался противодействовать чётникам. Да и что они могли сделать, кроме того, чтобы просто смотреть?

Меньше чем через полчаса на дороге перед Шукри беем были собраны девушки в возрасте от 12 до 18 лет. Шукри бей едва ли не осмотрел каждую из них и, видимо, пока оставался доволен.

Вдоль дороги разнёсся его голос:

– Раздевайтесь!

Едва прозвучало это слово, как люди с глухим ропотом начали подниматься с земли. Увидев это, жандармы сделали несколько выстрелов в колонну. Несколько человек упали.

– Лечь на землю! – начали кричать жандармы. – На землю, собаки, не то всех перебьём!

Люди, подчиняясь команде, один за другим ложились на землю.

– Руки за голову! За голову, я сказал! – один из жандармов пнул ногой мужчину не достаточно быстро исполнившего команду, а вслед за этим в упор выстрелил ему в голову.

Все, даже дети, лежали на земле, скрестив руки на голове. Никто не осмеливался пошевелиться. Шукри бей приказал привести одну из женщин, лежащих близко к дороге. Четники подняли её с земли и притащили к нему.

Шукри коротко приказал женщине:

– Раздевайся!

Женщина подняла на него растерянное лицо. В следующее мгновение Шукри бей вытащил саблю и зарубил её. Женщина упала замертво. Держа на весу окровавленную саблю, он тронул коня и подъехал к одной из девушек. Кончик окровавленной сабли коснулся подбородка девушки и заставил её поднять опущенную голову.

– Жить хочешь?

Девушка, изо всех сил сдёрживая рвущие слёзы, закивала головой.

– Тогда раздевайся! Все раздевайтесь! Догола раздевайтесь! Я хочу увидеть свой товар полностью!

Не успели прозвучать эти слова, как девушки под хищные и похотливые взгляды турок, начали сбрасывать с себя одежду. Прошло всего лишь несколько минут, и они уже стояли полностью обнажёнными. Девушки переминали пальцами ног, прикрывали длинными волосами свои груди и все до единой, прикрывали руками свою сущность. Вокруг них слышался отвратительный хохот. Их начали трогать руками, поворачивать в разные стороны. Одну девушку оттащили в сторону сразу несколько человек и, бросив на землю, на глазах у всех начали насиловать. Девушка издавала один душераздирающий крик за другим. Но это только раззадоривало насильников.

– Да что же это такое? – Мириам, пылая гневом, оставила ребёнка в повозке, а сама сошла с неё. Мириам пнула лежавших на земле братьев.

– Вставайте!

Турки заметили Мириам и, несомненно, понимали, о чём она говорит. Они не предпринимали ничего. Только посмеивались. Заметил одиноко стоящую фигуру среди тысяч лежащих и Шукри бей.

– Вставайте! – закричала Мириам и ещё раз пнула братьев ногой. – Вставайте все мужчины! – на этот раз её крик разнёсся далеко вдоль колоны. – Вставайте, братья, отцы, сыновья! Армянская честь поругана! Вставайте и убейте их…или умрите… только не лежите как трусы!

– Замолчи…замолчи! – зашикал на неё Констандян, который лежал так же как и остальные, прикрывая голову руками. – Они всех нас убьют. Замолчи, я твой отец, приказываю тебе.

– Ты не мой отец – ты трус! Жалкий трус, и мои братья тоже трусы! Вы все трусы! Слышите – все!

Мириам сняла платок с головы и бросила на спину отца.

– Оденешь после моей смерти!

Сказав эти слова, она, перешагивая через лежавшие тела, направилась прямиком к Шукри Бею. Волосы Мириам развивались. Лицо олицетворяло гнев, ярость, глубокую ненависть и презрение. Она не опуская ни на миг головы, подошла к Шукри Бею и плюнула в его сторону.

– Плюю на тебя, Шукри бей! Плюю на мать, родившую тебя! И запомни клятву, которую даёт жена от имени своего мужа. Ты будешь сожжён заживо за то, что надругался над армянской честью! А теперь можешь меня убить. Смерть мне не страшна. Бойся ты её. Потому что она будет гнаться за тобой по пятам, пока не достигнет и не сожжёт!

Шукри бей с нескрываемой злобой смотрел на Мириам. Но она даже взгляд не отвела. Он отчётливо видел на её лице презрение.

– Гордая, – сквозь зубы процедил Шукри бей, – хочешь, чтобы я тебя убил? Нет. Ты будешь жить. Жить в тысячу раз хуже бродячих собак. Армянская честь…говоришь? Ты сама её отдашь мне. Добровольно…

– Никогда этого не будет! – раздался гневный ответ Мириам. – Можешь делать всё что хочешь, но ты не получишь от меня мою честь. Я умру, но не отдам её.

– Будешь ещё умолять, чтобы я взял её… – Шукри бей кивнул четникам. По его знаку двое схватили Мириам за руки. Шукри бей сошёл с лошади и подошёл к одному из догоравших костров и вытащил головешку. С ней в руках он подошёл к Мириам.

– Встань на колени и умоляй взять тебя. Ты красивая девушка и я пощажу тебя, если ты это сделаешь. Откажешься, я тебя буду пытать до тех пор, пока не сдохнешь…

В ответ на эти слова Мириам плюнула ему в лицо.

– Хорошо! – Шукри бей прижал головешку к щеке Мириам. Сразу запахло горелым мясом. Он прижимал горячую головешку несколько секунд, а затем убрал её и снова спросил:

– Не передумала?

В ответ Мириам опять плюнула ему в лицо.

– Ах ты, нечестивая тварь! – Шукри бей разъярился и снова прижал головешку к тому же месту.

– Кричи, умоляй,…умоляй, тварь!

Мириам закусила губу так сильно, что из-под уголков показалась кровь. Но она не издала ни звука. Даже стонов не было. Такое поведение вконец разозлило Шукри бея. Он приложил головешку к другой щеке и, вжимая в лицо, вертел ею. Затем к шее. Под конец он взял руку Мириам, сунул в неё головешку и сжал её, ожидая, что теперь-то она наверняка закричит от боли. Ни звука в ответ. Ни слёз. Лицо было изуродовано и, несомненно, она чувствовала страшные боли, но в глазах Мириам светилась только ненависть и презрение.

Шукри бей отстранился и со злобой посмотрел на Мириам.

– Я и не таких ломал … Армянская честь, говоришь? Ну что ж, посмотрим, чего она стоит в твоих глазах. Приведите детей этой женщины…

Услышав эти слова, Мириам вздрогнула и рванулась вперёд. Шукри бей заметил её порыв и злорадно засмеялся. Через несколько минут чётники притащили четырёхлетнего Ваана и трёхлетнюю Наринэ. Малютку Сирануш успела спрятать под себя мать Мириам. Ни Констандян, ни братья Мириам, даже не попытались помешать, когда чётники забирали детей. Один из чётников остался и, взяв за волосы Констандяна, приподнял его голову.

– А ну рассказывай, кто муж твоей дочери…

Обоих поставили на колени, слева от матери, которую по-прежнему держали двое чётников. Дети ничего не понимали. Они только с надеждой смотрели на мать, которая должна избавить их от этих злых дядей.

Шукри бей вытащил револьвер из кобуры и взвёл курок. Затем он приставил револьвер к голове ребёнка и обратился к Мириам.

– Армянская честь, говоришь? Отдай её мне и твой ребёнок останется жить.

Мириам с невыразимой тоской посмотрела на сына, а затем подняла лицо к Шукри бею и…снова плюнула ему в лицо. Никто вокруг не верил своим глазам. Она отказывалась спасти своего ребёнка. Турки буквально опешили. Происходило нечто не поддающееся даже их воображению.

– Ты думаешь, я просто пугаю тебя…да?

Шукри бей нажал на курок. Прогремел, отзываясь эхом, выстрел. Мёртвый мальчик упал на землю. Из глаз Мириам рвались слёзы, но она нечеловеческими усилиями подавляла их.

Никто не видел, как недалеко от места, где разыгрывалась трагедия, остановилась коляска. Из коляски выскочили два человека. Один пожилой, другой молодой. Оба махали руками Шукри бею и кричали одно слово:

– Нет!

Не обращая на них никакого внимания, Шукри бей приставил револьвер к голове девочки.

– Сына ты убила. А дочь спасти не хочешь?

Мириам чуть помедлила… и снова плюнула ему в лицо.

– Так получай, собака… – снова раздался выстрел. Он совпал с двумя яростными криками. Двое из коляски подбежали к месту трагедии и рухнули на колени перед мёртвыми телами детей.

Шукри бей посмотрел на окаменевшую Мириам.

– А ты живи,…живи и помни, что могла спасти своих детей, а эти… – он направил дуло револьвера на одного из двух мужчин оплакивающих детей.

– Ты что? – один из жандармов схватил его за руку. – Это почтенный имам Мусават Али. А рядом его сын. Их нельзя трогать!

– А что же он…этих нечестивых собак оплакивают? – Шукри бей со злобой смотрел некоторое время на отца и сына, а потом махнул рукой чётникам, державшим Мириам.

– Отпустите её и… и выбросьте это в реку, – он указал на тела детей.

Чётники схватили тела и понесли к реке.

– Нет! – закричал, вне себя от горя, Мусават Али. – Нет…это мои внуки…оставьте их…

Но его никто не слушал. Тела детей выбросили в реку. Течение сразу же подхватило и понесло их.

Сразу после этого людей начали поднимать с земли. Обнажённых девушек, стегая кнутами, чётники погнали вперёд.

Мириам, шатаясь, дошла до повозки. Там она без единого слова забрала ребёнка у матери.

– Мириам… – отец дотронулся до её руки.

Мириам оторвала его руку от своей.

– Мерзко рядом с вами, – выдавила она из себя, – я одна пойду…

Мириам прижала к себе ребёнка и в это время к ней подошли Мусават Али с сыном Ахмедом. У Мусавата Али стояли слёзы в глазах. Он нежно погладил Мириам по голове и прошептал:

– Прости меня, дочка!

После этого Мусават Али начал развязывать свой тюрбан, поступок неслыханный для имама. Развязывая тюрбан, Мусават Али медленно побрёл к воде. Не останавливаясь, он вошёл в реку.

– Отец! – вырвался крик у Ахмеда.

– Отец! – Мириам рванулась к нему с ребёнком в руках, но обернувшийся Мусават Али остановил её жестом руки.

– Отец! – прошептала Мириам, останавливаясь. – Не делаете этого. Прошу вас, отец…

Мусават Али горестно покачал обнажённой головой.

– Что я скажу своему сыну? Как я смогу сказать, что бросил его детей…одних …

Все, и в колоне, и жандармы, и солдаты, не отрывали взгляда от его одинокой фигуры.

Мусават Али повернулся и пошёл дальше. С каждым мгновением он всё больше входил в воду. Вскоре он совсем скрылся из вида. Ахмед сел на землю и зарыдал. Ещё очень долго все смотрели на то место, где скрылась под водой голова имама Мусавата Али.

Чуть позже к Шукри бею подскакал один из чётников.

– Я знаю, кто муж этой женщины, – сообщил он, – её отец всё рассказал.

– И кто же это? – усмехаясь, спросил Шукри бей.

– Я на твоём месте уехал бы из Турции! – посоветовал чётник вместо ответа.

– Вот как? – Шукри по-прежнему насмехался. – И кто же этот человек, чьей мести я должен опасаться?

– Слышал, как отряд армянских фидаи разгромил наш полк в ущелье?

– Слышал, а что?

– Это он и есть! Вожак этого отряда! Шукри, ты убил детей Кес Арута! И он не успокоится пока не найдёт тебя. Я знаю, что говорю!

– Кес Арут?

Шукри бей мгновенно побледнел, услышав это имя. Чётнику стало ясно, что тому и прежде случалось слышать это имя.

Глава 19

26 июля 1915 года. Горы близ Эрзерума.

Канонада и стрельба ни на минуту не стихала. Артиллерийская батарея, расположившаяся на близлежащих высотах, обстреливала соседнюю гору, где располагался лагерь Сепуха. Чуть ниже батареи расположился в полной боевой готовности пехотный полк. Они только и ждали приказа начальства, чтобы начать штурм и выбить засевших фидаинов с горы. Три тысячи солдат окружили гору, отрезая все пути к отступлению. Положение отряда Сепуха фактически было безнадёжным. Он отбивался, как мог, и уже почти отчаялся получить помощь. Но помощь спешила к нему, хотя он этого не знал, да и не мог знать. Гонец, посланный Сепухом, нашёл Арута возле города Гомюшкане. Он и передал Аруту о бедственном положении Сепуха. Услышав новость, Арут сразу же поспешил на помощь. Проведя четырнадцать боёв за две недели и уничтожив несколько отрядов чётников, два отряда мародёрствующих курдов и несколько небольших армейских подразделений, отряд Арута прорвался к горам. Отряд больше не был той горсточкой людей, которая покидала лагерь. Теперь он насчитывал более пятисот всадников. Люди непрерывным потоком шли к Аруту изо всех деревень, где он только не появлялся. Часто приводили с собой лошадей и оружие. Именно за счёт добровольцев разрастался отряд. И уже представлял собой серьёзную угрозу для турок. Взбешенные его действиями турецкие власти отправили по его следам карательную дивизию, состоящую из трёх полков. Разведчики сразу донесли об этом Аруту. Невзирая на погоню, Арут всё же принял решение прорываться к Эрзеруму. Что было само по себе смертельно опасно. Потому что, впереди него были армейские подразделения и позади него они были. Он мог попасть в окружение. Арут всё это ясно осознавал, но, тем не менее, пошёл напролом.

К вечеру 26 июля его отряд достиг близлежащих высот, с которых можно было увидеть осаду лагеря Сепуха. Расположив отряд на отдых, Арут взял с собой двух братьев. Каждый из них уже возглавлял сотню. Взяв их, Арут поскакал на разведку. Прежде чем двигаться дальше, он сам хотел посмотреть обстановку. Через четверть часа они уже лежали между деревьев на одной из высот окружающих горы. Арут приложил бинокль к глазам. Он смотрел очень долго, иногда меняя направление бинокля. Турецкая батарея была заметна невооружённым взглядом. Шесть орудий стояли в одну линию. Время от времени они откатывались и слышен был грохот, а вслед за ним на горе раздавался взрыв.

– Может, попробуем нашими орудиями накрыть эту батарею? – раздался вопрос Арсена.

– Далековато, – прошептал, не оборачиваясь, Арут, – не достанем. А если достанем, то навряд ли попадём. У нас нет выученных артиллеристов, как у турок. А если начнём и не попадём…дело плохо. Они откроют ответный огонь и тогда нам не то, что Сепуха спасать…самим спасаться придётся.

– Что же делать? – озабоченно спросил Арсен.

– Помолчать несколько минут!

– Как скажешь!

Оба брата перевернулись на спину и, достав из кармана махорку и табак, начали свёртывать самокрутки. А Арут всё смотрел и смотрел в бинокль. Он не меньше часа высматривал в бинокль. Братья успели по две самокрутки выкурить. Наконец, Арут оторвался от бинокля и поднялся.

– Едем обратно, – коротко бросил он.

В лагере им сразу принесли ужин. Все трое сели на землю и так приступили к еде. Арут жевал, не глядя даже на то, что ест. Было заметно, что он о чём-то размышляет. Чем больше он думал, тем сосредоточеннее становился. После ужина он сразу собрал всех пятерых сотников. Наступали сумерки, поэтому Арут велел разжечь костёр. Пока другие отдыхали, Арут провёл маленькое совещание. Главная тема была помощь Сепуху. Второй вопрос звучал так: как её оказать и при этом самим остаться в живых?

Арут полулежал, опираясь на локоть, и внимательно слушал сбивчивую речь Нерсеса, одного из сотников. Бородач невысокого роста, размахивая руками, объяснял свой план.

– Надо сверху бабахнуть и разнести эту чёртову батарею в куски. А потом спустимся вниз и перебьем весь полк. Просто всё, братья. Что тут голову ломать?

– Нет, – возразил второй сотник по имени Григор, – зачем же орудия гробить. Лучше взять их и стукнуть ими же по пехоте. Как Арут сделал. Так будет правильнее. И людей сохраним. И орудия получим. И Сепуха спасём. Что нам больше надо. Так сделаем. Что скажете, братья?

Арсен с Вазгеном довольно закивали. Было заметно, что последний план пришёлся им по душе.

– А ты что молчишь, Гагик? – обратился к нему Арут.

Тот в ответ усмехнулся.

– А что говорить? Ты всё равно сделаешь по-своему. У тебя, наверное, и план уже есть. Не зря ведь лазил столько часов по горам.

Арут кивнул. А немного спустя раздался его голос. Медленный и сосредоточенный.

– План Нерсеса неплох. Но никуда не годится.

– Почему это? – возмутился Нерсес. – Ты ведь тоже самое сделал в ущелье.

– То было в ущелье, – ответил Арут и продолжал: – Здесь другое дело.

– Почему же другое?

– Почему? – Арут приподнялся и, встав на четвереньки, вытащил патрон, при этом жестом приглашая собраться всех вокруг него. Напротив костра сразу образовался полукруг. Оставили лишь место для пламени, которое освещало действия Арута. – Вот здесь орудия, – Арут начертил ствол на выступе горы, – и мысль Нерсеса правильная. Орудия надо захватить, но… – Арут поднял руку с патроном кверху и снова отпустил к земле, – если мы захватим их, то сразу же окажемся в ловушке.

– Как в ловушке? – раздалось сразу несколько голосов.

– Да очень просто, – уверенно отвечал Арут, – стволы орудий направлены на соседнюю гору, где стоит лагерь Сепуха, а пехота… – он нарисовал несколько точек, – гораздо ниже, у подножия горы, где стоят орудия. Как бы мы не старались, нам не удастся перенаправить орудия на пехоту. А если мы не сможем это сделать, то минут через десять, самое большее двадцать, нас выбьют оттуда. Пройти незамеченными к пехоте мы тоже не сможем, – продолжал Арут, – впереди слишком много открытого пространства. Орудия нас накроют. Даже если мы пробьёмся сквозь их огонь, нас ждёт не меньше двух тысяч штыков. Нас перебьют, мы и глазом моргнуть не успеем. Свои орудия тоже не сможем близко подкатить. Нас накроют. Мы стрелять должны в упор и только в упор по пехоте, иначе нам не победить.

– По-твоему получается, брат Арут, что откуда ни возьми, всё плохо кончится, – снова подал голос Нерсес, – что же нам делать? Сидеть ждать пока Сепуха отряд перебьют, а потом нас та дивизия, что следом идёт. Ты же сам говорил, нам надо прорваться в Ван, сделать передышку, а уж потом снова двинуться. Если останемся, турки нас всё равно достанут. Со всех сторон пришлют войска и нам конец. У нас не двадцать человек, чтобы скрыться …

– Всё так, – Арут кивнул, соглашаясь, и продолжал: – И никто не собирается Сепуха бросать. Мы будем атаковать турок…но сделаем это по-умному.

– Как? Как? Как? – сразу раздались голоса.

– Лагерь Сепуха здесь, – Арут нарисовал гору напротив стволов, – орудия достают везде, но вот здесь, на восточном склоне, есть выступы, – Арут нарисовал, – сюда они не могут достать, поэтому турки поставили здесь сильное охранение. Там находится человек сто, не меньше. Они всё умно сделали. Вздумай Сепух или кто-нибудь напасть на них, остальная часть в минут тридцать подтянется и поддержит охранение.

– Ну и что в этом хорошего? – удивился Нерсес.

– Создаём цепочку, – Арут снова поднял патрон и оглядел сотников, – берём паровоз, цепляем его за первый вагон и дёргаем. Остальные вагоны друг за другом двинутся.

– Слушай, брат Арут, какой ещё вагон? Где ты здесь видел поезд? – раздражённо спросил Нерсес.

Но Арут его не слушал.

– Сначала сотня Арсена пробирается к орудиям, но не атакует. Они сидят в засаде и ждут сигнала. Затем сотни Гагика и Нерсеса атакуют охранение на восточном склоне. Турки решат, что мы прорывается к Сепуху, и хотим вытащить его из окружения. Они дадут приказ частям выдвигаться на помощь охранению, потому что орудия туда не достают. Турки выйдут из низины и побегут к восточному склону. Этот приказ будет сигналом для Арсена. Он должен сразу атаковать и захватить батарею. И сразу прямой наводкой им в спину. Первый же выстрел из орудия по туркам будет сигналом для Вазгена. Он выкатывает орудия на ту высоту, где мы были. Оттуда отлично простреливается и низина, это нужно на случай, если турки всё поймут и бросятся назад. И восточный склон. Это нужно на случай, если придётся отсекать огнём турок от наших ребят. К тому же его сотня, в случае надобности, поможет сотням Гагика и Нерсеса. Турки попадают под перекрёстный огонь орудий с двух сторон. Сверху наши две сотни и отряд Сепуха. Позади буду ждать я с Григором. Если кто и выберется, мы их накроем. Полное окружение! – Арут воткнул патрон в середину нарисованной картины предстоящего боя.

Пять часов утра 27 июля. Пятьсот всадников замерли в ожидании. Они стоят, скрытые деревьями и холмом. Слышны были только ржание коней и шелест листвы на деревьях. На самой высокой точке холма лежит человек и смотрит в бинокль. Вот он, не оборачиваясь, подаёт знак рукой. По этому знаку сотня всадников разворачивается и скачет на запад. Остальные молча ждут своего часа.

Арут с высоты внимательно наблюдает за передвижениями сотни Арсена. Вот они оставили лошадей и дальше пробираются пешком. Он видит, как они появляются один за другим на верхушке горы и сразу же спускаются вниз. Вот и необходимая позиция. Сотня залегает в двухстах шагах выше батареи.

Арут снова поднимает руку. По этому знаку две сотни трогаются с места и скачут на восток. Он пристально наблюдает за ними. На какое-то время они исчезают из вида. Потом появляются и галопом несутся к восточному склону. Они должны пересечь свободное пространство, прежде чем их заметят с батареи. Арут переводит взгляд на батарею. Там заметен переполох. Сотни заметили. Раздаются несколько выстрелов, но сотни успели пересечь пространство и с криками атаковали охранение на восточном склоне. Арут перевёл взгляд наверх и увидел, что с горы спускаются вооружённые люди. Сепух начал действовать. Затем он снова переводит взгляд на батарею. По понятным причинам они молчат. Он смотрит на низину. Оттуда уже начинают выбегать пехотинцы.

«Поймёт ли Арсен, что время пришло? – с сомнениями думал Арут. – Доносятся ли до него приказы офицеров?» – он смотрел на место, где засела сотня Арсена. Там не было заметно никакого движения. А пехота уже двинулась в бой. С восточного склона неслась интенсивная стрельба. Схватка была в полном разгаре.

«Ну, давай же, давай!» – мысленно подталкивал Арсена Арут. – Давайте же, поднимайтесь…».

Он с глубоким облегчением увидел, как одна за другой фигурки людей бросились вниз.

– Теперь всё от тебя зависит, брат Арсен!

Арут не отрывал взгляда от батареи. Пока всё было тихо. Он заметил, что турецкая пехота слишком быстро двигается. Времени могло не хватить. Они могли накрыть обе сотни, прежде чем заговорят орудия. Надо было рисковать. Надо было всё ставить на карту. Арут встал и побежал к Вазгену. Добежав до него, он коротко сказал:

– Можем не успеть. Выкатывай орудия.

После этого, он снова прибежал обратно и лёг на прежнее место. Первый взгляд на батарею. Его хватило, чтобы увидеть ожесточённую борьбу. Сотня Арсена атаковала батарею. Арут перевёл бинокль на низину. Там ещё оставались пехотинцы. Некоторые из них указывали наверх, в сторону батареи.

– Чёрт! – вырвалось у Арута. Он снова встал.

Сотня Вазгена уже выкатывала орудия на верхнюю точку холма. Арут снова подбежал к нему.

– Быстрей! – закричал Арут. – Турки сейчас атакуют Арсена. Нужно накрыть их.

Орудия быстро нацелили на низину. Часть оставшейся пехоты вместе с офицерами поднималась наверх, к батарее.

– Бей чуть ниже батареи! – приказал Арут

– Сам вижу, – прогрохотал Вазген.

– Точно стреляй… брата не убей.

Арут снова лёг на землю и направил бинокль на батарею. Пехота находилась ниже батареи метров на сто, когда рядом с Арутом, друг за другом, раздалось два грохота. Стволы отскочили назад выбрасывая гильзы. В них снова вложили снаряды.

Арут увидел, что взрывы раздались чуть ниже и почти не причинили вреда пехоте, которая поднималась всё выше и выше.

– Выше возьми! – скомандовал Арут. – Скорей, через минуту турки ворвутся на батарею.

Снова два выстрела. Арут посмотрел в бинокль и чуть не закричал от радости, но потом…замер. Первый выстрел попал прямо в скопление пехоты и произвёл опустошение. Второй выстрел подбросил одно из шести орудий батареи. Перевернувшись, оно с грохотом покатилось вниз, погребая под собой несколько турецких пехотинцев.

– Ты что сделал? – Арут повернулся к Вазгену.

Тот пожал плечами.

– Там вроде никого не осталось. А кто и есть, так он вниз бежит.

– А из наших кто-нибудь в живых остался? Ты же по батарее выстрелил.

Вазген снова пожал плечами.

– Как могу, брат Арут, так и стреляю!

Арут больше не успел ничего сказать. В эту минуту батарея открыла огонь. Он снова прижался к биноклю. Снаряды летели в сторону турецкой пехоты. Арут вскочил на ноги и подбежал к испуганному таким поведением Вазгену.