Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Африка"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Туземцы окружают стадо животных и, постепенно сужая круг, громкими криками загоняют их ко входу в гопо; в этом месте прячутся другие охотники, которые кидают в зверей копья. В испуге животные устремляются к единственному выходу, который им открыт, попадают в коридор между изгородями, ведущий в ров, и один за другим валятся туда, пока ров не наполнится. Лишь последним в стаде удается убежать по груде изуродованных тел полудохлых товарищей…

Ужасное зрелище! На него невозможно хладнокровно смотреть, но туземных охотников оно прямо захватывает. Вне себя, в упоении погони, черные загонщики с воплями (так вопят все нецивилизованные люди, охваченные страстью) подбегают ко рву – и начинается чудовищная бойня. Потеряв от радости голову, они устремляются к горе изнемогающих трепещущих тел, которые в ужасе ревут; кто-то попал на рога, кто-то раздавлен копытом… Негры с остервенением тычут в эту груду копьями, разом насаживая по нескольку грациозных животных… Вскоре вся яма превращается в отвратительную клоаку[146]146
  Клоака – место, загрязненное нечистотами (по названию канализационной канавы в древнем Риме).


[Закрыть], в которой перемешались грязь, кровь и трупы.

Большинство здешних животных безобидно, но немало встречается и львов, приходящих в эту степь на охоту. Подобное соседство для путешественников неприятно, а иногда и опасно. Поэтому на ночь лагерь всегда ограждают валом из колючих веток и зажигают большие костры.

Ужин – самая плотная трапеза в течение дня; его приготовлением заняты все. После ужина европейцы расходятся по палаткам, а туземцы-батока, собравшись у костра, начинают болтать и петь песни. Один из них играет на сансе – что-то вроде маленького переносного пианино – и до поздней ночи тянет бесконечную песнь, простодушно прославляющую подвиги сородичей и собственные, совершенные в ходе странствий с белым человеком.

Подчас барды[147]147
  Барды – странствующие поэты и певцы у древних кельтов, живших главным образом на территории современных Ирландии и Шотландии.


[Закрыть] превращаются в политиков. Тогда ораторы одушевляются, начинается перепалка – и диву даешься, откуда у дикарей в споре берется столько красноречия! Все возбуждены; между кострами, как между парламентскими фракциями, завязываются дискуссии… Даже те, кто ни о чем другом вообще никогда не разговаривает, начинают говорить красно и страстно.

Вечеринка окончена, и все засыпают до рассвета. Поднимаются в пять часов и закусывают сухарем со стаканом чая; люди свертывают подстилки, дежурный укладывает мешки. Мешок («фумба») вешают на один конец деревянного шеста, котелок на другой, а шест кладут на плечо. Повар грузит на себя кое-как протертую посуду – и с восходом солнца колонна трогается в путь. В девять утра – привал на завтрак; как правило, чтобы не терять времени, еду готовят с вечера – остается только быстро развести огонь и разогреть ее.

После завтрака трогаются опять и идут до полудня; в полдень – снова привал и короткий отдых. Еще через пару часов останавливаются уже до утра. Таким образом, колонна в час проходит две – две с половиной мили[148]148
  Миля – имеется в виду английская сухопутная (уставная, статутная) миля, равная 1609 м.


[Закрыть] по прямой; переход длится часов шесть, не более – итого около двенадцати миль. Больше в жаркой стране и не пройдешь, если заботиться о здоровье, не переутомляться (что неизбежно ведет к лихорадке) и вообще если хотят, чтобы путешествие было в удовольствие, а не в тягость.

Навстречу по дороге часто попадаются местные жители. Этих одиноких пешеходов встреча удивляет, но не тревожит. Когда туземец отправляется в далекий путь, он берет с собой подстилку на ночь, полено вместо подушки, котелок, мешок муки, трубку, кисет, лук, пару стрел и палочки, с помощью которых разводят огонь, если случится заночевать вдали от жилья. Хвороста здесь везде довольно, негры сгребают его в кучу и разжигают костер.

Это делается следующим образом. Палочки сделаны из дерева очень твердого, но с мягкой сердцевиной; длина их фута два-три. В одной из палочек сверлят дырку и кладут на землю, подложив лезвие ножа. Человек садится на корточки и прижимает палочку большими пальцами ног, в дырку под прямым углом вставляет другую и вертит взад-вперед, налегая изо всей силы. Через минуту или чуть побольше из сердцевины вылетают искры и скатываются по лезвию ножа на подложенный пучок сена. Сено тлеет; его хватают и сильно трясут, чтобы раздуть огонь. Это работа нелегкая – если кто нежными руками попробует быстро и с силой вертеть палочку, тут же сотрет ладони в кровь. Все так же не торопясь, экспедиция 9 июля пришла в Семалембуэ при устье Кафуэ, переправилась через нее и пошла дальше левым берегом Замбези по землям батока[149]149
  Самоназвание батока – батонга («независимые»), а также баленджи.


[Закрыть]. Почва здесь плодородна; всюду растет редкий лес без подлеска. Туземцы встречали путников очень хорошо: повсюду знали, что Ливингстон с друзьями идут с миром. Куда бы они ни пришли, им давали самую лучшую муку, птицу, пиво, табак. Можно сказать, что они проходили триумфальным маршем.

Соседи называют батока «баэнда-пези» («ходящий голым»)[150]150
  Буссенар ошибся. В книге великого путешественника упоминается племя бауэ (ба селеа), часть народа батока; представители этого племени в обиходе нередко называли себя «паэнда пези», что Д. Ливингстон перевел как «ходящие голышом».


[Закрыть], потому что они не носят никакой одежды, а только мажутся охрой. Правда, иные из них обдирают лыко с деревьев и плетут веревочки дюйма в два длиной. Затем они обривают голову сзади и сантиметра на четыре над ушами, оставшийся клок курчавой шевелюры красят охрой, разведенной на масле, и обвязывают своими веревочками. Получается нечто весьма странное, отдаленно напоминающее фуражку.

Несколько рядов речного жемчуга, проволочный браслет на руке, неизменная трубка и щипчики для уголька – разжечь трубку: вот вся одежда и багаж самого большого щеголя среди «голышей».

Чем дальше шли путешественники, тем возделанней становилась земля. Вокруг деревень сплошь простирались обширные поля сорго. Много было кругом и табачных посевов – в мире нет, пожалуй, более заядлых курильщиков, чем батока: с трубкой они не расстаются никогда. Зато ни в одном железнодорожном вагоне вы не встретите курильщиков столь учтивых. Даже принимая гостя в собственном доме, батока никогда не закурит, не спросив разрешения: в нашей утонченной Франции многим, очень многим не мешало бы у них поучиться!

Способ курения туземцев совершенно необычен; сами они утверждают, что нет лучше способа отравлять себя табаком. Сначала они вдыхают дым, как и все курильщики, затем отцеживают самую грубую, по их мнению, часть и резко заглатывают самый, если так можно выразиться, табачный дух – квинтэссенцию табака. Ну и на здоровье!

Есть у батока и другая страсть, гораздо более полезная, – земледелие. Здесь дикари ни в чем не уступят культурным нациям: они умеют выводить самые лучшие сорта деревьев и злаков. Неусыпным трудом аборигены улучшают отобранный сорт и добиваются десятикратного увеличения урожая. Этим они весьма отличаются от соседних племен, которые не сажают деревьев и не сеют хлеба, но собирают кое-как дикие злаки на старых вырубках и валят деревья, чтобы собрать плоды.

У батока есть великолепные фруктовые сады, где иные деревья достигают до восьмидесяти сантиметров в диаметре, и обширные амбары, из-за которых деревни кажутся гораздо больше, чем на самом деле. К несчастью, в амбарах много червей. Поэтому батока, желая сохранить урожай, хранят его в земле. Когда сходит половодье, жители складывают большое количество зерна, уложенного в корзины, сплетенные из сухой травы и обмазанные глиной, на песчаные острова посреди Замбези – спрятать от грабителей и вредителей. Бессильны они, к несчастью, против долгоносика: тот пролезет повсюду, поэтому надолго урожай все же не сохранишь. Из большей его части варят пиво, а пиво тоже надо пить побыстрее… Выходит, что долгоносик – главная причина пьянства у батока!

Не только как земледельцы батока выше соседей – у них есть и свои барды, поэты саванн. К несчастью, ни устное, ни письменное предание не хранит плодов их вдохновений. «Один из этих менестрелей[151]151
  Менестрель – средневековый поэт-певец и музыкант (преимущественно – во Франции).


[Закрыть], весьма способный, – пишет Ливингстон, – несколько дней шел вместе с нами. На каждом привале он пел нам хвалебные песни в гармоничных легких пятисложных белых стихах! Сначала песнь нашего импровизатора содержала лишь несколько строф. Но постепенно – по мере того как наш бард узнавал о нас все новые подробности – она удлинялась и наконец превратилась в длинную оду. Когда же мы ушли слишком далеко от его дома, он с сожалением распрощался с нами и вернулся домой, получив достойную награду за свои приятные и полезные славословия.

Был такой сын Аполлона[152]152
  Аполлон – древнегреческий бог-целитель, бог-прорицатель, почитавшийся и как покровитель искусств, в том числе поэзии. Позднее стал отождествляться с богом солнца.


[Закрыть] и в самом нашем отряде – впрочем, далеко не столь талантливый. После ужина, когда все кругом болтают, спят или занимаются готовкой, он повторял свои стихотворения; в них рассказывалось все, что он увидал у белых и повстречал по дороге, так что каждый день к его “Одиссее”[153]153
  «Одиссея» – древнегреческая эпическая поэма о странствиях и злоключениях одного из героев Троянской войны Одиссея, имя которого стало нарицательным при упоминании об опасных, полных всевозможных приключений путешествиях.


[Закрыть] прибавлялась новая песнь. Впрочем, импровизация не стоит ему труда; он ни когда не запинается ни на минуту: если нужное слово в голову не приходит – просто прибавляет для ритма какой-нибудь бессмысленный звук. Читал он под аккомпанемент сансы. Музыкант держит корпус музыкального инструмента, расписанный орнаментом, в руке к себе лицом, а другой рукой перебирает девять железных клавиш. Музыкальные люди, у которых не хватает средств на такой инструмент, делают корпус из стеблей сорго, а клавиши – из бамбука; звук получается очень слабый, но исполнитель и тем бывает доволен.

Если под сансу подложить как резонатор пустую тыкву, она, естественно, звучит громче. Еще туда подкладывают мелкие ракушки и кусочки жести; их позвякивание сопровождает аккорды маэстро».

Ливингстон шел дальше на запад и пришел в Моачемба – первую деревню батока во владениях своего старого друга Секелету. Там он мог уже ясно разглядеть столбы дыма – водопад Виктория, – хотя до него было еще далеко. Через три дня он пришел к этому чуду природы, намереваясь рассмотреть его подробнее, чем в первой экспедиции[154]154
  В своем втором путешествии Ливингстон более точно измерил ширину Замбези («немного больше 1860 ярдов», т. е. около 1700 м), высоту водопада, оказавшуюся «вдвое больше, чем у Ниагарского» (около 360 футов, или 108 м), а также размеры ущелья реки ниже водопада.


[Закрыть].

Путешественники направились оттуда дальше вверх берегом Замбези, перешли близ устья реку Лекуэ и вскоре повстречали гонцов от Секелету. «Великий вождь, – сказали гонцы, – просит вас идти поскорей, не мешкая по пути».

Ливингстон понял, что дело не терпит, пошел быстро, как только мог, и 18 августа 1860 года пришел в Шешеке. Старый город лежал в руинах – Секелету перенес свою резиденцию на другой берег. Сам несчастный государь находился в ужасающем состоянии: все тело изъела болезнь, подобная проказе; туземные врачи сочли больного безнадежным и отказались лечить. Вождь горько жаловался Ливингстону на страдания. К великой радости доктора, больного удалось вылечить «адским камнем»[155]155
  «Адский камень» (pierre infernale) – французское название ляписа (азотнокислого серебра), применявшегося в медицине как прижигающее средство (отлитым в палочки или в растворе). Ливингстон и доктор Кэрк с помощью Мамире, дяди вождя, «попробовали наружное применение ляписа и дали внутренний раствор углекислого камня».


[Закрыть].

Посудите сами, насколько удачное лечение в столь безнадежных обстоятельствах подняло престиж белых вообще и Ливингстона в частности.

Доктор убедился, что за семь лет племя сильно выродилось. Он полагает, что это связано с продолжительной засухой, губившей урожаи, и страшными лихорадками, косившими людей.

Приход путешественников внес разнообразие в жизнь обывателей Шешеке. Туземцы толпой собирались вокруг белых людей, особенно в обеденные часы, – посмотреть, как едят гости, а заодно и попробовать их еду. Мужчины, когда им давали ложку, пользовались ею довольно странно: зачерпнув супа, переливали в ладонь и только из ладошки хлебали. Женщины с особенным ужасом смотрели, как белые мажут масло на хлеб. Они еще понимали, что в крайнем случае масло можно топить или класть в кашу, но вообще-то они мажутся им как кремом, полагая не без резона, что кожа от него делается мягкая, гладкая и блестящая.

Из Шешеке доктор пошел в Линьянти, где некогда жил; там еще стоял фургон путешественника с кое-какими вещами.

По дороге он встретил несколько семей бакалахари. Это тихие забитые люди; их родина – пустыня Калахари, но едва соседи сделают вид, что собираются им угрожать, как бакалахари впопыхах разбегаются. Чтобы никто их не трогал, они забираются в самые сухие безводные места – ведь африканцу для жилья в первую очередь нужна река. Бакалахари же, едва найдут ключ или просто лужу, тут же прячут воду – засыпают песком.

Чтобы набрать хотя бы немного воды, несчастные женщины бакалахари идут к такому спрятанному источнику (иногда очень далеко) с двумя-тремя десятками пустых страусовых яиц за спиной. В скорлупе сделана дырка толщиной в палец. Женщины берут тростинку около полуметра длиной, с одной стороны приделывают к ней пучок травы, с другой – соломинку и зарывают стоймя во влажный песок. Когда трава намокнет, женщины высасывают воду через тростинку. Рядом с собой они кладут яйца и опускают соломинку в дырочку; так постепенно, вдох за вдохом, вода перетекает в скорлупу. Попробуйте поставить на илистый берег бутылку и перекачать таким способом воду из ила – вы убедитесь, что она превосходна. Так женщины бакалахари, пользуясь собственным ртом вместо насоса, запасают воду. Дома они тщательно ее прячут.

Бедные люди! Как подчас тяжела борьба за жизнь!

В Линьянти Ливингстон нашел в целости и сохранности свои вещи, оставленные у туземцев. Аптечка, волшебный фонарь, книги и инструменты были в полном порядке.

Негры – старые друзья доктора – очень просили его остаться, но Ливингстону непременно нужно было вернуться в Шешеке, а оттуда в Тете. Из Шешеке он 17 сентября 1860 года отправился к устью Замбези за новым, давно обещанным от английского адмиралтейства судном взамен «Ma-Роберт», упокоившейся на одной из мелей Шире – вся дырявая, как огромный дуршлаг.

В конце декабря он достиг берега моря; всего через месяц – 31 января 1861 года – пришел и корабль «Пионер» вместе с двумя крейсерами Королевского британского флота. На них прибыл епископ и несколько миссионеров для проповеди жителям берегов Шире и озера Ньяса. Ливингстон хотел ехать с ними, но добрался лишь до озера Ширва, потому что тогда манганджа воевали с работорговцами.

Второго сентября доктор предпринял новую попытку. Она оказалась удачней, но в начале ноября Ливингстону опять пришлось вернуться: он узнал, что к нему приехала жена. Тот же английский корабль доставил жен еще к нескольким миссионерам, и пароход для плаванья по Ньясе, разобранный на двадцать четыре части.

Тогда Ливингстон опять отправился на замечательное озеро, исследовал его западный берег и северную оконечность, собирался составить полное описание этого огромного водоема… Депеша от английского правительства вдруг положила конец исследованиям великого путешественника. Она гласила: «Жалованье экипажу «Пионера» ни в коем случае не будет выплачиваться после 31 декабря 1863 года».

Ливингстон понял значение этих строк (решительно, их грубый лаконизм – позор английских властей!). Депеша пришла 15 сентября; пришлось срочно возвращаться – иначе доктор остался бы в центре Африки без средств к существованию. А он провел здесь двадцать два года!

Тринадцатого января 1864 года Ливингстон прибыл в устье Замбези и сел там на английский пароход «Орест». Через Занзибар он добрался до Бомбея, а 20 июля сошел на английский берег.

Но оседлый образ жизни в цивилизованной стране не пришелся по душе отважному путешественнику. Не пробыв в Европе и года, он уже в 1865 году отправился в новую экспедицию.

Доктор поставил перед собой четыре главные задачи: стереть белое пятно на карте между озерами Ньяса и Танганьика; завершить исследование Танганьики (ибо увидевшие его первыми Бёртон и Спик не смогли дать полного описания); исследовать как можно дальше земли к западу от Танганьики и пройти к северу от озера в направлении экватора.

Ливингстон остановился ненадолго на Занзибаре, затем безуспешно пытался подняться по реке Рувума, впадающей в Индийский океан почти на широте Коморских островов. Тогда он пошел обратно в сторону Занзибара до бухты Макиндани, уже оттуда двинулся к западу и вновь вышел на Рувуму. 18 мая 1866 года на Занзибаре получили от него письма, отправленные с этой реки. Затем несколько месяцев никаких новостей не было.

Путешественник, перевалив через горы, вышел к озеру Ньяса. Там сопровождавшие его люди отказались идти дальше и сбежали. Дома, на Занзибаре, им причиталась приличная сумма, поэтому, чтобы оправдать преждевременное возвращение, они придумали довольно правдоподобную историю о смерти доктора.

Сам путешественник, спустя девять месяцев после выхода с побережья, пришел в Берубу к северо-западу от Ньясы и направился к Танганьике. Из Берубы ему удалось отправить с караваном, шедшим на Занзибар, письмо к лондонским друзьям. Еще через год от доктора дошли вести с Танганьики, переданные неким арабским купцом. Еще через некоторое время получили письма из Луэнде, столицы Казембе, от 8 июля 1868 года, в которых содержались чрезвычайно важные сведения о географии и гидрографии областей, окружающих Танганьику с запада и юго-востока.

Затем три года о путешественнике не было никаких достоверных сведений – лишь однажды случайно дошел слух, что он живет в Уджиджи.

Только 10 марта 1871 года доктор Кэрк получил письмо от двух арабов. Путешественник-христианин, писали они, в конце предыдущего года находился с несколькими слугами без всяких средств к существованию в местности, называемой Монакозо.

С июля 1868 года доктор отправил тридцать четыре письма – и ни одно не дошло! Он занимался исследованием местности к западу от Танганьики и надеялся выйти к Нилу.

Легко понять, что в Лондоне эти новости вызвали большой переполох. Географическое общество, решив послать экспедицию на выручку к Ливингстону, провело среди своих членов подписку и скоро собрало требуемую сумму.

В экспедицию отправились родной сын путешественника Освальд Ливингстон, а также господа Генн и Доусон, офицеры морского флота. Они прибыли в Занзибар, но предприятие плачевно провалилось. Причину неудачи искали в сезоне дождей и недостатке средств. Может быть, следовало прибавить недостаток энергии и согласия. Оставим это – последуем примеру мудрых англичан, которые во имя национальной гордости не обращают особенного внимания на некоторые мелкие неприятности.

Скажем лишь, что там, где сын путешественника потерпел неудачу и ничего не смогла сделать великая нация, добился успеха Стенли. 10 ноября 1871 года Ливингстон встретился с ним, а 27 апреля 1873 года – скончался на берегах Танганьики[156]156
  Как уже упоминалось, Ливингстон умер 1 мая 1873 года.


[Закрыть].

Рассказывая о жизни и приключениях Стенли, мы уже поведали, как слуги Ливингстона отнесли прах исследователя к побережью Индийского океана. Оттуда он был доставлен в Англию и с большой помпой похоронен в Вестминстерском аббатстве.

Давид Ливингстон впервые уехал в Африку в 1840 году и пробыл там, за исключением трех очень коротких приездов в Европу, тридцать три года. Между тем его родина отчаянно торговалась с путешественником за каждую копейку субсидий на великое культурное дело. Зато устроила королевские похороны…

ГЛАВА 9

МАЙОР СЕРПА-ПИНТУ[157]157
  Серпа-Пинту Алешандри Алберту да Роша (1846–1900).


[Закрыть]

От Бенгелы до Замбези. – Неприятности. – В огненном кольце. – Приступ. – Измена. – Спасение. – Переход через Африку.

Мало того, что англичане, злоупотребляя силой, украли у португальцев часть их колониальных владений – они еще давно пытаются опорочить их.

Кто все время с чисто англосаксонским упорством распространяет ложные слухи о работорговле португальцами? Англичане! Кто смеет утверждать, что этот гнусный промысел в заморских португальских владениях терпим правительством и ведется непосредственно под сенью лузитанского[158]158
  Лузитания, т. е. Португалия, получила название от племени иберов, населяющих юго-западную часть Пиренейского полуострова (большую часть современной Португалии).


[Закрыть] флага? Опять англичане!

А почему? Какова цель гнусной клеветы?

Да очень просто. Под лицемерным предлогом гуманности Англия стала во главе движения за отмену работорговли (малоприятное занятие арабов). Под этим предлогом Лондон претендует на право осмотра подозрительных судов, берегов, при необходимости – и временного захвата гаваней, где будто бы находят убежище или устраивают склады торговцы людьми.

Какое, собственно, дело англичанам до африканских невольников? Ведь у них под боком есть «братский остров» – Ирландия[159]159
  Ирландия до 1949 года считалась подвластной Англии территорией.


[Закрыть], и там довольно, казалось бы, белых рабов, на которых английское правительство могло бы упражняться в человеколюбии…

На деле британцы желают – лицемерно скрывая истинные помыслы под благовидным предлогом – завладеть всеми или почти всеми берегами Африки от тропика до тропика, вредить неанглийской торговле, занимать земли временно – и остаться там навсегда, как в деле с Египтом.

Разумеется, благородные, сохранившие рыцарские понятия португальцы с негодованием протестовали против лицемерной клеветы британских торгашей[160]160
  Следует осторожно относиться к выпадам автора по отношению к англичанам и возвеличиванию им противников Великобритании.


[Закрыть]. Этот протест послужил причиной замечательной экспедиции по Африке майора Серпа-Пинту.

В начале 1877 года по предложению г-на Жуана ди Андроди Корву португальский парламент одобрил кредит в 169 тысяч франков на исследовательскую экспедицию. Ее цели законодатели определили следующим образом: разведка стран, находящихся между Анголой и Мозамбиком; выяснение географических связей Заира и Замбези; поиск легчайших и надежнейших торговых путей от океана до океана; упразднение работорговли.

Декретом от 11 мая 1877 года начальником экспедиции был назначен командир 4-го егерского батальона королевской армии Алберту ди Роша Серпа-Пинту, помощниками – моряки лейтенант Бриту Капелу и младший лейтенант Роберту Ивенш.

Серпа-Пинту тогда исполнился тридцать один год; он родился в 1846 году в городе Синфайнш на левом берегу реки Дору. Как мы убедимся, невозможно было вверить экспедицию более достойному и отважному человеку.

Начало похода обескураживало. Португальские офицеры, кое-как наняв носильщиков, 12 ноября 1877 года вышли из Бенгелы. Из-за половодья они шли южнее, чем некогда Камерон. 12 декабря экспедиция прибыла в Килленгиш, а 1 января должна была выйти в Каконду.

И вот совсем еще недалеко от Бенгелы – причем на территории, прямо подчиненной Португалии, – неприятность следует за неприятностью. Носильщиков не найти. Серпа-Пинту в одиночку отправился в деревню Нисети на правом берегу Кунене и попытался сторговаться с вождем по имени Дуарти Бандейра, который прекрасно встретил майора и за бочонок водки пообещал сто двадцать носильщиков. Серпа-Пинту уже готов отправиться в путь – и вдруг в последний момент Бандейра отказывается от обещания.

Между тем майор получил письмо от Капелу с Ивеншем, оставшихся позади со всем багажом; помощники объявили, что не могут больше следовать за ним, и предлагали оставить ему треть груза.

Не находя оправданий такому поразительному решению, которое могло быть вызвано лишь неким прискорбным недоразумением, Серпа-Пинту хладнокровно посмотрел правде в глаза. Он находился во враждебной стране; туземцы только потому не трогали его после выхода из Каконды, что принимали маленький отряд за авангард большого экспедиционного корпуса. Старый купец Силва Порту в этих местах выдержал много тяжких боев – что же будет с ним, когда узнают, что у него лишь десять человек!

До Каконды всего три дня пути, а до Бие, где условия для путешественников все равно не бог весть какие – двадцать переходов. Что же: внять голосу разума и вернуться в Бенгелу?

Серпа-Пинту выбрал себе девиз древних римлян, с незапамятных времен сопровождающий землепроходцев: «Audaces fortuna juvat!»[161]161
  Счастье покровительствует смелым (лат.) – строка из эпической поэмы «Энеида» римского поэта Вергилия.


[Закрыть]

Он решился раз и навсегда, будь что будет – надо идти вперед.

Серпа-Пинту отправился к вождю страны Нану, головорезу Капоку, разбойничавшему в окрестностях. Тот нашел для него сорок носильщиков, которых должно хватить, чтобы тащить часть груза, переданную при разделе Капелу и Ивеншем.

Двадцать первого февраля Серпа-Пинту двинулся дальше в Бие. В тот же день его чуть было не растоптал разъяренный буйвол. Вечером майор вышел пострелять себе дичи на ужин. Внезапно огромный зверь, выставив рога, без всякой видимой причины набросился на него. Серпа-Пинту был очень храбр и прекрасный стрелок; он спокойно подпустил зверя и уже взял ружье у оруженосца негритенка Пепеки, как вдруг вспомнил: ружье заряжено дробью! Он уже расстался в мыслях с жизнью, но все же выстрелил дуплетом и постарался спрятаться за дымовой завесой. И тут, вопреки опасениям, случилось невероятное: буйвол перепугался и бросился без оглядки в лес. Путешественник был спасен!

Тогда же майор узнал, что Капелу и Ивенш направились, опережая его, в Бие, желая, вероятно, идти в глубь Черного континента своим путем.

На другой день у Серпа-Пинту украли ружье, козу и барана. 23 числа в Думбу ему пришлось с револьвером в руке защищать от туземных грабителей свой запас водки. Если бы не негр Верисиму Гонсалвиш, который еще столько раз докажет свою преданность, путешественника наверняка бы зарезали.

Серпа-Пинту определил линию водораздела Кунене и Кубанго между горами Домбу высотой 1700 метров и Бурунда высотой 1585 метров, под 10° восточной долготы[162]162
  От Парижского меридиана. (Примеч. перев.)


[Закрыть]. 5 марта, выйдя из одной деревни племени ламонпа, он миновал водораздел бассейнов Кубанго и Кванзы.

Ночью, в страшную бурю, путешественник вышел на берег Куквеймы. Там его скрутил страшный приступ ревматизма и лихорадки. Идти он не может – его несут в гамаке. Река вышла из берегов и катила свирепые волны, неся множество обломков. Серпа-Пинту хочет переправиться во что бы то ни стало; он добыл себе скверную пирогу, вмещающую лишь двух человек, и сел в нее вместе с гребцом. На середине реки кое-как сколоченная, замшелая лодка протекла и стала тонуть. Гребец, чтобы спасти ее, прыгнул в воду, но это не помогло. Лодка накренилась на один борт, на другой и пошла ко дну. Вмиг майор оказался посреди бушующих волн; одной рукой он греб, другой – держал над головой хронометр.

От такого шока он тут же выздоровел: ни ревматизма, ни лихорадки как не бывало. Но зато, обсохнув, Серпа-Пинту получил такой солнечный удар, что чуть не умер на месте.

Невероятным усилием воли майор добрался до фактории Бельмонте, принадлежавшей Силва Порту, и там слег. За ним усердно ухаживали бывшие его товарищи, Капелу и Ивенш; они также пришли в Бельмонте, а оттуда собирались пересечь континент. Серпа-Пинту был так плох, что Ивенш даже предложил отвезти майора обратно в Бенгелу, прежде чем они сами пойдут дальше. Но тот категорически отказался и остался в Бельмонте один со славным негром Верисиму и белой козочкой Корой. Эта Кора была при нем с самого начала пути; теперь она становилась копытцами на постель к больному, ласково блеяла, лизала в лицо и просила погладить.

Двадцать седьмого марта Серпа-Пинту почувствовал себя лучше, а к середине апреля силы стали прибывать с каждым днем. Не теряя времени, путешественник во всех подробностях изучил дорогу на Зумбо, Тете и Сена, по которой собирался идти, составил карту Бие, привел в порядок записи в дневнике и начал готовиться к походу.

Места впереди лежали опасные – не вооружив людей, идти было нельзя. У Серпа-Пинту было лишь десять карабинов Снайдера да десятка два кремневых ружей. Эти старые мушкеты он починил, заготовил боеприпасы, упаковал все и 6 июня отправился в поход.

Больше всех он доверял Верисиму Гонсалвишу и начальнику носильщиков Аугошту – бенгельскому негру геркулесовского сложения, храброму, сильному, честному, преданному. У него была, однако, удивительная мания: он непрестанно женился. Аугошту оставил жену в Бенгеле, другую взял в Домбу, третью – в Киллингише, четвертую – в Каконде, пятую – в Уамбу, а за время болезни хозяина то ли пять, то ли шесть раз сочетался браком в Бие.

«В конце концов, – пишет Серпа-Пинту, – претензии всех его шумных супруг мне надоели. Я вызвал Аугошту, сурово отчитал и пригрозил уволить, если он не исправится. Негр ревел белугой, валялся у меня в ногах, всячески обещал исправиться и наконец сказал так: если только я дам ему штуку материи для жен, чтобы заткнуть им рот, он больше не будет иметь с ними никаких дел. Я дал ему требуемое, но в ту же ночь меня разбудил необычайный шум на другом конце деревни: песни, хохот, одним словом, настоящее веселье. Я послал спросить, что происходит; вернувшись, мой человек доложил, что это празднуют свадьбу Аугошту с девицей из деревни Жамба!»

Шестого июля Серпа-Пинту нашел несколько носильщиков и отправился на восток. 14 числа он пересек Кванзу – часть экспедиции на купленной в Лондоне лодке конструкции Макинтоша, часть на пирогах, одолженных у «со́ва» (вождя) Ливики. Серпа-Пинту пришел в землю кимбанди[163]163
  Кимбанди (правильно: кимбунуду) – народ группы банту, проживающий в Анголе. Общая численность составляет около 2 млн. человек. Окружающим народам больше известны как «амбунуду».


[Закрыть] и послал подарки сова по имени Маванда. Тот подарки принял и попросил еще вдобавок… рубашку! Он также просил у Серпа-Пинту помощи против вражеского племени. Путешественник отказался вмешаться в распри туземцев и остался ожидать носильщиков. Тщетно! Сова все обещал их и не присылал. Впрочем, Маванда – ростом истинный колосс – не сердился на майора за отказ в помощи и подарил португальцу огромного быка, и они расстались как лучшие друзья.

Все свободное от трудов время путешественник перекладывал багаж так, чтобы тюков было как можно меньше. Лодка занимает два тюка, а бросить ее жалко. На обмен почти ничего не осталось: только мешок каури[164]164
  Каури – раковины были одной из древнейших меновых ценностей, заменявших многим народам мира звонкую монету; каури – туземное название раковин моллюсков вида Сургеа, с давних пор служивших заменителями металлических денег сначала на побережье Средиземного моря, а потом – и во внутренних районах Африки.


[Закрыть] и стекляшек. Увидев, что состояние его более чем скромно, он всерьез готовился к самому худшему.

Двадцать четвертого июня Серпа-Пинту переправился через Уду, красивую реку пятнадцатиметровой ширины, поросшую по берегам дивными древовидными папоротниками. На другой день явились наконец носильщики. Он ожидал тридцать человек – а пришло четверо! Не важно! Дело за тем не станет. Двое понесут лодку, двое – самые тяжелые тюки.

Из земли кимбанди он попал к лучази[165]165
  Лучази – народ группы банту, проживающий в Анголе и Замбии; общая численность – около 200 тыс. человек.


[Закрыть], живущим в междуречье притоков Замбези – Кониту и Лунгвенбунгу. 1 июля, только что переправившись через Кониту, майор повстречал трех негров, гнавших рабынь на продажу. Задержав негодяев и освободив женщин, Серпа-Пинту предложил им свою защиту и покровительство. Каково было его удивление, когда женщины дружно ответили, что им ничего не надо и зачем помешали идти своей дорогой!

Серпа-Пинту двинулся дальше через Бембе, Ньун-Гоавиранду и 5 июля вышел к подножию хребта Карсара-Кайера высотой 1614 метров над уровнем моря и 137 метров от места стоянки. Лагерь разбили на берегу речушки Карисампоа, впадающей в Лунгвенбунгу.

Десятого июля майор убил леопарда и сделал себе из его шкуры подстилку. Затем он вышел к реке Квандо, крупному болотистому притоку Замбези, а вскоре – Кубанги, очень красивой реке, кишащей крокодилами.

Вместе с двумя негритятами путешественник поплыл вниз по ней на лодке Макинтоша. В пяти километрах ниже Кангумбы он увидел трех антилоп неизвестной породы. Серпа-Пинту вскинул ружье, но антилопы проворно кинулись с головой в воду и пропали из виду.

Позже путешественник еще не раз встречал этих удивительных животных и изучил их. Они невероятно проворно плавают и ныряют, выставив на поверхность только кончики рогов; жители Бие называют их кишобу[166]166
  Антилопа кишобу – судя по описанию, речь идет об одной из водяных антилоп (род Kobus), скорее всего – о водяном козле (Kobus allipsiprymus).


[Закрыть], а амбвела – бонзи. Взрослая антилопа всего с годовалого теленка ростом. Шерсть у нее темно-серая и на редкость гладкая, достигающая в длину от шести до двенадцати сантиметров. На голове шерсть короче; морду на уровне ноздрей пересекает белая полоса. Рога у антилоп вытягиваются сантиметров на шестьдесят; в сечении у основания они полукруглые, торчат почти прямо и закручены штопором.