Текст книги "Разрыв (ЛП)"
Автор книги: Лорен Де Стефано
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 24
– Рейн – Сесилия прорывается через охранников Мадам и обнимает меня с удвоенной силой – Джаред рассказал нам, что произошло. Как ты могла оставить нас? Мы так волновались.
Она надушена как одна из девушек Мадам, но без вони и гниения. Она одета в блестящее платье, которое слишком ей велико, ее веки накрашены голубыми тенями, глаза теряются в них. Бусы висят у нее на шее. Все о чем я могу думать, когда она обнимает меня и говорит мне что скучала по мне, это то, что я не хочу возвращать их в особняк. Я не хочу возвращать ее к человеку, который убил наших сестер по мужу и вполне возможно причастен к жестокому выкидышу. Я уверяю ее, что поеду с ней обратно в особняк, что я буду беречь ее. Я пытаюсь найти слова, но все что я нахожу – это чувство вины. Если что-то случится с Габриэлем, это будет моя вина. Если с ней что-то случится, это будет моя вина. Когда мы отпускаем друг друга, она моргает, синие тени, то появляются, то исчезают.
– Ты одета в зеленую юбку – говорит она – Ты вернулась туда, не так ли?
– Да – говорю я чтобы просто с этим покончить – Он хочет встретиться снами у Рида, так чтобы мы могли забрать Боуэна и Элли.
Мы стоим на расстоянии от Мадам, которая смотрит на нас между охранниками, но не приближается. Она достаточно далеко чтобы нас услышать и машина Вона стоит там где ее невозможно увидеть, пока водитель ждет нас. Мы одни, вдали от возможности быть подслушанными или записанными, и может быть это единственный шанс, который у меня есть, чтобы сказать Сесилии правду о Габриэле, и о том, что я видела на Гавайях, пугающую и удивительную реальность, что еще есть жизнь, а не то, чему нас заставляли верить. Я хочу. Я так отчаянно хочу кому-то рассказать, даже если это моя младшая сестра по мужу. Которая столь-же бессильна, как и я. Но я знаю, что я не могу. Раньше она знала мои секреты, и последствия были разрушительными. Этот секрет слишком драгоценен. Я не могу.
– Распорядитель Вон, нашел меня после того, как я нашла своего брата – говорю я – Мой брат сейчас в особняке. Это долгая история и я хочу тебе рассказать об этом, но…
– Ты приехала убедить меня и Линдена вернутся в особняк, не так ли? Это нормально. Я думала об этом, и Линден, мы говорили об этом, нельзя все время убегать и оставлять Боуэна одного. Лучшее что мы можем сделать, это вернутся домой.
Она снова обнимает меня. Ее переполняет энергия, и я не могу вспомнить, когда в последний раз она была такой счастливой.
– Я так рада, что ты вернулась – говорит она, теперь она тянет меня к Мадам и зовет Линдена.
Мадам хватает ее за платье, когда мы проходим мимо.
– Потише, детка! – рычит она, каким то русским акцентом – Ты хочешь разбудить моих девочек?
Я не помню, чтобы до этого, она называла ее «детка». Обычно это было «глупая девчонка» или «бесполезная».
– И сними платье – говорит она – Ты слишком тощая. Ты втаптываешь его в грязь.
Сесилия возится с юбкой, негодующе, но все еще в приподнятом настроении. Я думала, что мне придется убеждать ее, чтобы она вернулась в особняк, но, кажется, Линден, уговорил ее еще до того, как я вернулась. Упрямая, как и он, она всегда будет преданна ему.
Мы находим Линдена на каруселях, и я начинаю подозревать, что готовность вернуться в особняк, имеет много общего с тем, что она хочет увезти его подальше от того места, где так много воспоминаний о Роуз. Или хочет притвориться, что его отец совсем не тот, каким мы его знаем, потому что тогда, по крайней мере, Линден все еще может иметь отца. Он видит мое отражение в металле, в самом центре строения.
– Джаред говорил нам, что ты нашла своего брата – говорит он – Я рад.
– Спасибо – говорю я, мой голос тих, как и его. – Твой отец послал за нами машину. Он надеется, что ты вернешься домой.
Это заставляет его развернуться. Его глаза мертвы. Он выглядит так, как будто он не спал вообще, пока меня не было. – Это он? Сесилия, тогда ты должна вернуть это платье и эти вещи.
Сесилия понимает, и удаляется, на этот раз все проходит без происшествий. Как только она уходит, он пытается говорить, но слова не приходят.
– Я тоже кое-что узнала о своих родителях – говорю я – Не очень приятные вещи.
– Я читал о двадцать первом веке, когда был моложе – говорит он – Я хотел знать о таких вещах, как рак, мышечная дистрофия и астма. Я хотел знать, что может быть такого ужасного в этих болезнях, что мы так отчаянно пытались избавиться от них. Знаешь ли ты, что лечение рака является токсичным для организма? Родители предпочитают травить своих детей, если это может их спасти, чем ничего не делать и наблюдать, как они умирают. Я думал об этом, и думал о том, что ты сказала. О том стихотворении. Как и сотни лет назад, люди по прежнему задаются вопросом, почему они здесь. Я думаю, что люди всегда были в отчаянии. Я думаю, это было всегда, делать что-то ужасное, если это может помочь, когда единственная альтернатива – смерть. Может быть, именно это и происходит с родителями.
– Ты именно так относишься к Боуэну? – спрашиваю я – Ты причинишь ему боль, если будешь думать, что это поможет ему?
– Мне никогда не приходилось принимать подобные решения – говорит он – Как то я не могу заставить себя представить это.
– Может быть, это отчаяние – говорю я – Может быть, мы не можем позволить себе рассыпаться, не попытавшись. Мы не можем позволить себе отпустить людей, которых любим.
Он смотрит на меня и в солнечном свете его глаза оживают, приобретая зеленый оттенок с золотом.
– Иногда мы можем – говорит он.
Линден идет за Сесилией, и я говорю ему, что тоже скоро подойду. Я знаю, мы не вернемся сюда, и прежде чем мы уедем, мне нужно кое с кем увидится. Я нахожу ее в зеленом шатре, по локти в бочке с оранжевой краской. С салфеток, висящих на бельевых веревках, капает на ее волосы.
– Ты знаешь – говорит Сирень, не поднимая глаз – Я видела много глупых девушек, но ни одна так глупо не возвращалась сюда, если сбегала.
Ее темная кожа имеет зеленый оттенок. Ее глаза серебряная пыль, чтобы соответствовать ее холодным губам.
– Я никогда не вернусь сюда – говорю я.
Она смеется, подняв дырявую тряпку и вешая ее на веревку.
– Так, с этим парнем тираном, ты пытаешься сбежать, а?
– Все не так просто, как на самом деле – говорю я. Она криво ухмыляется, и мне неловко. – Он никогда не сделал бы мне больно, но это недостаточная причина, чтобы быть с ним.
– Ты не хочешь быть красивой вещью на полке – говорит Сирень, погружая маленькое платье для девочки в бочку с водой. Мадам, должно быть, переживает оранжевую фазу. Она любит подбирать цвета детям, которые исполняют поручения. – Я все понимаю. Мой муж тоже не был тираном. Не плохо выглядел, словно из первого поколения.
Сирень была замужем. Это не удивляет меня, так как я подозревала это. Я знала, что она была подобрана с улицы, как и Клэр и Сайлас я полагаю, и была продана в проституцию. Но это имело бы смысл, если бы она была продана в невесты. Она произведение искусства: ее зубы прямые, глаза знойные, она умная. Она товар в море умирающих девушек.
– Я застряла здесь на многие годы – говорит она – Я не думаю, что у меня был бы шанс сбежать отсюда. Я бы здесь не оказалась, если бы не Мэдди. Что-то было не так, даже когда она была еще в утробе матери. Мой муж хотел избавиться от нее, как только мы узнали: он хотел сделать это сразу, чтобы не терять время. Так что, я сбежала. Думаю, это стоило того.
– Ты знала, что я заберу ее обратно в Нью-Йорк – говорю я – Не так ли?
– Я надеялась.
Надежда, рискованная вещь. Ее надо было уничтожить, но мы даем ей жизнь. Девушки, которые умирают, оказывается, еще дышат. Девушки, которые находятся дома. Бездомные девушки. Мы боимся, что многое мы можем не увидеть, и поэтому держимся за нее обеими руками, потому что это одна из немногих вещей, которая не может быть украдена у нас.
– Она нашла там друга – говорю я – Я думаю, что она счастлива.
Сирень отжимает платье, оранжевый краситель утекает как кровь сквозь пальцы.
– Я рада – говорит она.
Я хочу предложить Сирень уехать отсюда, пока Мадам в хорошем расположении духа, я думаю, что так будет лучше. Сирень не показывает никаких признаков того, что она хочет уехать. Она продолжает окрашивать ткани, исполняет последний каприз Мадам. Она не смотрит мне в глаза, и мне кажется, что кожа у нее будет желтой после всей этой краски. Я подозреваю, что ее дни подходят к концу. Так что, все, что я говорю:
– Я провела какое-то время с твоей семьей. Они хотели бы, чтобы ты знала, что ты по-прежнему очень любима, Грейс.
При упоминании ее настоящего имени, она застывает. Только на мгновение, хотя и тогда она продолжает окрашивать ткани.
– Спасибо что Мэдди дома – говорит она – Я надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь. Береги себя, Рейн.
Ее глаза затуманились. Я думаю, что она больше не хочет меня видеть.
– Береги себя – это все, что я говорю.
***
Сесилия и Мадам стоят у ворот, держат друг друга за руки и негромко разговаривают. Линден стоит поодаль, смотря на колесо обозрения.
– Довольно эффектно, не правда ли? – говорит он – Ты смотришь на него и почти можешь услышать смех из другого времени.
– Мне тоже так кажется – говорю я.
Когда Сесилия видит Линдена и меня, она отрывается от Мадам и бежит к нам. Синий цвет был удален с ее век, теперь они серые.
– О чем они говорили друг другу? – спрашиваю я.
– Они стали друзьями – говорит Линден. Обычно он оберегает Сесилию, но сейчас он говорит об этом мягко. Кажется, он пришел в себя. Его сердце разбито и только Роуз бы знала, как починить его.
Когда мы идем к лимузину, Сесилия показывает мне шелковый кошелек, цвета фуксии, который Мадам подарила ей, он напичкан косметикой. Я не знаю, что делать с ее духами, может быть это связано с предвкушением встречи с Боуэном. Он, это все о чем она может говорить сейчас. Она лежит против Линдена, размахивая сумочкой у себя над головой, вспоминая о сыне. О его кудрях. О его смехе. О цвете его глаз, которые меняются каждый день. Она задается вопросом, начал ли он ползать, пока она была в отъезде. Линден смотрит, как я борюсь со сном. Я спустилась с самолета, обнаружив Габриэля в этом кошмарном месте, обманула брата, и путешествовала от Флориды до Южной Каролины. Я в ярости и не хочу засыпать, но мое тело больше не выдержит. Мир, движется, как будто в замедленной сьёмке. Голоса звучат глухо и далеко. Я слышу, Линден что-то говорит, это звучит как «иди сюда» и я чувствую, как мои щека ложится на его колено, и тогда все в мире исчезает.
Выбоина на дороге заставляет меня проснуться. Лимузин везет нас вниз по проселочным дорогам, я узнаю их. Когда мы останавливаемся у дома Рида, из верхнего динамика раздается водительский голос, чтобы сообщить нам, что распорядитель Вон просил подождать его здесь. У него важный проект, и его нельзя беспокоить до вечера. Интересно, этот проект «Роуэн» или «Габриэль». Сесилия открывает дверь, когда снимается блокировка и бежит к входной двери, зовя Рида и Элли. Мои мышцы затекли, и Линден терпеливо ждет, когда я выйду из машины, чтобы выйти следом. Он закрывает дверь позади нас и ждет когда отъедет лимузин, а затем спрашивает:
– Ты в порядке?
– Да.
– Ты врешь – Он убирает волосы мне за плечо, костяшки его пальцев дотрагиваются до моей шеи, и я не знаю, как я все еще стою. Я хочу упасть в его объятия. Я хочу рассказать ему все. Мое тело болит и мое сердце болит, и еще я в восторге от того что видела. Я взволнована, что может быть лучше того, что обещает нам мир, и в то же время, я боюсь. Я хочу взять его с собой. Я хочу, чтобы он увидел, что есть в нашей жизни нечто большее, чем умереть и быть спасенным.
– Линден?
– Что такое? – спрашивает он.
– Есть кое – что, что я хотела бы показать тебе, когда буду в состоянии. Мне кажется, ты не поверишь мне, если я расскажу об этом сейчас. – Я смотрю вниз, на то, как колышется трава, будто омывает мои лодыжки, полная красок. – А до тех пор ты можешь считать меня сумасшедшей. Но я думала о том, о чем ты говорил мне ранее. Я действительно рада, что мы родились. Я не могу представить ничего более важного, чем быть живой.
Я решаюсь взглянуть на него, но он совсем не улыбается.
– Тебе надо выспаться – говорит он.
Он не верит мне, но это нормально. Ты увидишь Линден. Ты увидишь, живой город и как меняются цвета в разное время суток. Ты увидишь, каким был мир, и каким он будет. Тогда ты поверишь.
Что-то хлопает, как выстрел. Мы поворачиваемся на звук. Еще один хлопок и еще.
– Пошли – говорит Линден. И мы бежим на звуки, которые ведут нас за дом, где у Рида находится его гигантский сарай.
– Дядя Рид? – кричит Линден.
Рид останавливается, когда видит нас:
– Эй! – говорит он – Вы вернулись! Идите и помогите мне с этим.
– Что это? – спрашивает Линден.
– Самолет готов к полету – говорю я, чувствуя азарт.
– Чертовски верно, куколка. Топоры есть в другом сарае.
Сесилия выходит из дома, Боуэн оседлал ее бедра.
– Что происходит? Что за шум? – говорит она, протягивая ребенка Элли.
– Мы собираемся в полет, малыш – говорит Рид, снова стуча молотком и топором, заставляя ее содрогнуться.
Я не могу сказать, одобряет ли это Линден, то чем мы занимаемся, но в любом случае он присоединяется к нам. Мы даже не заметили, как прошел час, пока не потеем и не задыхаемся, удивительно, как много времени прошло, прежде чем, мы наконец уничтожаем это сооружение. Теперь он готов к полету. Рид говорит:
– Еще один толчок, дети. Давайте поднатужимся.
С последней нашей силой мы нажимаем нашими телами на стену. Ноги Сесилии соскальзываю в траву, и она облокачивается, чтобы удержать себя от падения.
Я видела много разрушенных зданий в своей жизни, но никогда не видела, как это происходит на самом деле. Это поразительно как сложился сарай, будто закрылась страница книги. Линден и Сесилия оттаскивают меня назад, и мы наблюдаем, как трещат стены и падают ошметки. Куски падают на фоне из тучи грязи и пыли. Рид расчищает пол от обломков вокруг самолета. Сесилию распирает от смеха, потому что это величайшая вещь, которую она видела в своей жизни, она сама не очень-то верила Риду, когда он сказал ей, что в сарае у него стоит самолет.
К тому времени, когда садится солнце, мы убираем все обломки, что попали на крылья и на корпус самолета.
– Еще достаточно светло для полета – говорит Рид, залезая в кабину самолета.
– Вы уверены, что он взлетит? – спрашивает Сесилия.
– Сейчас мы это выясним – отвечает Рид – Залезай внутрь.
Сесилия поднимается, но Линден хватает ее за руку и говорит:
– Нет, любимая. Это не безопасно.
Она выхватывает руку и идет дальше.
– Оставайся здесь, если хочешь – говорит она – Я устала от тебя, ты всегда удерживаешь меня от всего.
– Любимая …
Она видит, что сделала ему больно и смягчается:
– Это будет весело – говорит она – Маленькое приключение.
Он тянет ее к себе, и она наклоняется вниз, а он поднимается на цыпочки, так чтобы их лбы могли касаться друг друга.
– Я почти потерял тебя однажды – говорит он.
– Ничего не произойдет – она целует его – Когда еще у нас будет шанс сделать что-то вроде этого?
Рида раздражает их поведение. Он запускает двигатель, и маленький пропеллер на носу самолета начинает вертеться, земля вибрирует, посылая волны через мое тело. Мы начинаем задыхаться.
– Трусы! – говорит он. Он садится в кресло пилота, и я поднимаюсь следом.
– Я иду! – говорю я. Сесть в полуразрушенный самолет и совершить полет без взлетной полосы, не самая сумасшедшая вещь, какую я испытывала на этой неделе.
– Нет взлетно-посадочной полосы – протестует Линден, пытаясь воззвать меня к разуму – И мой дядя не умеет летать…
Рид с грохотом закрывает дверь и гладит пустое место рядом с собой. В кабине так тесно, что не встанешь в полный рост. Очень много датчиков, больше чем я рассчитывала, и рычаги повернуты в разные стороны, но педали хотя бы отдаленно похожи на те, что в автомобилях.
– Ты можешь быть моим вторым пилотом – говорит он, показывая на сиденье рядом с ним.
От двигателя трясется весь самолет. Мое сердце колотится, но от предвкушения. Я хочу лететь за горизонт, как хочу сделать следующий вдох. Я всю жизнь провела на земле, глядя вверх. Я провела так много дней на батуте Дженны, достигая самых больших высот, каких могла. И теперь, когда я вкусила большую высоту, я не думаю, что это можно чем-то заменить.
Все-таки в словах Линдена есть смысл.
– Вы когда-нибудь летали? – спрашиваю я.
Рид выглядит обиженным.
– Я читал – говорит он – Я знаю все эти датчики и переключатели. И я летал раньше на самолетах, они все еще были популярны, когда я был мальчиком, ты же знаешь. Не смотри на меня так.
Сесилия стучит в дверь, и когда Рид открывает, она толкает ее, и входит, Линден идет следом за ней.
– Я уговорила его – говорит она.
Линден смотрит без особого энтузиазма.
– Это захватывает дух! – говорит Рид и гладит сиденье второго пилота, что было обещано мне – Лучший способ преодолеть страх, это взглянуть на него прямо, с лучшим видом.
После, Линден садится в кресло второго пилота. Сесилия запускает обе свои руки в его шевелюру, целует в макушку и что-то говорит низким голосом. Я вижу его нервную улыбку в отражении стекла. Здесь едва есть место для меня и Сесили и Рид говорит:
– Девочки вам лучше посидеть в салоне, на то время пока мы взлетаем.
Сесили и я идем через завесу, которая переносит нас в тесный пассажирский салон, и мы сидим друг напротив друга, касаясь коленями. Сесилия вцепилась в края сидения.
– Я в ужасе – говорит она.
Самолет дергается и глохнет, но потом мы трогаемся, и Сесилия с визгом хватает меня за юбку, словно лошадь под уздцы. Через овальные окна на каждой стене, мы смотрим как трава быстро начинает мелькать мимо нас, дом отходит все дальше и дальше, Элли стоя в траве качает Боуэна, держа его за шею чтобы защитить от ветра, мы являемся его причиной. Мы едим вперед, а затем взмываем вверх. Мы поднимаемся не на такую высоту как частный самолет Вона, но видна верхушка дома Рида, а потом мы поднимаемся настолько высоко, что не видно ни трещин на дорогах, ни сорняков в траве, и не скажешь, что деревья увядают. Все выглядит опрятным и здоровым. Когда Сесилия и я смотрим сквозь завесу в кабину пилотов, Рид смеется, а Линден побледнел.
– Видишь – говорит Сесилия – Все не так плохо.
Линден выглядит так, будто упадет в обморок. Он смотрит только на свою обувь. Я вклиниваюсь между сидениями пилотов.
– Представь, что мы не собираемся приземляться – говорю я ему – Представь, что мы летим прямо через океан, в место, где все живут по сто лет.
В ответ он впервые поднимает глаза к лобовому стеклу. Мы летим над пустыми полями и маленькими серыми озерами и редко разбросанными домами. Мы летим в длинный цикл, который в конечном итоге приводит нас к Риду. Линден все еще слишком взвинчен, чтобы говорить, но начинает понимать, что он летит, что есть в мире больше, чем то, что мы можем увидеть, стоя на одном месте. Я накланяюсь к Линдену, подношу ладошку к уху и говорю:
– Это и есть целый мир.
Он поворачивает голову ко мне лицом и наши носы почти соприкасаются. Он видит мою улыбку, видит, что я что-то скрываю, и думаю, что он понимает.
– Правда? – говорит он.
Сесилия и Рид что-то возбужденно говорят друг другу и не обращают на нас внимания.
– Я видела больше, чем это – говорю я – Я знаю, ты не веришь мне. Я бы тоже, не поверила.
Скепсис в его глазах перемешивается с надеждой. Год назад он бы и не посмел надеяться на что-либо вне стен особняка. Мне нравится думать, что я это изменила.
– С самого начала я не знал, какие сюрпризы ты мне преподнесешь – говорит он.
– Не все они плохие, да? – говорю я.
– В основном, хорошие, – говорит он – Но я выработал привычку верить тебе, когда не должен.
– Дай мне шанс доказать это тебе – говорю я – Дай мне время.
– Для тебя, всегда.
Он садится прямо, чтобы смотреть на нос самолета и счастье, которое появилось у него на лице, моментально исчезает. Через окно я вижу, как лимузин Вона, петляет по проселочным дорогам, ведущим к дому Рида. Единственный автомобиль на дороге. Сверху выглядит, как рыба, плывущая по течению.
– Мой отец.
И так заканчивается его метания акта неповиновения. Он понимает, где бы он ни был и чтобы не делал, как бы высоко не летал, он всегда будет возвращаться домой.
– Я никогда не услышу конец этой истории – ворчит Рид – Вернуться на свои места, дети. Мне надо придумать, как посадить эту штуку.
Он прогоняет Сесилию и меня через занавес.
Самолет уже трясет, но к тому времени, мы уже добираемся до своих мест. При посадке Сесили и я цепляемся друг за друга в ужасе. Я чувствую, как мы садимся на землю, а затем, как будто безнадежно мчим за домом Рида и я закрываю глаза в надежде, что мы ничего не заденем. Я упираюсь ногами в соседнее кресло, но когда самолет делает свой последний толчок, не смотря на все мои усилия, я лечу через крохотную каюту, и Сесилия врезается в меня. Шкаф для хранения распахивается и на нас обрушивается дождь из пакетов с едой и носовых платочков с вышивкой лотоса. Какое-то время стоит тишина. Двигатель молчит, но под ногами все еще гудит и шипит.
– Все живы? – спрашивает нас Рид.
Мы, спотыкаясь, проползаем через кабину и падаем на траву. У меня болит плечо, но все остальное в норме. Сесилия проверяет свои запястья, мне ей больно, в последний момент она сильно ушиблась. Линден ощупывает рукой свой висок, и она покрывается кровью, которая стекает по его щеке.
– Ой! – говорит Сесилия – У тебя кровь. Иди сюда, позволь мне посмотреть.
Он делает шаг в ее сторону. После этого все происходит как в замедленной съемке. Он делает следующий шаг, а затем падает. Я клянусь, что слышу звук его костей, когда он падает. Во рту кровь и пена, его глаза закрыты, и он дергается в конвульсиях. Сесилия бросается к нему и зовет его, но слишком боится прикоснуться к нему. Я слишком напугана, чтобы сдвинуться с места. Рид делает шаг, но видит, что Вон бежит к нам.
– Линден! – зовет Вон – Сын… не трогайте его! Не трогайте!
Он говорит эти слова снова и снова, задыхаясь и шепча их, когда падает в высокую траву и толкает Сесилию, стоящую у него на пути. Она отползает на несколько фунтов назад, а затем смотрит, не зная, что делать.
Линдена все еще в конвульсиях и странно шипит, я не уверена, но мне кажется, он пытается дышать. И, Вон, единственный из нас, кто должен знать, как это исправить, в панике. Его руки парят над лицом Линдена, желая прикоснуться к нему, чтобы успокоить, но он знает. Он знает, что Линден получил травму, куда серьезнее, чем внешние раны. Кровь струится из уха Линдена и это настолько ужасно, настолько невообразимо, что мой разум пытается сказать мне, что это всего лишь игра света. Только я знаю, что это не так. Во рту тоже кровь. Он тонет в ней.
«Существует человек, который утонет за тебя» сказала гадалка Аннабель.
Потом это повторяется и Сесилия стонет.
– О боже, боже, Линден.
Потому что она понимает раньше нас всех, что он не дышит. Вон говорит ей заткнуться, и она замолкает. Он проверяет пульс своего сына, а потом вытирает кровь и пена изо рта. Он нащупывает сломанные ребра, а затем нажимает кулаками на грудь и заставляет кислород бежать в легкие. Из всех инструментов, оборудования, которое у него есть, чудо инженерии, которое он придумал, чтобы спасти своего сына, он использует голые руки. Этого недостаточно. Даже я знаю это. Солнце садиться и все окрашивает в золото. Крошечный самолет. Кудри Линдена.
Вон настойчив. И я знаю, что все кончено, когда слышу его всхлип и гулкий баритон. Я никогда не видела его плачущим, и не думаю, что увидела бы. Это должно быть что-то большее, чем конец света, чтобы довести Вона Эшби до слез.
