Текст книги "Игры в любовь"

Автор книги: Лорен Хендерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать пятая

Софи явно не нравилось, как проходит открытие выставки. Салли знала, на что та надеялась: что ее работы выставят в какой-нибудь престижной галерее на Корк-стрит или в раскрученном модном месте Ист-Энда. Вместо этого пришлось довольствоваться скромным зальчиком в Сент-Джонс-Вуд, где клиентура состоятельная, а иногда даже образованная, но уж никак не стильная. Посетителями были консервативно одетые местные буржуа, тогда как Софи, очевидно, мечтала о мрачных интеллектуалах в рубашках в обтяжку, с толстыми очками в черных оправах и с искусно всклокоченными гривами.

На всех стенах висели автопортреты: Софи тушью; Софи, развалившаяся на кушетке; Софи, сгорбившаяся над кофейным столиком; Софи недовольная; Софи в тисках особо острого припадка экзистенциальной хандры. Оригинал по большей части торчал на улице и курил сигарету за сигаретой, презрительно отметая робкие попытки владельцев галереи познакомить автора с потенциальным покупателем. Когда какой-нибудь храбрец все же набирался духу и приближался к Софи, ему не удавалось вытянуть из нее ничего, кроме типичного галльского пожатия плечами или угрюмого «Хм», что означало отсутствие какого-либо желания поддерживать вежливую беседу.

– Почему она ни с кем не общается? – спросила Джуди, наблюдая через окно за Софи. Зажав в зубах сигарету и привалившись к стеклу, та напоминала кошку, которая с высоты своего величия наблюдает за суетой людишек, безумно мечтающих приласкать ее.

– Считает, что за нее говорит ее искусство, – ответила Салли. – Стефани ее избаловала. Между прочим, это как раз Стефани договорилась с галереей.

– Да ну? – изумилась Джуди, отреагировав на первые слова подруги. – Да ее невозможно заткнуть, когда она начинает распинаться насчет своего драгоценного искусства!

– Обычно так и есть, но это когда ее работы не висят на стенах, – улыбнулась Салли. – А когда висят, то пусть публика и любуется ими, а не пристает к ней с идиотскими разговорами.

– Хренотень какая-то. Тогда зачем она вообще сюда явилась?

Салли скорчила гримасу.

– По-моему, надеялась, что все будут с молчаливым благоговением взирать на ее мазню, а не трепаться и глушить дармовую выпивку. – Она взглянула на содержимое своего пластикового стаканчика. – Если быть точной, то гнусную кислятину. Но это лишь мои догадки. Понятия не имею, что творится у нее в голове.

– Вообще-то есть и неплохие вещи, – признала Джуди, оглядываясь вокруг.

– Может быть, просто немного странно видеть ее на каждой стене обнаженной, – сказала Салли. – Она ведь не из тех, о ком думаешь: «Ого, вот бы посмотреть, какова она без одежды!»

– Да уж, – согласилась Джуди. – Но мужики, похоже, не против.

– А ее лобковые джунгли? – фыркнула Салли. – Настоящая порнуха, по-моему.

– Художественно оправданная порнуха, – поправила Джуди. – И мужчины могут, не изводясь чувством вины, да еще в присутствии законных супруг созерцать голую жопу Софи.

Именно этому занятию увлеченно предавалось большинство из бродивших по галерее мужчин. Но покупать рисунки никто не торопился. Ни под одним экспонатом так и не появился аккуратно отпечатанный ярлычок «Продано».

– Что скажешь? – спросила Джуди у подошедшего к ним Скотта.

– Лично я предпочитаю, когда у женщин на костях мяса побольше, – ответил тот. – Или тебя интересует, понравились ли мне ее рисунки? – добавил он бесстрастно. – Об этом я еще не успел подумать. Слишком увлекся изучением деталей.

Джуди сердито шлепнула его по руке:

– Очень смешно!

– А что я могу поделать? Будь это голый мужик, вы бы тоже стояли и хихикали над его хозяйством.

– В чем-то он прав, – признала Салли.

– А сама она как? – Скотт оглянулся на Софи. – Похоже, смурнее обычного.

– Злится, что ничего еще не продано.

– Так ведь сегодня только первый день, – удивился Скотт.

– Ну да, но ведь обычно предполагают, что именно на открытии что-нибудь продастся. Думаю, Стефани обязательно купит какой-нибудь рисунок. Она и так чувствует себя виноватой из-за всей этой истории, а тут еще Софи ведет себя как Грета Гарбо.

Салли оглянулась на Стефани, которая оживленно болтала с одной из совладелиц галереи – дорого одетой женщиной, женой богатого бизнесмена. Тот, видимо, купил ей долю в галерее, чтобы она хоть как-то отвлеклась и приутихла по части антидепрессантов, которые пошли в ход после того, как дети выросли и поступили в университет.

– Салли, ты слышала, Скотт продал несколько наших отпускных фотографий издательству, которое готовит большой альбом о Флориде, – похвасталась Джуди.

– Вот это да! Поздравляю, Скотт!

– Еще рано говорить что-то определенное, – пожал плечами Скотт. Но Салли видела, что он очень доволен. Только сейчас, спустя несколько месяцев после знакомства, она научилась читать настроение Скотта.

– И ему заказали еще! – продолжала хвастаться Джуди. – Ты законченный неудачник, Скотт, никто и никогда не узнает о твоих успехах, если я про них не растрезвоню.

– Ты мой самый большой успех, – сказал он, целуя ее в щеку.

– О-ла-ла, – пропела Салли.

В своем предсвадебном угаре она желала, чтобы все вокруг были так же счастливы, как она сама. Воспоминания о Поле и об ужасном последнем свидании она загнала в самый темный и глухой угол сознания. В тот вечер ее накрыла столь мощная волна чувства вины и презрения к себе, что она со всех ног бросилась к Мику, дабы хоть немного забыться, приняв изрядную дозу любви и секса. С тех пор Салли старательно притворялась перед самой собой, что Пол никогда не существовал. И это ей, похоже, удавалось. А у Джуди хватало ума не упоминать имени Пола.

– Дорогая, – к ним подошел Мик, – знаешь, Софи так расстроена, что никто ничего не купил, так что я подумал, не стоит ли нам…

– Ни в коем случае! – твердо сказала Салли. – Мы копим на медовый месяц. Если захочет, может подарить свой шедевр нам на свадьбу.

«А я его повешу в подвальном туалете, – добавила она про себя. – В темной тесной каморке, где туалетную бумагу еле разглядишь».

Мик явно расстроился.

– А я надеялся…

– Нет, Мик! Она должна справиться с этим самостоятельно. – На Салли накатило вдохновение. – Кроме того, она на нас попросту обидится, ведь это будет очевидным проявлением жалости. Думаю, мы ее только унизим.

Лицо Мика потухло.

– Наверное, ты права. Это мне как-то не пришло в голову.

Салли и Джуди обменялись торжествующими взглядами, а Мик побрел прочь.

– Еще какие-то три недели – и она увезет свои хилые сиськи в Париж, – пробормотала Салли. – Дожить бы. Как думаешь, может, подарить ей на прощанье бюстгальтер точно по размеру?

Джуди фыркнула.

– Здравый подход, – усмехнулся Скотт.

– Пойду, пожалуй, за Миком, – смиренно сказала Салли. – Не хочу, чтобы он отстегнул пятьсот монет за отвисшую голую задницу своей бывшей пассии.

Салли смешалась с толпой.

– Джуд, мне пора, – виновато проговорил Скотт. – У меня еще работы на несколько часов.

– Скотт, опять! – запротестовала Джуди. – Мы же все потом собрались поужинать где-нибудь! Я думала, ты с нами…

– Извини, мне жаль, но…

Хотя тон у Скотта и был смущенный, но Джуди видела, что он уже все решил.

– И что, так всегда будет? – потерянно спросила она.

– Ты же знаешь, мне самому это не особо нравится, – обиженно ответил Скотт. – Я бы с удовольствием поехал с тобой.

– Так поезжай! А поработаешь завтра.

– Нет, Джуд, не получится. У меня полный завал.

– А я-то надеялась, что эти фотки для альбома что-то изменят в лучшую сторону…

– Это всего лишь везение. Пока заказы не станут делом обычным, мне придется снимать для рекламных проспектов. Ты сама должна понять.

– Да, но…

Джуди осеклась. Ей было нечего сказать, этот разговор они вели уже не раз. Она едва сдержала вздох разочарования. И что за радость встречаться с мужчиной, с которым ты почти не видишься? Или который так устает, что на долгожданном свидании засыпает перед телевизором? А она так мечтала о вечере со Скоттом. Салли и Мик теперь настолько увлечены друг другом, что она для них почти ничего не значит. И Скотт стал необходим ей вдвойне: поболтать, перекинуться шуткой, поделиться впечатлениями, а в конце вечера вместе поехать домой, а не трястись опять в такси с Ми-ком и Салли, которые на заднем сиденье будут целоваться взасос.

– Вообще-то я надеялся, что ты приедешь сегодня ко мне, – сказал Скотт. – Я к одиннадцати вернусь. Посмотрим вместе телик, если тебя сон не сморит.

Джуди озадаченно смотрела на него:

– Да, но…

– Вот, – он вложил в ее руку связку ключей, – сделал наконец дубликаты. Теперь, даже если мне придется работать допоздна, ночью мы все равно будем вместе.

– Ох, Скотт… – Глаза Джуди мигом наполнились слезами.

– Я давным-давно собирался, – неловко добавил он. – Большой от подъезда, а этот от квартиры. Только в квартире не нажимай изнутри кнопку, а то я не смогу войти.

Джуди прекрасно видела, что Скотт намеренно маскирует отрывистыми, чисто мужскими инструкциями весь символизм этого момента. Это было по-своему трогательно.

– Очень любезно с твоей стороны.

Она держалась изо всех сил, чтобы не приникнуть к его груди и не зареветь белугой: «Ты меня любишь! Ты правда меня любишь!» Скотт наверняка сочтет столь бурное проявление чувств не более уместным, чем громогласное заявление, что она на днях подцепила лобковую вошь.

– Исключительно из корысти, – усмехнулся Скотт. – Мне нравится, когда ты согреваешь для меня местечко на диване.

– Завтра же сделаю дубликаты своих ключей…

– Как хочешь, – безразлично сказал Скотт.

Они не смотрели друг на друга, уж слишком очевидной была их обоюдная радость от этой небольшой революции в их отношениях.

– Ох! – внезапно выдохнула Джуди после паузы. – Ох, я же сегодня не смогу! Прости! Завтра на работе совещание, и я должна быть в костюме… официальный стиль и прочая хрень… Так что придется поехать домой за вещами, а потом будет поздно…

Скотт жил далековато от Кингз-Кросс, где обитали Джуди и Салли.

– Но я постараюсь… – добавила она.

– Да нет, все в порядке. Я понимаю.

– Но ведь это же первый раз, когда… то есть, ты же мне только что дал ключи, а я… Я не хочу, чтобы ты подумал, что я не хочу, но…

– Джуди, все в порядке, – повторил он. – Я все прекрасно понимаю.

– Правда, понимаешь? Мне так неловко…

«Боже, – думала Джуди, – что я несу, кретинка! Делаю из мухи слона. Он сейчас решит, что я успела прилипнуть к нему, а значит, пора делать ноги…»

– Знаешь что? Ты как-нибудь закинь ко мне часть своих офисных шмоток, – предложил Скотт. – Твоя ночная рубашка у меня уже есть, и твоя зубная щетка тоже. По-моему, и дневная одежда лишней не будет. И проблема тогда снимется. Согласна? Сегодня же освобожу часть шкафа.

– Скотт! – Джуди наконец пришла в себя. – Хорошая мысль, – сказала она сдержанно. – Займусь этим в следующие выходные.

Вообще-то она с радостью занялась бы этим завтра, но «в следующие выходные» звучало не столь угрожающе.

– Вот и отлично.

– И ты тоже перевези ко мне часть своих вещей.

– Идет.

Они нервно улыбнулись друг другу.

– Джуди, дорогая моя, мы же с тобой еще и словом не перекинулись. – Это была Стефани Гуинн.

Джуди и не заметила, как она приблизилась, но в теперешнем состоянии она вряд ли бы заметила даже слоних на пуантах и в балетных пачках, если б им вздумалось ввалиться в галерею.

– Привет, Стефани! – неловко воскликнула Джуди.

В присутствии Стефани она всегда чувствовала себя не в своей тарелке. А также неуклюжей и толстой деревенской девахой. Она предпочла бы называть ее «миссис Гуинн» – обращаться к матери Мика по имени казалось ей жутким панибратством, но Стефани на этом настаивала, да и смешно было бы звать ее «миссис Гуинн», в то время как Салли обращается к ней исключительно по имени. Вот одно из множества отличий между рабочим и средним классом, которое Джуди так и не сумела объяснить Салли. Салли всякий раз отмахивалась и говорила, что надо вести себя проще, потому что никто об этом и не задумывается. Но Джуди-то задумывалась!

– Это мой Скотт, – сказала Джуди и поежилась в ожидании реакции на запретное слово. Она понимала, что ее страх иррационален – он ведь только что вручил ей ключи от своей квартиры, так чего еще тебе надо?

– Скотт! Очень приятно. Много о вас наслышана. От Салли, разумеется. Мик никогда не рассказывает мне о мужчинах. Он интересуется исключительно женщинами. Впрочем, вы, видимо, уже это и сами поняли.

Скотт невольно ухмыльнулся.

– Надеюсь, вы с нами отобедаете, дорогой мой? Я приглашаю всех в один милый французский ресторанчик, тут за углом.

– Увы, не могу, – с сожалением отказался Скотт. – Мне снова пора за работу.

– О, вы меня расстраиваете! Ты не сможешь переубедить своего друга, Джуди?

– Когда речь идет о работе, его никто не сможет убедить, – буркнула Джуди.

– Боже, какая жалость. Ну что ж, может, в следующий раз? Джуди мне очень нравится, и мне не терпелось познакомиться с вами.

– Джуди и мне чуточку нравится, – улыбнулся Скотт и быстро поцеловал Джуди. – Простите… Мне действительно пора.

– Может, приедешь, если закончишь пораньше? – предложила Джуди.

– Ладно. Позвоню на мобильный. Извините, что не могу принять ваше приглашение, – церемонно сказал Скотт и едва ли не поклонился.

– Какой милый юноша, – заметила миссис Гуинн, когда Скотт ушел.

– Да. – Джуди покраснела.

– А Софи все на улице, – вздохнула миссис Гуинн. – По-моему, я обязана еще разок попытаться зазвать ее сюда, пускай поговорит с гостями. Ведь для того и устраиваются открытия, чтобы публика познакомилась с художником. Бедная Моника просто с ума сходит. Признаюсь, я и сама озадачена. Софи всегда с таким энтузиазмом рассуждает о своем искусстве, я не понимаю, почему сегодня она такая неприступная… Должно быть, нервы.

И Стефани удалилась в облаке кашемира, шелка и дорогих духов. Джуди наблюдала через стекло, как она что-то говорит Софи. Но Софи дымила очередной сигаретой и равнодушно пожимала плечами. У Джуди сложилось впечатление, что Стефани сердится: ее жестикуляция становилась все эмоциональнее, она даже чуть ссутулилась – верный признак раздражения. Атмосфера за окном явно накалялась. Стефани принялась тыкать в Софи пальцем, та отшвырнула недокуренную сигарету и разразилась тирадой. Теперь уже художница размахивала руками, яростно трясла головой и что-то кричала. За сценой уже наблюдала парочка зевак.

– Что происходит? – спросила Салли.

Они подошли вплотную к окну и почти прилипли к стеклу, забыв о приличиях.

– «Французская художница открывает выставку грандиозным скандалом», – со смаком сказала Джуди. – Как тебе заголовок? «Припадок галльской несдержанности потряс галерею Сент-Джонз-Вудс».

– О господи… Салли, что с Софи?

Это была Моника, владелица галереи.

– По-моему, она слегка расстроилась. – Салли явно вознамерилась побить все рекорды тактичности. – Стефани пытается убедить ее вернуться, но, похоже, от этого только хуже.

– О боже, о боже… – Моника принялась заламывать руки. – Я отнесу ей вина, надеюсь, это поможет.

Она выскочила на улицу, подошла к Софи со Стефани и с умоляющим видом протянула Софи стакан вина. Точно затравленная мамаша, которая пытается утихомирить вопящее чадо любимой игрушкой. Но Софи едва заметила ее появление. Особенно энергично дернувшись, она попросту выбила стакан из руки Моники, и тот впечатался в стеклянную витрину галереи. И пластиковый стаканчик, и толстое оконное стекло уцелели, лишь вино драматично багровыми брызгами окрасило витрину.

– Ого! – восхитилась Джуди. – Акция в стиле модерн. Вино на стекле: мощный символ художницы с ее… гм…

– Отрешенностью от современного мира? – подсказала Салли.

– Я хотела сказать «дерьмовым нравом», но твой вариант лучше.

– Зря Моника понесла ей красное вино, – заметила Салли.

– Ну нет. Красное смотрится куда эффектнее белого.

Посетители галереи чрезвычайно возбудились. Воспитанная публика не ринулась к окну с радостными воплями, но ограничилась шепотом и вытягиванием шей в сторону окна. Со всех сторон неслось: «Поистине артистичный темперамент», «Истинный художник всегда борец», а также «Ну ни хера себе! Видел, нет, ты видел?»

А Софи на улице уже рыдала. Внезапно она бросилась в галерею. Толпа расступилась, пропуская ее и умирая от желания посмотреть, во что же выльется скандал. Сорвет со стен свои рисунки? С бранью накинется на публику? Джуди впервые в жизни поняла, что означает фраза «все вокруг затаили дыхание». Правда, любопытство любопытством, но свои стаканы ценители современного искусства предусмотрительно попрятали за спины. Одно дело – галльская страсть и артистизм, и совсем другое – облитое красным вином парадное шмотье и солидный счет из химчистки.

Софи замерла посредине зала, дико озираясь, потом заметила Мика, который стоял в дальнем конце галереи, и с каким-то утробным криком кинулась к нему.

– Michel! Michel! C'est pas possible, tout ça! C'est affreux! C'est dégueulasse! [17]17
  Мишель! Это невозможно, все это! Это ужасно! Это омерзительно! (фр.)


[Закрыть]

Мик обнял ее и растерянно уставился поверх ее головы, взывая о помощи.

– По-моему, бедняжка очень устала. – Лицо у Стефани было мрачнее тучи. Салли еще не видела ее такой. Вынув мобильный телефон, Стефани громко объявила: – Софи, я вызываю такси для тебя.

– Non, non, – прорыдала Софи. – Pas sans Michel. Je reste avec Michel. [18]18
  Нет, нет! Я не могу без Мишеля. Я останусь с Мишелем (фр.)


[Закрыть]

– Что она там талдычит? – поинтересовалась Джуди.

– Желает остаться с Миком, – сердито сказала Салли. – Вот нахалка. Словно не знает, что мы обручились.

Софи уже обмоталась вокруг Мика, как в старомодных виршах, в которых женщины сплошь и рядом сравниваются с лозой, обвившейся вокруг могучего дуба. Мик попытался оторвать ее от себя, но Софи приклеилась намертво. Публика была в восторге: сначала скандал с демонстрацией артистического темперамента, а теперь шоу с несчастной любовью. Ну просто «Жюль и Джим». Такое они видели исключительно в фильмах Трюффо [19]19
  «Жюль и Джим» – фильм Франсуа Трюффо (1962) о многолетнем любовном треугольнике, состоявшем из двух друзей и одной импульсивной женщины. Франсуа Трюффо (1932–1984) – французский кинорежиссер, один из основателей «Французской новой волны» в кинематографе.


[Закрыть], в местном кинотеатрике. А тут, во-первых, живьем, а во-вторых, совершенно бесплатно.

– Может, мне ее отвезти домой? – беспомощно сказал Мик.

– Non! Non!

– Или просто вывести прогуляться, чтобы успокоилась?

На этот раз Софи воздержалась от протестов.

– Сэл, ты как, не против? Мы просто погуляем… Пусть подышит свежим воздухом…

Салли окаменела. Она бы тоже сейчас с удовольствием забилась в истерике. Но меньше всего ей хотелось, чтобы это идиотство превратилось в любовный треугольник, с полагающейся кошачьей дракой, винными струями, плещущими во все стороны, ревнивыми обвинениями и ультразвуковым визгом. Она чувствовала, что все глаза в галерее теперь устремлены на нее – в жадном ожидании, что она немедленно подскочит к жениху и вырвет его из когтей обнаглевшей француженки.

– Нет, я не против, – сказала она, сознавая, до чего сухо и до чего по-английски себя ведет. На миг она даже пожалела о своей британской сдержанности. Француженка уже бы намотала на одну руку сальные патлы Софи, а другой лупила по ее страхолюдной физиономии. Ладони у Салли так и чесались.

– Просто… – Мик опустил глаза на Софи, – ее нужно отсюда увести…

– Пожалуйста! —взмолилась Моника.

Похоже, в ее элегантной галерее событий такого масштаба еще не случалось, и бедняжка оказалась не готова к истерикам французских художников. Вот владелец галереи в Ист-Энде пришел бы в дикий восторг и наверняка уже названивал в «Индепендент», дабы в красках расписать самые сочные детали скандала. Но Моника желала, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

– Пошли, Софи, – сказал Мик. – Пошли погуляем.

Доволочь Софи до дверей оказалось непросто, поскольку она вцепилась в Мика намертво и не отпускала; они медленно брели сквозь толпу, которая расступалась перед ними, точно волны Красного моря перед Моисеем.

– Я позвоню, как освобожусь, – сказал Мик, проходя мимо Салли. – Я тебя люблю, Сэл.

Поцеловать невесту ему не удалось, потому что повисшая на нем Софи внезапно энергично задергалась. Салли коснулась его руки, хотя внутри все так и бурлило, как в котле у безумного химика. Она бы ничуть не удивилась, если бы изо рта у нее вдруг повалили клубы дыма и полезла пена.

Мик и Софи наконец очутились на улице, и в зале воцарилась гулкая тишина. Толпа дружно развернулась к окнам, следя за парочкой, пока та не скрылась из виду. Все надеялись, что Софи оторвется от Мика и бросится под машину или отколет что-нибудь еще столь же драматичное. Затем раздался коллективный разочарованный выдох, и все так же дружно повернулись к несчастной Монике, стоявшей в центре зала. Волны Красного моря сомкнулись, и Монику захлестнул девятый вал страстных и, судя по выражению ее лица, оказавшихся совершенно неожиданными требований продать работы Софи. Любители искусства в галерее Сент-Джонз-Вудс ничем не отличались от прочих: от художников они ожидали прежде всего диких выходок, а Софи только что вывалила на них вагон и маленькую тележку этих самых выходок. Размахивая чековыми книжками, публика обступила Монику. По крайней мере, для нее все вышло удачно.