Текст книги "Разрыв (ЛП)"

Автор книги: Лорен Де Стефано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Все дни похожи друг на друга, и следующий день и следующий. Я не задаю вопросов и Рид этого не делает. Он дает мне задания, и я их выполняю. Одна часть за один раз. Я до последнего не знаю, что я собираю. Я наблюдаю за ним. Он проводит много времени под машиной или в том сарае за закрытой дверью.

У меня не было особого аппетита. Самой безопасной едой на его кухне, были яблоки. Это единственное, что я могла бы съесть. Они не ультра – зеленые или красные, какие были в особняке. Они пестрые, испорченные и мучнистые, я думаю, фрукты, которые растут сами по себе, и должны быть такими. Они более естественные.

На четвертое утро, когда я поднимаюсь с кровати, я замечаю, что головокружения и бликов света больше нет. Боль в моем бедре притупилась, и швы начали рассасываться.

– Я думаю, уехать завтра – говорю я Риду, сидя за рабочим столом друг напротив друга. – Я чувствую себя намного лучше.

Рид берет лупу и смотрит на какое-то устройство – двигатель я думаю.

– Мой племянник все устроил для этой поездки? – спрашивает он.

– Нет – говорю я, прочерчивая пальцем вокруг горлышка банки, заполненной грязью и винтами. – Это не было частью соглашения.

– А мне кажется, что это не так – говорит Рид – На моего племянника это не похоже. Больше похоже на то, что вы убегаете.

История моей жизни. Я не могу этому возразить, поэтому я просто пожимаю плечами.

– Все будет хорошо – говорю я – Он знает, что нет никакой причины волноваться обо мне.

Рид мгновение смотрит на меня, сморщив лоб и подняв брови, прежде чем вернутся к своей работе.

– Факт, что ты здесь, говорит о том, что он волнуется о тебе – говорит он – Ясно одно, он не хочет, чтобы ты была рядом с его отцом.

– Вон и я просто несовместимы, – говорю я.

– Позволь мне предположить – говорит он – Он пытался что-то сделать с твоими глазами, для эксперимента. – Он с такой страстью говорит слово « эксперимент», что я смеюсь.

– Близко – говорю я.

Он прекращает работать, наклоняется вперед и смотрит на меня так пристально, что я не могу отвести глаз – Никакой катастрофы не было, не так ли? – спрашивает он.

– Что у вас в сарае? – задаю я встречный вопрос. Время вопросов началось.

– Самолет – отвечает он – Держу пари, ты подумала, что их больше не существует.

Верно, их практически не осталось. Большинство людей не знают, как ими управлять, они не знают, что такое полет на самолете. Большая часть грузов транспортируется грузовиками. Но у президента и избранных богатых людей, они есть и для работы и для досуга. Вон мог иметь такой, если бы захотел. Но я предполагаю, что то, что Рид называет самолетом, не иначе как куча разных запчастей, собранных вместе. Я смотрю на стол. Он ответил на мой вопрос, а теперь он ждет, что я отвечу на его.

– Вон использовал меня, чтобы найти противоядие – отвечаю я – Что-то в моих глазах заинтересовало его. Что-то вроде мозаики или еще что-то. Его трудно понять.

Тогда во мне было столько лекарств, что я думала, что потолочная плитка пела мне. Тогда дни казались слишком яркими, но теперь оглядываясь назад – память, бут-то потерялась, в конце длинного коридора. Я не могу вспомнить большую часть из всего этого.

– Не похоже, чтобы мой племянник такое позволил – говорит Рид – Не пойми меня превратно, бедный мальчик все еще, как кролик за пазухой у льва.

Животные – часть прошлого. Но это сравнение очень подходит к этой ситуации.

– Он не знал – говорю я – И когда я ему сказала, он не поверил мне. Что все было настолько плохо. И все еще не верит. Поэтому мы решили, что будет намного лучше – я делаю паузу, подбирая более подходящие слова – Если я уеду. У него и Сесилии есть ребенок, и скоро родится еще один, а я должна найти своего брата.

И Габриэля, но для этого потребовалось бы еще больше объяснений, а я уже чувствую себя больной и истощенной, слишком много было сказано сегодня.

Унылая боль бьет в мое сердце, когда Рид спрашивает:

– Зачем тогда ты до сих пор носишь его кольцо?

Мое обручальное кольцо. С выбитыми цветами вокруг него, без начала и конца. Несколько раз я пыталась разрезать его чем-нибудь острым. Разъединить ветки, чтобы они наконец-то закончились.

– Я могу увидеть самолет? – спрашиваю я – Он летает?

Он смеется и этот смех не похож на смех Вона, в нем есть теплота.

– Ты хочешь посмотреть самолет?

– Конечно – говорю я – Почему, нет?

– Я думаю, конечно, я не стану возражать – говорит он – Просто до этого прежде никто не спрашивал.

– У вас в сарае самолет и никто никогда не хотел его посмотреть? – спрашиваю я удивленно.

– Большинство людей, не знает, что там находится – говорит он – Но ты мне нравишься. Поэтому, возможно завтра. На данный момент у нас есть другие дела.

Той ночью, я лежу во дворе Рида. Он бесконечен, за сотни миль нет ничего, кроме высокой травы и полевых цветов. Я лежу на земле и думаю, что есть где-то апельсиновая роща, поле для гольфа, ветряная мельница вращается, и мигает маяк. А еще конюшни, где Роуз и Линден, раньше, держали лошадей. А здесь где я лежу, был бы бассейн. Я могла бы плавать на надувном плоту и маленькие воображаемые гуппи щелкали бы телами вокруг меня в мерцании света. Я думала, что это все исчезло из моей памяти, но это продолжает сидеть в моей голове.

Что-то шелестит поблизости, и я поворачиваю голову, наблюдая, как двигается трава. Меня посещает ужасающая мысль, бут-то кто-то хочет предупредить меня. Я сижу, задержав дыхание, и пытаюсь прислушаться. Но порыв ветра мешает мне. Мне кажется, кто-то зовет меня по имени. Нет, тот голос не принадлежит ветру, хотя так было бы намного лучше.

– Рейн?

Я откидываюсь на локти рук, и полностью наклоняю голову, чтобы видеть того кто меня зовет.

– Привет – говорю я.

Луна полная и сияющая, как ореол вокруг его головы. Его завитки – его темная корона. Он мог бы быть принцем.

– Привет – говорит Линден – Я могу сесть?

Ложусь всем телом и чувствую холодную землю под собой. Я киваю. Он садится рядом со мной, осторожно, чтобы не дотрагиваться до моих волос. Они рассыпались по земле. Светлые волосы везде.

– Не думала, что ты вернешься – говорю я, сосредотачиваясь на бумажном змее из звезд. Я ищу других бумажных змеев или людей. Линден сидит рядом со мной. Все о чем я могу думать – это то, что трава оставит грязные следы на его белой рубашке. Он испачкается и свои волосы тоже. Я думаю, он хочет мне доказать, что он может быть таким же, как я – не настолько опрятным и не настолько красивым.

– Я не посылал своего отца – говорит он – Я и не знал, что он может приехать.

Он не говорит, что его отец, вероятно, отследил мое местонахождение, используя устройство, внедренное в Сесилию. Линден лично убедился в том, что он был в моей ноге.

– Кажется, ты говорил мне, что знаешь его очень хорошо – бормочу я. Не оглядываясь назад, я могу чувствовать его пристальный взгляд.

– Он пытался защитить меня – говорит Линден – Он знал, насколько это будет трудно для меня, увидеть тебя вновь.

– Что ж ты поберегся – говорю я – Зачем ты приехал?

– Мой дядя позвонил мне сегодня – говорит он.

– Я не знала, что у вас есть телефон – говорю я с удивлением. Так или иначе, я чувствую себя одураченной. Это говорит о том, что во время нашего брака, который был лишь иллюзией, Линден не смотрел на меня, как на равную. Я всегда была пленницей.

– Он сказал мне, что ты уезжаешь – говорит Линден – Он сказал, что ты планируешь просто сбежать, оставить все.

– Что-то вроде того – говорю я.

– Это часть плана? – спрашивает он – Что ты собиралась делать без денег? Транспорта? Еды? Где бы ты спала?

Я качаю головой:

– Это не имеет значения.

– Конечно, это имеет значения.

– Это потому, что Рид позвонил тебе, не так ли? Он хотел, чтобы ты поговорил со мной, прежде чем я уеду.

Я подавляю крик отчаяния.

– Пожалуйста, пусть это будет моей проблемой – говорю я – Не твоей.

После этого он молчит. Тишина добавляет странный элемент к воздуху, загрязняя лунный свет, мне трудно дышать. Планеты наклоняются послушать. И наконец, я не выдерживаю:

– Просто скажи это – говорю я ему.

– Сказать, что?

– Независимо от того, что ты мне скажешь. Я выслушаю все. Я могу это выдержать.

– Ничего такого я не хочу сказать – говорит он мягко – Да, я, конечно, злюсь на тебя. Скорее у меня вопрос.

Я опираюсь на один локоть, чтобы его видеть, и он делает тоже – самое. В его глазах нет никакой злости, но и доброты тоже нет. Только зелень.

– Той ночью на вечеринке, ты сказала, что любишь меня. Это было правдой?

Я смотрю на него долгое время, пока он не растворяется в ночи, словно тень.

– Я не знаю – говорю я ему – Если и любила, то этого было не достаточно, чтобы заставить меня остаться.

Он кивает. Линден поднимается, очищает заднюю часть брюк и протягивает мне руку. Я позволяю ему поднять меня на ноги.

– Не уезжай завтра – просит он – Пожалуйста. Дай мне шанс, хоть что-то понять. Если я просто позволю тебе уехать, то Сесилия мне этого никогда не простит.

– Она будет в порядке – говорю я – Вы ничего мне не должны.

– Тогда подумай об этом как о предложении – говорит он – Я не хочу, чтобы Сесилия сердилась на меня.

Я колеблюсь:

– Сколько времени?

– Возможно несколько дней. Может меньше.

– Хорошо – говорю я – Несколько дней, а может и меньше.

Его губы шевелятся, мне кажется, он хочет улыбнуться, но он этого не делает. В прошлый раз, когда я видела его, в нем были слова и мысли, гнев и возбуждение. Я могла их ощущать. Но теперь они ушли. Интересно куда он их дел. Кричал ли он их в апельсиновую рощу с воображаемым прахом его мертвой жены и ребенка. Когда он открывает рот, все, что он говорит:

– Если ты остаешься, то ты должна носить свитер. Я упаковал один в твой чемодан.

Он разворачивается и идет к лимузину. Лимузин стоит в стороне.

– Все это не было ложью, Линден – говорю я, он останавливается в нескольких ярдах. Мой голос слаб, и становится тише с каждым словом. – Не все, не все это.

Он забирается на заднее сидение, не давая признака, что верит мне.

Глава 5

Рид сидит за столом, наблюдает за мной, как я перекатываю яблоко из одной руки в другую. Возможно, он прав, мне необходимо поесть. Я не могу даже вспомнить, когда у меня был нормальный аппетит. Даже если бы мне подали деликатесы, я бы все равно не смогла бы их съесть. Я опускаю глаза. Я не хочу чтобы Рид видел мое поражение. Я не хочу чтобы он видел что Вон победил меня, потому что, все мои неудачи именно из-за этого человека. Разлука с братом, потеря Дженны, видеть слезы в газах Сесилии, отъезд Габриэля, если не хуже, неприязнь Линдена ко мне. Я сомневаюсь и не знаю как лучше. Я думаю, о том, что, то что Линден сказал вчера вечером, верно: это не самый лучший план.

– Ты собираешься его есть или хочешь оставить на нем отпечатки своих пальцев? – спрашивает Рид.

Я аккуратно кладу яблоко на стол и убираю руки на колени. Он наклоняет голову, наблюдая за мной. Он ест поджаренное во фритюре тушеное мясо. Запах отталкивающий; часть соуса капает ему на рубашку.

– Что ж, хорошо – говорит он – И сегодня тоже никакой еды. На чем ты держишься, скажи мне?

– Кислород – говорю я тихо.

– Ты должна чем-нибудь его приправить – говорит он мне. Это его способ вести разговор. Я думаю, он меня жалеет.

– Тогда, вопрос – говорю я.

Он кидает ложку в миску:

– Хорошо. Давай свой вопрос.

Я думаю, как получше его задать.

– Вы и Вон совершенно разные – начинаю я – И мой вопрос такой. Всегда ли было так? Вы сказали, что мама о нем не заботилась.

Рид широко улыбается.

– Он все время был тихоней. Я не имею в виду вежливость или гордость. Я говорю о том, что он все время о чем то думал.

– Он и сейчас такой – говорю я.

Я пытаюсь вообразить Вона ребенком или подростком, но у меня не получается. Все, что я могу видеть, это более молодая версия Линдена, с темными глазами вместо зеленых.

– Но он не был таким целеустремленным, пока не умер его мальчик – говорит Рид – Именно тогда, он повторно запрограммировал лифты, так, чтобы только он мог получить доступ к подвалу. – Я никогда не знал, что там происходит.

– Он раньше разрешал вам туда приезжать? – спрашиваю я, думая о том, что говорил Рид мне о Воне, то, что он не разрешает ему туда приходить.

– Я раньше жил там – говорит Рид – Когда родители умерли, они оставили тот дом нам обоим. Наш отец был архитектором, и это была старая школа-интернат, которую он отреставрировал. Вот почему это так важно. Ты наверно думаешь, такой большой дом, столько пространства. Нам достаточно для двоих. Но мы оказались друг у друга на пути. Нам не хотелось ничего менять.

– Дедушка Линдена был архитектором, – говорю я спокойно, скорее себе, чем Риду. Я очень рада, что Линден унаследовал данный ген. Это значит, что от своего отца он не взял ничего, он будет лучше, чем его отец.

– Линден взял от него намного больше – соглашается Рид – Вон ненавидит, когда я ему об этом говорю. Ему больше по душе думать, что он – это единственная семья, которая есть у мальчика. Он никогда не говорит о матери или о брате Линдена, который умер еще до того как он родился. Это одна из причин, из-за которой мы все время спорим. Мы с братом уже шли по лезвию ножа, но мне кажется, последней каплей стало, когда Линден заболел.

Я поднимаю свою голову. Линден рассказывал мне о том времени, в детстве, когда он был очень болен. Он слышал голос отца, когда был в бреду. Вон звал его, но в ответ он молчал. Он уже собирался его отпустить, попрощаться, но так или иначе, все же выжил. Рид смотрит куда-то поверх моего плеча, на полки с инструментами.

– Бедный мальчик – говорит он отстраненно – Я действительно думал, что он умрет.

– Что это было? – спрашиваю я, и он снова переводит взгляд на меня – Что сделало его настолько больным?

– Я могу рассказать вам версию Вона или высказать свою версию.

Я хмурю брови:

– Вы считаете, что Вон как то причастен к этому?

– Не нарочно – говорит Рид – Я не думаю, что он хотел навредить ему. Но мне кажется, это был некий эксперимент, над которым он потерял контроль. Я спрашивал его об этом, но он попросил меня уехать.

– И вы уехали? – спросила я.

– Я уехал – говорит он – Так или иначе, у меня есть собственный дом. Я был бы рад взять племянника с собой, но Вон не дал бы мне этого сделать. Нет такого места где бы он нас не нашел, а особенно его.

– Я знаю – шепчу я.

– Ну, что ж, – говорит Рид, хлопая ладонями по столу, миска подпрыгивает, тем самым пугая меня – Ты просила ответ на один вопрос, а получила всю историю. Как себя чувствуешь?

В ответ я беру яблоко и откусываю от него кусочек.

– Заканчивай свой завтрак и убери волосы. У меня для тебя есть новое задание.

– Новое задание? – спрашиваю я, прежде чем откусить еще кусочек.

– Задание касается уборки – говорит он. Он бросает свою миску в мойку и подмигивает мне – Я думаю у тебя достаточно опыта, чтобы заставить вещи сиять.

Как только доедаю яблоко, я бросаю огрызок в груду компоста, который Рид разместил за окном. Хорошая защита от мух. Он проходит мимо меня к сараю и идет дальше.

– Я собираюсь кое– что тебе показать. Совершенно секретный материал – говорит он. Я не могу понять, шутит он или нет – Мне не хотелось бы, чтобы об этом кто– либо узнал, иначе тогда, это был бы не секрет.

Он возится с замком, пытаясь открыть его без ключа. Тогда он открывает дверь, отходит в сторону и делает торжественный жест рукой, приглашая меня войти. Здесь темно, пока он не щелкает выключателем. И крошечные лампочки тянутся по потолку, освещая стены и все пространство вокруг.

– Ну, что думаешь, куколка? – спрашивает Рид.

– Это самолет… В вашем сарае?! – Я не могу скрыть своего удивления. Он говорил мне, что именно здесь находится, но я все равно удивлена. Он ржавый и несуразный, но у него есть корпус и крылья, и он занимает почти все помещение.

– Как вы его сюда поместили? – спрашиваю я.

– Я не помещал – говорит он – Большая его часть уже была здесь. Я думаю, что вероятней всего он разбился при посадке, сорок или пятьдесят лет назад. И был здесь брошен. Ну а я решил его сделать, чтобы на нем можно было летать. Из-за погоды это оказалось затруднительно, поэтому я построил над ним, этот сарай.

Все это кажется невероятным даже для него, чтобы это сделать.

– Как вы вытащите его отсюда? – спрашиваю я – Как заведете, не задохнувшись ядовитыми парами?

– Я еще не думал об этом – говорит он – В любом случае он еще не готов лететь.

Я смотрю на него и мне, почему то становится смешно. Я впервые смеюсь за эти дни. Или неделе. Или возможно, месяцы. Рид – гений или сумасшедший или и то и другое. Но если он сумасшедший, то и я тоже, потому что мне нравится этот самолет. Я никогда не видела такого прежде и истории что мне рассказывали, не готовили меня к такому зрелищу. Мне хочется подняться в него. Я хочу, чтобы он нес меня высоко– высоко и, чтобы трава становилась все зеленее и все дальше. Рид смеется, когда дергает ручку кривой двери. Похоже, она, когда то принадлежала автомобилю или была переплавлена. С ужасным ржавым шумом она открывается вверх, как кривой палец, поднимающийся чтобы указать на меня. Дверь ведет в небольшую кабину, где есть мониторы и кнопки и два полукруглых руля.

– Это вход для пассажиров – указывая мне на занавес, который служит дверью.

Пассажирская кабина полностью бежевая и красная, она похожа на рот. Почти как человеческий. Когда я была прикована к постели в особняке, Линден читал мне историю об ученом по имени Франкенштейн, который создал человека из мертвых частей тела. В итоге Франкенштейн дал этому телу импульс и заставил его дышать. Мне кажется, этот самолет, чем то похож на него. Внутри самолет намного больше, чем кажется снаружи. Потолок достаточно высокий, даже Рид, который выше меня, может выпрямиться почти во весь свой рост. Есть комната, которую можно обойти кругом. Красные кресла установлены к стене. Встречаются и по четыре и по два кресла. Ковер бежевый и заляпанный, как и стены. То, что Рид называет складом – фактически просто шкаф. Открытие его двери, уменьшает пассажирскую комнату вдвое.

_ Позже будут удобства получше, – говорит Рид, стоя за занавесом, который отделяет пассажирскую кабину от кабины пилотов. Он смотрит на меня потому, что я открываю одну из дверей. Обувные коробки падают на меня, и все их содержимое вываливается мне на ноги.

– Я думаю, это и будет твоей работой.

Это легкая и однообразная работа. Сортировать медикаменты кроме сухих закусок и помечать коробки. Рид работает снаружи. Я слышу, как он бьет по запчастям и шлифует их, пытаясь их соединить их. Он говорит, что как только закончит ремонт, нарисует его. Говорит, что это будет красиво. Мне тоже так кажется.

Я открываю другую коробку, в ней полно носовых платков. Я тут же их узнаю. Они точно такие же, как в особняке: просто белые, с единственным красным цветком, вышитым в уголке. Такой носовой платок давал мне Габриэль, и я хранила его, пока жила в особняке. Тот же самый цветок, что выбит на железных воротах.

– О, это? – говорит Рид, когда я спрашиваю его о них. Он не отвлекается от своей работы. Он сидит на одном из крыльев, придавливает железный лист и крутит отверткой, отмечая, куда войдут винты – Мне кажется, что из них получаться неплохие бандажи, положите их вместе с медикаментами.

– Откуда они взялись? – спрашиваю я.

– Раньше они принадлежали школе – интернату – отвечает он – Много вещей осталось, когда мои родители купили это здание – носовые платки, одеяла, какие-то вещи.

– Но, что это за цветок? – спрашиваю я.

– Это – лотос. – отвечает он – Не похож не на один цветок, если вам интересно, но единственное, что я знаю. Школу назвали Академией Чарльза Лотоса для девочек.

– Чарльз Лотос? Его имя было Лотос?

– Да. Теперь возвращайтесь к своей работе. Я не дам вам жить здесь, съедая все яблоки и кислород бесплатно, так и знайте.

Остальная часть дня тратится на работу по дому. Я убираю носовые платки и прячу их вместе с медикаментами. Я не хочу больше их видеть. Это – моя ошибка надеяться, что они символизируют, что то важное, верить, что все, что есть в особняке, может означать что-то хорошее.

Я принимаю душ и ложусь спать рано. Небо, все еще розовое зарево. Я прячусь под одеялом. Оно не очень толстое, поэтому большинство ночей я мерзну. Но прямо сейчас, мне кажется, что это самая тяжелая вещь в мире. Мне хорошо. Я не просто хочу спать: я жутко устала, мне хочется быстрее уснуть.

Утром слышу голоса. Что-то шипит и чавкает на сковородке. Чьи-то бегущие шаги и голос кричащий «Подождите», но шаги не слушаются. Моя дверь открывается, и я вижу Сесилию. Солнечный свет касается каждой частички ее тела, превращая ее в сверхъестественное создание. Она широко улыбается.

– Удивлена? – спрашивает она.

Я сажусь, пытаясь прийти в себя.

– Как ты… Как ты здесь оказалась?!

Она прыгает на мою кровать, толкая меня.

– Мы взяли такси – говорит она взволнованно – Я никогда в жизни на нем не ездила. Там пахло замороженным мусором и стоило кучу денег.

Я протираю глаза и пытаюсь понять то, что она говорит.

– Вы взяли такси?

– Лимузин у распорядителя Вона – говорит она – Он уехал на какую-то конференцию в эти выходные. Поэтому, мы приехали, чтобы тебя повидать.

– Мы?

– Я и Линден. – Она смотрит на меня и хмурится – Ты плохо выглядишь – говорит она – Ты сепсисом случайно не заболела, ведь нет? Здесь так грязно.

– Мне здесь нравится – говорю я, падая назад на подушки, делая вид, что не вижу, как пахнет затхлостью. Интересно, кто здесь спал до меня. Они наверно умерли в прошлом веке.

– Здесь хуже, чем в приюте – говорит Сесилия. Она гладит меня по ноге, затем встает и идет к двери – Так или иначе, вставай и спускайся вниз. Мы привезли тебе кое-что.

Я не тороплюсь одеваться, после того как она уходит. Я не спешу видеть в глазах Линдена пустоту, когда он увидит меня. Наверно я забыла причесать волосы, судя по тому, как все смотрят на меня, когда я вхожу в кухню. Сесилия любезно сообщает мне, что моя рубашка наизнанку.

– Она ничего не ест – говорит Рид извиняющимся тоном – Я пытался ее заставить, но это бесполезно.

Я сажусь на стул напротив Линдена. Он держит Боуэна, который тянется к полкам с вещами. Он хочет банки, которые поймали утренний свет: мне кажется, он думает, что в них маленькие кусочки солнца.

– Конечно, она не ела – говорит Сесилия, она обнимает меня, мягко распутывая мне волосы – Она ведь не хочет умереть.

Рид зажигает свою сигару, и бьет Линдена кулаком по плечу.

– Я хочу сказать, как же замечательно это должно быть и благословенно, присутствие твоих жен.

Сесилия отпускает мои волосы, тянется через стол и выдергивает сигару прямо из зубов Рида. Она тушит сигару об стол.

– Какого черта? – шипит Рид. Боуэн прекращает вертеться.

– Я беременна, придурок! – говорит Сесилия – Разве вы ничего не знаете о беременности? И в случае, если вы ослепли, есть еще пятимесячный ребенок, который находится рядом с вами.

Рид ошеломленно уставился на нее. Он сужает глаза и перегибается через стол, пока его нос не становится в дюйме от нее. И мне действительно кажется, что он собирается ее задушить – Линден напрягается, готовый его остановить – но Рид только ворчит и говорит:

– Ты не нравишься мне, деточка.

Она прижимает руки к груди:

– Вы разбили мне сердце – говорит она, поворачивается и выходит из кухни.

Рид спасает тлеющую сигару и пытается вновь ее зажечь, ворча с каждой новой неудавшейся попыткой.

– Никак не пойму, что ты в ней нашел? – говорит он Линдену.

– Мне жаль – говорю. Я встаю и стряхиваю пепел себе в руку, а затем вытряхиваю в раковину – Просто она немного другая, на любителя.

Рид ревет от смеха:

– На любителя – говорит он Линдену, кладя руки ему на плечи – Посмотри, вот она мне нравится. И ты позволяешь ей сбежать.

Щеки Линдена краснеют. Сесилия возвращается с рюкзаком, переброшенным через руку. Он так же имеет вышивку лотоса на одном из передних карманов. Она хватает меня за плечи и снова сажает меня на стул, затем ставит передо мной контейнер из фольги и открывает крышку. Я сражена запахом душистого пара. Это пирог с ягодами от главного повара, покрытый сверху сахарными кусочками. Сесилия сжимает пластмассовую вилку в моей руке и говорит:

– Ешь.

– Позволь ей самой – говорит Линден – Она сама в состоянии это сделать.

– Как видишь, не в состоянии – говорит Сесилия – Посмотри на нее.

– Все хорошо – говорю я, и чтобы доказать это беру кусочек пирога. Какая то отдаленная маленькая часть меня признает, что это восхитительно, богато жиром и питательными веществами, то, что мне нужно. Но более сознательной части меня приходится тяжело протолкнуть пищу в горло. Сесилия продолжает распутывать мне волосы. Тишина напряженная и Рид ее ломает, говоря:

– Ну, я бы не хотел вас оставлять. Но у меня есть работа, которую надо сегодня закончить.

Он засовывает новую сигару себе в рот между зубами и идет к двери.

– Бери все, что захочешь – он смотрит на пирог, а затем бросает взгляд на меня, подняв брови – Хотя похоже у тебя уже есть все, что нужно.

Половицы скрипят под его ногами, когда он начинает спускаться. Как только он выходит, Линден говорит:

– Сесилия, ты была невероятно груба.

Она игнорирует его, напевая, и укладывая мне волосы на плечи так бережно, будто это дорогое платье. Я рада, что моя сестра по браку здесь. Иногда она невыносима, но мне она нужна. Я хочу обнять ее и позволить, ноше, что я несу исчезнуть. Но часть меня в бешенстве, что она возвратилась. Я уже попрощалась с ней, признала, что у нас не было выбора, кроме как смириться. Я не хочу снова говорить ей «Прощай».

Я чувствую, как Линден хмуро смотрит на меня. Я не могу повернуться, что видеть его.

– Ты не ешь – суетится Сесилия.

– Оставь ее в покое – говорит Линден.

Слишком напряженно. Слишком трудно. Я чувствую, что меня разрывает на части, но все же мой голос мягок, когда я говорю:

– Да, почему бы и нет? Почему бы вам обоим не оставить меня в покое? – Я смотрю на Линдена, потом на Сесилию – Почему вы вернулись?

Сесилия пытается коснуться моего лба, но я уклоняюсь от нее. Я встаю и иду к раковине. Их пристальные взгляды просто душат меня.

Сесилия смотрит на Линдена и говорит:

– Ты видишь?

– Видит, что? – говорю я, и на сей раз, мой голос намного громче.

Линден тяжело сглатывает, и пытается говорить дипломатическим тоном:

– Сесилия – говорит он – Почему бы тебе не прогуляться с Боуэном. Сегодня теплый день. Покажи ему полевые цветы.

Меня расстраивает, что она так легко соглашается. Прежде чем уйти, она бросает на меня хмурый взгляд, а затем поет что-то Боуэну, о нарциссах.

– Мне жаль – говорит Линден, после того, как она оставляет нас наедине – Я просил ее не давить на тебя. Она просто беспокоится о твоем состоянии.

Я это знаю. В этом она вся. Она самая молодая из всех жен Линдена, но все же ей всегда нравилось изображать мамочку наседку. Но Линден – он в этом браке дипломат. Он должен сказать ей, что я уйду навсегда. И я уверена, она бы с ним спорила. Она бы хлопала дверьми и не разговаривала бы с ним какое-то время. Но сколько бы это продолжалось? Одиночество заставило бы ее простить ему все, очень быстро.

– Ты не должен был привозить ее сюда – говорю я – И сам не должен был приезжать. Ты ведь знаешь, что ничего не сможешь сделать. Ты только продлеваешь наше прощание.

Я больше ничего не говорю. Каждый день, что он держит меня, мой брат, думая, что я мертва, способен на разрушения. И, тем не менее, я не могу так с ним поступить, чтобы сбежать ночью, за его спиной. Не снова, особенно сейчас, когда он так помог мне. Он смотрит на стену над моей головой. Я не могу прочитать его выражение. Он открывает рот, чтобы, что то сказать, но передумывает. Я концентрирую свой взгляд на полу, на трещине в линолеуме, которая похожа на очертания листика упавшего с дерева.

– Я не могу поверить тем вещам, которые ты говорила мне про моего отца – говорит он – Ты ведь понимаешь это, не так ли? Я не могу пойти против него.

Мне казалось, он был на моей стороне, тогда, когда спас меня из лап своего отца и пытался остановить кровотечение. Казалось, он был на моей стороне, когда спал на стуле у моей кровати и уверял меня, что не позволит своему отцу переступить порог той палаты, пока я в ней нахожусь. Но самое невероятное это то, что я действительно понимаю. Все время пока Вон контролировал моих сестер по браку и меня, с воротами и голограммами, он контролировал и своего сына. Вон единственная константа Линдена. Какой у Линдена может быть выбор, он любит своего отца, хотя если рассудить, что есть хорошего в этом человеке, который его воспитал? Я никто – чтобы судить. Нет такого числа зданий, которые мой брат мог разрушить, нет такого числа жизней, которые он может унести, я бы все равно любила его. Я киваю. А где-то очень далеко, в мире, где только зеленая трава, хохочет Боуэн.

– Я привез тебе кое-какие вещи – говорит Линден – Я хотел привезти больше, но подумал, что они только мешались бы тебе, если бы ты решила уехать. Еще я упаковал аптечку и деньги на проезд на автобусе. Ты должна быть осторожна, никто не должен видеть, что у тебя есть деньги – он смеется, но это больше похоже на кашель – Но ты, вероятно, знаешь об этом, не так ли?

– Ты не должен был этого делать – говорю я, но затем передумываю и добавляю – Но все равно, спасибо.

Он встает и придвигает спинку своего стула к столу, потом стул Сесилии, затем мой.

– Ты и Сесилия можете спать на кровати. Я посплю на диване в библиотеке моего дяди. Я поставлю плетеную кровать Боуэна в спальне, но ты не волнуйся, ночью обычно он спит.

– Вы действительно остаетесь на выходные? – спрашиваю я.

– Так будет лучше для Сесилии – говорит он – Она была не в себе в последнее время – он задерживается в дверном проеме на мгновение, поворачиваясь ко мне – Это даст вам обоим шанс как следует попрощаться. Это поможет ей отпустить тебя.