Текст книги "Нравственные письма"

Автор книги: Луций Анней Сенека

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Письмо LXIV (О развитии мудрости)

Луцилия приветствует Сенека!

Скажу тебе: ты с нами был вчера

(Со мной ты постоянно, как в ковчеге).

С друзьями пировали мы с утра,

Про многое мы с ними говорили,

Скакала мысль в беседе без конца…

Потом читали книгу (подарили

мне томик Квинта Секстия-отца).

(Иные в книгах мудрствуют и спорят,

Но, все бескровно – слабый блеск имен.)

Он – жив, велик, свободен. Только стоит

Его прочесть – я верой окрылен.

Готов идти на бой с самой фортуной,

Ищу сразиться с вепрем и быком,

Ну, нападай! Сидеть не стану втуне…

Столь ярких чувств я не видал ни в ком.

Величье мудрой жизни!– Одержимо

вселяет Секстий в душу мне легко…

И понимаешь: это достижимо,

Хотя, конечно, очень высоко.

В свой час досуга не впуская леность,

Я мудрость созерцаю каждый час,

Она мне – бесконечностью вселенной,

И счастлив, что со мной она сейчас.

Я преклоняюсь пред ее твореньем,

Я благодарен всем ее творцам,

Что шли, за поколеньем поколенье,

И отдавали ей свои сердца.

И тот, кого в душе сомненья гложут,

Хотя бы через тысячу веков,

Способен эту мудрость приумножить,

В отличье от тщеславных простаков.

Представим: мудрость в древности открыта,

Но, примененье – новое в свой срок.

Порокам никогда не быть изжитым,

Хвала тому, кто смог лечить порок.

Философ уважения достоин:

Он – всем наставник, мудрому – вдвойне,

Не суть – эпикуреец или стоик,

У мудрости – все слуги наравне.

Готов я отмечать их дни рождений

Хочу напомнить людям имена,

Зовущие к добру от заблуждений,

Которыми душа еще полна.

Одним, почет – по должности положен,

Другим – за благо мудрости даров,

И выбор, после смерти их, несложен:

Лишь мудрость возвышает.

Будь здоров.

– –

Письмо LXV (Об общих причинах)

Луцилия приветствует Сенека!

Я поделил с болезнью целый день:

С утра она чинила мне помехи,

Так, что не мог на кресле усидеть.

Потом писал, затем друзья явились,

В беседе я провел остаток дня.

Перескажу, о чем не сговорились.

Кого поддержишь: их или меня?

Причина и материя – начала

Всего в природе (стоиков девиз).

Материя без разума скучала б,

Но разум ею вертит вверх и вниз.

Искусство – в подражании природе.

Вот статуя: материя видна

(к примеру – бронза), но, подобно розе,

Художником ей форма придана.

Считает стоик: есть одна причина

Того, что может вещи создавать.

Но Аристотель все делил по чину,

Насчитывал их… три, четыре, пять?

Во-первых – "из чего" само изделье,

Второе – "кто" изделие создал,

На третье – форма, что назвал он "эйдос",

Четвертое – "намеренья" штурвал.

Я поясню: во-первых – это бронза,

Второе – сам художник (он – творец),

И третье – форма (и названье – роза),

Намеренье рассмотрим под конец:

Зачем художник взялся за работу?

Коль по заказу – след ведет к деньгам,

Искал в работе славы и почета?

Иль, веруя, торил дорогу в храм?

Платон добавил пятую причину:

"Идея", или, проще – образец.

В уме представив истины личину,

Художник поднимает свой резец.

Итак, нам пять причин даны Платоном:

"То, из чего", "то, кем", "то – внешний вид",

"Подобие чего" (сдержите стоны),

И "то, ради чего"… Готов развить:

Все то же, по Платону, у вселенной:

Материя – основа, Бог – творец,

И форма – как порядок неизменный,

Подобие – от Бога образец.

Ты спросишь: Что в намереньях у Бога?

Одно: "Кто добр, тот всем творит добро".

Хотя, в иных душа живет убого,

Им нужен хлеб, вино и серебро.

Платон и Аристотель слишком много,

Иль слишком мало дали нам причин…

И время, и пространство, если строго,

Нужны нам, чтоб творенья получить.

Но мы-то ищем ОБЩУЮ причину,

Простую, как материя проста…

Она ясна – в ней Господа личина,

Во всем, от человека до хлыста.

Что есть Господь? – Изволь, отвечу сразу

(Пускай ханжи представят дураком):

Он – Всеблагой и Деятельный Разум,

Что не вместим в собрание икон.

Ты говоришь: Причина – это форма,

Намеренье, подобья образец?

В том – нет причин, лишь – инструмента норма,

Как кисть, перо, напильник и резец.

Как ты рассудишь непростую тяжбу?

Иль дело нам доследовать вернешь?

Иль скажешь: Я не вижу в этом важность.

Что до вселенной?– Был бы сам хорош…

Зря времени, поверь, я не теряю:

Кто не мельчит, в идеях крепит дух,

А он, из оболочки воспаряя,

Провидит всей природы дивный круг.

Художник, утомив глаза работой,

Выходит поглядеть на вольный свет.

А мудрый, телом скованный, охотно

У Бога хочет получить совет.

Кто Ты, Создатель?!– Тихо, нет ответа…

Как избежал Ты хаоса погонь?

Откуда у природы столько света?!

Огонь ли? Или ярче, чем огонь?!

Кто не способен причаститься к небу,

Живет не поднимая головы…

Куда иду? Туда, где прежде не был?

Что душу ждет? Как мне узнать?– Увы…

Зачем рожден? Чтоб быть рабом у тела?

Оно – лишь цепь, чем скована душа.

Ударам – тело подставляю смело,

Чтоб защищенный дух сумел дышать.

Союзники… но все права – за духом,

И тело не принудит душу к злу.

Покуда они связаны друг с другом,

Но, захочу – союз их разрублю.

Все создано материей и Богом,

Материя лишь следует за Ним.

Он добр, и в Нем защита от пороков,

Кто претерпел – тот счастлив Им одним.

Материя и Бог… Душа и тело…

Будь худшее – для Лучшего слугой!

Пока душа от тела не взлетела,

Будь – так! И не ищу я путь другой.

Что смерть?– Конец? Иль душ переселенье?

Небытие? Иль новизна миров?

Я не страшусь любого представленья:

Душе не будет тесно.

Будь здоров.

– –

Письмо LXVI (О родах благого)

Луцилия приветствует Сенека!

Мне встретился Кларан, соученик

Он, хоть и стар, душою – очень крепок,

Хоть хрупок телом, духом не поник.

Наверное, природе захотелось,

Заветы нашей логики поправ,

Явить, что, даже в самом бренном теле,

Способен обитать блаженный нрав.

Душа – нам украшение, не тело

Для доблести прикрасы не нужны.

Прекрасен воин, в бой идущий смело,

Хоть внешне он – страшнее сатаны.

Мы рассуждали о родах благого…

Равны ль они? Есть высшее из благ?

В мирских делах должны искать какого?

Какое нужно вынести на флаг?

Во-первых – процветание отчизны,

Здоровье, радость, мир на всей земле.

Второе – в проявленьях трудной жизни:

Как вытерпеть и пытки, и болезнь…

Последнее – пристойная походка,

Спокойное, открытое лицо,

Осанка, ясность взгляда, дом и лодка,

Приличная еда, в конце концов.

Первичен дух, что смысл найти стремится

Не в мненьях, а – в явленьях ищет суть.

Он хочет знать: В природе что творится?

Он в истине находит высший суд,

И, раскрываясь в пестроте поступков,

Все делает похожим на себя:

Дар дружбы, и дома, и их приступки,

Всему внимая, всех вокруг любя.

Что можно к совершенному добавить?

Кто в честности своей излишне прост?

(Нельзя быть честным и "слегка лукавить"…)

Несовершенства признак – бурный рост.

Не отделить достойное стремлений

От действия, достойного похвал,

И добродетель многих поколений

Одна и та же, как бы ни назвал.

Мы в стаде добродетель видим сразу:

В коровах – вымя, больше ничего.

А в человеке добродетель – разум,

Прямой от Бога, давшего его.

А, если разум – благо нам от Бога,

Не существует неразумных благ.

Величье духа неизменно, строго

В нем воля, крепко сжатая в кулак:

Как выглядит? – То – воля обстоятельств,

Но, всюду добродетели равны:

На приступ стен идущий неприятель

И павшие защитники стены.

"Между победой или пораженьем

Нет разницы?!"– Поверь мне: Никакой!

Не всяко пораженье – униженье,

Не все победы – с Божеской рукой.

Все честное – в спокойном поведенье,

По доброй воле, искренне, без зла.

Все честное не терпит принужденья,

Иначе – честность выжить не смогла б.

Меж радостью и болью есть различье:

При выборе, я к радости стремлюсь.

В естественности – радости величье,

Но, испытанье духа – тоже плюс.

Поставь перед собой душою равных:

Один – богат, другой – почти что наг.

Они – равны пред Богом! Скажешь: Странно…

Богатство – случай… тем, кто не дурак.

Не внешность составляет людям славу,

Хоть доставляет массу беспокойств.

Не важно в друге: лыс он, иль кудрявый,

Не благо это, а – случайность свойств.

Никто в семье не делает различья

По росту, нам не важен мышц объем…

И в родине, мы ценим – не величье,

А то, что… нежно Родиной зовем.

Все истинные блага – равновесны,

Имея одинаковый размер.

А в мнимых – пустота. Пример известный:

Подложность гирь, как мерзость всяких мер.

Что разум подтверждает – прочно, вечно,

И укрепляет душу навсегда.

Что без ума, как глас толпы беспечной,

Всегда страшится умного суда.

Добро и зло не в чувстве обитают,

Не знающем полезность перемен.

В их битвах победителей считает

Лишь разум, в судьи избранный взамен:

Способен он, пустое отметая,

Судить о благе только по душе,

Что с прошлым нашу будущность сплетая,

Ведет пороки к точному туше.

Из высших благ – отчизна, семьи, дети…

Вторые – проявляются в беде:

Терпение в болезни, пытках… эти

Блага нас заставляют поседеть.

Есть третьи – это скромная походка,

Умение пристойно встать и сесть…

Но, в первых двух, коль коротко, то вот как:

Отличие в природе блага есть.

Гореть в огне – с природой несогласно,

Но благо в том не следует винить:

В согласии с природой, это ясно

Нам неустанной душу сохранить.

Что разум? – Подражание природе.

Что благо? – По природе поступать,

Пускай болезни, пытки нас находят,

От разума не должно отступать.

Один угас за ужином, другому

Совокупленье жизнь оборвало,

Иной – во сне, легко впадая в кому…

Ты скажешь, что кому-то повезло?!

Один живет – в сражениях неистов,

Другой – под наслаждений сладкий дым…

Бывает гладкий путь и путь тернистый

Что добродетель признает своим?

Как чистота безоблачного неба

Не может быть ни ярче, ни темней

Покой в душе достичь хотелось мне бы,

Без болей в теле. Нет двух благ ценней!

Блага равны…Но, если глянуть строго,

Я выше оценил бы, что больней.

Суметь умерить радости – неплохо,

Но, с тяготами – справиться трудней.

Из храбрецов, мне Муций всех дороже,

Простерший руку над чужим огнем,

И, алой кровью на сгоревшей коже…

Величье духа высветилось в нем.

Порсенна, любовавшийся спокойно,

Не выдержал: Убрать огонь скорей!

Так Муций, показав пример достойный,

Мгновенно прекратил войну царей.

Хвала тому, кто счел себе во благо

Пролить перед врагами свою кровь!

Такой поступок не забудут за год…

Прославиться желаешь?

Будь здоров.

– –

Письмо LXVII (О мужестве)

Луцилия приветствует Сенека!

Начну с погоды – странная весна,

И лето не прогреет наши реки,

И я все мерзну – старость холодна.

Читаю книги, а письмо приходит

Мне кажется, беседую с тобой,

И вместе слово точное находим,

И мысли потекли за ним гурьбой…

Ты спрашиваешь: Всякое ли благо

Желательно?– Величье на костре?

Я пытку отодвинуть рад, хоть на год…

Молю о том, чтоб духом не сгореть…

Иные рады только чистым благам:

Спокойствию в кругу любимых книг,

Не зная ни болезней, и ни тягот…

Да, кто б к такому благу не приник?

Но, добродетель может быть суровой,

И мужества потребовать от нас…

Знай: оселок для мужества – не слово,

А лишь поступок в испытанья час.

"Но, кто желал когда-нибудь такого?"

Напомню: был Катон, и был Сократ…

И, если б предложить им выбор снова,

Путь мужества любой проделать рад.

Кто мужественно пытки переносит,

Тому все добродетели – как щит:

Терпенье снисхождения не просит,

И разум на костре не затрещит.

Быть мужественным, значит – быть великим,

Быть честным, отвергаюшим уют…

Бывают блага и со скорбным ликом

За них благоговеньем воздают.

Марк Регул сам вернулся в плен, дав слово,

Не стал просить о мире Рим родной.

Он был подвергнут страшным пыткам снова,

И умер под враждебною стеной.

Спокойную судьбу звал "мертвым морем"

Деметрий, испытавший крепкий дух.

Кто не горел, не зная повод к горя,

Считай, что раньше времени потух.

Гори костер! У блага есть величье

Я сам в него подкину жарких дров,

Их треск, моей душе – победным кличем!

Горю – непобежденным!

Будь здоров.

– – –

Письмо LXVIII (О праздности)

Луцилия приветствует Сенека!

Согласен я с решением твоим:

Уйди от дел, прикрой спокойно веки.

Скрывай безделье – что кичиться им?

Для мудреца весь мир открыт для службы,

Его обитель выше, чем сенат.

Ни Божьему, ни бренному не чужды,

Философы о вечном говорят.

Не похваляйся радостным досугом,

Скажи: не "философия" – "болезнь",

Не окружай себя секретным кругом,

Пусть думают: тобой владеет лень.

Нас явное нисколько не тревожит,

Ломятся только в запертую дверь.

Скрываясь, ты преследованья множишь,

И вызываешь множество потерь.

Уйдя от дел, беседуй сам с собою…

со злостью, так, как люди – о тебе.

Займись – с душевной слабостью борьбою,

И преуспей в безжалостной борьбе.

Изъяны тела видит, знает каждый:

Один – желудок рвотой исцелит,

При болях ног – не пьют вина, хоть жаждут,

Диетами изводят целлюлит.

Когда бы я имел больные вены,

Носильщиков прислал бы ты за мной…

Но язва, что лечу я, сокровенна:

В душе моей надрыв и давит гной.

Не жажду восхваленья неземного:

"Муж славный! Все презрел и осудил!"

Я осудил себя лишь… и больного,

А не врача, в себе я находил…

Хочу, чтоб ты подумал, расставаясь:

"Я в нем ошибся, приняв за того,

Кто учит жизни… А ушел, зевая:

Лишь праздность я заметил у него."

Прими, Луцилий, изреченье: "Праздность

Прекрасней дел, оставленных тобой."

Мирская власть – для многих труд напрасный,

Нечистый, ненавистный всей толпой.

Пусть превзойдут меня богатством, саном,

Хвалой толпы, что жаждет угодить…

Но, им – недолга бренная осанна,

А я – хочу фортуну победить!

Эх, если бы с рожденья благо мерить,

Пред смертью не пришлось бы нам пенять…

Хоть опыту не медли в том поверить,

Что разумом давно пора понять.

Мой возраст тем хорош, что все пороки,

Отбушевав, не трогают меня.

Кто поздно начал, тот успеет к сроку,

Пришпорив благодатного коня.

Пусть молодежь, сочтя себя умнее,

Мне говорит: Все в мудрости старо.

Попозже говорить готов я нею…

Пусть раньше повзрослеет.

Будь здоров.

– –

Письмо LXIX (О стойкости духа)

Луцилия приветствует Сенека!

Нас в странствия зовет нестойкий дух.

Пока не остановишь тело в беге,

Ни счастье, ни блаженство не придут.

Здоровье – только в длительном леченье,

Жизнь прежнюю – в покое забывать.

Лишь двинешься, проснутся увлеченья,

И вожделенья станут волновать.

Влюбленным, чтоб избавиться от страсти,

Любимых тело нужно забывать.

Так, от всего, что прежде было счастьем,

И взор, и слух пытайся отрывать.

Страсть жадности рождает жажду денег.

Любая страсть в душе родит мятеж:

Кто похотлив – наградой наслаждений,

Честолюбивый – ищет свой кортеж.

Пороки соблазняют нас наградой,

А благо – безвозмездно входит в дом.

"В ярмо запрячь пороки?… В чем же радость?"

Лишь в совершенстве, данном нам трудом.

Готовься к смерти. Раньше умирая,

Никто не умирает не в свой срок.

"Чужую" смерть никто не выбирает,

Оставишь – лишь чужое.

Будь здоров.

– –=

Письмо LXX (О самоубийстве)

Луцилия приветствует Сенека!

Вчера лишь юность вышла из сердец,

Но, скрылись "и селения, и бреги"

И, завиднелся общий всем конец.

Для нас он представляется утесом,

Но, это – пристань, что зовет: Спеши!

Кто быстро плыл, тех в молодости вносит

В приют последний тела и души.

Хоть медли, хоть спеши – конец все тот же,

Но, благом в жизни стоит дорожить.

Так, мудрый проживет – не сколько должен,

А, лишь пока достойно может жить.

Он думает: Как жить? Неважно, сколько…

Всегда готов подняться и уйти,

Покинув надоедливую польку

Фортуны обезумевшей мотив.

Из жизни в смерть фортуна дверь открыла:

Чем дурно жить, ты в силах кончить век.

А, в Телесфоре слабость говорила:

"Надеждой жив и зверь, и человек."

За жизнь плачу, но не любой ценою:

Я слабостью не смею заплатить.

Чем жить с фортуной, властной надо мною,

Я убегу по смертному пути.

Но, глупо умирать от страха смерти.

В темнице тридцать дней провел Сократ

Не потому, что жизнь шептала: Верьте!

Беседуя с друзьями, он был рад.

Жизнь не всегда тем лучше, чем длиннее,

А в смерти все, как раз, наоборот:

Куда зовет, туда иди за нею

На меч, в петлю, открой для яда рот.

Ты встретишь мудрецов, что утверждают:

"Насилие над жизнью не твори!"

Кто путь к свободе людям преграждает,

Не вправе о законе говорить.

Жизнь нас не держит, зло живет в пороке.

Доволен? – Сколько хочешь продолжай!

Несчастен? – Вспоминай мои уроки,

И собирай последний урожай.

Презрел богатство – только прибывает…

Презрел утраты – все друзья с тобой…

Лишь смерти неизбежность признавая,

Достойно выходи в последний бой.

Один германец, перед боем в цирке,

Решившись выбрать лучшее из двух,

Засунул в глотку… губку для подтирки,

И тут же отпустил на волю дух…

Пусть скажут: Смерть в дерьме – удел уродин…

Но, не об этом нужно толковать!

Самоубийство, верь мне, благородней,

Чем страшная наука – убивать!

Красть, чтобы жить – постыдно, это ясно.

Но, если жизнь постыдна – лучше в гроб.

Украсть, чтоб умереть, поверь, прекрасно!

Здесь – не стесняйся кражи.

Будь здоров.

– –

Письмо LXXI (О честности)

Луцилия приветствует Сенека!

Ты через море просишь мой совет,

Но жизнь – быстрее писем на телеге,

Бежит и обгоняет солнца свет.

Я дам совет не на день, и не на год,

Ему ты сможешь следовать всю жизнь:

Смотри во всем на истинное благо,

Наметив цель, ее одной держись.

В том главный грех: все видят только части,

А целиком не видит жизнь никто.

Стрелок пустил стрелу… но как попасть ей,

Когда невидим целостный итог?

Без цели – у картин не видно света,

Поэт марает кипами листы,

И морякам по-путного нет ветра…

Так, где же цель?,– мне восклицаешь ты…

Я буду краток, всем давно известно,

В чем скрыта добродетели черта:

И цель, и благо – только в том, что Честно,

Все остальное – ложь и суета.

Будь честным до конца, не только к другу,

Но и к врагу, пощады не ища!

Тогда не одолеть тебя недугам,

А в пытках, ты спокойней палача.

Кто честен, будь хоть голоден и наг он,

За серебро Пророка не продаст:

Все бедствия по праву станут благом,

Коль честность добродетель им придаст.

Пусть ропщут: С нашей жизнью – несовместно…

Кто не обманет, может пожалеть…

Во все века, одно лишь благо – честность,

Для тех, кто смотрит в душу, не на плеть.

"Вся мудрость – в зла и блага различеньи."

Сократ изрек, о нравах говоря.

Пусть молвят: Глуп! Бранят… Не в том мученье,

А, в том, что с ложью встанешь в один ряд.

"Быть честным? Неужели все так просто?

А, как же – пораженья, блеск побед?"

Все доброе – во всем того же роста,

Спокойно в славе, не боится бед.

Взгляни вокруг, на дальнее, и рядом:

Ждут перемен – и люди, и пути.

Не вечен существующий порядок

Настанет день и честному взойти!

Что неизменно? – Все живое тленно…

И в том увидишь, мужество призвав

Искусство Устроителя Вселенной,

И замысел, и волю Божества.

Весь род людской приходит к смерти, мучась,

Стирают войны стены городов.

Кто честен, лишь ускорит свою участь,

Оставив самый яркий из следов.

Великий дух во всем послушен Богу.

Кто претерпел страданья до конца,

С последней чашей, выпитою строго,

Он вновь придет к обители Отца.

Коль в юношах задатки благородны,

То в подвигах оценят красоту.

Так мудрость и нечестность инородны,

Нельзя ничем "улучшить" прямоту.

И добродетель прямизне подобна:

Растет лишь твердость, суть не изменя.

Способна обо всем судить подробно:

Она – от Бога, а не "из меня".

Пусть немощь, по себе о людях судя,

С издевкой словом колет мне в глаза,

Пусть мнит: что не под силу мне – не будет…

Перед Отцом нечестным быть нельзя.

Чтоб о делах судить, нужна свобода,

Дух твердый, от пороков исцелен.

Прямой предмет, концом ушедший в воду,

Для лживых глаз – по кромке преломлен.

Спроси о счастье юношу живого:

"Мне счастье – не сгибаться под судьбой!

Подняться средь лежачих, молвить слово,

И, честно выходить в тяжелый бой."

Груз бедствия согнуть не может мудрых,

Мудрец без жалоб все готов снести,

Поскольку он провидит рано утром,

Что день ему способен принести.

Две части в мудреце: душа и тело,

Он выбирает лучшую из двух.

Пусть тело в боли бьется оголтело,

Спокоен, независим твердый дух.

Не думай, что, природу побеждая,

Мудрец готов пробить и стену лбом…

Но тяготы его не убеждают

Пасть духом и признать себя рабом.

Что я хвалю – себя в том убеждаю…

Но, дух мой не настолько закален,

Чтоб, горести фортуны побеждая,

Идти путем, в который я влюблен.

Бывает, что и я презренно трушу,

Произнося о мужестве слова.

Так мудрость, не пропитывая душу,

Ее не красит, пачкая едва.

Основа для любого побужденья,

Которыми мы дышим и живем,

В неколебимом, истинном сужденьи

Что, кратко – добродетелью зовем.

Как добродетель – истинное благо,

В телесных благах благородства нет…

Мне жаль того, что чертит их на флагах,

В своих боях за призраки побед.

Несовершенство, с беспокойным сердцем,

Скользит, пытаясь двигаться вперед…

Так будем же упорны и усердны

В преодоленьи праведных высот.

Все, что я смог – скорей достойно смеха,

Но, продолжаю думать и корпеть:

Я знаю, что большая часть успеха

В упорстве и желаньи преуспеть.

Спешим вдвоем! Не то, теряя время,

И мешкая средь мерзости мирской,

Не мы фортуне в бок впиваем стремя,

А нас она – отправит на покой.

Когда, презрев желания и страсти,

Фортуну ты столкнешь в бездонный ров,

Ты победил!– Ведь нет превыше власти!

Немногие смогли так,

Будь здоров.

– –=