Текст книги "Сломленные (ЛП)"

Автор книги: Лорен Лэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Я мчусь вверх по лестнице, но, едва оказавшись в безопасности собственной комнаты, начинаю готовиться не спеша. Горячий душ принимаю долго и, наконец, брею ноги, о которых чуточку забыла за последние две недели. Я не только высушиваю волосы, но и берусь за утюжок, добавляя им гладкого лоска. Концы выглядят слегка рванными, и я улыбаюсь, вспоминая замечания Беллы о недосягаемости моего стилиста на время моего перерыва в Мэне. Прошло всего два месяца с той прощальной вечеринки, устроенной моими родителями, но такое ощущение, будто это было в другой жизни.

Улыбка немного блекнет, когда я понимаю, что уже несколько дней ничего не слышала от Беллы. Она встречается с каким-то парнем по имени Брайан, который «немного коротковат, но компенсирует это во всех остальных направлениях». Видимо, он держит её очень и очень занятой.

Но сколько бы я не уговаривала себя, что её новая любовь не отдалит нас, подозреваю, что, скорее всего, так и есть. Наши жизни уже никогда не будут дублироваться с такой же лёгкостью, как раньше.

Я прекращаю красить ресницы, когда до меня доходит, что это и есть та сторона жизни после колледжа, о которой нас никто не предупреждает. Твоя социальная жизнь уже не сможет подстраиваться под раздельные классы или внеурочную деятельность. Отношения, не важно с кем: друзьями, семьёй или романтическими партнёрами, – с этого момента, начнут занимать больше сил. Больше никаких неразлучных подружек из сестринства или криков вниз по лестнице, когда нужна мама. И, конечно, после колледжа не так просто познакомиться с парнем. Уже не получится поболтать с милым мальчиком из класса экономики.

Мысли о романтическом будущем неизбежно приводят меня к Полу, и я тихонько рычу за это на свой разум: даже не начинай.

Он не для меня.

Продолжив наносить макияж, я добавляю больше подводки, чтобы получить утончённый смоки айс. Ещё добавляю блеск для губ и румяна, хотя гости сволочи-Пола едва ли заслуживают дезодоранта, не говоря уже о макияже.

Я понятия не имею, когда прибудет его гость, поэтому сажусь на подоконник и притворяюсь, будто читаю книгу. Хотя, честно говоря, больше глазею на водную гладь и думаю. Всё это время я нахожусь наготове, ожидая стука в дверь спальни. Пол ведь сам скажет мне, что моё присутствие ожидаемо или даже обязательно?

Стук так и не раздаётся. Приказ Линди освежиться, видимо, единственное приглашение, которого я заслуживаю.

Я напрягаюсь, когда слышу дверной звонок, но заставляю себя расслабиться. Всё будет хорошо. Мои родители устраивали столько вечеринок за один месяц, сколько многие семьи не устраивали за всю свою жизнь. Я могу поддерживать беседу с незнакомцами даже во сне. Посмотрев в зеркало в последний раз, я открываю дверь комнаты.

До меня доносятся голоса, но они слишком глухие, чтобы можно было различить, кому они принадлежат: мужчинам или женщинам. Спускаясь по лестнице, я прислушиваюсь внимательнее. Вот знакомый тембр Пола, но другого человека я не слышу.

Серьёзно, если это его бывшая девушка, я…

Я застываю, когда слышу его. Мужской голос. Почему я его знаю?

От понимания лишаюсь дыхания. Господи.

Почему-то, даже узнав знакомое, я не совсем готова к тому, что вижу, заступив за угол холла. Вряд ли вообще кто-то был бы готов.

Мои глаза прикипают к темноволосому парню, по-прежнему стоящему в дверном проёме. Его лицо напрягается от тоски, когда наши взгляды сталкиваются, и это как удар в лицо. Я прикрываю глаза, отстраняясь от всего, и глубоко вдыхаю.

С трудом сглатываю.

– Майкл.

Он улыбается.

– Лив.

Убейте меня. Убейте меня, убейте меня, убейте меня. Этого не происходит. Тот самый парень, от которого я старалась сбежать, стоит в доме, который вроде как должен служить мне укрытием.

Я уговариваю своё воспитание преодолеть панику, но с треском проваливаюсь.

– Что ты здесь делаешь?

Впервые жаркое восхищение на его лице меркнет.

– О чём ты?

– Я спрашиваю, как ты вообще нашёл меня? Мои родители дали тебе адрес?

Майкл хмурится и делает шаг ко мне. Я отступаю.

– О чём ты? – спрашивает он. – Это же ты сказала мне приехать.

Я моргаю.

– Прости, что?

– Твои сообщения, Лив. Ты написала, что тебе нужно меня увидеть. Сказала, что не можешь уехать и спросила, могу ли я сам приехать сюда… – он замолкает, когда видит правду на моём лице. – Ты не просила меня приезжать.

Но я почти не слышу, потому что мой мозг захватило опасное жужжание. Очень медленно я поворачиваюсь лицом к нему.

Только тогда Пол выступает из тени.

– Сюрприз, милая, – его голос смертельно опасен.

Я встречаюсь с ним взглядом, и жестокий триумф отражается в чертах его лица.

Кусочки с щелчком складываются воедино, когда вижу его лицо. Теперь я всё понимаю. Понимаю, что происходит. Это какой-то нездоровый план мести. Я влезла в дела Пола за его спиной – вытащила без спроса скелеты из его шкафа.

А теперь настал его черёд.

Глава двадцать шестая

Пол

Это было до смешного просто – парочка быстрых сообщений загадочному Майклу, пока Оливия выполняла свою утреннюю пробежку.

Пробежку, на которую когда-то я ходил вместе ней. До тех пор, пока она не повела себя как остальные, прочитав обо мне, как о каком-то неизвестном солдате, а не Поле.

Но суть не в этом. А в том, что с Майклом мои инстинкты попали в точку: он не просто друг, но и не парень тоже, хотя хотел бы им быть. Это было написано у него на лбу, когда она спустилась по лестнице.

Впрочем, сейчас я смотрю не на лицо Майкла. А на Оливию. Я был готов к удивлению или гневу. Нет, я рассчитывал на них. В конце концов, в этом и есть смысл мести. Но то, что я вижу в совершенных чертах её лица – чистая, неразбавленная агония.

Я засранец. Но зато я всегда знал, что являюсь таковым. Теперь самое время и ей об этом узнать. И я большой фанат принципа «око за око». Она влезла в мои дела, я влез в её. Переборщил ли я? Конечно. Но это было так чертовски легко.

Мне казалось, что причины побега Оливии из Нью-Йорка прячутся в чём-то чуть более интересном, нежели клишированный любовный треугольник, но когда Майкл подумал, что это Оливия попросила его повидаться с ней, его ответ пришёл через секунды две. Он так хотел этого, но Оливия его избегала.

Необходимость подпортить ей жизнь, как она подпортила мою, была так велика, что я не мог сопротивляться, а сейчас… сейчас я жалею. Напряжение в холле почти осязаемо, и мой план уже не кажется таким изощрённо хитрым. Он кажется жестоким.

– Оливия, – Майкл движется к ней, вытянув руку, и она встревоженно вскрикивает.

Я уже инстинктивно порываюсь вклиниться между ними, но Оливия практически шипит на меня.

– Исчезни, – рявкает она. – Ты мне это задолжал.

Масштаб моей манипуляции начинает сдуваться, и я чувствую себя как полное дерьмо. Однако я всё-таки бросаю предупреждающий взгляд на Майкла, будто бы предостерегая навредить ей. Но усилия потрачены впустую. Он смотрит только на неё.

Я иду к двери, притормозив рядом с Оливией. Открываю рот, чтобы… что? Извиниться? Но она лишает меня такой возможности.

– Уходи, – говорит она, даже не глядя на меня.

Я заставляю себя выйти за дверь. На какой-то раздирающий сердце миг, не знаю, как сжиться с самим собой.

А потом вспоминаю: я и так уже почти мёртв.

Глава двадцать седьмая

Оливия

Пол уходит, даже не оглянувшись. Наверное, злорадствует, что его месть так идеально соответствует плану.

Мне следует испытывать облегчение из-за того, что настолько ненавистный мне парень исчез из поля зрения и теперь я могу собраться с мыслями, но правда в том, что Пол – всего одна часть этого кошмара. Бóльшая часть, если быть точной. И он катализатор. Тот факт, что он написал Майклу с одной лишь целью отомстить, наводит на мысль, что в нём есть целый уровень ублюдства, о существовании которого я и не подозревала.

Минутка свободного пространства от него должна дать мне время перевести дыхание. Но, кажется, у меня не выходит дышать.

Набравшись смелости, я поднимаю подборок и смотрю на бывшего лучшего друга. Майкл и я остаёмся наедине только во второй раз с того ужасного дня, когда Итан вошёл в спальню Майкла и увидел меня, целующуюся с его лучшим другом.

Ага. Не надо цеплять мне значок позора прелюбодейки на футболку. Я заслужила тату. На лицо.

Полу невдомёк, насколько уязвимое место он нашёл у меня, заставив встретиться с Майклом лицом к лицу.

Но всё же… Майкл приехал. Он проделал весь путь от Нью-Йорка до Мэна из-за меня, когда я несколько недель игнорировала его сообщения. Мне нужно знать почему, хотя мне кажется, что я уже знаю.

– Зачем ты приехал? – спрашиваю я. – То есть, я поняла, что ты подумал, будто это я попросила, но даже если так… это много усилий.

Его взгляд обжигающий. Тоскливый.

– Потому что я волновался о тебе. И мне нужно было, чтобы ты знала, как сильно.

Сердце пронзает шипами.

– Нет. Не надо.

– Прошло так много времени, Лив, – вымучивает он. – Ты так и не дала мне объяснить, – я замечаю вспышку боли в его знакомых серых глазах.

Ту же самую боль, которую ощутила я, когда Итан без оглядки убрался из моей жизни. Мы с Майклом облажались. В смысле, мы реально, сильно облажались, и этому нет абсолютно никакого оправдания. Но Итан не дал нам шанса объясниться. Мы не можем ничего исправить, вообще, однако у нас даже не было шанса сказать о своей любви и о том, как нам жаль.

В конце концов я получила такой шанс в конце лета, когда заявилась на вечеринку в хэмптонском пляжном доме родителей Итана. Теперь я понимаю, что с Майклом мне тоже нужно завершить историю. И ему это нужно в той же степени.

– После всего случившегося я не могу позволить тебе думать, что ты была всего лишь частью какого-то жалкого состязания между мной и Итаном, – он вновь движется ко мне, и на сей раз я даю ему взять меня за руки.

– Итан был твоим лучшим другом. Лучшим другом.

Майкл слегка опускает подбородок.

– Знаю. Это был мерзкий поступок.

Я фыркнула.

– Наш поступок за гранью мерзости, я даже не знаю, есть ли для этого подходящее слово.

Комната погружается в тишину.

– Я знаю, – наконец отзывается Майкл.

– Тогда почему? Я не снимаю с себя вины, но ты был инициатором. Я не злюсь, просто… почему, Майкл?

И пусть я спрашиваю, пусть я знаю, что ему нужно это сказать, а мне нужно это услышать, ведь так я смогу помочь нам двигаться дальше, мне не хочется, чтобы он это произносил. «Не говори, – безмолвно прошу я. – Прошу, не надо».

Но до Майкла не доходит мой немой призыв. Сколько бы лет он ни был хорошим другом, как бы близки мы ни были, он никогда меня не слышал. Не так.

– Потому что я любил тебя, – произносит Майкл, почти сломив меня простотой своего заявления. – Всё ещё люблю.

Я закрываю глаза.

– Как долго? Когда это началось?

Майкл пожимает плечами.

– Всегда.

Господи.

Он стискивает мои руки.

– Лив. Я должен знать. Ты… можешь… ты любишь меня, Лив? Ты любишь меня?

Боже.

Мне хочется солгать. Хочется избавить лучшего друга от жгучей боли, которую спустит с привязи правда. Но не могу. Я задолжала ему – как и себе – быть честной.

– Нет, – говорю я мягко. – Не любила. И не люблю. Не в таком смысле.

И после я жду, что он задаст мне вопрос. Жду, когда он спросит у меня почему я позволила ему себя поцеловать, если не отвечала на его чувства. Почему вернула ему поцелуй.

Я готовлю себя, но вопрос так и не звучит. Может быть, он не вынесет ответа. И, как ни странно, хотя мне и стоит чувствовать облегчение от полученной отсрочки, я почти жалею, что он не потребовал ответов. Ведь я наконец-то готова их дать.

Глаза Майкла обращаются ко мне, и, несмотря на боль, по-прежнему таящуюся там, к ней примешивается ещё и гнев. До меня запоздало доходит, что в Майкле что-то изменилось. Будто он меняется прямо у меня на глазах. Но нет, это тоже не совсем верно… он был другим с того момента, как я увидела его сегодня. Если Итан всегда был беззаботным и очаровательным, то Майкл был похож на его остроумную половину – такой же обаятельный, но умом более резкий и едкий. Мало чем отличающийся от Пола, задумайтесь.

Но сейчас? Черты его лица окутывает мрак. Углы заостряются, цинизм, который он неизменно использовал в качестве юмора, теперь кажется более укоренившимся и злым.

«Это моих рук дело», – понимаю я. Всё это время я была так занята, силясь совладать с болью, которую причинила Итану, что мне даже не пришло в голову, что я нанесла серьёзный ущерб и Майклу. У меня было два самых лучших в мире друга, и я умудрилась отнестись к ним обоим, как к мусору: Итана предала, а Майкла оставила.

Его челюсть слегка ходит слева направо и обратно – так он делает, когда пытается обуздать свой весьма грозный характер. Он отпускает мои руки, резко отстраняется и самоуничижительно смеётся:

– Подумать только, я рванул сюда, будто рыцарь в сияющих доспехах, думая, что ты хочешь меня. Нуждаешься во мне.

Я делаю шаг к нему. Не делай этого. Я того не стою.

– Я не знала, что ты приедешь, – торопливо говорю я. – И всё же… возможно, я рада. Возможно, так можно всё закончить.

С щемящей болью в сердце, снова протягиваю к нему руку, но он в который раз отшатывается.

– Мне казалось, тебе нужно время, Лив, – голос Майкла груб. – Сдерживался, думая, что тебе нужно простить себя и меня за то, что мы сделали. Но мне казалось… я действительно думал, что ты потянешься ко мне, когда отпустишь Итана.

Я закрываю глаза. Может ли стать ещё хуже?

– Но ведь это никогда не был я? – интересуется он.

Слёзы проливаются, когда я поднимаю веки.

– Нет, – отвечаю тихо.

Майкл будто ожесточается прямо на глазах. Он тяжело сглатывает один раз, второй. А потом, дёрнув подбородком, будто это единственное прощание, которое он может себе позволить, открывает дверь и выходит наружу. Вот так просто его больше нет.

Я прижимаю руку ко рту. Не могу унять дрожь от чувства, будто больше никогда не увижу своего лучшего друга.

И всему тому виной Пол Лэнгдон.

Глава двадцать восьмая

Пол

Из всех дерьмовых вещей, что я делал в своей жизни – а таких имеется несколько – эта самая дерьмовая.

Не знаю, что я думал на счёт того, как всё получится. Что мы сядем за обеденный стол, и я буду забавляться маленькой развернувшейся драмой? Будто Оливия вдруг выложит мне все свои секреты и объяснит, что именно привело её в Мэн в качестве моей нянечки?

Вы, наверное, посчитали, что я усвоил урок о предоставлении Лив личного пространства после сообщения Майклу, но я засранец. Поэтому я подслушал. И услышал всю эту хрень.

Оливия изменила Золотому Мальчику с Майклом. А я вынудил их оказаться наедине в одной комнате. Мне казалось, что я вёл себя как придурок, но это и близко не описывает мою настоящую сущность. К тому моменту, как до меня дошло, насколько серьёзными должны быть мои извинения, Майкла уже и след простыл, а Оливия заперлась в собственной спальне.

Она пробыла там два часа. Я это знаю, потому что просидел по другую сторону двери все сто двадцать минут. Каждую из которых она проплакала. И не осторожно, по-девичьи. А натужно и мучительно.

Я закрываю глаза, прислонившись затылком к двери. Трусу во мне хочется убежать в комнату, позвонить отцу и попросить его убрать Оливию подальше от меня, где я больше не смогу причинить ей вреда.

Но с меня хватит трусости. Мне нужно увидеться с ней.

Неторопливо, аккуратно, я поднимаюсь на ноги. Поднимаю руку и легонько стучу кулаком, но плач не прерывается. Стучу сильнее. На сей раз повисает пауза. Оливия тихо икает. Но дверь не открывает.

– Оливия, – в голосе хрипотца. – Можно мне войти?

Я готов к любым ответам, которые она может мне бросить. К тишине. «Отвали». «Ненавижу тебя». «Убирайся». Но никак не к тому, что она откроет дверь. И, конечно, не к стеснению в груди при виде неё.

Я едва отмечаю опухшие глаза, красный нос и спутанные волосы. Но никак не могу миновать неизмеримую боль, написанную на её лице.

Я делаю то единственное, о чём могу думать. Обнимаю её.

И она позволяет.

Я причинил ей безумную боль, но она разрешает мне обнимать себя.

Ощущение, не сравнимое ни с чем.

Я сдвигаю её назад ровно настолько, чтобы закрыть дверь, после чего притягиваю её как можно ближе. Она зарывается лицом в моё плечо и плачет. Не знаю, откуда в ней ещё слёзы, но она не останавливается.

Я глажу её рукой по спине самыми успокаивающими движениями, которые только могу придумать. Поворачиваюсь лицом к её мягким волосам.

– Прости, – шепчу я, прижавшись губами к макушке. – Мне так чертовски жаль.

Её рыдания переходят в плач, плач в икание, а икание к судорожным вдохам. И потом она наконец затихает. Слегка отклоняется назад, чтобы взглянуть на меня, и я напрягаюсь, готовый к словам, которых заслуживаю.

Но она не набрасывается на меня и не оскорбляет. Не даёт мне в подробностях понять, какой жалкой кончины я заслуживаю. (Хотя всё равно заслуживаю. Знаю, что заслуживаю).

Вместо этого она делает последнее, чего я жду. Заговаривает со мной. Опускает лоб мне на ключицу и просто говорит.

– Я не хотела, понимаешь, – произносит она дрожащим от слёз голосом. – Миллион раз спрашивала себя, знала ли какая-то крохотная часть меня то, что собирался сказать Майкл… что он собирался сделать… когда я пошла к нему в тот день. И столько же раз отвечала себе, что не стала бы ходить, если бы знала. Я бы не стала вгонять себя в положение, которое причинит Итану боль. Видел бы ты его лицо…

Оливия судорожно выдыхает, и я привлекаю её ещё ближе, проводя ладонью по спине. Мне хочется сказать ей, что, по большому счёту, это пустяки. Что она это пережила, Итан уже это пережил, но понимаю, что для неё это не пустяки. Я даю ей продолжить.

– Я поехала к Майклу… поднялась в его комнату, думая, что он хочет поговорить о девушке, Кейси, с которой он вроде бы общался. У него никогда не было серьёзных отношений, поэтому мне казалось, что он трусит или как-то так.

Она смолкает на мгновение.

– Но он хотел поговорить не о Кейси, – помогаю я.

Она качает головой.

– Нет. Он вёл себя странно с той самой секунды, как я пришла. Мне и Майклу всегда было комфортно вместе. Или я так думала. Но тогда он вёл себя нервно. То избегал встречаться со мной глазами, то смотрел слишком долго и напряжённо, как будто что-то выискивая.

Боже, мне жаль бедного парня. Мне слишком знакомо состояние, когда ты бессилен к притяжению этой девушки, пусть и понимаешь, что тебе нужно оставаться в стороне, подальше от неё.

– Я не поняла, как это произошло, – продолжает она, слегка качнув головой. – В одну секунду я болтала о том, как взволнована из-за стажировки, на которую отправила заявку, а в следующую он хватает меня за руку, оказываясь в сантиметре от моего лица, и заявляет, что больше не может. Что Итан его лучший друг, но у него нет сил. Что не может видеть меня с ним, зная…

Она затихает.

– Он сказал, что любит тебя? – говорю я.

Оливия кивает, прежде чем поднять голову, заглядывая мне в глаза.

– А потом он поцеловал меня. И я его не оттолкнула. Я дала ему поцеловать меня.

Агония на её лице неподдельна, и мне хочется попросить её больше ничего не рассказывать, но понимаю, что ей нужно избавиться от этого груза. Очень нежно я беру ладонью её лицо.

– Почему? Ты тоже его любила?

Пожалуйста, скажи «нет».

– Нет, – шепчет она, взволнованно увлажняя губы языком. – Но я множество раз спрашивала себя «почему» и думаю… Думаю, я ответила на поцелуй, потому что понимала – это выход. С каждым днём наши отношения с Итаном становились всё серьёзнее, он был у меня единственным парнем, и все, включая меня, вели себя так, будто мы вот-вот обручимся, и я просто…

– Не хотела этого.

– Нет, – отвечает она на выдохе. – Наверное, хотела. Хотела захотеть. Я очень любила Итала. Но где-то в глубине души что-то было не так. Всё складывалось действительно хорошо, но мне хотелось большего.

– И большим был Майкл?

Её лицо искажается.

– Нет. В ту же секунду, как его губы коснулись моих, я знала, что это тоже не то, но потом я ответила на поцелуй сильнее, желая почувствовать что-нибудь, хоть что-то. Не сработало… то есть, я не переспала с ним. До этого было далеко. Но в то же время это был не простой поцелуй, из-за которого я бы оттолкнула его и дала пощёчину. Я пыталась раствориться в поцелуе, поэтому он стал напряжённым, и тогда вошёл Итан.

Мне не нужно спрашивать о случившемся после.

– Никогда не думала, что могу быть такой, – продолжает она. – Изменить своему парню с его лучшим другом. Но теперь понимаю, что никто не планирует этого заранее, понимаешь? К этому нельзя подготовиться, как, допустим: «Знаешь, я тут подумала, буду подражать шлюховатому герою фильма, которого все вокруг ненавидят». Ты всегда представляешь, что будешь хорошей девочкой, за которую все будут болеть. И думаешь так до той самой секунды, пока не оказывается, что ты совсем не хорошая.

Мои ладони всё ещё обнимают её лицо, и теперь, аккуратно подцепив большими пальцами челюсть, я запрокидываю её голову, чтобы она встретилась со мной глазами.

– Ты всё ещё хорошая, Оливия, – говорю я тихо. – Ты совершила ошибку. Огромную и дерьмовую, бесспорно. Да, ты изменила Итану. И да, наверное, использовала Майкла. Но именно то, что ты убиваешься, показывает – ты не такая. Это разовая ошибка. В будущем ты допустишь много промахов, но такого – нет. Ты вынесешь урок и двинешься дальше.

Она прикрывает глаза.

– Ты не видел лицо Майкла. У Итана есть Стефани, и он, кажется, забыл меня, но Майкл…

– Переживёт это, – произношу я тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения. – Сколько ему, двадцать два? И если ему посчастливилось стать твоим лучшим другом, под всем этим скрывается приличный парень, правильно? Просто он влюбился не в ту девушку.

Она ничего не отвечает, и я прижимаю руки к её щекам чуть настойчивее.

– С ним всё будет хорошо. И с тобой тоже.

Когда она открывает глаза, они снова блестят от слёз, но, думаю, не отчаяния. Она выглядит преисполненной надежды.

– Спасибо тебе, – говорит она. Её рука неторопливо ложится мне на грудь. – Спасибо.

Я хрипло смеюсь, стараясь игнорировать то, что делают со мной её прикосновения.

– Ты не должна благодарить меня после всего, что я натворил.

– Если говорить о злодейских планах, то это было очень коварно. И я поверить не могу, что он приехал.

– Ты ему небезразлична, – я провожу большими пальцами по её скулам. – И, возможно, я создал впечатление, будто ты находишься в ужасной ситуации.

– Она и была ужасной, – отвечает она, завозившись с пуговицей на моей рубашке. – Ты не разговаривал со мной несколько недель. Мы даже не виделись.

– Беспокоишься, что не отработала свою зарплату? – осторожно спрашиваю я, сохраняя голос дразнящим, а не осуждающим.

– Я хотела увидеть тебя не поэтому.

Моё сердце запинается.

– Тогда почему?

Зелёный взгляд поднимается к моим глазам.

– Я скучаю по тебе. Не знаю почему, ты же чудовище. И я не понимаю, почему не могу перестать думать о тебе, ведь ты такой раздражающий и отгоняешь меня всякий раз, как тебе что-то не по нраву, и ты, наверное, способен причинить мне самую ужасную боль из всех, но…

Мой рот останавливает её бессвязный поток слов в жёстком, отчаянном поцелуе, хотя я и жду, когда она отвергнет меня, зная, что заслуживаю отказа. Но её руки обвивают мою шею, а язык нежно тянется к моему, в то время как сама она вжимается в меня.

– Я хочу тебя, – шепчет она, чуть отстранившись.

Мой самоконтроль даёт трещину. Я кручу её, толкая спиной к двери, скользя ладонями от лица к рукам, поднимая их над её головой. Она издаёт стон, когда я припираю её к двери и целую снова и снова, пока не забываю, где заканчивается моё дыхание, а где начинается её. Когда уже не могу перестать водить рукам по её телу, бёдрам и вверх по бокам её талии. Мы оба стонем, когда мои ладони задевают её грудь.

Я хочу раствориться в ней.

Схватившись за крошечное зёрнышко добра, всё ещё посеянное во мне, я вынуждаю себя отстраниться и дать ей пространство и время над всем поразмыслить. Опускаю взгляд на её раскрасневшееся лицо и опухшие губы; мы оба тяжело дышим.

– Мне нужно знать, чего ты хочешь от этого, – грубовато прошу я. – Мне нужно знать, где граница.

Оливия поджимает губы, и я готовлю себя к отказу. Почти вижу колёсики, вращающиеся в её голове, пока она пытается разобраться, ошибка ли я, как Майкл, или же тот, кто стоит риска.

Впервые за столь долгое время я хочу стоить риска.

Её пальцы оседают чуть выше пояса моих джинсов, обжигая подушечками через ткань моей рубашки.

Она наклоняется вперёд, прижимаясь губами к впадинке на моём горле.

– Я не хочу никаких границ, – произносит она, опаляя мою кожу тёплым дыханием. – Не сегодня.