Текст книги "Заговор королевы"

Автор книги: Лоренцо де Медичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Протестантов, находившихся в Лувре, одного за другим настигала жестокая смерть. Самые кровавые сцены разыгрались в северном крыле, где располагались апартаменты большинства гостей. Те, кто не был удушен или зарублен во сне, в панике метались по дворцу в безуспешных попытках пробиться наружу, подгоняемые предсмертными воплями товарищей и разрывающими ночную тишину выстрелами. Но все было подготовлено на совесть, и им некуда было деться. Гвардейцы капитана Нансея отрезали все пути к бегству.

Несколько человек, отчаянно цепляясь за жизнь, укрылись в королевской библиотеке, преследуемые по пятам угрожающим лязгом клинков. Закрыв тяжелую двустворчатую дверь, они стали придвигать к ней мебель: шкафы, кресла, скамьи. С другой стороны в нее ломились преследователи, крича как одержимые. Несчастные понимали, что дверь долго не выдержит и что бежать им дальше некуда. Им осталось только смириться с судьбой и сражаться до конца, дорого продавая свою жизнь.

Почти все они были полуодеты, некоторые в ночных сорочках. Они едва успели выскочить из постелей и, схватив шпагу или пистолет, попытаться в исступлении отчаяния пробить себе дорогу к спасению сквозь толпу врагов. Обманчивое ощущение миновавшей опасности длилось недолго. Дверь рухнула с оглушительным грохотом, и, потрясая оружием, ворвались солдаты. Одни протестанты были изрублены на месте, другие выпрыгнули в окно, выходящее на набережную Сены. Мало кто выжил, упав на мостовую. Те, кто не раскроил себе череп при падении, переломали руки и ноги, не говоря уже о других болезненных повреждениях. Их тут же с кровожадной радостью добили поджидавшие внизу солдаты.

За пределами Лувра положение было еще хуже. Герцог Гиз в сопровождении своего брата герцога д'Омаля и охраны появился перед домом адмирала Колиньи на улице Бетизи. Не более часа назад осведомитель из окружения адмирала доложил ему о предательстве его секретаря Дюрандо. Герцог передал секретаря в руки своих головорезов. Его искалеченный и обезображенный труп навсегда исчез в водах Сены.

Как только открылась дверь дома Колиньи, люди герцога оказались внутри. Сам он остался ждать на улице. Адмирала вытащили из постели и прикончили на месте. Тело его выбросили из окна к ногам герцога. Того уже признала толпа любопытных, собравшихся вокруг дома. Генрих Гиз отдал труп на растерзание черни. Парижане выместили давно сдерживаемую ненависть к протестантам на мертвом адмирале, который был сначала обезглавлен, затем оскоплен. Его изувеченные останки еще долго волокли по улицам Парижа, пока, наконец, не сбросили в реку. Потом труп еще несколько раз вылавливали, уродовали и подвешивали за ноги на виду у разъяренной толпы. Это был сигнал, по которому народ из свидетеля резни превратился в ее деятельного участника.

Почти все знатные протестанты, не только те, чьи имена содержал черный список королевы, были зарезаны, как овцы, в собственных домах. В пытавшихся сбежать по крышам стреляли. Некоторым удалось собраться в группы и скрыться. Крики бушующей черни придавали им сил. Они прорвались через караульные посты, усеивая свой путь мертвыми телами, и устремились в Вожирар. Герцог Гиз отправил за ними погоню, приказав без пощады истреблять беглецов. Около пяти часов утра все было кончено. Возмездие, которого требовал Карл IX, свершилось. Жертв было гораздо больше предусмотренных двухсот. Король, наблюдавший за происходящим из окна, отдал приказ прекратить резню. Но жаждущий мести парижский люд в едином безудержном порыве продолжал обрушивать свой гнев на головы протестантов. То, что было задумано как акт правосудия, превратилось в кровавую бойню. Слишком долго исподволь нарастало недовольство. Парижане, ярые приверженцы католической веры, не умели прощать. Власть слишком долго предпочитала не замечать безошибочные признаки возмущения и нетерпения. Политические ходы определялись на Королевском совете, а не на улицах города, хотя ни для кого не было секретом, что Париж уподобился пороховому складу, когда одной искры достаточно, чтобы прогремел взрыв. Этой искрой послужила затея Карла IX и Екатерины, и теперь народ жаждал свести счеты с ненавистным врагом.

Не желая, чтобы расправа с еретиками переросла в народный бунт, Екатерина велела своему сыну, герцогу Анжуйскому, возглавить отряд гвардейцев и уберечь от разгрома богатые торговые лавки в окрестностях Лувра. Опасаясь, как бы положение еще более не ухудшилось, она стремилась во что бы то ни стало сохранить порядок в городе. Королева не знала или, быть может, не отдавала себе отчета в том, что от нее уже ничего не зависит.

Утром 24 августа 1572 года Париж проснулся залитый кровью. Убитые были повсюду: в домах, вдоль улиц, на площадях. Страшное зрелище напоминало конец света. Воды Сены окрасились в багровый цвет, сотни трупов плыли по течению. Обезумевшая чернь мстила протестантам, обвиняя их во всех своих бедах. Народный гнев не угасал. Королевский приказ о прекращении убийств не возымел действия. Солдатам и гвардейцам не удавалось восстановить порядок и покой на улицах столицы. Народ, годами копивший злость, не собирался отказываться от мести, пока последний гугенот не падет мертвым. И резня продолжалась в течение всего дня. Того, что воля короля окажется бессильной перед разбушевавшейся толпой, в Лувре не сумел предвидеть никто. Кровопролитие продолжалось и в этот день, и на следующий, постепенно охватывая всю Францию.

Началось разграбление домов и богатых лавок. Толпа тащила все, что попадалось под руку. Воспользовавшись случаем, люди мстили за старые обиды соседям. Бывшие друзья убивали друг друга. О вере никто более не вспоминал. Это было всеобщее сведение счетов, повальное безумие.

Клод Марсель, на которого королева возложила ответственность за сохранение порядка в городе, был фанатичным католиком и не замедлил обмануть высочайшее доверие, действуя наперекор полученным указаниям. Вместо того чтобы воспрепятствовать дальнейшему кровопролитию, он поощрял своих людей уничтожать всех протестантов без исключения. Тщательно выверенный королевой список никто не принимал во внимание. Марсель следовал указаниям, полученным от предводителя католической партии герцога Гиза, распорядившегося покончить со всеми гугенотами, будь то дворяне или простые горожане. Ни один протестант не должен был остаться в живых. Предусмотренные королевским указом убийства были каплей в море крови. Управлять развивающимися событиями не было никакой возможности.

Тем временем находившаяся в Лувре королева Екатерина, которой доложили о происходящем, пришла в отчаяние. Множащиеся с каждым часом тревожные известия свидетельствовали о размерах бедствия и о ее ошибке. Она просчиталась. На совести королевы-матери теперь бессчетное количество жизней. Не было на то ее воли. Совсем иного она добивалась. Ей нужно было только избавиться от человека, пытавшегося занять ее место, управлять королем и через него всей Францией. Вместо того чтобы покончить с опасностью, она создала новую, еще страшнее. Все донесения осведомителей указывали на герцога Гиза как на вдохновителя расправы. Нежданно-негаданно у Парижа появился новый хозяин. Екатерина осознала свой политический промах. Она, всегда защищавшая равенство вероисповеданий и всеми силами противившаяся давлению испанского короля Филиппа II и Папы Римского, требовавших от нее истребления протестантской ереси, угодила в ловушку. Сама того не желая, она стала великой мстительницей за католическую веру.

Напуганная положением дел, королева решила распустить совет. У нее были заботы поважнее, чем выслушивать стенания тех, кто сослужил ей такую плохую службу. Ее мучили раскаяние и злость на саму себя. Она позволила герцогу Гизу провести ее. Теперь Екатерина знала, что дама у окна не была случайным совпадением, как бы ни хотелось ей в это верить. Ее послал туда герцог. Теперь он может быть доволен. Ценой кровавой бани ему удалось наконец отомстить за смерть отца. В этот момент Екатерина чувствовала себя самой беспомощной из королев.

28

Воскресенье, 24 августа, 00.45.

Лувр. Кордегардия

Как только во дворе послышались первые выстрелы, офицер Жан Лагариг понял, что либо кто-то нарушил приказ, либо гугеноты обо всем прознали. Не спрашивая разрешения командира, он решил действовать немедленно и внезапно атаковать дальние кварталы, куда выстрелы пока не доносились.

Вместе со своим отрядом он покинул королевский дворец и поспешно направился к своей цели. По улицам во всех направлениях двигались войска. Начиналось то, что капитан Нансей не без сарказма называл «предварительной чисткой». Лагариг приказал своим людям ускорить шаг. Он тоже торопился приступить к действиям. Путь до окраины занял не более получаса.

Гвардейцы окружили квартал, чтобы отрезать жертвам пути к отступлению. Начальник отряда приказал обходить все дома, один за другим. Того, кто окажет сопротивление, убивать на месте, не раздумывая. Будут кричать о своей невиновности – им же хуже. Солдаты должны были наступать, постепенно сжимая кольцо, пока не дойдут до церкви Святого Христофора, возвышающейся посреди единственной площади квартала. Таким образом, ни один не уйдет от возмездия. Молодым офицером все больше овладевала жажда мести. Нако-нец-то король понял, что его терпимость по отношению к так называемой новой религии наносит оскорбление Господу. Священник говорил об этом в воскресной проповеди. А священник разбирается в таких вещах, он не может ошибаться.

Жан Лагариг кое-что добавил от себя, передавая своим людям полученные им указания. Он сказал им так:

– Спрашивайте каждого: «Католик или протестант?» Тех, кто без колебаний ответит «католик», оставляйте в покое. Но перед тем, как идти в следующий дом, не забудьте спросить, не укрывают ли у себя гугенотов они или их соседи. Тех же, кто с гордостью заявит «протестант», рубите безжалостно. Тех, кто замешкается с ответом, тоже убивайте. Чтобы не говорили потом, что эти проклятые вероотступники сумели нас обмануть.

– А если мы наткнемся на аппетитную протестантскую бабенку? Можно нам поразвлечься с ней, прежде чем отправить ее в преисподнюю? – спросил один из солдат, маленький и уродливый, с длинными сальными волосами и выбитыми передними зубами.

– Заткнись, Лафиг, – сердито бросил Жан Лагариг, – если застану тебя с расстегнутыми штанами, сделаю евнухом. Клянусь.

Солдат Лафиг бросил на своего командира взгляд, полный ненависти, думая про себя: «Чертов ханжа».

– Нет, он точно никогда не знал женщины, – прошептал он стоящему рядом товарищу, кивая на офицера, – вечно таскает с собой молитвенник. Ему бы попом быть, а не солдатом.

Оба тихонько захихикали. Убедившись, что его не слышат, Лафиг шепотом продолжил:

– Все равно, если найдем девчонку, будь она хорошенькая или уродина, уж мы с ней позабавимся, верно?

– А то как же, – с готовностью отозвался товарищ, – ну а если этот попробует нам помешать, найдем способ от него избавиться. Шальная пуля, выпущенная удирающим гугенотом… Никто не догадается.

Они обменялись понимающими взглядами. Солдат Лафиг кивнул в знак согласия.

29

Воскресенье, 24 августа, 01.30.

Комната Франсуа

Франсуа проснулся весь в поту. Сон его был недолгим и тревожным. От горячего тела Тинеллы под боком на узкой кровати было еще жарче. Девушка крепко спала. Казалось, ни духота, ни зной ничуть не мешают ей. Даже во сне она прильнула к мужчине, научившему ее плотской любви. Франсуа некоторое время наблюдал за ней. Интересно, что ей сейчас снится? То и дело ее левая рука вздрагивала, и указательный пальчик скользил по его груди. С Тинеллы пот тоже лился ручьями, но она не просыпалась. Франсуа невольно отбросил локон, падавший ей на лоб. Во сне Тинелла казалась еще красивее. Ее кожа была мягкой и нежной. Он рассеянно провел кончиками пальцев по ее телу. Девушка не проснулась. Франсуа не хотелось будить ее, но духота была невыносимой. Поэтому он отстранился от нее, осторожно переложил ее голову со своего плеча на подушку и встал. От вечерней свежести не осталось и следа. Ночь выдалась на редкость удушливая. Франсуа подошел к открытому окну. Ни дуновения ветерка. Листья деревьев, видневшихся за крышей соседнего дома, замерли в неподвижном воздухе. Молодой человек отметил про себя, что впервые смотрит в окно ночью. Он мало времени проводил дома, предпочитая бродить по городу, если не было развлечения получше. Париж завораживал его своей суетой, толпами незнакомых людей, снующих по улицам днем и ночью, обилием предоставляющихся здесь возможностей. С самого приезда, не имея ни определенных планов на будущее, ни постоянной службы, Франсуа тем не менее все время был чем-то занят. Запираться в этой убогой каморке у него не было ни малейшего желания. Она служила ему лишь местом ночлега, вдали от бурлящего центра столицы, сулившего новые приключения и знакомства. Париж – не его деревня в Бретани, где все между собой знакомы. Наконец-то есть где развернуться. Можно гулять сколько душе угодно, не встретив ни одного знакомого лица. Вот за что Франсуа полюбил этот город. И еще за ощущение независимости и принадлежности к большому миру. Даже здешний воздух приводил его в восторг. В нем как будто витали изысканные ароматы настоящей жизни: любовь, удача, торговля, двор, богатство, развлечения. Да, Франсуа обожал Париж. Ни один город в мире с ним не сравнится. Впрочем, усмехнулся про себя юноша, других городов он и не видел. Ему никогда не доводилось путешествовать, если не считать нелегкого пути из деревни сюда. Но эти несколько сотен лье, пройденные пешком, открыли ему глаза на мир, совершенно не похожий на тот, в котором он жил раньше. Париж расширил для него горизонты. Он слышал рассказы о чудесах Италии. Женева, Антверпен, Лондон – его завораживали все эти незнакомые названия, которые он не сумел бы отыскать на карте. Но что ему до карты? В Париже Франсуа наконец удалось познать чувство свободы. И он был счастлив.

Ему вспомнились последние часы, проведенные в обществе Тинеллы. Приятные беспечные часы. Да, девушка ему нравилась. Особенное неуловимое обаяние отличает ее от других. Она ничем не напоминает девиц, которых он знавал до нее. Ее невинность и проницательный взгляд приводили его в замешательство. Сначала он видел в Тинелле просто юную милую барышню, ничем не лучше и не хуже прочих. Но тетушке как-то удалось заставить его присмотреться к ней. Из-за того, что она личная камеристка королевы-матери, всесильной Екатерины Медичи. Франсуа прекрасно понимал, что его тетушка уже давно строит воздушные замки. С ее точки зрения, Тинелла – идеальная партия для племянника. Девушка на выданье, которая сумеет обеспечить мужу теплое местечко при дворе. Бедная тетушка, ей и в голову не приходит, что служба при дворе – отнюдь не предел его мечтаний. Какое жалованье его может ожидать на королевской службе? Уж точно намного меньшее, чем он получает за передачу сообщений, смысл которых ему непонятен. Впрочем, это не важно, зато платят хорошо. К тому же сегодняшний день принес ему удачу. Он познакомился с самим герцогом Анжуйским. Если удастся еще раз с ним увидеться, то стоит только чуть-чуть постараться, и его жизнь полностью изменится. Не сказать, чтобы он предпочитал такого рода отношения, но герцог очень убедительно продемонстрировал свой интерес и свою щедрость. Так что не грех закрыть глаза на противоестественность его пристрастий.

И сегодня же он познакомился с Тинеллой. Она прелестна, умеет себя вести. Видно, что она выросла среди аристократии и усвоила благородные манеры. Она грациозно двигалась, говорила правильно – не так, как кухонные прислужницы, чьи бранные словечки заставили бы покраснеть и мясника. Изумительная девушка, Франсуа был очарован. А проведя с ней вечер, он открыл в ней такие качества, каких и представить себе не мог у женщины. Тинелла оказалась не просто сообразительной, а умной и образованной. Она непринужденно поддерживала разговор о чем угодно, включая такие вещи, о которых Франсуа ничего не знал. И при этом не смотрела на собеседника свысока, не кичилась своим хорошим воспитанием и образованием. Напротив, она невольно приоткрыла ему дверь в тот мир, о котором он всегда мечтал, в который стремился. Да, Тинелла – очень достойная девушка. Ему не хотелось бы причинить ей боль, она этого не заслуживала. К тому же она отдала ему свою невинность, позволила его опытным рукам ласкать свое чудесное тело. Тинелла стала ему еще милее оттого, что принадлежала ему одному, потому что к ней никогда не прикасался другой мужчина.

Франсуа проспал всего пару часов. Жара и необходимость делить на двоих и без того тесную кровать не позволили ему как следует отдохнуть. К тому же со вчерашнего дня его не отпускало напряжение. Непривычно беспокойные мысли прогоняли сон. Что-то было тревожное в многочисленных отрядах гвардейцев и солдат городской стражи на улицах. Удивила его и неумолимость охраны, никого не пропускавшей ни во дворец, ни из дворца. Что могут означать эти передвижения королевской гвардии? Неужели готовится мятеж? Для чего король среди ночи приказал войскам занять столицу? Непонятно. Последние дни все было относительно спокойно. Конечно, произошло покушение на адмирала Колиньи. Но разве это настолько важное событие, чтобы принимать такие серьезные меры безопасности? И вообще, все это случилось два дня назад. Почему же король решил действовать только сейчас? Почему не сразу после покушения? Даже на свадьбе принцессы Маргариты с королем Наваррским в городе не было столько гвардейцев. Странные дела творились в городе, и Франсуа никак не мог понять, чем это грозит.

Из всего увиденного он заключил, что, как бы там ни было, в Париже сейчас оставаться небезопасно. Наверное, разумнее было бы на всякий случай уехать подальше от столицы, пока все не образуется. У Франсуа были кое-какие сбережения. Вполне достаточно, чтобы какое-то время жить беззаботно. Подумав о деньгах, он вспомнил о Дюрандо. Этот мошенник заплатил ему только половину обещанного. Поручение выполнено, книга в Лувре. Ну, положим, не совсем, так как Дюрандо требовал оставить ее на виду в кабинете королевы-матери. Туда Франсуа пробраться не смог. Но рано или поздно он вернется в Лувр и положит книгу куда следует. В любом случае Дюрандо вряд ли об этом знает. Он считает, что книга на столе у Екатерины Медичи. Что с ней станет потом – не его дело. Да и сам Дюрандо не сможет это выяснить. Известное дело, по дворцу ходит множество людей. Кто угодно, а не только королева, мог взять книгу и переложить в другое место. Успокаивая свою совесть таким образом, Франсуа считал себя вправе потребовать оставшуюся половину денег. Дюрандо должен заплатить, как уговорено. Сумма немалая, упускать ее нельзя. Если ночью что-нибудь случится и Дюрандо вдруг исчезнет – прощайте, денежки! Так рисковать Франсуа не желал. Но не знал, стоит ли идти среди ночи через весь город во дворец Гизов, чтобы потребовать долг. Это может быть опасно. С другой стороны, ни один из встреченных по дороге домой солдат не обратил на них с Тинеллой внимания. Возможно, все не так страшно, как кажется. Надо думать, солдаты получили четкие указания и точно знают, кто им нужен, а кто нет. Быть может, есть смысл набраться смелости и, несмотря на поздний час, отправиться за своими деньгами. Тогда он спокойно уедет из города. Хорошо бы Тинелла согласилась сопровождать его! У нее наверняка тоже отложено кое-что на черный день. Вместе они смогли бы довольно долго наслаждаться безбедной жизнью.

Франсуа оглянулся. Тинелла по-прежнему сладко спала. Незачем будить ее. Он быстро сходит и вернется до того, как она проснется. Если девушка захочет уехать с ним, они отправятся в путь прямо отсюда, не проходя больше через центр города.

Он бесшумно оделся, плеснул водой себе в лицо, чтобы освежиться, и на цыпочках вышел из комнаты, стараясь производить как можно меньше шума. Жаль, что он не умеет писать, а то оставил бы ей записку, чтобы не волновалась, если вдруг проснется. Коротенькую такую, например: «Скоро вернусь». Но, к сожалению, Франсуа был неграмотен, а будить девушку ему не хотелось. Он решил, что поторопится. И вернется как раз вовремя, чтобы сделать ей сюрприз. Ему повезло – вдова тоже спала, с лестницы все еще был слышен ее храп.

Выйдя из дома, Франсуа двинулся в направлении Лувра. Улицы заполонили гвардейцы, и чем ближе к центру, тем больше их было вокруг. Казалось, центр города подвергается осаде. Никто его не останавливал и ни о чем не спрашивал, так что он спокойно шел своей дорогой. Лишь перейдя мост, он услышал первые выстрелы. Солдаты, словно только того и ждали, рассыпались во все стороны и начали вламываться в дома, снося с петель двери. Подоспевшие новые отряды заняли боевые позиции. Через несколько минут на улицах города развернулось настоящее сражение. Отовсюду неслась пальба. Франсуа бросился бежать, намереваясь укрыться в общественной прачечной под навесом. Там было три фонтана, падающих каскадом, чтобы хватило места как можно большему количеству прачек. Франсуа растянулся на земле за первым попавшимся и замер в напряженном ожидании, ругая себя на чем свет стоит. Нечего сказать, блестящая идея – выйти из дома ночью именно сегодня. Но откуда ему было знать, что события станут разворачиваться таким образом?

Мимо него прошагал отряд вооруженных до зубов гвардейцев. Они явно куда-то спешили и не смотрели по сторонам. Когда их шаги затихли вдали, Франсуа осторожно поднял голову, желая убедиться, что путь свободен. Пока что улица была пуста. Юноша вскочил на ноги и добежал до стены ближайшего дома. Он был на виду и сознавал, что, несмотря на ночную темень, станет легкой добычей для следующего отряда. Пожалуй, ему будет непросто объяснить, что он здесь делает. Тем более что он понятия не имеет, какого дьявола солдаты ищут и зачем они врываются в дома, круша двери и окна. Ясно только одно: ему грозит опасность. Он на улице среди ночи, один. Солдаты вполне могут принять его за одного из тех, кого они, по всей видимости, ищут. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что следует соблюдать крайнюю осторожность и прятаться от чужих глаз. Если удастся добраться до дворца Гизов, можно будет переждать там ночь, а утром вернуться домой. На мгновение Франсуа засомневался. А вдруг ему не откроют дверь? Тогда уж его наверняка схватят. Он предпочел не думать об этом. Выбора у него все равно не было. Возвращаться обратно слишком рискованно, если вообще возможно. Так что остается одна только надежда – на убежище во дворце герцога Гиза.

Оглядевшись вокруг и не обнаружив ничего подозрительного, Франсуа наконец решился и, выскочив из своего укрытия, бросился бежать что было сил. Все его чувства обострились до предела. Чуть заслышав шаги или голоса, он тут же прятался куда попало, хотя бы в тень ближайшего дома. Понимая, сколь ненадежны подобные укрытия, он все же рассчитывал, что так ему удастся вовремя обнаружить приближающуюся опасность. И что, стреляя издалека, в него не попадут. Преодолев таким образом несколько сотен метров, он заметил впереди баррикады, преграждающие путь. Значит, по прямой добраться незамеченным не получится. Лучше попробовать дойти по набережной Сены до острова Сите. Оттуда можно вернуться к Лувру, затем свернуть направо, а уж там рукой подать до дворца герцога. Франсуа снова двинулся короткими перебежками от одного темного угла до другого, пока вдали не показалась ратуша. Неприятный сюрприз – она была плотно окружена многочисленными отрядами солдат. И даже охранялась несколькими пушками. Выходит, этим путем тоже не пройти.

Пересекая пустынные переулки, Франсуа отовсюду слышал отчаянные крики и безостановочный треск выстрелов. Издалека доносились еще более мощные звуки – вероятно, пушечные залпы. Неужели война? Покинув очередное укрытие, Франсуа добежал почти до самых стен Лувра. И тут только заметил, что вокруг дворца творится нечто невообразимое. Чем дальше, тем хуже. Франсуа не мог поверить своим глазам, это походило на кошмарный сон. Солдаты, поддерживаемые горожанами, вышибали двери домов, вваливались внутрь и убивали всех, кто попадался им на пути. Тела недобитых жертв выбрасывали из окон. Несчастные падали на камни, испуская душераздирающие вопли. Поджидающие внизу солдаты с восторженными криками набрасывались на них с мечами и копьями, калечили, а потом добивали. Франсуа даже вообразить себе не мог, что люди способны на подобные зверства. Улицы были затоплены кровью и завалены трупами. Немногие выжившие в этой бойне испускали жалобные стоны. И быстро получали удар сабли или пулю в голову. Это был настоящий ад. Леденящий кровь ужас охватил Франсуа. Ведь и он на волоске от смерти. С минуты на минуту он рискует разделить участь избиваемых. При мысли о том, что он тоже может угодить в руки этих мясников, у Франсуа подкашивались ноги. Нечеловеческим усилием воли он взял себя в руки. Отвел глаза от ужасного зрелища и на несколько мгновений зажмурился, чтобы прийти в себя. Если он останется здесь, его очень скоро обнаружат, если выйдет из укрытия – прирежут на месте немедленно. Со своего наблюдательного пункта Франсуа заметил, что все нападающие носили белые повязки на правой руке. Видимо, для того, чтобы узнавать друг друга. В нескольких шагах от него громоздилась куча мертвых тел. Между ними Франсуа углядел руку, обвязанную белой повязкой. Он подошел и с ужасом уставился в лицо обладателю повязки. Лицо юного солдата. Тело скрывалось под грудой трупов. Гугеноты, мужественно защищаясь, унесли с собой немало жизней нападавших. Франсуа наклонился над солдатом. Совсем молоденький, на вид ему не дашь и двадцати лет. Наверняка бедный неудачник, приехавший, так же как он сам, из далекой провинции в поисках удачи и в награду получивший только смерть. Франсуа опустился на колени рядом с ним. Его вдруг охватила безграничная жалость к незнакомому юноше. Он невольно поступил по привычке, привитой католическим воспитанием – единственным воспитанием, на которое могли рассчитывать бедняки вроде него. По-христиански закрыл глаза покойному. Затем, приподняв его руку, снял повязку и надел на себя. Она все еще была белоснежной, без единого пятнышка крови. Франсуа не очень-то верил, что кусок белой материи может спасти ему жизнь, но попробовать все равно стоило. Если эти повязки служат солдатам чем-то вроде охранной грамоты, почему бы ему тоже этим не воспользоваться? По крайней мере, издалека он может сойти за одного из них.

Вот теперь пора было уносить ноги. Иначе рано или поздно появится патруль и наткнется на него. Так что Франсуа решил продолжить свой путь и поскорее найти пристанище во дворце Гизов. Только там он почувствует себя в относительной безопасности.

Франсуа снова бросился бежать. Свернул в узкий темный переулочек, благоразумно держась подальше от главных улиц, где гораздо больше шансов быть схваченным. У него было странное чувство, что он спасается, сам не зная от чего. Потом его осенило, что если он наткнется на солдат, то лучше пусть они увидят перед собой спокойно идущего, а не несущегося что есть мочи человека. Он перешел на быстрый шаг. Так и думалось лучше. А поразмыслить совершенно необходимо, если он хочет дожить до рассвета. Вполне возможно, что у солдат помимо белой повязки есть еще какой-то пароль, по которому они определяют своих. И если кто-нибудь заговорит с ним, он может считать себя покойником. Франсуа отогнал от себя эту мысль и просто пошел дальше, тенью скользя вдоль стен домов. Дойдя до перекрестка, он остановился и опасливо огляделся по сторонам. Его глазам открывались все более зловещие картины. Одни люди преследовали других, размахивая мечами и непрерывно стреляя в спину убегавшим от неминуемой смерти. Франсуа никогда не видел междоусобной войны и не представлял себе, что в мире существует такая неимоверная жестокость. Пленных не было, только жертвы. Казалось, солдат обуревает неистовая, ненасытная жажда крови и мести… но за что? Почему они так бесчеловечно убивают парижан посреди ночи? Подумать как следует над этим вопросом Франсуа не успел. К нему приближалась большая группа солдат.

– Эй, ты! – закричали они ему издалека.

Франсуа ощутил, как спина у него покрывается холодным потом.

– Господи помилуй! – вырвалось у него. – Только их здесь не хватало. Что же теперь делать?

Единственное, что пришло ему в голову, – развернуться и что есть мочи припустить в противоположную сторону. Франсуа в полной мере познал незнакомое доселе чувство: страх. Он бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги. Хотел было спрятаться в каком-нибудь доме, но тут же отбросил эту мысль.

Слишком велик риск угодить в ловушку. И он продолжал сломя голову нестись вперед. Франсуа был крепче и выносливее большинства своих преследователей. К тому же его движения не сковывала тяжелая амуниция, у него не было ни меча, ни аркебузы. Он бежал налегке, подгоняемый надеждой запутать и сбить со следа погоню. Сзади доносились яростные крики и брань. На перекрестке двух улиц ему на мгновение показалось, что он наконец оторвался от них. Но он ошибся. Солдаты не собирались упускать свою добычу, они были настроены поймать его во что бы то ни стало. Ему пришлось ускорить бег, до предела напрягая все свои силы. Франсуа понятия не имел, в какую сторону он бежит, чувство направления изменило ему окончательно. Но ему было все равно, он даже не замечал, что мчится по кругу, и стремился только увеличить расстояние, отделяющее его от убийц.

Неожиданно он вылетел на просторную площадь. Целиком поглощенный бешеной гонкой, он не узнал дворцовой площади, на которой бывал бессчетное количество раз. Гвардейцы, охранявшие парадные ворота Лувра, заметив его и услышав крики его преследователей, приняли его за убегающего от возмездия мятежника и набросились на него. Их было много, так много, что Франсуа нипочем не смог бы от них отбиться, даже если бы у него оставались на это силы. Впрочем, сосчитать их он не успел. Гвардейцы вцепились в него мертвой хваткой, так что он не мог и пальцем пошевелить.

– Куда так спешишь, красавчик? – гаркнул один из солдат, схватив Франсуа за волосы и резко запрокидывая ему голову, в то время как остальные крепко держали его. – Видать, боишься за свою невинность? Погоди, сейчас мы тебе покажем. – И он презрительно плюнул пленнику в лицо.

Франсуа хотел бы ответить ему тем же, но мог только с ужасом наблюдать, как свободной рукой его обидчик выхватил из-за пояса огромный нож. В неверном свете факелов сверкнуло лезвие, покрытое кровью предыдущей жертвы. Палач даже не дал себе труда его вытереть. Франсуа понял, что сейчас ему перережут горло, и зашелся истошным криком, страшным эхом разнесшимся в ночи. Облечь свое отчаяние в слова не удавалось. Все разворачивалось слишком быстро. Его час пробил, все кончено. Франсуа не думал больше ни о чем. Ни о Тинелле, спящей сейчас в его постели, ни о родителях, ждущих его в деревне. Он уже почитал себя мертвецом и смиренно ждал удара.