Текст книги "Смерть на рыболовном крючке. Горячие дозы. Тяжкие преступления"

Автор книги: Лоуренс Гоуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

– Ствол здесь оставь, – сказал Билли.

– Что? А, да, конечно, – ответил Гаррет, глуповато улыбаясь, и сунул «ремингтон» обратно в машину. Билли проверил, на месте ли предохранитель, и прикрыл ружье краем спального мешка. Гаррет захлопнул за собой дверцу, засунул руки в карманы, ссутулился и побрел по снегу между машинами к супермаркету.

Билли включил зажигание. «Пинто» завелся, чуть было не заглох, но все–таки заработал. Билли нажал на кнопку обогревателя, и по ногами заструилось тепло. Он закурил сигарету.

В супермаркете были автоматические двери, и когда они открылись, Гаррет пулей влетел внутрь и, засмотревшись на девушку–контролера, чуть не свалил металлический стенд с дешевыми книжками. Клоун чертов. Билли смотрел, как он направляется к прилавку с журналами. Девочки и дорогие машины – вот все, что интересует Гаррета. Для него рай – это бикини, натянутые на капот «корвета».

Билли положил «питон» на колени и провел рукой по полированному ореховому прикладу пневматического ружья.

Он снова стал думать о Нэнси Краун. В воображении он видел, как она поднимает руки, чтобы расстегнуть заколку, как шевелятся ее груди под свитером, как рассыпаются по обнаженным плечам блестящие светлые волосы. Какая бледная у нее кожа.

Она была прекрасна, и чем больше он думал о ней, тем прекраснее она становилась.

Он уже три раза приходил к ее дому, как вор, крадучись, в темноте. Каждый раз он высматривал и вынюхивал под дверями и окнами, а потом стоял около бассейна, и на него падал снег. В четыре утра, в такой холод, еще не было даже машин на улицах.

В последний свой приход он отвернулся от дома, чтобы прикурить, не обнаруживая себя огоньком зажигалки, и явственно ощутил близость океана. Океан был совсем рядом, всего в двадцати метрах внизу. С песчаного пляжа доносилось шуршание песка, черная ледяная вода терлась о берег. Хлопья снега, кружась, падали в океан, пропадали в нем.

Билли стряхнул пепел на грязный пол «пинто». Печка заработала лучше. Он протянул руки к потоку теплого воздуха.

…В ее доме горел свет, даже когда она спала. В кухне, в гостиной, там, где, по его мнению, находилась ванная, в кабинете. Весь нижний этаж дома был залит светом. Даже наверху лампы не выключались в холле и нескольких комнатах. С того места, где он стоял, он не мог определить, оставляла ли она дверь в спальню открытой. Но, насколько он мог видеть, это была единственная неосвещенная комната. Наверное, все–таки она закрывала дверь, потому что, когда она гасила лампу, спальня погружалась в кромешную тьму.

Вот тогда у него особенно разыгрывалось воображение. Ему даже мерещились звуки. Легкое шуршание простыней, шелкового белья. Он слышал ее дыхание. Она постанывает от боли или вскрикивает от наслаждения. Глубоко вздыхает. Он видел, как поднимается ее тело, опускается, поворачивается, поворачивается… Он представлял ее лежащей на спине, на боку; вот она слегка изгибается, вот лежит лицом к нему…

А потом порыв ветра, шелест ветвей или запоздалый автомобиль, несущийся по улице на большой скорости, разрушали звуковую иллюзию, и он уже не знал, слышал ли что–нибудь вообще. Снова тишина тяжким грузом наваливалась на него.

Тьма.

Билли поворачивался спиной к дому, ссутуливался и, прикрывая огонек зажигалки, прикуривал новую сигарету.

И будто слышал голос ее мужа, далекий шепот, невнятное бормотание, страстные слова, просьбы, требования, не сделает ли она то, не сделает ли это. Снова шуршание простыней.

Билли ходил взад и вперед, плевал в дымящуюся воду, отшвыривал стул в дальний конец площадки… Снег скрипел под его каблуками. Что было на самом деле? Что пригрезилось? Он не знал. Не мог знать. Не сделает ли она то, не сделает ли она это. В бессильной ярости он был готов разгромить весь мир, разбить его вдребезги.

В машину вместе с Гарретом ворвался порыв ледяного ветра и облако снега. Из полиэтиленового пакета в его руках пахло чем–то вкусным.

Билли кашлянул.

– Где ты так долго шатался?

– У них там народу полно. Такая очередь! – ответил Гаррет, бодро потирая руки и дыша на них. – Как будто дома уже никто не ест и даже не готовят, а все берут в кафе.

Билли заглянул в пакет, открыл одну из пластиковых коробочек.

– Это еще что такое?

– Картофельный салат.

– Картофельный?

– Он вкусный. Девушка за прилавком дала мне попробовать.

– Значит, дала?

Билли сунул коробочку в пакет и открыл другую. Какие–то маленькие сосиски в густом коричневом соусе, от которого поднимается пар. Он схватил одну – горячая! – и сунул ее в рот.

– Что еще принес?

– Крылышки «Буффало».

Билли одарил его ледяным взглядом.

– Ну, куриные крылья, – объяснил Гаррет. – Острые, тебе понравятся.

Билли съел еще одну сосиску.

Гаррет взял пластмассовую вилку и набил полный рот картофельным салатом.

– Странный ты парень, Гаррет. Пять градусов мороза, метель, а тебе пришла охота поесть картофельного салата. Мозги у тебя заморозились, что ли?

– Картофельного салата с сосисками.

– Сосисок ты не получишь.

– Это нечестно!

Билли повернул к Гаррету лицо, на котором было написано издевательское недоумение, съел еще одну сосиску и вдруг увидел серебристо–серую бронированную инкассаторскую машину, остановившуюся перед входом в винный магазин.

– Господи Иисусе!

– Чего? – пробормотал Гаррет.

Обливая спальный мешок жирным соусом, Билли поспешно поставил полупустую коробку на панель приборов и потянулся за пневматическим ружьем.

Гаррет уставился на него расширенными от ужаса глазами. Неужели Билли каким–то образом узнал об его планах? Прочел его мысли?

Ноги Билли были укутаны спальным мешком. Ружье лежало на коленях наискосок и дулом упиралось Гаррету в низ живота. Билли взвел пневматический механизм. Гаррет панически схватил кольт «питон», оттянул спусковой крючок и направил ствол Билли в лицо. Дуло оказалось так близко, что он чувствовал запах ружейного масла.

– Отвали, Гаррет!

Гаррет крепко держал кольт обеими руками. Он прищурился, зажмурил один глаз и заорал: «А ну, брось ружье!» – таким тоном, какого Билли от него ни разу не слышал.

Когда до Билли наконец дошел смысл сказанного и он понял, о чем подумал Гаррет, увидев, как он схватил ружье, он выпустил из рук «ремингтон» и, очистив лобовое стекло, указал на вход в магазин.

Гаррет увидел инкассаторскую машину, увидел, как открылись двери магазина, и парень–гитарист посторонился, пропуская двух охранников в серых униформах. Один из них толкал перед собой тележку, нагруженную полотняными мешками, а другой шел на несколько шагов позади, держа руку на кобуре.

Охранник с пистолетом открыл заднюю дверь машины, а второй стал закидывать в нее мешки с деньгами.

– Черт, – сказал Билли.

Гаррет осторожно опустил «питон».

– Черт, – повторил Билли.

Охранник поднял тележку и втолкнул ее в машину. Потом залез в машину сам, а напарник с пистолетом, быстро оглядевшись кругом, последовал за ним. Дверь захлопнулась, и автомобиль плавно отъехал от винного магазина.

Парень у входа снова заиграл на своей гитаре.

Билли передернул затвор «ремингтона», вынул гильзу из патронника. Медь, пластмасса, пол–унции пороха и пара унций свинца. Заряд, способный пробить в человеке дыру размером с бейсбольный мяч, убить в мгновение ока. Гильза негромко стукнулась о дверцу «пинто».

– Я подумал, ты собираешься меня пристрелить, – виновато сказал Гаррет.

– Ошибся. Мы их собирались пристрелить! Теперь вспомнил?

Из винного магазина вышел мужчина в черном пальто. Парень с гитарой перестал играть и открыл ему дверь. Мужчина в пальто даже не взглянул на него, словно этот парень для того и стоял там, чтобы открывать перед покупателями двери. Мужчина в черном пальто торопливо проследовал через заснеженную стоянку к бежевому «мерседесу».

– Точно говорю, у него там «Блаупункт», – сказал Гаррет, – автостереосистема за две тысячи долларов.

– А мы бы получили за нее всего пятьдесят, – отозвался Билли.

Человек в пальто сел в машину стоимостью в восемьдесят тысяч долларов, которую, уходя, даже не потрудился запереть. Фары «мерседеса» ярко зажглись, осветив падающий снег двумя сверкающими лучами.

Нэнси–то знала таких людей. Богатых, разъезжающих в дорогих автомобилях; таких, которым открывают двери, а они этого не замечают. Билли взглянул на часы. Без пяти одиннадцать. Интересно, что она сейчас делает, в субботний вечер. Вряд ли она уже легла. Может быть, смотрит телевизор. Или пошла на открытие какой–нибудь галереи или на спектакль. Сам Билли, кроме кино, никуда не ходил. Ни разу в жизни не был в театре, музее или в филармонии.

Он опустил стекло, вышвырнул на холодную ночную улицу окурок, снова поднял стекло и закурил новую сигарету.

– И что теперь? – спросил Гаррет.

Билли проверил количество бензина. Еще четверть бака. Он мог бы проехать до дома Нэнси. Это недалеко, не больше десяти минут езды. Оставить Гаррета в машине, пока он проверит, что там и как. Но тогда придется поставить «пинто» за квартал от ее дома, иначе Гаррет узнает, где она живет, а Билли этого не хотелось: Гаррет начнет спрашивать. Даже если с ним вместе смотришь телевизор и выходишь в туалет, ему непременно нужно знать, куда ты и когда вернешься. Билли не хотел, чтобы ему задавали вопросы, потому что все чаще боялся не удержаться от ответов: он ощущал непреодолимое желание говорить о Нэнси, рассказывать кому–нибудь, как она себя держит, какая у нее плавная, гибкая походка, как хорошо одевается, в каком большом и ярко освещенном доме живет. Ему хотелось поделиться с кем–нибудь чувством невыразимого одиночества, которое охватывает его там, у бассейна, из которого в полной тишине и темноте поднимается пар.

– Ты хоть раз влюблялся, Гаррет?

– Конечно, раз сто! – рассмеялся тот. – И каждый раз в этом признавался. Примерно так: «Эй, детка, кажется, я влюбился».

– Нет, – сказал Билли. – Я не о том. А по–настоящему? Когда действительно любишь и чувствуешь, что хочешь что–нибудь для нее сделать. Хотя она тебя и не любит.

Гаррет поднял голову и потянул носом воздух.

– У тебя что, выхлопная труба не в порядке? Угарного газа надышался?

– Отстань.

Гаррет подцепил из коробки сосиску. Билли не остановил его.

– Нет, – признался он. – По–настоящему я не влюблялся. Я люблю только свою мать, если это то, что ты имеешь в виду.

– Я всегда подозревал, что между вами что–то есть.

– Пошел ты. – На мгновение Гаррет рассердился. – Вот скользкие сосиски, а? – Он облизал пальцы, измазанные жирным соусом.

– Да вы с ней оба такие уроды, что как раз друг другу идеально подошли бы.

– Пошел ты, еще раз тебе говорю! Ты сколько сосисок съел? – спросил Гаррет, сунув в рот еще одну и выискивая в соусе оставшиеся.

– Штук пять или шесть.

– А я только три.

– Хочешь, чтобы я сунул себе два пальца в рот, чтобы оказалось поровну?

Работник винного магазина открыл дверь, чтобы выпустить последних покупателей. На стоянке осталось еще с десяток автомобилей. Супермаркет закрывался в полночь.

– Еще постоим? – спросил Гаррет.

– Зачем это?

– Мне так одиноко. Хочу узнать, нет ли у Сэнди настроения завести легкий романчик.

– У кого?

– У Сэнди. Из кафе в супермаркете.

– А–а, вкусненькая Сэнди?

– Ага. Она мне так мило улыбнулась, – оправдывался Гаррет.

Билли посмотрел наклейку с ценой на пластмассовой коробке. Три доллара пятьдесят центов. Сэнди наградила Гаррета лучезарной улыбкой, полной ложкой бесплатного картофельного салата и сосисками с соусом доллара на три.

– Кажется, я спросил, не подвезти ли ее домой после работы.

– В моей машине.

– Я сяду за руль.

– Ну давай, старик, – хлопнув Гаррета по плечу, сказал Билли.

Гаррет, разгребая сапогами снег, направился к супермаркету. Билли завернул ружье и кольт в спальный мешок и сунул их в багажник.

Гаррета не было минут пять. Он вышел из супермаркета не улыбаясь. Билли спрятался за машиной. Гаррет заметил, что в «пинто» никого нет, и стал озираться по сторонам. Билли подождал, пока приятель повернется к нему спиной, скатал снежок и атаковал его. С головы Гаррета, казалось, посыпалась тысяча белых осколков. Он упал на колени.

Билли бросил еще один снежок, но промахнулся. Гаррет выругался и схватил две пригоршни снега с крыши «понтиака». Билли целился ему в пах, но попал в коленку. Гаррет снова выругался, подскочил и с силой бросил снежок, попав Билли в грудь. Они, как щенки, бегали друг за другом по стоянке, пока руки у Гаррета не онемели от холода и он не поднял их, признав свое поражение. Билли дал по нему последний залп прямой наводкой, и мокрые и дрожащие от холода будущие грабители инкассаторской машины забрались в стоящий без дела «пинто».

– Ну, и где она?

Гаррет пожал плечами.

– Она сказала, что ей надо подумать и чтобы я подъехал к закрытию. Ей еще надо убрать в холодильник рыбу и мясо, протереть прилавок. И закончит она только в четверть первого.

– Ну и пошла она. – Билли включил передачу.

– Мы могли бы проехаться, – предложил Гаррет, – зайти в какую–нибудь бильярдную, поиграть немного, а потом вернуться.

– Нет, я еду домой, – возразил Билли. – Приму душ и залезу в постель. Если она тебе так понравилась, можешь околачиваться здесь один.

– А что потом? Она мне скажет, что у нее голова болит, а мне придется садиться на автобус и пилить через весь город? Ну ее!

Билли отпустил сцепление и пополз по стоянке, скользя покрышками по мягкому свежевыпавшему снегу.

– Ограбить инкассаторскую машину, – сказал Гаррет, – разбогатеть и счастливо жить до конца дней. Когда ты об этом говоришь, все кажется так просто.

– Это действительно просто, – ответил Билли. – Подожди, сам увидишь.

– Может быть, – подзуживал его Гаррет. – Может быть, нам лучше начать с чего–нибудь попроще и поменьше? Поднабраться опыта для крупного дела?

– И идти вверх по лестнице постепенно?

– Сегодня не очень–то много нам удалось сделать.

– Ты пообедал за мой счет. Чего тебе еще надо?

– Просто мне кажется, что мы немножко забегаем вперед, и все.

– На следующей неделе, во вторник или в среду, они приедут опять.

– Ты же сказал, что пятница – самый лучший день, потому что у них большая выручка.

Они проехали мимо «Севен—Илевен». У бензоколонок болтались несколько ребят. Они курили травку, должно быть, не соображая, что бензин может взорваться.

– Хочешь подождать до пятницы? – спросил Билли. – Хорошо. Подождем.

– Я хочу украсть несколько автомагнитол. Черт побери, Билли, у меня ни гроша.

– И хорошо, что ни гроша, больше будет причин для ограбления.

Гаррет открыл окно и выбросил на дорогу пластиковые коробки и стаканчики.

– Прекрати, – сказал ему Билли.

Гаррет поднял стекло.

– Это лучшая часть города, и люди здесь таких вещей не делают.

– Что–то я не пойму. Мы тут собираемся пристрелить пару мужиков и украсть кучу денег, может быть, четверть миллиона, а ты волнуешься, что я на мостовой насорил.

– У нас есть дело. Но это не значит, что тебе разрешено превращать квартал в личную помойку.

– Резонное замечание, – ответил Гаррет, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимость.

Глава 20

Инспектор Гомер Бредли подошел к окну, встал на цыпочки и поверх крыши соседнего здания посмотрел на бухту и далекие горы. Снег все шел. Силуэты гор над мрачно–серой водой казались расплывчатыми громадинами.

Бредли повернулся на каблуках и. подойдя к столу, выбросил в корзину для бумаг остатки ветчины и ржаного хлеба, купленных в ближайшем ресторанчике под названием «Мясной рынок».

Через широко раскрытую дверь кабинета Бредли увидел следователя Дэна Оикаву с папками в руках. Вместе с другими следователями он работал над делом об убийстве четырнадцати проституток, до сих пор еще не раскрытым. Недавно он отрастил себе усы и стал похож на императора маньчжурской династии. На нем были темно–серые брюки, рубашка в бело–синюю широкую полоску и красные подтяжки. Помешательство на красных подтяжках царило в отделе уже недели две. Интересно, что придет на смену? Шляпы с полями? Мимо двери, прихрамывая, прошел Оруэлл. Тоже в красных подтяжках. Так, а с этим–то что стряслось?

– Эй, Эдди! – позвал его Бредли.

Оруэлл остановился в дверях с полной кружкой кофе в руке. Несколько капель брызнуло через край на манжеты, но Оруэлл не заметил этого.

– Не видел Джека или Клер? – спросил Бредли.

Тот отрицательно покачал головой.

– Ты что, хромаешь?

– Нет. – ответил Оруэлл, поправив подтяжки. – Просто купил новые ботинки.

Оруэлл хорошо одевался, умело и со вкусом подбирая одежду. Что бы он ни надел, все казалось сшитым на заказ. Как ему это удавалось на зарплату полицейского, трудно было сказать. Однако скоро ему придется урезать расходы на свой гардероб: ходили сплетни, что его невеста Джудит беременна.

– Закрой дверь, пожалуйста, а, Эдди?

– Да, конечно, – ответил Оруэлл, наклоняясь вперед, и пролил еще немножко кофе.

Бредли откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Лампы дневного света потрескивали и шипели. Он покосился на кучу бумаг, накопившихся на столе. Сегодня вечером он хотел пойти по магазинам поискать подарок для Эдди и его невесты. Оруэлл просил кухонный комбайн «Мулинекс». Интересно, что это такое. Он даже дал Бредли список магазинов, в которых продавалась интересующая его модель.

Открыв крышку резной шкатулки из сибирской сосны, полученной им от жены в качестве прощального подарка в день оформления их развода, Бредли выбрал сигару, сунул ее в рот, но прикуривать не стал – должен был прийти Уиллоус через пять минут.

Бредли беспокоился об Уиллоусе: за последние несколько лет тому пришлось участвовать в трех перестрелках. Чуть больше года тому назад он, Паркер и Дэн Оикава в перестрелке убили молодую женщину по имени Трейси Пил. Это был классический случай самообороны. Они вынуждены были стрелять: Пил из пистолета сорок пятого калибра застрелила мужчину. Но у нее осталась дочь, она растила без мужа маленькую Ребекку, и Уиллоус терзался, что сделал девочку сиротой.

Несмотря на все возражения Уиллоуса, Бредли настаивал на консультации психоаналитика. Бредли понимал положение Уиллоуса и сочувствовал ему. Полицейские – ребята самолюбивые, а если Уиллоус обратится к психиатру, это непременно будет отмечено в его характеристике.

А теперь его еще жена бросила, уехала в Торонто, за четыре тысячи километров, и детей с собой забрала. Бредли слышал, что Уиллоус собирается продавать дом. А еще до него дошли сплетни, что между Уиллоусом и Паркер более близкие отношения, чем просто дружба коллег по работе. Уже месяца два Бредли обдумывал все «за» и «против» этого.

Но теперь, когда все газеты пестрели сообщениями об убийстве Ли, было не время менять Уиллоусу напарника.

Дело развивалось с невероятной быстротой и не в лучшем направлении. Одна из местных газет где–то раздобыла фотографию трупа Ли и опубликовала ее рядом с портретом человека, арендовавшего склад Чанга. Китайская община была в ярости.

Давить на Джека в такой ситуации было нельзя, но именно это Бредли и придется сделать через несколько минут.

Он зажег спичку и все–таки закурил. Он давно уже оставил иллюзии насчет своего железного самообладания. Плохое сменялось хорошим, а хорошее – плохим, и он, как любой другой человек, реагировал на стрессы и неприятности. Пару месяцев назад ему удалось сократить количество сигар до двух штук в день, и он этим страшно гордился. Не лучшее время он выбрал, чтобы закурить, ведь Уиллоус и Паркер придут с минуты на минуту. Джек – убежденный противник этой привычки, Паркер – тоже. Но инспектор есть инспектор, в то время как следователь – всего–навсего простой полицейский, который временно не носит форму. Поэтому никто никогда не высказывался вслух по поводу того, что Бредли курит. Правда, Уиллоус умел выражать свое отношение, не произнося при этом ни слова, и Бредли это сильно раздражало.

В открывшейся двери его кабинета задребезжало стекло, и на пороге появились Уиллоус и Паркер. Бредли жестом пригласил их войти, стряхнул пепел, не попав в корзину для бумаг, и спросил:

– Ну, с чем пришли, ребята?

– Криминалисты все еще не закончили исследование собранного на складе мусора. Похоже, ничего полезного они там не найдут. Вокруг склада все обшарили. Пусто. Никаких следов, – ответил Уиллоус.

– Какие следы могут быть в такой снег, – вздохнула Паркер.

Бредли попытался выпустить кольцо дыма, но не получилось.

– Владелец склада, Уильям Чанг, требует, чтобы мы освободили его помещение. Говорит, что теряет на этом кучу денег, и грозится подать в суд.

– Что вы ему ответили?

– Сказали, что делаем все возможное, – отозвалась Паркер.

– Ну хорошо, пока оставим это. Опрос вероятных свидетелей уже провели?

Уиллоус открыл свой блокнот.

– В этом квартале, – начал он, – три гостиницы–ночлежки, все находятся в конце улицы. Еще две гостиницы, пара мелких офисов и несколько ресторанчиков – на другой стороне переулка. Мы заполнили уже пятьдесят семь вопросников. Свидетелей нет. Еще не опросили жителей близлежащих домов – их там десятка два.

– Сколько понадобится времени на повторный опрос?

– Если нам будут помогать четыре группы, то, по крайней мере, день, с утра до вечера.

– Это чертово расследование что–то тянется слишком долго, – сказал Бредли. – Вчера по телевизору была передача, посвященная этому убийству. Видели?

Уиллоус кивнул. Кто–то записал передачу на видеокассету, и они с Паркер посмотрели ее в холле следственного отдела.

– Не лучшая реклама для нас, – посетовал Бредли. – Шеф хочет, чтобы дело было закрыто как можно скорее. Я тоже. – Он откинулся на спинку кресла. – Вы нашли ключ на дне водоема в садах. Он подходит к замку на дверях склада. Ну и что? Тупик? Насколько я понимаю, ничего это вам не дает.

– Думаю, что да, инспектор, – сказала Паркер.

– Хорошо. Это мы можем скормить прессе. Пусть подавятся. – Бредли стряхнул пепел в корзину для бумаг. Попал. Может, это добрый знак? – Я собираюсь привлечь к расследованию Оикаву и Джеффа Нортона. Никто из вас не возражает? – спросил он.

Паркер бросила взгляд на Уиллоуса, и тот сказал:

– Мне кажется, неплохая идея.

Оикава работал следователем меньше трех лет. Нортон и вовсе снял форму несколько месяцев назад. Так что Уиллоус все равно остается старшим группы. И конечно, ему нужны все резервы, какие только можно подтянуть к расследованию этого непростого дела. И в этом Бредли прав.

– Держите меня в курсе дела, – сказал Бредли. В воздухе повисли неровные кольца дыма. Инспектор махнул сигарой, словно волшебной палочкой. Жест означал: вы свободны.

Только Уиллоус подошел к своему столу, как зазвонил телефон, будто ждал его и видел, что Джек подошел.

– Уиллоус слушает.

– Это Бобби говорит. – Пауза. – Бобби Чоу.

– Что случилось, Бобби?

– Я ушел с работы.

– Мудро.

– Надо было это сделать на пару дней раньше, – возразил Бобби, – они разбили вдребезги мой «мерседес», Джек.

– Приходи к нам и подавай иск.

Уиллоус отнял от уха трубку, из которого раздался ироничный гогот Бобби.

– Джек, – прошептал Бобби, – у меня для тебя кое–что есть. Я в коричневом «форде» на стоянке техсервиса на углу Двадцать шестой улицы и Фрейзер. Найдешь?

– Бобби, ты не пьян?

– Нет, просто в расстроенных чувствах. Ты скоро придешь?

– Смотря как с движением на улице. Минут двадцать, может, тридцать.

– Коричневый «форд», – сказал Бобби. – На заднем бампере наклейка фирмы «Герц», которая дает машины на прокат. Я тебе уже сказал, что они разбили мой «мерседес».

– Да, Бобби. Сказал.

– Кувалдами. – Бобби снова разразился надтреснутым испуганным смехом. – Тебе приходилось сидеть в машине, когда парочка зверей колошматит по ней кувалдами килограммов по пять каждая? Так вот, слушай, я так вцепился со страху в руль, что потом, когда все кончилось, не мог разжать руки – такой спазм, хоть зубами отдирать.

– У тебя есть часы, Бобби?

– Да, конечно.

– Сколько сейчас?

– Четверть первого.

– Правильно. Не вешай трубку, ладно? Через полчаса я буду.

– Черт, – сказал Бобби и повесил трубку.

На этот выезд Уиллоус и Паркер получили из гаража департамента «шевроле–селебрити» небесно–голубого цвета. Уиллоус завел машину, включил печку и задом выехал с места, потом вывернул руль и направился к выезду из подземного гаража.

– Тут не ладится, а ты еще о продаже дома беспокоишься? Поэтому такой грустный? – спросила Паркер. – Агент все еще настаивает, чтобы ты снизил цену?

– Да.

– Не снижай, – посоветовала Паркер. – Если будешь терпеливо ждать, получишь все, что захочешь.

Уиллоус кивнул. Ему не хотелось об этом говорить. Его жена Шейла уже дважды звонила на этой неделе. Ее родители одолжили ей тридцать тысяч долларов на первый взнос за новый дом. Она хотела, чтобы Уиллоус продал старый как можно скорее.

Он затормозил у въезда в переулок. По Хастингс пронесся на желтый свет большой оранжевый грузовик с солью. Уиллоус подождал, пока перейдет дорогу какой–то пожилой китаец, свернул вправо, перестроился в крайний левый ряд и сделал левый поворот.

– Я всю жизнь живу в этом городе, – сказала Паркер, – и не помню ни одной такой холодной зимы. Что–то случилось с парниковым эффектом? Причем именно тогда, когда он нам так нужен.

– А эффект арестовали и в тюрьму посадили, – ответил Уиллоус. – Это уловка, чтобы повысить цены на огурцы.

Светофор переключился, и Уиллоус, повернув, выехал на Хастингс и прибавил скорость.

Они увидели «форд» Бобби на стоянке техсервиса в конце ряда, рассчитанного на десять машин. Уиллоус подъехал поближе и дал звуковой сигнал. Из машины появилась голова Бобби. Он мутным взглядом обвел все вокруг, откинул голову назад и закрыл глаза.

– Это кто? – спросила Паркер.

– Дед Пихто. Ты есть хочешь?

– Еще как.

– Тогда и мне что–нибудь возьми, – сказал Уиллоус, открывая дверцу, – а я тем временем попробую его растолкать.

Уиллоус вышел из машины. К нему подбежала девушка в грязно–коричневой униформе техсервиса. Он остановился.

– Мы решили, что он наркоман, – сказала она. – Полиция уже едет.

Уиллоус показал ей свой значок и рывком распахнул правую переднюю дверцу «форда». Бобби с трудом поднял голову, широко зевнул и стал дико озираться вокруг.

– Ты нажрался, Бобби? – спросил Уиллоус.

Бобби наконец удалось остановить на нем свой взгляд, и он медленно моргнул три раза по–совиному.

– Не–е… Просто перебрал успокоительного. Такого страха натерпелся. Потом голова была будто в тисках… Вот и съел слишком много таблеток, – промямлил Бобби и улыбнулся. По подбородку стекала струйка слюны. – Я тебе звонил, да? – спросил он, бросив взгляд через плечо. – Ну да, вон там таксофон… Ага, видишь его? – продолжал он, вытирая слюну. – Спасибо, что приехал так скоро, Джек.

– Ты где взял машину? – спросил Уиллоус.

– У «Герца».

– Покажи квитанцию на аренду, Бобби.

– Она где–то тут… – Бобби Чоу похлопал себя по всем карманам, заглянул в бардачок и пожал плечами.

Рядом со стоянкой была пластмассовая палатка в форме буквы Т. Паркер пробежала меню, опустила стекло и нажала на кнопку вызова. Человек, ответивший ей по селектору, говорил еще невнятнее, чем диспетчер, объявляющий рейсы в аэропорту. Она заказала горячие бутерброды с жареной картошкой, кофе и чай.

Голос по селектору снова спросил что–то невразумительное. Надеясь на лучшее, Паркер попросила еще и кетчуп.

На стоянку въехала патрульная машина. Паркер посигналила ей и, когда полицейский за рулем увидел ее, помахала, чтобы он уезжал.

На пластмассовом подносе появились бутерброды, картошка, кофе и чай. На чеке значилось: восемь долларов пятьдесят центов. Она заплатила десятку.

Подъехав к «форду», она вышла, села с подносом к ним в машину и, поставив его на сиденье, захлопнула дверцу.

– Если кто–то и жалуется на обслуживание, – сказал Бобби, – так это точно не я.

Паркер протянула Уиллоусу его бутерброд и кофе.

– Откуда ты узнала, чего мне хочется? – спросил Бобби. – Бутерброд – пища юношей, стоит мне слопать такой, и я сразу чувствую себя моложе лет на десять.

Бобби Чоу за несколько секунд съел бутерброд, облизал майонез с золотой фольги, в которую он был завернут, скомкал ее и трясущимися руками швырнул под ноги.

– А сахар есть?

Паркер протянула ему три маленьких пакетика сахара.

– Ты – напарница Джека? – спросил он.

Паркер отпила кофе, он мог быть и получше, но и хуже тоже бывает.

– Молчаливая напарница, да? – заметил Бобби, взяв горсть жареной картошки.

– Так что ты мне хотел рассказать, Бобби? – спросил Уиллоус.

– Да в общем–то, ничего особенного, – ответил, пожав плечами, Бобби. – Я, когда звонил тебе, столько кокаина нанюхался, что ничего не соображал. А теперь мозги прояснились. Прости, что зря отнял у тебя столько времени.

Уиллоус открыл дверцу.

– Пошли, Бобби.

Он обеими руками вцепился в руль.

– Не пойду. Я еще не доел.

Уиллоус взял горсть жареной картошки, обильно полил ее кетчупом и набил ею нагрудный карман пиджака Бобби.

– Возьми с собой.

Бобби облизал губы, оценил выражение глаз Уиллоуса и покорно сказал:

– Хорошая мысль, Джек.

Тысячи могил и крематорий единственного в черте города кладбища Маунтин Вью окружали ухоженные зеленые насаждения. Кладбище занимало сто шесть акров. Пять кварталов – от главных ворот до техсервиса – Уиллоус и Паркер вместе со съежившимся на заднем сиденье Бобби проехали всего за несколько минут.

– Выходи, Бобби, – коротко сказал он.

– Что, прямо сейчас?

– Да, прогуляемся, – заявил Уиллоус и, схватив его за рукав, выволок из автомобиля.

– Пусти! Мне же больно!

– Сейчас будет еще больнее.

– Джек… – вмешалась было Паркер.

Уиллоус не слушал ее.

От холода трава стала серой и хрустела под ногами, как кукурузные хлопья. Уиллоус завел Бобби в лабиринт надгробных камней и указал на прямоугольный кусок розового гранита.

– Сядь.

Бобби сел.

– Ты угнал автомобиль, Бобби. Тот. кто следит за тобой как за условно освобожденным, обхохочется.

– Ключи торчали в замке зажигания. И дверь, черт ее побери, была открыта. Поэтому я решил наплевать на всякие там бумажки. Господи, да это же просто ошибка! Я неверно оценил ситуацию! Это ж с кем угодно может случиться! Я же оплачиваю аренду, значит, фирме «Герц» наплевать, кто ездит на этой машине. Мне надо поговорить со своим адвокатом!

– Клер, ты не хочешь прогуляться? – спросил Уиллоус.

Паркер не тронулась с места.

– Она не хочет от тебя уходить, – сказал Бобби. – Эй, может быть, это любовь?

Уиллоус спихнул его с гранитной плиты, и Чоу упал в ломкую мерзлую траву.

Он заплакал.

– Хватит, Джек, – сказала Паркер.

– Я так не считаю.

– Хватит, говорю тебе.

Уиллоус пнул Бобби в ребра носком ботинка.

– Ну что, Бобби? Она права? Или хочешь еще?

Бобби поднялся на четвереньки, вытер слезы.

– Прекрати! Ты не имеешь права. Ты же полицейский!

– А ты – осведомитель. И не забывай об этом.

Бобби озирался вокруг. Вдалеке какая–то женщина клала на могилу венок. Чоу стал истошным голосом звать на помощь.